Предисловие

В период мировой империалистической войны, начавшейся в 1914 г., чрезвычайно обострились противоречия между царской Россией и входившими в ее состав угнетенными национальностями, в том числе народами Средней Азии. Обострились классовые противоречия и в среде местного населения Туркестана (в состав которого входил Киргизстан) и Казахстана.

Открытые столкновения между трудящимися местных национальностей, с одной стороны, царской администрацией, русским кулачеством и байством — с другой, сделались постоянными явлениями. Народы Туркестана (узбеки, киргизы, туркмены, таджики и др.) не могли дольше переносить двойной гнет пришлых и «своих» эксплоататоров.

Нараставшее недовольство народных масс Туркестана привело в 1916 г., в самый разгар империалистической войны, к грандиозному восстанию этих масс, против царизма и местных эксплоататоров.

Толчком к восстанию послужил приказ царского правительства от 25 июня (старого стиля) 1916 г. о привлечении на время войны «к работам по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии инородцев, освобожденных от воинской повинности, и в частности туземного населения Туркестанского края». Царское правительство этой мерой имело в виду использовать массу русских солдат «и рабочих, занятых на тыловых работах, непосредственно на войне, заменив их мобилизованными «инородцами», в которых оно усматривало более покорную и «даровую» рабочую силу.

В ответ на приказ царского правительства почти одновременно восстали трудящиеся массы различных национальностей в различных уголках Туркестана и Казахстана, Восстание 1916 г. — самое грандиозное восстание в истории народов Туркестана и Казахстана — имело огромное значение и для революционного движения России в целом. В тылу царского империализма национально-освободительное движение этих народов пробило огромную брешь. Поднимался мощный резерв пролетарской революции в колониях.

Восстание носило явно выраженный антиимпериалистический характер: восставшие отказывались дать рабочую силу для фронта империалистической войны.

Набор туземных рабочих на тыловые работы для империалистической войны, как указывалось, послужил лишь поводом к восстанию трудящихся местных национальностей Туркестана (включая Киргизию) и Казахстана в 1916 г.

Главнейшие же причины, толкнувшие трудящихся Туркестана и Казахстана на это восстание против царской колониальной деспотии, конечно имели гораздо более серьезные основания. Они заключались в тех глубоких экономических и политических противоречиях, которые явились результатом безудержной колониальной эксплоатации царизмом Туркестана и Казахстана.

Восстание трудящихся средней Азии произошло на третий год мировой империалистической войны, когда уже внутри царской России назревала революция. В народных массах «инородцев» в связи с обстановкой мировой войны зарождалась надежда сбросить гнет царской колониальной власти. Увод из Туркестана и Казахстана большей части царских войск на театр военных действий облегчал такую возможность.

* * *

В составе бывшей Российской империи — этой «тюрьмы народов» — Туркестан и Казахстан являлись окраинами, которые запечатлели на себе специфические признаки колониальных стран. В захватническом движении царской России «за Урал» область Туркестана и Казахстана привлекла внимание царской администрации прежде всего как военно-стратегическая база, утвердившись на которой можно было бы соперничать на востоке с Англией и исполнить заветную мечту русских царей еще со времен Петра I об овладении богатейшей Индией; с другой стороны, Туркестан и Казахстан представляли довольно обширный объект эксплоатации как рынки сбыта продуктов промышленности и источники сырья, а также использовались для земельной колонизации. Колонизируемые окраины представляли для развивающегося отечественного капитализма источник легкой наживы, а в земельно-колонизационном отношении — возможность переселения из районов крестьянских волнений на далекую окраину.

с той лишь (разницей, что здесь эксплоатация носила гораздо более грубый и неприкрытый характер. «Царская Россия была очагом всякого рода гнета — и капиталистического, и колониального, и военного, — взятого в его наиболее бесчеловечной и варварской форме» (И. Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, стр. 4). Царское правительство не заботилось, как известно, о развитии местной промышленности. В культурном же отношении Туркестан (в том числе Киргизстан) являлся одной из наиболее отсталых окраин царской России.

В кочевых и полукочевых районах Туркестана, заселенных главным образом киргизами, казахами и туркменами, царизм проявил усиленную деятельность по линии земельной колонизации. Начало крестьянской колонизации Туркестана относится к 1874 г., когда по пути в Семиречье переселенцы осели и образовали поселки (Пишпекский, Аулиэ-Атинский, Чимкентский и другие уезды). В последующие годы волна организованного и неорганизованного (самовольного) переселенчества быстро возрастала.

К 1916 г. в распоряжении русских поселков и станиц (всего до 941 селения) в Туркестане числилось 1 900 тыс. десятин, или 57,6 % обрабатываемой площади. Иначе говоря, на каждого живущего в Туркестане русского приходилось 3,17 десятины обрабатываемой земли, а на каждого коренного жителя (узбека, киргиза, таджика, туркмена) — только 0,21 десятины, т. е. в 15 раз меньше. Таким образом при остром безземелии вообще коренное население, составлявшее 94 % всего населения края, владело только 42,4 % всей обрабатываемой площади, а остальные 57, 6 % приходились на долю русских переселенцев. Из оставшихся в руках местного населения земель значительная доля в свою очередь была сосредоточена в руках байско-манапских имущих элементов (По Казахстану в целом к 1916 г. изъято было всего до 40 млн. га удобной земли под переселение и в ведение казны.) По Пишпекскому уезду Киргизстана всего изъято было к 1915 г. из пользования киргиз 712 089,23 га. Бывший Пишпекский уезд считался наиболее густо заселенным переселенцами (русские составляли большой процент населения уезда). По данным б. переселенческого управления, в 1915 г. в Ферганской части Киргизстана занято было до 82 тыс. га земли — здесь создалось около 50 русских селений.

Кроме земель, занятых переселенцами, значительные территории отобраны были у киргиз в государственный фонд казеннооброчных статей. Особенно усиленно шла колонизация Киргизстан перед восстанием 1916 г. Хотя при колонизации предполагалось сохранить за коренными киргизами их насиженные места, постройки и обработанные поля и пастбища, но в дальнейшем административные захваты таких территорий, по мотивам ли государственной важности или удобства переселенцев и т. д., становились все более частыми.

До 50 % русских переселенческих хозяйств прибегали к найму батраков; к их найму прибегали и киргизские манапы. В батраки шла главным образом киргизская беднота, постепенно лишавшаяся земли, почти не имевшая скота, отчасти и русские переселенцы-новоселы. Вся колонизационная деятельность царской власти сопровождалась неограниченным произволом и злоупотреблениями туземных волостных, аульных старшин и биев (судей), заодно с царскими приставами и уездными начальниками беспощадно грабивших кочевое население.

В результате подобной колонизационной политики, особенно за время с 1902 по 1913 г., количество населения в Киргизстане сократилось на 8–9 %.

Бесчинства царской администрации в продолжение более чем полустолетия фактического владычества царизма и гнет манапов привели к обнищанию киргиз. Колониальная политика царизма и система его управления привели к усилению национального антагонизма между переселенцами и киргизами, который переплетался с классовыми противоречиями: кулацкое русское крестьянство и казачество вели хозяйство хищническим способом, и благополучие их зиждилось главным образом на зксплоатации киргизских батраков.

После покорения Киргизстана царская власть всецело опиралась на манапов и проводила через них свою политику. Манапы в предреволюционный период представляли собой не только феодальный элемент, но среди них появляются и манапы-баи — носители торгово-капиталистического начала. Эти манапы-баи, сосредоточивая у себя средства производства (земледельческие орудия, семена, производителей скота и т. п.), закабаляли пухару («черная кость»), сдавая ей землю на условиях издольщины и снабжая средствами производства и продуктивным скотом на условиях отработки. Скапливая в своих руках значительные денежные средства, они занимаются ростовщичеством. Русским переселенцам-кулакам они продают общественные киргизские земли и т. д.

Условия земельной и пастбищной тесноты создают тенденцию дробления территории общинно-родового владения. Каждая влиятельная группа (скорее, манап) захватывает для себя наиболее ценные пастбища на коктоу, куздеу и джайдау (зимовки, летовки и горные пастбища).

После окончательного покорения царской Россией Киргизстана (период 1855–1876 гг.) сюда быстро проникает торгово-ростовщический капитал (особенно в связи с закупкой скота и развитием хлопководства в. ферганской части Киргизстана) и частично промышленный капитал, ввозятся промышленные продукты, усиливается обмен с соседями и т. д. Все это коренным образом перестраивает социально-экономические отношения в среде киргизского населения. Под влиянием спроса хлопковых районов получает сильный толчок развитие овцеводства.

Новый порядок управления на основе «Положения об управлении Туркестанским краем» (1891 г.) закрепляет эти отношения и кладет начало, наряду с ослаблением единоличной роли манапов, усилению эксплоататорской верхушки в лице многочисленной царской и туземной администрации; понятие администрации сливается с понятием манапа, а в массах деление на пухару, администрацию и имущих выявляется еще более резко.

В период 1900–1910 гг. в связи с усилением колонизации Киргизстана и внедрением торгового капитала киргизы от чисто натуральной формы хозяйства переходят к хозяйству товарно-денежному; возникают смешанные скотоводческо-земледельческие и чисто земледельческие хозяйства. К этому времени не только идет полным ходом разложение патриархально-родового строя и полуфеодальных остатков, но терпят изменения и феодальные методы властвования манапов над пухарой.

Перед 1916 г. процесс расслоения и наметившиеся экономические группировки, а также разложение феодально-родовых рамок прежнего строя выступают еще резче.

Ростовщический капитал расширяет свою деятельность, закабаляет широкие киргизские массы. Носителями торгово-ростовщического капитала являются пришельцы — узбеки, татары, русские и др., которые, расселившись в степной полосе, вступают в связь с киргизским имущим элементом. Они устраивают базары и торговые поселения в местах скопления киргизской массы или в узловых торговых пунктах. Интенсивнее идет процесс оформления зачатков зажиточного класса и зарождения сельской буржуазии. Появляются киргизские кулаки и ростовщики, дающие деньги на проценты, служащие посредниками между пришлыми ростовщиками и киргизским трудовым населением.

Киргизская администрация (волостные старшины и бий), вербуемая из имущих элементов, от имени рода или аулов Перепродает или сдает в аренду земельные участки, а вырученные деньги в большинстве случаев присваивает себе.

Вопреки родовым общинным Правилам землепользования манапы завладевают лучшей частью земель, стараются наделять ими преимущественно своих ближайших родственников, расширяют участки под свои зимовки и летовки, превращая эти земельные участки в свою собственность (отгораживая их дувалом — изгородью, запрещая пастьбу скота на них остальной части рода и т. д.).

Царский порядок административного управления Киргизстаном закреплял и усиливал эксплоатацию широких трудящихся слоев киргизских масс туземной и царской администрацией и имущими элементами.

При выборах туземной администрации на почве борьбы между сильными и слабыми родами, между манапами и пухарой возникает в Киргизстане острая борьба «партий» (группировок) имущих элементов.

Проведение выборов волостных старшин и биев^[1] с помощью взяток и подкупа избирателей, всяческое гонение на побежденную сторону после утверждения нового волостного старшины и бия, перекладывание на «побежденных» налогов и повинностей и другие самоуправства — вот обычные явления, которые господствовали в Киргизстане в предреволюционный период. Этот порядок, искусственно поддерживаемый царской администрацией, извлекавшей из него выгоды и для себя, ложится тяжелым бременем на широкие трудящиеся массы киргизского населения.

За счет обнищания массы киргизского населения обогащалась кучка туземной администрации, манапы и их союзники — пришлые торговые элементы, кулаки и царские администраторы. В связи с этим рушились и старые понятия, питаемые обычным правом, «адатом».

Бии избирались исключительно из имущих элементов, которые прикрывали хищничество администрации, поддерживали манапов и выносили решения в их пользу, предварительно обирая обе тяжущиеся стороны.

Невыносимый гнет царской администрации, притеснения в результате колонизации, гнет ростовщического капитала и своей имущей верхушки создали глубокое недовольство широких масс киргизского населения, которое и послужило основанием к восстанию киргизских трудящихся в 1916 г.

Основную массу повстанцев составляли бедняцкие и середняцкие элементы населения. Инициатором и самым активным элементом в составе восставших была молодежь, подлежащая мобилизации на тыловые работы. Киргизские батраки и рабочие, работавшие у русских кулаков и предпринимателей, во время восстания все ушли к восставшим. Имелись отдельные случаи перехода манапов на сторону восставших; так, во главе повстанцев в Пишпекском уезде стали сыновья известного манапа Шабдана Джантаева. Такие случаи объясняются экономическими причинами: скот манапов, смешанный со скотом всего остального населения, угонялся в общей массе. Для них невыгодна была жизнь вне родовой общины: кроме того они не надеялись получить надлежащую поддержку у русской администрации. Манапам не по сердцу была активность пухары (черни), стихийно властвовавшей во время этих событий, но другого выбора у них не было. Те же сыновья Шабдана и другой руководитель восставших, Канат Абукин, вначале вели переговоры с уездной Пишпекской администрацией с просьбой послать войска против киргиз, чтобы заставить их дать рабочих, но потом, когда началось восстание, вынуждены были уйти к восставшим (см. об этом помещенные в книге показания Каната Абукина).

Фактическими руководителями восстания были наиболее активные и передовые элементы из батрацких и бедняцких слоев населения. Восставшими киргизскими трудящимися массами тех родов, во главе которых стояли сыновья манапа Шабдана и Канат Абукин, фактически руководили наиболее активный элементы из самих трудящихся и особенно из состава подлежащей мобилизации молодежи.

Повстанцы жестоко расправлялись с теми из туземных администраторов и имущих элементов, которые отказывались поддерживать их или шли против них. С другой стороны, повстанцам удалось привлечь на свою сторону некоторых из бедняков-крестьян из числа переселенцев. Например фигурировали среди восставших киргиз некие Седов и Власенко.

Восстание казахов и киргиз в Семиречье началось в начале августа; гораздо позже, чем в остальных областях Туркестана. Предвидя восстание в Семиречье, администрация приняла заранее соответствующие меры. Подавлением восстания с самого начала его возникновения руководили два непримиримых врага местного населения — туркестанский генерал-губернатор Куропаткин, находившийся в Ташкенте, и семиреченский областной военный губернатор Фольбаум в г. Верном (Алма-Ата).

Для усмирения восстания киргиз высланы были войска в Семиречье в трех направлениях: со стороны Андижана — на нарынское укрепление, со стороны Черняева (Чимкента) — вдоль почтового тракта на Пишпек и Токмак и кружным путем по железным дорогам — на Семипалатинск и оттуда походом на Сергиополь — Лепсинск — Верный. Кроме того из действующей армии присланы были два казачьих полка с казачьей батареей и двумя пулеметными командами. С прибытием этих войск восставшие киргизы после непродолжительного сопротивления были оттеснены к пограничным горам и, терпя недостаток продовольствия, теряя скот от недостатка в горах подножного корма, вынуждены были частью сдаться, а частью бежать в пределы Западного Китая.

В своей телеграмме от 21 августа генерал Куропаткин писал генералу Фольбауму: «Вместе с сформированными вами частями по приходе отправленного вам подкрепления, не считая двух казачьих полков, и конной батареи, вы будете располагать 35 ротами, 24 сотнями, 240 конными разведчиками, 16 орудиями, 47 пулеметами. Черняев, Романовский, Кауфман и Скобелев завоевали области Сыр-Дарьинскую, Самаркандскую и Ферганскую меньшими силами».

Вот те силы, которые при поддержке вооруженных дружин русских кулаков и городских «добровольцев» — черносотенцев — прошли потом вдоль и поперек киргизскую и казахскую степь и горные пространства, «огнем и мечом» истребляя аулы повстанцев. Карательные отряды царского правительства не щадили никого, истребляя целые аулы артиллерийским огнем.

Положение киргиз, бежавших в пределы Китая, оказалось самым затруднительным. Те группы, которые перешли границу, вследствие наступавших холодов и отсутствия поэтому подножного корма потеряли почти весь свой скот. Китайские власти смотрели на беженцев как на источник эксплоатации. Киргизы должны были последнее оставшееся имущество, скот, даже своих жен и детей преподносить в подарок китайским Властям. С другой стороны, кочевые калмыки, воспользовавшись беззащитностью киргиз, нападали на них, отбирая скот и женщин. Поставленные в безвыходное положение, гонимые со всех сторон беженцы в большинстве вынуждены были возвращаться обратно, но русская администрация и кулачество встречали их враждебно и пускали их обратно лишь под условием уплаты контрибуции.

Весть о безвыходном положении этих беженцев распространилась по всему Семиречью. Бежавшие в Атбашинский район и скрывавшиеся в горах участники восстания, убедившись в невозможности спастись в Китае, поспешили принести повинную.

Наибольшая часть беглецов, направившаяся в Кашгарскую провинцию Китая, услышав об образовании Нары, некого уезда исключительно с киргизским населением, начала возвращаться в пределы области еще в зимнее время, не считаясь с холодом и снежными заносами на горных перевалах. С марта же 1917 г., после февральского переворота, возвращение их приняло более широкие размеры как со стороны Кашгара, так и со стороны Кульджинского края.

Брошенные возвращавшимися беглецами в пределах прежних стойбищ посевы хлебов и запасы корма для скота погибли; зимние жилища были разорены; оставленные при спешном бегстве юрты были расхищены или сожжены; увезенное с собою имущество домашнего обихода было разграблено после перехода китайской границы, а угнанный скот весь погиб. Беженцы возвращались, в буквальном смысле голыми. Обратный путь их усеян был трупами умерших от голода.

Немногим лучше было положение и тех участников восстания, которые, спасаясь от преследований войск, укрылись в горах Атбашинского участка. Брошенные посевы и зимовки погибли; увезенное с собой имущество и угнанный скот были частично сохранены; но отсутствие корма для скота в связи с (весенней засухой, вызвавшей гибель подножного корма, и недостаток продовольствия поставили их в тяжелое положение. Степень разоренности восставших киргизских масс рисуют данные переписи 1916 г. По этим данным и донесениям уездной администрации, в районах восстания осталась лишь одна треть скота, бывшего до восстания.

По сведениям областного статистического комитета и командированных из Ташкента чиновников для размежевания территории расселения казахов, киргиз и русских крестьян, убыль киргизского населения и потери в хозяйстве в результате восстания 1916 г. и карательных мер правительства установлены следующие:

По Пишпекскому и Пржевальскому уездам число киргизских хозяйств до восстания было 62 340, к январю 1917 г. 20 365, т. е. убыль — 41 975. Иначе говоря, в этих районах охваченных восстанием, выбыло 66 % киргизского населения.

Восстание киргизских трудящихся масс 1916 г., вскрывшее всю глубину противоречий, созданных царским строем и классовой диференциацией внутри самого киргизского общества, явилось генеральной подготовкой к выступлению киргизских трудящихся в дни Великой октябрьской революции, в которой киргизские трудящиеся массы приняли активное участие, имея за плечами опыт революционной борьбы 1916 г.

Выпускаемый сборник документов, собранных Л. В. Лесной, даст ценный фактический материал, освещающий ход и Последствия восстания 1916 г. Документы состоят в основном из приказов и донесений царских администраторов, карательных отрядов и из показаний некоторых участников восстания.

Документы, излагающие подготовку местной администрации к проведению приказа царского правительства о мобилизации туземных рабочих, говорят о плохом знании царскими администраторами настроений коренного трудящегося населения и чрезмерной уверенности в своих силах царских администраторов. Так, первый документ — «Журнал особого совещания по вопросу о реквизиции туземцев для тыловых работ от 2 июля 1916 г.» — вскрывает близорукость царской администрации в крае, полное незнакомство с настроениями местного населения и уверенность в собственном «всемогущество». Как протокол этого совещания, так и приказы по проведению мобилизации туземных рабочих характеризуют исключительно административный подход к проведению мобилизации без какой бы то ни было попытки подготовить общественное мнение в пользу необходимости дать рабочих на тыловые работы фронта.

В рапортах и донесениях о ходе восстания киргиз и результатах подавления этого восстания как пишпекской, так и Пржевальской уездной администрации (донесения Иванова, Путинцева и др.) имеется определенная тенденция смазать карательные жестокости администрации.

В погромах, грабежах и взяточничестве самое активное участие принимали руководители карательных отрядов и представители местной царской администрации.

В связи с массовыми жалобами со стороны киргизского населения и растущим возмущением трудящихся слоев самого русского городского и сельского населения по поводу бесчинств в отношении киргиз со стороны царских администраторов и кулацких шаек, областная и уездная администрация создавали видимость привлечения к ответственности наиболее активных участников грабежей и погромов, дела которых потом оканчивались ничем.

В показаниях националиста алашордынца инженера Тынышпаева, в подробных донесениях драгомана Стефановича, в показаниях и донесениях других лиц извращаются и самые Причины восстания киргизских трудящихся в 1916 г. Эти причины они сводят к тому, что царские администраторы не подготовили проведения мобилизации, или к неправильным действиям отдельных местных администраторов (взяточничество и т. п.), тогда как основные причины заключались в более глубоких социальных и экономических предпосылках, о которых говорилось выше.

Таким образом к документам данного сборника необходимо подходить критически и учитывать определенную односторонность и извращенное изложение фактов в ряде документов.

Но даже рапорты представителей царской власти, извращающие сущность и характер движения, вскрывают всю грандиозность восстания 1916 г. и истинный характер мероприятий царизма по подавлению этого восстания.

Тяжелые последствия восстания 1916 г. особенно дали себя почувствовать в 1917 г. Февральская буржуазно-демократическая революция в Туркестане (в том числе в Киргизстане) не принесла никакого облегчения трудящимся края. Временное правительство и его Туркестанский комитет, комиссары от временного правительства по Семиреченской области О. Шкапский и М. Тынышпаев (тот самый, имя которого упоминается в сборнике) продолжали и после Февральской революции проводить прежнюю царскую политику карательных действий против участников восстания 1916 г. и принимали все меры к осуществлению известного плана Куропаткина об изъятии огромной площади в 4 млн. га освоенных и культурных земель у киргиз в Чуйской и Иссык-кульской долинах и о переселении их в полупустынные горные районы Нарына. Этому плану постепенного удушения киргизского народа не дала осуществиться Великая октябрьская социалистическая революция.

Т. Рыскулов.

I. Разработка плана проведения мобилизации киргиз военными властями края

№ 1. Журнал особого совещания по вопросу о реквизиции туземцев для тыловых работ

2 июля 1916 года.

Присутствовали:

П р е д с е д а т е л ь — вр. и. д. Туркестанского генерал-губернатора, генерал от инфантерии Ерофеев

Ч л е н ы: военный губернатор Сыр-Дарьинской области генерал-лейтенант Галкин, военный губернатор Ферганской области генерал-лейтенант Гиппиус, военный губернатор Самаркандской области генерал-майор Лыкошин, и. д. начальника Закаспийской области генерал-майор Калмыков.

Начальник Туркестанского окружного управления но квартирному довольствию войск генерал-майор Запольский, и. д. туркестанского окружного военно-санитарного инспектора тайный советник Данилов, и. д. прокурора Ташкентской судебной палаты статский советник Рахальский, туркестанский окружной интендант генерал-майор…^[2] и. д. российского императорского политического агента в Бухаре коллежский советник Шульта, и. д. нач. штаба войск Туркестанского военного округа полковник Михайловский, нач. Туркестанской местной бригады генерал-майор фон-Цурмилен, помощник губернатора Сырь-Дарьинской области генерал-майор Гепперен, нач. Управления земледелия и государственных имуществ в Туркестанском крае коллежский советник Булатов, и. д. управляющего канцелярией туркестанского генерал-губернатора коллежский советник Семенов, и. д. начальника военных сообщений Туркестанского военного округа полковник Михайлов, помощник начальника Туркестанской местной бригады полковник Прасалов, непременный член от министерства финансов в совете туркестанского генерал-губернатора действительный статский советник Фрей, ташкентский воинский начальник полковник Черкес, ташкентский уездный начальник полковник Караульщиков, асхабадский уездный начальник полковник Карпинский, делопроизводитель Азиатской части Главного штаба прапорщик Взденконский, советник Самаркандского областного правления надворный советник Вяткин, представители Кокандского биржевого комитета М. Ф. Гаврилов и Я. М. Семихат, делопроизводитель канцелярии туркестанского генерал-губернатора надворный советник Вербовский, и. д. старшего адъютанта Отдела военных сообщений штаба Туркестанского военного округа капитан Атаев.

По открытии заседания, членам совещания были доложены полученные исполняющим должность генерал-губернатора телеграммы по поводу реквизиции для тыловых работ инородцев империи и в частности Туркестанского края от министра внутренних дел от 28 минувшего июня за № 18991 и временно исполняющего должность Туркестанского генерал-губернатора генерала от инфантерии Мартсона от 29-го того же июня за № 30 и 31.

Военный губернатор Сыр-Дарьинокой области генерал-лейтенант Галкин, указав на некоторые бытовые особенности туземного населения края, высказал мнение, что при отсутствии посемейных списков этого населения реквизиция рабочих мобилизованным порядком, строго придерживаясь указанных министром внутренних дел возрастов, представляется почти невыполнимой, так как администрация не располагает силами для составления посемейных списков, самое определение возраста туземцев за отсутствием метрических записей и существующего у них исчисления лет по лунному году и циклам крайне затруднительно и поведет к массовым злоупотреблениям. Набор рабочих определенных возрастов даст населению повод думать, что под видом рабочих их будут отправлять на фронт в качестве боевой единицы, т. е. на них распространят воинскую повинность, это легко поведет к брожению, и возможно, к беспорядкам, между тем высочайшее повеление о привлечении инородцев к тыловым работам легко было бы выполнять тем способом, который уже знаком населению и потому будет понятен ему и не вызовет никаких недоразумений, это наряд рабочих натуральной повинности, как для ирригационных и дорожных работ, работ по уничтожению саранчи. Таким образом в задачу настоящего совещания входило бы лишь определение числа рабочих, которое каждая область должна доставить. Получив наряд на определенное число, губернаторы произведут раскладку по уездам, уезды по волостям и т. д. 16 и требуемое от края число рабочих будет доставлено легко, быстро и без всяких осложнений.

Начальник Управления земледелия и государственных имуществ прочитал свой доклад Но поводу значения Туркестанского края, как главного производителя и. поставщика для Империи хлопка, являющегося продуктом первостепенной важности не только в экономических интересах всей империи, но и как материал для удовлетворения целого ряда потребностей действующей армии и обороны государства, при этом г. Булатов ознакомил совещание со статистическими данными Управления земледелия но агрокультуре края и о площади, занятой под хлопок.

После этого по предложению председателя приступлено к обсуждению поставленных на разрешение совещания следующих вопросов:

Вопросы.

1. Как отзовется реквизиция рабочих-туземцев на политическом настроении земских масс и о принятии успокоительных мер.

2. Разверстка 250 тысяч рабочих по областям (уездам волостям).

3. Сколько потребуется времени для составления списков вообще в тех местах, где никакого учета населения посемейно не ведется.

4. Как практически осуществить регистрацию и набор рабочих указываемых возрастов, принимая во внимание всякое отсутствие посемейных списков и метрических записей у местного туземного населения.

5. Подлежат ли реквизиции должностные лица туземной администрации (в утвердительном случае какие именно), духовные лица и учащиеся и учащие в туземных высших учебных заведениях (медрессе).

6. В утвердительном^[3] случае, как избавиться от тех злоупотреблений, которые, если будут освобождены духовные лица и воспитанники «медрессе» [как таковые могут оказаться] такие лица, которые никогда не были ни духовными, ни студентами.

7. Есть ли необходимость собирать всех рабочих со всех уездов и волостей каждой области, или возможно весь набор произвести за счет лишь некоторых уездов. В утвердительном случае по каким соображениям (для этого испросить санкцию Министерства] в [нутренних] д[ел]).

Определение хлопковых районов в областях и приблизительного количества выкочевавших из края киргиз.

8. Так как рабочие указываемых возрастов должны быть призваны не поголовно, то не следует ли сделать их набор, сообразуясь с известными категориями, например не брать единственных сыновей, единственных кормильцев семьи. Не предоставить ли дело выбора рабочих сельским и волостным обществам.

9. Как организовать эшелоны и сопровождение таковых, участие в этом администрации и воинских чинов (старший или переводчик на каждые 200 человек).

10. Пункты медицинского освидетельствования и врачебный персонал. Срок сбора к каждому административному пункту и порядок довольствия людей.

11. О составлении маршрутов следования рабочих каждой волости на сборные административные и военные пункты.

12. При сборе рабочих на пункте, следует ли ограничить медицинским обследованием их, согласно указаний в телеграмме мин. внутр. дел от 28 июня с. г. или же надо выполнить указания верховного начальника по санитарной части в его приказе 140.

13. Если будет применен этот приказ, то хватит ли медикаментов, помещений и врачебного персонала для дезинфекции и дезинсекции всех рабочих, а равно, сколько времени займет обеззараживание последних.

14. Если рабочие будут задерживаемы на сборных пунктах для сортирования, дезинфекции и дезинсекции, то в каких именно помещениях они должны располагаться.

15. Наметить постоянные и дополнительные сборные пункты в областях и определить время для сбора к ним.

16. В течение какого времени могут быть вывезены по железной дороге рабочие из края, принимая во внимание провозоспособность дороги и численность каждого эталона в 1000 человек

17. Вопрос о продовольствии на сборных пунктах и в пути. Чьим попечением, как будет организовано это довольствие и размер пайка. С какого времени рабочие переходят в казенное пищевое продовольствие и какое именно:

18. Вопрос о снабжении рабочих одеждой и обувью (может быть и рабочим инструментом), на какие средства и чьим попечением все это будет изготовлено.

Заключение совещания:

1. Начальник Закаспийской области^[4] высказал, что каких-либо выступлений населения против реквизиции рабочих опасаться нет оснований, из состава населения сформирован Туркменский полк, находящийся и отличающийся в действующей армии, много туземцев уже отправилось на работы на Кавказский фронт, в туземной газете будет напечатано воззвание к населению, в котором будет объяснена цель наряда рабочих. Следовало бы указать населению, что особо усердные из наряженных рабочих могут рассчитывать на награждение медалями, что при присущей туземцам страсти к знакам отличия явилось бы побудительным фактором.

Военный губернатор Самаркандской области^[5] также удостоверил, что никаких эксцессов ожидать нельзя, но при условии, что не будет составляться посемейных списков и набор рабочих будет произведен путем наряда натуральной повинности.

Военный губернатор Ферганской^[6] области высказал, что спокойствие населения будет зависеть от того, как будет проведена реквизиция. Поддерживая мнение о затруднительности и опасности составления посемейных списков, генерал-лейтенант Гиппиус высказал опасение, что при таком способе население доставит требуемое количество рабочих, никуда не годных, и тогда станет вопрос, что же делать дальше. Следовало бы, дав населению наряд на поставку рабочих, вместе с тем начать и составление посемейных списков, которые явились бы контрольным документом, какое количество годных для работ по возрасту людей имеется в данной общественной единице, и которые служили бы угрозой произвести набор по возрасту в случае недобросовестного наряда добровольно.

Настроение масс зависит от так называемых верхов населения: мулл, почетных лиц и т. д. Если брать и их, что неизбежно будет в случае набора по семейным спискам, то ими будет создано неблагоприятное настроение, да и практически такие лица явятся в качестве рабочих слабосильными, неприспособленными.

В общем при осуществлении набора рабочих проектируемым генералом Галкиным порядком можно рассчитывать на спокойное настроение населения, но необходимо разъяснить ему, что требуются рабочие отборные.

