Проспав с час, Ардеа встал бодрым и в обычном расположении духа.
— Вы оказались слабее и впечатлительнее, чем я думал, — сказал ему Сагастос, прибавив, что сегодня они никуда уже больше не поедут.
— Я не знаю, что такое со мной случилось. Обыкновенно, я вовсе не так впечатлителен, — ответил, краснея Ардеа. — Но запах крови был так удушлив, а потом эта ужасная музыка окончательно потрясала мои нервы. Клянусь вам, что бывали звуки, производившие на меня впечатление, точно мое тело резали бритвой.
— Да, дикие и раздирающие звуки сильно действуют на нервную систему; но это-то в данном случае и надо. Вы сами понимаете, что для того, чтобы встряхнуть, матерых и грубых ассуров, нужны меры энергичные, — с улыбкой заметил Сагастос.
— Но зачем нужно возбуждать их нервы, и что значит, наконец, эта погребальная церемония, когда нет самих покойников? Или все это совершается просто в память о них?
— Нет, погребение было настоящее. На третьем дворе, находящемся за храмом, постоянно пылает костер, на котором жрецы и жрицы сжигают приносимые родственниками тела. Пепел вместе с сосудами отдают родным; а потом в храм приводят животных для жертвоприношения и дымящеюся кровью их смачивают прах, который бросают потом в огонь, горящий перед статуей. Вы это сейчас видели. Ассуры верят, что таким образом они очищают души умерших и освобождают их от оков плоти.
И странная вещь! В силу их воли и восторженной веры, в облаках дыма мелькают неясные тени, в которых, однако, они узнают своих близких. Для того-то именно, чтобы вызвать такую возбужденность, такую способность видеть призраки, поются и играются те гимны, которые произвели на вас столь подавляющее впечатление.
— Как я жалею, что моя глупая впечатлительность помешала мне видеть до конца церемонию.
— Это беда поправимая. Послезавтра мы снова побываем в храме, и вы все увидите.
— Почему же послезавтра?
— Завтра мы отправимся на свадьбу, чтобы рассеять тяжелое впечатление, произведенное мрачной церемонией. Роху-Цампи сообщил мне, что один из его родственников, очень богатый землевладелец, выдает замуж дочь, и я сказал, что мы тоже приедем на свадьбу.
— Как? Без приглашения?
— Приглашать нас они не смеют, а должны считать за особую честь и счастье, если мудрецы Великого храма магии пожелают присутствовать на этом семейном торжестве. Само собой понятно, что мы должны сделать подарки.
— Но, ведь, у нас их нет!
— Нет, есть, так как я предвидел такой случай. Завтра мы распакуем наши пожитки.
На следующий день оба путешественника надели парадные одежды. На этот раз они были во всем белом, и на груди Сагастоса сверкал осыпанный драгоценными каменьями большой нагрудник, а князя украшала богато отделанная звезда, больших, чем обыкновенно, размеров. Затем маг вынул из чемодана два дорогих золотых кубка и подал их Ардеа.
— Вот ваш подарок. Вы поднесете их новобрачным на подносике, когда они вернутся домой; один будет с молоком, а другой с медом. Все это приготовит вам Ники-Цампи, когда придет время.
— А вот и мой подарок! — прибавил он, открывая футляр, в котором лежала небольшая тарелка и два кольца: одно с зеленым камнем, а другое с красным. — Это магические кольца, приносящие счастье и богатство. Много невест позавидуют этому дару! — лукаво улыбаясь, прибавил Сагастос.
— Ну да, потому, что подарок — ценный и, кроме того, исходит из рук посвященного? — спросил Ардеа.
А еще потому, — и это главное, — что кольца дают жене верную защиту против людоедских вкусов супруга. Почти не бывало примера, чтобы муж осмелился скушать жену, которой высший посвященный надел на руку магическое кольцо, вносящее в семью здоровье, изобилие и охраняющее от пожара, молнии и других несчастных случаев. По их верованиям, вместе с насильственной смертью жены, которой покровительствует такое высшее существо, как мы, пропадает магическая сила кольца.
— Следовательно, вы приносите в дар новобрачной жизнь, — со смехом сказал Ардеа.
Вошедший Роху-Цампи прервал этот разговор.
С сияющим лицом он поклонился до земли, и объявил, что прибыли посланные его двоюродным братом, Орили-Цампи, носильщики, которые должны доставить к нему знатных гостей, удостаивающих его дом своим посещением.
Поблагодарив за любезность, Сагастос и Ардеа направились к выходу.
У дверей их ждали восемь носильщиков, в ярком одеянии и украшенных цветами шляпах, музыканты и паланкин с мягкими подушками, убранный гирляндами цветов.
