Известие, что Саргон умоляет принять его с очень важной просьбой, крайне удивило царицу. Никогда еще мрачный и молчаливый хетт ни о чем не просил ее, и никогда ей не приходилось ничего прощать ему, как многим другим молодым благородным египтянам. Чего мог он просить? Приказав немедленно ввести его, она решила, если только будет возможно, исполнить его просьбу. Помимо тайных причин, заставивших ее покровительствовать всем хеттам, она любила Саргона и хотела создать ему на берегах Нила такое же положение, какое он потерял на берегах Евфрата.

Несмотря на уверенность, которую ему внушало постоянное расположение Хатасу, сердце Саргона сильно билось, когда он входил к царице..

Склонившись над столом, царица внимательно читала развернутый папирус. На легкий звук шагов она обернулась и знаком приказала царевичу подойти. Саргон простерся и поцеловал землю.

— Встань и садись.

Хатасу рукой указала на табурет из слоновой кости, стоявший в нескольких шагах от нее.

— Могущественная покровительница, позволь мне на коленях умолять тебя о милости, от которой зависит счастье всей моей жизни.

— Я так же хорошо выслушаю тебя и с этого табурета, — сказала царица с ободряющей улыбкой. — Так! Теперь скажи, что я могу сделать для самого скромного из моих подданных? Ты знаешь, что я желаю твоего счастья, но ты такой странный, Саргон! Ни почести, ни женщины, по — видимому, не прельщают тебя.

Внезапная краска выступила на бледных щеках хетта.

— Моя великодушная, царственная покровительница. Твоя могущественная рука уже избавила несчастного пленника от унижений и нищеты. Твоя воля может также даровать мне полное счастье, дав мне любимую женщину. Дай мне в жены Нейту! Со времени твоего посещения ее образ завладел моим сердцем. Я не могу больше жить, не видя ее лица, живого портрета моего бедного брата, Наромата. Поцеловав статую брата, она очаровала мою душу. Девушка свободна. Преступление Хартатефа разрушило связывавшие их узы.

При звуке этого голоса, дрожавшего от сдерживаемой страсти, при виде пылающего взора, в котором отражались бурные чувства молодого мужчины, на лице Хатасу появилось радостное удивление.

— Ты любишь Нейту и хочешь на ней жениться? Конечно, я охотно отдам ее руку брату Наромата. Только вооружись терпением. Надо девушке дать время успокоиться и забыть жениха, которого она только что потеряла.

С пылающим взором Саргон встал с табурета и опустился на колени перед Хатасу.

— Царица, Нейте нет надобности забывать человека, которого она ненавидела. Ее принуждали к этому браку родные, чтобы спасти свою честь!

— Что ты говоришь? Нейту принуждали? Кто посмел это сделать? — резко спросила Хатасу, причем вся кровь прилила к ее лицу. — Говори! Я хочу все знать! — повелительно добавила она.

В душе очень довольный, Саргон нарисовал перед ней картину рассеянной и безнравственной жизни Пагира и Мэны. Он рассказал об их безумном расточительстве, приведшем к колоссальному займу под залог мумии старого Мэны. Затем он описал постыдный торг с Хартатефом, невольной жертвой которого стала Нейта.

— Какой ужас! — разъярилась царица. — Мой бедный Мэна! Такой благородный и верный слуга, пользовавшийся доверием моего божественного отца, — и вдруг — его останки осквернены, отданы этими бесчестными людьми ростовщику!.. И Сатати, это презренное создание, осмеливалась молчать о таком преступлении и мучить бедную Нейту. А это великодушное дитя молча принесло себя в жертву! О! В какие же руки я отдала свою… — Она умолкла и продолжала после минутного молчания: — Но ты, Саргон, клянешься ли ты верно любить ее, покровительствовать ей всю жизнь и дать ей счастье? Хорошо, твой взгляд говорит красноречивее всяких обещаний. Теперь выслушай меня. Нейта будет твоей женой. Уже сегодня я сообщу ей о моем решении. Ты же приготовь свой дворец. Завтра после полудня я сама приведу к тебе невесту и вложу ее руку в твою перед изображением того, на кого она похожа и кому я поклялась покровительствовать тебе.

Дрожа от счастья, Саргон наклонился и хотел поцеловать возвышение, на котором стояло царское кресло, но Хатасу протянула ему руку.

— Мы одни, — проронила она с грустной улыбкой, когда принц прижал ее тонкие пальцы к пылающим губам.

Оставшись одна, Хатасу задумалась и нахмурила брови. Затем она взяла из шкатулки маленький золотой шарик и бросила его в широкую серебряную вазу, стоявшую рядом с креслом. Не успел еще замолкнуть дрожащий звук, как явился дежурный придворный.

— Позвать ко мне сейчас же Сэмну, — приказала Хатасу.

Через четверть часа явился поверенный царицы. По приказу Хатасу он сел на табурет из слоновой кости и с нескрываемым удивлением выслушал рассказ о визите Саргона.

— До меня, правда, доходили слухи о расточительности Пагира и его племянника, но я никогда бы не подумал, что они могли пасть так низко, — сказал он, покачав головой. — И Хартатеф, этот преступный безумец, замешан в подобное дело.

— Да, это был недостойный поступок, и боги справедливо наказали его за это, допустив такое тяжкое преступление, которому я не могу подыскать подходящего объяснения, — задумчиво сказала царица.

