При товарно-рыночной форме хозяйственных отношений из простого трудового товарного производства растёт капиталист, капитализм. Поэтому с начала новой экономической политики в советской деревне отдельные явления имущественного неравенства начинают превращаться в классовые отличия. Иначе сказать, неравенство уровня благосостояния двух трудовых производителей начинает превращаться в капиталистическую эксплоатацию более богатым своего бедного соседа.
Конечно, до некоторой степени, хотя и в прикрытом виде, товарные отношения сохранялись в советской деревне и в период военного коммунизма. Это видно, например, из данных о том, что в 1918–1919 гг. из всего хлеба, муки и крупы, потреблявшихся городским населением, более половины доставлялось не Наркомпродом, а мешочниками. И даже в 1920 г. мешочники и прочие «внеплановые» заготовители доставляли ещё до двух пятых. Эти данные из работ ЦСУ того времени (в частности — т. Лосицкого) привожу из книжки М. Жирмунского — «Частный капитал в товарообороте» (издана ВСНХ СССР в Москве в 1924 г.).
Но самые размеры продовольственного снабжения городов в те времена были так невелики, что наличность в том числе заготовки половины или трети товарным путём ещё не накладывала печати товарно-рыночных отношений на деревню в целом. Сверх того, прямые административные меры мешали сколько-нибудь широкому превращению натурального накопления в орудие эксплоатации (принудительное перераспределение инвентаря и т. д.). Установление новой экономической политики в 1921 г. послужило исходным моментом нового развития капиталистических элементов сельского хозяйства, пределы и объём которого к настоящему времени мы должны теперь определить.
Советское государство в интересующем нас сейчас отношении тем отличается от буржуазного, что не относится к развитию капиталистических элементов в деревне ни благожелательно, ни хотя бы пассивно. Наоборот, Советское государство относится к такому развитию отрицательно и принимает ряд мер для укрепления социалистических моментов в сельском хозяйстве и для конечной победы их над капиталистическими, несмотря на наличность пока товарно-рыночных отношений. Совокупность этих мероприятий, достигнутые успехи и намеченная линия достаточно широко известны (сошлюсь, например, на мою книжку «Советская деревня»). Революция достигла несомненных успехов и в улучшении положения бедноты. У нас теперь, как и до революции, крестьяне (без батраков и без живущих вне городов рабочих, служащих, ремесленников и торговцев с их семьями) составляют около 75% всего населения. По сделанному т. Лениным в 1916 г. расчёту, до нашей революции деление крестьян на слои было таким, что если бы оно сохранилось без перемен, то приходилось бы на бедноту 50%, на середняков 15% и на кулаков 10% всего населения (См. недавно напечатанную отдельным изданием, ранее не опубликованную статью Владимира Ильича — «Товарищи рабочие, идём в последний, решительный бой!»).
А теперь эти около 75%, какие составляют крестьяне во всём населении, делятся так:
— Крестьянская беднота — 21,7%.
— Крестьяне-середняки — 49%.
— Кулаки — 1,6%.
Беднота передвинута нашей революцией наполовину в середняки.
Но нас здесь сейчас интересуют не наши успехи, а итоги капиталистического накопления в сельском хозяйстве к 1927 г.
Вся чистая продукция сельского хозяйства за 1925/26 г. без оборотной её части (как корм скота и т. п.), по докладу на плановом совещании Госплана, опубликованному в «Плановом хозяйстве» № 3 за 1927 г. на стр. 46, в довоенных рублях составила около 7 600 млн. руб. по довоенным ценам. Причём из неё около 4 миллиардов довоенных рублей составляла натуральная часть (54%) — та, которая остаётся в хозяйстве, и около 3 600 млн. руб. (46%) — товарная часть, т. е. та, которая сельскими хозяевами отчуждается на сторону, продаётся. Вот нам и предстоит определить в частности, какую долю этой товарной части нужно отнести за счёт капиталистического предпринимательства, а какую — за счёт простого товарного трудового хозяйства.
Процесс нарастания капиталистических элементов в частном трудовом сельском хозяйстве сопровождается, естественно, разорением, выбытием из числа самостоятельных хозяйственных единиц другой части деревни — самых маломощных хозяйств. Двусторонний характер судеб частного трудового сельского хозяйства при господстве товарно-рыночных условий пока ещё недостаточно преодолевается организованным вмешательством государства. При большем накоплении государственных средств государство сможет в гораздо большей против теперешнего степени помочь беднейшим слоям крестьян удержаться в сельскохозяйственном производстве. Для этого нужен гораздо больший сельскохозяйственный кредит, который дал бы возможность широким массам перейти к коллективному ведению хозяйства, а также к развитию трудоёмких его отраслей. Пока же колхозное движение остаётся сравнительно узким (оно охватывает около 1% крестьянского населения при наличности около 30% крестьянских дворов без рабочего скота) и пока размеры сельскохозяйственного кредита не могут быть нами быстро увеличены во много раз, как надо было бы, до тех пор неизбежен именно двусторонний характер процесса развития частного трудового сельского хозяйства.
