Дуэнья
*
Ступина, проходя мимо двери Лизы, зашла к ней на одну минутку.
— Знаете, как, однако, что-то неприятно.
— Холодно в доме, — проронила Лиза.
— Нет, какая-то пустота, тоска… Право, мне, кажется, уж стало жаль своей квартирки.
— Ох, пожалеешь, матушка! еще и не раз один пожалеешь, — отозвалась ей няня, внося тюфячок и подушки.
— Тебе же, няня, поставлена постель в особой комнате, — заметила Лиза.
— А поставлена, пусть там и стоит.
— Где же ты тут будешь спать?
— А вот где стою, тут и лягу. Пора спать, матушка, — отнеслась она к Анне Львовне, расстилая тюфячок поперек двери.
— И охота вам, няня, здесь валяться.
— Охота, друг ты мой, охота. Боюсь одна спать в комнате. Непривычна к особым покоям.
Няня, проводив Ступину, затворила за нею дверь, не запиравшуюся на ключ, и легла на тюфячок, постланный поперек порога. Лиза читала в постели. По коридору два раза раздались шаги пробежавшей горничной, и в доме все стихло. Ночь стояла бурная. Ветер со взморья рвал и сердито гудел в трубах.
— Разбойники, — тихо, как бы во сне, проговорила няня.
— Так их и папенька покойный, отпуская свою душечку честную, назвал разбойниками, — прошептала она еще через несколько минут.
— Господи! господи, за что только я-то на старости лет гублю свою душу в этом вертепе анафемском, — начала она втретьи.
Лиза молча читала, не обращая никакого внимания на эти монологи.
— Сударыня! — воскликнула, наконец, старуха.
— Ну, — отозвалась Лиза.
— Я завтра рано уйду.
— Иди.
— Пойду к Евгении Петровне.
— Иди, иди, пожалуйста.
— Хоть посмотрю, как добрые люди на свете живут.
Лиза опять промолчала.
— А мой вот тебе сказ, — начала няня, — срам нам так жить. Что это?
— Что? — спросила Лиза.
— Это… распутные люди так живут.
Лиза вспыхнула.
— Где ты живешь? ну где? где? Этак разве девушки добрые живут? Ты со вставанья с голой шеей пройдешь, а на тебя двадцать человек смотреть будут.
— Оставь, няня, — серьезно произнесла Лиза.
— Не оставлю, не оставлю; пока я здесь, через кости мои старые разве кто перейдет. Лопнет мое терпенье, тогда что хочешь, то и твори. — Срамница!
Лизой овладело совершенное бешенство.
— Ты просто глупа, — сказала она резко Абрамовне.
— Глупа, мать моя, глупа, — повторила старуха, никогда не слыхавшая такого слова.
— Не глупа, а просто дура, набитая, старая дура, — повторила еще злее Лиза и, дунув на свечку, завернулась с головою в одеяло.
Обе женщины молчали, и обеим им было очень тяжело; но няня не умилялась над Лизой и не слыхала горьких слез, которыми до бела света проплакала под своим одеялом со всеми и со всем расходящаяся девушка.
Не спал в этом доме еще Белоярцев. Он проходил по своей комнате целую ночь в сильной тревоге. То он брал в руки один готовый слепок, то другой, потом опять он бросал их и тоже только перед утром совсем одетый упал на диван, не зная, как вести себя завтра.
«Черт меня дернул заварить всю эту кашу и взять на себя такую обузу, особенно еще и с этим чертенком в придачу», — думал он, стараясь заснуть и позабыть неприятности своего генеральского поста.