Спасение жизни
Однажды, в Петербурге, в половине августа 1918 г., ко мне обратился мой знакомый Георгий Р. с просьбой помочь ему в очень трудном деле. Его старший брат Р. Р.[7] был арестован незадолго до этого. Дело шло о том, чтобы освободить его из тюрьмы. Р. Р. был арестован по тяжкому подозрению в соучастии в убийстве петербургского комиссара Володарского. Володарский некоторое время тому назад был застрелен своим шофером Иоганнсеном. Удалось установить, что этот Иоганнсен был знаком с Р. Р., а именно, что Р. Р., — который заведовал во время февральской революции 1917 г. центральной автомобильной базой при Государственной Думе, нанял в то время Иоганнсена в качестве шофера. Отсюда сделали заключение, что и Р. Р. принимал участие в убийстве.
Я знал поверхностно Георгия Р., молодого студента, 21-го года, но совершенно не был знаком с Р. Р.
Я узнал, что Р. Р. занимал ответственное место в шведском Красном Кресте в Петербурге, на обязанности которого лежало распределение продуктов питания, одежды и прочих предметов обихода между многочисленными германскими военнопленными в России. Эти продукты питания и другие предметы распределялись из Петербурга по отдельным лагерям для военнопленных. Я узнал также, что Р. Р. был страстным спортсменом и автомобилистом, участником гонок, прожигателем жизни со всевозможными любовными историями, что он был карьеристом, беспощадно пробившимся своими локтями в жизненной борьбе и имевшим большой успех. Весьма вероятно, что Р. Р. с политической точки зрения питал симпатии к старому строю, но он безусловно не был идеалистом и политическим фанатиком, который жертвует своей жизнью за политическую идею; что же касается до участия в таком опасном предприятии, как покушение на жизнь комиссара Володарского, то об этом не могло быть и речи. Положение Р. Р. было отчаянное, так как Урицкий, стоявший тогда во главе Ч.К., вел следствие по этому важному политическому покушению весьма энергично, и у Р. Р. было очень мало шансов на спасение своей жизни.
Георгий Р., который ясно понимал отчаянное положение своего брата, умолял меня помочь ему. После того, как я, на основании собранных мной сведений, убедился в том, что Р. Р. не мог принимать участия в приписанном ему преступлении, я согласился пойти к Крестинскому, тогдашнему комиссару финансов в Петербурге, и изложить ему сущность дела. Я вместе с Георгием Р. отправился к Крестинскому, в его канцелярию в Государственном банке. Георгий Р., который носил форменную фуражку шведского Красного Креста — он тоже занимал маленькое место в конторе своего брата — изложил суть дела и просил Крестинского помочь его брату, невиновному в этом преступлении. Я рассказал Крестинскому обо всем, что я узнал об Р. Р., объяснил ему, что хотя я лично не знаю Р. Р. и совершенно не могу ручаться за его политическую и деловую мораль, я, однако, твердо уверен в том, что он не принимал участия в покушении на Володарского. Крестинский ответил нам, что самое правильное будет обратиться по этому делу непосредственно к Урицкому. Судьба Р. Р. — в руках Урицкого и самое лучшее изложить ему все дело лично.
У меня не было особых симпатий к Р. Р., после всего того, что я о нем узнал, но вопрос шел о спасении человеческой жизни, а он был в этом преступлении совершенно невиновен. Нужно было действовать очень быстро, поэтому я не мог не подчиниться настойчивым просьбам его брата. Крестинский сообщил мне, что он сегодня вечером вместе с Урицким уезжает в Москву и что самое лучшее будет, если я завтра утром отправлюсь к Урицкому, уже в Москве. Мне удалось достать билет в этот же вечер на тот же самый поезд, с которым Крестинский вместе с Урицким под сильной охраной ехали в Москву.
Я познакомился с Урицким еще раньше. В конце ноября — начале декабря 1918 г., когда советское правительство начало беспощадную борьбу против Петербургской Городской Думы и против различных районных дум, с конечной целью роспуска всех этих учреждений, я явился к Урицкому в Смольный Институт, в качестве председателя Адмиралтейской Районной Думы, во главе депутации, состоявшей из гласных отдельных районных Дум. По поручению депутации я просил Урицкого прекратить борьбу против районных Дум. Я указал ему на важные коммунальные задачи, которые стояли перед гласными Дум и от выполнения которых зависело благосостояние большого города. Я без всяких оговорок признал, что городские районные Думы не стояли на должной высоте, но разъяснил ему, что война, революция, недостаток средств и сил в высшей степени препятствовали развитию деятельности Дум, и что при теперешнем положении вещей они являются во всяком случае единственными учреждениями, которые искренне стремятся справиться по мере возможности с задачами коммунального управления. Урицкий — нервный, низкорослый, тщедушный человек с острыми колющими глазами — прерывал меня неоднократно, но все-таки дал мне договорить до конца и заявил в ворчливом тоне, что он обдумает наши соображения, обещать же ничего не может. Думы, по его мнению, состоят главным образом из буржуазных и мелко-буржуазных элементов, число же гласных — пролетариев там весьма ограничено. Такое положение вещей должно быть изменено, так оставаться это дальше не может.
