«Мы нашли здесь две вещи, которые мы не в состоянии объяснить: на низком мысу стоит большая испанская печь, сложенная из кирпичей, а на вершине одного холма — маленький деревянный крест. Трудно сказать, каким старинным мореплавателям принадлежат эти реликвии. Магеллан казнил здесь нескольких мятежников…» Чарльз Дарвин, «Путевой дневник» (запись от 14 января 1834 года о бухте Сан-Хулиан).
Моряки стали располагаться на зимовку. В защищенной скалами от осенних бурь бухте Сан-Хулиан корабли были в безопасности. Но окрестности бухты были однообразны и унылы. В туманную даль уходила слегка холмистая равнина. Мелкая серая галька перемежалась с зарослями грязно-зеленой или бурой травы, росшей пучками. Кое-где виднелись невысокие, скрюченные деревья.
Огромные кондоры сидели на темных вершинах прибрежных скал.
На отмелях и на осыпях гальки грелись на нежарком, осеннем солнце серые ящерицы да лениво ползали большие черные жуки. Стаи надоедливых мух вились над лагерем.
Все прибрежные откосы были испещрены норами большеухих мышей и кроликов. Иногда испанцы видели главного врага этих грызунов — небольшую красную лисицу.
В Сан-Хулиане моряки познакомились с новым животным — гуанако[58]. Стада гуанако часто показывались вблизи лагеря, и Магеллан несколько раз устраивал на них облавы.
Но бухта Сан-Хулиан не понравилась испанцам. Там было очень мало пресной воды. Кроме того, моряков угнетала пустынная страна, раскинувшаяся вокруг. Поэтому уже в мае командир послал на разведки корабль «Сант-Яго». Капитан корабля Хуан Серрано должен был выяснить, нет ли на юге, поблизости от Сан-Хулиана, пролива, о котором Магеллан мечтал столько лет.
«Сант-Яго» поплыл вдоль берега. С правого борта моряки все время видели угрюмое побережье — все те же темно-красные и сизые скалы, прибрежный песок и осыпи гальки. Но через несколько дней испанцы открыли большую реку, которую они назвали Санта-Крус. Река быстро несла свои прозрачные голубые воды по чистому, покрытому блестящей галькой дну. Вдоль берегов высились базальтовые скалы.
На реке испанцы провели шесть дней. Они охотились на гуанако, морских львов и мелких страусов — нанду, ловили рыбу, набирали пресную воду. Потом поплыли дальше.
Животные Америки и Молуккских островов. А — морской лев; В — ант, или тапир; С — райская птица; D — пингвины; E — летучая рыба; F — гуанако.
Рисунки и надписи в книге Пигафетты издания 1800 года.
22 мая разыгрался невиданный шторм. Поломало мачты, в море унесло ящики, бочки и паруса. Наконец, истерзанный корабль был выброшен на берег. Во время крушения погиб негр — раб капитана.
Серрано и его тридцать шесть товарищей остались у разбитого корабля, а двое матросов, взяв с собой компас, пошли к бухте Сан-Хулиан. Историки не сохранили нам имен этих отважных людей. Мы знаем лишь, что то были простые моряки, добровольно взявшие на себя этот подвиг.
Начались холода. Моряки шли в изорванной одежде и в дырявых башмаках. Они ловили мышей и кроликов и по вечерам пекли их на кострах у берега. Часто не было воды, и жажду приходилось утолять кусками льда. Через реку Санта-Крус они перебрались на самодельном плоту. Матросы с трудом брели по гальке, часто ложились отдыхать, и тогда низко над ними парили кондоры.
Сначала моряки следовали вдоль побережья. Но потом вдоль берега потянулись болота, и матросы принуждены были делать далекие обходы, уходя в глубь страны и пробираясь зачастую по колена в болоте. Тогда они руководствовались лишь компасом, ибо не знали звезд южного полушария.