Военный губернатор Сыр-Дарьинской^[7] области подтвердил уже высказанное им мнение, что население останется спокойным, если набор будет произведен по наряду, а не посемейным спискам.

2. По статистическим данным, заключающимся в последних изданных и военными губернаторами обзорах областей края, количество туземного (инородческого) мужского населения края приближается к 3 500 000 (3 332 200). По отношению к этому числу упадающее на Туркестанский край количество подлежащих набор; рабочих 250 тыс. составляет около 8 %.

По этому расчету, соответственно, количеству населения каждой области отдельно, по разверстке пришлось бы поставить рабочих приблизительно:

Сыр-Дарьинской … 80 тыс.

Ферганской … 77»

Семиреченской … 43»

Самаркандской … 35»

Закаспийской … 15»

Принимая во внимание указание, данное генералом от инфантерии Мартсоном в телеграмме за № 30 о необходимости в хлопковых районах оставить достаточное количество рабочей силы для своевременной уборки хлюпка, и имея в виду, что в случае затяжки войны рабочие могут остаться на фронте и к весне и, следовательно, надо теперь же предусматривать обеспечение хлопковых районов рабочей силой не только для уборки хлопка урожая текущего года, но и для обработки хлопковых площадей в будущем году. Совещание признало необходимым сократить наряд рабочих для областей с развитым хлопководством за счет других районов.

Согласно доложенных начальником управления земледелия данным, наибольшая площадь занята под хлопком в Ферганской области и совершенно отсутствуют посевы хлопка в Семиреченской области.

Поэтому наибольшее сокращение наряда рабочих должно быть сделано для Ферганы на счет наибольшего увеличения в Семиречье, но в отношении последнего приходится считаться с указанием военного губернатора, что Семиречье может только поставить около 50 тыс. человек при исключении по приведенным генералом Фольбаумом в телеграмме от 11 марта за № 1781 соображениям из подлежащих набору рабочих в возрасте 19 и 20 лет.

Сообразно этому и по соглашению присутствовавших на совещании губернаторов наряд рабочих совещанием принят следующий:

Для Сыр-Дарьинской области … 87 тыс.

« Семиреченской» … 60»

« Ферганской» … 50»

« Самаркандской» … 38»

« Закаспийской» … 15»

Всего … 250 тыс.

Имея, однако, в виду, что за вывозом из края военнопленных и беженцев и за наблюдаемым крайне слабым притоком рабочих из Китая, Афганистана и Персии и в настоящее время уже нехватает местных рабочих (туземные женщины почти не работают на полях), а также, что в Аулиэ-Атинском и Черняевском уездах уже набрано в текущем году военно-инженерной организацией для работ на фронте 10 000 человек.

Совещание признает, что общее количество рабочих, предназначенное к набору в Туркестанском крае, является тяжелым, угрожающим сокращению площади посева хлопка в будущем году и могущим крайне вредно отразиться на своевременном сборе его в текущем году и что дальнейшее сокращение наряда для хлопковых районов за счет других явится для последних непосильным, а потому находит необходимым просить и. д. главного начальника края ходатайствовать о сокращении числа подлежащих призыву в Туркестане рабочих до 200 000.

3. Составлять посемейные списки совершенно некому, ввиду крайней малочисленности и переобремененности текущей работой чинов административного управления.

Поэтому, и по самой технике составления списков на это потребуется много времени, что надолго отодвинет срок поставки рабочих; между тем министром внутренних дел указана крайняя необходимость скорейшего получения рабочих, и потому рекомендуется все распоряжения по призыву их и вызываемые призывом действия исполнить в кратчайший срок, с наименьшей затратой времени.

Поэтому в виду высказанных военными губернаторами заключений по первому вопросу, совещание постановило: посемейных списков не составлять, предоставив губернаторам дать населению наряд на поставку рабочих натуральной повинности по обычаю, но придерживаясь указанных в телеграмме министерства внутренних дел возрастов, не исключая, однако, уклонений в сторону более зрелого до 40 лет^{1}.

Против набора рабочих по наряду, а не по семейным спискам, высказался коллежский советник Булатов, полагающий, что этот способ как неравномерный явится несправедливым и, кроме того, не отвечающим высочайшему повелению призвать рабочих определенного возраста, начиная с 19 лет.

К этому присоединился прапорщик Взденконский.

После обмена мнениями по поводу этого возражения совещание признало, что наряд рабочих проектируемым губернаторами способом не противоречит высочайшему (повелению, коим определение возраста реквизируемых рабочих предоставлено соглашению министров внутренних дел и военного, даст возможность поставить рабочих в значительно меньший срок, с наименьшей затратой труда с уверенностью при этом, что при выборе и назначении реквизируемых рабочих самим населением будут соблюдены начала справедливости в большей мере, нежели этого можно было бы достигнуть при наборе правительством, и во всяком случае нарекания отдельных лиц, если бы таковые возникли, будут относиться к своему же обществу, а не к представителям правительства^{2}

4. Ввиду предыдущего решения вопроса— этот отпадает.

5. То же, так как несомненно, что население не назначит на работы никого из своих должностных и указываемых лиц^[8].

6. То же

7. При распределении военными губернаторами между уездами следующего с области числа рабочих должны быть приняты в соображение как все местные условия, так и начала справедливости: в районах, 50 и более процентов обрабатываемой площади которых занято под хлопком, по наряду должно быть взято рабочих одна шестая часть того количества их, которое следовало бы с этого района соответственно общему числу мужского туземного населения, в районах с площадью под хлопком свыше 25 до 50 процентов— одна треть; в районах, где под хлопком находится менее 25 процентов обрабатываемой земли, — половина.

На случай отбора негодных по состоянию здоровья рабочих общества и аулы должны назначить рабочих примерно;в полуторном против действительной необходимости размере.

8. Вопрос отпадает.

9. Назначенные по общественным и аульным приговорам рабочие должны явиться сами, под ответственность туземных должностных лиц, на сборные пункты к назначенному администрацией сроку. Срок явки должен определяться один и тот же для 1 400 или 1 500 человек, из которых будет составляться один эшелон. На каждые 200 человек данного эшелона должен наряжаться, по возможности из состава тех же рабочих, один в качестве переводчика и старшего.

Для удовлетворения религиозных нужд рабочих на каждый эшелон должен назначаться 1 мулла.

10. Пунктами медицинского освидетельствования должны являться: для освидетельствования, согласно указаниям министра внутренних дел в телеграмме от 28 июня с. г. — места набора рабочих врачебным — персоналом администрации, для дезинфекции же и дезинсекции рабочих — сборные пункты.

Сборными пунктами назначаются:

В Закаспийской области:

Форт Александровский, Красноводск, Чикишляр, Кизыл-Арват, Вохарден, Асхабад, Каахта, Теджен, Мерв, Иолотан и Таш-Кепри.

В Самаркандской области: Катта-Курган, Самарканд, Джизак, Урсатиевская, разъезд № 120 и Ходжент.

Для Ферганской области:

Андижан, Скобелев, Коканд и Наманган.

Для Сыр-Дарьинюкой:

Казалинск, Перювск, Туркестан, Черняево, Ташкент, Петро-Александровск.

Для Семиреченской — Черняев.

Срок сбора к каждому сборному пункту указывается администрацией (см. п. 9); на довольствие рабочих принимают со дня явки на пункт мерами администрации.

11. Для составления маршрутов Отделом военных сообщений Штаба Округа администрация должна заблаговременно дать последнему сведения о количестве людей, которые должны быть посажены на каждом сборном пункте, о первом дне посадки и периоде, в который таковая закончится на данном пункте.

12. Предварительное медицинское освидет. будет производиться в местах набора (п. 10), дезинфекция же и дезинсекция должны производиться, согласно приказу Верховного начальника по санитарной части № 140 на сборных пунктах перед посадкой рабочих в вагоны.

13. Так как большинству туземного населения не привита оспа, то прививка последней на сборных пунктах обязательна, противотифозные же и противохолерные прививки полагалось бы не производить, ввиду отсутствия в крае этих эпидемий, отсутствия в надлежащем количестве соответствующих прививок и для сокращения времени задержки рабочих на пунктах. Прививка, дезинфекция и дезинсекция должны производиться медицинским персоналом военным и административным, по распоряжению Окружного военно-санитарного инспектора.

14. Соответствующие помещения для рабочих на сборных пунктах должны быть приготовлены совместным распоряжением администрации и военного начальства. Необходимые медикаменты, дезинфекционные сродства и аппараты «Гелиос» должны быть приготовлены распоряжением окружного военно-санитарного инспектора.

15. Заболевшие в пути рабочие должны сдаваться в ближайших местах нахождения гражданских или военных лечебных заведений.

16. При составе каждого эшелона от 1400 до 1500 человек и при наряде «3» поездов в сутки на вывоз всех рабочих из края потребуется от 50 до 60 суток.

17. Продовольствие рабочих на сборных пунктах лежит на обязанности администрации (п. 10), на довольствие мерами военного начальства рабочие принимаются со дня посадки в вагоны.

В тех сборных пунктах, где нет продовольственных пунктов (в Закаспийской и Ферганской областях), рабочие должны снабжаться администрацией продовольствием на 1 день. Пища, как на сборных пунктах, так и: в пути должна приготовляться по возможности туземная. Ржаного хлеба туземцы не едят, а потому необходимо довольствовать их пшеничным. Желательно было бы, чтобы такая же пища была и на местах работ.

Для нештатных команд Округа установлен кормовой оклад в 31 коп. При приготовлении пищи из говядины— таковой должен быть повышен до 34 коп., из баранины до 36 коп. Это при условии довольствия ржаным хлебом, при довольствии же пшеничным — оклад должен быть еще повышен.

18. На этот вопрос ответ должен быть дан только министерством внутренних дел, совещание полагает лишь, что инструментами (рабочие должны были бы снабжаться на местах работ. Необходимо также выяснить, с какого времени будут приняты рабочие на денежное довольствие и размер последнего.

В заключение совещание высказалось, что каждый из принятых рабочих должен быть снабжен расчетной книжкой, на первой странице которой должно быть указано имя рабочего и из какого он общества, аула, волости, уезда и области. Эта расчетная книжка будет заменять паспорт.

Принимая Во внимание, что наблюдавшийся в прежние годы приток рабочих из близ лежащих бухарских бекств (Каратегина, Дарваза и др.) в приграничные уезды Ферганской и Самаркандской областей ныне крайне незначителен, вследствие стесняющей население системы выборки бухарских паспортов и предъявления их русским властям, совещание высказалось за допущение бухарско-подданных, отправляющихся в Самаркандскую и Ферганскую области на заработки, без предъявления паспортов. Это мероприятие, как преследующее местные интересы, возможно осуществить властью туркестанского генерал-губернатора (Через сношение с российским императорским политическим агентом в Бухаре. При этом самаркандский военный губернатор, поддержанный некоторыми членами; совещания, заявил, что было бы желательно просить его высочество эмира бухарского дать за плату известное количество рабочих-бухарцев на нужды фронта, но управляющий политическим агентством г. Шульга заявил на это, что, вообще говоря, бухарцы неохотно идут на работы даже на местную железную дорогу (бухарскую), поэтому посылка их на работы на фронте может быть сделана лишь сильным давлением, что по современным политическим обстоятельствам^[9] явилось бы несвоевременным.

Верно: За делопроизводителя (подпись неразборчива)

Копия из дел ЦАУ Узб. ССР фонд КТГГ за 1916 г. арх. № 42, из секретного отдела.

По фондам ЦАУ Кирг. АССР Дело А-86/138, стр. 54–70.

№ 2. Из телеграммы Фольбаума приставу Грибановскому от 2 августа 1916 г.

Если по /местным условиям признаете нужным, то в каждом русском селении разрешаю организовать из крестьян и казаков дружины для самообороны и охраны селений по ночам особыми дозорами: вооружение должно быть какое окажется у крестьян, но мера эта требует осмотрительности, дабы не вселять ненужной тревоги^{3}.

II. Объявление населению приказа Николая II-го о мобилизации

№ 3. Приказ по Туркестанскому краю

8 июля 1916 г.

гор. Ташкент

25 июня последовало высочайшее повеление о привлечении на время настоящей войны к работам по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии инородцев Российской империи, освобожденных от воинской повинности и в частности туземного населения Туркестанского края.

В ближайшую очередь подлежат приему туземцы преимущественно в возрасте от 19 до 31 года. Все призываемые будут работать за плату и довольствоваться казной.

Преподав соответственные по этому поводу указания г. г. военным губернаторам и начальнику Закаспийской области, я выражаю уверенность, что туземное население края, не несшее до сих пор тягостей великой ответственной войны и ныне призываемое высочайшей волею к труду в тылу армии, с полной готовностью явится на призыв, а затем с особой энергией будет работать в тыловом районе действий победоносной русской армии, предводимой верховным вождем ее государем императором.

Вр. и. д. генерал-губернатора, генерал от инфантерии: Ерофеев

Копия из дел ЦАУ Узб. ССР, фонд КТГГ за 1916 г., арх. № 42 — секретного отдела.

По фондам ЦАУ Кирг. АССР: Дело А-87/138, лист 75

№ 4. Из газеты «Семиреченская жизнь» от 9 июля 1916 г.

«Призыв киргиз»

«Вчера в доме военного губернатора собрались все старшины киргизских волостей^[10]. Около 12 час. дня к ним вышел генерал и объяв, ил, что по высочайшему повелению в области будет произведен набор киргиз от 19 до 31 года, которые будут отправлены на фронт в качестве рабочих…

Мемориалы за февраль с № 1-186, стр. 2.

№ 5. Из воззвания военного губернатора Семиреченской области генерал-лейтенанта Фольбаума

^[11]

«Объявляю об этом по области, и приказываю всему населению свято исполнить волю государя императора. Весь этот набор рабочих должен произойти в полном спокойствии и порядке. Волостным управителям предлагаю помнить, что государь император возлагает на них всю ответственность за успешность набора. Аульные старшины, пятидесятники, а также все почетные лица, в особенности муллы, должны, не щадя сил, помогать волосяным управителям в выполнении этой задачи.

Предписываю никаких кривотолков не допускать и всех, кто будет говорить что-нибудь противное этому приказу, немедленно передавать в распоряжение уездного начальника.

Убежден, что у нас все будет так гладко^[12], что сердце великого нашего государя порадуется.

Думаю это так потому, что те киргизские, тарантинские и др. волостные управители, которым я лично объявил волю монарха, приняли мое приказание молодцами и, обсудив подробности предстоящего набора, воскликнули в честь обожаемого монарха такое громкое и дружное «ура», что зазвенели стекла губернаторского дома, где я с ними беседовал.

Взято из книги Рыскулова «Восстание туземцев в 1916 г. в Средней Азии.

III. Организация активного сопротивления реквизиции трудящимися края

№ 6. Донесение начальника Туркестанского районного охранного отделения Военному губернатору Сыр-Дарьинской области

« Секретно

10 июля 1916 г. г. Ташкент

№ 2810

Имею честь доложить Вашему превосходительству, что по полученным в Отделении сведениям, среди туземного населения замечается сильное возбуждение вследствие распространившегося слуха, что состоятельным и интеллигентным туземцам будет предоставлена возможность сделать денежный взнос взамен личной явки по набору в команды для окопных работ.

В чайхане и т. п. заведениях туземцы говорят, что если не будут взяты на работы богачи, то менее состоятельный класс населения склонен к учинению крупных беспорядков и расправе самосудом с богачами.

П. п. и верно: Начальник отделения полковник (подпись неразборчива).

Копия из дела ЦАУ Узб. ССР, фонд КТГГ за 1916 г., архив № 42 секретный отдел.

По фонду ЦАУ Кирг. АССР. Дело А-87/138 стр. 76.

№ 7. Из судебного дела по Пржевальскому району

(По реестр. B. О. С. № 848)

12 или 13 июля Пржевальский уездный начальник Иванов объявил ближайшим к гор. Пржевальску волостям о призыве коренного населения для работ в тылу действующей армии.

Представители этих волостей попросили Иванова обождать с ответом до приезда в город представителей всех волостей, после переговоров с ними обещали дать ответ.

13 июля письменный переводчик Пржевальского уездного правления Тюлембай Дюсебаев доложил уездному начальнику Иванову о том, что из Мариинской, Кенсуйской, Тюпской, Тургенской и Бирнарарской волостей начались побеги в китайские пределы лиц, подлежащих по возрасту призыву на работы.

14 июля Дюсебаев доложил Иванову, что дунгане^[13] Мариинский волости забирают свой скот, находящийся на выпасе у сарт-калмыков, и спешно продают на Пржевальском городском базаре. Уездн. Начальник Иванов вызвал к себе во двор управителей волостей и предложил им не допускать бегства рабочих в Китай.

Числа 14 или 15 июля Дюсебаев еще раз докладывает о бегстве в Китай, в этом случае о бегстве из «Малого Хозрета» Мариинской волости, более 50 человек. Иванов вызвал волостного управителя и у себя во дворе приступил к составлению списков рабочих.

17 июля Дюсебаев был командирован на Каркару для ареста Садрукова, который вел там агитацию против реквизиции рабочих. Нарынкольско-чарынский участковый начальник— Подварков не дал Дюсебаеву арестовать Садрукова.

Съехавшиеся представители волостей, (после общего переговора между собой, 23 июля заявили уездному начальнику Иванову, что население их волостей может их не послушаться, так как киргизы призывного возраста открыта говорят, что, прежде чем итти на фронт на работы, они убьют своих представителей, если те дадут согласие на отправку рабочих на тыловые работы в армию. Представители просили уездного начальника арестовать их и посадить в тюрьму. Начальник ответил им, что сделать этого без основания не может. Тогда представители волостей заявили, что если он их арестует, то народ, жалея их, явится сам в город и составит приговоры о даче рабочих в армию. Если же они сами дадут согласие на (отправление рабочих в армию, то мобилизованные и их родственники перережут своих представителей^{4}.

Иванов ответил: что он 18 лет служит по администрации и хорошо знает нравы и обычаи киргиз и заявление уполномоченных о непослушании им считать «глупостью». И затем потребовал, чтобы они изъявили свою готовность повлиять на население и составить списки рабочих. Представители волостей дали свое согласие.

Числа 25 июля Дюсебаев доложил Иванову, что дунгане сел. Мариинского дали свое согласие на посылку рабочих на работы в армию, между тем как (сами до уборки опия намерены свои семьи отправить id Китай, а после уборки предполагают бежать и сами.

Иванов потребовал от волостей дать списки рабочих по аулам; так как представленные списки содержали общее перечисление рабочих всей волости, волостные представители стали от исполнения этого требования отказываться, боясь, что этим они вызовут резню среди киргиз.

Причины этого уклонения от составления аульных именных приговоров некоторые лица усматривают в том, что волостные списки были составлены киргизской «знатью» с таким расчетом, чтобы самим не итти. При составлении же списков по аулам скрыться этой «знати» и ее родственникам не удалось бы, так как это вызвало бы волнение среди бедноты, итти же на работы в армию «знать» не хотела.

Составление аульных списков, несмотря на категорическое требование уездного начальника, оттягивалось.

В первых числах августа крестьянин селения Шамироеки киргиз У сень Шамиров пригласил почетных киргиз: Джетыогузовской волости — Кулберика Матаева: Джалгибаевской волости — Орозона Худоярбекова; Торгожеской волости— Болтебая Курбаева; Барскаунской волости — Дюрбеша

Катаева, Кандырбая Солтонаева и др., которые зарезали кабылу и совершили «бату» (клятву) не давать рабочих в армию.

По словам (Пржевальского мещанина Иванова, ему было сказано знакомым дунганином накануне мятежа, что и дунгане и китайцы китайские подданные настаивают устроить бунт — желая воспользоваться этим чтобы увезти опий.

Условия жизни в Пржевальеке задолго до мятежа были крайне необычными: цены на лошадей на Пржевальском базаре поднялись в 3–5 раз, кузнецы были загружены ковкой лошадей, за ковку лошади кузнецы повысили плату с 50 копеек до 4 рублей и т. д. Как произвол со стороны администрации приходится указать на такое явление: перед мятежом киргизы, работавшие по найму, все ушли; стражник вызвал волостных и аульных управителей и строго приказал им выгнать на уборку крестьянских и монастырских хлебов киргиз-рабочих.

Копия из дел ЦАУ Кирг. АССР.

Фонд жандармского Управления г. Верного, дело № 6 за 1916 г. стр. 49–61.

№ 8. Из судебного дела Джаркентского уезда

(По постановлению мир. судьи 4 участка Джаркентского уезда от 26 июля 1916 г. по р. пр. В. О. С. № 82)

Начальник Нарынкольско-Чарынского участка Джаркентского уезда — Подварков, получив 7 июля 1916 г. от уездн. начальника предписание составить списки рабочих согласно высочайшего повеления от 25 июня 1916 г. о призыве туземцев на тыловые работы в армии от 19 до 31 года, отдал распоряжение волостным управителям Айтовской, Баянкольской, Курмайовской, Альджановской, Ивановской, Кеченской и Адильбековской волостей составить списки рабочих призывного возраста и проверить их с аульными старшинами и пятидесятниками. Не отказываясь от составления Списков, волостные управители все же заявили участковому начальнику, что призыв киргиз настолько для них нов, что они своим управителям не поверят, и потому они просят у начальника созвать «почетных лиц»^[14] и объявить им лично «высочайшее повеление». Участковый начальник согласился с их доводами и на И июля назначил совещание «почетных лиц» на местности Каркара, вблизи своей канцелярии.

Весть о мобилизации киргиз на работы быстро разнеслась среди киргиз, и их почетные лица стали совещаться как быть: дать рабочих, или не давать.

Накануне дня, назначенного участковым начальником для собеседования волостей на местности «Кабан-Карагай», в 15 верстах от Каркаринской ярмарки, в ауле почетного киргиза Курманской волости Узака Саурукова, собрались киргизы Меркинской, Чиликской, Турайгырской, Сарытогойской, Конкобурговской, Кожмамбетовской и Буденгинской волостей — Кольджатского участка. Здесь на совещании собравшихся представителей вышеперечисленных волостей, а также и от киргиз Пржевальского, Верненского и Копальского уездов и таранчей Китменской и Аксу-Чарынской волостей Кольджатского участка первым не дать людей на работы в армию подал мысль влиятельный киргиз Ивановской вол. Джаманке Мамбетов. К его мнению присоединились киргизы Курмановской вол. Узак Сауруков, Байкулак Ультарбеков; Ивановской — Турмухожда Джансеркин; Айтовской — Бекдаир Султанкулов, Дикамбай Джапенсов; Альджановской — Кызыбек Чорманов и др. Все эти лица убеждали своих людей не давать рабочих.

Серикпай Канаев на это совещание прислал письмо, в котором убеждал не давать рабочих.

На этом совещании было вынесено решение людей на работы не давать и оказывать в случае взятия кого-либо силой сопротивление с оружием в руках; о решении не давать людей сообщить участковому начальнику на предстоящем совещании с ним. Причем решено было, в случае ареста при переговорах кого-либо участк. начальником, оказать вооруженное сопротивление, не останавливаясь перед убийством самого начальника. Байкулаком Ултарбековым, Сыдыком Джаманаковым и Оспаком Чойбековым были для этой цели взяты револьверы.

11 июля на площади, перед канцелярией участкового начальника, собралась толпа киргиз человек в 1 000, предварительно посоветовавшись, двинулась к канцелярии. Впереди шли почетные киргизы, за ними остальные как пешие, так и конные.

На совещании были: 1)Чиликской волости — Серекпай Канаев, 2) Айтовской — Дженгараш Манабаев (2 аул), Турмуходжа Джангеркин (7 аул), 3) Турайгырской — Ураза Кожакельдинов, 4) Меркенской — Аубакир Султанбеков, 5) Аульбековской — Касымбек Тлеоов, 6) Кегенской — Джайшибек Бектенев, 7) Курмановской — Узак Сауруков и др., 8) Альджановской — Диуамбай Джанпеисов, 9) Ивановской— Джаманаке Мамбетов и 10) Баянкольской^[15] — быв. вол. управитель. Навстречу им вышел уч. начальник и стал им объяснять, что их берут не в солдаты, а на работы в тылу армии. Толпа ответила «правильно, но людей не дадим».

Сидевшие впереди почетные лица стали по одному говорить о том, что при переходе их в русское подданство им государь обещал, что их в солдаты брать не будут. Свое слово государь не сдержал, и они поэтому людей на работу не дадут, что к работе вообще ее привыкли и не привыкли далеко отлучаться от (родных.

Уч. нач. пытался их уговаривать, но напрасно. Толпа киргиз закричала, что все-таки они людей не дадут. После возгласа из толпы: «разговоры коротки, людей не дадим» толпа стала расходиться и, разбившись на несколько партий, направилась к канцеляриям волостных управлений, которые находились на «Кочкорке»: Ивановской, Курмановской, Боянкольской, Айльджиновсхой и Кегенской, где под угрозой потребовали черновики списков людей волости и, получив их, уничтожили.

Вот как передает эту картину писарь Курмановского волостного управления: через полчаса после беседы с уч. начальником толпа киргиз подъехала к Канцелярии Курмановского волостного управления и, показывая в окно палки, потребовала выдать ей черновики списков. Я испугался и вынес списки. Убедившись, что их не обманывают — киргизы эти списки уничтожили. В Ивановском, Кегенском и Баянкольском управлениях также были отобраны списки и тут же уничтожены.

Киргизы всех этих волостей первоначально решили бежать в Китай, но затем приняли новое решение — остаться на месте и оказать вооруженное сопротивление.

Джаманке Мамбетов умер в Пржевальской тюрьме 7 августа 1916 г.

Другие арестованные — Аубакир Сулембеков, Турмуходжа Дженсеркин, Узак Сауруков и др. были убиты при попытке бежать от конвоя.

Копия из дел ЦАУ Кирг. АССР по фонду Жандармского управления в г. Верном.

По описи № б за 1916 г., стр. 78–80.

№ 9. Из газеты «Семиреченская жизнь» от 28 июля 1916 г.

^[16]

От Военного губернатора

«…Воспрещаются:

1. Всякие сборища и сходки как под открытым небом, так и в закрытых помещениях, не предусмотренные законом и на которые заблаговременно не испрошено разрешение надлежащих властей.

2. Распространение оповещений о предстоящих сборищах или сходках.

3. Все участвующие на сходке лица обязываются, по требованию полиции, указывать главных руководителей и организаторов сходки или сборища.

4. Хождение по улицам и площадям толпой… Всякие сходки или сборища толпы будут разгоняться военной силой.

Мемориалы за февраль с № 1-186, стр. 2.

IV. Восстание в Пржевальском уезде{5}

№ 10. Рапорт полковника Иванова Пржевальского уезда Семиреченской области вице-губернатору Семиреченской области

№ 688

26 сентября 1916 г.

г. Пржевальск.

До августа в уезде все было совершенно спокойно, хотя с самого дня объявления призыва мусульман на работу и ходили слухи о возможности, что они не дадут рабочих, но слухи эти были ни на чем не основаны. Все волости изъявили согласие дать рабочих, о чем я и телеграфировал губернатору; агенты мои не замечали никакого брожения между киргизами. 9 августа курментинекий волостной управитель, по докладу волостного писаря Бахирева, недоимку ссудных денег вез в город, но был задержан в Преображенке Мировым Судьей Коношенко и только 9 августа, когда начались беспорядки, скрылся оттуда. 9-го же августа мною вечером неожиданно была получена телеграмма из Сазоновки от стражника Занина и некоторых интеллигентов, что киргизы напали на селение Григорьевку, жители которой бежали в Сазоновку, что киргизы жгут и грабят селение. Опасаясь нападения и на Сазоновку, сазоновцы просиди выслать им вооруженную помощь; в ту же ночь мною был послан им корнет Покровский с 20 вооруженными нижними чинами и об этом сообщено им но телеграфу.

Одновременно с этим, я командировал рассыльного Уездного управления в Верный с донесением к губернатору, но так как донесение это: не было им получено, то надо полагать, что рассыльный этот погиб в дороге.

Утром киргизы попортили телеграф с Сазоновкой; в тот же день было послано корнету еще 8 нижних чинов и ящик патронов, но пробиться в Сазоновку им не удалось, и они остались в селении Преобраскенском. 10-го же утром я командировал джигита на Каркару к ротмистру Кравченко, прося вооруженной помощи; как я узнал впоследствии от офицеров конской покупной комиссии полковника Маслова, пакет этот был доставлен по назначению.

Днем 10 августа ко мне приезжал зав. сельскохозяйственной школой Псалмопевцев с женой и гимназисткой Абрамовой узнать, как и когда можно будет отправить учащихся в Верный. На это я им сказал, что, ввиду начавшегося восстания, об отправке детей пока не может быть и речи и что Псалмопевцеву необходимо с семьей и всей школой тотчас же переехать в город. Но Псалмопевцев не послушался моего совета и на другой день прислал ко мне 2-х своих учеников, просил о присылке охраны в школу; я ответил, что охраны дать не могу, но чтобы он немедленно со своей школой переехал в город. 10 августа в 3 часа дня поднялась паника: где-то раздался выстрел (как оказалось впоследствии нечаянно выстрелил солдат около почтовой конторы). Народ бросился бежать по домам с криками, что киргизы режут на базаре. Купцы стали закрывать лавки. Я тотчас же отправился на базар, где я убедился, что тревога совершенно ложная, но после этой тревоги все киргизы, которых, по словам очевидцев, в этот день было особенно много на базаре, моментально скрылись из города.

Вечером этого же дня к моему дому подъехал купец Ибрагимов, только что вернувшийся из поездки в Курментинскую волость, и доложил мне следующее: при его выезде из Шатинского его окружила толпа киргиз, которые дали ему прочесть письмо сарыбагишевцев^[17] Пишпекского уезда, где последние пишут, что они уже взяли Пишпек, вырезали и сожгли Токмак и что советуют киргизам. Пржевальского уезда сделать то же самое и с Пржевальском и что затем они под знаменем Шабданова^[18] соберутся на совет на урочище То-су. В этот же вечер 10 дунган во главе с волостным управлением Марафу явились к моему дому, выразили желание охранять его, говоря, что в случае появления киргиз, первое нападение будет сделано именно на дом Уездного начальника: при этом они доставили мне 5 охотничьих ружей, которыми собирались вооружиться. Ружья эти оказались поломанными частью и все без патрон; они были мною отобраны и впоследствии сданы в мастерскую для исправления. Дунгане же, прокарауливши всю ночь, утром уехали домой. Этот случай послужил поводом слуха, циркулирующего среди народа, будто я накануне восстания вооружил дунган ружьями. Ночь с 10 на 11 прошла спокойно, но затем кем-то был пущен слух, что в 2 часа ночи будет нападение ira тюрьму, ио не оправдался. 11-го утром пришло известие, что в Мариинском выселке началась резня наших дунган китайскими подданными, а несколько минут спустя другое, ч. то наши же дунгане нападают и режут русских, бегущих в город^[19].