Когда маг и Ардеа сели в паланкин, носильщики, — настоящие гиганты, — как перышко, подняли их на плечи, и шествие, окруженное всей семьей Роху-Цампи, двинулось в путь.
Дом Орили-Цампи тоже находился в предместье. По случаю семейного торжества все здание было убрано гирляндами зелени и разноцветными флагами, а ступеньки лестницы устланы коврами. Во дворе стояла уже целая толпа приглашенных. Под деревьями были накрыты столы, ломившиеся под массой различных блюд, и около громадных, величиной в человеческий рост, амфор стояли слуги, наполнявшие кубки, которые усердно подставляли им гости.
Все весело ели и пили, хотя хозяев дома не было видно. Сагастос объяснил князю, что родители и родственники появятся вместе с невестой после того, как приедет жених.
Вдруг раздались громкие трубные звуки, и толпа гостей разделилась, образовав посредине широкий проход. Одновременно распахнулись двери дома и ворота, которые вели во второй двор. На лестнице, покрытой ковром, появилось двадцать молодых девушек, которые несли короба, шкатулки и разные корзины.
— Смотрите, Ардеа! Это несут приданое невесты. Теперь наступает самая торжественная минута церемонии, так как каждый ассур старается удивить всех богатством и числом вещей, которые дает в приданое за дочерью. В этом отношении, соперничество бывает громадное.
За девушками с лестницы сошли молодые люди, — братья и родственники невесты, неся большие сундуки, объемистые свертки и самые разнообразные хозяйственные вещи; а за ними, со второго двора, потянулись тяжело нагруженные телеги. В толпе пронесся рокот одобрения, перешедший в восторженные крики, когда появились двое мужчин, которые не без труда вынесли, очевидно, очень тяжелый сундук. Сундук этот один занял целую телегу.
— Это наличный капитал, который с собой приносит невеста. И чем больше такой сундук, тем больше чести отцу, — проговорил Сагастос на ухо князю.
Как только телеги выехали на улицу, со второго двора вышел человек с двумя большими длинноухими животными, с колокольчиками на шее. Сыграв песню на длинном увитом лентами рожке, человек этот сделал знак рукой, и за ним потянулись стадо; за первым прошло еще несколько стад. Перед каждым из них шел свой пастух со сторожевыми собаками.
Со всех сторон неслись шумные крики восхищение. Очевидно, Орили-Цампи делал все на широкую ногу.
Настала ночь, и вдруг вспыхнула иллюминация, осветившая дом, двор и сады. На фасаде и над дверями дома появились разноцветные лампионы. Все гости, во главе с Сагастосом и князем, прошли в большую почетную залу, и едва успели они разместиться, как громкие крики и возгласы с улицы возвестили прибытие жениха.
Жених, — рослый, дородный малый, — был одет в красные одежды, вышитые белым. За ним шел его ближайший друг, который нес его убранную цветами шляпу.
— Жених является с обнаженной головой, показывая этим, что он, в качестве просителя, почтительно входит в чужой пока для него дом. Но как только он вернется к себе, то наденет шляпу, а все присутствующие обнажат голову в знак признания его хозяйского авторитета, как теперь все остаются в шляпах, чтобы лучше оттенить почтение жениха к своему будущему тестю, — объяснил Сагастос князю.
Снова раздались трубные звуки, и дверь в соседнюю комнату бесшумно отворилась, а из нее появилось новое шествие.
Впереди всех шли отец и мать, ведя невесту. На последней было надето белое платье с длинным шлейфом. Серебристый вуаль, придерживаемый на голове серебряной же звездой, закрывал ее до самых колен.
Такое платье, как узнал потом Ардеа, женщины ассуров надевают только один раз в жизни, в знак того, что это самый важный и торжественный в их жизни день, когда они освобождены от всякой работы и когда за них трудиться должны другие.
В руках невеста держала длинную и толстую, красную свечу.
Посреди залы жених и невеста остались одни. Перед ними поставили треножник с ароматными и смолистыми травами, около которого стали два жреца бога Ассуры, в красном облачении.
В эту минуту к ним подошел Сагастос с магическими кольцами. Оба жреца поклонились ему до земли, и тотчас же отступили назад, прося мага зажечь огонь на треножнике. Сагастос вынул из-за пояса жезл, поднял его и произнес заклинание. На конце жезла появилось большое голубое пламя, которое затем отделилось, зажгло травы на треножнике и, затем перейдя на магические кольца, словно впиталось в них.
Все присутствующие упали на колени, а Сагастос, надев кольца новобрачным, пожелал им здоровья, богатства и долголетие.
