Наиболее неизученной и даже вообще неосвещённой областью деятельности частного капитала в СССР являются размеры и операции его на кредитном и денежном рынке. Между тем как раз здесь общественное мнение — и недаром — видит один из главнейших центров спекулятивной активности и наживы капиталистов в СССР. Нет до сих пор хотя бы даже грубо ориентировочной попытки хотя бы приблизительно оценить размеры частного кредитного рынка и охарактеризовать связь его с другими областями частного хозяйства и значение для них. Производимая мною сейчас попытка является поэтому лишь самым первым приближением к действительности и, без сомнения, будет ещё нуждаться в поправках и дополнениях. Но представление о масштабах и роли даёт всё же и такая первоначальная намётка.
Даже отдельные виды частного кредитного капитала не подвергались сколько-нибудь связному обследованию, если не считать вопроса об участии частного капитала в государственных займах. Нельзя сказать, чтобы вообще по вопросам частного кредитного капитала не было хотя бы отрывочных и частичных материалов, способных всё же в своей совокупности дать некоторое представление о деле (иначе этот раздел данной книжки вообще не мог бы быть написан). Но внимание наблюдателей больше привлекалось до сих пор частной торговлей, с которой населению приходится непосредственно иметь дело, и отчасти частной промышленностью. И оставался в тени стоящий за их спиной частный кредитный капитал, финансировавший их, снимавший с них пенки и маневрировавший ими.
В нашей сводке мы учитываем следующие виды частного кредитного капитала в СССР (кроме кредитного капитала в сельском хозяйстве, которому ниже посвящены отдельные замечания):
а) ломбардные операции;
б) дисконтные (в порядке личного ростовщичества);
в) вклады в общества взаимного кредита;
г) вклады в государственные кредитные учреждения и сберегательные кассы;
д) средства, увязанные в операциях с иностранной валютой и золотом;
е) приобретение государственных займов;
ж) сальдо частного финансирования частной торговли;
з) сальдо частного финансирования частной промышленности (включая транспорт, строительство, лес).
Под ломбардными операциями имеются в виду ссуды под залог движимого имущества, выдаваемые капиталистами отдельным гражданам для их домашних или мелкохозяйственных надобностей. Для этих операций государство открывает, между прочим, и государственные ломбарды (существовавшие уже в некоторых крупных центрах до революции). К этим операциям примыкает учёт (дисконт) потребительских векселей и выдача по ним ссуд также для личных, семейных или мелкохозяйственных надобностей. С этою целью, между прочим, учреждён уже целый ряд «ссудо-сберегательных товариществ», «касс взаимопомощи» и т. п. подконтрольных государству организаций. Но всё же обе эти операции — ссуды под залог домашних вещей и ссуды под личные векселя (не для целей капиталистической торговли и промышленности) — являются излюбленной областью частного ростовщичества. Как указано в главе второй (раздел о валютных операциях), имеются сведения по районам (экспертные оценки специальных наблюдателей), суммирование которых по СССР даёт величину до 20 млн. руб.‚ вложенных в это дело частных средств. Ростовщики этого типа обычно не очень крупные капиталисты.
«В Москве частные дисконтеры обыкновенно владельцы мелких сумм в 4–5 тыс. руб. Учётный процент достигает 7% и (ссуда) выдаётся только под надёжное обеспечение» (стр. 33 Обзора Наркомторга за октябрь — декабрь 1926 г.).
Возможно, конечно, что на деле в городском личном ростовщичестве обращаются несколько бо́льшие суммы, но на это нет прямых указаний. Указания в рабочих бюджетах об используемом рабочими систематически частном кредите в большей части не следует включать в эту сумму. Ибо для рабочего речь идёт большею частью о беспроцентном мелколавочном кредите или о неростовщических займах у знакомых.