После этого я приказал всему русскому населению собраться в казармы, так как при малочисленности солдат было бы невозможно защищать такую большую площадь, как весь город; укрепив же казарменный район проволочными заграждениями, баррикадами из телег, мы могли продержаться в нем до прихода подкрепления и защитить там все население. В местной команде, состоящей из 8 человек, оказалось всего 42 бердановские винтовки; кроме этого мною были реквизированы все имеющиеся у населения охотничьи ружья, которых оказалось 73, а также взяты были из архива уездного управления 13 бердановских винтовок и 3 револьвера. Этим оружием я вооружил часть людей конского запаса, так как оружие, высланное для них, не было получено. Население же, как городское, так и деревенское, вооружилось пиками и вилами. 11 августа, когда уже почти все население перебралось в казармы, я, едучи из казарм в свою квартиру, встретил межевого техника Поцелуева, ведущего партию китайских подданых дунган; остановивши меня, он заявил, что их следует казнить за все те убийства и зверства, которые они Позволили себе учинить над русским населением^[20]. Я ответил ему, что казнить я не имею права, пускай пока их отведут в арестное помещение, а затем соберем полевой суд, чтобы решить их судьбу. Об этом я сказал повстречавшемуся тут же генералу Нарбуту, прося его через полчаса зайти в казармы, чтобы сообща решить этот вопрос. Но обстоятельства так сложились, что сформирование суда решили отложить до следующего дня. Ночью же арестованные дунгане, выломав доски из пола, пробили ими потолок и выломали окна, пытаясь бежать, причем и были застрелены караулом.

Ежеминутно подвозились раненые, найденные по дороге от урочища Ирдык до сада Шеленина (в 3-х верстах от города), в этом месте дунгане нападали на крестьян, бегущих в город. При виде этих искалеченных людей толпа^[21] озверела и стала избивать всех мусульман, попадавшихся ей на глаза: всех дунган, сартов и прочих туземцев.

Приводимых ко мне в казармы я отправлял в арестное помещение — единственный способ спасти им жизнь. Но часто по дороге толпа отбивала у солдат и тут же приканчивала. Нередки были случаи, как я узнал впоследствии, что многие арестованные не доводились даже до юрты, где я находился; толпа, преимущественно женщины, набрасывались на них и расправлялись самым жестоким образом. Бороться с этим явлением было немыслимо при той небольшой наличности солдат, которые были в моем распоряжении; принимая еще во внимание, что все эти солдаты — местные жители, некоторые из которых наравне с крестьянами потеряли своих близких или свое имущество благодаря восстанию^{6}.

Ежедневно прибывали крестьяне окрестных сел; из их рассказов можно было установить, что киргизы сначала ограничивались тем, что, выгнав жителей, завладели их имуществом и скотом, зажигали их села, но из жителей убивали лишь тех, которые сопротивлялись; впоследствии же стали избивать всех застигнутых врасплох, не исключая и грудных детей, которых разрывали пополам. В особенности зверски расправлялись они с жителями сельскохозяйственной школы; кроме служащих школы, там собрались жители села Высокого; большинство из них было перебито самым, жестоким образом, а часть молодых женщин и девушек уведена в плен.

Конный отряд, сформированный частью из людей конского запаса, нижних чинов комиссии генерала Сусанина и партизанов-дружинников из населения под командой урядника Уральского войска Овчинникова, посланный мною в школы, нашел там лишь убитых и раненых, последних тотчас же привезли в Пржевальск. Крестьяне, застигнутые врасплох этим несчастьем, старались найти виновника всего происшедшего и кончили тем, что обвинили виновным меня, якобы продавшего уезд киргизам за миллион рублей. Все эти нелепые слухи доходили до меня, конечно, стороной, в лицо же никто не решался высказать. Распространению этих слухов способствовал судья Руновский, с которым у меня только-что перед этим вышло недоразумение; он стал говорить вслух, что я и, два генерала (очевидно Нарбут и Корольков) продали уезд киргизам (прилагаю рапорт пристава Котович за № 170 от 20 сентября)^[22]. 12 августа завед. Шебалин с моего ведома распорядился вывозить в казармы имущество, брошенное бежавшими дунганами; большая часть вещей была сложена в склад, но часть, за неимением места, была сложена в одну кучу на казарменной площади, и хотя тут же была поставлена стража, но чернь нахально из-под самого носа тащила все что могла. 13-го разнесся слух, что чернь начала грабить дома, оставленные горожанами. Немедленно была направлена помощь, а также ускакали урядник Овчинников и многие из интеллигенции и грабежу был положен быстрый конец. Несмотря на принятые меры, было много случаев мародерства, всех виновников которого установить еще не удалось. Есть основание сильно подозревать студента Милкина, на которого некоторые сарты указывают, как на лицо, вымогавшее у них деньги под угрозой смерти, причем будто бы один сарт, отказавший Милкину в 500 руб., был им убит; об этом производится дознание.

По дошедшим до меня недавно сведениям, — во время выступления 15 августа отряда ротмистра Кравченко из селения Теплоключинекого сарты с их семьями, ехавшие с отрядом из Каркары и оставленные им позади, были все поголовно перебиты крестьянами, находившимися в селении Теплоключинском^[23]. Подобный же случай был и при выезде из Тюпа отряда корнета Покровского и урядника Овчинникова. Ротмистр Кравченко доставил в Пржевальск местного купца Султан Мурата по подозрению его в измене, чему поводом послужили его усиленные уверения, что в Пржевальске все спокойно в то время, когда беспорядки уже начались; были лица, видевшие его в городе 10 августа. Посаженный мной в арестный дом, он ночью пытался бежать, причем и был убит.

Из конфискованного имущества мною было роздано беженцам из деревень, прибежавшим в город совсем почти нагими.

По прибытии отряда ротмистра Кравченко (15 августа) население вернулось в свои квартиры; беженцы тогда разместились в городских домах. Улицы при выезде из города были загорожены баррикадами; около застав караулили дружинники; войска же стояли в центре города, чтобы иметь возможность подавать быструю помощь в тех местах, где она была всегда нужна.

16 августа был послан конный отряд под командой урядника Овчинникова на выручку сазоновцам^[24], которые в течение 6 дней, под командой корнета Покровского, отбивались от киргиз; до этого еще было послано им озером^[25] 1 500 патронов, которые с большим трудом удалось доставить по назначению. Доведя всех сазоновцев, семеновцев, григорьевцев и каменцев до Преображении, корнет Покровский, оставив там часть отряда, благополучно ввернулся в город. В этот же день неожиданно прибыла из Джаркента сотня казаков, под командой хорунжего Угренинова. 2 сентября прибыл из Верного отряд войск старш. Бычкова, состоящий из сотни казаков, роты солдат и пулемета. По показанию бывшей жены нотариуса А. Ф. Пьянковой и др., отряд В. С. Бычкова, двигаясь из Верного по горам, навел на киргиз панический страх, заставивший их, бросая все, бежать с северного берега по направлению к китайской границе на реку Текес. 5 сентября из Ташкента пришел сильный отряд подполковника Гейцига. Сарты, ничем не проявившие своего сочувствия к восстанию^[26], вскоре после начала беспорядков были выселены мною в нижнюю часть города, дабы совершенно изолировать их от русского населения; к ним я назначил отдельного пристава и 10 городовых, которые, охраняя их от русских и вместе с тем зорко следили бы за их настроением. Дунганский волостной управитель Марадий, который до последнего момента был совершенно лояльным, 11-го августа был арестован мною, дабы оградить его от толпы, желавшей растерзать его; в настоящее же время он освобожден и живет у сартов, которые теперь, с моего разрешения, вернулись в свои жилища. Все мои распоряжения по защите города и снабжению его всем необходимым были мною своевременно отдаваемы в приказ по гарнизону, выписку которых представляю^[27].

Полковник Иванов

ЦАУ Кирг. АССР по фонду М-99/117, по описи № 72 и 44.

Арх. № 1, стр. № 1–5.

№ 11. Протокол допроса свидетеля И. А. Поцелуева

1916 г. сентября 21 дня гор. Верный, судебный следователь Верненского Окружного суда допрашивал свидетеля с соблюдением 443 ст. Устава Уголовного Судопроизводства, который показал:

Иван Алексеевич Поцелуев^[28]

10 августа, с наступлением темноты, начались страдные дни для Пржевальских обитателей. Всякий шум, всякий конный вызывали тревогу, заставляли хвататься за оружие. Мы, жители беста, укрепились: забаррикадировали тяжелыми шкафами парадные двери, заперли ворота, калитку заставили телегой, заперли ставни, женщин и детей поместили в комнате, выходящей окнами на двор, распределили огнестрельное оружие между собой, устроили безопасное место для склада патронов, установили очереди караула и стали ждать нападения.

В эту ночь я и большинство моих спутников по несчастью не сомкнули Глаз. Ночь тянулась невыносимо медленно. Но тишины ее ничто не нарушало.

Настал день 11 августа.

С раннего утра народ повалил на казарменную площадь.

Шли главным образом женщины и дети. Казармы быстро наполнились жителями, ищущими в них убежища. Часов в 9 была полная неразбериха. В толпе царило возбуждение и хаос. Рассказывались Невероятные вещи. Нелепые слухи росли. Из всех разговоров я мог вынести только одно заключение: пожар мятежа окружал нас все теснее и теснее.

В 9 часов утра раздался набат в городской церкви; вес повалили туда. Пошел и я.

В церковной ограде ораторы из чиновников призывали к храбрости, единению, геройству, но голос их звучал далеко неуверенно, неспокойно.

Около 10 часов в ограду пришел уездный начальник полковник Иванов.

В речи, обращенной к толпе, он призывал к дружной совместной работе. В простых, доступных пониманию всякого, словах он разъяснил населению, что повстанцы хотя и многочисленны, но слабо вооружены, еще слабее сорганизованы и что поэтому опасность для города совершенно ничтожна. Далее полковник Иванов говорил, что киргиз ловок и подвижен только верхом — спешенный же не представляет абсолютно никакой опасности и что поэтому нужно, не теряя дорогого времени, поскорее создать на улицах такие преграды, которые не позволяли бы киргизам войти в город верхом. Он рекомендовал копать ров, рубить деревья, протягивать проволоку и т. п.

В заключение полковник Иванов уверял толпу, что он уверен в самой скорой военной помощи извне. Указывал, что по его сведениям мы со всех сторон можем ожидать., скорой помощи и из Ферганы и из Пишпека и из Верного и из Каркары. Последняя помощь ему представлялась скорейшей.

Население приободрилось, все рассыпались по городу строить баррикады. К обеду большинство улиц было уже забаррикадировано в 2 и даже 3 яруса. Параллельно с работами на улицах стали укреплять и казарменную площадь Из телег беженцев и горожан устроили большой круг. Срубили окружающие площадь деревья и также сложили их полукругом. Часам к 11 утра разъезды принесли печальную весть, что к повстанцам присоединились и дунгане Мариинской волости, считавшиеся оплотом с западной стороны города.

Донесение это вскоре подтвердилось беженцами ближайшего села Иваницкого и Высокого. Среди беженцев была масса раненых. Некоторые телеги представлялись наполненными не живыми людьми, а свежим кровоточащим мясом. Всюду неслись стоны и вопли. Донесения сыпались отовсюду беспрерывно и одно страшнее другого. То сообщают, что убит врач Левин, то такой-то учитель, то такая-то семья. От беженцев мне лично приходилось слышать леденящие душу ужасы. В окрестностях города резали дунгане и китайцы-опийщики. Киргиз с этой стороны близко не было. Дунгане не щадили никого — даже грудных младенцев истребляли эти звери. Мне рассказывали несколько случаев очевидцы, что дунгане девочек-подростков разрывали на две части, наступив на одну ногу, за другую тянут кверху, пока жертва не разделится на две половины.

Выстрелы целый день то приближались, то удалялись. На площади неотступно присутствовал комендант полковник Иванов и распоряжался. Солдат на площади было около 200–250, но, увы, громадное большинство из них стояло с вилами, дрекольем и т. п. вооружением XIX века. В Первый же момент из присутствующих резко выделился Уральский казак Овчинников, своим бесстрашием и отвагой увлекавший многих за собой в разъезды и вылазки за город. Полковник Иванов то и дело назначал его начальником небольших разъездов за город, и всякий раз Овчинников возвращался с новыми успехами. Как только выяснилось, что дунгане взбунтовались, в толпе все чаще и чаще стали называть виновником всех бед Уездного начальника полковника Иванова. Обвинения против полковника Иванова сыпались, как из рога изобилия. Я, как газетный сотрудник, всячески старался разобраться в этих обвинениях, но так и не мог добиться ни одного факта.

Я слышал в толпе: «Уездный нас продал дунганам, вечером 9-го числа он ездил в Мариинку, отвез дунганам 30 винтовок, а на другой день сдал в казначейство на свое имя 10 000 р.» «А кто это видел и может подтвердить», — спрашиваю я рассказчика. «Сам казначей Жданов рассказывал», — отвечает он. Вступаю в дальнейшую беседу с говорунами и задаю им вопрос ребром: «Как Иванов мог продать нас, когда он и его семья с нами. Ведь, продавши нас, он тем самым продал и свою голову». Говорун смущается и видимо сдается, толпа тоже сомневается и никто не может доказать мне, в чем именно вина уездного Иванова.

Озлобление, однако, против полковника Иванова не улегалось за все время моего Пржевальского сидения. Беда вся была не в пересудах толпы, а в болтовне интеллигенции. В нелепостях, не имеющих под собой ни почвы, ни логики, обвиняли Иванова даже люди юридически грамотные.

Так, судья Руновский па ночь прятался буквально под крыло полковника Иванова, а с рассветом выползал из его юрты, и с пеной у рта доказывал нам, что Иванов-де страшный трус, что он совершенно не годится в коменданты, что с ним мы все рискуем погибнуть, и открыто на площади призывал нас свергнуть полковника Иванова и выбрать другого коменданта. Когда я и некоторые другие лица, кажется в числе их был и судья Башкатов, пробовали доказать Руновскому его заблуждение, он не унимался и в припадке запальчивости даже руки в ход пускал: меня, например, он вытолкнул, и только вмешательство более умеренных чиновников убедило его в конце концов отказаться от этого заблуждения.

Приведенный факт могут подтвердить кроме судьи Башкатова Зав. государственными имуществами 2-го района Константин Иванович Ясинский, кажется, уездный казначей Жданов и др. Факты приведенному, по-моему, страшно настраивали и без того экзальтированную толпу, и к опасности быть раздавленным восстанцами присоединялась не меньшая опасность внутренней смуты, а полковник Иванов в любой момент мог быть разорван враждебно-настроенной толпой.

С полудня 11 августа разъезды стали доставлять в крепость (казарменный двор) толпа китайцев-опийщиков^[29]. Люди эти попадались все на пути к Мариинке. Сначала полковник Иванов приказывал отпускать их после обыска и отобрания ножей и опия и отпущенным на свободу китайцам разрешалось итти в сторону границы по Аксуйской дороге, но вскоре было установлено, что люди эти, обойдя город, стремились пробраться в мятежную Мариинку. После этого пойманных за городом китайцев стали арестовывать, хотя толпа требовала казни. Часов до 4 дня в крепости не было ни одного убийства. Часа в 4 арестованные китайцы выломали дверь арестного дома и кинулись рассыпным строем бежать в сторону Мариинки.

Караул открыл стрельбу. Этот факт послужил сигналом к всеобщему избиению китайцев-опийщиков. Толпа бросилась догонять убегающих и чинить над ними свою расправу. Стрясти разгорелись: били все и чем попало, даже женщины и подростки потрошили уже израненных китайцев. Из 60 убегавших через 15–20 минут на площади были приготовлены форменные битки. За отсутствием оружия били палками и камнями, кололи вилами, потрошили серпами и косами.

Отсутствие войск и полная разнузданность толпы — вот причины этого зверства. Никакая власть не могла остановить побоища. Народ мстил кровью и ужасом за своих. Мариинка посылала нам телеги живого мяса, толпа, заражаясь звериными инстинктами, приготовляла то же блюдо в крепости из китайцев, дунган и кашкарлыков^[30].

На следующий день избиения и бесчинства над туземцами распространились за город. Рассказ, что «я убил столько, то сартов или дунган», считался доблестью, рассказчик становился героем. Особенно убийства приняли массовый характер, когда разъезды доложили, что там, на Мариинской дороге, нет пощады никому. Из трупов убитых туземцев сложены призмы не в одну сажень протяжением.

…

Участвуя в обысках туземцев как милиционер^[31], я помню в первый день осады у китайца Дзансан-Хуя по паспорту, я нашел рукописный словарь не то немецко-китайский, не то французско-китайский и на 530 рублей русских кредитных билетов.

Словарь передал коменданту, а деньги по его приказанию переселенческому чиновнику Петру Ивановичу Шебалину. Расписки не взял: не до того было, когда кругом шла стрельба. Свидетелем при этом был техник Управления Государственных имуществ Александр Семенович Козлов. В другой раз мне 15 августа пришлось обыскивать по распоряжению коменданта приведенного с Каркары Султан Мурата Акрам Тюряева. Обыск был в присутствии 5–6 нижних чинов конвоя. При обыске обнаружены кое-какие записки и около 8 000 рублей наличных денег. Все это было сложено в платок Тюряева и в присутсвии 2-х нижних чинов передано коменданту. Комендант при мне же распорядился деньги эти — весь узелок — принять городскому приставу подпоручику Котовичу. Когда я обыскал Тюряева, он очень беспокоился за свои коржуны и говорил, что в коржунах этих у него много денег и денежных обязательств. Кроме того Тюряев говорил, что в коржунах у него есть такие документы, что если его найдут нужным казнить, то с ним же за одно нужно казнить многих.

Я очень интересовался содержимым этих коржунов. В юрте коменданта я нашел эти коржуеы, но они не были вскрыты при мне, а поступили в единоличное ведение того же подпоручика Котовича. Правда, уже было более 10 часов вечера и быть может это в связи с общей суматохой, поднятой прибытием в крепость войск отряда ротмистра Кравченко, помешало привести тут же в известность содержимое тюряевских коржунов. Утром 16 августа я узнал, что ночью Тюряев якобы покушался бежать и убит конвоирами. Мне указали место в крепости, где находился труп убитого. Я пошел туда и убедился, что Тюряев убит. Убийства этого человека жаждала вся народная масса. Труп Тюряева не позволили зарыть, целый день валил к нему народ и, убедившись, что Тюряев убит, злорадствовал. Я слышал в толпе, что Тюряев предназначался ханом иссык-кульским над мятежниками.

Впоследствии мне приходилось слышать, что Тюряев убит с умыслом, не покушаясь на побег. Коржуны Тюряева служили да и теперь служат темой разных пересудов^[32].

Лично я очень сожалею, что Тюряев убит секретно темной ночью, убежден, что этот человек достоин публичной казни после допроса, его показания пролили бы немало света на некоторые темные стороны нашего управления.

Что в убийстве этом виноват комендант, я сильно сомневаюсь: «Валериан Великолепный»^[33] был и в дни осады не менее великолепен, а ведь тут пришлось бы снизойти до тайного уговора с конвоем. Скорее тут сыграла роль всеобщая ненависть толпы к покойному, передавшаяся конвою.

Первые 5 суток, с 11 по 15 августа, все русское население города и окрестностей было между жизнью и смертью. На 10 000 женщин и детей было около 50–60 вооруженных разнородным огнестрельным оружием мужчин и около 800—1000 мужчин с дрекольем. Часть мужчин сильно трусила и пряталась от несения охранной службы. К стыду нашему и среди интеллигенции нашлось немало подлых трусов. Этой гадкой трусости мы обязаны отчасти гибелью многих десятков крестьян-беженцев селений Иваницкого, Высокого и др. Пржевальская сельскохозяйственная школа своей гибелью, по моему мнению, так же обязана отчасти трусости некоторых представителей Пржевальской интеллигенции, а отчасти той рутине и медлительности, которая царила в Пржевальском военном совете, руководимом старым и полуглухим генералом Корольковым. В день гибели школы 13 августа отряд казака Овчинникова^[34] громил и жег Мариинку, а шайка бунтовщиков убивала школьный персонал, грабила школу и в конце концов сожгла ее. Часам к 3–4 пополудни отряд Овчинникова вступил на территорию школы и нашел уже трупы, развалины и кучу догоравшего школьного имущества.

Школа уничтожена 13-го числа между 9 и 11 часами утра. Если бы попечитель школы, он же и главнокомандующий обороны Пржевальского участка, старик Корольков, дал прямую задачу 13-го числа отряду Овчинникова итти спасать школу — школа и все находящиеся в ней были бы спасены. Правда, всякая попытка посылки карательного отряда за город встречала самое решительное противодействие трусов, укрывавшихся в комендантской юрте. (Ретивее всех в этом отношении был спрятавшийся у коменданта судья Руновский. Для него была особенно невыносимо тяжка всякая посылка казака Овчинникова. Дунгане бесчинствовали в предместье со стороны Мариинки. Резали без разбора беженцев, а отряды не выпускались малодушными даже за Каракольский мост^[35]. Я лично припомню такой факт. 13-го числа под утро, стоя на посту, на западном франте крепости, неоднократно пытался подать помощь высадившимся на озере поселенцам Рыбачьего. Ходоки от несчастных поселенцев доложили, что там на берегу, в 12 верстах от города, томится около 200 голодных женщин и детей, просили подводы и торопили помощь, так как в любой момент на них там могли напасть мятежники. Комендант просил меня снарядить туда обоз в числе 15 подвод под охраной вооруженных милиционеров. Подводы нашлись быстро, но сопровождать их никого не находилось. Два раза я назначал охрану, и оба раза охрана дальше городской окраины не выезжала. Когда охрана вернулась вторично и я потерял всякую надежду найти добровольцев и подать помощь томящимся на берегу поселенцам, я доложил об этом коменданту и просил его назначить в конвой к подводам несколько человек солдат, указав на состав отряда Овчинникова, мирно отдыхавший в номерах Карымова. Мой совет встретил резкий отпор со стороны Руновского, и поселенцы были предоставлены собственной участи.

Под утро они явились в город сильно изнуренные, голодные, еле двигающиеся.

Вообще типы, подобные Руновскому, разучались мгновенно владеть оружием и способность к самозащите у них сохранялась лишь на языке. Они умели критиковать, спорить и еще разве утром держать оружие. С наступлением же вечера свое оружие спешили передавать другим, а сами прятались.

От возвратившихся под утро на 14 число населенцев Рыбачьего я узнал, что числа 6–7 августа, вблизи их селения на месте Кутешалдинской станции, киргизами Сарыбагишевской волости разграблен транспорт оружия и патронов, сопровождаемый всего 3–4 солдатами. Конвой попал частью в засаду, а частью же был раздавлен мятежниками, и следуемые в транспорте около 200 винтовок и 3 000 патронов, вместо назначения в гор. Пржевальск, попали в руки кара-киргиз Сарыбагишевской волости Пржевальского уезда. Передавали мне этот печальный факт: нач. почт. — телегр. отделения Рыбачье, отставной почтовый чиновник Кирсанов, жительствующий в селении Рыбачьем, и вахмистр Семиреченского казачьего войска Дмитриев. Весть эта сильно поразила меня, и я немедленно вышепоименованных лиц повел к коменданту. Для меня стала более ясна причина всеобщего восстания кара-киргиз Пржевальского уезда.

Я глубоко убежден, что факт захвата оружия послужил для кара-киргиз сигналом и главным рычагом перехода от пассивного сопротивления набору по указу 25 нюня к активному, кровавому.

Дети степей и гор были ослеплены таким огромным для их масштаба количеством боевого снаряжения и, считая его неисчерпаемым, ринулись на грабежи и убийства. Правда, я слышал на Каркаре и даже в Верном в июльское посещение, что многие киргизские волости не намерены добровольно дать рабочих для армии. Но нигде и никогда не слышал об активном их выступлении с этой целью. Все слухи и личные мои впечатления при постоянных разъездах по области говорили лишь о пассивном сопротивлении набору, г. е. киргизы наивно думали, что для уклонения от набора достаточно забраться подальше, в малодоступные для русской администрации горные теснины.

Этим надо полагать и кончился бы пассивный протест киргиз против их набора в рабочие.

После тревожной ночи с 13-го числа наступил не менее тревожный день 14-го августа, и только к обеду в этот день население города слегка поуспокоилось, когда приехали первые разведчики от отряда Кравченко с Каркары и донесли, что отряд этот пробивается в гор. Пржевальск и что 15-го он уже вступит в город. 15-го вечером действительно вступил в город отряд Кравченко. С приходом этого отряда в осажденном и отрезанном от нового мира Пржевальске началась более спокойная, но далеко не мирная жизнь.

Решено было послать помощь осажденной Сазоновке, и начались более решительные действия против мятежников.

Герой первых дней осады Овчинников мало-помалу стал затеняться новым героем, хорунжим фон-Бергом.

Выручили Сазоновку, разбили несколько раз мятежников в полевых стычках, и кольцо мятежников вокруг Пржевальска стало все свободнее и свободнее, а к 1-му сентября острота осады если и чувствовалась, то разве в отсутствии телеграфных сношений с внешним миром.

Отряды, производившие набеги на киргиз, и отдельные разъезды доставляли в город массу отбитого скота и разного добра мятежников, как-то: ковры, одеяла, шелковые одежды, сбрую, экипажи, посуду и многое другое. Многие русские обращались к распорядителям этого добра, сложенного в огромные кучи прямо на казарменную площадь, и с их разрешения брали под запись необходимое.

Но нашлось немало негодяев, которые тащили это имущество без разрешения и всячески старались захватить в свою пользу даже предметы роскоши.

Военная реквизиция имущества мятежников также вскоре обратилась в грабительский промысел. Масса темных добровольцев стала грабить даже городских мусульман, не особенно считаясь с их положением, — мирны они или мятежны. Такими добровольцами были разграблены многие дома, в том числе и дом чиновника уездного управления из кир[гиз], Дюсебаева.

Военная власть боролась с этим злом, но в полной мере «предотвратить безобразие была бессильна за малочисленностью гарнизона.

Впоследствии, когда гарнизон увеличился, комендант организовал военную полицию.

Кроме простонародия разграблением реквизованного имущества туземцев занимались и некоторые чиновники.

На суде в городе ГТржевальске выяснилось, что видную роль в разграблении этого имущества играл [войсковой землемер Рунков (дело Поцелуева с Писарским, рассмотренное у мирового судьи в гор. Пржевальске 2–3 сентября сего года).

Свидетелями подвигов Рункова были многие, фамилии некоторых я помню: чиновник Шебалин из Пржевальска, торговец Писаренко, жена учителя Клокова, служитель инженера-гидротехника Карпова — Моисей (фамилии не знаю) и другие.

Я лично не «видел, чтобы Рунков занимался грабежом.

Из других чиновников я слышал в позорном перечне фамилию землемера Областного Правления Соколова, но от кого — не помню.

Часть вещей продавалась с аукциона. По чьему распоряжению — не знаю. По поводу этого аукциона я слышал также массу нареканий и грязных пересудов. Так, мне говорили, что жена ис. об. помощника городского пристава чиновника Терентьева, производившего аукцион разных вещей и посуды, совместно с женой учителя Шеленина — Валентиной Кононовной, припрятали себе столовый сервиз очень ценный и красивый. На вопрос Марии Николаевны Ясинской, обращенный к г-же Шелениной, скоро ли будет продаваться сервиз этот, последняя ответила, что сервиз уже куплен ею без аукциона. Г-жа Ясинская говорила мне, что сервиз этот знает по фруктовым вазам, факт нелегальной продажи или утайка этого сервиза может быть проверена путем просмотра аукционного листа. Сервиз был как будто один.

Про сервиз этот мне говорили многие, попрекая им производившего аукцион г. Терентьева, но фамилии других свидетелей не помню.

Лично видел, как г-жа Шеленина вместе с другой, незнакомой мне дамой, но обращающейся к Терентьеву на ты, выпаковывала из ящика посуду и складывала ее за стойкой помещения, в сторону от взглядов публики, но какая это была посуда и кому она попала — не знаю.

Знаю, что часть реквизированного имущества туземцев продавалась и раздавалась желающим по так называемой вольной оценке чиновником Бреусовым (служит лесным съемщиком в Управлении государственного имущества в городе Верном).

Всякий мог зайти в склад в доме Карымова, выбрать любую вещь и предложить ее г. Бреусову к оценке. Уплаченные деньги заносились на обрывке бумаги покупателем, если он грамотный.

От того же г. Бреусова я узнал в частном разговоре, что заведующий мучным складом чиновник Соколов допустил неправильность по учету муки, благодаря чему в его ведении осталось около 200 пудов незарегистрированной муки.

…^[36]

Иван Алексеевич Поцелуев

ЦАУ Уз. ССР, фонд КТГГ секретного отдела, арх. № 43 за 1916 г.

Фонд Кирг. АССР, дело А-87/138 стр. 84—100.

№ 12. Из газеты «Семиреченская жизнь» 54 от сент.

^[37]

1916 г.

Сведения о мятеже киргиз

«5 сентября вечером получены официальные сведения из Пржевальского уезда от 1 сентября, из которых видно, что мятеж в уезде начался нападением киргиз на сел. Григорьевку близ Сазоновки, 9 августа вечером, а утром 10-го мятеж распространился уже до Преображенского.

В тот же день мятежники повели наступление на Пржевальск. В Сазоновку был немедленно вызван корнет Покровский с 20 нижними чинами. 11 августа восстали маринские дунгане, перебившие большинство крестьян селения Иваницкого; тут же был убит Пржевальский участковый врач Левин.

Город был укреплен: налицо было 42 человека караульной команды и 86 ружей у населения. Ежедневно прибывали крестьяне из окрестных селений. Они рассказывали, что киргизы сперва только грабили, но затем стали избивать русских. С. х. школа уничтожена, население школы и спасавшиеся там крестьяне перебиты, причем многие зверски замучены. Жители сел. Покровского, Светлой поляны, Иваницкого, Высокогорного и Липинского доставлены в Пржевальск. Жители сел. Лизогубовского, Соколовского, Отрадного, Раздольного, графа Палена, Валерьяновского и Бобрикова собрались в Теплоключинском, где успешно и отсиделись.

Селения южного берега Иссык-куля, Тарханы, Барскаун, Гоголевка больше всех пострадали, а население Кольцовки с помощником уездного начальника Канчевым перебито; из конвоя Канчева вернулись лишь пять нижних чинов. Селение Рыбачье целиком на лодках приплыло^[38] в Пржевальск. Жители сел. Северного берега и монастыря собрались в Преображенское. 15 августа вечером пришел из Каркары ротмистр Кравченко с ротой Джаркенской дружины и 30-ю казаками хорунжего Берга, привели с собой жителей Каркары и сел. Таврического и Владиславского. Переход Кравченко из Каркары в Пржевальск состоялся по распоряжению господина военного губернатора, переданному телеграммой через Джаркент, которое Кравченко получил на Каркары 15 августа.

19 августа прапорщик Рысин привел в Пржевальск население поселков Мещанского, Красноярского, Новокиевского и выселка Охотничьего. Всех беженцев разместили в городе.

16 августа был послан конный отряд уральца Овчинникова на выручку сазоновцев, где 6 дней крестьяне и солдаты корнета Покровского отбивались от киргиз. Покровский и Овчинников благополучно привели сазоновцев, семеновцев, григорьевцев и всех остальных в Преображенское.

19 или 20 в Пржевальск вступила сотня хорунжего Угрининова, которая по приказанию господина военного губернатора была направлена из Джаркента на присоединение к Кравченко и которая, не найдя его уже в Каркаре, прошла в Пржевальск. В течение последующих дней наступило некоторое успокоение: киргизы стали уходить на сырты^[39].

25 августа Покровский и Угрининов были посланы в Покровское. собрать рассеявшихся и не собранных еще жителей. Поручение было исполнено успешно).

Покровский сжег, между прочим, стойбище в 800 юрт, 26 августа из Преображенского телеграфировали о подходе большего скопища киргиз, навстречу которому выступил хорунжий Берг.

