Эта пьеса изображаетъ одно убійство въ Вѣнѣ. Гонзаго — имя герцога, Баптиста — имя герцогини… Но вы сами увидите. Произведеніе дьявольское. Шекспиръ. «Гамлетъ».
Когда Ліонелю опять пришлось идти по узкимъ улицамъ Бостона, волненіе на нихъ еще не улеглось. Мимо него быстро проходили торопившіеся куда-то мужчины. Не разъ ему удалось подмѣтить, какъ женщины, выставившись изъ оконъ, злорадно улыбались на его офицерскую форму. По всѣмъ направленіямъ встрѣчались усиленные патрули съ офицерами, которые подозрительно оглядывали каждаго встрѣчнаго.
Общественный домъ охранялся, какъ всегда, часовыми. Ліонель въ одномъ изъ часовыхъ узналъ того гренадера, съ которымъ имѣлъ наканунѣ вечеромъ разговоръ у губернаторскаго подъѣзда. Майоръ остановился и сказалъ:
— A вы тогда ошиблись, товарищъ. У насъ вышелъ очень жаркій денекъ.
— Слышалъ, ваше высокоблагородіе, — отвъчалъ. солдатъ. — Говорили объ этомъ въ казармахъ. Наша рота въ походъ не ходила, за это мы въ нынѣшнюю ночь несемъ двойной караулъ. Надѣюсь, что въ слѣдующій разъ нашу роту не забудутъ. Жаль, что ея въ этотъ разъ не взяли. Можетъ быть, для чести арміи было бы лучше ее взять.
— Почему такъ, милѣйшій ветеранъ? Войска упрекнуть не въ чемъ, они держали себя хорошо. Но вѣдь ихъ со всѣхъ сторонъ окружала громадная вооруженная толпа.
— Не мое дѣло судить о томъ, какъ вели себя войска, хорошо или дурно, но когда я слышу, что двухтысячный англійскій отрядъ ускореннымъ шагомъ уходитъ отъ мѣстнаго сброда, то мнѣ хочется быть тамъ самому съ нашимъ полкомъ, хотя бы для того, чтобы собственными глазами убѣдиться въ этомъ позорѣ.
— О позорѣ не можетъ быть и рѣчи, разъ не сдѣлано ничего дурного.
— Ваше высокоблагородіе, дурное непремѣнно въ чемъ-нибудь да было, разъ могла произойти подобная вещь. Подумайте, ваше высокоблагородіе, вѣдь цвѣтъ арміи! Что-нибудь да сдѣлано же не такъ, какъ бы слѣдовало, и хотя я съ вершины холма самъ видѣлъ конецъ дѣла, я все-таки съ трудомъ всему вѣрю.
Часовой покачалъ головой и снова принялся ходить взадъ и впередъ по своей дорожкѣ. Ліонель пошелъ дальше, раздумывая о томъ презрѣніи, которое такъ неосновательно питали англійскія войска къ мѣстному населенію.
Луна еще не всходила, и Ліонель въ темнотѣ мнновалъ большую площадь и проходъ подъ сводами. Джобъ шелъ сзади, а когда они дошли до стараго магазина, то забѣжалъ впередъ и отворилъ для Ліонеля дверь. Въ ту минуту, когда майоръ входидъ въ домъ, юродивый вдругъ куда-то скрылся и оставилъ Ліонеля одного.
Ліонель ощупью сталъ искать дверь въ комнату Абигаили, руководясь шедшей оттуда полосой свѣта; но эта полоса выходила, какъ оказалось, не изъ двери, а изъ большой щели въ перегородкѣ, такъ что Ліонелю вторкчно пришлось сдѣлаться очевидцемъ таинственнаго свиданія богатой и почтенной мистриссъ Лечмеръ съ жалкой жилицей стараго магазина. Неодолимое любопытство приковало молодого человѣка къ мѣсту. Кромѣ того, онъ инстинктивно угадывалъ, что тайна, связывавшая его тетку съ полубезумной Абигаилью, касалась отчасти и его самого.