— Моя царственная госпожа, дозволь твоему рабу высказать одну мысль, а потом накажи меня, если она не понравится твоей мудрости, — начал Сэмну после минутного размышления. — Мне кажется, громадное состояние Хартатефа и его великолепный дворец по праву должны перейти в наследство к его невесте. По — моему, их следует прибавить к приданому, назначенному благородной Нейте.

— Твой совет, как и всегда, очень хорош, мой верный Сэмну. Он тем более кстати, что я скоро выдаю Нейту замуж за Саргона. Однако справедливость требует, чтобы храм Амона тоже получил что — нибудь за оскорбление, нанесенное богу. Я назначаю ему третью часть всего состояния Хартатефа, остальное ты прибавишь к приданому малютки. Кроме того, Сэмну, завтра утром прикажи позвать ростовщика и выкупи за мой счет мумию Мэны. Его Ка должно быть глубоко огорчено оскорблением, нанесенным его смертным останкам. Дай понять ростовщику, что хотя закон и позволяет принимать подобные залоги, но я не одобряю подобный способ развращения людей, помогая им расточать на глупости самые священные предметы. Скажи ему, что я легко могу послать его поучиться новому ремеслу в каменоломни Эфиопии. Теперь ступай, мой верный слуга, но только дай знать Нейте и Сатати, что я хочу их видеть после обеда.

В назначенный час обе женщины явились во дворец. Сатати чувствовала сильное беспокойство. А Нейта была очень счастлива, что так скоро представился случай изложить ее просьбу царице. В приемной их встретила одна из женщин царицы. Приказав супруге Пагира дожидаться, пока ее позовут, она ввела девушку в спальню. Хатасу была одна. Лежа на роскошном ложе, она, по — видимому, была чем — то озабочена, но при виде Нейты улыбнулась и жестом подозвала ее. Когда осчастливленная Нейта, краснея, опустилась на колени у ложа, царица нежно провела рукой по ее шелковистым волосам и ласково сказала:

— Почему ты не призналась мне, маленькая безумица, что тебя насильно выдавали за Хартатефа? Ну, не дрожи и не опускай голову. Я прощаю твою скрытность. Я позвала тебя не для того, чтобы бранить, а чтобы объявить тебе о большом счастье. Сегодня принц Саргон просил у меня твоей руки, и я дала согласие.

— Саргон! — с ужасом вырвалось у Нейты.

— Да. Разве он не нравится тебе или вызывает отвращение? — удивилась Хатасу.

— Нет. Я его мало знаю, но эта мысль пугает меня, — пролепетала девушка.

— Только — то? — воскликнула царица с веселой улыбкой. — Эта боязнь скоро пройдет. Если ты еще не любишь его, то полюбишь потом. Он добр, красив, умен и страстно любит тебя. Ты еще не знаешь, что такое любовь, Нейта, и потому это пугает тебя. Ну, так я скажу, что Саргон составит твое счастье. Его рука будет поддержкой, его сердце — твоим рабом. Свободные от всяких забот, вы будете жить в прекрасном дворце Хартатефа, который я присоединяю к твоему приданому вместе с большей частью его состояния. Таким образом, исполняется мое заветное желание.

Нейта склонила голову. Сердце ее болезненно сжалось. Смутный страх давил ее, но не хватало мужества противоречить желанию гордой повелительницы, которую она одновременно любила и боялась. Она не могла решиться сказать ей: «Я не хочу человека, которого ты избрала. Я предпочитаю ничтожного воина, которого, может быть, твой взгляд никогда не замечал в окружающей тебя толпе».

— Твое желание, моя царица и благодетельница, для меня священно. Я повинуюсь тебе и выйду замуж за Саргона, — произнесла она.

— И ты не будешь об этом сожалеть, — ответила Хатасу, причем глаза ее сверкнули радостным блеском. Занятая своими мыслями, она не заметила внутренней борьбы Нейты. — Завтра, дитя мое, я сама отвезу тебя во дворец будущего мужа. На обручение я дарю тебе одежду и украшения, которые я сама носила. Эти вещи ты получишь сегодня вечером. Пусть они принесут тебе счастье!

Радость и гордость моментально заглушили тяжелое предчувствие в изменчивом сердце Нейты. Сияя, она поблагодарила царицу. Та, не менее довольная, поцеловала ее в лоб и отпустила.

Войдя в царскую комнату, Сатати простерлась и смиренно поцеловала землю. Затем, не видя никакого благосклонного знака, повелевающего ей подняться, она осталась стоять на коленях, и ее темное лицо сделалось желтовато — землистым. Взгляд, брошенный на царицу, быстро ходившую по комнате, убедил ее, что готовится гроза. Хатасу нахмурила брови и глубокая морщина прорезала лоб. Ноздри раздувались, а рот искривился в жестокую ледяную гримасу. Царица была в гневе.

— Неверная и неблагодарная слуга, — сказала Хатасу раздраженным голосом, внезапно остановившись. — Как осмелилась ты принуждать Нейту и продать презренному Хартатефу ребенка, доверенного тебе мною? И это ты сделала, чтобы покрыть бесчестные поступки двух расточителей, не остановившихся перед святотатственным залогом мумии своего родственника! Кто для Нейты Пагир и Мэна? Слуги, которые должны целовать следы ее ног и смотреть на каждый ее каприз как на приказание. Разве ты забыла, что я заплатила тебе, чтобы ты ухаживала за ней, а не обращалась с ней как с невольницей? Или, в преступной дерзости своей, ты думала, что истина не дойдет до моих ушей и что я никогда не потребую от тебя отчета? Отвечай!.. И трепещи от моего справедливого гнева!