28 августа Берг разбил скопище, уничтожил до 800 отчаянных борцов и отбил огромное количество скота и баранов.

По показанию пленных, отбитых у мятежников, мятежниками руководил турецкий генерал, а также 2 европейца.

По заверениям пленных, генерал и неизвестные иностранцы ранее были в бою на Кастеке^[40].

Тот же Берг и Техник Головко посылались еще в две экспедиции, причем обе увенчались полным успехом.

27 августа в Пржевальск вступил отряд сотника Волкова.

1 сентября в Пржевальск благополучно вступил отряд войскового старшины Бычкова. Отряду пришлось вместо Андижанского перевала, где растаявшие от жары ледники дали огромные трещины, перевалить через горы у станции Чаткал по козьей тропе. Тем не менее путь от Верного до Пржевальска отряд совершил в 7 суток. Отряд видел много жертв мятежа. Телеграф испорчен основательно. В — монастыре^[41] церкви, жилые помещения и службы уцелели.

Из приобщенных к рапорту полковника Иванова приложений видно, что в гарнизоне все время шла энергичная и бодрая работа, а 13 августа полковник Иванов организовал особый военный совет из отставных генералов Королькова, Карбута и генерала Краснослободского, несколько офицеров и врачей. Этот совет распределял беженцев, руководил обороной города и окрестностей, ведал реквизицией и соображал военные мероприятия. Переселенческие инженеры и чиновники также участвовали в совете.

3 сентября войсковой старшина Бычков вместе с отрядом сотника Волкова должен был выйти для разгрома отступающих мятежников. По донесению полковника Иванова, хлеба не сгорели и не вытоптаны.

Мемориал за февраль № 1-186, стр. 4–8.

№ 13. Постановление № 1 по делу прапорщика Кочергина

…«3… Что при занятии селения Столыпино^[42] прапорщик Кочергин из оставленного бежавшими жителями имущества собрал целый склад железа, кошм, колесной мази, самоваров, швейных машин, обуви, духов, гребенок, рыболовных крючков, машинного масла, конфект, печенья, табаку, чаю, спичек, папиросной бумаги и т. д.

Вышеперечисленные вещи он, прапорщик Кочергин частью распродал нижним чинам и офицерам Столыпинского гарнизона, а частью отправил на 20 подводах в г. Токмак для продажи, а вырученных за все это денег никому не представлял, обратив их в свою собственность.

«Что по пути следования команды прапорщика Кочергина от укрепления Нарын до селения Столыпино и в окрестностях Столыпино частью в присутствии, а частью в отсутствии хозяев скота прапорщик Кочергин захватил несколько верблюдов, несколько десятков лошадей, несколько сот рогатого скота и от 7 до 10 тысяч баранов, каковой скот за исключением приблизительно 30 лошадей, около 100 шт. рогатого скота и около 3 000 баранов, он, прапорщик Кочергин, скрыл от военного начальства и распродал, обратив вырученные от продажи деньги, не менее 16–30 тысяч рублей, в свою собственность».

1917 г. 11–14 января, в г. Ташкенте военный следователь Верненского участка Туркестанского воен. округа: (подпись).

(Из материалов военного следователя Верненского участка Туркестанского военного округа)

V. Погромы киргиз в Пржевальске. Расстрел их в Пржевальской тюрьме

№ 14. Рапорт начальника Пржевальской тюрьмы прокурору Верненского окружного суда

31 августа 1916 г.

Доношу Вашему Превосходительству, что 12 сего августа арестанты-мусульмане учинили побег при следующих обстоятельствах. Около 4 часов дня на прогулке во дворе тюрьмы находились арестанты второй камеры (срочные). В это время из камеры № 3, где помещались киргизы Джаркенского уезда, главари и агитаторы киргизского движения, последовали настойчивые требования о выпуске вне очереди на прогулку. На отказ из этой камеры последовали угрозы выйти насильно. Предполагая недоброе, находившимся на прогулке арестантам было приказано немедленно войти в камеру, что они было и хотели исполнить, но один из арестованных Закырьян Сеитов побежал к стене ограды и быстрым прыжком вскочил на стену, а когда дежурный надзиратель, наблюдавший за этим арестованным, сделал в Сеитова выстрел, остальные арестанты повернули обратно с намерением последовать примеру арестанта Сеитова. В это время на раздавшийся выстрел и по тревоге привратника на помощь прибежали из сборной надзиратели и, видя намерение арестованных бежать, начали расстреливать их. Заслышав выстрелы, арестанты камер № 1 и 3, пользуясь присутствием только одного коридорного надзирателя, доской с нар выбили^[43] дверей и через отверстие этих^[44] по железным решетчатым дверям стали выскакивать из камер и по коридору выбегать во двор, но дежурный по коридору и бывшие во дворе надзиратели встретили их револьверным огнем, но части арестантов все-таки удалось перескочить через забор, но на улице по ним открыли огонь частные лица. В результате оказалось убитыми 59 человек^[45], из них киргизы Джаркенского уезда главари и агитаторы. Содержавшихся первоначально по постановлениям Пржевальского уездного начальника, а затем по постановлениям мировых судей 3-го участка Пржевальского уезда и 4-го участка Джаркенского уезда, а именно: 1) Аубакир Суленбеков, 2) Турлуходжа Джинсиркин, 3) Казибек Чермаков, 4) Худояр Чотомаков, 5) Соза Тюпиев, 6) Созанкулы Аршнов, 7)Джанчибек Бектенев, 8) Куке-Истыбаев, 9) Курман Адылбеков, 10) Джинабай Худайберйнев, 11) Кеорбаза Коптарев, 12) Джампене Отунчин, 13) Бекдаир Сантаткулов, 14) Билял Разанов, 15) Узак Шауруков; подсудных по разным преступлениям: 16) Мурзаты Бакиев, 17) Шартаке Сарбаев, 18) Садык Манаев, 19) Умар Мамбетов, 20) Буваза Ого, 21) Осман Байдтаков, 22) Осман Бакеев, 23) Алтымбек Ималин, 24) Джамбай Джанобеков, 25) Джанбай Каненбаев, 26) Кауруз Тагас, 27) Тохта Косымов, 28) Молдобай Токтаходжин, 29) Арык Кплмурзин, 30) Асаналы Казакбаев, 31) Ибрагим Мамет, 32) Куренкей Истинбеков. Срочные: 1) Данияр Саяков, 2) Оразбай Алтыбеков, 3) Садык Курбанов, 4) Малар Узаков, 5) Джаумабай Ампыкучку, 6) Какай Тиктияров, 7) Лимоза Айсарахунов, 8) Байштибе Ивраев, 9) Иман Худжа Башкеев, 10) Саут Асамов, 11) Сатынды Бактемеров, 12) Идрис Юайаков, 13) Кудобай Ашибаев, 14) Тыкобай Ашорбаев, 15) Линеза Матеншин, 16) Кияз-Ходжа Джаздобаев, 17) Асан-Ходжа Бекбо, 18) Закерья Сайтов, 19) Джунус Узаков, 20) Осан-Нагаев, 21) Мамай Джанбаев, 22) Умылкан Алдты-Янбаев, 23) Базарбай Саракубаев, 24) Сумман Бектурзанов, 25) Ресаны Безматов, 26) Аван Бараков, 27) Кудабай Бушкбаев, 28) Бетеши; подсудимые: 1) Маке Джанузаков, обвиняемый по ст. 1654 Улож. о наказ., 2) Мишке Джанзаков, обвиняемый по ст. 1069 Томожен. устава, 3) Батбый Бекмурзин, обвиняемый по ст. 1642 Улож. о наказ., 4) Унитай Джитыбаев, обвиняемый по ст. 1642 Улож. о наказ., 5) Курну Кульджи Джетыбеков, обвиняемый по ст. 1642 Улож. о наказ., 6) Байтур Джанузаков, обвиняемый по ст. 1642 Улож. о наказ., 7) Курбан Ишимов, обвиняемый по ст. 1454 Улож. о наказ., и 8) Исмаил Адырбеков, обвиняемый по ст. 1525 Улож. о наказ. Срочные: 1) Сарт Джамаев, 2) Тюлемыш Бахтыев, 3) Буробай Бекмурзин, 4) Мамэй-Казы Тюлебердыев, 5) Маедын Малялин, 6) Хиказы Сансыфу, 7) Мететбек Рыспаев, 8) Шиимбай Бакыев, 9) Четур Бактыев, 10) Джамар Мурча-Ахунов, 11) Улян-Фиин Яндолин и 12) Джамая Тахтеров.

По заявлению прапорщика г. Гусакова на покровской дороге во время преследования дунган было убито также несколько арестантов, так что возможно предполагать, что в действительности ни один из арестантов не ушел, а были перебиты в разных местах и трупы их были не обнаружены.

В тот же день, 12 августа, оставшиеся русские арестанты мною были выведены из тюрьмы в укрепленный район около казарм, куда еще 10 августа переселились все жители города и чины администрации. Здесь все эти арестанты мною были обращены на работы по устройству проволочных заграждений, а затем они вступили в число защитников укрепленного района. 13 августа были вызваны охотники для прорыва на Каркару и для сообщения ротмистру Кравченко об опасном положении города. На этот вызов вызвались арестанты: Михаил Борисов и Антон Заритский, которые с 2-мя нижними чинами того же числа выехали на Каркару. Но между селением Теплоключинским и графа Полянского эти охотники были окружены киргизами. Трое из них, два нижних чина и арестант Заритский, имея лучших лошадей, успели прорваться обратно сквозь кольцо киргиз, а арестант Борисов был окружен киргизами и убит. На другой день труп его был найден, и он оказался положительно изуродован и отрублен детородный член. Последнее наводит на предположение, что над Борисовым издевались и истязали.

Во время расстрела арестантов надзиратели остались невредимы.

Начальник [Пржевальской] тюрьмы Хромых

При повторной сверке дело в архиве не было разыскано и потому печатается без архивной ссылки.

№ 15. Рапорт начальнику прежевальской тюрьмы прокурору Верненского окружного суда

№ 770

1 октября 1916 г.

В дополнение рапорта моего от 31 августа 1916 г. доношу, что побег арестантов во вверенной мне тюрьме 12 августа произошел в связи мятежа киргиз при следующих обстоятельствах.

В первых числах августа стали ходить упорные слухи, что десятого августа предполагается нападение киргиз на русских. Эти слухи проникли и в среду арестантов, что можно заключить из того, что за несколько дней до 10 числа арестант Закерья Сеитов выразился, что русским будет манифест и всех арестантов освободят из тюрьмы.

Население города с напряжением ожидало 10 числа. Этого числа начальником уезда было объявлено населению города, что действительно ожидается нападение киргиз и было приказано вооружиться для отпора нападения. Население лихорадочно стало приготовляться, снаряжая патроны, отливая пули и картечи. 10-го же числа около опийного оклада произошел какой-то случай и народ побежал с базара с криком «Напали киргизы!» и в это время случайный выстрел у почтовой конторы еще более навел панику. Народ бежал уже в паническом страхе с криком «Киргизы бьют!» Так как тюрьма находилась всего на втором квартале от базара, то масса народа побежала мимо тюрьмы и крики ужаса и паники дошли до арестантов. После этого стало заметно, что арестанты, хотя и не выходя из подчинения, подняли головы.

И августа надзиратели с, несколькими русскими арестантами около тюрьмы устраивали баррикады и проволочные заграждения и в это время к ним подскочил верхом на лошади заведующий Пржевальского Переселенческого Подрайона г. Шабалин и громко сказал: «Дело скверно — дунгане около сада Шеленина уже начали бить русских, скоро могут войти в город и возможно нападут на тюрьму».

Эти выражения услыхали, можно с уверенностью сказать, все арестанты. После этого арестанты-мусульмане имели уже радостный вид, но не выходили еще из подчинения. С 11-го августа началось поголовное переселение горожан в казармы, а 12 числа все русское население было в казармах. В этот же день мною большая часть русских арестантов с шансовым инструментом^[46], при 4-х надзирателях — Провоторове, Алферове, Знирышне и Федотове — была отправлена на казарменную площадь на работы по устройству там баррикад и проволочных заграждений, а около 4-х часов дня произошел побег арестантов при обстоятельствах, изложенных в рапорте за № 758. Стража вверенной мне тюрьмы состояла из 2-х старших и 10 младших надзирателей, вооруженных 5 револьверами «нагана» и 6 револьверами Смит и Вессон. Для наружных постов имелось 6 винтовок «Бердана».

Ввиду ходивших упорных слухов о нападении киргиз, для охраны тюрьмы, по распоряжению коменданта города, наружный надзирательский пост 8 августа был заменен военным, но 12 августа, когда началась резня русских дунганами, против селения Мариинского, и военный пост был снят. А еще 10 августа по распоряжению г. коменданта из тюрьмы были взяты винтовки для вооружения нижних чинов караульной команды, так как там на всю команду имелось только 18 винтовок. Таким образом, тюремная стража с 101 арестантом оказалась вооружена только 11 револьверами.

Когда пород был оставлен жителями и представлял мертвый город, 12 человек стражи, ожидавшие нападения на тюрьму со стороны, ни коим образом не могли предупредить побега. После расстрела бегущих арестантов оказалось убито 59 человек, из них в помещении тюрьмы и вен дворе 12 человек, а остальные в разных местах города, при участии частных лиц. в том числе г. Башматова и татар Ибрагимова, Мутавирова, Батыршина и других. Во время преследования арестантов ни один из надзирателей не пострадал. Это произошло от того, что еще задолго до 10 числа, ввиду ходивших слухов, тюремная стража была на-чеку, ожидая побега или насильственного освобождения арестантов со стороны. Арестанты если бы желали вооружаться против надзирателей, то не имели к тому возможности, так как всякие предметы, могущие бы быть обращены в вооружение как в казармах, так и в ограде были убраны, и за арестованными-мусульманами был учрежден строгий надзор. По объявлении же начальником уезда о предполагаемом нападении киргиз, и предположив, что в случае нападения киргизы первым долгом бросятся на тюрьму для освобождения главарей киргизского мятежа в Джаркенском уезде, я отдал приказание страже, что в случае малейшего сопротивления или намерения к побегу употребить к делу имеющееся у каждого надзирателя оружие. Такое распоряжение с моей стороны последовало ввиду исключительного положения города, находившегося в осадном положении. Пример арестанта Сеитова увлек и других арестантов к покушению на побег, что уже не могло исключить применения употребленного оружия, а начинавшийся разгром тюрьмы и выбытие доверенных находившимися арестантами в остальных камерах, не мог быть остановлен, так как надзиратели не имели ни средств, ни времени и силы воспрепятствовать этому. Поэтому согласно моего приказания и на основании существующей инструкции, надзирателями и было употреблено в дело оружие.

Когда в город стали прибывать беженцы из разоренных и сожженных киргизами-мятежниками селений, рассказы этих беженцев о пережитых ужасах мятежа и в особенности вид раненых и убитых и полуживых детей привел всех в ярость и непримиримую злобу. Опасаясь кровавой мести со стороны русского населения, некоторые лица из мусульман, по личной просьбе, а большая часть по распоряжению коменданта были помещены в тюрьму для охраны жизни. Так, за все это неспокойное время в тюрьме содержалось около 300 дунган и их детей, до 80 человек киргиз и киргизок с детьми и сартов^[47]. Всех дунганок с детьми, по распоряжению коменданта, я лично при надзирателях в 20-х числах проводил за город по Покровской дороге и посоветовал им пойти за селение Мариинское н;а Джеты-Огуз, где их могут встретить киргизы или дунгане и примут к себе. Мера эта была принята потому, что злоба русских против дунган, начавших первыми резню^[48], была настолько велика, что дальнейшее пребывание дунган в тюрьме не могло гарантировать им безопасность. Часть же сартов, киргиз и киргизок с детьми мною, тоже по распоряжению коменданта, была сдана под охрану аксакала^[49] китайских подданных сартов Метияза, а часть передана уездному начальнику. К настоящему времени под охраной тюремных стен находится 41 чел. киргиз, в том числе женщин и детей. Под мою же охрану были сданы состоящие на государственной службе из киргиз: подгорненский врач Джиксылыков, письменный переводчик Пржевальского уездного управления Дюсебаев и его брат каксуйский врач Джакупбаев. Не имея в тюрьме сносного помещения, я с разрешения городского врача поместил этих лиц в одну из палат городской больницы. После же отъезда Джиксылыкова и Джакупбаева в город Верный переводчика Дюсебаева взял себе на квартиру. Насколько разгорелась злоба русских против мусульман могу засвидетельствовать следующим фактом. Числа 13 и 14 августа на казарменную площадь были приведены как-то 5 или 6 дунган с тем же числом детей и тотчас же последовали крики: «Убить!» И когда я сказал: «Что вы делаете, господа? Тут женщины и дети», последовал ответ: Вы разве не видели, как били наших детей и женщин, а теперь заступились за убийц», и стали выражать мне угрозу. Видя, что толпа настроена враждебно не только к врагу, но и к русским, выступающим в защиту беззащитных, я ушел.

Приложение: копия рапорта за № 758.

Начальник тюрьмы Хромых

ЦАУ Кирг. АССР, фонд Н-28/116, т. II за 1916 г., стр. 7—10.

№ 16. Рапорт

(По р. П. В. О. С. № 93 и 12)

Начиная с 11–12 августа крестьяне из села стали бежать в. г. Пржевальск; городские жители в это время оставили свои дома и все имущества, убежали в казармы гарнизона, надеясь на защиту солдат, находившихся в казармах. Казармы были перегружены городскими жителями и сельскими беженцами настолько, что некуда было ступить.

Вследствие страшной тесноты и присутствия в числе укрывшихся в казармах гарнизона заразных больных началось перемещение из угла в угол, из помещения в помещение и, наконец, прямо на улицу.

Взволнованная масса, узнав о том, что большая часть солдат, преимущественно конского запаса, не вооружена, впала в отчаянье. Надежда на защиту солдат рухнула, каждый чувствовал себя в ловушке и, чувствуя необеспеченность своей жизни, настойчиво требовал от местной власти порядка и проявления энергии.

Частые тревожные донесения страшно нервировали эту толпу, и она поднимала свой голос, где было нужно и где не нужно. Доходило до того, что они требовали от отставного генерала Краснобородского, чтобы он взял в свои руки инициативу обороны города.

Скопище киргиз приближалось к городу ближе и ближе, народ слонялся по казарменной площади, как угорелый, не зная, что делать. В городе не было создано дружины, не были выставлены наблюдательные посты.

Возбужденная толпа, не дождавшись создания дружины администрацией, сама избрала полководцем казака П. А. Овчинникова, а заведующим хозяйством П. И. Шабалина. После избрания этих лиц публика успокоилась, надеясь на них, хотя главное управление всеми делами находилось по-прежнему в руках начальника гарнизона.

До прихода войск с Каркары в городе было «реквизировано» (отобрано) разное движимое имущество у дунган (главным образом) и сартов и свалено на площади в огромную кучу, безо всякого порядка, под открытым небом.

Здесь были: самовары, сундуки, экипажи, лампы, посуда, меха, одежда и даже куски шелковой материи. Эта куча разнообразных ценностей разжигала аппетиты у беженцев^[50], и они незаметным образом потаскивали те или иные предметы, а потом «вошли во вкус» и явно начали расхищать «реквизированное» добро. Тащили из этой кучи не только темные и бедные, но и состоятельные и культурные. Были попытки остановить этот грабеж, но стрельба в воздух, ругань и даже пожарные машины не помогали. Все это имущество моментально исчезло.

Обладателей этого имущества — дунган, сартов и др. мусульман — прогоняли на площадь по одиночке и целыми группами и по требованию отдельных лиц из толпы беженцев, без всякого суда и следствия, уводили за казармы и там убивали. их.

Нотариус И. П. Пьянков дает такую картину расправы озверевшей толпы над мусульманским населением города Пржевальска: «Группу женщин-дунганок с детьми я застал на месте казни, где озлобленная толпа беженцев кричала: «убить, убить надо!». Как эти жертвы ни убивались, кричали и взывали о пощаде, все было напрасно и только приговор толпы не был приведен в исполнение благодаря вмешательству П. И. Шабалина, который приказал отпустить несчастных».

Попущение в разграблении имущества, сложенного на площади, послужило как бы поводом к грабежу дунганских и сартовских домов отдельными лицами^[51]. Вооруженные бандиты врывались в дома и требовали денег.

ЦАУ Кирг. АССР, фонд жандармского управления в г. Верном, по описи № 6 за 1916 г., стр. 74–75.

VI. Восстание в Пишпекском уезде{7}

№ 17. Протокол допроса свидетеля Джантаева в мировом суде 6 участка

1916 г. Августа 18 дня. Мировой судья 6 участка Пишпекского уезда, допрашивая нижепоименованного в качестве свидетеля с собл. 443 ст. Устава Уголовного Судопроизводства, и допрошенный показал:

Суван Джантаев 80 лет, киргиз Абаильдинской волости, где и живу, магометанин, неграмотный, не судился.

Сегодня утром меня, поймали за селением Покровским несколько русских солдат. Впрочем я добровольно сдался в плен, так как по поручению почетнейшего лица Абаильдинской волости, а именно Конаата Абукина, я должен был проникнуть в Токмак и сдать волостному старшине или другому начальнику приказание наших киргизских военачальников, адресованное на имя русского населения в Токмаке. Приказ этот я сам сдал солдатам, а солдаты, арестовав меня, привели в Токмак к какому-то военному начальству. Предъявленная мне бумага (свидетелю был предъявлен приказ киргизских начальников аскеров) есть тот самый приказ, который мне вручил Канаат Абукин. Я взял на себя поручение, полагал, что в Токмаке мне дадут какую-нибудь бумагу для передачи Конаату. Конаат говорил мне, чтобы я не боялся и что если меня даже и убьют, то все равно — я старик и бояться мне смерти нечего. Передача приказа в мои руки имела место на местности Буралы в присутствии 30 киргиз, между которыми находились Кокумбай Чинин, Джумгальской волости, Курман Лепесов, Курмаходжинской волости и Мурзабек Дикамбаев. Другие киргизы мне не знакомы. Планы наших киргизских военачальников мне не известны. Знаю, что солдаты наши называются «аскерами», главными военачальниками считаются: Токтосун Бектенев, Каримбай Канчатов, Кокумбай Чинан, Курман Лепесов, Мурзамбек Дикамбаев. других военачальников я не знаю. Главным начальником заторных волостей теперь считается Канаат Абукин, выбранный для этой роли вышеуказанными отдельными нашими начальниками. Относительно уничтожения киргизами целого ряда русских сел, деревень я решительно ничего не знаю. Сам я попал из-за горных волостей в Чуйскую долину всего три дня тому назад. Цель моего прибытия была одна: купить пшеницы. Во время поездки я с Канаатом встретился случайно. Вообще, спустившись с Шаминского ущелья в Чуйскую долину, я стал встречать большие толпы киргиз, вооруженных разным оружием: пиками, шашками и изредка ружьями. Для чего киргизы вооружались, я не знаю. Где киргизы достали оружие, кто обучает или обучал их военному искусству и существуют ли сейчас между киргизами какие-нибудь военнопленные или иностранные подданные, подстрекающие к восстанию, я не знаю. Какая цель восстания — я объяснить не имею возможности. Вообще я отказываюсь дать показание о том, что сейчас происходит среди киргиз и какие цели ими преследуются^[52].

Прочитано — неграмотный. Переводил Манаев. Подпиеал Мировой судья Волков. Присутствовал товарищ прокурора Камаринец.

Мировой судья Волков

1916 года августа 20 дня.

ЦАУ Кирг. АССР, фонд мирового судьи 6-го участка Пишнекского. уезда № М-25/115 за 1916 г.

№ 18. Протокол допроса

1916 г. сентября 1 дня в с. Токмак я отдельного корпуса жандармов ротмистр Железников в присутствии товарища прокурора верненского окружного суда Камаринец допрашивал нижепоименованного, который показал:

1) Зовут меня Дюшаке Мамербаев, лет имею 30, вероисповедания мусульманского, звание мое киргиз Бураминской волости, Пишпекского уезда, под судом и следствием не был, проживаю в своей волости.

На предложенные мне вопросы отвечаю: «Я был задержан около полудня казаками верстах в 30–35 от Токмака, вчера около постоялого двора Джакпая (по разъяснению переводчика эта местность около Шаманского перевала, но по эту сторону хребта). Я вчера утром до восхода солнца выехал из долины реки Кочкора со своим товарищем Садыгалы Батырбековым, чтобы отыскать потерявшийся скот. Здесь нас отыскали казаки. Я и товарищ испугались казаков и бросились бежать от них. Казаки погнались за нами, товарища убили, а меня задержали и доставили в Токмак.

4 дня тому назад Бураминская и Шамсинская киргизские волости перевалили через Шамсинский перевал и остановились в долине реки Кочкора, откуда утром вчера я и уехал. Во время нападения на Токмак 4-мя волостями командовал Конаат, почетный киргиз Абаильдинской волости. В состав его отряда входили волости: Шамсинская, Бузанинская, Белекбеевская. Темирбулакская, а кроме того и Абаильдинская.

От каждой волости было при нападении на Токмак бойцов по числу имеющихся юрт. От нашей волости по числу юрт — 340 бойцов. Половиной бойцов от нашей волости командовал Салубек Шамонов. Оружия в волости имелось по 30 ружей на волость, из них несколько винтовок-берданок, остальные кремневые и фитильные. Пороха и свинца— мало. На каждую винтовку по 10–15 патронов.

По слухам, в долине реки Кочкорки сейчас Темирбулакская, Абаильдинская [волости] и собирается Буланбаевская (теперешняя Нурмамбетовская). По слухам, Сырыбагишевская и Атекинская волости ушли в верховья реки Кебени. Есть ли главный начальник над всеми киргизами — я не знаю. Скота у киргиз очень много. Бойцы сидят частью на русских, частью на киргизских лошадях. Есть ли у киргиз русские, захваченные ими, я не знаю, но слышал, что в Абаильдинской волости есть один русский, нечто он делает, я не знаю, говорят, что он принял магометанскую веру. В войсках (киргизских) он не участвует. Когда меня захватили казаки, у меня никакого оружия не было, была только плеть. Куда предполагают двинуться киргизы, я не знаю, так как теперь в долине Кочкорки ищут скот, который растеряли по дороге. В долине Кочкора собрались и все семьи киргиз. Добавляю, что помимо ружей киргизы вооружены железными, надетыми на длинные палки, пиками, деревянными с заостренными обожженными концами; топорами, надетыми на длинные палки. Когда я был с остальными киргизами около Токмака, я был вооружен деревянной пикой без железа и состоял в отряде Сапубека. Хлеба сейчас у киргиз почти нет и они им не запасаются. Так как еще остатки киргиз не докочевали и не были еще в сборе, когда я уехал за скотом, то еще решения вопроса, что дальше делать, не было.

Распределение волостей по Кочкорке таково: самой верхней стоит Абаильдинская, следующая Темирбулакская, Тамсинская и Баранинская. По слухам, Булзкбаевская стоит выше Адылбаевской.

Около Токмака во время боев убито киргиз сотни две или три и ранено человек двести. Убитых хоронили на. кладбищах и в степи, раненые [увезены] по своим волостям… Раненых никто не лечит, но раны перевязывают родственники и женщины. В каждой волости дней за 10–15 умерло по 5–6 человек раненых. Докторов у нас нет. От какого оружия больше всего пострадали киргизы, определить не могу. К седлам себя киргизы не привязывали. Никакому строю нас не обучали. Войну с русскими начали потому, что нас хотели брать в солдаты и нас убили бы германцы. Мне известно, что брать киргиз приказало большое начальство, но кто именно — не здешний. Я слышал, что посылали бумагу в Токмак и возил ее старик Суван. Слышал я, что посылал бумагу Канат. Главарями в волостях были: в Шамсинской волости Машбет-Алы Мураталин, оружия у него нет, а ездит с белыми флагами; в Буранинской волости Сапубек Шаменев, оружия у него нет, флага около него также нет; в Темирбулакской волости Токтасун Бентенев — около него флаг синий с белыми пятнами 4-угольной формы; в Булакбаевской волости Сулейман Корчин, оружия у него не видел; флаг около него белый. (Сулеймана я видел когда выезжали в сражение); в Адыльбаевской волости Конат, он имел саблю и около себя красный флаг.

Флаги у начальников для того, чтобы каждый отряд знал свое место и не смешивались. При наступлении начальники [находятся] позади и подгоняют отстающих. У начальников есть джигиты, которые и передают приказания. Разделения на молодых и старых нет.

Показание дано через переводчика Федора Митрофановича Рыжова и через него прочитано. Неграмотен. Подписали переводчик Федор Рыжов. Отдельного корпуса жандармов ромистр Железников. Присутствовал товарищ прокурора Камаринец.

2. Зовут меня: Борис Семенович Александров. Лет имею 22, вероисповедания православного, командир 3 сотни Семиреченского войска, проживаю временно в Токмвке; на предложенные мне вопросы отвечаю: будучи со своей сотней на разведке в Шамсинском, мы увидели двух киргиз, ехавших к нам. Не доезжая шагов 500 киргизы, увидев и разобрав, что едут казаки, повернули лошадей и бросились в бегство. При преследовании один был убит, другой взят. Назвался он Дюшене. Оружия с собой у него не было. Показание прочитано и записано правильно. Подписали хорунжий Александров, отдельного корпуса жандармов ротмистр Железников.

Подписал мировой судья Волков.

С п р а в к а: Дело о Дюшене Мамырбекове выделено в особое производство (д. № 118—1916 г.) и дело это окончено и отправлено 29/XII-16 г. за № 1004 прокурору Туркестанского военного округа. Дата 8/1-17 г.

ЦАУ Кирг. АССР, фонд мирового судьи 6-го участка Пишпекского уезда № М-28/115 за 1916 г., стр. 79.

№ 19. Рапорт Пишпекского уездного начальника военному губернатору Семиреченской области

№ 6287

28 ноября 1916 г.

г. Пишпек

Восстание киргиз вспыхнуло на почве нежелания составлять приговоры о наряде рабочих в тыл действующей армии. Первая весть о том, что киргизы начали бунтовать, дошла до меня от начальника Пишпекской почтово-телеграфной конторы, утром 8 августа, который сообщил, что отправленная в Пржевальск почта, где были большие суммы денег, ограблена восставшими киргизами. Я сейчас же выехал в Токмак, где мне и удалось узнать, что бунт повсеместно возник 7 августа по переданному из Верненского уезда сигналу «умер Абдула Баякин» (это почетный киргиз аула № 10 Атекинской волости…).

Прибыв в Токмак, я застал население в панике; начали доходить слухи, что киргизы большими скопищами спустились с гор, заняли почтовую дорогу, угнали табун лошадей генерала Усанина и поранили солдат, их сопровождавших. Токмакского участкового пристава я не застал в Токмаке; он с 10 конными отправлялся по тракту на Джиль-Арык.

Сформировав в Токмаке вольную дружину для охраны местечка, я двинулся в числе летучего отряда 26 конных солдат с офицером. Прибыв в селение Белый Бикет, я получил донесение от самсоновского станичного Атамана, что станица была обложена кругом киргизами, скот и лошади угнаны, есть убитые казаки, техник, рабочие и несколько женщин, служивших в Васильевской партии, пристав отрезан; я в тот же момент еа рысях двинулся по направлению Семеновской станицы. Не доезжая верст пяти до станицы, я увидел на склонах гор Малой Кебени громадные скопища киргиз, которые, завидев меня издали, начали быстро спускаться вниз, и не успел я проехать версты, как банда человек в 200 кинулась на меня, имея в руках деревянные пики, было несколько ружейных выстрелов; спешив людей, я встретил их частым огнем и эта банда, потеряв 16 человек убитыми, рассеялась; преследовать их я не мог, так как люди и лошади, совершив переход в 60 верст, совершенно устали.