После этого маг отошел на свое место около родителей, а жрецы, соединив над треножником руки жениха и невесты, держали их над огнем, пока он не погас.
Потом, муж откинул фату и поцеловал свою молодую жену. Новобрачная с виду была ни лучше, и ни хуже других присутствовавших женщин.
Поцеловав родителей, новобрачные подошли к Сагастосу и князю, поклонились им до земли, и молодой выразил свою глубокую признательность за то, что они почтили своим высоким присутствием его свадьбу, многозначительно прибавив, что он будет тщательно заботиться о том, чтобы драгоценные дары, пожалованные ему, никогда не вышли из семьи по его вине. Новобрачная, в свою очередь, почтительно поцеловала край их плащей, и во взоре, которым она взглянула на Сагастоса, светилась горячая, глубокая благодарность.
Взяв жену за руку, Сома-Цампи обернулся затем к присутствующим и громко провозгласил:
— Смотрите все! Вот — женщина, которую я избрал себе, и которая с этого дня будет хозяйкой в моем доме. А теперь, дорогие родители, друзья и соседи, прошу покорно пожаловать ко мне отпраздновать нашу свадьбу.
Присутствующие поклоном ответили новобрачному на приглашение.
— С удовольствием последуем за вами, — сказали они. — Здесь нас чествовала и угощала твоя новая родня, и, конечно, у тебя нас будут не менее чествовать и не хуже угощать.
Тотчас же составилось шествие. Во главе его шли молодые, с зажженною свечей, которую несла новобрачная, а за ними родители, Сагастос с князем и прочие приглашенные.
Как только последние гости переступили за ворота, все огни в доме, на дворах и садах погасли, в знак того, что радость дома, старшая из дочерей, покинула отцовскую кровлю, погрузив дом во мрак и запустение.
Ардеа вмешался в толпу, но его тотчас же догнал Ники-Цампи, издали следивший за ним, и повел ближайшей дорогой. Скоро они очутились у большого и прекрасного здания, богато убранного цветами и флагами. В здании было почти темно и только несколько лампочек освещали двор и лестницу, по которой кончали вносить приданое.
Ардеа встал у входа, держа в руках поднос с двумя наполненными молоком кубками, и со сладкими золотистыми хлебцами. Издали уже доносились звуки пения и музыки, возвещавшие приближение поезда новобрачных.
Когда новобрачные поднялись по лестнице, Ардеа поднес им кубки, произнося кабалистические слова, которым его научил Сагастос.
Новобрачные выпили молоко и отведали маленьких хлебцев, громко восхваляя щедрость дарителя. Затем Сома — Цампи с подносом и кубками в руках, а его жена с зажженной свечей направились в спальню, и в ту минуту, как они переступили порог комнаты, весь дом загорелся огнями.
В спальне молодых, в нише, была статуя домашней богини, а перед ней большой шандал, в который молодая и вставила принесенную свечу; новобрачный же поставил у подножия богини поднос с кубками.
С этой минуты молодая хозяйка обязана была менять свечу и наблюдать, чтобы она зажигалась каждый праздник.
Подруги помогли новобрачной снять платье с длинным шлейфом и надеть короткую юбку. Муж надел свою шляпу, и затем оба направились на на большой двор, где был сервирован ужин, и где молодые обходили гостей, угощая их фруктами и сладостями и обнося подарками на память об этом знаменательном для них дне.
Девушки сели за отдельный стол, и Ардеа с удивлением заметил, что некоторые из них переменили свои белые вуали на розовые. По объяснению Сагастоса оказалось, что, пользуясь торжеством, многие молодые девушки объявлены были невестами.
Маг и Ардеа удалились до конца продолжающегося обыкновенно до рассвета пира, который их присутствие только стесняло.
На следующий день, как было раньше условлено, Сагастос и Ардеа снова отправились в храм. На этот раз, они прямо прошли во двор, где сжигались трупы.
Там сложено было пять громадных костров. Четыре из них были уже заняты, а на пятый готовились возложить только что принесенного покойника, завернутого в черное сукно.
Друзья и родные окружали тело усопшего, прощаясь с ним, а в некотором расстоянии от них стояла толпа бедно одетых и увечных людей. Все провожавшие умершего имели в руках более или менее объемистые узлы и ящики. Когда труп был положен на костер, все открыли принесенные с собой корзины, а жрец громким голосом произнес:
— Всякий умирающий человек бросает, как ненужное, свои одежды, драгоценности и деньги, а сам, между тем, становится состоятельнее самого богатого на земле, так как у него нет больше никаких потребностей. Но чтобы память его жила в признательных сердцах, он раздает бедным свои вещи. И действительно, в чем может нуждаться тот, кто вступает в царство Ассура?