Мистриссъ Лечмеръ нарочно одѣлась такъ, чтобы ее не сразу можно было узнать; но въ это время капюшонъ ея длинной накидки былъ спущенъ, и были ясно видны ея поблекшія черты и суровые, жесткіе глаза. Она сидѣла на стулѣ, отчасти изъ важности, отчасти по болѣзни ногъ, а Абигаиль стояла нередъ ней, но не столько въ почтительной, сколько въ смущенной позѣ.
— Глупая женщина! — говорила мистриссъ Лечмеръ непріятнымъ, жесткимъ голосомъ, который у нея являлся въ извѣстныя минуты. — Вы себя погубите. Отбросьте вы этотъ предразсудокъ, наберитесь твердости.
— Погублю себя, вы говорите? — возразила Абигаиль. — Да развѣ я уже не погибла? Развѣ это можно назвать жизнью, какъ я живу? Въ униженіи, въ нищетѣ, съ сознаніемъ грѣха!.. Чего же еще нужно? Какой еще гибели?
— Съ этими хлопотами по пріему моего двоюроднаго внука я совсѣмъ о васъ позабыла и не сдѣлала, кажется, того, что всегда дѣлаю, — замѣтила мистриссъ Лечмеръ, стараясь смягчить свой тонъ, но это ей далеко не особенно удалось.
Абигаиль взяла изъ рукъ мистриссъ Лечмеръ серебряную монету и нѣсколько минутъ разсѣянно глядѣла на нее, держа на ладони. Мистриссъ Лечмеръ подумала, что Абигаиль недовольна.
— Время теперь смутное, — пояснила старая лэди, — земельная собственность упала въ цѣнѣ, доходы мои сильно сократились, но если этого вамъ мало на ваши расходы, го я могу прибавить еще одну крону.
— Нѣтъ, довольно и этого, — отвѣчала Абигаиль, судорожнымъ движеніемъ зажимая въ рукѣ деньги. — О, мээмъ, какъ ни скверно быть жадной къ деньгамъ, но если бы я была грѣшна только въ этомъ одномъ, тогда было бы еще ничего.
— Эта женщина совсѣмъ выжила изъ ума, — холоднымъ тономъ проговорила мистриссъ Лечмеръ. — Какіе такіе у васъ особенные грѣхи, Абигаиль? Обыкновенные женскіе, больше ничего. Всѣ люди грѣшны.
— Да, всѣ грѣшны, и я грѣшница. Но когда видишь передъ собой близкую могилу, тогда невольно припоминаешь всѣ грѣхи, и является горькое, горькое раскаяніе.,
— Ну, вотъ, теперь о могилѣ заговорила! — сказала мистриссъ Лечмеръ, блѣднѣя и накидывая на. голову капюшонъ. — Совсѣмъ безумная женщина, хуже ребенка!
Она прибавила еще нѣсколько словъ, но глухо, такъ что Ліонель не разслышалъ. Послѣ небольшой паузы она подняла голову, оглянулась кругомъ надменно и сурово и сказала громко;
— Вотъ что, Абигаиль: будетъ глупить. Я пріѣхала къ вамъ разспросить про того страннаго человѣка, который у васъ поселился.
— Это не значитъ глупить, мистриссъ Лечмеръ, — возразила Абигаиль, терзаемая укорами совѣсти. — Намъ съ вами пора покаяться, пора молиться, пора вспомнить о могилѣ, пока еще не поздно, пока мы сами въ нее еще не сошли.
— Да, говорите о могилѣ, пока могильный холодъ не сковалъ вашего языка! Могила — это отчизна старости, — проговорилъ вдругъ третій голосъ, глухой, точно замогильный. — Я готовъ поддержать съ вами эту душеспасительную бесѣду.
— Кто это? Кто это? Ради Бога — кто вы такой? — закричала, быстро вскакивая, мжстриссъ Лечмеръ. Отъ волненія она забыла свою старость, свои недуги, даже свои заботы. — Говорите, кто вы?
— Вашъ ровесникъ, Присцилда Лечмеръ, стоящій, какъ и вы сами, у порога послѣдняго жилища. Продолжайте же. Если у васъ есть грѣхи, то за ваше раскаяніе небесная благость вамъ ихъ проститъ, какъ бы вы ни были недостойны прощенія.