Вклады в государственные кредитные учреждения (кроме сберегательных касс), как указано в главе второй (раздел о государственном кредите), составляют только 8 млн. руб., если считать только капиталистические фирмы, сами пользующиеся затем кредитом в наших учреждениях. Сверх того на то же число (1 октября 1926 г.) в этих государственных кредитных учреждениях имелось ещё свыше 20 млн. руб. вкладов мелких и средних трудовых вкладчиков (лица свободных профессий, служащие и т. д.), вклады которых не служат целям какой-либо предпринимательской деятельности, имеют потребительский характер (отложил «на чёрный день», на старость, собирает для леченья и т. д.) и не включаются нами в состав принадлежащего капиталистам кредитного капитала.
В сберегательных кассах вклады нетрудовых элементов и «прочих» (под «прочими», можно думать, скромно скрываются они же) вместе составляют 14,5% суммы вкладов (как приведено в главе второй, раздел о госзаймах). Вся сумма вкладов в сберегательные кассы СССР на 1 июня 1927 г. составляла 150 млн. руб. («Экономическая жизнь» от 24 июня 1927 г.). Стало быть, на капиталистов в том числе приходится около 20 млн. руб.
В добровольные государственные займы, как указано в разделе втором, по 1 октября 1926 г., по подсчётам наших финорганов, частный капитал вложил до 18 млн. руб. своих средств. С тех пор сумма эта возросла примерно до 22 млн. руб. к 1 июня 1927 г. в связи с осенним выигрышным беспроцентным займом 1926 г. и с десятипроцентным займом 1927 г. Прибавляется реальное вложение частного капитала в оба займа около 9 700 тыс. руб. при номинальной подписке на 40 млн. руб. (докладная записка старшего инспектора Наркомфина т. Фашинского), и вычитаются средства, вложенные капиталистами путём извлечения их из прежних займов (там же). Кстати сказать, в части, размещённой среди капиталистов, оба эти займа постигла та же участь, что и прежние добровольные займы 1925 г. и 1926 г. То есть, сняв пенки в период подписки (закончилась 1 апреля), капиталисты уже в мае «сбросили» с себя попечение о займах, обратно подкинув их государству продажей на бирже (где они и скуплены волей-неволей Госбанком и за счёт Госфондконторы Наркомфина). Наоборот, как и раньше, вполне прочной оказалась подписка трудовых сберегателей. Особенно выдвинулось значение коллективной подписки на заём 1927 г. со стороны трудящихся. Путём коллективной подписки рабочих, служащих и кустарей билеты займа 1927 г. приобрели около миллиона человек со взносом в среднем около 25 руб. (как показывают детальные таблицы по крупным центрам, например по Харькову, рабочие подписывались в среднем примерно на 20 руб. с участника, служащие — на 30 руб. и кустари — на 50 руб). Из частного капитала, вложенного в госзаймы, по подсчётам наших финорганов, приходится на Москву до 10 млн. руб., Ленинград — 2,5 млн. руб., Харьков — 1 млн. руб., Ростов — 500 тыс. руб., Баку — 500 тыс. руб. и т. д. (Гарнич, О частном фондовом капитале, стр. 5).
Вклады капиталистов в общества взаимного кредита составляют около 35 млн. руб. Частный кредитный капитал на этом единственном участке открыто выходит наружу в больших массах и даёт возможность детальнее с ним ознакомиться. Проценты, выплачиваемые ОВК по вкладам (в 1925/26 г. они составляли около 40% в год), довольно близки к проценту на частном денежном рынке и могут считаться его низшим пределом. Ибо если разница будет слишком велика, то частный кредитный капитал вместо помещения в ОВК предпочтёт пойти на риск и неудобства индивидуального, личного ростовщичества. Секция по наблюдению за частным капиталом ГЭУ Наркомторга СССР пишет, например, в своём Обзоре за первый квартал 1925/26 г. следующее:
«В Ленинграде отмечается конкуренция ростовщического капитала с ОВК. Первый оказывает кредит, в зависимости от предоставленного учётного материала и солидности фирмы, от 4–5% до 12–15% (в месяц) и по размеру достигает 5 млн. руб.» (Обзор, глава «Денежный частный рынок», стр. 33).