— В покое и радости, что не надо больше работать, — ответила толпа бедняков, которым родственники покойного раздавали принесенные вещи.
По окончании раздачи вещей приведено было животное, которое жрец тут же заколол, и присутствующие, в том числе и бедняки, выпили по кубку парной крови.
Не дожидаясь пока сгорит труп, Сагастос и Ардеа оставили храм. Маг рассказал князю, что пепел собирают в сосуд и отдают на три дня родным, которые все это время должны молиться об очищении души умершего. По прошествии трех дней, пепел снова приносят в храм для церемонии, которую Ардеа видел в первое свое посещение.
— По их верованиям, после того, как душа погрузится в очистительный поток, она уходит на небо и становится звездой. Есть даже народные астрономы, которые за хорошие, разумеется, деньги наблюдают небо в минуту совершения погребального обряда и видят появление новой звезды на небесном своде. А проверить справедливость их слов довольно трудно, так как звезд — бесчисленное множество. Впрочем, это и не важно. Сознание исполненного долга по отношению к усопшему в значительной степени смягчает горе, и семья успокаивается. Чтобы уж покончить с их церемониями, добавлю, что и новорожденных детей также окунают в очистительный поток.
Несколько дней были употреблены на осмотр лесов, системы орошения полей и промышленных заведений, интересовавших князя. Затем маг объявил, что теперь покажет ему копи.
— Минералы это — одно из величайших наших богатств. У нас есть копи в разных гористых местах, но те, которые я хочу показать вам, — самые любопытные, так как они не только содержат все металлы, но и самые драгоценные камни, какие только производит наша планета.
— Эти богатства принадлежат ассурам?
— О, нет! Некогда этот участок принадлежал одному немногочисленному промышленному и трудолюбивому народу, который первый открыл и стал добывать эти неистощимые богатства. Войны, вызванные алчностью соседей, совершенно истребили этот народ, и долгие века все нации нашей планеты оспаривали друг у друга этот драгоценный клочок земли; нигде, я думаю, не было пролито столько крови, и нигде так много не дрались, как там.
— Ваши слова, Сагастос, напомнили мне один вопрос, который уже давно я хотел предложить вам. Существуют-ли у вас войны?
— Увы! Нельзя сказать, чтобы они были окончательно выведены; тем не менее, в течение последних веков они становятся все реже и реже. Из десяти случаев в девяти удается устранять распри путем третейского суда.
— Однако, я видел воинов в свите Махозера.
— Конечно, в каждой стране уже по традиции существует небольшая армия; на ней же лежит охрана общественного спокойствие. Но вернемся к копям. После одной кровопролитной войны, уничтожившей чуть не половину всего народонаселения нашей планеты, было решено, что спорная земля делается общим для всех народов достоянием, т. е. каждый может эксплуатировать принадлежащие ему галереи и пробивать новые в отведенном ему участке.
В подтверждение своих слов, Сагастос показал князю карту планеты; а, в свою очередь, Ардеа, всегда интересовавшийся астрономическими наблюдениями над Марсом, начертил ему карту Марса в том виде, как она была составлена земными астрономами.
Сагастос с улыбкой рассмотрел ее, а потом заметил:
— Это не совсем точно, но приблизительно верно, особенно в виду несовершенства ваших инструментов.
— Уж будто у вас инструменты лучше? — спросил задетый за живое Ардеа.
— Это вы сами увидите. Когда мы вернемся во Дворец магии, я покажу вам один наш оптический инструмент, который наведу на Землю.
— А куда, по нашей карте, мы направляемся теперь? — спросил Ардеа.
Сагастос снова рассмотрел начерченный князем набросок и сказал:
— Мы пересечем море, которое вы прозвали "Песчаным морем". На берегах "Континента Беера" и находятся горы, в которых расположены копи. Недалеко оттуда, поближе к экватору, живут селениты, которых мы посетим, когда осмотрим копи. В настоящую же минуту мы находимся, приблизительно, на так называемом "Континенте Гершеля".
На следующий день они простились с Роху-Цампи. В его семье царило сильное волнение, и все женщины плакали. Оказалось, что племянница хозяйки дома была убита и съедена мужем после происшедшей между ними ссоры.
Видя, что Сагастос молчит, Ардеа тоже не сделал никакого замечание. Когда же они остались одни в экипаже, князь не в силах был сдержать своего негодования и спросил, неужели закон действительно допускает подобные ужасы?
