1855–1935
I. ВСТУПЛЕНИЕ В ЖИЗНЬ
Город Пронск был когда-то важной крепостью Московской Руси, оплотом против татарских набегов. Место было выбрано обдуманно и искусно: с Пронской горы открывается простор необозримых далей; на много километров видна лежащая к югу лесостепь.
Речка Проня узкой синей ленточкой поблескивает внизу, если взглянуть на нее с вершины Пронской горы, со стен, поросших высокой полынью, иван-чаем и бузиной. Раскинувшиеся по обоим берегам ее пронские слободы — Пушкарская и Стрелецкая — кажутся сверху рядами ульев. Названия этих слобод тоже напоминают о старине, о былой военной славе Пронска, о том, что немало повидали обветшалые стены крепости, слывшей по летописям «неприступной».
Много раз останавливал Пронск нашествия крымчаков и золотоордынцев на Москву: случалось, годами стояли у подножья Пронской горы особо упорные ханы со своими осадными войсками.
Об одном из таких ханов, Юмаше, напоминает название небольшой деревни Юмашевка, верстах в пяти от Пронска, на юг. Здесь до сих пор еще можно видеть валы, которыми был обнесен ханский осадный лагерь. К валам примыкает обширный яблоневый сад, и в одном из уголков его виднеются остатки жилого дома. В этом доме обитали в первой половине прошлого века известные пронские садоводы Иван и Владимир Мичурины.
А через дорогу, чуть наискось, на опушке большой березовой рощи до недавних дней стояла сбитая из дубовых бревен лесная сторожка. В этом убогом убежище без малого сто лет тому назад, 27(15) октября 1855 года, родился Иван Владимирович Мичурин, человек, завоевавший упорными и благородными трудами имя преобразователя природы.
Иван Владимирович был седьмым ребенком в семье, но выжил только он один: остальные братья и сестры рано умерли от разных болезней, которые, как известно, ежегодно вырывали в тогдашней России, особенно в деревне, неимоверное количество жертв из детского населения. Маленькому Мичурину было всего четыре года, когда умерла его мать. С тех пор он почти целиком был предоставлен самому себе. Как и у многих выдающихся людей, основное направление его интересов определилось очень рано. С детства он страстно любил природу, был необычайно любознателен и отличался склонностью выращивать всевозможные растения. Этому способствовала не только жизнь в деревне и связанная с этим постоянная близость к природе, но и то обстоятельство, что несколько поколений Мичуриных, начиная с Ивана Дмитриевича, прадеда нашего ученого, были садоводами. В автобиографическом очерке «История основания и развития питомника», опубликованном в 1929 году, знаменитый естествоиспытатель писал:
«С ранних лет я имел врожденную наклонность к делу садоводства. Она, повидимому, получена мною наследственно от отца, деда и прадеда, который еще в позапрошлом столетии жил в Калужской губернии и в своем саду выводил из семян новые сорта груш. Из них и до сих пор уцелел один хороший осенний сорт в г. Калуге, под названием Мичуринской груши»[1].
Дед Мичурина, Иван Иванович, сын калужского садовода, перевез в окрестности Пронска свою семью из-под Калуги во время наполеоновского нашествия 1812 года, а сам, в чине сержанта, провел в рядах кутузовской армии всю кампанию по разгрому и изгнанию Бонапарта.
По возвращении из заграничного похода Иван Иванович довольно долго еще прослужил в войсках, дослужился до майора, а по выходе в отставку отдался садоводству в скромном своем Юмашевском саду. Незадолго перед смертью он поручил продолжение забот о саде одному из своих сыновей, Владимиру Ивановичу, отцу будущего естествоиспытателя. Владимир Иванович служил некоторое время приемщиком ружей на Тульском оружейном заводе. После женитьбы он бросил службу и целиком посвятил себя садоводству.
У него было желание вести дело культурнее, чем другие садоводы-соседи. Он завел себе небольшую садовую библиотечку, где можно было найти «Откровение садового художества» Михайлы Аргентова, «Роспись с описанием иностранных плодов с предложением к сообщению наилучших сортов черенками к прививке» Мейера, «Подрезку фруктовых деревьев» Хрусталева и даже экземпляр рукописной «Помологии»[2] известного в свое время Болотова, первого русского агронома.