Дрожа как лист, Сатати снова простерлась, точно пригвожденная к земле взглядом, метавшим молнии. Затем она подползла к царице, все еще стоявшей с пылающим взором, и умоляюще протянула к ней руки.

— Дочь Ра, великая и могущественная, как и он! Я знаю, что дыхание твое может уничтожить меня, как ветер пустыни сушит листья и деревья. Я знаю, что твой взгляд может превратить меня в прах. Я виновата перед тобой. Но в память о прошлом, во имя любви и забот, которыми я окружила Нейту со дня ее рождения, будь милостива и прости этот единственный мой проступок. Позволь мне объяснить, как все это случилось.

Заметив, что взгляд царицы смягчился, что стало уже легче, она продолжала смелее:

— Пагир и Мэна не знают происхождения Нейты. Не посоветовавшись со мной, они распорядились ею как своей настоящей родственницей. Когда я узнала правду, стыд и страх навлечь презрение на голову мужа и сыновей заставили меня молчать. К тому же, я думала, что Хартатеф, красивый, богатый, знатный и страстно влюбленный в Нейту, составит ее счастье.

Хатасу ничего не ответила. Целый рой нежных и горестных воспоминаний возник в ее памяти. Взывание к прошлому, на которое отважилась Сатати, пробудило в ней все заглохнувшие чувства того времени, когда она единственный раз в жизни воспользовалась правами сердца и отдалась грезам мимолетной, опьяняющей любви.

Она вспомнила час, когда доверила ребенка этой бледной и распростертой женщине, и гнев ее утих.

— Встань, Сатати, на этот раз я прощаю тебя. Сегодня для меня счастливый день. Он принес мне исполнение заветного желания, от которого я уже было отказалась. Саргон женится на Нейте, и эта радость располагает меня к милости. В память Мэны, огорченная тень которого витает вокруг его оскорбленного тела, я хочу на этот раз спасти вас от позора. Сэмну выкупит из моих сумм мумию моего верного слуги и заплатит долги Пагира и Мэны. Пусть они признаются ему во всем. Скажи им, чтобы они не рассчитывали больше на мою снисходительность и устраивались основательнее. Я не желаю, чтобы окружающие меня вельможи подавали пример всевозможными излишествами и презрением к предкам. Если еще раз какая — нибудь низость дойдет до моих ушей, Пагир будет отстранен от должности и изгнан из Фив со всей семьей, а Мэну я пошлю командовать отрядом на какой — нибудь глухой фронт, чтобы одиночество заставило его образумиться. Передай им это.

Сатати снова распростерлась, бормоча слова благодарности. Все ее тело нервно вздрагивало.

— Встань и успокойся, — ласково сказала Хатасу, — я никогда не прощаю наполовину. А теперь слушай. Завтра я отвезу Нейту к ее будущему мужу. Вечером ты приедешь и приведешь ее ко мне. По этому случаю я дарю ей одежду из виссона, вышитого золотом и жемчугом, которую ты сейчас же получишь. Теперь дай мне шкатулку, стоящую у кровати.

Сатати подала требуемую вещь. Открыв шкатулку, царица вынула из нее очень дорогое ожерелье, совершенно не похожее на египетские украшения. Оно было в виде широкой золотой ленты, усыпанной рубинами и украшенной снизу широкой жемчужной бахромой. Царица с минуту любовалась драгоценностью. Затем, положив ее обратно, отдала шкатулку Сатати.

— Надень это ожерелье завтра на Нейту. Пусть она чувствует себя такой же счастливой, как чувствовала себя я, когда надела его в первый раз.

* * *

На следующий день с раннего утра во дворце принца Саргона царило необыкновенное оживление. Сам Саргон, веселый и возбужденный, каким никогда его не видели, наблюдал за приготовлениями к празднеству. Повсюду расстилались ковры и развешивались гирлянды.

Прибытие Кениамуна оторвало Саргона от приготовлений.

— Благодарю тебя, что ты так скоро пришел, — сказал он, — приветствуя воина и увлекая его в спальню.

— Я получил твою табличку, придя со службы, и тотчас, сгорая от любопытства, прибежал узнать, что такое ты хочешь сообщить мне. Но какое торжество ты собираешься праздновать? Почему у тебя такая суета в доме?

— Сейчас ты узнаешь. Надеюсь, что, выслушав меня, ты не станешь моим врагом, — сказал Саргон, приподнимая драпировку и почти таща Кениамуна к большому столу, заставленному дорогими вещами. — Взгляни! Все это принадлежит тебе.

Молодой человек отступил назад. Он с изумлением смотрел на золотые и серебряные блюда, кубки, амфоры, на шкатулку с драгоценностями и большой сосуд, до краев наполненный кольцами золота.

— Ты смеешься надо мной, принц, — сказал он наконец. — Чем я мог заслужить от тебя подобный дар? Ведь я вижу — здесь целое состояние!

