Подходил Великий пост, и протопоп, как на ладонке, видел, каким образом он обнажит душу Рыжова до разделения и тогда будет знать, как поступить с ним по злобе его уклонения от истин православия.
С этою целью он прямо присоветовал городничему прислать к нему на дух полосатого квартального на первой же неделе. А на духу он обещал его хорошенько пронять и, гневом божиим припугнув, все от него выведать, что в нем есть тайного и сокровенного и за что он всего касающего чуждается и даров не приемлет. А затем сказал: «Увидим по открытому страхом виду его совести, чему он подлежать будет, и тому его и подвергнем, да спасется дух».
Помянув слова Павла, протопоп стал ждать покойно, зная, что в них кийждо своя отыскать может.
Городничий тоже сделал свое дело.
— Нам с тобой, Александр Афанасьевич, как видным лицам в городе, — сказал он, — надо в народе религии пример показать и к церкви сделать почтение.
Рыжов отвечал, что он согласен.
— Изволь же, братец, говеть и исповедаться.
— Согласен, — отвечал Рыжов.
— И как оба мы люди на виду у всех, то и на виду все это должны сделать, а не как-нибудь прячучись. Я к протопопу на дух хожу, — он всех в духовенстве опытнее, — и ты к нему иди.
— Пойду к протопопу.
— Да и иди ты на первой неделе, а я на последней пойду, — так и разделимся.
— И на это согласен.
Протопоп выисповедал Рыжова и даже похвалился, что на все корки его пробрал, но не нашел в нем греха к смерти.
— Каялся, — говорит, — в одном, другом, в третьем, — во всем не свят по малости, но грехи все простые, человеческие, а против начальства особого зла не мыслит и ни на вас, ни на меня «по касающему» доносить не думает. А что «даров не приемлет», — то это по одной вредной фантазии.
— Все же, значит, есть в нем вредная фантазия. А в чем она заключается?
— Библии начитался.
— Ишь его, дурака, угораздило!
— Да; начитался от скуки и позабыть не может.
— Экий дурак! Что же теперь с ним сделать?
— Ничего не сделаешь: он уже очень далеко начитан.
— Неужели до самого до «Христа» дошел?
— Всю, всю прочитал.
— Ну, значит, шабаш.
Пожалели и стали к Рыжову милостивее. На Руси все православные знают, что кто Библию прочитал и «до Христа дочитался», с того резонных поступков строго спрашивать нельзя; но зато этакие люди что юродивые, — они чудесят, а никому не вредны, и их не боятся. Впрочем, чтобы быть еще обеспеченнее насчет странного исправления Рыжова «по касающему», отец протопоп преподал городничему мудрый, но жестокий совет, — чтобы женить Александра Афанасьевича.
— Женатый человек, — развивал протопоп, — хотя и «до Христа дочитается», но ему свою честность соблюсти трудно: жена его начнет нажигать и не тем, так другим манером так доймет, что он ей уступит и всю Библию из головы выпустит, а станет к дарам приимчив и начальству предан.
Городничему совет пришел по мыслям, и он заказал Александру Афанасьевичу, чтобы тот как знает, а непременно женился, потому что холостые люди на политичных должностях ненадежны.
— Как хочешь, — говорит, — брат, а ты мне в рассуждении всего хорош, но в рассуждении одного не годишься.
— Почему?
— Холостой.
— Что же в том за укоризна?
— В том укоризна, что можешь что-нибудь вероломное сделать и сбежать в чужую губернию. Тебе ведь теперь что? — схватил свою бибель да и весь тут.
— Весь тут.
— Вот это и неблагонадежно.
— А разве женатый благонадежнее?
— И сравненья нет; из женатого я, — говорит, — хоть веревку вей, он все стерпит, потому что он птенцов заведет, да и бабу пожалеет, а холостой сам что птица, — ему доверить нельзя. Так вот — либо уходи, либо женись.
Загадочный чудак, выслушав такое рассуждение, нимало не смутился и отвечал:
— Что же, — и женитьба вещь добрая, она от бога показана: если требуется — я женюсь.
— Но только ты руби дерево по себе.
— По себе вырублю.
— И выбирай поскорее.
— Да у меня уже выбрана: надо только сходить посмотреть, не взяли ли ее другие. Городничий над ним посмеялся:
— Ишь ты, — говорит, — греховодник, — будто за ним и греха никогда не водится, а он себе уже и жену высмотрел.
— Где грехам не водиться! — отвечал Александр Афанасьевич, — полон сосуд мерзости, а только невесту я еще не сватал, но действительно на примете имею и прошу позволения сходить на нее взглянуть.
— А где она у тебя, — не здешняя, верно, — дальняя?
— Да так, и не здешняя и не дальняя, — у ручья при болотце живет.
Городничий еще посмеялся, отпустил Рыжова и заинтересованный, ждет когда его чудак вернется и что скажет?