Эта двусторонность маскируется при поверхностном наблюдении общим подъёмом сельского хозяйства страны. Кто посмотрит на статистические таблицы за ряд последних лет, тому сначала покажется, что происходит одностороннее передвижение вверх. Процент беспосевных делается меньше с каждым годом, хозяйство сеющих растёт во всех группах и т. д. На деле же тут не принято во внимание, что часть беднейших хозяйств вообще бросает хозяйство, вовсе ликвидирует его и выселяется — и потому больше не входит в статистические таблицы. Один слой вырастает наверху из частного трудового хозяйства в капиталистические сельскохозяйственные предприятия, другой слой, внизу, вовсе уходит из числа сельских хозяев — порывает связь с деревней, переселяется в города, забирает туда семьи. Известно, что в целом ряде фабричных районов теперь широко развернулось так называемое «индивидуальное жилищное рабочее строительство». Оно заключается в том, что поступивший на фабрику рабочий (вчерашний крестьянин) продаёт свою деревенскую избу и на вырученные деньги строит себе хибарку «на курьих ножках» вблизи фабрики или на окраинах города, чтобы не быть вынужденным к дорогой жизни «на два дома», чтобы не разлучаться с семьёй и обеспечить себя хоть каким-нибудь жильём при фабрике.
По «Контрольным цифрам» Госплана, за последние три года состав занятого пролетариата (кроме безработных) увеличился по СССР на три миллиона человек. К ним надо прибавить ещё состоящих на их иждивении членов семей. Две трети этой массы пришли из деревни, ликвидировав там своё жалкое «частное хозяйство». Это и есть одно из проявлений второй стороны эволюции частного трудового хозяйства в нашем земледелии. Другими такими же проявлениями являются увеличение числа крестьян, превращающихся в наёмных рабочих в самом сельскохозяйственном производстве, и рост ежегодного отхода на сезонные неземледельческие заработки (строительные работы, рубка леса и т. д.).
До сих пор не было официальных массовых данных, которые позволили бы статистически иллюстрировать этот несомненный процесс распада и ликвидации части трудовых сельских хозяйств прямыми данными о самой деревне. Это отсутствие, вероятно, и служило почвой для встречавшихся иногда отдельных неправильных представлений о якобы достигнутом уже таком своеобразии эволюции частного трудового сельского хозяйства в СССР, при котором происходит только сплошной его рост без всякого распада низших групп. Изданный недавно ЦСУ «Статистический справочник СССР на 1927 г.» должен положить конец таким представлениям, ибо в нём опубликованы результаты массовых обследований одних и тех же хозяйств, охвативших около 600 тыс. крестьянских дворов и показывающих повсеместно двусторонний характер эволюции (стр. 67–71). Эти почти 600 тыс. дворов были обследованы подробно в 1924 г.‚ а через год, в 1925 г.‚ было вторично обследовано, что с ними сталось. Ликвидировавшие хозяйство или уменьшившие его попадают при этом в разряд перешедших в низшие группы. Результаты по районам следующие:
[— … — обследовано хозяйств — перешло в низшие группы — осталось без изменения — перешло в высшие группы.]
— Потребляющий район — 189 тыс. — 5% — 81,8% — 13,2%.
— Производящий район — 236 тыс. — 11,3% — 68,9% — 19,8%.
— Северокавказский район — 53 тыс. — 15,2% — 55,8% — 29%.
— Сибирский район — 33 тыс. — 11,7% — 64% — 24,3%.
— Украина — 62 тыс. — 12,7% — 67,6% — 19,7%.
— Белоруссия — 10 тыс. — 6,1% — 75,3% — 18,6%.
Картина совершенно ясная. Как и следовало ожидать, двусторонность процесса тем более ярко выражена, чем бо́льшую роль играет в крестьянском хозяйстве именно земледелие — Северный Кавказ, Сибирь, Украина, «производящий район» РСФСР[6]. В полном согласии с этим находятся и прямые данные о ликвидации хозяйств, опубликованные в том же «Справочнике» за 1922–1925 гг. (стр. 65). Эти данные охватывают около 350 тыс. крестьянских дворов, ежегодно обследовавшихся в 11 губерниях потребляющего района, в 9 губерниях производящего района и в 5 губерниях Украины. Они указывают каждый год процент дворов выселившихся и ликвидировавшихся и процент дворов возвратившихся и вновь вселившихся. Перевес первых над вторыми, т. е. чистое выселение и ликвидация в процентах ко всему количеству крестьянских дворов, оказывается по районам следующим:
[— … — в 1922–1923 гг. — в 1924–1925 гг.]
— Потребляющий район — 0,8% — 1,0%.
— Производящий район — 0,8% — 1,1%.
— Украина — 1,0% — 0,6%.
На уменьшение процента по Украине повлияло, конечно, также развившееся с 1924 г. переселение евреев на землю для перехода к занятию сельским хозяйством. Если взять одно выселение и ликвидацию (не вычитая вновь вселившихся и возвратившихся), то в среднем за период 1922–1925 гг. окажется ежегодно ликвидировавшихся и выселявшихся по потребляющему району около 2,4%, по производящему — около 3,2% и по Украине — около 2,8% всех дворов.
Переходя в дальнейшем к росту из простого трудового товарного производства капиталистических сельскохозяйственных предприятий, надо иметь в виду, таким образом, и ту вторую сторону процесса, о которой только что шла речь.