Нередко по многу часов они не имели воды. Однажды передний увидел вдали серебристое озеро. «Вода!» крикнул он товарищу. Друзья заковыляли быстрее. Вот и озеро… Блестящий солончак раскинулся перед ними. Испанцы упали и заплакали. Потом они пошли дальше. Этот день казался им бесконечным. Много раз они падали. Лишь мысль о потерпевших крушение товарищах заставляла их, напрягая последние силы, подниматься.
Но к вечеру они увидели огни лагеря Магеллана.
Моряки обросли бородами, покрылись грязью, одежда их превратилась в жалкие лохмотья, а ноги были обернуты остатками камзолов. Караульные в лагере Магеллана не узнали их и приняли за туземцев. Стрелки уже подняли аркебузы.
Пришедшие попробовали заговорить. Но только хриплый крик вырвался из их пересохших уст.
Тогда они упали лицом на холодный песок и стали ждать. Караульные осторожно подошли ближе. Они шли медленно, оглядываясь по сторонам, так как опасались внезапного нападения. Склонившись над лежавшими на берегу людьми, караульные по остаткам платья узнали испанцев. Они отнесли пришельцев на руках в лагерь и немедленно доложили командиру.
Потерпевших крушение провели в каюту Магеллана. Командир прежде всего приказал переодеть, накормить и напоить их. Потом стал спрашивать о несчастье, постигшем «Сант-Яго», о их замечательном переходе.
Магеллан был раздосадован гибелью корабля, но его радовало, что почти вся команда спаслась. Он был очень доволен мужеством и стойкостью Серрано и его товарищей. Он тотчас же снарядил на место кораблекрушения отряд под командой Дуарте Барбоса. Матросы с «Сант-Яго» рассказали Магеллану, как труден путь по берегу, но командир боялся осенних штормов и не решался рисковать еще одним кораблем.
Два месяца пробыли Хуан Серрано с товарищами на угрюмом берегу у разбитого корабля. Каждое утро они отправлялись бродить по берегу. Моряки собирали обломки, которые выбрасывало море за ночь. Понемногу они с помощью людей, присланных Магелланом, перетащили в бухту Сан-Хулиан все то, что удалось спасти от ярости шторма, — провизию, оружие, снасти.
Время тянулось медленно. Однообразные дни сменяли друг друга. Стало холодно, выпал снег. Свежее мясо было на исходе, и Магеллан организовал охоту на морских львов, гуанако и страусов.
Фернандо Магеллан. С копии портрета, приписываемого Тициану и принадлежавшего Флорентийским герцогам.
Решив обследовать окрестности Сан-Хулиана, он отправил четырех моряков в глубь страны на тридцать лиг. Морякам было приказано, если они встретятся с индейцами, завести с ними дружбу. Посланные взяли с собой большой деревянный крест, чтобы отметить им крайнюю точку, которой они достигнут. Но вскоре они вернулись. Они заявили, что плоская, унылая и безводная страна эта тянется вдаль без конца, а обитателей там нет.
Зимовка протекала тяжело.
Моряки часто болели, и несколько человек умерло. Их хоронили в прибрежной гальке, стараясь зарывать поглубже, потому что кондоры стаями собирались во время похорон и, усевшись вокруг на скалах, нетерпеливо выжидали, когда уйдут живые.
Шли месяцы. Моряки были уверены, что эта унылая земля безлюдна, и перестали даже ставить ночные караулы.
Но однажды на закате, когда в лагере на берегу дымили костры, из-за прибрежной скалы показались два человека.
Один из пришедших, очень высокий человек с гордой осанкой, был одет в плащ из шкуры гуанако. На ногах у него были огромные сапоги из меха лисицы. В одной руке он держал небольшой, туго натянутый лук и тростниковые стрелы с кремневыми наконечниками. Другой рукой туземец все время посыпал свою голову песком. Он приплясывал и пел. Его товарищ стоял молча поодаль.
Магеллан послал на берег матроса, приказав ему подражать во всем туземцу. Очевидно, пляски, пение и посыпание головы песком считалось у туземцев знаками миролюбия, потому что, когда матрос повторил все то, что делал высокий пришелец, тот без страха направился к шлюпкам и позволил отвезти себя на корабль. Но его молчаливый спутник отказался последовать его примеру и остался ждать на берегу.
