К этим положениям, изложенным нами в несколько конспективной форме, сводится в своих основных чертах интересующая нас концепция «закона трудовых затрат». Повторяющие эту концепцию молодые экономисты бухаринской школы не вносят в нее ничего принципиально нового. Одни из них лишь ученически воспроизводят построения т. Бухарина, другие пытаются внести элемент самостоятельности в разработку отдельных деталей, оставляя в нетронутом виде фундамент этого теоретического здания. Естественно поэтому, что необходимо прежде всего критически разобраться в данной теории в том виде, как она сконструирована т. Бухариным. Тем самым, в сущности, дается ответ и всем тем экономистам, которые в данном вопросе следуют за т. Бухариным.
Если к этой концепции подойти сколько-нибудь критически, возникают прежде всего некоторые сомнения чисто формального характера. В письме к своему ганноверскому другу-гинекологу Маркс, как, без сомнения, заметил внимательный читатель, направляет свои замечания по адресу лиц, о которых он отзывается с величайшим презрением: это — «полнейшие невежды», «болтуны», «несчастные», непонимающие самых элементарных вещей. И Маркс сообщает этим «несчастным» тайные вещи, относительно которых он утверждает, что их знает «всякий ребенок». Первый законный вопрос, который в этой связи возникает, заключается в следующем: неужели ключ к полному пониманию сложнейших проблем переходной экономики Маркс дал как раз в тех своих замечаниях, которые адресованы исключительным невеждам и содержание которых, по словам Маркса, должно быть известно всякому ребенку? Несомненно, как во времена Маркса, так в наше время немало есть экономистов, которые не знают того, что должно быть известно всякому ребенку. Однако резонно ли на этом основании сознательно ограничивать истинами подобного рода дело познания сложнейшей конкретности переходного хозяйства?
Другой вопрос, носящий вначале также формальный характер, заключается в следующем. В своем письме Маркс совершенно ясно говорит о «законах природы». В данном контексте Маркс понимает под «законом природы» «необходимость пропорционального распределения общественного труда». Эта необходимость, как и необходимость труда вообще, является для общества внешней, и в этом смысле она может быть названа «законом природы». Как бы то ни было, необходимо признать, что отсюда довольно далеко до «закона трудовых затрат», который оказывается обязательным и универсальным регулятором хозяйственной жизни в самых различных общественно-экономических формациях
После этих предварительных замечаний несколько формального характера перейдем к рассмотрению вопроса по существу. Маркс в своем письме говорит о необходимости пропорционального распределения общественного труда, отвлекаясь до поры до времени от определенности формы общественного производства. Таким образом, та необходимость, о которой говорит Маркс, представляет собою категорию абстрактного порядка. Не трудно заметить, что эта категория абстракций довольно высокого порядка. Ведь мы здесь отвлекаемся не от каких-либо отдельных моментов или сторон общественной формы производства, а от самой этой формы вообще. Таким образом, мы имеем основание полагать, что отмечаемая Марксом необходимость пропорционального распределения общественного труда представляет собою в известном смысле простейшую, предельную абстракцию.
Отсюда вытекает первое возражение, которое напрашивается в отношении теории закона трудовых затрат. Эта теория, на наш взгляд, не может быть примирена с диалектическим методом Маркса, обусловливающим определенное соотношение абстрактных и конкретных понятий.
Маркс дал классическую по ясности и глубине трактовку этого вопроса в своем «Введении к критике политической экономии». Напомним ход мыслей Маркса в его основных чертах. В параграфе, носящем характерный подзаголовок: «Производство вообще», Маркс заявляет с первых же строк: «Предмет исследования — это прежде всего материальное производство». Некоторые «марксисты», которые дальше этой первой фразы не пошли или ничего из дальнейшего не поняли, делают «остроумную» попытку противопоставить это утверждение Маркса традиционному марксистскому определению предмета политической экономии, гласящему, что последняя изучает производственные отношения товарно-капиталистического общества в их возникновении, развитии и гибели. Как же так, — восклицают эти новоявленные «материалисты»: — Маркс заявляет, что предмет исследования — материальное производство, а вы говорите — производственные отношения?! Такие «критические» упражнения, сопровождаемые притом неистовыми криками насчет «выхолащивания», «идеализма» и перечислением всех семи смертных грехов, свидетельствуют лишь о — сознательной или бессознательной — попытке подмены марксова метода диалектического материализма вульгарно-механистическим подходом. В этом не остается ни малейшего сомнения, если дать себе труд понять учение Маркса о конкретном и абстрактном.
Итак, предмет исследования — это прежде всего материальное производство. Однако, если речь идет о производстве, то всегда о производстве на определенной ступени развития. Если не существует производства вообще, то не существует также общего производства. Производство всегда представляет собою ту или иную особую отрасль производства. В реальной действительности производство выступает, таким образом, как конкретность со своими всесторонними богатыми определениями.
Законно ли в таком случае абстрагировать от каких-либо из этих определений? Маркс отвечает утвердительно на этот вопрос. Всем эпохам (и можно также прибавить — всем отраслям производства) свойственны некоторые общие признаки определения. Производство в общем — это абстракция, но абстракция, имеющая смысл, поскольку она действительно выдвигает общее и фиксирует его. Это общее и сходное, выделенное путем сравнения, само является многократно расчлененным и содержит в себе различные определения. Одни относятся ко всем эпохам, другие — общи лишь некоторым.
