Для того, чтобы гондольеры могли сохранить свои силы для состязания, гондолы, допущенные к гонке, были отведены на буксире на место, откуда начинались гонки. Лодка рыбака была привязана к одной из больших галер-буксиров. В то время, как Антонио медленно двигался вдоль канала мимо разукрашенных балконов, со всех сторон раздавался презрительный смех, который бывает обыкновенно тем сильнее и смелее, чем очевиднее бедность предмета насмешки.
Старик слышал замечания по своему адресу. Он окидывал взглядом эти бесчисленные лица на балконах и, казалось, искал сострадания. В это время гондольер под маской очутился рядом с Антонио.
— Публика к тебе неблагосклонна, — заметил он, когда послышались новые насмешки над рыбаком, — ты не позаботился о своем костюме. А мы в таком городе, где роскошь в почете, и тот, кто хочет сорвать апплодисменты, должен, появляясь на каналах Венеции, скрывать свою бедность.
— Я хорошо знаю венецианцев, — ответил рыбак, — они слишком горды и считают ниже себя тех, кто не может разделить их тщеславия. Но я не стыжусь показаться здесь, хотя я стар и загорелое лицо мое покрыто морщинами.
— У меня есть причины, которые заставляют меня носить маску. И хотя лицо мое скрыто, но по моим рукам и ногам, надеюсь, видно, что у меня достаточно силы, чтобы рассчитывать на успех. А тебе, старик, надо бы хорошенько подумать, прежде чем решиться на такое чрезмерное напряжение.
В это время они поровнялись с группой рыбаков, товарищей Антонио; те казались возмущенными его смелостью, которая могла принести поражение всей их корпорации.
— А, почтеннейший Антонио, — крикнул один из толпы, — тебе мало твоего рыбацкого заработка, и тебе недостает золотого весла на шею.
— Он скоро будет заседать в Сенате, — усмехнулся другой.
— Нет, он добивается шапки дожа, — решил третий. — И мы вскоре увидим адмирала Антонио плавающим на «Буцентавре» вместе с патрициями республики.
Эти шутки вызвали взрыв смеха среди толпы и заставили улыбнуться даже дам на балконах. Старик почувствовал, что энергия его оставляет. Но какие-то тайные побуждения заставляли его упорствовать. Приблизившись к месту начала гонки, гондольер в маске снова обратился к Антонио:
— Еще есть время удалиться отсюда, — сказал он. — Охота тебе подвергаться насмешкам твоих товарищей и омрачать последние дни своей жизни.
— Я не хочу колебаться в тот момент, когда я должен быть решительным.
Маскированный моряк, видя бесполезность попыток убедить рыбака в бесцельности его попытки, умолк.
Узкие каналы Венеции и их бесчисленные изгибы оказали свое влияние на форму гондол. Это — длинное, узкое, легкое судно. Недостаток ширины каналов не позволяет пользоваться двумя веслами с обеих сторон. Необходимость каждую минуту сворачивать в стороны, чтобы уступить дорогу другим, и множество мостов заставили устроить на корме гондолы небольшую площадку для гребца, который гребет все время стоя. Прямое положение гондольера требует, чтобы опора, на которой лежит середина весла, имела соответствующую высоту, и поэтому с одной стороны гондолы устраивается высокая рогатая уключина. Эта точка опоры известной вышины, сделанная из гнутого дерева, имеет несколько надрезов, устроенных один над другим, чтобы быть пригодной для всякого роста гондольера. Принимая во внимание все особые условия, можно сказать, что искусство гондольера является одной из наиболее тонких отраслей гребного дела, так как, помимо силы мускулов, гондольер должен обладать значительной ловкостью.
Большой канал Венеции со всеми его поворотами имеет в длину более четырех километров. Но расстояние, которое должны были проехать гондольеры, выехав из Риальто, было сокращено наполовину. Все зрители столпились на берегу между «Буцентавром» и мостом.
— Джино из Калабрии! — крикнул герольд, размещавший гондолы. Слуга дона Камилло двинул весло, и лодка плавно проплыла на указанное место.
— Следующим станет Энрико из Фузины.
Поставив еще нескольких из состязавшихся, он крикнул:
— А затем твое место, маска, — и слегка поклонился неизвестному гондольеру, потому что он, как и большинство, был убежден, что это кто-нибудь из патрициев.
— Ты забыл вызвать старого рыбака, — сказал маскированный, занимая свое место слева от всех уже вызванных участников гонки.
— Сумасшедший старик все-таки хочет показать свое честолюбие и свои лохмотья перед избранным обществом Венеции?
— Я могу стать и сзади, — сказал скромно Антонио, — может быть, между гондольерами есть лица, которым нежелательно быть рядом с бедным рыбаком, а несколько лишних ударов весла не имеют значения в такой длинной гонке.
— Как хочешь, можешь оставаться на своем месте. Теперь, славные гондольеры, слушайте. Вам запрещается пересекать дорогу друг другу, вы не должны прибегать ни к каким уловкам, полагаясь только на весла и крепость ваших рук. Тот, кто нарушит правила гонки каким бы то ни было способом, будет строго наказан. А теперь ждите сигнала!
Грянул пушечный выстрел, и все гондолы, выстроившиеся в одну линию, кинулись вперед, рассекая волны с одинаковой скоростью. Убогая, но не менее легкая лодка рыбака сохраняла свое место сзади всех.