Командир подарил гостю связку бубенчиков, горсть бисера, маленькое зеркальце, гребенку.
Когда туземец увидел в зеркале свое разрисованное желтыми и красными полосами лицо, он в испуге так стремительно отпрянул назад, что сбил с ног четырех моряков, стоявших сзади него. Магеллан назвал туземцев этой страны патагонцами[59].
Оставшийся на берегу патагонец, видя, что его товарищ благополучно вернулся, побежал за скалы, и скоро оттуда появилось много туземцев. Они шли в ряд, приплясывали и пели, показывая все время на небо, словно давая понять, что считают моряков посланцами небес.
Женщины шли позади. Они несли оружие мужчин и горшки с какой-то белой мукой. Мукой этой они угощали испанцев.
Позади всех шли юноши и вели на привязи молодых гуанако. Антонио Пигафетта пишет: «Они привели с собой четырех животных, о которых я уже говорил. Это были не взрослые животные, а детеныши, которых они вели на недоуздках. Детенышами пользуются для привлечения взрослых: их привязывают к кустарнику, и к ним приходят взрослые животные и играют с ними, а мужчины, спрятавшись в кустах, убивают их стрелами. Туземцы в числе восемнадцати человек, мужчины и женщины, приглашенные нашими людьми, собрались перед кораблями, разошлись по обеим сторонам бухты и забавляли нас охотой, о которой уже было сказано».
Ночью туземцы исчезли. Шесть дней никто не показывался, а на седьмой опять появился патагонский воин. Это был другой человек, но, как и первый, он начал с пения и плясок на берегу.
Этот патагонец быстро освоился с испанцами. Магеллан подарил ему рубаху, штаны, шапку, а также зеркало и другие безделушки.
Священники, мечтавшие об уловлении сотен и тысяч языческих душ и изнывавшие от безделья в бухте Сан-Хулиан, с жадностью накинулись на патагонца. Они долго учили его католическим молитвам «Ave Maria» и «Pater noster». Когда патагонец научился произносить, страшно коверкая, первые слова молитв, патеры объявили, что язычник готов воспринять святое крещение, и ничего не понимавший (патагонец был торжественно окрещен и назван Хуан Хиганте.
Антонио Пигафетта очень заинтересовался патагонцем. Итальянец проводил с ним все свободное время, пытаясь как можно больше разузнать о нравах и обычаях патагонцев. Пигафетта записал в свой дневник, что «главного демона» патагонцев зовут Сетебос. Интересно, что Шекспир в своей «Буре» дважды говорит о духе Сетебосе, которого призывает Калибан. Шекспир, судя по всему, прочел краткий перевод дневника Пигафетты в книге Роберта Идена «История путешествий», вышедшей в 1577 году.
На другой день патагонец принес ответный подарок — тушу только что убитого гуанако. Но через день Хуан Хиганте исчез. Испанцы решили даже, что он убит своими соплеменниками за то, что так привязался к пришельцам.
Тем не менее патагонцы продолжали посещать бухту Сан-Хулиан и изредка приносили туши гуанако, получая взамен безделушки.
Все же знакомство испанцев с патагонцами кончилось ссорой. Магеллану вздумалось насильно увезти с собой в Испанию двух рослых туземцев. Но он знал, что патагонцы обладают огромной физической силой и захватить их живыми не так-то просто. Командиру пришел на помощь кормчий Хуан Карвайо, человек бывалый. В Африке и Бразилии он принимал участие в португальских экспедициях за рабами.
По совету Карвайо, командир пошел на хитрость, к которой часто прибегали португальские охотники за рабами в Африке. Он приказал дать двум патагонцам, прибывшим на корабль, множество подарков — зеркал, ножей, тряпок и бус. Когда у туземцев были полны руки, испанцы предложили им новый дар — блестящие, соединенные между собой цепями кольца.
