В продолжение десяти последующих дней Марк Вульстон исключительно занимался изучением и исследованием своих новых владений.
Переправившись через пролив, омывавший Остров Кратера и названный Марком «Браслет», он добрался до той лавовой стены, которая заграждала бассейн, избранный для стоянки «Ранкокуса». Отсюда Марк отправился пешком вдоль тех самых утесов, между которыми он еще так недавно плавал на «Бриджите». Впрочем, узкий проход, через который Марку удалось провести «Ранкокус», существовал еще и теперь, но буйки, обозначавшие это роковое место, были теперь на суше, на двух торчавших над водою небольших утесах.
Два дня сряду Марк продолжал подвигаться вперед все в том же направлении. И здесь почвенные изменения носили тот же характер чередующихся между собою водных пространств, песчаных мелей и зубчатых гребней скал.
На пятые сутки Марк снова предпринял маленькое путешествие на «Бриджит». Выйдя из «Браслета» через узкий проход, он вошел в небольшой пролив, направлявшийся прямо на северо-восток. Пролив этот, шириною около полумили, имел на всем своем протяжении достаточно глубины, чтобы поднять даже большое судно. И не было ничего невозможного в том, что какое-нибудь из проходивших мимо судов могло зайти этим путем на Риф. Марк охотно ухватился за эту мысль и находил в ней для себя большое утешение и самый пролив этот назвал «Каналом Доброй Надежды». В трех милях от кратера канал раздваивался: один из рукавов его шел к северу, а другой уходил куда-то вдаль, теряясь в юго-восточном направлении. Чтобы воспользоваться благоприятным ветром, Марк избрал последний путь.
Проплыв по каналу некоторое время, он вошел в другой канал, ведший на северо-восток. Этот канал имел значительную глубину и при входе достигал более полумили ширины; затем он немного суживался и потом вливался в овальной формы бассейн, диаметр которого равнялся целой миле. Этот бассейн был огражден с восточной стороны как бы поясом, состоящим из гряд непрерывных скал, местами достигавших высоты в семь метров и более. Дно его было совершенно чистое, песчаное, а лот почти повсюду показывал глубину в двадцать брассов[27].
Это был прекраснейший природный порт, и ничто не могло быть более удобного, чем этот самобытный закрытый рейд.
Марк плавал уже более часа в «Овальной Гавани», как он назвал этот порт, когда заметил, наконец, что зеркальная гладь этих покойных вод кое-где слегка рябится чуть приметной зыбью, идущей от северовосточной стороны бассейна. Марк тотчас же направил свое судно в ту сторону, откуда шла зыбь, и убедился, что там в одном месте скалы расступились, образуя удобный выход в океан. Ветер был попутный, и Марк, войдя в проход, очутился в открытом море. Проплыв еще немного, Марк очутился в полумиле на ветре у бесконечной каменной гряды. Поставив «Бриджит» в дрейф, Марк бросил лот, но и на сорока брассах он не достал дна. Везде под ветром виднелись рифы, скалы, мели, тогда как с наветренной стороны и впереди повсюду был открытый океан.
Определить в точности протяжение канала от кратера в «Овальную Гавань» было довольно трудно. Но судя по времени, которое пришлось употребить на этот путь, Марк полагал его длину миль в двадцать пять. «Бриджит» уже более часа находилась в открытом океане; между тем ветер начал свежеть, пришлось брать рифы, и Марк стал подумывать о возвращении на Риф. К сожалению, он не позаботился наметить на берегу приметных пунктов, по которым можно было бы найти тот путь, которым он шел сюда. Ему казалось это совершенно лишним. Но вышло иначе: тот выход из бассейна, которым «Бриджит» вышла в океан, снаружи был замаскирован скалами. Ему не оставалось теперь ничего, как только попытаться найти то место, где эта бесконечная цепь рифов прерывалась и открывала доступ в архипелаг. Подойдя к берегу насколько можно ближе, он все-таки нигде не мог найти желанного прохода; более часа он искал его в различных направлениях, но поиски его остались безуспешны. Провести ночь в открытом море да еще на ветре столь неприветливых берегов не представляло ничего приятного для Марка, и он решил итти на север, покуда не наткнется там на какой-нибудь другой проход.