— О, ты вполне заслуживаешь этого за ту печальную новость, которую я должен сообщить тебе. Кроме того, мне известно, что денежные дела твои расстроены, а ты собираешься жениться. Этот стол возвратит тебе положение, а в красивых девушках нет недостатка в Фивах. Только ты должен отказаться от Нейты! Кениамун, я сам влюбился в нее. Страсть, какой я еще никогда не испытывал, пожирает меня. Я умолял Хатасу, и она обещала дать мне ее в жены! Она сама сегодня привезет сюда Нейту. Поэтому — то я и украшаю свой дворец, чтобы достойно принять царицу и свою невесту.

Кениамун был страшно поражен. Нейта снова погибла для него, а вместе с ней и будущность, полная величия и богатства, о которой он мечтал. Этот стол был странной наградой за подобную потерю. Яркая краска залила его лицо. Негодование было так велико, что он позабыл свою обычную сдержанность и благоразумие.

— Ты ошибаешься, Саргон, — сказал он глухим голосом. — Я не могу продать или променять на этот стол сердце, принадлежащее мне. Вчера утром Нейта уверяла меня в своей любви. Она обещала стать моей женой и обменялась со мной поцелуем. Если Хатасу велела Нейте выйти за тебя замуж, то попроси ее, чтобы она приказала ей так же любить тебя. Замечу еще, что низко предавать доверившегося человека и отнимать у него любимую и любящую женщину, — с этими словами он вышел, не слушая Саргона, который, покраснев от гнева, попытался удержать его.

В первую минуту принц безудержно рассвирепел, но мысль, что, одумавшись, Кениамун будет сожалеть о своей выходке, успокоила его, и он приказал отнести побежденному сопернику предназначенные ему сокровища. Когда несколько часов спустя прибыл царский поезд с Нейтой, Саргон даже забыл о существовании воина. Хатасу была очень озабочена. Здоровье фараона вызывало у нее сильные опасения. Поглощенная своими проблемами, она не обратила никакого внимания на бледность и подавленность невесты.

Тем не менее, царица отнеслась к Саргону с самой любезной благосклонностью и выпила за здоровье обрученных. Соединив их руки, она напомнила принцу, что он отвечает перед богами и перед ней за счастье девушки. Нейте же Хатасу сказала, что подчинением и верной любовью она должна создать счастье мужа. Побеседовав еще со всеми и сказав каждому благосклонное слово, Хатасу вернулась во дворец. Уезжая, она приказала Сатати остаться с Нейтой и дать возможность обрученным поближе познакомиться и поговорить без свидетелей.

Только царица уехала, Саргон, сгоравший от нетерпения побыть наедине со своей будущей женой, предложил Нейте показать сад. Получив согласие, он взял ее под руку и увлек из зала. Залюбовавшись садом, Нейта не заметила ни пылающего румянца, минутами выступавшего на лице принца, ни его пламенных, пожирающих взглядов. Вдруг принц неожиданно обхватил ее гибкую талию и с силой прижал к себе Нейту, покрывая страстными поцелуями ее лицо и руки. Нападение было так неожиданно, что захваченная врасплох Нейта не могла даже сопротивляться. Она окаменела от потрясения, ей казалось, что она задохнется от отвращения. Дыхание у нее захватило. Точно раскаленное железо жгло ей губы, а эти глаза, горевшие дикой страстью, казались ей глазами дикого зверя. Со слабым криком она тщетно пыталась освободиться из железных объятий, приковывавших ее к этой высоко вздымающейся груди. Но вдруг к ней вернулось присутствие духа. Оттолкнув Саргона, она так стремительно вырвалась из его объятий, что невольно ее отбросило на несколько шагов. Она бы упала, если бы не дерево, которое ее поддержало. С дрожащими губами девушка вытянула вперед руки, как бы собираясь отразить новое нападение.

— Что это значит, Нейта? Ты ненавидишь меня? — спросил Саргон. Он был бледен, как его туника. Страсть и оскорбленная гордость сотрясали его тело.

Нейта провела рукой по влажному лбу.

— Я возненавижу тебя больше, чем Хартатефа, если ты еще раз осмелишься так поступить со мной. Твоя дикая страсть леденит мне кровь и внушает ужас. Я согласна выносить твою любовь и выйти за тебя замуж, но ты должен обращаться со мной деликатно и сдержанно. Даже презренный Хартатеф понимал, что нельзя насиловать женщину. Ты знал, что я люблю другого, и это, однако, не помешало тебе просить меня в жены у царицы, которая может приказать мне выйти замуж за принца Саргона, но никогда не сможет заставить меня любить его. Раз роковая судьба разлучила меня с любимым человеком, мне все равно, за кого выходить замуж. К тебе же я совершенно равнодушна. Если ты не хочешь, чтобы я возненавидела тебя, остерегайся пугать меня приступами безумного чувства, на которое я не могу ответить.

Задыхаясь от бешенства, Саргон смотрел налитыми кровью глазами на девушку. А та становилась все спокойнее и с мрачной решимостью предписывала ему правила обращения с собой.

— Нейта, ты заплатишь мне за эту минуту! — крикнул он хриплым голосом. — Я позабочусь, чтобы твоя любовь угасла за неимением предмета. Я уничтожу Кениамуна, этого червяка, осмелившегося встать на моей дороге. Я хочу, чтобы ты любила меня, и несмотря ни на что, ты полюбишь меня.