— Закон не разрешает их, но терпит, как наследие прошлого, которое может быть искоренено только с течением времени и постепенно. Между прочим, еще в прошлом веке было издано положение, по которому муж, убивший и съевший свою жену, обязан возвратить семье погибшей половину ее приданого; а после седьмого раза теряет право жениться, и должен жить вдовцом — аскетом.
— А разве он не может завести себе возлюбленную?
— Может, если найдет; но только ему такой не найти. Не потому, что все женщины будут избегать его, а потому, что у ассуров, как они ни дики, нет проституции.
После нескольких дней пути наши путешественники достигли гористого участка, где находились копи. Вид этого уголка напомнил Ардеа его далекое отечество. Животные, на которых они приехали, напоминали больших мулов. Узкая и каменистая дорога змеей вилась между пропастями и остроконечными скалами. В довершение сходства растительность была зеленого цвета, — правда, темного или синеватого, — но все-таки не красного или коричневого, какой он видел до сих пор.
Дорога заканчивалась плоской вершиной, на которой стояли массивные ворота, представлявшие вход в шахты.
Сторож ввел их в темную комнату, где они переменили свое платье на легкие, белые рубашки. Затем, войдя в боковую дверь, они очутились в настоящем лабиринте галерей, которые расходились по всем направлениям и терялись из виду. Над входом в каждую галерею была надпись, какой нации она принадлежала. По галереям ходили служащие при копях, наблюдавшие за работавшими там ассурами. Местами галереи образовывали обширные гроты.
Весь этот подземный мир ярко освещался электрическими лампами, и там стояла удушливая жара. Все рабочие работали нагими, и Ардеа, несмотря на свой более чем легкий костюм, обливался потом.
В одном из гротов, где работало человек двадцать ассуров, под наблюдением нескольких раваллисов, Сагастос обратил внимание князя на отверстия в скале, откуда медленно, тонкими струями стекала в большие приемники полужидкая масса, одна — бледно-желтого, другая — золотисто-желтого, а третья, наконец, оранжево-желтого, почти красного цвета.
— Это золото, — сказал Сагастос. — Оно твердеет только после того, как его охладят в родниковой воде, которая холодна, как лед, и имеется здесь в изобилии. Твердость золота находится в зависимости от того, сколько времени держат массу в воде. Для произведений искусства, например, употребляют мягкое золото, что крайне облегчает работу. Затем готовую уже вещь, вместо воды, погружают в особый химический состав, в котором она также твердеет, не теряя своего блеска.
В других гротах и галереях Ардеа видел, как текли серебро, медь или другие металлы, а также какое-то неизвестное вещество, необыкновенной красоты. Прозрачное, как хрусталь, и блестевшее, как бриллиант, оно несло в своей кристаллической массе драгоценные камни всевозможных оттенков, имевшие геометрическую форму, как снежинки.
— Из этого вещества делают кубки, вазы, статуэтки и другие вещи, которые затем твердеют и приобретают чудный вид, — объяснил Сагастос.
— Впрочем, — прибавил он, — вы сами увидите и даже будете обладать такими вещами во дворце, который мы хотим отделать для вас со всею роскошью, какую только может дать наша планета.
— Как вы все добры ко мне! Чем я буду в состоянии хоть когда-нибудь выказать вам ту благодарность, какая наполняет мою душу? — с волнением сказал Ардеа.
— Дорогой друг! Тщеславие побуждает нас блеснуть перед жителем Земли произведениями нашей культуры, а потому мы не заслуживаем никакой благодарности, — со смехом ответил Сагастос.
Они посетили еще галереи, где выбирали из скал драгоценные камни, тоже в мягком виде, и не только родственные нашим земным рубинам, изумрудам, бирюзе, аметистам и проч., но и их разновидности, — камни розовые, белые и т. д., отличавшиеся чудным блеском.
Всюду видна была лихорадочная деятельность. По всем галереям работники катали вагончики. Одни из них были нагружены драгоценными металлами; на других стояли цистерны с водой для освежения рабочих, а также для охлаждения драгоценных масс, которые не хотели вывозить в полужидком состоянии.
Окончив осмотр, Сагастос и Ардеа снова переоделись и прошли в павильон, построенный, как и шесть или семь других павильонов, на соседней эспланаде. Каждый народ, принимавший участие в разработке копей, имел здесь подобный павильон, где жил его уполномоченный. Несколько позже один из таких уполномоченных явился к Сагастосу и имел с ним продолжительный разговор, после чего маг сказал князю:
— Полученные мною известия заставляют меня несколько изменить наш план. Завтра я отвезу вас к селенитам и оставлю там на неделю, а сам вернусь сюда, чтобы покончить дела, которые возложил на меня Дворец Магии.