В течение целых четырех часов «Бриджит», не останавливаясь, шла на север, вдоль бесконечной каменной гряды; угрюмое однообразие этих скал нарушалось лишь бурною пеною ударявшихся о них морских волн. Но и на всем этом громадном протяжении Марк не нашел не только прохода, но даже и такого места, где скалы расступались бы настолько, чтобы среди них могла укрыться хоть самая простая лодка. За это время, по расчету Марка, «Бриджит» прошла не менее тридцати миль; сообразуясь с этим, он мог определить до некоторой степени величину своих владений. Часов около пяти вечера Марк, наконец, достиг небольшого мыса или косы, вслед за которым берег вдруг круто заворачивал на запад. Марку стало ясно, что он достиг северной границы этой подводной группы вулканических гор. Мыс этот он назвал «Северо-Восточным мысом» и, обогнув его, пошел на запад, держась как можно ближе берегов.
Было уже слишком поздно, чтобы еще думать о возможности сегодня же вернуться до ночи на Риф; к тому же отважиться итти впотьмах этими не знакомыми еще ему проливами, каналами и рукавами было бы безумием; поэтому Марк счел за лучшее, выбрав небольшую бухту, стать в ней на якорь и переночевать с тем, чтобы поутру как можно раньше отправиться в обратный путь.
В тот момент, когда солнце скрывалось за горизонтом, и сильный томительный зной летнего дня сменился отрадною прохладой ночи, берег гостеприимно расступился, образуя нечто в роде узенького пролива, все же достаточно широкого для небольшого судна. Придерживаясь ветра, «Бриджит» вошла в пролив, который постепенно расширялся и в конце концов образовал глубокий и довольно обширный залив. Берег его со стороны ветра представлял собою песчаную отмель довольно значительной длины. Следуя вдоль этого берега, Марк увидал прекрасный ручеек и здесь решил причалить. Осторожно завернув, чтобы подвести свое судно ближе к берегу, Марк зацепился багром и соскочил на берег. Прибрежье это, столь недавно вышедшее из недр морских, казалось уже пережившим многие века: пески здесь были чисты и блестящи, с красивым бледно-золотистым оттенком; кроме того, весь берег был усеян роскошнейшими раковинами самых красивых форм и переливов и замечательной величины. Запах, который они издавали, свидетельствовал о том, что еще недавно они служили жилищем своим природным владельцам. Любуясь их затейливою красотою, причудливым разнообразием форм и цвета, Марк мысленно дал слово вторично побывать в этом заливе, прозванном им «Заливом Раковин», и увезти отсюда некоторые экземпляры этих раковин, чтобы украсить ими свою каюту.
Поужинав кое-чем из своих припасов у самого ручья, Марк разложил захваченный им на всякий случай тюфяк и вскоре заснул здоровым, крепким сном. Поутру, выкупавшись в заливе, он поспешил отправиться в обратный путь. Переплыв «Залив Раковин», «Бриджит» продолжала итти в юго-западном направлении по довольно широкому проливу; последний в конце концов привел ее к тому месту, которое Марк тотчас же признал за раздвоение канала «Доброй Надежды», прозванное им еще тогда же «Вилой».
Теперь стоило только следовать тем же путем, каким он шел вчера, чтобы вернуться к Рифу.
Около десяти часов утра Марк был уже дома; он тотчас же поспешил на «Ранкокус», где все было в прежнем порядке. Разведя огонь под плитою, он занялся изготовлением кое-каких блюд и запасов для следующего плавания, после чего взбежал на мачту с целью осмотреть еще раз, в каком положении находятся теперь дела на южной части горизонта.
Густое облако темного дыма, заволакивавшее до сих пор то место, где происходило извержение вновь появившегося над водой вулкана, теперь почти рассеялось. Лишь одна точка горизонта все еще скрывалась за тонкой струйкой дыма; остальное же пространство было совершенно чисто. Мгновенно выросший из недр океана гигантский пик представлял собою дивное и невиданное зрелище: вершина его возвышалась не на триста метров, как полагал ошибочно вначале Марк, а на семьсот. Пик этот получил название «Пик Вулкана», и Марк решил, что посетит его в самом непродолжительном времени.