Книги эти Владимир Иванович берег как зеницу ока. Маленькому Ване Мичурину редко удавалось в них заглядывать, но это были первые книги, с которыми он познакомился. Он понял, что садоводство — дело серьезное, раз о нем пишутся даже особые сочинения.
Владимир Иванович старался вносить в свою работу новые приемы, а также пробовал выращивать новые сорта, которые выписывал из-под Житомира, из Умани, из Тима, из Щигров. Он терпел, по большей части, неудачи, но был упорен и настойчив в своих новшествах.
У матери Вани, Марии Петровны, было слабое здоровье, помогать мужу она не могла. Жившие вместе с Владимиром Ивановичем на Юмашах брат его Александр и сестра Клеопатра к садоводству были равнодушны, и вышло так, что маленький Ваня оказался едва ли не единственным членом семьи, питавшим живой интерес к тому, что делает отец.
Много лет спустя, в 1914 году, в «Общих кратких автобиографических сведениях к портрету», составленных для журнала «Садовод», Иван Владимирович вспоминал:
«…Я, как помню себя, всегда и всецело был поглощен только одним стремлением к занятиям выращивать те или другие растения, и настолько сильно было такое увлечение, что я почти даже не замечал многих остальных деталей жизни; они как будто все прошли мимо меня и почти не оставили следов в памяти»[3].
Неудивительно, что мальчик стал ревностным и старательным помощником отца в его садовых занятиях. Тонкости «садовой хирургии», как именуется в науке многообразная система прививок, требуют большого искусства, безукоризненного владения садовым ножом. Все это было усвоено юным Мичуриным еще задолго до того, как он начал свою научную деятельность.
Несомненно, что работа с отцом явилась для него прекрасной и притом не только «технической» школой. В отцовском саду мальчик получил первые практические познания о жизни и поведении растений. Здесь укреплялась, обострялась его природная наблюдательность, здесь же, вероятно, начали у него складываться и те навыки, та соединенная с огромным упорством методичность в работе, которая впоследствии всегда отличала его как ученого и помогала ему добиваться своего, невзирая ни на какие трудности и испытания, стоявшие на его пути.
Подошли годы ученья. В Пронске в ту пору было одно единственное уездное училище типа пресловутой бурсы. Юный Мичурин был помещен в училище на правах «своекоштного»[4]. Проживавшая в самом Пронске тетка со стороны отца, Татьяна Ивановна Мичурина-Биркина, согласилась принять его к себе на попечение. Мать Вани, Мария Петровна, еще за несколько лет до этого умерла, отец тоже начал болеть, и Татьяна Ивановна фактически заменила своему десятилетнему племяннику и мать и вообще семью.
Пронское училище не много давало своим питомцам. Учителя были пьяницы, приверженцы розог и к тому же мало сведущи в науках.
Это горе-ученье в пронской «бурсе» не могло, конечно, не отталкивать Ваню Мичурина, как и других его сверстников, но книги попрежнему неудержимо его привлекали. Он читал все, что попадалось ему под руку, не пропуская ни одного клочка печатной бумаги. Перечитал и то, что осталось из отцовских книг, и скудный школьный запас, и даже заплесневелые старинные фолианты, обнаруженные им либо в чуланах, либо на чердаке домика Татьяны Ивановны.
Одна из таких находок особенно заинтересовала его. Это была очень старая, сильно потрепанная книга, в заголовке которой значилось: «Астрономический календарь высокочтимого и достославного графа Брюса на двести лет, считая с года 1700-го».
Это была некогда знаменитая в России книга. Авторство ее приписывалось Якову Брюсу (1670–1736), одному из видных сподвижников Петра Первого. В ней очень характерно, отразились состояние и общий уровень наук и просвещения той далекой эпохи. Зачаточные элементы науки были перемешаны здесь с грубейшими заблуждениями и суевериями. Всевозможный средневековый астрологический вздор прочно еще сидел в головах многих, даже просвещенных по тогдашним понятиям людей. Тогда еще верили в таинственное и предопределяющее влияние небесных светил (планет) на все земные дела, на характер, судьбу, благополучие и даже наружность людей, на климат и пр.
Планете Юпитер, например, приписывались в календаре Брюса такие свойства:
«…по натуре горяча, мужественна и почитается планетою счастья, наук, изобилия и богатства. Родившиеся в сии годы бывают добродетельны, справедливы, белотелы, редкозубы, волосом темнорусы, долгоносы, во всем счастливы и благополучны».