Мало-по-малу, однако, линия их начала колебаться, изогнулась, и блестящая корма гондолы Энрико из Фузины выдвинулась вперед. Он скоро долетел до середины канала, избегая таким образом неровностей берега. Этот прием, кроме того, имел то преимущество, что возмущая воду, он затруднял ход других лодок. За ним следовал немного сзади Бартоломео из Лидо, как его называли его товарищи. Гондольер дона Камилло также выдвинулся из строя и, быстро подвигаясь вперед, держался немного сзади Бартоломео. Левее виднелась гондола маскированного, остававшаяся, однако, по неизвестным причинам сзади других. Нисколько этим не смущаясь, неизвестный продолжал спокойно и ловко управлять гондолой. Так как он возбудил общий интерес своим таинственным видом, то в толпе старались оправдать его неудачу; некоторые приписывали ее плохому устройству гондолы, другие обвиняли его за риск участвовать вместе с опытными гондольерами-профессионалами. Вскоре эти рассуждения сменились насмешками, когда с ним поровнялась одинокая лодка рыбака.
Не раз уже глаза Антонио обращались печально к толпе, как-будто он желал упрекнуть тех, кто так безжалостно оскорблял его природную гордость, которую не могли принизить ни бедность, ни тяжелый труд.
Энрико был все еще впереди всех; но постоянные посетители гонок открывали уже некоторые признаки усталости в его ослабевших движениях. Гребец с Лидо был вблизи него, а калабриец мало-по-малу нагонял их обоих. В эту минуту неизвестный выказал неожиданную силу и ловкость. Его гондола отделилась от других, перешла в середину канала, и вскоре он стал четвертым в гонке.
За ним Антонио, перестав обращать внимание на насмешки толпы, разогнал лодку и, опередив прочие гондолы, занял пятое место в борьбе.
С этой минуты взоры всех были прикованы только к этим пяти соперникам, усилия которых увеличивались с каждым ударом весла, и на которых теперь сосредоточился интерес этого дня. Несмотря на усилия гондольера из Фузины, его гондола отставала. Гондола Бартоломео перегнала ее неожиданно, а за нею и гондола Джино и неизвестного. Ни один крик не выдал возрастающего интереса толпы; но когда и лодка Антонио вынеслась вслед за передними, послышался шопот одобрения, выражавший неожиданную перемену настроения народа.
Имена побежденных вскоре были забыты: имя Бартоломео передавалось из уст в уста, и его товарищи по Пьяцетте и Лидо криками побуждали его бороться до последних сил. Но неожиданно с ним произошло то же, что с его предшественником. Несмотря на все его усилия, лодка не ускоряла хода, и Джино, маска и Антонио проскользнули мимо него, оставив далеко за собою того, кто только-что был первым. Но он не оставил поля сражения.
Еще значительное расстояние разделяло гондолы и их цель, когда борьба приняла такой оборот. Джино плыл впереди, и много благоприятных признаков обещали ему успех, как вдруг легкая гондола моряка в маске устремилась вперед и стала во главе соперников. Но только-что неизвестный обогнал слугу дона Камилло, как и лодка Антонио последовала за ним. Расстояние между этими гондолами начало заметно уменьшаться, и даже был момент, когда можно было думать, что рыбак, несмотря на свои годы и простую лодку, опередит соперника. Моряк в маске оглянулся назад, чтобы убедиться в своем преимуществе; потом, наклонившись к рукоятке весла, заговорил так тихо, чтобы не быть услышанным другими:
— Ты меня обманул, старик; теперь я вижу, что ты сильнее, чем я думал. Придешь вторым. Делать нечего, примирись с своей судьбой.
— Во что бы то ни стало я хочу быть первым, недаром я не жалел моих последних сил на старости лет.
Неизвестный замолчал, но его уверенность, казалось, начала изменять ему. Оставалось только двадцать сильных ударов, и он был бы у цели; но мускулы его рук, казалось, стали терять свое напряжение и ноги твердость упора. Лодка старого Антонио проскользнула вперед. Он вложил всю силу в удар весла и опередил своего соперника на несколько футов. Следующий удар весла покачнул лодку на киле, и вода еще сильнее запенилась вокруг ее носа. Его лодка пронеслась между двумя барками, которые служили створом, и в этот момент два флага, обозначавшие конечную линию, упали на воду. Почти в ту же минуту мимо створ проскользнула гондола замаскированного с такой быстротой, что со стороны, пожалуй, трудно было решить, которая из этих двух лодок пришла первой. Джино был недалеко от них; Бартоломео пришел четвертым и последним в этой гонке.
Заиграли фанфары, и герольд возвестил:
— Антонио, рыбак из лагун, получил золотую награду, вторая, серебряная, награда присуждена моряку, скрывающему свое имя, и, наконец, третья награда принадлежит калабрийцу Джино, слуге дона Камилло Монфорте, герцога святой Агаты и владельца многих поместий в Неаполитанском королевстве.
После того, как были объявлены победители, среди глубокой тишины поднялся общий шум. Презрение к рыбаку исчезло под влиянием его успеха. Лагунские рыбаки, которые только что, не стесняясь, оскорбляли насмешками своего старого товарища, теперь восхваляли его силу и ловкость.
Сам Антонио скромно наслаждался своей победой. Он остановил лодку, когда она пришла к цели, и, ничем не проявляя усталости, оставался все время на ногах. Он улыбался на крики, поднявшиеся со всех сторон, но, казалось, что не гордость, а другое, более глубокое чувство руководило им в этот момент. Взор его блестел надеждой, черты его лица оживились.
Маскированный незнакомец не казался утомленным больше своего соперника; колена его не дрожали, и он не выпустил весла из крепкой руки. Но Джино и Бартоломео были до такой степени утомлены, что, достигнув цели, тут же упали на дно гондолы и с трудом переводили дыхание. Толпа громкими и продолжительными аплодисментами выразила свою симпатию победителю. Едва шум затих, как герольд приказал Антонио из лагун, моряку в маске и Джино из Калабрии предстать перед дожем, чтобы получить награды.