Он замолчал. Смертельная бледность сменилась у него румянцем. Нейта с ужасом и состраданием смотрела на его мучения. Подойдя к нему, она дотронулась до его руки:

— Приди в себя, Саргон. Я не сержусь на тебя за то, что ты принудил меня стать твоей невестой. Я принимаю твою любовь и покровительство и буду тебе верной женой. Только не требуй от меня чувства, которого я не могу дать. Удовлетворись моей дружбой и будь ко мне добр. Не преследуй Кениамуна, он для меня не более чем друг, и я ничего не теряю, отказываясь от него. Человека, которого я люблю всеми силами души, разделяет со мной непроходимая пропасть. Ни ты, ни кто другой никогда не узнаете, кто он. Если ты действительно любишь меня, будь добр ко мне и не пугай меня, как ты это только что сделал.

Она осеклась и, прижавшись головой к плечу принца, залилась слезами. Саргон вздрогнул и как будто пробудился ото сна. Несмотря на только что перенесенное потрясение и безжалостное открытие, что Нейта любит другого, слезы любимой женщины и прикосновение душистых волос подействовали успокаивающе. Нерешительным жестом он обнял Нейту и прикоснулся к ее лбу холодными дрожащими губами.

— Вернемся на террасу, наши гости, вероятно, ждут нас, — глухим голосом сказал он.

Нейта вытерла слезы и протянула ему руку. Когда они появились среди гостей, то оба уже были настолько спокойны, что не обратили на себя ничьего внимания. Саргон смешался с толпой мужчин и почти не обращал внимания на Нейту. Только когда, прощаясь, он поцеловал ее, глаза его вспыхнули страстным огнем. Девушка вздрогнула и побледнела, однако заставила себя улыбнуться и возвратила ему поцелуй.

На обратном пути женщины не обменялись ни словом. Уже выходя из носилок, Сатати сказала вполголоса:

— Когда ты разденешься, отошли служанок. Мне нужно поговорить с тобой.

Нейта утвердительно кивнула. Полчаса спустя они остались одни в спальне Нейты. Бледная и расстроенная девушка полулежала в кресле, одетая в длинные ночные одежды. Сатати села рядом и взяла ее за руку.

— Во — первых, хочу сообщить тебе радостную новость. Со всеми нашими денежными заботами покончено. Царица, в память о твоем отце, выкупает его мумию и уплачивает все долги Пагира и Мэны. С этой стороны мы спасены. Но меня беспокоит другая вещь — твои отношения с ассирийцем, чья безумная страсть может стать для тебя роковой. Будь осторожна, Нейта, и не показывай ему открыто своего равнодушия. Он не похож на Хартатефа, который, несмотря на свои недостатки, был снисходителен и смотрел на тебя как на ребенка. Страстно любя тебя, он не оскорблялся ни одним из твоих капризов. Саргон же дорого заставит заплатить тебя за твои выходки. Его отвергнутая любовь может превратиться в ненависть, и тогда этот человек будет беспощаден к тебе. Итак, дитя мое, не раздражай его. Я боюсь, что ты уже непоправимо оскорбила его. Когда вы возвратились из сада, у него было странное выражение лица, и меня испугал его гневный взгляд, с ненавистью устремленный на тебя. Признайся, Нейта, что произошло между вами?

Несмотря на недоверие и тайную враждебность к Сатати, Нейта почувствовала, что на этот раз она права и ее советы доброжелательны.

— Ты права, Сатати, — ответила она, вздыхая, — но я боюсь, что твой совет пришел слишком поздно. И она рассказала все, что произошло в саду.

— Да, все это неприятно и очень трудно исправить, — сказала озабоченно Сатати. — Никогда не забывай, Нейта, что если между вами произойдет что — нибудь серьезное, ты немедленно должна сообщить об этом мне, чтобы я могла предупредить царицу. Если ей будет все известно, никакая опасность не сможет коснуться тебя. Ее могущественная помощь повсюду будет сопровождать тебя, так как вас связывают тайные узы. Подумай об этом, Нейта, и не говори никому о том, что я тебе сказала.

Когда гости разъехались, Саргон в страшном возбуждении вошел в свою комнату. Сорвав с себя все украшения, он выгнал рабов и, как тигр в клетке, стал ходить по комнате. В какой кошмар превратилось обручение! А ведь он надеялся, что это будет лучший день его жизни. Он добился руки, но не сердца страстно любимой женщины. И он, такой гордый, насмехавшийся над любовью и женщинами, теперь был отвергнут. При воспоминании о суровости, с которой она запретила ему приближаться к себе и давать волю своим чувствам, при воспоминании об отвращении, с которым она вырвалась из его объятий и уклонилась от его поцелуев, целый ураган отчаяния, бессильной ярости и жажды мести наполнил душу молодого хетта. Все кипело в нем. Хриплые стоны вырывались из его груди, и тысячи фантастических проектов громоздились в возбужденном мозгу. Он не собирался терпеть, он хотел, чтобы его не жалели, а любили так же, как он сам любил. Наконец, разбитый нравственными мучениями и физической усталостью, Саргон бросился на кровать и заснул тяжелым, беспокойным сном…

Хартатеф продолжал жить в своем подземелье, не зная ничего, что делается на свете, за исключением редких известий, передаваемых его стражами. Он покидал тайник только ночью, чтобы подышать чистым воздухом на берегу Нила. Усталость и отчаяние стали овладевать молодым человеком. Все его чувства замерли. Тяжелая и нездоровая атмосфера, в которой он жил, разрушительно действовала на нервы и здоровье. Он знал от Ганоферы, что его продолжают разыскивать, но от него скрыли, что мумия старого Мэны выкуплена, а Нейта уже обручена с Саргоном.