Какой смысл имеет формулирование абстрактного понятия производства вообще? Маркс отвечает на этот вопрос с исключительной ясностью: «Определения, которые приложимы к производству вообще, должны быть проанализированы, чтобы существенные различия не были забыты ввиду единства, которое обусловлено уже тем, что как субъект — человечество, так и объект — природа существуют на всех ступенях» (подчеркнуто нами. — А. Л. ). Итак, самый анализ абстрактного понятия должен предохранить нас от забвения всего конкретного своеобразия реальной действительности. И Маркс с особой силой обрушивается на экономистов, «доказывающих вечность и гармонию существующих социальных отношений» тем, что «они забывают об этих различиях, доказывая, например, что никакое производство невозможно без орудий производства, хотя бы этим орудием была только рука, и что никакое производство невозможно без предшествующего накопленного труда, хотя бы этот труд представлял собою всего лишь сноровку, которую рука дикаря приобрела и накопила путем повторяющихся упражнений». Ту же в сущности мысль Маркс повторяет и в отношении понятия «распределения»: «какие бы различные формы ни принимало распределение на различных ступенях общественного развития, о нем, так же как и о производстве, могут быть высказаны общие положения, и все исторические различия опять-таки могут быть слиты и погашены в общечеловеческих законах». Как тут не вспомнить о «необходимости пропорционального распределения общественного труда», которую Маркс назвал «законом природы» и которая превращена некоторыми экономистами в «закон трудовых затрат», рассматриваемый как «всеобщий и универсальный закон хозяйственного равновесия».
И свое исследование вопроса о «производстве вообще» великий диалектик резюмирует следующим образом: «Имеются определения, общие всем ступеням производства, которые как общие фиксируются мышлением; однако все так называемые общие условия всякого производства суть не что иное, как эти абстрактные моменты, с помощью которых нельзя понять ни одной действительной исторической ступени производства» (последние слова подчеркнуты нами. — A. Л. ).
Теперь читателю должно быть ясно, почему Маркс формулировал свою мысль о «необходимости пропорционального распределения общественного труда» не как научное открытие, а, наоборот, как истину, которую не знают лишь болтуны и невежды. Совершенно очевидно, что это свое положение Маркс рассматривал именно как «абстрактный момент», о котором приходится напоминать людям, ничего не знающим, но с помощью которого в то же время нельзя понять ни одной действительной исторической ступени производства.
Это должно быть ясно всякому, кто знаком с особенностями диалектического метода Маркса. «Конечно, — писал Маркс, — много легче посредством анализа найти земное ядро причудливых религиозных представлений, чем наоборот — из данных отношений реальной жизни вывести соответствующие им религиозные формы. Последний метод есть единственно материалистический, а следовательно, научный метод»[5]
Тот же вопрос о соотношении между абстрактным и конкретным освещается Марксом о несколько иной стороны в третьем разделе того же введения», озаглавленном «Метод политической экономии». Казалось бы, — говорит Маркс, — что при экономическом анализе какой-либо страны следует начинать с конкретного целого: с населения, ввоза и вывоза, цен на товары и т. д. Но при ближайшем рассмотрении это оказывается ошибочным. Население — это абстракция, если мы упускаем из виду классы, из которых оно состоит. Но и понятие класса — пустой звук, если мы не имеем представления о наемном труде, капитале и т. п. Поэтому, начав с населения, мы бы дали лишь хаотическое представление о конкретном целом; лишь путем дальнейшего анализа мы бы могли выделить все более простые понятия, пока мы не достигли бы простейших определений, некоторых абстрактных общих отношений, вроде ценности, разделения труда, капитала и т. д. И Маркс здесь повторяет ту же мысль, которую мы уже встретили в вышеприведенной цитате из «Капитала»: «Как только эти отдельные моменты были более или менее абстрагированы и зафиксированы, экономические системы начали восходить от простейшего, как труд, разделение труда, потребность, меновая ценность, — к государству, международному обмену и мировому рынку. Последний метод, очевидно, является правильным в научном отношении » (подчеркнуто нами. — А. Л. ).
Мы видим, таким образом, что основной особенностью марксова метода является не механическое однобокое сведение качественно различных явлений к однообразной серой абстракции всеобщих и универсальных законов (это умели делать и до него), а выведение из простейших абстракций всего многообразия реальной действительности во всей ее специфичности.
Почему Маркс не устает повторять, что метод восхождения от абстрактного к конкретному является основным, единственно правильным научным методом, по отношению к которому аналитическое выделение общих понятий служит лишь предпосылкой? По той простой причине, что Маркс исходит из чрезвычайно ясного диалектико-материалистического представления о самой природе абстрактных понятий, общих определений. «Простейшая экономическая категория, — говорит Маркс, — например, меновая ценность, предполагает население, производящее в определенных условиях, а также определенные формы семьи, общины или государства и т. д. Она не может существовать иначе, как абстрактное, одностороннее отношение уже данного конкретного живого целого» (подчеркнуто нами. — А. Л. )
Далее Маркс прямо ставит вопрос: не имеют ли эти простейшие категории независимого исторического или естественного существования раньше более конкретных? Маркс указывает, что простейшие категории выражают собою условия, в которых может реализоваться не развившаяся конкретность, в то время как развившаяся конкретность сохраняет простейшую категорию как подчиненное отношение. На примере такой простейшей абстракции, как категория труда, Маркс чрезвычайно ясно показывает эти свои положения. И свою характеристику простейших абстракций Маркс заключает следующим положением: «Этот пример труда убедительно доказывает, что даже самые простейшие категории, несмотря на то, что именно благодаря их отвлеченности они применимы ко всем эпохам, в самой Определенности этой абстракции являются не в меньшей мере продуктом исторических условий и обладают полной значимостью только для этих условий и внутри их».