Неделю спустя «Кризис» вышел в открытое море, сопутствуемый благоприятным ветром.
Мы остановились у Мадейры[30], где высадили одно английское семейство, отправлявшееся туда для поправления здоровья. Затем мы запаслись фруктами, овощами и свежим мясом.
Следующая наша остановка была в Рио; я ошибся в расчете, думая что меня здесь ждет письмо от наших.
Затем мы направили наш путь к острову Штатор, намереваясь пройти пролив Ле-Мер и обойти мыс Горн[31].
Мы подъезжали к Фалькландским островам[32] рано утром. Ветер дул с востока; время было туманное; при таких условиях проход через узкий пролив являлся рискованным.
Мы с Мрамором держались того мнения, что лучше всего было бы обогнуть остров с восточной стороны; но никто из нас не решился предложить свой проект: я — по молодости, а Мрамор — вследствие упрямства «старика», как он называл капитана.
— Он любит, — сказал Мрамор, — итти, очертя голову, и никогда не бывает так счастлив, как в океане, среди незнакомых островов.
К полудню ветер, перейдя к югу, подул сильнее и к полночи превратился в вихрь. Это предвещало начало бури, которую мне приходилось видеть на море в первый раз.
По обыкновению, уменьшили количество парусов.
Наше положение было не из веселых. В этих местах течение действует с такой силой, что мы стали теряться в догадках, делая всевозможные предположения, конечно, далекие от истины. Но капитан был убежден, что мы совсем близко от Огненной Земли. Мы же все потеряли надежду пройти через пролив.
Вдруг раздалась команда Мрамора:
— Руль и брасы[33] по ветру! Кливер взять на гитовы!
В одну минуту весь экипаж был на палубе. Судно уклонилось от прежнего направления и, под попутным ветром, полетело с неимоверною быстротою, получая сильные толчки, вследствие которых дрожали болты и блоки. Однако все удалось: «Кризис» наверняка стал удаляться от Огненной Земли. Но куда он несся теперь? На этот вопрос никто не мог ответить. Я был уверен, что мы обошли Фалькландские острова, но и от них нас отделяло большое пространство.
Как только судно пошло своим обыкновенным ходом, капитан Вилльямс обратился к Мрамору за разъяснением подобной команды.
Мрамор уверял, что ему показалась земля перед самым судном, а так как время терять нельзя, то он и велел поворотить на другой глас, чтобы не наткнуться на берег!
Мне показалось странным такое объяснение. Капитан же поверил ему, или, по крайней мере, сделал вид, что верит.
Потом Мрамор сказал мне правду:
— Будет с меня Мадагаскара; с какой стати я стал бы лезть на верную гибель, поддавшись чортовым течениям, которые натолкнули бы нас на этот скалистый берег!
После заката солнца поднявшийся ветер с страшным шумом сорвал стаксель, который исчез в тумане, подобно туче, затерявшейся среди массы облаков.
Разразилась настоящая буря. На этот раз ураган так свирепствовал, что обыкновенные порывы ветра казались сравнительно с ним легким ветерком. Волны вырастали перед нами в целые горы, которые вдребезги разбивались о наше судно.
Целую ночь мы боролись с разыгравшейся стихией.
День наступил серый, мрачный; казалось, все слилось в одну массу.
Воздух был наполнен водяными парами.
Мрамор опасался, чтобы нас не отнесло обратно к скалистым берегам.
Я ничего не ответил ему; мы все, капитан и его трое офицеров, с напряженным вниманием смотрели на туман, как будто за ним скрывалось наше отечество. Вдруг, точно по волшебству, туман рассеялся, и вдали показался отлогий морской берег. Наше судно быстро подвигалось к нему. Земля виднелась параллельно тому направлению, которого мы держались, и перед нами и сзади нас.
«Что за странная иллюзия!» — подумал я про себя, вопросительно посмотрев на своих товарищей.
— Странно, — проговорил спокойно капитан Вилльямс, — ведь это земля, господа!