Весь день был посвящен приготовлениям к предстоящему путешествию. Глухие раскаты, еще не раз слышавшиеся ему в тишине предыдущей ночи, теперь уже не повторялись. Опасаться было нечего.
На этот раз ему пришлось плыть в совершенно ином направлении. Он миновал сперва несколько проливов и каналов, нисколько не похожих друг на друга; из них одни были прямы и широки, другие же, напротив, были узки и извилисты. К полудню «Бриджит» достигла южной конечности архипелага. Марк полагал, что сделал по меньшей мере двадцать миль, но Пик как-будто вовсе не придвинулся к нему; это заставило его задуматься; как видно, расстояние до Пика было еще весьма велико. Марк решил, что проведет остаток дня и ночи там, где он находился в данную минуту, с тем, чтобы на завтра иметь в своем распоряжении целый день. В то же время он был рад воспользоваться случаем и ознакомиться с этим прибрежьем и ближайшими островами, чтобы основательно изучить всю группу.
Он стал высматривать удобное местечко, чтобы причалить; высадившись на берег, он тотчас же отправился пешком с ружьем в руках осматривать ближайшую местность. Проход, открывавшийся в море, значительно отличался от прохода в восточной части группы: тот залив, которым оканчивался пролив, с наветренной стороны был огражден длинною косою, далеко вдавшеюся в море. И вход и выход здесь были удобны, а самая коса настолько возвышалась над морем, что могла считаться удобным путеводным пунктом.
В пресноводных источниках и ручейках и речках не было недостатка; между прочим, Марк нашел здесь небольшой, но чрезвычайно чистый и светлый ручеек, впадавший в ту губу, в которой стояла на якоре «Бриджит». Марк поднялся вверх по течению около двух миль и дошел до слияния десятка различных ручейков, бравших начало в большой песчаной отмели в несколько миль длиною. Новейшей ли формации была и эта мель или же она давно уже существовала, — этот вопрос трудно было решить с первого взгляда.
На следующий день Марк проснулся за два часа до рассвета и тотчас же стал собираться в путь. В хорошую погоду «Бриджит» делала по пяти узлов[28] в час; с попутным ветром она могла итти и до семи узлов; но при большом волнении ход ее сильно замедлялся.
В продолжении двух часов «Бриджит» шла все на юго-запад. С рассветом Пик показался на горизонте; все предметы стали явственно вырисовываться на темном фоне этой горы, хотя до нее оставалось еще не менее девяти миль. Начиная с этого момента Марка на каждом шагу ожидали новые открытия: солнце успело уже взойти и поочередно освещало то холмик, то обрыв, то голую скалу, придавая им удивительные колориты и оттенки. По мере приближения к Пику восторг и удивление Марка все более и более возрастали. Очутившись на расстоянии всего одной лишь мили от Пика, Марк убедился, что самый остров этот имел не менее восьми-десяти миль, хотя в ширину никоим образом не превышал двух миль. Тянувшийся с юга к северу остров был обращен своей узкой частью в сторону Рифа, и вот почему даже такой внимательный наблюдатель, как Марк, с высоты сторожевой площадки «Ранкокуса» мог ошибиться в размерах Пика, особенно за отдаленностью расстояния.
Под конец плавания ветер стал свежеть; Марк очень желал укрыть свое судно под защитой гигантской скалы, представлявшей собою северную конечность острова. Однако, прибой валов к этому берегу заставил его отказаться от своего намерения. С большим прискорбием он был готов уже повернуть назад, как вдруг совершенно неожиданно очутился против узкого прохода, образовавшегося между двумя утесами почти равной величины, при чем один из них настолько выдавался в море, что совершенно заслонял собою эту узкую щель. Проскользнув между этими двумя скалами, образовавшими род тесной арки, судно Марка очутилось в красивом замкнутом со всех сторон бассейне, имевшем около четырехсот локтей в диаметре.