Точно такое же влияние приписывалось планетам на климат и, следовательно, на сельское хозяйство. Составитель был уверен, что в годы, управляемые тем же Юпитером, «весна всегда бывает тихая и приятная, хорошие всходы хлеба. Лето сначала студеное и мокрое, потом жаркое и сухое, осень умеренная и плодоносная, посеявший пожнет с удовольствием». На двести лет вперед все было известно составителю, вплоть до того, какие носы будут у людей, родившихся в том или ином году.
Однако двенадцатилетнего Мичурина эта старая, никому ненужная книга заинтересовала совсем по-особому. Его, повидимому, в первую очередь поразила и увлекла самая идея метеорологических предсказаний, мысль о том, что погоду можно предсказывать вперед. Это и понятно. Живя в деревне, работая в отцовском саду, маленький растениевод и по рассказам других и, несомненно, по собственному опыту знал уже, как важно для земледельца предугадывание погоды. И вот двенадцатилетний Мичурин принимается за кропотливую работу: с помощью брюсовского календаря он составляет «Опыт метеорологических предсказаний на сто лет от 1868 до 1968 гг.» Эта тетрадка случайно сохранилась среди других бумаг И. В. Мичурина. Сообразуясь, подобно Брюсу, с фазами и свойствами планет, юный метеоролог интересуется в этой связи только тем, что должно интересовать в первую очередь земледельца, растениевода, а именно «условиями климата», «характером цветения», «размерами урожайности». Такова, можно сказать, была первоначальная «исследовательская работа» Мичурина.
В дальнейшем мы увидим, как Мичурин, изучая природу растений, гениально доказал своими работами, что сам человек может и будет управлять и «характером цветения», и «размерами урожайности», а в конце концов даже и «условиями климата». Между тем годы ученья подходили к концу. Способности юного Мичурина не могли, однако, остаться незамеченными. После уездного училища, в июне 1872 года, его на семейном совете решено было отправить в Рязань и попытаться устроить в тамошнюю губернскую гимназию.
В Рязани жил в ту пору самый удачливый из всех мичуринских родичей — дядюшка Лев Иванович, который служил там по почтовому ведомству. В чинах он состоял небольших и вряд ли мог много сделать для племянника. Но других покровителей не было, и потому решено было все же попытать счастья.
Татьяна Ивановна заботливо снарядила племянника в путь.
До свидания, Пронск!
Рязанский дядя, Лев Иванович, все же нашел для племянника протекцию и помог ему устроиться в гимназию через управляющего Рязанской казенной палатой, некоего Биркина, дальнего свойственника Татьяны Ивановны по мужу. После хорошо выдержанного экзамена Иван Мичурин был принят в гимназию, но проучился недолго. Не успев как-то на улице, в морозный день, снять во-время шапку перед директором гимназии Оранским, Мичурин навлек на себя его гнев и был исключен.
Самый факт, что способный и трудолюбивый подросток мог быть исключен из гимназии за столь ничтожный проступок, не представлял в те времена ничего из ряда вон выходящего.
Есть сведения, что Оранский хотел получить взятку и что дядя Лев Иванович, который считал, что и так уж очень много сделал для племянника, отказался ее дать. О помощи же со стороны отца нечего было и думать. Владимир Иванович был болен, кругом в долгах, и все дела его пришли в полнейший упадок. Маленькое владенье с дедовским садом фактически ему не принадлежало, так как было заложено и перезаложено и должно было быть пущено с молотка для расплаты с долгами. Семья окончательно распалась, обеднела, и для молодого Мичурина начались очень трудные времена.
Одно время дядя Лев Иванович носился с мыслью устроить племянника в Петербургский лицей, в тот самый, где когда-то учился А. С. Пушкин. Затея эта была вскоре оставлена. В лицей попадали главным образом сынки знатных, либо же очень чиновных или достаточно состоятельных родителей, а у молодого Мичурина не было ни того, ни другого, ни третьего. К тому же он узнал, что и науки в лицее проходились, совсем его не интересовавшие: там готовили юристов и дипломатов. Наука о природе в программах лицея не значилась. Иван Владимирович впоследствии не раз смеялся, вспоминая о «лицейской затее» дядюшки Льва.