— Совершенно верно, — с уверенностью сказал Мрамор. — Что же вы теперь прикажете делать, командир?
— Что же можно сделать, господин Мрамор! Пространство не позволяет нам переменить направление.
Действительно, видневшаяся земля казалась низкой, мрачной, пристать было невозможно. Вся наша надежда была — найти удобное место, чтобы бросить якорь. Но что нас особенно тревожило — это сильное течение.
В таком беспокойстве мы провели всю ночь. К полудню все еще нельзя было остановиться — нас влекло вперед неестественными толчками. К счастью, погода прояснилась, и даже ветер приутих к двум часам. Мы продолжали путь, сняв почти все паруса. Но ночь представляла для нас большую опасность.
Мы предполагали, что нас занесло в один из проливов между островами Огненной Земли. До четырех часов мы проехали, по крайней мере, семнадцать островов. Наконец, один из них показался нам удобным для пристанища; этот остров имел около мили в окружности, и мы медленным ходом направились к нему; течение нам помогало. Мы забросили один якорь, держа другой наготове. Затем всему экипажу разрешили пойти поужинать, исключая офицеров. Мы с капитаном сели в лодку; надо было объехать вокруг судна, чтобы удостовериться, все ли обстоит благополучно. Глубина оказалась неудовлетворительной. Капитан приказал не доверяться ни ветру, ни течению. Распределив вахту, все отправились на покой.
Рано утром, приблизительно минут за десять до начала моей вахты, капитан позвал нас на палубу: судно тронулось, гонимое ветром. Мы тотчас же взялись за якорный канат. Несчастье произошло вследствие подводных камней: канат оказался протертым на две трети своей толщины. Как только нас опять толкнуло вперед течением, канат порвался. Якорь так и остался на месте; возвращаться за ним назад было немыслимо, Капитан благословлял судьбу, что нам удалось миновать опасность. Мы ради безопасности продолжали придерживаться юга, стараясь итти по ветру.
Ночью светила луна, и утро обещало нам ясный день. В самом деле, солнечные лучи стали понемногу пробиваться сквозь тучи; теперь мы хорошо видели землю, окружавшую нас со всех сторон. Пролив, из которого выходил «Кризис», был шириною в несколько миль и граничил с севера высокими крутыми горами, покрытыми снегом. Перед нами не видно было никаких препятствий; мы с легким сердцем продолжали путь. Вскоре капитан объявил нам, что мы входим в океан с запада залива Ле-Мера и совсем близко от мыса. Мы распустили почти все паруса, так как капитан придерживался правила «ковать железо, пока оно горячо». В течение нескольких часов мы делали до пятнадцати узлов и все вдоль берега.
Еще не успело стемнеть, как мы опять увидели перед собой землю. Мрамор предполагал, что это конец глубокой бухты, по которой мы шли. Капитан же думал, что это мыс Горн. К несчастью, день был пасмурный, неудобный для наблюдений. Попав в узкий канал, мы несколько часов держались юго-запада.
Но вдруг нас понесло к северу, по узкому рукаву канала, делающего загиб. В результате получилось то, что мы опять удалились от океана и теперь, наверное, шли не по направлению мыса Горна. Вновь стали попадаться островки со скалистыми берегами и бесконечные бухты.
Пробовали мы бросить якорь, но неудачно. Да и рискованно было жертвовать вторым канатом. В надежде найти проход с южной стороны, который вывел бы нас в открытое море, мы не хотели возвращаться назад. Наконец, после ночи, проведенной в непрестанном страхе натолкнуться на подводный камень, среди массы островков, отделяющихся друг от друга узкими каналами, мы увидели с западной стороны проход, ведущий в океан, и наше судно торжественно вступило в открытое море.
Необходимо было определить, где именно мы находились. Мрамор, выслушав все наши предположения, покачал головой и пошел сам посмотреть на карту.
— Это, господа, Тихий океан! Мы прошли через Магелланов пролив[34], сами того не подозревая.