Прибыв в Самсоновскую станицу, я застал пристава с командою, который успел, пробившись через скопища, своевременно отстоять станицу и вместе с казаками отбросил киргиз к горам. Тут мне сообщили, что во главе движения в Атекинской волости стоят Султан Далбаев, Боромбай Сазанов и Юаимет Боромбаев, а в Сарыбагишевской волости — Алагуш Джантаев с сыновьями^[53], что все горы Малой Кебени до Буамского ущелья заняты скопищами киргиз, которые, выставив отдельные пикеты, зорко следят за появлением русских и при появлении грабят и убивают, позволяя издеваться над мертвыми телами.

Задача моя была преследовать банды мятежников и не позволять им делать нападения на села, и я начал двигаться по направлению к Пржевальску.

Загнав киргиз Сарыбагишевской и Атекинской волостей в горы Малой Кебени, я очистил всю долину от разбойников, отстоял станицу Самсоновскую и селение Михайловское от разграбления, отыскал и похоронил убитых служащих партии инженера Васильева в числе 12 чел., забрал жен инженера Бандарева и техников с детьми. Оставив в станице для охраны казаков в числе 50 человек и остаток команды конского запаса под начальством вахмистра, так как 12 августа в бою с киргизами были убиты пулями сотник Величко и прапорщик Киселев, с таким малым отрядом без офицеров я не мог втянуться в горы, засеянные сплошь киргизами, хорошо вооруженными винтовками «Бердана» и не жалевшими патронов. Но все же того же числа я с участковым приставом Байгуловым, 10 нижними чинами и охотниками отбил 900 баранов и 100 голов рогатого скота с вьюками кошм, которые переданы мною станичному атаману Султан-Ибраиму, отняв копье с белым флагом. 13 августа до меня дошли слухи, что Токмак осажден громадным скопищем киргиз^{8}, поэтому я с приставом Байгуловым и командой в числе 14 нижних чинов вернулся в Токмак. Здесь я застал и начальника карательного отряда подъесаула Бакуревича в составе сотни казаков, пулемета и 70 нижних чинов пехоты^{9}.

Киргизы Шамсинской, Буранинской, Нармамбетовской, Байсеитовской волостей, численностью около 5 000 человек, разделенных на группы 28 флагами, объехали кругом Токмак и селение Покровку^{10}; для усиленния отряда я сформировал из охотников 2 пеших дружины по 100 человек и конную — в 150 человек.

С 14 по 22 августа ежедневно, с 9 час. утра до 7 час. вечера приходилось сдерживать атаки киргиз в разных пунктах. Люди обедали на позициях. Ночью охрану несли добровольцы. 20 августа атаки киргиз были настолько яростны, что несмотря на то что пулемет сметал целые ряды, они в этот день бросались три раза в атаку, но благодаря умелой работе пулемета, хладнокровной энергии м распорядительности начальника отряда подъесаула Бакуревича, все атаки отбиты с громадным уроном для киргиз.

Определить число убитых не представилось возможным, так как всадники были привязаны к лошадям, которые их и уносили. 22 августа в 9 час. утра вступил отряд подполковника Гейцига, через час занял позиции и артиллерия разгромила скопища. Здесь 18 августа разъездом был задержан киргиз^[54], в руке которого найдено воззвание следующего содержания:

«Токмакскому волостному старшине Аксакалу и Аксакалу Кашгорского сырта. Приказание от главных управителей мусульман, приказываем всем побросать орудия и покориться мусульману и сообщить нам, если не слушаете, то будете уничтожены от жизни».

Далее идут подписи начальника Аскера Сулейман — печать: Сулейман Корчин. Канат. Печать. Канат (фамилия не разборчива). Момбеталы (подпись по-мусульмански). Мухамедали Токтосун (подпись по-мусульмански). Токтосун Бектенов Мукеш (подпись по-мусульмански). Мукеш Шабданов. Ирисобек (печать не ясна). Сарыбагиш (печать не ясна). Мурзабек (подпись по-мусульмански). Мурзабек Диканбаев. Кокумлай (подпись по-мусульмански). Кокубаж Чичин Курман (печать не ясна). Султан Долюаев. Сонубек. (подпись по-мусульмански). Сонубек Чал (печать не ясна). Муса Утегенов (без подписи и печати). Карымбай (без подписи и печати). Исулейманов (без подписи и печати). «А также уведомляю, что Пржевальск и Нарын уже уничтожены, покоренные оставлены здоровыми, и собранных войск всего 40 000 чел. Кроме сорокалетиях, т. е. 19–39 лет, а остальные еще дома, только Токмак и Пишпек»^[55]. Как только распространилась весть о мятеже киргиз, сейчас же по всему уезду как в городе, так и в селах было предложено организовать дружины, на которые возложить ночные дозоры; дружинников вооружить всем, чем только возможно. 13 августа получены были частные сведения из Загорных волостей, что бунтовщиками сожжено и занято селение Белоцарское; проживавшие в Черикчинской волости техники убиты, женщины взяты в плен, убит заведующий полицейской частью Меньшиков, один солдат из~ его конвоя и два волостных писаря.

10 августа вспыхнули беспорядки в районе Беловодского участка, которые выразились в убийстве крестьян с. Беловодского Босова с сыном, уводе женщин и детей в плен (в плену были и крестьянки с. Беловодского Ульяна Потемкина, Домна Постовая, Феона Краснобородкина с тремя детьми, Анна Краснобородкина и Ульяна и Анастасия Босовы, последние отпущены без причинения им каких-либо издевательств), в совершении поджогов строений, угоне окота, увозе имущества и т. д.

В этом участке в мятеже принимали участие киргизы, волостей Тлеубердинской — селения Токтинское, Коегельдинское полностью, Чечинское и Тюлекское Джамансартовской волости, селений Муракинское, Кемесуйское, Бошкаевское, Амырбаевское и Атабековское, Бакинской — селение Утегенское; Карабалтинской — Толдыбулакское и Байкочевское.

13 августа утром к беловодскому участковому приставу явился джамансартовский волостной старшина с почетными лицами и старостами, и пристав, ввиду своего отъезда в горы, их послал к беловодскому волостному старшине, где в помещении волостного правления были задержанные еще 12 августа дружинниками в горах несколько сот пленных киргиз; прибывшие явились в волостное правление, чтобы беловодский волостной старшина составил список как задержанных, так и явившихся. Во время переписи старшиной всех киргиз, к волостному правлению собралась толпа крестьян и крестьянок, и когда старшина вышел на улицу, чтобы разогнать эту толпу, он услышал шум и прибежал обратно во двор, где находились арестованные, и услышал крик, что бегут киргизы, которые были накануне задержаны, тут же увидел приблизительно 15–20 человек киргиз, совершавших побег через забор, услышал стрельбу из ружей; толпа народа с улицы, в которой находились и сарты, собралась задерживать киргиз^[56], послышался звук ломаемых решеток из камеры, где находилась под замком партия киргиз в 100 человек, толпа еще больше разъярилась и бросилась, кто что имея в руках — колья, вилы, топоры и другое холодное оружие, — на киргиз; получилась общая свалка и 517 киргиз оказались убитыми^{11}. Того же числа беловодским участковым приставом были отправлены в Пишпек под конвоем дружинников попутных селений, при постановлении этого пристава 139 киргиз Тлеубердинской волости для заключения в пишпекскую тюрьму, по обвинению их в явном против власти восстании. В пути часть арестантов за попытку к бегству была дружинниками убита, остальные доставлены в Пишпек, в 10 часов вечера, где попытка бежать им, и была повторена и потому они были «все переколоты!»^{12}.

Ввиду того, что бунтовщики, после их поражений бежали и укрывались в загорных волостях, то чтобы не дать им возможности пробраться обратно в свои волости, на всех перевалах были поставлены посты, которым дана была инструкция всех следующих из-за гор киргиз задерживать и доставлять к участковому приставу или в Уездное управление.

22 сентября получено донесение сусамырского волостного управления, что бывшая в загорных волостях жена чиновника Меньшикова убита киргизом Каракечинской волости Балбаком Колбаевым, который и увез с собой ее детей якобы в Китай.

По донесению каракечинского волостного управителя бунтовщики укочевали в Китай. В предупреждение могущего быть нападения киргиз как в городе, так и в селах были 13–16 августа устроены баррикады, которые сняты лишь в октябре месяце.

14 августа поступило донесение от ивановского волостного старшины о том, что киргизы Булюкпаевской волости 11 августа селение разгромили, разграбили и сожгли, крестьяне убежали в селение Ивановское и что киргизами убито 7 человек.

18 августа в г. Пишпек пришел из Сарыбагишевской волости живший до того 5 лет в Пишпеке портной, киргиз этой волости, Мулла Сури Конушпаев, который так рассказывает о начале восстания киргиз в Сарыбагишевской и Атекинской волостях. Организатором шаек, по его словам, был киргиз Атекинской полости Алимкул Таубалдин, он первый подстрекал атекинцев не повиноваться распоряжению власти о призыве на работы в тылу действующей армии киргиз.

В начале августа Таубалдин, собрав около 100 человек киргиз, отправился за селение Новороссийское и там устроил б ату (клятву) в следующем смысле: «На войну не итти, лучше умереть в борьбе с русскими. Усиленно всем взяться больше склонить на борьбу эту киргиз». Тут Таубалдин вел яростно агитацию среди молодежи, что их призывают не на работы, а прямо на передовые позиции.

На второй или третий день после баты, атекинцы ограбили скот на пашнях у крестьян сел. Новороссийского. Числа 7–8 августа к атекинцам присоединилась молодежь Сарыбагишевской волости, это, по словам Кокунбаева, вышло следующим образом: по одну сторону реки Кебень собрались атекинцы, по другую сарыбагишевцы. На мосту расположились все почетные лица обеих волостей и муллы. Из почетных лиц выступил с речью атекинский волостной управитель Белек Солтанаев, он громко кричал: «Надо русских грабить, прогнать их до Ташкента, лучше умереть на позициях!»^[57].

После его речи выступил почетный мулла Сарыбагишевской волости по имени Умар, который, убеждая не итти на войну, в заключение сказал: «Не бойтесь умирать здесь, эта смерть есть священная таких людей ожидает рай». Затем сарыбагишевский волостной упоавитель Кемаль Шабданов и другие почетные лица стали убеждать толпу в бесплодности этого выступления, но толпа закричала.

Привезли ружья и патроны, тут стало известно, что киргизы, находясь в Баумском ущелье, ограбили транспорт с ружьями и патронами, причем из конвоя убито два солдата, двое бежало и 1 ранен. Сколько ограблено винтовок — ходили различные слухи: одни говорили двести, другие говорили до 500 шт. с 550 патронами на каждую винтовку^{13}. Тут толпа заторжествовала, подняла на руки почетного киргиза Сарыбагишевской волости Макуша Шабданова (брата волостного управителя) и, объявив его ханам, понесла на руках с флагом.

В этот день стали поджигать селение Новороссийское; осталось от этого селения только три-четыре дома, где собралось все население, и защищались кто чем мог. Имущество селения разграбили; в этот день было убито киргиз шесть человек, к этому времени к бунтовщикам все прибывали толпы киргиз, затем, покончив с селением Новороссийским и оставив человек 20–30 около селения, остальная громадная толпа киргиз отправилась грабить и жечь станицу Самсоновскую; все постройки там сгорели, сожжен также лесопильный завод в Кебени. Тут же играл первенствующую роль киргиз Атекинской волости Султан Долбаев, а его приспешниками были Макуш Шабданов и Белек Солтанаев. Они убеждали с помощью мулл киргиз начать новую войну с русскими, обещая убитым рай. Все решили, в случае неудачи, скрыться в Китай. Что было под Токмаком, рассказчик не знает, так как находился в тылу.

Восстание в загорных волостях каракечинский волостной управитель описывает так: 9-го августа киргизы его волости собрались толпой человек тысячи в полторы, разграбили и сожгли селение Белоцарское, перебив жителей, как об этом сказал явившийся к нему в аул киргиз Тыналы Нуралин.

Услышав об этом волостной поехал к заведующему политической частью, по дороге его встретили человек десять почетных лиц во главе Камболота Наймамбетова и Коблака Камбарова и человек двести бедных киргиз, которые отобрав у нёго шашку, погнали его с джигитом в аул № 3, где, показав ему труп убитого ими заведующего Меньшикова, стали угрожать лишить его жизни, если он доведет до сведения начальства все слышанное и виденное, говоря, что и с тобой будет то же, что и с заведующим, и когда он принял по-мусульмански присягу в молчании, они его отпустили домой.

23 августа поступили донесения от конно-полицейского стражника загорных волостей Хмырова и старшего объездчика Савакенова, из которых видны следующие подробности мятежа в загорных волостях. Меньшиков убит 10 августа каракечинскими киргизами, конвой его с голоду был вынужден сдаться киргизам, выдержав осаду 9 дней. Нападение производилось киргизами Джумгальской, Каракечинской, Курманжоджинской, Кочкорской и Абаильдинской волостей. Гидрометрическая станция разграблена и уничтожена киргизами Черикчинской волости. Курсистка Мерецкая жива, положение ее тяжелое, не менее тяжкое, чем положение других женщин, оказавшихся в руках киргиз.

1 сентября получено заслуживающее внимания письмо, адресованное на имя уездного начальника от сусамырского киргиза Сапропекова, где он на мусульманском языке между прочим писал:

«Два техника, два солдата с одним русским рабочим и три татарина 12 августа, благодаря содействию киргиз Сусамырской волости Биялы Максимова, Баракана Байбасунова, совместно с другими киргизами освобождены. До 18 августа эти русские были охранены нами на местности «Чар», после этого мы все с окарауливаемыми нами лицами переехали в местность «Алтыгана», откуда полагали отправить их в селение Беловодское, но в это время от нашего волостного управителя поступило сообщение, что к нему, волостному, приехал избаскендский участковый пристав и, остановившись на местности «Тер-Джойляк», приказал доставить всех русских к нему. 19 августа, согласно этому, нами эти лица были доставлены приставу. По приказанию пристава на местности «Кобук» были выставлены юрты для идущих войск, с коими пристав намеревался поехать в долину «джумгал», но ожидаемое войско в течение трех дней не прибыло в означенную местность. Когда приезд этих солдат не предвиделся, тогда я со своей стороны послал человека к киргизам Черикчинской волости Труспеку Черикчину, Касымбеку, Урестемову, Чиныбаю и Абдрахману Труспекову с просьбой, если они остались верными государю и начальству, об освобождении русской барышни, находящейся в их волости. Они согласились отправить ее, тогда я командировал своего брата Имаммусы Айдарханова с 3 джигитами для ее доставки.

Названная барышня в сопровождении киргиза Черчикчинской волости Чоныбая Касымбекова и с моими посланными прибыла ко мне в аул, затем я с Чоныбаем Касымбековым барышню эту доставил к г. избаскендскому участковому приставу. 26 августа мною задержан неизвестный беглец. Несмотря на заявление этого беглеца, что он турок, я доставил его тому же приставу; этот беглец оказался германцем, что было установлено во время разговоров с техниками у пристава, и у этого беглеца найдены разные планы.

Избаскендский пристав со всеми техниками и барышней с конвоем 15 чел., с германцем и указанными выше, не дождавшись войска, поехал 28 августа обратно в Андижан^[58].

8 сентября ивановский волостной старшина донес, что киргизы в этот день опять напали на крестьян, бывших на пашне, убили 13 человек и угнали их лошадей. Из киргизских волостей пригородного участка присоединились и бежали к мятежникам 800 кибиток Иссыгатинской волости и 444 кибитки Чумичевской волости, но и эти волости нападений на пригородные села не делали, а лишь бежали из пределов своих волостей.

Пишпекский уезд состоит из 3 участков: Пригородного, Токмакского и Беловодского, почему как в статистическом, так и в экономическом отношениях он мною и подразделен. Экономическое положение киргиз Пригородного участка, бежавших было к мятежникам и теперь возвратившихся — бедственное, вследствие потери ими почти всего имущества и скота, а киргиз этого участка, не принимавших участия в восстании, — удовлетворительное.

Что касается киргизского населения Беловодского участка, то с переходом в оседлось они сократили скотоводство, рассчитывая приступить к хлебопашеству, но ввиду недостатка воды встретили затруднение и вследствие этого, пока находятся в экономическом отношении в неблагоприятных условиях; мятеж на их экономическом благосостоянии не отозвался^[59] и скот и имущество даже и перебитых киргиз Джамансартовской, Тлеубердинской, Бакинской, Карабалтинской и Монохоновской волостей отобраны не были.

Самый большой в смысле восстания по численности волостей был Токмакский участок, из которого только 2 волости Николаевская (Дунганская) и Карабулакская оставались индиферентными, остальные волости, одни в полном составе, а другие частью, присоединились к мятежникам.

Киргизы этого участка, собравшись большими скопищами, вооруженные, главным образом, пиками (собственного изделия), палками, суюками, и отчасти ружьями, одновременно начали отбивать у мирного населения скот, делать массовые набеги на села, производить грабеж, делать поджоги и убийства и пленение русских, что и продолжалось с утра 8 августа вплоть до конца сентября м-ца, т. е. до прибытия достаточного числа войск для подавления мятежа, когда все мятежники этого участка с семьями, имуществом, скотом под прикрытием своих вооруженных скопищ удалились в долину Кочкар, Джумгал и Сырты.

Экономическое состояние русского населения в этом участке после мятежа следует считать подорванным настолько, что на восстановление большей части его потребуется в значительной мере правительственная помощь, тогда как до мятежа благосостояние русского населения не оставляло желать ничего лучшего, а экономическое состояние русского населения до мятежа было более, чем удовлетворительное, а теперь они, конечно, разорены.

В общем настроение всех киргиз, даже не принимавших участия в восстании, после мятежа подавленное, они боятся мести со стороны русских; настроение же русского населения, хотя наружно и спокойно, но чувствуется недружелюбие к киргизам и высказывается к ним неудовольствие, что они, несмотря на то, что им жилось привольно и хорошо среди русских, начали бунтовать^[60].

Из волостей уезда изъявили покорность Иссыгатинская волость и часть Тынаевской, что же касается Нурмамбетовской, Буранинской и Джанышевской волостей, то ими тоже поданы прошения с изъявлением покорности, но ими пока еще не выполнены требования, указанные в телеграмме военного губернатора от 24 сентября сего года за № 3385, Списки лиц убитых и пропавших без вести представлены в Семиреченское областное правление 18 октября сего года при рапорте за № 4793.

Итак, из волостей Пишпекского уезда принимали участие в восстании следующие: Атекинская, Сарыбагишевская, Джанышевская, Тынаевская, Шамсинская, Буранинская, Курмамбетовская, Байсеитовекая, Иссыгатинская, Темирбулатовская, Карзкечинская, Шамурзинская, Абаильдинская, Курманхаджинская, Джумгальская и Кочкорская.

И. д. уездного начальника, подполковник^[61].

Приложение: Ведомость о составе в настоящее время волостей Пишпекского уезда, принимавших участие в мятеже в августе 1916 г.^[62]

№ 20. Рапорт Пишпекского уездного начальника в Семиреченское областное правление

№ 6287

г. Пишпек

24 декабря 1916 г.

(Копия)

Вследствие предписания от 29 ноября с. г. за № 4197 и в дополнение рапорта моего от 28 ноября с. г. за № 6287, доношу Областному правлению:

1. Какого-либо брожения или перемены в настроении умов мусульманского населения как киргиз, так и дунган и сартов до явного восстания киргиз, т. е. до 7 августа, в уезде не замечалось. Поводом к восстанию, повидимому, послужило распоряжение о призыве мусульман к работам в тылу армии и то обстоятельство, что выборные при составлении приговоров о наряде рабочих назначали в рабочие лишь бедных киргиз, оставляя совершенно влиятельных и богатых лиц.

П р и м е ч а н и е: Так как Пишпекский уезд состоит из трех приставских участков Пригородного, Беловодского и Токмакского, то при описании истории мятежа мною сведения по п. 2, 3, 4, 5 и 6 программы будут даваться отдельно по каждому из этих участков.

1. Пригородный участок

п. 2. В пределах Пригородного участка восстаний и беспорядков киргиз не было, а лишь часть киргиз Иссыгатинской волости бежала со своих наделов в загорные волости, не нападая здесь на русское население. Киргизы эти во время бегства проживали в горах около Иссыгатинскмх минеральных вод, в 40 верстах на юго-восток от г. Пишпека.

п. 3. Беспорядков не было.

п. 4. Мер прекращения беспорядков, за невозникновением таковых, не принималось.

п. 6. Пострадавших воинских чинов и чинов администрации в этом участке не было.

Из русского населения пригородного участка погибло семь мужчин, из них двое пропали без вести, трое убиты восставшими киргизами Курдайской волости Верненского уезда, надел коих смежен с наделом крестьян хутора Ирису, а двое убиты в пределах Ботпаевской волости.

Пострадавших хозяйств— 44, хозяйства эти были разорены, из них б заимок и пасек в пределах Иссыгатинскюй волости, а остальные разорены на хуторе Ирису восставшими киргизами Верненского уезда, так как хутор этот находится в десяти верстах на северо-запад от станции Курдай, в пределах киргиз Курдайской волости Верненского уезда.

2. Беловодский участок

п. 2. 10 августа возникли беспорядки, вследствие составления приговоров в Тлеубердинской волости, стоящей от селения Беловодского в 20 верстах на юг, а вечером в тот же день перед закатом солнца, вследствие распространившегося слуха об убийстве в селении Белогорском участкового пристава, стражника и писаря Горбани, возникли беспорядки в Джамансартовской волости, наделы которой в 3-х верстах от селения Беловодского и в селениях Утегеневском Бакинской волости и Талдыбулакской и Байкочевской, Карабалтинской волостей, отстоящих от селения Беловодского в 20 верстах на юго-запад.

п. 3. Толпа киргиз Тлеубердинской волости накинулась на своего волостного управителя Чолпанкулова и на стражника Инчина, но они спаслись бегством в русское селение Белогорское.

После чего толпа эта, вооруженная палками, ружьями и шашками, преградила путь в селение Белогорское для проезжающих. Были отобраны лошади и часть имущества у проезжающих крестьян в сел. Беловодское Юшко Стопчатого и Бородина, и они были заключены в амбар. По отъезде Чолпанкулова с Инчиным прибыл писарь Тлеубердинской волости Горбань, на которого толпа накинулась, одним из киргиз был нанесен ему удар по голове шашкою, и когда Горбань свалился с лошади, то киргизы били его палками и нагайками, отобрали у Горбаня деньги и часть одежды. После этого Горбань был отведен в амбар, где и оставался до прибытия пристава. По приезде пристава с командою из десяти нижних чинов, толпа разбежалась, и на пути бегства киргизами был совершен поджог в селении Белогорском сарая под соломенной крышей крестьянки Медведевой, но пожар тут же был потушен.

Киргизы Джамансартовской, Карабалтинской и Бакинской волостей (некоторые селения этих волостей не принимали никакого участия), услыхав о беспорядках в Тлеубердинской волости, двинулись в Аксуйское ущелье, на пути забирая скот и имущество крестьян, находившихся на полевых работах, и грабя заимки в Аксуйском ущелье; в ущелье убили крестьянина селения Беловодского Ефрема Босого с 17-летним сыном Михаилом и взяли в плен крестьянок, селения Беловодского Ульяну Потемкину, Домну Поставую, Фиону Краснобородкину, Ульяну и Анастасию Босовых.

п. 4. Беспорядки продолжались 10 и 11 августа. Для прекращения беспорядков с 10–17 августа пристав Беловодского участка совершал лично выезды с командою 10 нижних чинов, состоящих в его распоряжении, и чинами организованной вольной дружины из крестьян. 11 августа было задержано из числа мятежников киргиз 138 человек, 12 августа еще около 400 человек, все пленные были доставлены в сел. Беловодское.

п. 5. Ввиду разъездов и задержания в плен мятежных киргиз беспорядки были быстро окончены и с 12 августа со стороны киргиз никаких выступлений по отношению русских не было.

п. 6. Пострадавших войск не было, как не было пострадавших из чинов русской администрации, кроме Тлеубердинского писаря Ивана Горбаня.

Пострадало 60 хозяйств, сожжен один сарай — убыток 10 руб. Побитых и потравленных хлебов на 800 руб., ограбленного имущества у 60-ти лиц на сумму около 16 000 рублей^{14}.

3. Токмакский участок

п. 2. Беспорядки начались 8 августа с раннего утра в пределах станции Самоновской и селений Рыбачьего, Новороссийского, Быстрорецкого, Белопикетского, Орловского, Покровского, Токмакского, Юрьевского, Ивановского и Новоалександровского.

п. 3. Мятежники-киргизы Сарыбагишевской, Атекинской, Тынаевской, Нурмамбетовской, Байсеитовской и Джанышевской волостей большими скопищами, вооруженные главным образом пиками (собственного изделия), палками, суюлами и отчасти ружьями, одновременно начали грабить у русского населения скот, делая массовые набеги на села и производя грабежи, поджоги, убийства и пленения русских, что продолжалось с 8 августа до конца сентября, когда прибыло достаточное количество войск и мятежники были окончательно рассеяны.

п. 4 Административною властью принимались меры только лишь к приведению русского населения в оборонительное состояние, где это было возможно; со стороны же военных частей силой оружия приняты меры к окончательному изгнанию мятежников.

п. 5. Организация по селам дружин и прислание таковой из Пишпека совместно с войском не дали возможности мятежникам разгромить селение Ивановское и Токмак, несмотря на повторяемые ими несколько раз массовые набеги на эти села.

п. 6. Пострадавших из чинов русской администрации было в загорных волостях — чиновник Мельшиков, волостные писаря — Александров, Сахнов, Важенин, Камов, Гаврилов и полицейские Стразенин, Плузеников, причем первые пять убиты, а двое последние пропали без вести. Из русского населения Токмакского участка убито 73 человека, ранено 12 и пропало без вести 65 человек. Пострадало хозяйств: сожжено домов 600, сожжено разграблено (заимок) 356, уничтожено посевов 12 000 десятин, истреблено живого и мертвого инвентаря на 30 000 р., всего причинено убытков приблизительно на 500 000 р. Вр. и д. уездного начальника Попков (Могрин).

ЦАУ Кирг. АССР, фонд мятежа киргиз 1916 г., по описи 72 и 44 за 1916–1917 гг., стр. 16–18.

№ 21. Рапорт туркестанскому генерал-губернатору Его Высокопревосходительству Господину Туркестанскому генерал-губернатору.

О событиях, происшедших в сентябре месяце 1916 г. в Лепсинском уезде, я получил несколько писем; из этих отдельных писем с отрывчатыми и разрозненными содержаниями и из личных рассказов нескольких человек, проезжавших через Черняев, выявляется общая картина событий в Лепсинском уезде.

Около середины июля 1916 г. начальник уезда Авроё собрал в Лепсинске представителей киргизского населения, объяснил им сущность Высочайшего указа 25 июня; киргизы после его разъяснений спокойно разъехались и ничто не предвещало печальных событий. Управители, уважаемые старики, народные судьи собирались, совещались и во многих [случаях] даже приступили к составлению списков рабочих; многие из них поняли, что перед ними стояла тяжелая и ответственная задача; и, забыв внутренние распри, приступили к справедливой разверстке требуемого числа рабочих, но алчным людям, привыкшим пользоваться малейшим поводом для обирания населения, очевидно, не хотелось упускать такого благоприятного для них момента.

В то время, когда в остальных волостях было тихо и Спокойно, управитель Маканчи-Садыровской волости Касым Джакамбаев и его приближенные — народный судья Окыш Омаров и Джексембек Князев — стали требовать с киргиз своей волости денег и скот, обещая освободить их от повинности, некоторые, не щадя своего имущества, начали откупаться, другие, возмущенные их открытым вымогательством, порицали их действия.

Джакамбаев решил отомстить непокорным людям, не желавшим давать ему откупа, и донес, что роды Кунамбай и Ерши отказываются давать рабочих и восстали. Поступок управителя был крайне опрометчив, а для населения он оказался роковым; если бы Джакамбаев, как мне передавали, подождал некоторое время, то, несмотря на его вымогательство, киргизы не восстали бы.

Командированный помощник уездного начальника Маслов с 30 нижними чинами и казаками встретил сборище недовольных управителем киргиз около поселка Саратовского. Дело было к ночи; после предупреждений и выстрелов через головы киргизы разбежались; пострадавших никого не было.

На другой день к собравшимся киргизам Маслов послал того же Касыма Джакамбаева, которого уже обвинили во всем происходящем; Джакамбаев вернулся и доложил, что киргизы отказываются повиноваться. После этого раздаюсь выстрелы и около 90 человек оказалось убитых; киргизы разбежались. Затем отряд пошел в близ расположенные аулы и стал арестовывать людей, даже не бывших на сборище.

В это время Джакамбаев, Омаров и новый управитель Мамбетбай-Кыскачской волости Джанабай доложили Маслову, что киргизы Мамбетбай-Кыскачской волости возмутились: отряд разделился на 2 части: одна во главе с Масловым пошла дальше в указанную волость, другая с арестованными, по указанию Джакамбаева, Омарова и Князева, киргизами отправилась в г. Лепсинск; когда по пути уставшие от ходьбы арестованные садились на землю отдохнуть или отправлять естественные надобности, но тут же их убивали— убитых по пути оказалось 12 человек.

Когда первая партия с Масловым во главе явилась в Мамбетбай-Кыскачскую волость, то там было все спокойно. Тем не менее согласно указаниям упомянутых лиц арестовали около 40 человек киргиз, из которых по дороге в Лепсинск 6 человек оказалось убитых при таких же обстоятельствах, как и 12 человек из первых арестованных (убиты между прочим почетный киргиз Дикомбай Галий Камбаров и умер в тюрьме бывший волостной Селеу Сауруков).

Последняя партия на пути в город встретила спускавшийся с гор (летовка) аул № 11 Маканчи-Садыровской волости, давший перед тем список рабочих, и арестовала 7 человек совершенно безвинных. В Лепсинском уезде со стороны убитых и арестованных киргиз не было никаких нападений на крестьянские поселки и никто из русских не пострадал.

Кроме указанных киргиз Касыма Джакамбаева, Окыша, Омарова, Джексембека Князева и Мамбетбайского управителя Джанабая по некоторым сведениям принимал такое же участие и писарь Маканчи-Садыровской волости казак Кирьянов.

По полученным сведениям из Маканчи-Садыровской волости арестовано: № 3 аула — 3 чел., № 4— 13 чел., № 9–4 чел., № 18–15 чел., № 10–15 чел., № 8—22 чел, № 5–1 чел, № 17—2 чел., № 14—1 чел., № 16—1 чел., № 11—7 чел. Имущество этих киргиз отобрано Джакамбаевым, Омаровым, Князевым и другими.

Донеся о событиях в Лепсинском уезде, докладываю вашему высокопревосходительству, что по моему глубокому убеждению, подкрепленному многочисленными заявлениями киргиз, лицами, вызвавшими печальные события в Депсинском уезде, являются: 1) управитель Маканчи-Садыровской волости Касым-Джакамбаев, 2) народный судья Окыш Омаров, 3) Джек-Сембек Князев, 4) новый управитель Мамбетбай-Кыскачской волости Джанабай, 5) писарь Маканчи-Садыровской волости Кирьянов.