Ліонель видѣлъ всю сцену сквозь щель. Говорившій былъ Ральфъ, остановившійся въ дверяхъ. Пораженная мистриссъ Лечмеръ онѣмѣла отъ испуга. Зная, что для старушки такія сцены могутъ быть очень вредны, Ліонель собирался уже броситься на помощь теткѣ, но та пришла въ себя и спросила:
— Кто это назвалъ меня Присциллой? На свѣтѣ нѣтъ больше никого, кто имѣлъ бы право обращаться со мной такъ фамильярно.
— Да, Присцилла! — повторилъ старикъ, оглядываясь кругомъ и какъ будто кого-то ища глазами. — Это имя звучитъ такъ нѣжно, такъ пріятно для моего слуха. Вы знаете, такъ зовутъ еще другую…
— Той другой нѣтъ, она давно умерла. Я видѣла ея гробъ и желала бы ее забыть, какъ и всѣхъ тѣхъ, кто оказался недостойнымъ моего родства.
— Она не умерла! — громкимъ голосомъ, раздавшимся по всему старому дому, прокричалъ старикъ. — Она жива! Да, жива!
— Какъ такъ жива! — повторила мистриссъ Лечмеръ, отступая отъ Ральфа на столько же шаговъ, на сколько тотъ шагнулъ впередъ во комнатѣ. — Что за глупости приходится мнѣ здѣсь выслушивать!
— Жива! — вскричала Абигаиль Прэй, заламывая руки въ неподдѣльнымъ отчаяніи. — О, какъ бы я была рада, еслибъ это было такъ! Но нѣтъ, она умерла. Я сама видѣла ея обезображенный трупъ. Я сама завертывала въ саванъ ея тѣло, бывшее когда-то идеаломъ красоты. Увы, она умерла, а я…
— A вы — старая дура, готовая выслушивать бредъ сумасшедшаго! — воскликнула мистриссъ Лечмеръ.
— Нѣтъ, это не я сумасшедшій! — вскричалъ Ральфъ съ горькой ироніей. — Сумасшедшій вы знаете кто… A вы что это дѣлаете? Одного человѣка вы уже свели съ ума, теперь хотите отнять разсудокъ у другого?
— Я свела с ума? — безъ всякаго смущенія взглянула мистриссъ Лечмеръ старику прямо въ его горящіе глаза. — Разсудокъ даетъ и отнимаетъ Богъ. Я такимъ могуществомъ не обладаю.
— Ты смѣешь это говорить, Присцилла Лечмеръ? — воскликнулъ Ральфъ, въ три быстрыхъ шага подступая къ ней и хватая ее за руку. — Ты утверждаешь, что ни у кого не отнимала разсудка? A что, скажи, сталось съ главой твоего хваленаго рода, съ богатымъ и уважаемымъ девонширскимъ баронетомъ, балованнымъ товарищемъ принцевъ крови, съ твоимъ племянникомъ Ліонелемъ Линкольномъ? Гдѣ онъ? Живетъ ли онъ въ своемъ родовомъ замкѣ, заботясь о своихъ вассалахъ? Предводительствуетъ ли королевскимъ войскомъ? Или онъ живетъ одинъ въ какой-нибудь мрачной кельѣ? Женщина, ты знаешь, гдѣ онъ! И довели его до этого твои безчестныя дѣйствія!
— Кто это позволяетъ себѣ со мной такъ дерзко говорить? — вскричала мистриссъ Лечмеръ, дѣлая послѣднее усиліе, чтобы съ презрѣніемъ отразить предъявленное къ ней обвиненіе. — Если вы дѣйствительно знаете моего несчастнаго племянника, то вы сами можете судить, насколько такое обвиненіе ложно.
— Знаю ли я его! Спросите лучше, чего или кого я не знаю. Женщина, я прослѣдилъ за тобой. Я знаю всѣ твои дѣла. Знаю все и про другую грѣшницу. Говори, Абигаиль. Развѣ я тебѣ не пересказалъ всѣхъ твоихъ грѣховъ?