В действительности борьба закончилась тем, что все петербургские Думы были распущены в январе-феврале 1919 г.
На следующее утро, я поехал к Урицкому в гостиницу «Метрополь». Само собой разумеется, как и во всех прочих гостиницах, где останавливались комиссары и высшие советские сановники, принимались и здесь все обычные меры предосторожности. Каждый посетитель, входящий в вестибюль гостиницы, должен был пройти мимо служащего, который спрашивал его о цели посещения. Служащий по получении ответа спрашивал по телефону у комиссара, которого назвал посетитель, действительно ли посетитель назначен к нему, и, в случае положительного ответа, пропускал его в комнату.
Меня пропустили немедленно и я вошел в еще неубранную комнату, которую Урицкий занимал вместе с Крестинским. Оба были еще не одеты. Они стояли передо мной небритые, в ночных туфлях, без пиджака, в подтяжках и без воротника. Я поздоровался с Крестинским, который представил меня Урицкому.
У. — Я Вас уже знаю. Я отлично помню, что Вы были у меня в конце прошлого года в качестве представителя городских Дум. Какое дело у Вас ко мне теперь?
Л. — Я думаю, что Крестинский Вам уже вкратце изложил цель моего посещения. Дело идет о Р. Р., который сидит в Петербурге в заключении!
У. — Почему Вы приходите ко мне? Почему Вы просите за этого человека? Вы его знаете, что ли, он, может быть, Ваш друг?
Л. — Р. Р. — не мой друг. Я его совсем не знаю; я его никогда не видел. Я потому решился к Вам прийти, что меня об этом просил его брат Георгий Р., жених моей младшей сестры. Это может послужить Вам достаточным объяснением, почему я согласился просить Вас за Р. Р.
У. — Хорошо. Ну, что же Вы можете сказать об этом человеке? Он — спекулянт самого низшего пошиба. Он злоупотреблял своим положением в шведском Красном Кресте, припрятывая часть находившихся у него и предназначенных для военнопленных продуктов питания, а затем продавая их за большие деньги частным лицам.
Л. — Об этом я ничего не знаю, об этом я ничего не слышал. Может быть, что Р. Р. спекулянт, может быть, что он спекулянт самого низшего пошиба. Если у Вас имеются доказательства этого на лицо, то Вы, конечно, поступите с ним соответствующим образом. Но здесь вопрос идет совершенно о другом: не о спекулянте Р. Р., а о том, что его обвиняют в соучастии в покушении на Володарского.
У. — Что Вы можете по этому поводу сказать, что Вы вообще об этом знаете?
Л. — Я ничего не знаю о покушении. Я знаю только, что Р. Р. участник гонок, любитель женщин, танцор и прожигатель жизни. Он интересуется лошадьми, автомобилями и женщинами. Он хочет хорошо жить и хорошо зарабатывать. Это все, что его интересует. Политические идеалы весьма далеки от него, он ни в каком отношении не идеалист, а следовательно и не в политическом. Он своей жизнью не рискнет из-за политического покушения, безразлично от того, против кого оно направлено.
У. — Одним словом, Вы просто его считаете неспособным участвовать в покушении с политической целью?
Л. — Безусловно нет. Весь его характер говорит против этого.
У. — Можете ли Вы ручаться за Р. Р.!
Л. — В нынешнее время можно ручаться только за самого себя и за самого близкого друга, которого знаешь вдоль и поперек. Я уже потому не могу ручаться за Р. Р., что я его лично вообще не знаю. Тем не менее, все что я сказал, остается в полной силе. Я могу только еще раз повторить, что я лично нисколько не сомневаюсь в том, что он не имеет ни малейшего отношения к покушению на Володарского.
У. — Сделали ли бы Вы это заявление, если бы у Вас были сомнения в том, принимал ли Р. Р. участие в покушении?
Л. — Если бы я не был твердо убежден в том, что Р. Р. не имеет никакого отношения к покушению, то я бы к Вам вообще не обратился.
У. — Хорошо, я дело рассмотрю и тогда увижу, что можно сделать.
Через десять дней Р. Р. был освобожден.
Он еще несколько месяцев прожил в Петербурге и вел дела шведского Красного Креста. В декабре 1919 г. ему удалось в качестве представителя Красного Креста уехать в Швецию с женой и с ребенком. Уехал он вовремя, так как вечером, в день отъезда, в его квартиру явились агенты Ч.К., но никого уже не нашли.
Сам Урицкий еще в том же году погиб от пули политического противника. На другой день после его смерти, как акт мести за это убийство, было расстреляно, согласно официальному оповещению, 715 невинных людей, сидевших в качестве гражданских заложников в петербургских тюрьмах.
В Юсуповском дворце члены германского и австрийского Советов Рабочих и Солдат чествуют писателя Эдуарда Фукса. (Петербург, конец декабря 1918 г.).
Стоит первый слева (с револьвером за поясом) чекист Браун (он же Брук). Дальше стоят члены солдатских советов.
Сидят слева направо: Председатель германского совета, Мельхер (спутник Фукса), Эдуард Фукс, Дуда (спутник Фукса), председатель австрийского совета, и автор книги М. Я. Ларсонс.