Узнав, что его требуют к Сэмну, Сменкара чуть было не лишился чувств. Отправляясь на эту аудиенцию, он перебирал в уме длинную цепь своих преступлений и беззаконий, со страхом спрашивал себя, какое из этих позорных дел могло привлечь внимание могущественного министра Хатасу.

Когда речь зашла о выкупе мумии, он успокоился. Но безжалостные угрожающие слова Сэмну о том, что за ним будут следить и при первом же неблаговидном поступке он будет сослан в каменоломни, страшной тяжестью легли на сердце ростовщика. Смутное беспокойство о будущем тревожило его.

Однажды ночью, дней пятнадцать спустя, Ганофера с мужем, закончив все дневные дела и навестив Хартатефа, собирались уже ложиться спать, как вдруг постучали в дверь их частной квартиры. Удивленный и обеспокоенный, Сменкара побежал узнать, кто осмелился явиться в такое неурочное время. «Открой, или тебе будет плохо», — ответил чей — то повелительный голос, и нетерпеливая рука снова стукнула в дверь. Оробевший ростовщик открыл дверь и впустил высокого мужчину. Незнакомец так тщательно был закутан в темный плащ с капюшоном, что невозможно было разглядеть его лицо и костюм.

Видя, что посетитель один, Сменкара немного успокоился.

— Что тебе нужно от меня? Кто ты такой, что осмелился беспокоить меня в такой час?

Тщательно заперев дверь, незакомец обернулся. Сброшенный плащ открыл длинную белую одежду и бритую голову жреца.

— Рансенеб! — вскрикнул Сменкара и с открытым ртом отшатнулся назад, как от привидения. Затем, бросившись на колени, он поцеловал землю.

— Да благословят тебя боги и да охраняют они каждый твой шаг, великий служитель Амона! Скажи мне, что привело тебя под мою скромную кровлю?

— Встань, — сказал жрец. — Проводи меня в комнату, где я могу поговорить с тобой, не рискуя быть подслушанным.

Ростовщик встал и провел Рансенеба в соседнюю комнату, где жреца встретила Ганофера со всеми знаками смирения и уважения.

— Проводи меня к Хартатефу, который, я знаю, спрятан здесь. Мне нужно поговорить с ним, — сказал жрец без всяких предисловий.

Бледные и пораженные, супруги хотели отрицать, но жрец продолжал, гипнотизируя их своим проницательным взглядом:

— Не лгите, Хартатефа видели. Каждую ночь он бывает на берегу Нила, скрываясь в углублении старой, заброшенной лестницы квартала чужеземцев. Его заметили и выследили. Не было ничего легче, чем схватить его там или здесь, приказав храмовой страже наблюдать за вашим притоном. Но мы больше не желаем смерти Хартатефа. Проводи меня сейчас же к нему, а потом жди здесь, пока я переговорю с ним.

Не возражая больше, Сменкара и его жена провели жреца к своему тайнику и помогли ему спуститься по каменной лестнице.

— Дай мне лампу и ступай назад, пока я не вернусь или не позову тебя, — приказал Рансенеб.

— Господин, он подумает, что погиб, а он вооружен! Позволь мне предупредить его, — пробормотал ростовщик.

— Хорошо, ступай! Скажи ему, что один человек хочет поговорить с ним, — согласился жрец.

Увидев своего сообщника с лампой в руке и услышав, что к нему пришел какой — то посетитель, Хартатеф быстро вскочил с кровати. Узнав же Рансенеба, он страшно побледнел и лихорадочно сжал рукоятку ножа, заткнутого за пояс.

— Успокойся, я пришел не как враг, — сказал жрец, садясь и делая знак ростовщику удалиться, — не трудно понять, что раз нам известно, где ты скрываешься, это равносильно твоему аресту. В последнее время мы узнали много нового, и храм нуждается не в твоей смерти, а в твоих услугах.

Недоверчивое удивление отразилось на истощенном лице Хартатефа.

— Чем такой несчастный, как я, может быть полезен самому могущественному из богов, которого он так безумно оскорбил?

— Правда, твое преступление было бы ужасно, если бы оно созрело в твоей душе. Но мы имеем основания предполагать, что воспользовались твоей безумной страстью к женщине, чтобы толкнуть тебя на преступление, тайная цель которого была совсем иная, и вовсе не завоевание для тебя изменчивого сердца ребенка. Не действовал ли ты по указанию Абракро?

— Да, она обещала мне верно действующий эликсир, — пробормотал молодой человек, покраснев до ушей.

Жрец улыбнулся:

— Абракро из племени хеттов. Что для нее значат боги Египта? Но она предана царице, покровительствующей этим нечистым людям. С помощью магии она хотела уничтожить священное животное, подаренное молодым Тутмесом из его стада. Это нужно было ей, чтобы уничтожить его шансы на получение трона. С этой целью она напустила на тебя чары, омрачившие твой рассудок. Но боги видят истину и прощают тебя. Ты уже достаточно наказан, потеряв положение и состояние, ничтожную часть которого царица отдала храму. Остальные твои богатства, а также твой новый дворец, она по совету Сэмну, прибавила к приданому Нейты. Эта таинственная дочь Мэны, которую Хатасу боготворит, недавно обручилась с Саргоном, пленным хеттом, к которому царица относится как к настоящему принцу Египта.