— Да! Это правда! — въ суевѣрномъ ужасѣ воскликнула Абигаиль. — Онъ знаетъ все, что могло видѣть только Господне око.
— Я знаю и тебя, недостойную вдову Джона Лечмера, знаю и Присциллу. Ну, что, развѣ я не знаю всего?
— Онъ все знаетъ! — еще разъ вскричала Абигаиль.
— Все! — почти неслышнымъ голосомъ произнесла мистриссъ Лечмеръ — и упала въ обморокъ.
Ліонель бросился на помощь теткѣ, но когда онъ вошелъ въ. комнату, Абигаиль уже успѣла сдѣлать ей то, что дѣлаютъ обыкновенно въ такихъ случаяхъ. Такъ какъ больная съ трудомъ дышала, то ей растегнули платье и распустили шнуровку, и Абигаиль попросила Ліонеля уйти, ссылаясь на то, что если мистриссъ Лечмеръ его увидитъ передъ собой, когда очнется, то это можетъ даже повести къ роковому исходу.
Ліонель вышелъ изъ комнаты и наверху лѣстницы увидалъ Ральфа. Онъ пошелъ сейчасъ же на старикомъ, намѣреваясь потребовать отъ него объясненія этой сцены. Старикъ сидѣлъ въ маленькой комнатѣ, закрывая глаза рукой отъ слабаго свѣта жалкой сальной свѣчки, и о чемъ-то глубоко задумался. Ліонель подошелъ и заговорилъ. Только тогда старикъ обратилъ вниманіе на его приходъ.
— Мнѣ сказалъ Джобъ, что вы желаете меня видѣть, — сказалъ майоръ. — Я здѣсь.
— Хорошо, — отвѣтилъ Ральфъ.
— Кажется, я долженъ прибавить, что я былъ случайнымъ и крайне изумленнымъ свидѣтелемъ сцены между вами и мистриссъ Лечмеръ. Вы говорши съ этой леди очень смѣло и рѣзко, и это для меня совершенно непонятно.
Старикъ поднялъ голову. Его глаза заблестѣли вдвое ярче.
— Въ такомъ случаѣ вы слышали правду и видѣли, какое дѣйствіе она производитъ на грѣшную совѣсть.
— Но вы въ разговорѣ называли имена, которыя мнѣ дороже веего на свѣтѣ.
— Вѣрно ли это, молодой человѣкъ? — спросилъ Ральфъ, глядя ему прямо въ лицо. — Нѣтъ ли еще какой-нибудь особы, которая съ нѣкоторыхъ поръ сдѣлалась вамъ дороже даже то-то, кто далъ вамъ жизнь? Скажите правду, да помните, что вы говорите съ человѣкомъ, отлично изучившимъ человѣческую природу.
— Вы хотите сказать, сэръ, что съ человѣческой природой вполнѣ согласно — любить кого-нибудь наравнѣ съ родителями? Такъ ли я васъ понялъ?
— Послушайте, это ребячество. Неужели вы думаете отдѣлаться отъ меня такой наивностью? Вы влюблены во внучку этой негодной женщины… Могу ли я на васъ положиться?
— Почему бы эта честь могла оказаться несовмѣстимой съ моей привязанностью къ такой чистой дѣвушкѣ, какъ Сесиль Дайнворъ?
— Да, да, — пробормоталъ вполголоса старикъ, — ея мать была чистая женщина, и очень возможно, что эта дѣвушка достойна своей матери.
Онъ замолчалъ. Ліонелю было неловко. Наконецъ, старикъ сказалъ:
— Майоръ Линкольнъ, вы были въ этомъ походѣ?
— Вы же сами меня видѣли тамъ и спасли мнѣ жизнь. Но вы-то сами для чего явились въ Бостонъ, гдѣ такъ много военныхъ? Навѣрное, васъ не я одинъ видѣлъ среди американцевъ. Васъ летко могутъ узнать и арестовать.