Благодаря прекраснейшим песчаным берегам и такому же дну здесь, в любом месте, можно было причалить без хлопот, что Марк и не замедлил сделать. Убрав все паруса и захватив багор, он соскочил на берег. Оглядевшись, он увидал, что от бассейна кверху в гору идет громаднейший овраг, образовавшийся в расщелине гигантских скал; извиваясь змеею, он достигал до самой вершины Пика; по нем, клубясь и пенясь, с шумом мчался поток, вливавший свои воды прямо в бассейн. Сперва у Марка явилось предположение, что в этом потоке тоже соленая вода. Однако, отведав воды из ручья, он убедился, что это настоящий горный ключ.
С ружьем за спиною и сумкой за плечами Марк стал взбираться в гору вдоль оврага. На деле подъем этот оказывался менее тяжелым, чем то предполагал сначала Марк. К немалому благополучию своему он мог почти все время пути пользоваться отрадной тенью, так как солнце проникало лишь местами в это глубокое ущелье. Марку пришлось пройти не более двух миль, все время подымаясь в гору, прежде чем он достиг ровного места, так называемого горного плато. Еще на полпути характер местности вдруг резко изменился: то не была уже та мертвая, бесплодная природа угрюмых голых скал, так удручающая душу человека; нет, почва, по которой теперь ступали ноги Марка, как видно, не со вчерашнего лишь дня вышла из недр океана. Оглядываясь вокруг, Марк Вульстон с каждою минутой убеждался все более в том, что самая вершина Пика и эта горная равнина долгое время были прекрасным зеленым островком, прежде чем страшное по своей силе извержение вулкана преобразило его в этот гигантский Пик, подняв его высоко над морем.
Очевидно, этот островок тогда был слишком низменный, чтобы его можно было заметить на таком дальнем расстоянии, какое было от него до Рифа.
Невольный крик восторга вырвался из уст Марка при виде роскошной зеленеющей равнины Пика. Равнина эта была покрыта лесом; бананы и вся богатая тропическая растительность пленяли взор своею красотою. Яркая изумрудная трава еще носила на себе следы недавнего ливня. Марк видел этот ливень в тот момент, когда подходил к Пику; но, приглядевшись ближе к поверхности лугов и лужаек, он без труда нашел и здесь следы пепельного дождя, выпавшего во время извержения вулкана.
После продолжительной и быстрой ходьбы, очутившись вдруг под непосредственным влиянием солнечных лучей, Марк счел за лучшее лечь отдохнуть под тенью группы деревьев, где стоило протянуть руку, чтобы сорвать свесившийся чуть не до земли роскошный плод кокоса. Этот прекрасный плод заключает в себе вкусное, питательное молоко, которое является чудеснейшим напитком в жарком климате; а мякоть кокосовых орехов, когда они только что сорваны, представляет собою чрезвычайно сочную и вкусную пищу. Здесь этих кокосов можно было бы насчитать целые тысячи.
Отдохнув час в тени деревьев, Марк принялся знакомиться с равниной, чтобы судить не только о ее красотах, но и о протяжении. Между прочим, он заметил, что все деревья буквально усеяны всякого рода птицами с необычайно ярким и цветистым оперением, при чем ему показалось, что некоторые из этих птиц должны бы дать прекрасное жаркое. Большинство птиц с видимым наслаждением поклевывали дикие смоквы; эти плоды, не отличаясь особо тонким вкусом, прекрасно утоляют жажду и действуют освежающим образом.
Вскинув ружье, Марк одним выстрелом убил несколько птиц. С помощью своего кремня и небольшой горсточки пороха он без труда развел костер. Здесь лесу было вволю, и он невольно подумал, что на Рифе ему приходится скупиться на дрова, так как запас «Ранкокуса» уже начинал заметно подходить к концу. Из только что убитых птичек Марк изготовил тут же прекрасное жаркое, обернув каждую из них пучечком листьев подорожника; в его походной сумке имелись морские сухари и фляжка рома.
Благодаря возвышенному местоположению этой равнины воздух здесь был несравненно легче, прозрачнее и даже прохладнее, чем на Рифе; вдыхая этот горный воздух, Марк испытывал особенное наслаждение, нечто похожее на легкое опьянение. «Как жаль, — размышлял он, — что нет здесь со мною живого человека, с кем бы я мог делить это блаженство!»