Дамы приняли гостя сдержанно. На лице Гертруды отразилось беспокойство и тревога, но мистрис Уиллис была внешне совершенно спокойна.
Лицо Корсара было сосредоточенно и серьезно. Им, повидимому, овладела какая-то мысль, и, войдя, он даже позабыл извиниться за свой неожиданный приход. Однако, он скоро опомнился и сказал:
— Я знаю, что теперь не время для посещений, но считаю, что не исполнил бы обязанностей радушного и внимательного хозяина, если бы не пришел сообщить вам, что все теперь спокойно, и что мои люди снова кротки, как овцы.
— К счастью, нашелся человек, который сумел во-время подавить их волнение. На вас и на ваше великодушие мы только и можем рассчитывать.
— В этом вы не ошибаетесь. Вам не грозит больше опасность возмущения моего экипажа.
— Надеюсь, и других опасностей не предвидится?
— Это трудно сказать. Наша стихия — беспокойна, и никогда не исключается возможность неожиданных сюрпризов. В сегодняшних беспорядках я и сам несколько виноват. Я распустил своих людей, но волнение промчалось, как вихрь, и теперь снова все спокойно.
— Я часто видала подобные сцены на военных судах, но обыкновенно они являлись результатом старой вражды, и вспышки кончались благополучно.
— Да, но если волнения повторяются слишком часто, то это ведет к катастрофе, — пробормотал сквозь зубы Корсар.
— А Уильдер так же добр, как и вы? С его стороны это было бы большим великодушием, так как возмущение было направлено, главным образом, против него.
— Как вы видели, у него были и друзья. Заметили вы двух людей, которые с беззаветной отвагой кинулись его защищать?
— Да, это тем более удивительно, что он за короткий срок сумел привязать к себе таких суровых людей.
— Ну, двадцать с лишком лет — не совсем короткий срок.
— Как двадцать лет?
— Мне пришлось случайно слышать их разговоры. Очевидно, у них есть какие-то особые связи, и, вероятно, эти люди не в первый раз оказывают ему подобную услугу. Вообще, это странный молодой человек. Я дал бы сейчас тысячу полновесных королевских гиней, чтобы знать историю его жизни.
— Так вы его мало знаете? — спросила Гертруда.
— Кто может похвалиться, что знает человека? Все нам незнакомы, кроме тех редких преданных существ, которых мы знаем и понимаем, кажется, до самых сокровенных изгибов их души.
Корсар, видимо, не спешил уходить. Немного опасаясь этого человека, от которого они вполне зависели, и желая перевести разговор на другую тему, мистрис Уиллис указала на разные музыкальные инструменты, находившиеся в каюте.
— По этим мелочам вы хотите судить обо мне? А впрочем, может-быть, вы желаете послушать музыку? — сказал Корсар. — Я могу исполнить мелодию на гонге.
Он три раза ударил в гонг. Едва замолкли эти звуки, как вслед за ними снаружи раздались другие, словно заиграли какие-то невидимые, заранее приготовленные музыканты. Лицо Корсара осветилось торжеством. А звуки лились и, отражаясь в воде, доносились какой-то волшебной музыкой.
— В этих звуках слышится Италия, — сказал Корсар, — прекрасная, волнующая, опьяняющая страна. Видали ли вы эту страну, богатую воспоминаниями и бедную настоящим? Может-быть, и вы что-нибудь споете? — обратился он к Гертруде. Когда она отказалась, он слабо ударил в гонг.
— Родерик, вы еще не ложитесь спать?
— Нет, — отвечал нежный и слабый голос.
— У него замечательно мягкий голос, — пояснил Корсар, — Родерик, станьте там, в дверях. Спойте нам что-нибудь под музыку.
Родерик стал на указанном месте. Тень скрывала его лицо. Музыка проиграла вступление раз, другой, но пение не начиналось.
— Нет, Родерик, нам одна музыка без пения не понятна. Дополните ее вашим голосом.
Юноша запел сильным и полным контральто, дрожавшим от волнения:
Там, за гранями морей,
Там — свобода и любовь,
Трепет пламенных речей,
Пыл любовных слов…
Там Испания!..
— Довольно, Родерик! — вскричал нетерпеливо Корсар. — Спойте нам матросскую песню, как настоящий матрос.
Родерик замолчал, и лишь звуки музыки продолжали звенеть в воздухе.
— Нет, он, видно, этих песен сегодня петь не может.
— Матросскую песню! — вскричал Корсар, и тотчас же понеслась бравурная музыка. Корсар встал, выпрямился и голосом, переходящим от нежных рулад до угрожающего тона, запел:
Матросы вздрогнули, схватились за канат —
И быстро подняты все якоря на борт.
Потом прощай, родимая страна.
Вы, близкие, и этот тихий порт.
Везде и крик, и шум… Ребята, не робей!
Берись скорей за блок, тяни скорей!
Вот парус тот несется по волнам.
Скорей, друзья, за ним; он путь укажет нам!
Расправить паруса! Вперед! Всегда вперед!
Настигнем мы врага — сразимся смело с ним!
Нагнали мы врага — его мы разобьем…
Все наше, все берем!
Оборвав пение, Корсар простился с дамами и вышел.