— Едва ли кому-нибудь придетъ въ голову разыскивать меня въ городѣ, когда всѣ высоты кругомъ заняты вооруженными людьми. Впрочемъ, о томъ, что я здѣсь живу, знаетъ только одна эта жалкая женщина, Абигаиль Прэй, которая никогда не рѣшится меня выдать; кромѣ того еще ея сынъ да вы. Я перемѣщаюсь быстро и секретно. Со мной ничего не можетъ случиться.
— A я, право, не знаю, какъ мнѣ поступить, — нерѣшительно и въ большомъ смущеніи проговорилъ Ліонель. — Имѣю ли право молчать о васъ, зная, что вы завѣдомый врагъ короля?
— Ліонель Линкольнъ, вы преувеличиваете свои силы. У васъ ни за что не хватитъ духа пролить кровь человѣка, который спасъ вашу жизнь. Мы съ вами другъ друга отлично понимаемъ, а человѣкъ моихъ лѣтъ не долженъ ничего бояться.
— Разумѣется, Ральфа нельзя ничѣмъ испугать, — раздался вдругъ изъ темнаго угла голосъ Джоба, незамѣтно вошедшаго въ комнату.
— Откуда ты, чудакъ? — спросилъ Ліонель. — И почему ты такъ неожиданно ушелъ отъ меня?
— Джобъ ходилъ на рынокъ купить кое-чего для Нэбъ.
— И ты думаешь, что я повѣрю этой глупой сказкѣ? Что же можно купить въ такой поздній часъ, и на какія деньги ты бы купилъ?
— Королевскимъ офицерамъ не всегда все извѣстно. Вотъ, глядите! Это развѣ не деньги? Этотъ билетъ стоитъ всюду одинъ фунтъ стерлинговъ.
Въ рукахъ у Джоба, кромѣ этого билета, Ліонель увидалъ еще нѣсколько золотыхъ монетъ.
— Негодяй! Ты грабилъ убитыхъ! — воскликнулъ майоръ.
— Не смѣйте называть Джоба воромъ! — вскричалъ съ угрозой юродивый. — Джобъ убилъ гренадера, но Джобъ не воръ.
— Ну, значитъ, тебѣ давали ночью какое-нибудь опасное порученіе и заплатили за него, — догадался Ліонель. — Впередъ не смѣй этого дѣлать! Чтобъ это было въ послѣдній разъ! A если тебѣ что-нибудь понадобится, приходи ко мнѣ и говори — и все у тебя будетъ.
— Для короля Джобъ не сталъ бы исполнять никакихъ порученій ни за какія деньги, ни за какіе алмазы. Такого закона нѣтъ, чтобы насильно заставлять.
Ліонель старался успокоить разсердившагося дурака, но тотъ даже не удостоилъ его отвѣтомъ, молча забился въ свой уголъ и улегся прямо на полу, мрачный и недовольный.
Тѣмъ временемъ Ральфъ снова впалъ въ задумчивость, и Ліонель вспомнилъ, что время уже позднее, а между тѣмъ онъ еще не получилъ желательнаго объясненія. Поэтому онъ снова заговорилъ о волненіи своей тетки. Тогда старикъ сейчасъ же поднялъ голову и сказалъ:
— У этой женщины совѣсть не чиста. Она видитъ, что я про нее все знаю, и это заставляетъ ее трепетать.
— Позвольте, что же такое вы можете про нее знать? Я въ нѣкоторомъ родѣ естественный защитникъ мистриссъ Лечмеръ и имѣю право требовать отъ ея имени, чтобы вы сказали, въ чемъ вы ее обвиняете.
— Отъ ея имени! Пылкій юноша! Вы сперва дождитесь, чтобы она сама дала вамъ такое порученіе. Тогда вы получите громовый отвѣтъ.
— Ну, такъ вы мнѣ лично объясните, хотя бы въ силу вашего собственнаго обѣщанія разсказать мнѣ о какихъ-то моихъ семейныхъ несчастіяхъ, которыя мнѣ неизвѣстны.
— Да, это вѣрно: я знаю многое, — отвѣчалъ старикъ. — Если вы сомнѣваетесь, сходите внизъ и справьтесь у здѣшней несчастной обитательницы или у преступной вдовы Джона Лечмера.