Инженер (подпись неразборчива)^[63]

Надпись на копии:

Военному губернатору Семиреченской области. Препровождаемая по приказанию главного начальника края за Упркантур ГГ Вербовский.

25 января 1914 г. № 1482 гор. Ташкент за делопроизводителя (подпись неразборчива)

ЦАУ Узб. ССР за 1917 г., арх. № 1185, фонд КТГГ. стр. 86.

ЦАУ Кирг. АССР, дело А-87/188 стр. 159–161.

№ 22. Показания свидетеля сельского писаря П. Дрюпина

В конце июля 1916 г. Верненскому уездному управлению было известно, что Кызылбурговская и Согатинская волости^[64] не хотят давать рабочих на работы в тылу действующей армии. Для проверки этих сведений был командирован уездным начальником его помощник А. И. Хлыновский, который прибыл на урочище Джамбис Кызылбурговской волости 1 августа.

Явившийся к Хлыновскому волостной управитель Нурбай Бокин доложил ему, что к наряду рабочих к 1 августа приступлено не было, несмотря на то, что распоряжение о производстве наряда было сделано уездным начальником 22 июля с тем, чтобы наряд окончен был в десятидневный срок. Распоряжение о наряде рабочих волостным управителем было сделано, но народ к производству наряда не приступает.

Урочище Джамбек расположено в центре кочевок Кызылбурговской волости, здесь Хлыновский и приказал волостному управителю созвать съезд на 2 августа для производства наряда рабочих. Народ должен был съехаться к 12 часам 2 августа, но не съехался и к вечеру, почему и пришлось командировать двух рассыльных Зайцевского участка для созыва людей на съезд.

К 11 часам 3 августа народ съехался.

Хлыновский объявил собравшимся почетным киргизам приказ, о мобилизации инородцев. Беседа длилась около часу, народ держал себя спокойно. Сарсебай Сыгаев заявил от общества, что приказ о наряде рабочих понят народом был неправильно и потому они уклонились от наряда, выслушав объяснение, они готовы немедленно произвести наряд.

Хлыновский, рассадив на одной площадке по-аульно, приказал им произвести наряд рабочих.

Вечером 2 августа приехал пристав Склюев с 10 солдатами и 2 полицейскими. Склюеву было сообщено, что киргизы ночью собираются вырезать русских, поэтому на ночь был поставлен часовой.

Через некоторое время группа киргизских женщин с криком бросилась к составлявшим списки. Киргизы возвратили этих женщин к их юртам и сами снова приступили к составлению списков.

Женщины вторично бросились с криком, и на этот раз из близ находящегося ельника выехала толпа конных киргиз, вооруженная пиками, палками и т. п. Толпа киргиз окружила юрты, где были: статистический отряд переселенческого управления, Склюев, Хлыновский, десять солдат и два полицейских. Киргизы, составлявшие списки, стали кричать толпе, чтобы она воротилась, но те, подъехав к ним, стали их бить палками и таким образом их разогнали. Все русские собрались у юрт, приготовившись к самообороне Киргизы из ельника открыли стрельбу и первыми же выстрелами убили солдата Гвоздева и ранили Иванова.

Солдаты стали отстреливаться, но киргизы не разбегались, а становились плотнее. Русские стали отступать, киргизы бросились в их юрты и стали делить оставленное имущество. Воспользовавшись их замешательством, русские успели пройти самое опасное открытое место и перейти через речку Асынку.

Киргизы, справившись «с дележом имущества, снова стали преследовать русских, обстреливая их и стараясь отрезать им путь к отступлению, причем ранили еще нескольких солдат.

С наступлением темноты русские перевалили прямым сообщением в долину Киикпая, и киргизы их потеряли.

Оттуда они вскоре прибыли в г. Верный. Убитый Гвоздев остался на Джунгаре, так как вывезти его было не на чем, киргизы как своих, так и принадлежащих статистикам лошадей при атаке увели. Оставшаяся единственная лошадь была использована для перевозки тяжело раненного Иванова.

Хлыновский показал на допросе, что 8 июля по инициативе киргиз Сюгатинской волости: Бочатара Сарсембина, Амара Сексенева, Исанбая Найманбаева (вол. упр.) и Кызылбурговской волости: Ураза Керкина, Джексембе Джелкебаева и др. в ауле № 7 судьи Кебеке Дасубердинова состоялся съезд всех более или менее влиятельных киргиз аулов № 3, 5, 8 и 11 Сюгатинской волости и аулов № 1, 2, 3, 4, 5, 7, 9 Кызылбурговской волости. На съезде обсуждался вопрос о наряде рабочих на тыловые работы в действующую армию, причем съезд постановил рабочих не давать хотя бы пришлось умереть за это.

Сельский писарь П. Дрюпин.

ЦАУ Кирг. АССР, фонд жандармского управления г. Верного, по описи № 6 за 1916 г., стр. 89–91.

VIII. Мероприятия генералов по подавлению восстания. Репрессии против участников восстания

№ 23. Из телеграммы Куропаткина генералу Фольбауму от 11 августа 1916 г.

«…Предлагаю основной задачей вашей деятельности при подавлении киргизских беспорядков считать охрану жизни и имущества русского населения. В этих видах вооружите имеющимся огнестрельным и холодным оружием, считая и топоры, все способное носить оружие русское население и организуйте его десятки, сотни дружины, предоставьте самому населению выбрать в десятках и сотнях начальствующих лиц. Часть вооруженного населения посадите на лошадей. Формирование трех сотен записного разряда и четырех сотен казачьего ополчения разрешаю. Ополчение сотни оставьте для охраны в местах формирования. Второе, в городах и всех селениях организуйте ближнюю и дальнюю охрану днем и ночью, не допустите возможности внезапного нападения. Третье, усильте меры против пожаров. Четвертое, на случай окружения, заготовьте в селениях и городах нужное количество запасов, обеспечьте воду. Пятое, при нападении киргиз внушите самое отчаянное, сопротивление Напомните пример Уральской сотни Серого, боровшейся со скопищем в десять тысяч. Вооружение киргиз огнестрельным оружием, вероятно, очень незначительно. Не довольствуйтесь обороной, где можно переходите к наступательным действиям. Нападение, особенно ночью даже на большое скопище тридцатью-пятидесятью молодцами может дать самые решительные результаты. Надо вызвать панику. Шестое, поддерживайте почтовую и телеграфную связь, восстанавливайте разрушенное, организуйте конную почту. Не прекращайте, где можно, никаких полевых работ, чтобы ее пропал урожай сего года. Производите, где нужно, уборку киргизских полей, брошенных хозяевами, зачислением собранного урожая запасы казны. Седьмое, при действии карательных отрядов, истребляя сопротивляющихся и нападающих, ее допускайте излишних и потому вредных жестокостей относительно тех, кто не сопротивлялся; под страхом расстрела не допускайте грабежа нашими войсками или русским населением. Весь отбитый скот, лошадей и имущество строго охраняйте и обращайте в достояние казны.

Восьмое, разрешаю вам образование при отрядах и уездных городах полевых судов. Девятое, усильте в возможной степени военные конвои при уездных начальниках и приставах, поручайте им, где то признаете нужным, командование и войсковой силой для подавления беспорядков. Десятое, поддерживайте сношения с соседними — губернаторами всех областей. Доносите мне вашему усмотрению не реже двух раз в сутки. Одиннадцатое, примите меры воспользоваться родовой или племенной рознью туземного населения области для борьбы с возмутившимися. Несомненно имеются киргизы и киргизские общества нам преданные, направьте их против бунтующихся. Двенадцатое, временно не стесняйте откочевку киргиз китайские пределы, пока не справитесь с внутренней смутой. Тринадцатое, направляю к вам значительное подкрепление, но ранее прихода проявите огромную энергию сопротивления, распорядительности лично и всем русским населением»^[65].

11 августа 1916 г.

Подпись Куропаткин.

Взято из книги Рыскулова «Восстание туземцев в средней Азии в 1916 году», стр. 46–47.

№ 24. Из телеграммы военного губернатора Семиреченской области Фольбаума Куропаткину

^[66]

«Пишпекский уездный начальник и Токмакский участковый пристав 10 августа энергично водворяли порядок. Располагая конвоем по 30 человек, перебили до ста мятежников, произвели аресты. Подъесаул Бакуревич Кастекского перевала 10-го утром донес о своем движении на соединение с Пишпекским уездным подполковником Рымшевичеад. Все мятежники из уездов Верненского, Пишпекского и несомненно Пржевальского отправляются в Кастекские горы. В Отарском участке Бакуревич доносит: киргизы пережили большую панику; по ту сторону Кастека в Токмакском участке мятежники ведут себя очень смело и дерзко разбойничают. В виду селения Казанско-Богородского и станицы Каскеленской на горах видны постоянно передовые скопища.

Верненский уездный начальник подполковник Базилевский 11-го утром вернулся из Зайцевского участка, докладывает: на урочище Асы спокойно, бунтовавшая 3 августа Кылых-Бурковская волость примерно наказана. Телеграф до Курдая будет готов вероятно сегодня, по восстановлении станций: Самсу, Таркан, Отар и Курдай. За отсутствием войска охраны станций, конвой почт приходится повременить. Войскам Пишпекского и Верненского уездов приказано отнюдь не дробиться по селеньям и ущельям мелкими командами, но держаться кулаком у центра мятежа и оттуда наносить сильные, но короткие удары, чем, как показывает опыт, действие противника больше всего парализуется.

В Джаркентоком, Копальском и Лепсинском уездах без перемен, кроме Алакуйского района. Из Пржевальского уезда сведений нет, но они собираются через Джаркент и Каркалу».

Подпись Фольбаум.

Из книги Рыскулова «Восстание туземцев в средней Азии)в 1916 году», стр. 45–46.

№ 25. Из телеграммы Куропаткина генералу Фольбауму

^[67]

«Получил донесение, что Токмак занят капитаном Неклюдовым, на помощь ему идут подкрепления отряда Гейцига надеюсь первый десяток шрапнелей заставит отхлынуть скопища киргиз. Обеспечив Пишпек и Токмак, необходимо, как вам уже сказано, войти в связь, освободить Нарынское укрепление и Пржевальск. Назначение для этого сил и их начальников предоставляется вашему усмотрению. Отряду Гейцига дайте Токмаке дневку, если назначите его силы дальнейшему движению на Пржевальск. Принимайте расчет, что через три дня Токмак начнет прибывать сильный отряд Алтырцева. Конница Бурзи, если не встретится препятствий, мюжет прибыть Нарынское через два дня, а пехота через неделю. Необходимо скорее занять узел Куты-Малды и предоставить занятие Нарынского укрепления ферганским войскам, а вашим войскам двигаться к Пржевальску частью войск, кои собираются Токмакском районе. Берите сами пример и напоминайте войскам действия полковника Колпаковского 52 года тому назад. Значительно меньшими силами, чем вы располагаете, он смело выдвинулся из Верного навстречу огромному скопищу, наступавшему на Верный, и нанес ему решительное поражение у Кастекского перевала — противник был значительно лучше вооружен, чем скопища, против которых вы ныне действуете. По моему ходатайству в Семиречье переводится из действующей армии одна казачья бригада и конная батарея».

Подпись Куропаткин.

Взято из книги Рыскулова, «Восстание туземцев Средней Азии 1916 году», стр., 48.

№ 26. Из телеграммы Фольбаума Куропаткину

^[68]

«Главная цель карательных отрядов отныне будет заключаться в усилении этой разобщенности и постановке кара-киргиз в наиболее невыгодные для мятежа условия. В последнем смысле достигнуто уже много: мятежники северного берега Иссык-куля и окрестностей Пржевальска принуждены удалиться частью на Текес, частью на Сырты к югу от озера. Мятежники между Пишпеком и Сорекулем частью рассеяны на Кочкоре и Джумголе, частью ушли в те же южные Сырты. Видимым знаком поражения мятежников является скот, отбитый повсюду в огромных количествах. В окрестностях Пржевальска скопилось свыше трехсот тысяч голов, на Кочкорке не поддающееся еще учету количество скота, но около ста тысяч. Более умеренная добыча имеется еще у Токмака. Дальнейшие действия отрядов у Джумгола и долины Алабаш к востоку от Кочкорки внесут еще больше расстройства в ряды мятежников и несомненно умножат количество скота.

Создавшаяся обстановка выдвинула в результате два вопроса: 1) что делать с захваченным скотом, 2) какие цели поставить войскам в ближайшем будущем на юге Семиречья. Скот сдается администрации, но последняя без помощи войска не в силах его ни содержать, ни охранять, скот может расхищаться и гибнуть от недостатка ухода и корма, Войска же, связанные стадами, теряют подвижность…

Относительно задач для войска, полагал бы продолжать, развивать создавшуюся обстановку. Имея в виду

теплый климат и огромное стратегическое значение Кочкорки, как центра всех кочевий Сусамыра, Джумгола и Сыртов, полагал бы необходимым обосновать здесь надолго один из отрядов. Подобный отряд в связи с Нарыном разделил бы Сырты от Джумгола и Сусамыра и активными действиями держал бы под ударами мятежников, как в Сомкульском районе, так и на Сыртах. Если эта схема в принципе будет одобрена; детали вскоре разработаю в связи с вопросами о ликвидации гуртов скота». 332,3.

Подпись Фольбаум.

Из книги Рыскулова «Восстание туземцев в Средней Азии в 1916 году», стр. 58.

№ 27. Распоряжение командующего войсками Туркестанского военного округа по окружному штабу

Экстренно

Секретно

12/VIII 1916 г.

в 11 час. веч.

г. Ташкент

2672

Капитану Фон-Бурзи

Вы назначаетесь (начальником отряда, отправляемого на усмирение войск Семиреченской области. В состав отряда входят: 2 рота 3-го Сибирского стрелкового запасного полка (из Скобелева); 4 пулемета (по 2 пулемета на роту); 80 конных разведчиков, 1 сотня 6-го Оренбургского каз. полка, 2 орудия 20-й конно-горной батареи и команда сапер, телеграфистов и телефонистов.

Отряд должен быть сформирован Скобелевым и голова его выступить по назначению 17 августа до Джелал Абада по железной дороге, а далее походным порядком, через Кугартский перевал на Нарын и далее в пределы Семиреченской области. Вам разрешается реквизировать потребное число для передвижения лошадей, а также требовать наряд недостающих подвод.

В отношении подчиненных вам частей вы пользуетесь правами командира полка.

Отряд имеет целью водворить порядок, если таковой был нарушен киргизским населением Нарынского края, для чего главным силам отряда двигаться через Кугартский перевал, а по взводу казаков из состава отряда направить через перевалы Яссы и Читты, поддерживая связь с главными силами. По прибытии в Нарын действуйте по указанию командующего войсками Семиреченской области, если же получить такового указания не представилось бы возможным, то надлежит действовать сообразно обстановке по указанию местных русских властей, стремясь войти в связь с гор. Токмаком и Пишпеком. Действуйте энергично и решительно.

Продовольственные запасы и часть порционного скота возьмите с собой до Нарына, а в последнем к вашему приходу будет приготовлено соответствующее количество продовольствия и фуража распоряжением военного губернатора Семиреченской области.

Примите все меры к скорейшему движению отряда, донося мне ежедневно об успехе движения.

Генерал-адъютант Куропаткии.

Вр. исп. должн. нач. штаба Михайловский

ЦАУ Кирг. АССР, фонд 3 киргизского мятежа в 1916 г. в Джетыссу, стр. 131.

IX. План Куропаткина о выселении киргиз из районов восстания{15}

№ 28. Протокол совещания 16 октября 1916 г.

Под председательством его Высокопревосходительства генерал-губернатора Туркестанского края генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина.

1. О выселении бунтовавших киргиз из района озера Иссык-куля, Пржевальского уезда, долины Кебени и части Чуйской долины Пишпекского уезда, долины Текеса и Чалкуде-су, Джаркентского уезда.

2. О водворении бунтовавших киргиз в Нарынский край с образованием там самостоятельного Нарынского уезда.

3. О заселении земель, остающихся по водворению бунтующих киргиз и образовании Пржевальсзого уезда с чисто русским населением.

4. О землеустройстве казаков Верненского уезда.

На совещании присутствовали г. военный губернатор Семиреченской области М. А. Соколов-Соколинский, исполняющий обязанности управляющего Государственными имуществами и заведывающий переселенческим делом в Семиреченской области В. А. Гончаревский, помощник его Д. Б. Антонов, исполняющий обязанности председателя Семиреченского войскового правления Н. С. Щербаков, войсковой агроном В. Ф. Баудер, исполняющий обязанности советника войскового правления Л. П. Соловьев, инженер-гидротехник Семиреченского переселенческого района Е. А. Смирнов, инженер-гидротехник по казачьему землеустройству В. В. Епанечников, заведующий Статистическим отделом Переселенческого управления А. Л. Бурыгин, производители работ по казачьему землеустройству М. Ф. Войшбилло, Н. Н. Теплов и войсковой землемер В. Г. Рунков.

1. По вопросу о смещении киргиз из района озера Иссык-куля и других местностей исполняющим обязанности управляющего Государственными имуществами была представлена к рассмотрению схематическая карта в десятиверстном масштабе с нанесенными на ней границами земель призимовочных и летовочных, находящихся в пользовании бунтовавших киргизских волостей, и таблицы количества хозяйств, предположенных к смещению.

Рассмотрев карту, его высокопревосходительство генерал-губернатор высказал, что считает необходимым отобрать от киргиз все те земли, где пролита русская кровь, а так как в районе озера Иссык-куль и по текесской долине взбунтовавшимися киргизами разрушено и сожжено свыше 1 000 домов, убито около 2 000 душ русского населения, то естественно, что все эти земли должны быть изъяты из пользования киргиз и обращены под водворение русских. Но на представленной исп. об. управляющего Государственными имуществами карте границы предположенных к изъятию земель нанесены не совсем правильно, нужно стремиться создать обособленную от киргиз территорию с русским населением, не только в границах этнографических, но и географических, поэтому его высокопревосходительство предложил провести границы по горным хребтам как с северного берега Иссык-куля, так и южного; точно так же признал необходимым изъять из пользования бунтовавших киргиз Джаркентского уезда рода Атбан все земли по долине реки Текеса и Чалкуде-су, Каркаринские Джаиляу и земли бунтовавших киргиз Пишпекского уезда по долине Кебеня и часть Чуйской долины.

Всего по Пишпекскому, Пржевальскому, Джаркентскому уездам предположено к смещению 37 335 киргизских хозяйств с 2 510 361 десятинами земли. Данными для такого подсчета послужили материалы статистического обследования П. П. Румянцева.

2. На освободившихся землях по выселении бунтовавших киргиз совещанием намечено образовать по северному и южному берегам Иссык-куля 5 казачьих станиц, не менее, как по 60 дворов каждая. Места, где должны быть образованы станицы, приблизительно, указаны следующие: 1) на урочище Уректы, 2) Курумды, 3) на месте бывшего дунганского селения Мариинского, 4) близ бывшего русского селения Гоголевка и 5) на Улахоле. Остальные же места, пригодные под заселение, заселять исключительно русскими, а не пригодные пока к заселению передать в ведение казны.

Всю же долину Текеса и Чалхуде-су обратить под поселения исключительно казаков, дабы иметь надежную защиту со стороны Китая. Переселенцам же, жившим в поселках на Текесе и желающим вновь возвратиться на старые места, предложить перейти в казаки, кто же из них не пожелает — переселить на другие места.

Таким образом, из всей территории, намеченной совещанием под водворение казаков и русских переселенцев, т. е. части Джаркентского уезда, долины реки Текеса, Чалкуде-су, Каракаринское плато, части Пржевальского уезда (северное и южное побережье озера Иссык-куль включительно до бывшего селения Столыпинского), образовать особый уезд — Пржевальский — с чисто русским населением, с двумя приставствами: одно в бывшем селении Столыпинском,

другое — в казачьем выселке Охотничьем. Если в селении Столыпинском будет приставство, то ушедших из селения жителей, вследствие нападения киргиз, поселить обратно, устроив там постоянный военный пост.

3. Все бунтовавшие киргизские волости Пржевальского уезда, части Пишпекского, кроме волостей Сарыбагишевской и Атекинской, переселить в Нарынский край, где по исчислениям, на основании данных обследования П. Румянцева, имеется пахотных земель 57 126 десятин, сенокосных 46 288 десятин, пастбищных призимовочной территории 1 836 309 десятин, пастбищных летовочных и сыртов 2 815 400 десятин, а всего 4 755 122 десятины.

В районе, куда предположено сместить бунтовавших киргиз, в настоящее время живет 9 325 киргизских хозяйств Пржевальского уезда и 3 846 хозяйств Пишпекского уезда и вместе с предположенными к смещению 37 355 хозяйствами в этом районе будет всего 50 526 киргизских хозяйств. Следовательно, на одно киргизское хозяйство придется земли пахотной 1,1 десятины, сенокосной 0,9, пастбищной призимовочной территории 36,3 десятины, летовочной и сыртов 55,7 десятины, а всего 94 десятины. Из всех этих образовать самостоятельный Нарынский уезд с уездным городом в Нарыне и с двумя приставствами в селении Атайке и на Джумгале, причем его высокопревосходительство генерал-губернатор предложил обдумать более тщательно, где образовать уездный город и где приставства, чтобы при выборе места для уездного города не вышло так, что приставства разовьются как центры лучше, чем самый уездный город.

Существующие в настоящее время в Нарынском крае русские поселки Атайку и Рождественское оставить, расширив как селенные единицы. Кроме того, или оставить в Атайке постоянный военный пост или предложить переселенцам перейти в казачье сословие. Казачий же выселок

Занарынский (Куланак) постараться расширить. Переселенческие селения Сухотиновское, Титовское, Белоцарское, Херсонцы и хутора переселить на другие переселенческие участки в Пржевальский уезд. Поставить постоянный военные пост на Тогуз-Торау и еще где-нибудь по границе с Кашгаром.

Все участки Нарынского края, уже изъятые, хотя и не заселенные, оставить в распоряжении казны, как оброчные статьи. В туземных селениях Атбаши и Нарын туземцев, постоянно проживающих в этих селениях, оставить.

Особенно виновные волости — Сарыбагишевскую и Атекинскую Пишпекского уезда — расселить по другим волостям, приписав по приговорам к отдельным аулам, или же переселить на Балхаш.

Киргизские волости Джаркентского уезда рода Атбан, выселяемые из долины Текеса и Чалкуде-су, его высокопревосходительство генерал-губернатор предложил поселить так, чтобы не нарушить их хозяйства, сейчас не намечая определенных мест селения.

4. По вопросу о казачьем землеустройстве в Верненском уезде его высокопревосходительство генерал-губернатор, ознакомившись с ходом работ по Верненскому уезду о прирезке земель, недостающих до нормы, определенной за коном 3-го июля 1914 года, нашел возможным произвести прирезку земель станицам Верненского уезда из киргизских земель, непосредственно примыкающих к основным наделам казачьих станиц, согласно представленным проектам переселенческого района. За изымаемые же от киргиз зимовки, клеверники, сады считает необходимым справедливо вознаградить киргиз из ассигнованных для этой цели 947 310 рублей, с тем чтобы киргизы оставались на землях, поступающих в прирезку казакам в течение 5-ти лет, начиная с 1 января следующего за окончанием войны года без уплаты казакам какого-либо за то вознаграждения ввиду состоявшегося по этому вопросу соглашения г. военного министра с министром земледелия. Гидротехнический же отдел Переселенческого управления по казачьему землеустройству, испросив соответствующие кредиты, должен за это время просить необходимое количество земель киргизам по нормам, вместо изымаемых.

П/п. Исп. об. секретаря (подпись — неразборчива).

X. О материальных убытках, понесенных населением в связи с восстанием{16}

№ 29. Справка по канцелярии Туркестанского генерал-губернатора

9 октября 1916 г.

В связи с беспорядками в Семиреченской области по канцелярии были разновременно даны или получены нижеследующие распоряжения, имеющие общий и руководящий характер.

17 августа. В отношении скота, отбиваемого у мятежных киргиз, указано, что отбиваемый скот как военная добыча может обращаться в достояние казны лишь в тех случаях, когда таковой отбивается от нападающих и грабящих киргиз.

В отношении же скота и имущества инородческого населения, бегущего со всех мест в видах самосохранения, было указано принять меры к охране (депеша № 1062).

19 августа. Получена была депеша от военного губернатора Семиреченской области, характеризующая в общих чертах настроение туземных масс в области. Ввиду важности сообщаемых в ней сведений она прилагается в копии.

30 августа. Генерал-губернатором послана депеша губернатору о поступивших сведениях, что отбитый у бунтовщиков скот в некоторых случаях был отобран у мирного населения без сопротивления и продан казаками за бесценок. В этой же депеше указано на необходимость самого строгого наказания зачинщиков, главных виновников и всех поднявших на русских оружие. В то же время предложено принять самые строгие меры, чтобы небунтующее мирное население охранялось всеми мерами и скот у такого населения не отбивался. Одновременно приказано губернатору расследовать случаи отбития скота у населения, с указанием, в случае установления грабежа, предавать виновных военному суду (депеша № 1156).

1 сентября. Военному губернатору Семиреченской области переведено 10000 рублей для выдачи особо пострадавшим пособий с одновременной просьбой сообщить, какая у него образовалась сумма от продажи отобранного скота (депеша № 1167).

7 сентября. Губернатор донес, что о потребной сумме для выдачи пособий и образований капитала от продажи отобранного скота сведения будут доставлены немедленно получении от уездных начальников (телеграмма губернатора № 23726).

9 сентября. Военный губернатор Семиреченской области телеграфировал, что в некоторых волостях Лепсинского уезда само собою началось выставление рабочих (депеша № 3185).

10 сентября. Губернатор, не предрешая вопроса о способе, времени и порядке возмещения убытков населению, причиненных переживаемыми событиями, испросил указании, как следует поступать ему в данном деле, причем высказал предположение о необходимости сейчас же, по горячим следам, запротоколить понесенные убытки там, где это представляется возможным. Выполнение этой работы губернатор полагал бы возложить на особые комиссии в составе чинов администрации переселенческого ведомства, мировых судей, а в городах и где это представится возможным на податных инспекторов, при содействии статистических партий переселенческой организации (телеграмма № 3190).

11 сентября. Губернатору послана телеграмма о последовавшем согласии генерал-губернатора на учреждение указанных им комиссий с просьбой не допускать преувеличения убытков (телеграмма канцелярии № 1214).

13 сентября послана военному министру телеграмма о разрешении сдачи приемщикам инженера Чаева рабочих, приготовленных некоторыми благомыслящими волостями северных уездов Семиречья, и о предоставлении 2 000 рабочих начальнику работ по орошению реки Чу, инженеру Васильеву (телеграмма № 1245).

16 сентября переведено военному губернатору 50000 рублей на расходы по отправлению киргиз вообще и из Сергиополя в частности сообщением, что, согласно сведениям, полученным от приемщиков инженера Чаева, с 20 сентября предполагается начать отправление через день по 300 человек рабочих, что согласовано с местными условиями и генерал-губернатором одобряется. Одновременно указано на необходимость сношений с штабом Омского округа по вопросам расквартирования, довольствия, окарауливания и организации перевозки рабочих по тракту ют Сергиополя до Семипалатинска и по железной дороге.

16 сентября из Черняева военному губернатору Семиреченской области предложено приостановить отправку рабочих на Сергиополь до сношения Чаева с управлением Генерального штаба и получения Чаевым разрешения Генерального штаба принимать из Семиречья рабочих.

20 сентября ввиду скопления почтовых отправлений губернатору предложено [улучшить] движения почты и разрешено нанять верблюдов для отправки скопившихся почтовых отправлений из Пишпека и Токмака в Пржевальск (телеграмма № 1315).

20 сентября. Запрошен военный губернатор Семиреченской области, как он полагает организовать довольствие рабочих в пути и передвижение подвод, пойдут ли подводы весь путь или будут проходить по одному переходу (телеграмма № 1316). Ответа по этому вопросу нет.

24 сентября. В пути от семиреченского губернатора генерал-губернатором получена телеграмма с донесением, что выяснившееся поведение пишпекских и особенно Пржевальских кара-киргиз требует возмездия. По подсчету чинов переселенческой организации в одном районе Иссык-куля сожжено 964 дома, убито 1 893 человека, без вести пропало 1 212 человек. В эти цифры не включены старожилы, так как переселенческая организация подсчитывала только переселенцев. Церкви сожжены, иконы исковерканы, портреты государя тоже. Также сожжены запасы хлеба. Далее губернатор доносит, что особое совещание, созванное им, твердо решило ходатайствовать об абсолютном воспрещении Пржевальским и пишпекским мятежникам возвращаться в район Текеса, Иссык-куля, Столыпина и северных склонов Александровского хребта, причем даже изъявившие покорность мятежники должны надеяться получить устройство только в пределах Сыртов гор. Нарына. Вместе с сим губернатор спросил разрешения использовать полковника Колосовского^[69] специально для упорядочения землеустройства кара-киргиз загорных волостей Пишпекского уезда в районе Пржевальских Сыртов и Нарынского участка (телеграмма № 3371).

25 сентября. Губернатору предложено прислать карту с нанесением предполагаемого запретного для киргиз района, проверить действительные потери, имея в виду и более отдаленные пункты, с указанием, что против предполагаемого полковнику Колосовскому препятствий нет (телеграмма № 40).

27 сентября. Разрешено плату рабочим выдавать со дня выступления эшелонов в поход со сборных пунктов (телеграмма № 52 из Теджена). Указано на желательность передвижения рабочих верхом, дабы можно было купить верховых лошадей для армии. Ответа нет.

28 сентября. От министра иностранных дел получены сведения о том, что китайское правительство обратилось к нашему посланнику в Пекине с тем, что во время недавних беспорядков в Пржевальске было убито свыше 400 китайских подданных и разграблено имущество 4 000 китайцев, выселенных за город по распоряжению русских властей. Китайское правительство просит поэтому возместить потерпевшим понесенные убытки.

30 сентября. По вопросу министра иностранных дел затребованы сведения от военного губернатора Семиреченской области (надпись канцелярии от 30 сентября № 866).

5 октября. Повторена просьба ускорить сообщение сведений об образовании капитала от проданного скота, отобранного у мятежников (телеграмма 1422).

7 октября. Послана военному губернатору телеграмма об отправлении первой партии рабочих в Сергиополь с просьбой указать, куда направить эту партию, а также можно ли передать отправленных рабочих Чаеву, от которого имеется в Сергиополе агент (телеграмма № 1437).

8 октября. Губернатору разрешено расход по охране отбитого скота отнести на суммы, вырученные по продаже его (телеграмма № 1439).

9 октября от военного губернатора Семиреченской области получена телеграмма о том, что разоренные крестьяне Пржевальского уезда терпят острую нужду в жилищах, одеянии и продовольствии. Отпущенные ранее 10 000 рублей израсходованы и необходима дальнейшая помощь. Губернатор просит отпустить еще 50 000 или разрешить расходовать суммы из денег, вырученных от продажи реквизированного имущества бунтовщиков, каковая достигает 78 000. Разрешено расходовать губернатору еще 20 000 из реквизированной суммы, о чем дана депеша губернатору № 1449.

П. п. Управляющий канцелярией действительный статский советник (подпись неразборчива).