Как раненый зверь, вскочил Хартатеф с хриплым стоном и, пошатнувшись, прислонился к стене. Глаза его, казалось, угасли. Его стройное тело нервно дрожало, как в лихорадке. Нейта — невеста Саргона! Его собственное состояние отдано в руки соперника! Он сам заметил его безумную страсть к девушке. Какая ужасная катастрофа! Он сжал кулаки. Дьявольская ревность и безумная ярость жгли его сердце каленым железом.

Жрец с довольным видом наблюдал за муками несчастного. Он понимал, что оскорбленная любовь сделает молодого человека послушным орудием в его руках, и молча ждал.

Наконец Хартатеф подошел к столу.

— Я ничего, кроме жизни и мщения, не могу дать Амону, — сказал он, проводя рукой по волосам.

— Этого достаточно. Садись сюда на скамейку, видно, твое здоровье подорвано. В нескольких словах я обрисую положение дел и передам тебе приказание великого жреца. Тебе известно, что наш фараон Хатасу, несмотря на то что Ра одарил ее разумом, оскорбляет богов в лице их служителей, поддаваясь нечистому влиянию. Строительство ее усыпальницы, противоречащей всем священным правилам, достойно порицания. Это оскорбление богам, жрецам и всему народу Египта. Она еще усугубила оскорбление тем, что доверила лечение Тутмеса II ничтожному человеку хетту Тиглату, вознесенному ею до вершины почестей. Теперь же она хотела бы продлить дни супруга, которого отталкивала и ненавидела со дня бракосочетания. Этот супруг был покорным орудием в ее руках и защитой от Тутмеса III, который имеет право на наследство. Фараон скоро умрет, дни его сочтены. Наша обязанность охранять права этого царского ребенка, который по дедушке, мужу старой Исиды, принадлежит к нашей касте и которого воспитывали как наследника. Но царица предвидела все это и сослала ребенка в Буто. Когда Тутмес приезжал в Фивы на праздник Нила, царица узнала его. Его стерегут так строго, что нет никакой возможности приблизиться к нему, он окружен глупыми рабами и невежественными чиновниками. Крепостью командует молодой родственник Сэмну, человек хитрый и бдительный, преданный душой и телом Хатасу. И ни один человек не может проникнуть к царевичу. Но умный и хитрый служитель может видеться с ним и передавать ему необходимые послания. И для этой роли мы выбрали тебя… Искусно переодетый, ты будешь помещен в качестве писца в храм Уазита в Буто. Никто не будет искать тебя среди служителей бога, а у Антефа никто тебя не знает. Не вызывая подозрения, ты будешь служить нашим послом и посредником у царевича.

— Я буду верно служить Тутмесу и не отступлю ни перед чем, что может погубить Хатасу, отнявшую у меня невесту и отдавшую мое золото сопернику, — сказал Хартатеф, причем лицо его исказилось непередаваемым выражением ненависти. — Скажи мне только, жрец Амона, когда и каким образом я должен уехать и что мне будет поручено передать царевичу?

— Отправляйся завтра вечером туда, где тебя видели. Там тебя будет ждать лодка с двумя мужчинами. Один из них, писец храма, скажет: «Аминь», — ты ответишь: «Уазит», — и последуешь за ним. Этот человек отведет тебя в надежное место, где ты выдержишь обряд очищения, необходимый, чтобы проникнуть в священное место. Затем ты отправишься в путь, снабженный всеми необходимыми инструкциями.

— Я буду готов и прикажу Сменкаре приготовить мне одежду.

— Кстати, ты уверен в ростовщике и в его жене? Можно на них рассчитывать, если им хорошо заплатят? — спросил Рансенеб, уже собравшись уходить.

— Я отвечаю за них.

— В таком случае, дай им понять, что они могут заработать солидную сумму, если будут служить Амону. Они должны ловко разузнать мнение народа о строительстве усыпальницы, о Сэмну, о положении маленького Тутмеса после смерти его брата. Они должны распространить слух, что царица презирает богов, пренебрегает советами жрецов и хочет отделаться от обоих братьев, чтобы царствовать одной. И должны следить за предприимчивыми людьми, чтобы в случае чего можно было поставить их во главе восстания.

— Все это будет исполнено.

Сделав прощальный жест рукой, жрец вышел…

* * *

Гибель всех надежд была ужасным ударом для Кениамуна. В первую минуту его гнев был так велик, что он жаждал кровавой мести. Чтобы хорошо все обдумать, он взял у Хатасу отпуск на несколько дней и уехал в свое небольшое имение, находившееся в окрестностях Фив. По мере того, как в тишине и одиночестве к нему возвращалось хладнокровие, он убедился, что бедный и зависимый от каждого, он должен был склонить голову и перенести оскорбление, если не хотел навлечь на себя репрессивные меры, которые могли его уничтожить. С тяжелым сердцем он решил покориться и вырвать из своего сердца любовь к Нейте, но все — таки поддерживать с ней дружеские отношения, которые могли быть ему полезны. Вернувшись к себе, он нашел богатые подарки, присланные Саргоном, несмотря на его отказ. Подавив в себе желание бросить все это в лицо высокомерному дарителю, он написал ему несколько благодарственных слов.