Руки патагонцев были заняты подарками. Тогда любезные хозяева знаками предложили прикрепить кольца к ногам гостей. Те согласились, и через мгновенье ноги их были закованы в кандалы.
Поняв, что они стали жертвами коварства, патагонцы начали кричать, биться и безуспешно старались сорвать цепи.
Не довольствуясь захватом в плен двух мужчин, Магеллан отправил в селение патагонцев отряд на поимку женщин.
Опытный охотник за рабами, Хуан Карвайо сам вызвался поймать двух патагонок. Он взял с собой десять моряков, тоже побывавших в Африке и умевших ловить рабов. Со своим небольшим отрядом Хуан Карвайо добрался до хижин патагонцев. Вечерело. Пошел снег. Карвайо решил ночевать в селении. Он вошел в первый попавшийся шалаш.
Внутри было тепло. Горел костер. Стены шалаша, сделанные из шкур гуанако, хорошо защищали от холода. Вокруг костра сидело несколько мужчин. Увидя моряков, они молча подвинулись и очистили для них место у огня.
Один из патагонцев разгреб палкой раскаленные угли и достал полусырую лопатку гуанако. Не говоря ни слова, он протянул угощение Карвайо. Тот поклонился и стал есть.
Моряки огляделись вокруг. Густой дым ел глаза и мешал хорошенько рассмотреть шалаш. Лишь понемногу испанцы привыкли к полутьме и дыму и стали различать стены шалаша.
По стенам висела несложная утварь и оружие хозяев: мешки из шкур, стрелы, луки и копья. Карвайо показал товарищам лассо — длинные тонкие ремни с петлей на конце — и «болас» — ремни с тяжелыми деревянными и каменными шарами.
— Вот такой вещью убили Хуана де Солис, — сказал тихо Карвайо. — Надо будет напасть на них врасплох, чтобы они не успели воспользоваться этим оружием.
Моряки, посовещавшись; решили ночевать в шалаше, не выпуская из рук оружия.
Ночь прошла спокойно, но утром, когда Карвайо с товарищами тихо сговаривались о том, как схватить и заковать в кандалы двух женщин, в шалаш быстро вошел запыхавшийся воин и что-то сказал ее обитателям. С громким криком, хватая на ходу детей, хозяева шалаша, где провел ночь Карвайо, выбежали наружу. Карвайо и другие моряки бросились вдогонку и начали стрелять по убегавшим. Но те бежали зигзагами и прятались за кусты. Шел снег, и целиться было трудно. Пули охотников за рабами не причиняли патагонцам никакого вреда.
Моряки побежали в другие шалаши. Они тоже были покинуты их обитателями. Вокруг не было ни души. Снег пошел еще сильнее. Несомненно, воин, прибежавший утром, узнал о захвате в плен двух патагонцев на корабле и предупредил своих соплеменников о намерении их гостей.
Карвайо рассердился. Вернувшись в шалаш, он зажег от костра пучок сухого хвороста, приготовленного для топки, и поджег гостеприимный кров.
Раздосадованные неудачей, охотники за рабами медленно, увязая в снегу, брели к берегу. День был пасмурный и холодный. В воздухе кружился снег. Вдруг раздался протяжный свист, и один из моряков, Диего Бараса, с криком схватился за ногу. Выше его колена торчала тоненькая стрела. Бараса с ругательством вытащил стрелу, переломил ее пополам, швырнул прочь и бросился догонять товарищей.
Но, к своему удивлению, он почти тотчас же почувствовал, что нога его онемела: начал действовать яд. Бараса окликнул товарищей и опустился на землю. Окружив раненого, моряки молча смотрели, как судорожно сжимаются его руки, синеет лицо, и розовая пена выступает на губах. Скоро все было кончено.
С трудом вынув из окоченевших рук умершего меч и копье, моряки вырыли мечами неглубокую яму, положили в нее товарища и завалили камнями, потому что неведомо откуда взявшиеся кондоры уже пролетали низко над покойником и садились на ближние кусты, нетерпеливо взмахивая крыльями.