За делопроизводителя (подпись неразборчива).

ЦАУ Узб. ССР, фонд КТГГ 1916 г., арх. № 43/4.

ЦАУ Кирг. АССР, № А-87/138 1916 г., стр. 107–111.

№ 30. Журнал заседания в городе Пржевальске

21 ноября 1916 г.

Присутствовали:

П р е д с е д а т е л ь — полковник В. П. Колосовский

Ч л е н ы: генерал-майор Н. Я. Корольков, генерал-майор И. Я. Нарбут, пом. зав. переселенческим делом в Семиреченской области С. Р. Корсак, Пржевальский уездный начальник полковник В. А. Иванов, протоиерей О. М. Заозерский, заведующий водворением переселенцев в Пржевальском подърайоне П. И. Шебалин, начальник отряда полковник А. И. Гейциг, войсковой старшина П. В. Бычков, помощник Пржевальского уездного начальника хорунжий А. В. Фон-Берг, переводчик манджурского языка П. В. Шабалин, секретарь областного статистического комитета В. Е. Недзведский; мировой судья 1-го уч. А. Г. Башкатов, капитаны: С. Голошевский, Н. Н. Седов, Шулькевич, есаул А. В. Торошении, городской староста А. А. Власов, товарищ прокурора Плотников, мировой судья 3-го участка В. Н. Руновский, уездный ветеринарный врач А. Н. Касаткин, исп. об. городского пристава подпоручик Котович, управляющий Пржевальской сельскохозяйственной школой П. А. Шестерни, начальник сыскного отделения А. Петров, начальник Пржевальской тюрьмы A. Н. Хломых, начальник Пржевальской караульной команды B. Ф. Гусаков, начальник почтово-телеграфной конторы В. А. Пушкарных, мулла Можеверо, мулла Абдул Гафаров, нотариус Пьянков, податной инспектор В. Л. Инсарский, зав. государственными имуществами 2-го района Семиреченской области К. И. Ясинский, участковый врач А. И. Ананьев, инструктор полеводства Д. Каракаш, купцы: В. М. Рафиков, Н. М. Бебкин. Из числа приглашенных не явились по разным причинам участковый Климко, акцизный Вавилов и лесничий Трубицин, пунктовый ветеринарный врач П. И. Ливотов.

Слушали:

Полковник В. П. Колосовский доложил собранию, что высшим начальством ему предложено выполнить ряд поручений: одни из которых требуют его личного исполнения, другие, наоборот, должны быть решены при дружном сотрудничестве местных сил как военных, так и гражданских. Главной заботой генерал-адъютанта Куропаткина является скорейшее установление нормального порядка в крае.

Пржевальский уезд пострадал больше, чем остальные. Нарушилось правильное течение жизни, которое, ввиду неблагоприятных обстоятельств, все еще не вошло в свою обычную колею; до сих пор не восстановлено правильное почтовое сообщение (почта ходит только раз в неделю, частные лица или совсем не могут пускаться в путь, или же должны платить до Токмака и Пишпека 100–130 рублей, поджидая особых оказий; по дороге сожженные и разрушенные мосты как большие, так и малые не восстановлены; вдоль почтового тракта и в окрестностях города, а также в окрестных селах наблюдается мародерство; в самом городе еще на днях были случаи убийства туземцев в домах, дерзкие кражи со взломом (украдено и увезено из лавки сарта сразу больше 100 пудов мануфактурного товара); среди белого дня воинским патрулем отняты на улице у сарта коржуны с 38 тыс. рублей денег, которые он нес сдавать в казначейство. Эго вопросы общего порядка. Необходима особая твердость местной власти для устранения всех указанных непорядков, при дружном содействии всех правительственных властей: генерал-адъютант Куропаткин, для пользы дела, приказал требовать этого от всех решительно. Частные вопросы, вытекающие из вышеизложенного я требующие совместного обсуждения, следующие:

1. Скорейшая ликвидация грабежей и использование имущества, сданного или подлежащего сдаче населением в казну.

2. Прапорщики, командированные в распоряжение уездного начальника, немедленно должны приступить к приведению в известность еще не переписанного имущества, особенно в горах. Уездный начальник должен принять самые энергичные меры к охране брошенного киргизами; войска, в лице своих (начальников частей, должны всемерно помочь этому делу.

1. Широко распространить среди населения уезда объявления о сдаче всего награбленного в обширный склад, имеющийся в распоряжении заведывающего водворением переселенцев в г. Пржевальске, а в поселках по указанию сельских старост. Весьма желательно, чтобы священники как в городе, так и в селах внушили населению с амвона и в частных беседах о необходимости немедленной сдачи в казну всего незаконно присвоенного киргизского имущества и прекращения всяких бесчинств и своеволий, сурово караемых законами в местах, объявленных на военном положении. Все доселе выданное крестьянам и войскам во временное пользование имущество должно быть тщательно зафиксировано и списки представлены местному комитету по ликвидации убытков, причиненных мятежом.

В настоящее время судебные власти ведут следствия по всякого рода преступлениям и злоупотреблениям, связанным с недавними событиями. Необходимо всецело лритти им на помощь.

Слушали:

2. Остались ли в уезде церкви, школы, кредитные товарищества. Что необходимо предпринять для восстановления сожженных церквей, школ и для удовлетворения религиознонравственных и образовательных нужд населения.

Постановили:

2. В пределах уезда сожжено: 5 церквей (в с. Сазоновском, Алексеевском, в Графо-паленском, Столыпине и Покровском) со всем имуществом и 9 молитвенных домов (в с.с. Соколовском, Валериановском, Отрадном, Обрикове, Высоком, Иваницком, Богатырском, Светлой-поляне и Тарханах). В двух селах — Покровском и Сазоновском — сожжены школы Министерства народного просвещения (с интернатами для киргизских детей).

Из 15 церковно-приходских школ уничтожено б, в 3 школах занятия возобновились с первых чисел ноября м-ца. Сожжена со всем инвентарем сельскохозяйственная школа. Убытки достигают 56 000 р. Школа функционирует теперь в городе в старом собственном здании. Постановлено просить через полковника В. П. Колосовского войти с ходатайством о скорейшем открытии погибших школ М. Н. П.

Кредитные т-ва были в селениях Покровском, Сазоновском, Валериановском и Иваницком.

Собственных зданий не имели. Делопроизводство погибло только в Покровском (насчитывалось вкладов на 9 000 руб. и роздано в долг 10000 рублей).

Постановлено просить инспекцию мелкого кредита привести в известность все убытки и принять меры к восстановлению деятельности товарищества.

Слушали:

3. Вопрос об устройстве сирот, родители которых убиты во время мятежа киргизами и дунганами.

Постановили:

3. С 1 декабря 1915 г. в Пржевальске существует приют переселенческого управления для призрения сирот воинов, погибших в настоящую войну. Этот приют теперь расширен и вмещает в 3 зданиях 145 человек. Средства дало в октябре м-це переселенческое управление.

Полковник В. П. Колосовский, из имеющихся в его распоряжении средств, внес 2 000 рублей для оказания продовольственной помощи сиротам, возвращаемым из плена и требующим немедленных забот, главным образом, по снабжению детей одеждой и обувью.

Поставлено просить распорядительный комитет Общества попечения о нуждающихся переселенцах войти вторично с ходатайством перед романовским комитетом об отпуске средств на устройство приюта-колонии.

Генерал-майором Корольковым выражено пожелание об устройстве небольших приютов при сельских школах. Это особенно необходимо в связи с появлением детей у русских женщин, побывавших в плену у киргиз. Ввиду предложения архимандрита Иссык-кульского монастыря отца Иринарха постановлено 20 детей-сирот немедленно же передать на полное воспитание монастыря.

Слушали:

4. Можно ли надеяться в текущем году на более или менее нормальное поступление налогов по Пржевальскому уезду.

Постановили:

4. Податной инспектор г. Инсарский доложил, что нормальные поступления налогов возможны только лишь из двух сел — Преображенского и Теплоключинского. Что же касается налога с недвижимых имуществ в городе, то надо полагать, что таковые будут поступать плохо, так как городское население, занимаясь во многих случаях скотоводством и хлебопашеством, понесло также значительные убытки от мятежа. Переселенческие поселки разорены почти окончательно.

Разве только в Нарынском участке, как менее пострадавшем, будут некоторые поступления.

Омская казенная палата особым его докладом поставлена в известность о положении дел и, надо думать, войдет с представлением в министерство финансов о сложении или значительной рассрочке податей с населения уезда.

Слушали:

5. О восстановлении почтового тракта.

Постановили:

5. Полковник Иванов сообщил, что 20 ноября им получена телеграмма от г. военного губернатора, которой выражено согласие на условия, предложенные местными предпринимателями. В течение 30—40 дней тракт и условные формальности будут выполнены. Ремонт мостов необходимо сделать теперь же.

Постановлено по, телеграфу просить генерал-губернатора об отпуске средств на восстановление мостов: 3-х на реке Джергалане, одного на реке Большая Аксу, ряд мостов на мелких речках и в Буамском ущелье с привлечением, в случае надобности, ввиду отсутствия населения, воинских команд.

Слушали:

6. Очищен ли северный берег с предгорьями озера Иссык-куля от киргиз.

Постановили:

6. Пржевальский уездный начальник полковник Иванов доложил, что все северное побережье в настоящее время совершенно очищено от киргиз и появления даже отдельных шаек ожидать нельзя. К этому же мнению присоединился и подполковник Гейциг.

Слушали:

7. Об образовании 5 казачьих станиц по обоим берегам озера Иссык-куля. На областном совещании в г. Верном предложено устроить станицы в следующих местах: 1) На участке Большие Урюкты (быв. Киргизский), 2) Курмуды,3) Мариинском, 4) Гоголевке и 5) Улахоле.

Постановили:

7. Приветствуя образование станицы в селении Мариинском^[70] собрание выразило сомнение в целесообразности устройства таковых в остальных местах: участок Большие Урюкты неудобен, каменист и узок, Курмуды тоже, Гоголевка мал, будет целесообразно если к нему присоединить участок Тоссор, на Улахоле возможно, хотя было бы лучше устроить казаков в сед. Кольцовском. Собрание находит целосообразным устроить станицу на наделе Лизогубовском: для наблюдения за удобным Тургеневским перевалом и перевалом Кызыл-Кия, на Каркару, т. е. в результате намечает устройство казачьих станиц в следующих пунктах Иссык-кульского района: в Валерияновке, Мариинке, Гоголевке, Улахоле и Столыпине.

Слушали:

8. О местопребывании участковых приставов.

Предложено образовать приставства в Столыпине и Охотничьем.

Постановили:

8. Собрание находит образование этих приставств целесообразным, но недостаточным для более или менее правильного обслуживания жизненных нужд населения, почему полагает необходимым к 2-м названным приставствам (в Столыпине и Охотничьем) добавить в Пржевальском уезде еще 2 новых в Сазоновке и Барскауне.

Слушали:

9. Где желательно основать уездный город в будущем Нарынском уезде.

Постановили:

9. Собрание, выслушав всестороннее мнение лиц, знающих Нарынский край, пришло к заключению, что наиболее удобным местом для пребывания административных учреждений является Атбаши, как наиболее оживленный торговый центр. Местопребыванием приставов должны быть сел. Атайка и ур. Джумгал. Полковник Колосовский, выслушав и комбинируя мнения местных знатоков края, пришел к заключению, что наиболее целесообразным, ввиду естественного и торгового тяготения, а также близости жел. дороги, было бы образование из Нарынского района особого горного уезда, с присоединением его к Ферганской обл. и с образованием уездного города в с. Атайке (горный), вследствие расположения последнего в узле дорог, богатств почвы в окрестном районе, обилия ископаемых, развитого скотоводства и благоприятного климата; приставства, в таком случае должны находиться в с. Атбаш и в ур. Джумгал.

Слушали:

10. О медицинской помощи населению.

Постановили:

10. Ввиду того, что в селении Сазоновском лечебница сгорела со всем своим имуществом и в селении не осталось ни одного подходящего для лечебницы дома, постановлено просить об открытии пункта в селении Семеновском и о командировании туда врача из гор. Верного, так как единственный (участковый врач Ананьев не в силах заведывать единолично всеми лечебницами в пределах обширного уезда, совершенно разоренного в настоящее время.

Председатель Армейской кавалерии полковник Колосовский,

Члены: подписи

ЦАУ Кирг. АССР из фонда № М-99/177, по описи 72 и 44 за 1916–1917 гг., дело № 1, стр. 33–38.

№ 31. Рапорт полковника Колосовского военному губернатору Семиреченской области

№ 145

8 декабря 1916 г.

гор. Верный

Исполняя поручение вашего превосходительства, я во время служебного пребывания своего в гор. Пржевальске неоднократно знакомился с деятельностью уездного Комитета по выяснению и возмещению убытков, причиненных мирному населению мятежом 1916 г., через доклады председателя его полковника Иванова и членов: переселенческого чиновника П. И. Шебалина и местного торговца В. Г. Рафикова: кроме того, прибывший совместно со мной помощник заведывающего переселением о Семиреченской области, коллежский советник С. Р. Корсак, присутствуя на заседаниях, принимал непосредственное участие в разрешении текущих дел комитета.

Подробные сведения о деятельности названного комитета прилагаются в конце настоящего рапорта, а я же, со своей стороны, считаю долгом засвидетельствовать, что постановка дела в Пржевальском уездном комитете, при наличии имеющихся средств, заслуживает полной похвалы и ведется при дружном сотрудничестве всех его членов, среди которых особенно выделяется работа П. И. Шебалина и В. Г. Рафикова.

Для выяснения дальнейших вопросов, предложенных вашим превосходительством, 21 прошлого ноября мною собирались на общие совещания почти все местные власти, принадлежащие к разным ведомствам: результат обсуждавшихся там вопросов кратко изложен в форме журнала, также представляемом при настоящем рапорте.

В разъяснение и дополнение его позволю себе доложить следующее:

Меры восстановления разрушенных хозяйств русских людей уезда и обеспечения их продовольствием, рабочим скотом и необходимым материалом проводятся вышеуказанными лицами неустанно, причем для детального выяснения действительных нужд пострадавшего русского населения и имущества мятежников в пределах уезда работает специальная партия полковника Недзведского.

В первую очередь поставлено удовлетворение крестьян лошадьми, коих до наступления весны должно быть доставлено в пределы уезда для распределения комитетом не менее 200 голов, — без чего не могут быть произведены необходимые посевы, и вследствие чего в будущем году могут создаться продовольственные затруднения и неудовольствия крестьян на почве недостаточной заботливости о русских семьях, пострадавших до некоторой степени по вине правительства.

Современное положение в уезде учреждений общественного характера, а также вопрос о поступлении правительственных налогов текущего года вполне определяется журналом вышеупомянутого совещания Пржевальских уездных властей, не требуя каких-либо разъяснений.

Вопрос о ликвидации имущества, отбитого и оставленного мятежниками, является достаточно острым, но затруднительным в своем осуществлении ввиду особо сложившихся неблагоприятных обстоятельств, тем не менее благодаря работе полковника Недзведского и трудам членов местного комитета он также, вероятно, будет разрешен в ближайшем будущем, согласно форм и преподанных указаний областного ликвидационного комитета.

Приток в г. Пржевальск круглых сирот, потерявших родителей во время мятежа, все еще продолжается и вскоре туда должны прибыть еще сироты из китайских пределов и из укр[епления] Нарына.

В настоящее время все сироты обоего пола помещены в приюте переселенческого ведомства, а 7 мальчиков приняты в Иссык-кульский монастырь архимандритом Иринархом на полное иждивение, с целью дать им образование, воспитание и профессиональное обучение разного рода ремеслам и сельскому хозяйству; на-днях в монастырь должны поступить также 8 сирот, отправленных туда из Нарына^[71]. Из средств, отпущенных в мое распоряжение покойным генералом Соколинским на удовлетворение наиболее насущных нужд беженцев, мною оставлено 2 тысячи рублей П. И. Шебалину, завед. Пржевальским переселенческим приютом.

Далее весьма насущным вопросом в разоренном Пржевальском уезде, бесспорно является дело немедленного восстановления почтового тракта: с разрушением и без того обособленный Иссык-кульский район оказывается положительно отрезанным от всего остального мира. К сожалению, поездка в г. Пржевальск до сих пор еще напоминает путешествие по пустыне, а между тем было время, когда простым распоряжением уездной власти можно было всюду, в места разрушенных станций хотя-бы, назначить пикеты вооруженных казаков, выставить несколько юрт, брошенных мятежным населением, свести из окрестностей необходимый фураж и назначить несколько троек из числа отбитых или контрибуционных лошадей; таким образом, почта и проезжающие по делам службы по крайней мере были бы обеспечены по дороге необходимым кровом и теплом, а также имели бы возможность впрягать в свои экипажи сменных лошадей от станции до станции. Я полагал бы особенно ввиду неизвестной будущности, что вопрос этот выдающейся важности и требует самых настойчивых представлений о скорейшем выполнении всех необходимых формальностей для немедленного открытия почтового движения и первого исправления тракта, без чего при современных неблагоприятных условиях всякий приезжающий рискует остаться навсегда на любом перегоне, не доехав до места своего назначения.

Приложение на 37 листах^[72]

Полковник Колосовский.

XI. Бегство участников восстания в Китай

№ 32. Протокол № 3

1917 года января 7 дня. Мы, нижеподписавшиеся, войсковой старшина Семиреченского казачьего войска Петр Васильевич Бычков и драгоман Кашгарского генерального консульства Григорий Феофанович Стефанович постановили сей протокол в нижеследующем: во-первых, нам известно из опроса наших русских пленных, отобранных у киргиз, перешедших русскую границу мятежников киргизского восстания в августе м-це 1916 г.; во-вторых, из опроса киргиз, пойманных, т. е. участников восстания и перешедших в китайские владения; в-третьих, из опроса русских подданных аксакалов кашгарского уч-турфанского и аксуйского; в-четвертых, от местных скототорговцев, и в-пятых, что сами лично видели, выясняется, что киргизы-мятежники Пржевальского и Пишпекского уездов при бегстве через горные перевалы на китайскую территорию с половины сентября и до начала ноября потеряли почти весь свой ограбленный у русских скот: рогатого скота нет, лошадей осталось 10 процентов, баранов осталось одна четвертая часть и верблюдов около половины.

Оставшийся скот, по своему изнурению и в данное время недостатка корма, не внушает надежды на его просуществование до весны, т. е. до зеленого подножного корма. В настоящее время сухой корм слишком дорог: сноп клевера 3–5 фунтов — 1 руб., ячмень пуд — 5 р. 50 коп., а курс нашего рубля пал на 75 %, т. е. его берут за 25 коп.

Последнее время киргизы, как и раньше, продолжают итти в глубь Китая на подводах по найму, многие идут пешком, даже есть случаи матери оставляют своих грудных детей, продают подростков как девочек, так и мальчиков. Продают последнюю свою одежду; весь Уч-Турфанский базар завален киргизскими вещами, как-то: войлоками с юрт, казанами, арканами, седлами и остальными дом. вещами.

Войсковой старшина Бычков.

Копия с копии ЦАУ Уз5. ССР, из дет Туркестанского комитета Врем. пр-ва за 1317 г., арх. № 10, стр. 292; ЦАУ Кирг. АССР К-55/17, стр. 1.

№ 33. Отношение генерального консула в Кашгаре дипломатическому чиновнику при туркестанском генерал-губернаторе

(Копия с донесения в Российскую императорскую миссию в Пекине от 1 декабря 1916 г. за № 3300.)

№ 3302

1 декабря 1916 года

г. Кашгар

По вопросу о волнениях среди инородцев в Семиреченской области в связи с призывом их, во исполнение высочайшero повеления, на тыловые работы и о бегстве их в пределы Северной Кашгарии с захваченными партиями женщин и детей, имею честь донести следующее:

В середине июля сего года среди дунган Пржевальского уезда начали циркулировать слухи, что их всех заберут и пошлют на войну. В то время как администрация уезда объясняла инородцам условия их призыва на тыловые (работы, партия дунган человек в 70–80, подлежащих призыву, бежала в Китай в направлении на Аксу и Кульджу. Так как русские дунгане за свое сорокалетнее пребывание в России не утратили тесных родственных и торговых сношений с китайскими дунганами, го им обеспечен был приют их китайскими родственниками, и они могли легко укрыться от преследования и розысков. Бегство дунган послужило примером для киргиз, которые были смущаемы разными мусульманскими агитаторами, введшими их в заблуждение относительно действительных условий их призыва. Оставаясь внешне спокойными и подчиняясь распоряжениям властей, в десятых числах августа киргизы начали общее восстание в Семиречье. Скопление их большими массами в отдельных пунктах, как на ярмарках, лишило администрацию возможности успешной борьбы с ними, чтобы подавить восстание в зародыше. Сделавшись хозяевами положения, киргизы в течение десяти дней выжгли и вырезали наполовину Джаркентский, Пишпекский уезды и полностью смели Пржевальский уезд, за исключением гор. Пржевальска, на который вели правильную осаду. Дунгане Пржевальского уезда, принявшие участие в этих волнениях и действовавшие в заговоре с киргизами заодно, должны были первые оставить своих сообщников и бежать в Китай, после того как их селения были подожжены и совершенно уничтожены высланными для этого казаками, к тому же киргизы не могли упустить хорошего случая, чтобы не ограбить и дунган.

Мятеж этот сопровождался ужасными грабежами и убийствами, носившими чисто азиатский характер, мужское население поголовно убивалось, дети же и женщины подвергались гнусным насилиям и уводились в горы, где они принуждались выйти замуж за киргиз, изменив предварительно свою веру^[73].

Первая волна беглецов в пределы Китая, состоявшая исключительно из дунган, совершенно была неожиданна для китайских властей и застала их врасплох, чтобы противодействовать ей хоть сколько-нибудь. Первые партии дунган, в несколько человек, начали появляться в гор. Уч-Турфане, ближайшем пограничном пункте, 15–16 августа, в дальнейшем поток этот начал возрастать до нескольких тысяч в день, так как помимо русских дунган бежали китайцы и китайские дунгане, занимавшиеся торговлей и другими профессиями. Поведение всей этой массы было настолько угрожающим, что согласно донесениям командированного мною в Уч-Турфан драгомана Консульства коллежского секретаря Стефановича китайские власти сами опасались возможности подобных беспорядков в своих пределах, поэтому о каких-либо мероприятиях, направленных к задержанию или выселению бежавших, на чем настаивал перед китайскими властями коллежский секретарь Стефанович, не могло быть и речи, все усилия китайских властей, не располагающих к тому же достаточными военными силами в гор. Уч-Турфане, были направлены к тому, чтобы избежать скопления беглецов в самом городе и предотвратить раздачей хлеба и провизии возможный голодный бунт этих измученных дорогой беглецов.

В первых числах сентября в китайских пределах начали появляться небольшими партиями киргизы. Располагая большими стадами скота, не позволявшими им быстро двигаться, киргизы в своей, массе начали переходить китайскую границу только в 20-х числах сентября. К этому времени в Семиречье собралось достаточно вооруженных сил, которые, энергично преследуя их (киргиз), загоняли бунтовщиков в Китай. Киргизы двигались в китайские пределы в 2-х направлениях: 1) мимо Нарынского укрепления через долину Аксай на перевалы Туругарт и Кельтебук в верховьях реки Кокшал, и 2) на юг от города Пржевальска через перевалы Бедель и Кайче, откуда попадали в Уч-Турфанский и Аксуйский оазисы. Первое направление оказалось затруднительным для движения большими массами: близость укрепления Нарынского о его гарнизоном являлась постоянной угрозой для мятежников в случае движения на Туругарт, помимо этого пограничные горы здесь имеют настолько суровый и непривлекательный вид и за отсутствием пастбищ не могли служить приманкой для киргиз. Поэтому через Туругарт на Чакмак направились только те киргизы, которые до начала беспорядков кочевали на юге от Нарына, и они попали сюда в количестве не более 2-х волостей, что объясняется также отсутствием волнений в больших размерах среди киргиз Нарынского участка. В противоположность первому направлению, куда двинулась незначительная часть киргиз, вся масса мятежников с главарями направилась через Бедель в Уч-Турфан и Аксу; близость этих оазисов с хорошими пастбищами к русской границе, незащищенность в этом направлении границы и перевалов дали возможность киргизам беспрепятственно двинуться сюда стихийным потоком. Здесь скопилось. свыше 20 волостей численностью свыше 30 000 человек.

Переходя к допросу о характере отношений китайских властей к мятежникам, то, за исключением единичных фактов, эти отношения должны быть определены как отрицательные, и китайцы чужды всяких симпатий к мятежникам. Это объясняется тем, что в прошлом Китайского Туркестана все волнения и мятежи имели своими источниками выходцев из бывшего Кокандского ханства, а также у всех еще в памяти восстание дунган. Поэтому с появлением первых же партий мятежных дунган и киргиз китайские власти, опасаясь возникновения волнений среди своих подданных, в ответ на мое ходатайство о недопущении мятежников вглубь на китайскую территорию, приняли соответствующие меры, сообразуясь с наличностью военных сил, которые имелись в их распоряжении. Я не могу не отметить внимательного и предупредительного отношения со стороны Кашгарского Титая-ма^[74], который в ответ на мою просьбу не допускать киргиз на китайскую территорию, перешедших границу в районе Туругарта, принял меры к выселению их путем морального воздействия, направив ко мне уполномоченных, заявивших о своем желании возвратиться в русские пределы и клятвенно обещавших всегда подчиняться повелениям русской власти. Таким путем мне удалось направить обратно в Россию киргиз в количестве трех волостей, находившихся в районе перевалов Туругарт и Кельтебук^{17}.

Совершенно иную форму принял вопрос с недопущением киргиз на китайскую территорию в районе Уч-Турфана и их выселением обратно в пределы России. Командированный мною в этот район в июле месяце драгоман консульства колл. секр. Стефанович, еще когда не начинались упомянутые беспорядки, оказался ко времени потока дунган, бежавших в китайские пределы, как раз в Уч-Турфанe, сделавшемся впоследствии местом скопления мятежников. Благодаря личным хорошим отношениям с Аксуйским даотаем^[75] коллежскому секретарю Стефановичу удалось добиться того, что даотай отказался от всяких сношений с уполномоченными мятежных киргиз, просивших даотая разрешения пропустить их на китайскую территорию. В ответ на это, даотай поставил на перевалах стражу, препятствующую переходу границы, и вывесил повсюду в городах объявления, что переход мятежникам на китайскую территорию не разрешается и просьба их о принятии в китайское подданство, не может быть уважена.

Уполномоченные от киргиз, которые появились в это время в Уч-Турфане, направлялись даотаем к коллежскому секретарю Стефановичу, но старания последнего возвратить киргиз обратно в Россию, несмотря на такое же желание со стороны киргиз, не достигли цели. К этому времени в Пржевальском уезде собралась значительная масса разных войск, и они настолько начали энергично преследовать мятежников, что часто не отличали их от мирных жителей. Вследствие этого направленные коллежским секретарем Стефановичем специально посланные к уездным властям города Пржевальска узнать об условиях приема бежавших киргиз, не достигли своей цели, так как казачьи разъезды стреляли по всем, кто появлялся по дороге на Пржевальск. Вследствие этого, когда массы мятежников, преследуемые русскими войсками, направились в город Уч-Турфан, то китайские власти оказались бессильными, не имея в своем распоряжении достаточного количества войск противодействовать стихийному движению киргиз.

Необходимость же вызвать из Уч-Турфана командированного туда драгомана консульства Стефановича ввиду предстоящего отъезда секретаря консульства надв. сов. Роздольского, назначенного в Куанченцы, и отсутствие указаний из министерства, коим бы признавалась необходимой названная командировка, лишили меня, с одной стороны, возможности быть в курсе движения киргиз в Уч-Турфан, с другой стороны, с отъездом коллежского секретаря Стефановича китайские власти почувствовали себя свободнее в своих сношениях с бежавшими киргизами, позволяя им переходить китайскую границу под условием уплаты значительной суммы денег и большой дани натурой — скотом, лошадьми и проч… С целью выяснить размен движения киргиз и возможности их возвращения в русские пределы, я решил воспользоваться для этого услугами надежных туземцев, имеющихся в распоряжении консульства. Так, мною было послано несколько лиц на место стоянок к перевалу Кельбебук, Упаталкан и местность Чакмак. Посланным было поручено убедить киргиз добровольно возвратиться в Россию, где к ним, в случае их невинности, русские власти будут относиться по-прежнему. Насколько миссия подобных лиц оказалась в вышеназванных местностях удачной, достигнуто почти полного выдворения беглецов, настолько она оказалась безрезультатной в Уч-Турфанском районе. Это объясняется главным образом присутствием в этом пункте главарей мятежа, опасающихся возмездия для себя и запугивающих поэтому желающих возвратиться.

Присутствие в горах русских войск, стреляющих по воем, кто появится по дороге, лишает киргиз возможности направить уполномоченных к уездным властям с изъявлением своей покорности, к чему они обнаруживали неоднократные попытки.

Наплыв такой массы киргиз с большими стадами скота в такой небольшой оазис, как Уч-Турфан, вызвал свои последствия, и далеко неблагоприятные, как для самих киргиз, так и для местного населения. Уч-Турфан, обычно снабжающий хлебом Кашгар и другие города, начинает испытывать уже теперь недостаток в хлебе и корме для скота. В то время как хлеб поднялся в цене в 5–6 раз против прежнего, обратно понижение цен произошло на скот. При таком положении через 2–3 месяца в городе Уч-Турфане и соприкасающемся с ним районе неизбежны голод для населения и падеж скота. Доведенные до такой крайности, киргизы проявляют сговорчивость и желание возвратиться в пределы России, и даже те из них, которые теперь еще упорствуют.

Что же касается вопроса о розыске и отбития у киргиз захваченных ими во время мятежа русских женщин и детей, то я не могу не указать на своевременность и рациональность мер в этом отношении, принятых командированным мною в Уч-Турфан драгоманом консульства колл. секр. Стефановичем. Названный драгоман консульства, получив сведения об имеющихся среди киргиз русских женщинах и детях, организовал из русскоподданных сартов партию в 12 человек, которые под видом торговцев свободно разъезжали среди киргиз, разыскивая среди них русских женщин и детей. Помимо этого посылаемые мною туземцы к киргизам с целью убедить их возвратиться в Россию имели всегда специальное поручение разведать об уведенных киргизами русских женщинах и детях. Благодаря вышеупомянутым мерам, мне удалось до настоящего времени освободить свыше 60 женщин и детей, часть коих в 30 человек прибыла уже в Кашгар, остальные же находятся в Уч-Турфане; для препровождения их в пределы России и поимки главарей мятежа командирован, по моей просьбе, в Уч-Турфан Семиреченским военным губернатором войсковой старшина Бычков с 60 казаками, имеющими на-днях Прибыть в Уч-Турфан.

Донося о вышеизложенном, я не могу Не обратить внимания императорской миссии, что для успешной ликвидации вопроса о бегстве мятежных киргиз, их обратном выдворении в пределы России и о захвате главарей мятежа необходимо командировать в Уч-Турфанский и Аксуйский районы одного из чинов консульства, так как отдаленность помянутых городов от Кашгара лишает меня возможности быть в курсе намерений и мероприятий китайских властей в отношении к беглецам, чтобы своевременно, с своей стороны, принять те или иные меры, дабы не дать китайцам проводить свои планы, ее соответствующие в этом вопросе нашим интересам. Так, по имеющимся в моем распоряжении сведениям местные китайские власти благожелательно относятся к мысли о принятии бежавших киргиз в китайское подданство и о предоставлении им земель под пастбища в Аксуйском и Кучарском районах.