«Я принимаю твой великолепный подарок, — писал он, — в память о твоем расположении и в доказательство того, что ты простил мне дерзкие слова, вышедшие из моего оскорбленного сердца, но вовсе не как вознаграждение за женщину, которую я люблю и которую ты у меня отнял. По зрелом размышлении я понял, что такой бедный воин, как я, не может соперничать со знатным принцем и что ты имеешь больше прав на обладание Нейтой, которая как бы создана для того, чтобы украшать своей красотой дворец».

Относивший письмо гонец, к великому изумлению Кениамуна, вернулся с таким ответом: «Еще раз, Кениамун, я сознаюсь, что был неправ, похищая у тебя женщину, сердце которой, по твоему мнению, принадлежит тебе. Приходи ко мне. Мне крайне нужно поговорить с тобой».

Заинтригованный, Кениамун на следующее же утро отправился к Саргону, который принял его на своей любимой террасе. Со времени последнего их свидания хетт похудел и побледнел, глаза его лихорадочно блестели.

Он радушно встретил Кениамуна. Когда тот сел рядом на табурет слоновой кости и освежился кубком вина, Саргон сказал, устремляя на него глубокий и странный взгляд:

— Я хочу, Кениамун, сообщить тебе одну вещь, которая смягчит твое горе и успокоит ревность, возбуждаемую моим счастьем. Ты думаешь, что Нейта любит тебя, не правда ли?

— Да, она сама сказала мне это и обещала выйти за меня замуж в то самое утро, когда ты просил ее руки у Хатасу.

— О! Лицемерие женщин! Сами боги могут ли понять тебя? — сказал Саргон с отрывистым пронзительным смехом. — Позволь мне сообщить тебе, Кениамун, что ты ошибаешься. Вечером в день нашего обручения Нейта объявила мне, что она чувствует к тебе только дружбу и что для нее безразлично, за кого выходить замуж. «Ввиду того, — прибавила она, — что я люблю всеми силами души человека, которого никто никогда не узнает. Но вовсе не Кениамун мешает мне любить тебя, Саргон».

Кениамун открыл рот и онемел от изумления. Две мысли, как молнии, пронеслись в его уме: «Нейта не любит его, и Саргон, оскорбленный жених, поверяет мне это. Зачем?» И он имел основание удивляться. Мрачный и мстительный ассириец не поверял бы, конечно, своему сопернику перенесенное им оскорбление и презрение к своей любви, если бы страстное желание узнать, кого предпочла молодая девушка, не овладело его душой. Чтобы удовлетворить это желание, он нуждался в помощи Кениамуна. Молчаливый и недоверчивый, Саргон всегда, как мог, избегал общества египтян. Он чувствовал, что гордые победители его народа относятся к нему недружелюбно и пренебрежительно и что они уважают в пленнике, лишенном отечества, только протеже царицы. Эта сдержанность сделала его чуждым городской жизни. Даже о Нейте ему ничего не было известно, и он не знал, с кем девушка могла встречаться и кто мог ей понравиться.

Повсюду принятый и знавший всех, Кениамун должен был помочь ему обнаружить этого неизвестного соперника. Раздраженный открытием, что он также был обманут, и подстрекаемый ревностью, воин, несомненно, откроет истину, и тогда он, Саргон, найдет случай без шума уничтожить ненавистного человека, преграждавшего путь к счастью. Его любовь к Нейте только усилилась после тяжелой сцены, когда девушка так жестоко оттолкнула его. Теперь это чувство обострилось глухой ненавистью и страстным желанием мести. Обладать ею помимо ее воли и заставить ее жестокими унижениями заплатить за нанесенное ему оскорбление — такие мысли целиком занимали его ум.

Когда первое удивление прошло, Кениамун задумался. Он быстро перебирал в уме всех молодых людей, с которыми встречалась Нейта. Ни один из них, он был уверен в этом, не был для него опасен. Без сомнения, между обрученными произошло объяснение. Саргон, конечно, требовал, чтобы Нейта отказалась от своей любви к Кениамуну. Девушка, видя ненависть и дикую ревность принца, придумала эту стратегию, чтобы спасти любимого человека от преследований и, может быть, даже от смерти. Взгляд, брошенный на мрачное лицо Саргона, жесткое выражение его глаз и нервно трясущиеся губы убедили его в этой мысли, хотя он и остерегся высказать ее. Пройдясь по террасе, он остановился перед Саргоном.

— Я должен верить, что она не любит меня, так как ты слышал это из уст Нейты. Так хорошо же, — он нахмурил брови. — Я найду того, кто так таинственно проник в ее сердце. Я узнаю, что за пропасть разделяет их, если только она, из женского кокетства, не хотела просто стать еще дороже для тебя.

— В таком случае, это был плохой расчет. Я вовсе не принадлежу к числу людей, способных вздыхать о невесте, мечтающей о другом. Но оставим этот разговор. Я чувствую необходимость успокоиться и развлечься. Поэтому я прошу тебя, Кениамун, свози меня к Туа. Ее дочь, говорят, прекрасна, и у них в доме собирается многочисленное общество.

— О! Туа будет очень счастлива видеть тебя у себя. Если ты хочешь, через несколько дней мы съездим туда. Туа и Неферта дают один из своих пиров, и тебе представится великолепный случай познакомиться с ними и развлечься.