— Я сомнѣваюсь только въ томъ, могу ли я дольше ждать. Время идетъ и идетъ, а мы съ вами еще и не приступали къ разговору.
— Я вамъ объясню все, но не здѣсь и не сегодня.
— Долго ли еще ждать? Время тревожное, сомнительное. Неизвѣстно, что можетъ случиться, и гдѣ мы съ вами оба будемъ.
— Вотъ какъ! Вы уже сомнѣваетесь… Какъ, однако, васъ успѣли напугать простые вооруженные мужики! Нѣтъ, не безпокойтесь: въ свое время и въ своемъ мѣстѣ я вамъ все разскажу. Да, Присцилла Лечмеръ! Твой часъ приближается. Къ твоей судьбѣ приложена печать.
Ліонель принялся убѣждать, упрашивать, но старикъ быль непоколебимъ. Снизу послышался голосъ Абигаили, звавшей сына. Тотъ долго не откликался на ея зовъ, но когда въ ея голосѣ послышались злыя ноты, онъ нехотя всталъ и пошелъ. Ліонель не зналъ, что ему дѣлать. Тетка не знала, что онъ находится тутъ въ домѣ, а если бы Абигаиль считала нужнымъ, чтобы онъ показался, то она, вѣроятно, позвала бы его одновременно съ Джобомъ. Свои посѣщенія Ральфа онъ всегда по возможности скрывалъ. Поэтому онъ незамѣтно ушелъ, не прощаясь со старикомъ, и сталъ спускаться съ лѣстницы. Отсюда онъ увидалъ мистриссъ Лечмеръ, которую Джобъ провожалъ съ фонаремъ. Онъ слышалъ, какъ мать приказывала юродивому проводить старую лэди до экипажа.
Въ дверяхъ мистриссъ Лечмеръ обернулась, и свѣтъ отъ свѣчки, которую держала Абигаиль, упалъ на ея лицо. Ліонель разглядѣлъ, что черты его двоюродной бабки снова приняли обычное, суровое, холодное выраженіе, только слегка смягченное нѣкоторой задумчивостью.
— Забудьте все это, Абигаиль, — говорила мистриссъ Лечмеръ. — Этотъ подозрительный старикъ собралъ кое-какіе факты по наслышкѣ и пугаетъ насъ ими. Я подумаю и приму мѣры. A вамъ здѣсь не зачѣмъ больше жить, моя добрая Абигаиль. Ни вамъ, ни вашему сыну. Я васъ обоихъ устрою гораздо лучше. Такъ нужно.
Какъ только старая лэди уѣхала, Ліонель сошелъ съ лѣстницы и явился передъ Абигаилью, которая чрезвычадно изумилась, видя его опять.
— Послушайте, — сказалъ онъ, — я все слышалъ, что здѣсь говорилось, поэтому скрывать отъ меня подробности совершенно безполезно. Разскажите мнѣ ихъ.
— Нѣтъ! Нѣтъ! — въ ужасѣ воскликнула Абигаиль. — Ради Бога, маіоръ Линкольнъ, не заставляйте меня говорить. Я дала клятву…
Она не договорила. Ее душило волненіе. Ліонелю стало совѣстно, что онъ довелъ до такого состоянія женщину. Онъ успокоился самъ и сталъ успокаивать ее.
— Уходите! Уходите! — говорила она, указывая ему рукою на дверь. — Я только тогда успокоюсь, когда вы уйдете! Оставьте меня одну съ Богомъ и съ этимъ страшнымъ старикомъ!
Онъ боялся оставить ее въ такомъ разстроенномъ состояніи, но скоро вернулся Джобъ, и Ліонель ушелъ.
Вернувшись на Тремонтъ-Стритъ, Ліонель узналъ, что мистриссъ Лечмеръ благополучно возвратилась и легла спать, а также и обѣ ея внучки. Ліонель послѣдовалъ ихъ примѣру и, придя къ себѣ въ комнату, заснулъ послѣ всѣхъ перенесенныхъ треволненій крѣпко-крѣпко, точно умеръ.