В операции с иностранной валютой и золотом увязано в среднем около 20 млн. руб. (как указано в разделе о валютных операциях, см. вторую главу), причём иногда эти суммы повышаются (пример — период золотой интервенции Наркомфина с октября 1925 г. по апрель 1926 г., см. там же). Эти средства не являются «кредитным капиталом» в точном смысле, пока заняты спекулятивной скупкой и продажей золота и иностранной валюты. Но сама эта операция является выступлением на денежном рынке частного кредитного капитала, из которого направляется на эту операцию та или иная часть в зависимости от совокупности условий и особой выгодности этих операций в данный момент.
Не следует думать, что эти валютные операции частного капитала проходят совершенно стихийно и неорганизованно. Во второй главе (раздел 10) я приводил уже пример функционирования в 1925/26 г. в Закавказьи особых нелегальных частных контор («баратные конторы»), развивших значительные операции по хранению, обмену и переводу за границу персидской валюты. Подобные же конторы существуют в пределах СССР для Польши и т. д. Частный денежный капитал в лице главнейших своих воротил вообще образует руководящие центры (не всегда нами открываемые), заправляющие потом мелкими спекулянтами, копошащимися на «чёрных биржах». Эти центры координируют учётную политику, высоту процента на частном денежном рынке и т. д. — вообще «делают там погоду». Тов. Гарнич, (работник Наркомфина) в своих неопубликованных пока «Очерках к истории валютно-фондового рынка нашей страны» рассказывает, например, про трёхлетие 1921–1923 гг. в Москве следующее:
«Биржевидные сборища на Ильинке в массе состояли из сравнительно мелких дельцов, случайных посетителей и агентуры крупных воротил тогдашнего частного фондового рынка. Основная и решающая часть фондового оборота, организованно спаянная, диктующая цены (ценных бумаг) и искусственно создающая конъюнктуру в порядке обычной техники биржевой игры, была сосредоточена в других местах. Центральным пунктом (решающих частных) биржевых собраний в период 1921–1923 гг. был ресторан „Эрмитаж“ у Трубной площади, где средняя ежедневная посещаемость составляла свыше 100 человек и имелся „комитет“ из нескольких человек, избранный посетителями, активными дельцами. „Комитет“ имел права и полномочие решения всех спорных вопросов и дел, возникающих в деловой практике. Этот „комитет“ выносил решения, обязательные для сторон . По отношению к этим регулярным собраниям („фондовой биржи“ частного капитала) всю остальную „улицу“ (чёрные биржи на Ильинке, в Богоявленском переулке, на Карунинской площади и в прилегающих ответвлениях и другие места сборищ менее крупных и менее квалифицированных дельцов) надо считать как бы „кулисой“ или естественным придатком к основной бирже» (Гарнич, стр. 4–5 «Очерков»).
Но основной областью помещения частного кредитного капитала являются в настоящее время частная капиталистическая торговля и капиталистическая промышленность. В главе о торговле мы видели, что, принимая наименьшие из существующих данных и оценок помещения в ней частного кредитного капитала, приходится притти к заключению, что летом 1927 г. (к концу 1926/27 хозяйственного года) он составляет здесь около 200 млн. руб. Причём тут мы имеем в виду, конечно, только сальдо, т. е. перевес, остаток задолженности торговцев частным лицам над тем, что частные лица должны торговцам.
Что касается капиталистической промышленности, то, по расчётам анкеты Наркомфина ( вторая, более полная и уменьшенная по итогам разработка П. Кутлера в декабре 1926 г.)‚ уже к 1 октября 1925 г. сальдо задолженности частным лицам для частной промышленности должно было составлять около 135 млн. руб. По такому расчёту, к 1 октября 1927 г. эта величина должна была бы дойти до 200 млн. руб. Но мы считаем, что разработка П. Кутлера недостаточно учла взаимную связь частной торговли с частной промышленностью и в силу этого получила преувеличенный результат. С соответствующей поправкой мы получим теперь сальдо задолженности частным лицам для капиталистической промышленности (включая транспорт, строительство и лес) только в 100 млн. руб. к концу 1926/27 хозяйственного года.
Суммируя все приведённые величины, получаем до 450 млн. рублей на 1 октября 1927 г. А для 1925–1926 года в среднем расчёты Комиссии СНК СССР по тяжести налогового обложения (сделанные в начале июля 1927 г.) дают величину несколько более 400 руб.