Обстановка, сложившаяся для молодого Мичурина после исключения из гимназии, была невеселой. Потянулось нудное, почти унизительное существование «из милости» у рязанских родственников, далеко не богатых. Некоторое время пришлось даже прожить как бы в услужении у дяди Льва, фактически на положении садового рабочего. У Льва Ивановича при доме тоже был небольшой сад, и дел в нем хватало. С весны — обрезка, очистка сада, потом прививки, посадка саженцев; летом — охрана, ночная сторожба. Несложное в ту пору, но само по себе кропотливое ремесло садовода требовало немалого труда и заботы. Отцовская выучка и здесь пригодилась Мичурину. Глаз наметался на отцовских приемах, и молодой садовод смело брался за садовый нож.
Но в Рязани у него появились и новые интересы.
В зимние месяцы, когда кончались хлопоты с садом, юноша уделял много времени механике, изобретательству. В Рязани были хорошо знавшие свое дело слесари, часовщики, а в железнодорожных мастерских и опытные механики. Мало-помалу у молодого Мичурина завязывались с ними знакомства, даже дружба. Из разных, никому ненужных отходов он собрал себе слесарные тиски с двумя гаечными ключами. Приспособив их на одной из балок темного, пыльного чердака, он в зимние дни, не тревожимый никем, занимался там разной механикой, используя опыт и советы знакомых слесарей и часовщиков.
Но время шло, и надо было подумать о собственном месте в жизни, о средствах к существованию, о самостоятельном заработке.
Мечты о высшем образовании пришлось оставить как несбыточные. Вместо этого стараниями родственников Иван Мичурин был определен на должность коммерческого конторщика в товарную контору при станции Козлов Московско-Рязанской железной дороги. Это было в конце 1873 года. Будущему новатору науки едва исполнилось тогда восемнадцать лет.
Козлов (нынешний Мичуринск) был тогда уездным городом Тамбовской губернии. Товарная контора находилась на северном конце длинного холма, протянувшегося вдоль реки Лесной Воронеж. Сразу у вокзала начинался ничем не замечательный, типичный для этой полосы купеческо-мещанский городок: невысокие постройки; пыльные улицы, поросшие бузиной и крапивой; стройные — тогда еще молодые — клены вокруг управы; похожие одна на другую городские церкви с шатровыми крышами и золотыми шпилями колоколен.
Город стоял посреди равнины. Во все стороны были видны поля и луга, плодородные черноземы Тамбовщины. Козловский уезд издавна вел большую хлебную торговлю. С появлением железной дороги торговля еще больше оживилась. Местные купцы — скупщики хлеба — делали миллионные обороты, наживали огромные состояния. Через товарную станцию Козлов проходило множество хлебных грузов. Работы у товарного конторщика было много.
Некоторое время молодой Мичурин исправно тянул служебную лямку, но это не убивало в нем постоянного его интереса к природе, к технике, к чтению. На досуге он продолжал заниматься механикой, которой стал увлекаться еще в Рязани. Уменье его в этом деле возрастало. Влекло его, конечно, к садовому ножу, но своего сада не было, а наниматься к кому-нибудь в садовые рабочие не имело смысла. Трудно было даже прокормиться на тогдашний заработок такого рабочего.
Большую пользу принесло Мичурину знакомство с одним из козловских часовщиков, стариком Селивановым, помимо часов знавшим, несомненно, толк и в других механизмах. Мичурин часами просиживал в его маленькой, душной мастерской, знакомясь с устройством и деталями механизмов, наблюдая за тем, как работает мастер, а порой и помогая ему в работе.
Однажды Козловский железнодорожный узел посетило высокое начальство: товарищ министра[5] путей сообщения Вельяминов и директор — владелец Рязанской железной дороги фон Дервиз. Случилось при этом так, что в часах у тайного советника Вельяминова обнаружилась какая-то неисправность.
Молодой Иван Мичурин быстро привел часы в порядок. Сановник остался доволен и приказал позвать конторщика, чтобы сказать ему несколько благосклонных слов. В хорошо грамотных, а тем более технически грамотных людях сложное железнодорожное хозяйство чрезвычайно нуждалось, и вскоре Мичурин получил повышение по службе. Он был назначен помощником начальника станции Козлов. Ему тогда было всего девятнадцать лет.
С охотой взялся молодой Мичурин за свои новые обязанности. По самому характеру работы ему приходилось часто сталкиваться со множеством людей разных сословий, профессий, общественных положений. День за днем все больше открывалась перед ним тогдашняя русская жизнь. Масса переселенцев-крестьян, оставшихся после реформы царя Александра II без земли, двигалась по железной дороге на восток. Целые семьи с детьми, пожитками, в товарных вагонах, изнуренные, голодные, направлялись, гонимые нуждой и безземельем в сторону Сибири, башкирских степей, Средней Азии, к тому времени почти целиком уже присоединенной к России. И по этим же рельсам, в роскошных вагонах, раскатывали богатые помещики, купцы, фабриканты, царские сановники. Мичурин на наглядных примерах изучал внутреннее устройство общества, узнавал разительные непримиримые контрасты тогдашней России, суровость окружавшей его жизни, в которую он только что вступил.
А вступил он в эту жизнь уже всерьез. Еще в бытность конторщиком Козловской товарной станции он встретился со своей будущей женой. Александра Васильевна Петрушина была на три года моложе его (она родилась в 1858 г.). Видимо, и тогда она уже производила впечатление спокойной, скромной, серьезной девушки, и для человека такого склада, как Мичурин, это, безусловно, имело огромное, если не решающее значение.
Они были соседями по улице.
Отец Александры Васильевны Василий Никифорович Петрушин, происходивший из отпущенных после реформы 1861 года на волю крестьян и приписанный к Козловским ремесленникам, работал на Местном кожевенном заводе. У него при домике был небольшой сад, в котором без особого внимания и ухода росли обычные в этих местах Антоновка, Белобородовка, мелкоплодный и твердый Анис да еще вишня с мелкой малоценной ягодой. Таких жалких садов и садиков, содержавшихся кое-как, по-старинке, с каждым годом приходящих все больше в упадок, было тогда в средней полосе России сколько угодно. В частности, крестьянские приусадебные сады были сплошь таковы. Это обстоятельство очень хорошо было известно молодому Мичурину. Он, как мы знаем, и тогда уже подолгу и упорно размышлял о том, как помочь народу, как вывести русское садоводство из состояния упадка.
Это как раз и было одной из причин знакомства Мичурина с Василием Никифоровичем Петрушиным. Молодой Мичурин часто оспаривал мнения пожилого соседа, но Петрушин ценил своего собеседника за твердость и ясность суждений.
Иван Владимирович стал бывать в доме у Петрушиных, а затем стал и женихом Александры Васильевны. Но пока он оставался конторщиком на крохотном окладе в восемь рублей серебром в месяц, о женитьбе нечего было и думать.
Как только он получил повышение по службе, в августе 1874 года, Александра Васильевна стала его женой.
Он не ошибся, связав свою судьбу с Александрой Васильевной. До самой своей смерти (в 1915 году) эта простая, самоотверженная и очень деятельная русская женщина была ему верным другом, неизменным помощником и опорой в бесчисленных трудах и испытаниях его великой и героической жизни, — целиком посвященной науке.
Начало своей научной деятельности Иван Владимирович относил к 1875 году.
Занятия точной механикой, к которой у него, кстати сказать, были отличные способности, не могли заглушить в нем давнишней любви к растению; он всегда оставался страстным растениеводом.
«Еще до женитьбы, — рассказывает его биограф А. Н. Бахарев, — он на крохотном клочке земли, за надворными постройками своей квартиры, посеял семена из отборных плодов яблонь, груш, слив и вишен».
Когда приходил редкий досуг, он использовал его для работы со своими зелеными питомцами, для изучения ботаники и географического распространения плодовых растений, а также для знакомства с каталогами лучших плодовых фирм мира.
Но когда, вооруженный навыками, усвоенными смолоду, и кое-какими знаниями, почерпнутыми из книг, Мичурин на правах члена семьи получил доступ в простенький сад Петрушиных, ко всем этим старым своим знакомым — антоновкам, анисовкам, боровинкам, он думал уже не о том, чтобы выращивать растения вообще, как когда-то в детстве, а о том, чтобы выращивать именно новые растения, невиданные, никогда еще не произраставшие в условиях сурового климата средней России.
Откуда явилось у Мичурина это стремление? Какие жизненные потребности, реальные исторические предпосылки, научные идеи лежали в его основе? Чтобы правильно ответить на эти вопросы, посмотрим прежде всего, что представляла собой русская действительность, когда Мичурин начинал свой беспримерный научный и патриотический подвиг.