В заключение считаю долгом присовокупить, что по полученным мною сведениям китайские власти, в лице аксуйского даотая, отнеслись весьма сочувственно к некоторым из наших мятежников, главным образом, дунганам, и направили их на постоянное жительство в местность Лоб-Нор, где им будут бесплатно предоставлены земельные участки. Сведения эти проверяются через аксакалов вверенного мне консульства.

Генеральный консул (подпись не разборчива)

Настоящая копия взята из дел ЦАУ Узб. АССР, фонд КТГГ, 1916 г., арх. № 43/4. По архивным материалам ЦАУ Кирг. АССР, фонд № А А-57/138 за 1916 г., стр. 30–38.

№ 34. Докладная записка драгомана консульства в Кашгаре Стефановича

(Начало 1917 г.)

Господину российскому императорскольу генеральному консулу в Кашгаре

драгомана консульства коллеж, секр. Стефановича.

Докладная записка

о волнении среди киргиз Семиреченской области и о бегстве их в китайские пределы

По полученным мною сведениям, путем опроса отобранных от киргиз русских пленных, по показанию арестованных участников мятежа, по рассказам очевидцев мятежа русских и китайских подданных сартов, по справкам, полученным от пострадавших в той или иной мере от названного мятежа, по донесениям аксакалов в Уч-Турфане и Аксу и лиц, специально посланных в разные места на разведки, а также по сообщению духовных лиц из мусульман, пользующихся у киргиз большим влиянием и авторитетом, — картина волнений в Семиреченской области и причины, вызвавшие их, представляются в следующем виде.

В начале июля среди киргиз заметно было некоторое брожение и смущение, вызванное, повидимому, ожиданием призыва на тыловые работы во исполнение высочайшего повеления. Киргизы — чернорабочие, торговцы и другие, имеющие знакомство среди русских, неоднократно обращались к последним с вопросами о характере призыва, причем вопросы, предлагаемые ими, порой носили не только бессмысленный характер, но видно было, что смущение вызывалось и сеялось среди них злонамеренными лицами, чему способствовало крайнее невежество киргизской массы. Так, киргизы говорили, что они будут посланы на работы на фронте в места, находящиеся между русскими войсками и немецкими, причем в них будут стрелять как те, так и другие. Когда им указывали на вздорность подобных слухов и разъясняли истинные условия призыва, что они будут определены только на тыловые работы и что им будет выдана соответствующая заработная плата, то они не только не верили этому, а указывали на такие факты, как на то, что ими представлены были по требованию начальства юрты, войлоки, пайпаки (чулки), давались лошади по ремонту, но денег они или совсем не получали, или если получали, то далеко несоответственно со стоимостью взятых вещей, а также и вопреки ценам, заявленным властями на те или иные предметы, потребные для армии.

Объяснение этого кроется в родовой организации киргизского быта. Строгое и безответственное подчинение старшему в роде, имеющее за собой много положительных сторон, бесспорно было необходимым элементом в организации внутреннего управления киргиз, до тех пор, пока они жили самостоятельно, не входя в соприкосновение с административной организацией русского государства. С момента подчинения киргиз и включения их в отдельные административные единицы, какой являлась среди них волость, родовой киргизский быт начал обнаруживать и свои отрицательные стороны, отчего больше всего страдало само киргизское население. С разделением киргиз на волости, и с введением волостного управления, среди них начинается партийная борьба^[76] из-за получения должностей старшины, судьи и пр. При таких обстоятельствах влияние старших в роде начало утрачиваться и переходить к богатым, имеющим возможность использовать свои материальные блага для получения места, или же к лицам, не чуждым физического воздействия на киргизскую массу, державшим ее в постоянном страхе, и кабале. Последнее является особенно характерным для киргизского быта, — уплата кибиточной подати и др. повинностей, как мирного времени, а также и вызванных войной, производилась волостными, которые брали с подчиненных им киргиз в 2–3 раза больше того, что с них требовалось, если даже надо было уплачивать деньги за взятые для нужд армии вещи, то волостные предпочитали оставлять их у себя. Управление киргизской массой уездной администрацией через подобного рода волостных, порой даже не бескорыстная поддержка их, усугубляют только тяжесть безысходного положения темной массы, лишенной возможности обратиться с жалобой на своих управителей. Когда отдельные лица советовали им обращаться к уездному начальнику или даже губернатору, то ответ получался слишком печальный — к губернатору нас не допустят, а уездный начальник — прогонит. При таком состоянии всей киргизской массы трудно было рассчитывать, чтобы мобилизация рабочих протекала без проявления нежелательных эксцессов. Богатые киргизы, занимающиеся торговлей или земледелием, как перешедшие на оседлое положение, были бесспорно против всяких волнений и склонны были удовлетворить требования призыва рабочих, так как помимо материального ущерба, который был неизбежен для них в случае мятежа, они, как более осведомленные, видели бессмысленность и гибельные последствия от неповиновения властям. Но этот класс лиц, как немногочисленный и малосорганизованный, хотя и пользовавшийся некоторым влиянием у киргизской массы, не в состоянии был противодействовать главарям, так называемым манапам, большинство коих и было, в силу указанных выше причин, волостными управителями. У последних было достаточно причин, чтобы противиться призыву киргиз. Господствуя почти неограниченно над киргизской темной массой, над ее имуществом и чуть ли ее жизнью (последнее не является преувеличением, так как бывали частые случаи убийства нежелательных манапам лиц, при чем сами они оставались в стороне), манапы усматривали в призыве киргиз на работы угрозу своему безответственному и неограниченному господству над ними. Главари это прекрасно сознавали, что власть их держится только благодаря невежеству и темноте киргиз, которые в общей своей массе, помимо гор и своего аула, ничего не видели, с призывом же на работы у этой же самой массы неизбежно, как результат более тесного общения с русским населением, могли зародиться хотя бы элементарные представления о праве, что в дальнейшем принесло бы и конец господству манапов. Последние могли предвидеть это, наблюдая проявления обнаружения противодействия в отношении к своим манапам со стороны киргиз, переведенных на оседлое положение, каковой перемене киргизского быта противодействовали, в силу вышеизложенных причин, опять-таки манапы. При таких условиях манапам предстояла дилемма отказаться от главенства и власти, которые перешли бы к другим лицам, их противникам, пожелавшим бы использовать такой благоприятный момент, как всеобщее брожение среди киргиз, вызванное призывом рабочих, или Же самим остаться во главе послушных им масс, имея к тому же в перспективе возможность грабежа и легкой наживы за счет мирного русского населения.

Вот почему почти во всех волостях руководителями мятежа оказались волостные старшины, которые, казалось бы, должны были быть безупречными исполнителями воли своего начальства и проводниками среди киргиз идей русской власти^[77].

Помимо вышеизложенных причин нельзя не отметить известной близорукости и даже преступной неосведомленности со стороны местной администрации. Мятеж в таких размерах, какие он принял, не мог в своей подготовке пройти незамеченным. Помимо общего смущения и брожения среди киргиз, что было заметно для лиц, имевших с ними соприкосновение, такой факт, как собрание в несколько тысяч человек, в 10-х числах июля, в урочище Уч-Кунор, где киргизы решили противиться распоряжениям властей и не давать рабочих, при надлежащей осведомленности властей не мог пройти незамеченным уже в силу большого числа участников названного собрания. Отсутствие же точных посемейных списков с указанием возраста членов семьи помимо того, что давало произвол волостным писарям вносить и исключать из призывных списков подлежащих лиц по своему усмотрению, послужило поводом к тому, что главари начали запугивать массу тем, что в списки призыва будут внесены 16—18-летние как 19-летние, а лица старше 35 лет, не подлежащие призыву, будут записаны как 30—35-летние, так что в аулах останутся только одни женщины, дети, и глубокие старики. Отсутствие разъяснений о характере призыва со стороны администрации именно самой массе, которая подлежала, главным образом, призыву и была смущена именно теми главарями, которым давались разъяснения администрацией о значении высочайшего повеления, повело к тому, что массы отказались верить даже в наличность высочайшего повеления, объясняя призыв распоряжением местных властей, что еще больше способствовало решению киргиз не подчиняться требованиям властей.

Готовясь к открытому сопротивлению и восстанию, киргизы приняли во внимание и те силы, с которыми им предстояло вступить в борьбу. Даже на первый взгляд видно, что соотношение сил было в их пользу. В Пишпекском и Пржевальском уездах ко времени начала мятежа не было никаких войск, отсутствие же мужского населения вследствие призыва запасных в русских поселках давало им лишний

Шанс надеяться на успех мятежа, к тому же киргизской массе было внушено главарями, что войска находятся все на войне и что скоро будут забирать даже женщин, так как мужчин не хватает. При таких условиях возможность пограбить русское население, поживиться крестьянским скотом, оказалась настолько соблазнительной, что вся киргизская масса только и ждала благоприятного момента, чтобы наброситься на русское население^[78]. Назначенный в середине августа призыв рабочих был причиной того, что киргизы решили не допустить этого и подняли восстание, Если у них не был определен заранее день самого восстания, то почва была настолько подготовлена, что необходимо было кому-нибудь только начать, чтобы пожар восстания охватил чуть ли ее всю Семиреченскую область.

В Пржевальском уезде восстание началось 8 августа на северо-западном берегу озера Иссык-куль нападением киргиз на большое село Сазоновку. С целью склонить к участию в мятеже лиц нерешительных, главари мятежа в Семиречье — сыновья майора милиции Шабдана, оказавшего в свое время большие услуги русскому правительству в деле организации киргизского быта, пользующиеся у киргиз большим влиянием и ставшие во главе этого мятежа, разослали повсюду гонцов с известием, что ими уже взяты Пишпек, Токмак и другие большие села Пишпекского уезда, захвачен целый транспорт винтовок и патронов, и что они идут на помощь Пржевальским киргизам, чтобы взять г. Пржевальск, при этом указывалось, чтобы киргизы избивали мужское население, женщин и девушек брали себе в жены, мальчиков-подростков до 15 лет — в пастухи.

Свыше 2-х недель киргизы грабили и убивали русских, уничтожая на своем пути все, что только им попадалось. Отрезанность Пржевальского уезда, окруженного со всех сторон мало доступными горами, как нельзя более способствовала преступным пленам киргиз уничтожить весь уезд и взять город. Хотя последнее им не удалось, но зато весь уезд был уничтожен (остались целыми только три села). Но подобное кошмарное положение продолжалось недолго. Начавшие прибывать понемногу войска стали преследовать киргиз. Первыми, признавшими свое поражение, оказались дунгане, поднявшие восстание вместе с киргизами, они уже в 15-х числах августа бежали в пределы Китая, где у них имелись родственники и торговые связи. Вскоре вслед за дунганами направились в пределы Китая и киргизы, перейдя границу в Кульджинском и Кашгарском районах.

Выясняя картину появления киргиз в Кашгарском консульском округе, приходится сказать, что главная масса их хлынула в Уч-Турфанский и Аксуйский оазисы и только незначительная часть их попала и в Кашгарский уезд. В Кашгарский уезд бежали киргизы в количестве 2-х волостей из Нарынского участка, где волнения оказались меньше, чем в других частях Пржевальского уезда, к тому же и сами бежавшие сюда оказались совсем мало причастными к мятежу — их бегство было вызвано опасением пострадать от своих же киргиз-мятежников, которые принудили бы их принять участие в мятеже или же разграбили бы их стада. При таких условиях беглецы из Нарынского участка не могли долго оставаться на китайской территории, и, действительно, они были выдворены консульством в места постоянного своего жительства, причем следует отметить тот отрадный факт, что они не понесли почти никакой потери скотом, возвратившись в пределы России со своими стадами.

Совсем другого характера представляется картина бегства киргиз и их экономического состояния в Уч-Турфанском районе. Сюда бежали киргизы из Пржевальского и Пишпекского уездов, большей частью волости, принимавшие видное участие в мятеже. Что же касается самого количества волостей, то таковое представляется довольно трудным определить точно. Киргизы при бегстве своем, преследуемые казаками, так перемешались, что теперь было бы невозможно провести прежнее подразделение их на волости — части одной и той же волости находятся в Кульджинеком районе и Уч-Турфанском. Общее же число киргиз в Уч-Турфанском и Аксуйском районах может быть определено в 100 000–120 000 человек. Вся эта масса появилась здесь в конце сентября и октябре. Двигаясь по горам и направляясь по малодоступным перевалам, киргизы шли, преследуемые по пятам русскими войсками, к тому же переобремененные награбленным имуществом и разными принадлежностями своего домашнего обихода, мало заботились о сохранении своего скота. Путь же, по которому они направлялись в Китай, оказался настолько тяжелым вследствие частых малодоступных для перехода гор, что большая часть скота у них пала по дороге. По одному только пути через перевал Бедель, которым, главным образом, направились киргизы в Уч-Турфанский район, насчитывается свыше 10 000 голов павшего скота и лошадей. Скот, который им удалось привести в китайские пределы, вследствие отсутствия корма здесь и перечисленных лишений в пут. и, пал почти полностью, если что и осталось у них, так это небольшое количество баранов и верблюдов, как более выносливых и малотребовательных животных. Принимая же во внимание, что новый корм в горах появится не ранее мая месяца, приходится предположить, что и эти незначительные остатки скота к тому времени падут, тем более, что и настоящий их вид не дает никакой надежды, что он в состоянии будет перенести оставшиеся 3–4 зимних месяца. Потеряв свои стада, главное свое богатство и состояние, киргизы очутились здесь в крайне бедственном положении. Не имея ничего, с утратой скота помимо жалкого домашнего скарба, киргизы, чтобы поддержать сколько-нибудь свое существование, начинают продавать самое необходимое из своего домашнего обихода — кошмы, казаны, чайники, седла, уздечки и прочее. Дороговизна на предметы первой необходимости в Уч-Турфане и Аксу ставит всю ту киргизскую массу перед лицом голодной смерти: среди них начинает появляться на почве недоедания эпидемия брюшного тифа, цынга и прочее. Чтобы избавиться от лишних ртов и тяжелой ноши в пути — киргизы начинают бросать на дороге и в местах своих стоянок малолетних детей, девочек же и мальчиков свыше 12 лет продают местным сартам по 30–40 рублей (при курсе рубля в 3 теньги вместо 12-ти). При таких условиях будущее их представляется крайне тяжелым и безысходным, если они перенесут зиму и доживут даже до весны, то и тогда не предвидится для них ничего облегчающего здесь, на месте, даже в виде работы на полях, так как местное население не испытывает недостатка в рабочих руках, а, наоборот, излишек своих рабочих отсылало в пределы России на заработки.

Что же касается выселения киргиз в Россию, при условии выполнения ими требовании, изложенных в секретном письме туркестанского генерал-губернатора на имя тов. министра ин. дел от 6 ноября 1916 г. № 1148, а именно:

1) выдача русских пленных, 2) оружия, 3) главарей и 4) изъявление покорности, то для них из всего этого окажется выполнимым разве только последнее — изъявление покорности, т. к. русские пленные ими уже давно убиты, за исключением тех женщин (65 человек), которые, благодаря принятым консульством мерам, были отобраны еще в сентябре и октябре; оружие же, как имеющее значительную ценность на местном рынке, продано или китайским подданным сартам, или, главным образом, отобрано китайскими властями. Что же касается требования выдачи главарей, то оно для этой массы, испытывающей такие ужасные лишения и нужду и к тому не имеющей никакой организации, не выполнимо. Кроме того, главари уже успели скрыться, бросив всю эту массу на произвол судьбы. Так, по последним сведениям, Шабданы направляются на юг, в Хотан, откуда хотят проскользнуть в Индостан или Афганистан.

Принимая во внимание бедственное положение киргиз, нужно иметь в виду, что при выдворении в пределы России, только незначительная часть из них сможет переехать самостоятельно, остальная же масса нуждается в помощи и притом в широких размерах — им нужно будет оказать поддержку, если не перевозочными средствами, так как они смогут дойти и пешком, то по снабжению их провизией, запасов коей у них нет, средств же на приобретение у них никаких не имеется. Я не говорю уже о том, что по возвращении в Россию они должны будут служить предметом особых забот администрации как по предоставлению им мест для жительства и самих жилищ, так как юрты и даже принадлежности домашнего обихода у них совершенно отсутствуют, так и по приисканию работы и средств к пропитанию, так как трудно допустить, чтобы русское население, ограбленное и столь обиженное ими, продолжало мирное с ними сожительство, наоборот, необходимо будет принимать меры к защите киргиз со стороны питающего к ним злобу русского населения и даже регулярные войска: нужно будет заботиться о снабжении этих киргиз провизией и необходимой одеждой и обувью, так как они совершенно обносились за свое долгое путешествие. Появившиеся среди них эпидемии тифа и цынги должны служить предметом особых забот по принятию санитарных мероприятий и по посылке надлежащего медицинского персонала для борьбы с названными эпидемиями и для предупреждения распространения этих болезней среди русского населения. Вот те вопросы, которые невольно возникают при мысли о весеннем водворении киргиз в пределы России.

Переходя к выяснению отношений со стороны китайских властей к бежавшим киргизам, приходится констатировать в данном случае два фазиса, через которые прошло развитие этих отношений, и притом чуть ли не диаметрально противоположных. Первая волна беглецов, которыми оказались дунгане, обнаружившаяся в середине августа, была настолько неожиданной для самих китайцев, что не могло быть и речи о том, чтобы китайские власти могли оказать какое-либо противодействие в недопущении их на свою территорию. К тому же большая часть бежавших дунган оказалась китайскими подданными.

Все усилия китайских властей были направлены в это время к тому, чтобы внести успокоение в умы этой озлобленной массы, жесткость и свирепость коей памятны были китайцам по восстанию дунган в 70-х годах прошлого столетия в западных провинциях Китая. Поэтому китайские власти, напуганные появлением громадного количества такого неспокойного элемента, как дунгане, и опасаясь возникновения волнений среди своих подданых сартов, поспешили увеличить число войск в Уч-Турфане, как самом опасном месте скопления беглецов, присылкой различных войсковых частей из Аксу, Яркенда и даже Кашгара, так что, если в момент неожиданного появления дунган в Уч-Турфане имелось 60–70 человек солдат, то через месяц в том городе было собрано от 300 до 400 человек конницы и пехоты.

Насколько важное значение китайцы придавали появлению беглецов, видно из того, что по появлении первых известий о прибытии в Уч-Турфан дунган туда отправился по распоряжению син-цзянского губернатора Аксуйский даотай Чжу-жуй-Чи, который и оставался там юкол о трех месяцев, пока не прекратилось движение киргиз в пределы Китая.

Какое же отношение занял даотай Чжу, а вместе с ним и другие чиновники, находившиеся в его распоряжении, в вопросе о переходе киргиз на китайскую территорию? На этот вопрос я постараюсь дать ответ сообразно с фактами, характеризующими деятельность названных чиновников. Первые большие партии киргиз на китайской территории появились не раньше 20-х чисел сентября, хотя попытки перехода через границу со стороны киргиз начали было обнаруживаться еще в конце августа и начале сентября.

Будучи командирован вашим сиятельством в августе месяце в Аксуйский и Уч-Турфанский районы выяснить картину бегства дунган, подлежащих призыву на работы и бежавших тогда небольшой партией в 75 человек, я как раз в разгаре бегства дунган, оказавшегося в 20-х числах августа, прибыл в Уч-Турфан и так как я уже был осведомлен о характере волнений в Пржевальском уезде, то возможность появления киргиз в пределах Китая для русского правительства явится нежелательным, допущение же их на китайскую территорию и удовлетворение их просьбы — предоставить им пастбище и принять их в китайское подданство, — если таковое случится со стороны китайских властей, будет рассматриваться как акт недружественный и угрожающий интересам Российского государства, тем более что и статьи договоров по вопросу о перебежчиках, заключенных; между собою обоими государствами, Никоим образом не дозволяют им появляться на территории той или другой из договаривающихся сторон.

В результате подобного рода настояний с моей стороны перед даотаем Чжу оказалось то, что он во время моего пребывания в Уч-Турфане до 15 сентября отказывал киргизам в разрешении перейти на китайскую территорию и принять их в свое подданство, — наоборот, уполномоченных киргиз с подобными ходатайствами он направлял ко мне, как их законному начальнику, я жe, со своей стороны, направлял их в Россию (см. мое донесение от 4-го сентября за № 28).

По моему настоянию даотаем были поставлены караулы из китайских солдат как на перевале Бедель, главном пути из Пржевальска з Уч-Турфан, так и на других перевалах, на случай возможного движения киргиз в китайские пределы. Вследствие принятых мер, киргизы не могли появляться на китайской территории, так как помимо того, что им ясно было высказано отношение китайских властей, как их уполномоченным, так и через специально посланных даотаем лиц на места их стоянок; наличность караула и застав «а всех перевалах была достаточным доказательством нежелательности появления их на китайской территории, почему ко времени моего отъезда из Уч-Турфана, 15 сентября, т. е. спустя более месяца после начала мятежа, в Уч-Турфанском районе насчитывалось не больше 20–30 семейств киргиз, прибывших самыми трудными и малопроходимыми дорогами.

В 20-х числах сентября указанная выше картина, в смысле благоприятного отношения со стороны китайских властей к выявленным мною требованиям о недопущении киргиз на китайскую территорию, резко изменилась. После моего отъезда поставленные китайцами караулы и заставы на разных перевалах были сняты по распоряжению даотая Чжу, и киргизы, преследуемые русскими войсками, хлынули всей своей массой в Уч-Турфанский район, что имело за собой для киргиз печальные последствия, как полное разорение — утрату скота и всего имущества. Совершенно другого рода картина рисуется в смысле экономического благосостояния киргиз, если бы китайские власти не снимали своих караулов и не позволяли киргизам переходить на свою территорию, киргизы, увидев, что им не оставалось иного выхода, как изъявить покорность и выполнить требование русских властей, были бы водворены последними на отведенные для них места и сохранили бы весь свой скот, который они утратили, попав в китайские пределы.

Выясняя подробнее факт появления киргиз на китайской территории в Уч-Турфанском районе, приходится сказать, что переход киргизами китайской границы является результатом неисполнения китайскими властями тех статей договоров, заключенных между Россией, и Китаем, которые специально говорят о перебежчиках, а также преднамеренного стремления со стороны тех же китайских властей нанести чувствительный удар русскому престижу в Син-Цзянской провинции и злой воли их причинить ущерб русским интересам.

Что касается статей договоров, затрагивающих, вопрос о перебежчиках, то они ясно говорят, что перебежчики не должны быть допускаемы на территорию того или другого из договаривающихся государств. Так, статья 10 Кульджинского 1851 г. договора говорит: «Если преступник одного государства убежит в другое, то его не оставлять там, но местные власти той и другой стороны строжайше и с точностью отыскивают следы дезертира и, поймав его, передают одна другой».

Тон же статьи 10 Пекинского 1860 г. договора еще более решительно говорит о недопущении перебежчиков. «В случае побегов за границу, по первому лее о том извещению, немедленно принимаются меры к отысканию перебежчика. Найденный перебежчик немедленно передается со всеми принадлежащими ему вещами пограничному начальству».

К вопросу же о переходе киргизами китайской границы не было бы никакой необходимости говорить о перебежчиках, если бы только китайские власти, в частности даотай Чжу, сдержали свое обещание, данное мне, не допускать киргиз на свою территорию.

Ст. 17 Петербургского договора 1881 г. подтверждает мысли, высказанные в вышеуказанных статьях, разъясняя характер взыскания убытков в случае угона и пропажи скота. Я уже не говорю о том, что и ранее заключенные договоры определенно и строго высказываются за недопущение перебежчиков. Так мысли, высказанные в ст. 10 Китайского трактата 1727 г. и даже еще раньше в ст. 4 Нерчинского договора 1689 г. подтверждаются в последующих договорах, являясь порой предметом специально заключенных добавлений к договорам, как дополнительная статья к Кяхтинскому договору 1768 г. и международный акт 1792 г.

Считаясь с тем, что детали, особенно в смысле наказания виновных указанных статей может быть и не соответствуют нашему времени, но дух всех выше приведенных статей говорит за то, что отношение со стороны властей того или иного государства к перебежчикам, какими оказались в данном случае дунгане и киргизы, может быть выражено только как к преступному элементу, каковой не может быть допускаем на чужую территорию, то это только потому, что появление перебежчиков может оказаться неожиданным, застать врасплох пограничных властей и произойти против воли тех же властей.

Какой же характер носило появление киргиз на китайской территории и произошло ли оно при обстоятельствах, напоминающих сколько-нибудь вышеприведенный случай? Если можно было сказать, что появление дунган оказалось неожиданным для китайских властей, то никоим образом не приходится сказать то же самое и о появлении киргиз на китайской территории и, главным образом, в Уч-Турфанском районе.

Как я уже сказал выше, включительно до 20-х чисел сентября, т. е. до времени моего отъезда из Уч-Турфана, когда прошло больше 40 дней с начала мятежа, киргизы не допускались китайцами на свою территорию, и посланные мною и даотаем лица (сарты) к ним в горы указали киргизам на запрещение переходить границу, присутствие же китайских солдат на перевалах только наглядно подтвердило достоверность сообщения посланных мною лиц. Все это говорит за то, что китайскими властями вышеприведенные статьи договоров о перебежчиках понимались в указанном мною смысле. Чем же была вызвана перемена взгляда китайских властей и в частности даотая Чжу как высшего сановника в пограничной полосе, в Уч-Турфанском районе, в отношении к киргизам? Объяснить это недостаточностью войск в названом районе и опасением китайцев насильного вторжения киргиз и в их пределы совершенно невозможно. Во-первых, потому, что, как я уже выше говорил, китайцами в середине сентября был собран значительный отряд в Уч-Турфане численностью до 400 человек, впоследствии увеличенный до 600, каковые силы, можно полагать, являлись вполне достаточными на случай насильственного вторжения киргиз в данный район, во-вторых, со стороны киргиз не было обнаружено абсолютно никаких попыток к нападению даже на небольшие караулы в 5–7 человек, охранявшие перевалы, уже не говоря о том, что, даже на случай нападения караулы эти могли быть увеличены в нужных размерах. Таким образом причина увода и снятия китайских солдат с охранявшихся ими перевалов, а вместе с тем и разрешение киргизам перейти на китайскую территорию, кроется в чем-то другом. Исследование деятельности даотая Чжу в этом направлении убеждает нас, что в принятии им такого решения помимо корыстных целей — получить крупные суммы с киргиз за разрешение перейти границу — им, или вернее синьцзянским губернатором Яном, руководила и злая воля нанести чувствительный ущерб русским интересам и удар русскому престижу в западном Китае.

Указывая на то, что киргизы получили разрешение со стороны китайских властей перейти на их территорию, я имею в виду тот факт, что киргизы каждой волости, прежде чем вступить на китайскую территорию, присылали к даотаю Чжу своих уполномоченных испросить соответствующее разрешение, снабдив предварительно их значительной суммой денег на случай возможных трений в получении нужного им разрешения. Все депутации подобного рода принимались даотаем Чжу довольно милостиво, и разрешение на переход границы выдавалось им при условии уплаты деньгами не меньше 5 000 рублей, выдачи всего огнестрельного и холодного оружия, внесения значительного количества опия, конечно не в целях уничтожения, а для продажи; лошади же, рогатый скот и овцы забирались уже не только даотаем, но всеми китайскими чиновниками, в размерах, не поддающихся даже учету.

Достаточно того, что ими было забрано скота и овец столько, что они нашли возможность благотворительствовать, отдав несколько сот овец и рогатого скота на прокормление русских пленных, взятых у киргиз. Подобного рода деяние, конечно, никоим образом не может служить доказательством щедрости и сострадания китайских чиновников.

Отношение же даотая Чжу к Шабданам, главным виновникам мятежа в Семиречье, может быть названо только преступным. Помимо того, что он принимал их как депутатов, взяв от них деньги, опий, оружие и скот (см. протокол, подписанный войсковым старшиной Бычковым, аксуйским аксакалом и аксакалом консульства), он продолжал иметь с ними личные сношения даже после того, как консульством (вследствие ходатайства начальника штаба Туркестанского военного округа и вице-губернатора Семиреченской области) было заявлено требование о приемке^[79] названных зачинщиков мятежа, он предупреждал их о грозящей им опасности и помог им бежать, снабдив проводниками, не говоря уже о том, что просьба русского аксакала, а впоследствии и моя, оказать нам помощь и послать несколько джигитов для задержания Щабданов не была им уважена, несмотря на прямое указание с моей стороны на несоблюдение им обязательств согласно ст. 10 Кульджинского договора 1851 г. и ст. 10 Пекинского договора 1850 г. (см. копию письма от 3 января).

В данном случае им всецело руководило нежелание выдать Шабдаяов, показания коих могли оказаться для него слишком компрометирующими. Насколько же благожелательным оказалось отношение даотая Чжу к Шабданам и вообще к киргизам, свидетельствует тот факт, что в официальном разговоре с войсковым старшиной Бычковым Шабданы были названы им такими же «гостями» на китайской территории, как и Бычков со своим отрядом, имеющими по этому такое же право рассчитывать на китайское гостеприимство, как и сам войсковой старшина Бычков (см. протокол за подписью Бычкова и переводчика Ибрагимова).

Такое благожелательное отношение к киргизам является характерным не только для даотая Чжу, но следуя ему уездные начальники, как Аксуйский и Байский, в своем покровительственном отношении к киргизам дошли до того, что вывесили в городе объявление, где прямо говорят, что они идут навстречу киргизам в их бедственном положении и берут их под свою защиту. Конечно такие высокие побуждения со стороны китайских чиновников имели своим фактором денежные и прочие ценные подношения. До чего же доходит бесстыдство и нежелание китайских чиновников считаться с выполнением обязательств, налагаемых на них договорами, видно хотя бы из того, что ими принимаются на службу в войска в качестве солдат конных и пеших те же беглые киргизы; около 40 человек завербовано ими, причем некоторые из этих киргиз несут обязанности городовых в Уч-Турфане.

Что же касается вопроса об отобранном оружии у дунган и киргиз то, хотя представляется довольно трудным определить точную цифру, но если мы примем во внимание то обстоятельство, что за 2 дня, которые провел чиновник Полтавский в крепости, спасаясь от дунган, туда было доставлено свыше 60 ружей и шашек, отобранных китайскими солдатами от бежавших дунган, а также и то обстоятельство, что одними Шабданами было передано даотаю свыше 30 винтовок и что оружие, взятое нашими аксакалами в Аксу и Бае от киргиз, было, отобрано у названных аксакалов по распоряжению даотая, дают мне основание допустить, что количество оружия, захваченного таким образом даотаем, достигает 300 ружей, среди коих надо считать не меньше 100 винтовок. Согласно смысла приведенных выше статей договоров, оружие это подлежит выдаче русскому правительству.

Такая успешная деятельность даотая Чжу не могла пройти незамеченной со стороны син-цзянского губернатора Яна, который, начав борьбу с русским влиянием в названной провиниции, еще в прошлом году зимой, выдвинув на сцену трудно разрешимый вопрос о землевладении для русских подданных в Кашгарии, нашел его самым подходящим кандидатом для замещения освободившейся вакансии даотая в Кашгаре с уходом с этого поста его брата, который к тому же далеко не оправдал возлагаемых на него надежд.

Принимая во внимание вредный характер деятельности даотая Чжу, я не могу не высказать опасения, чтобы и дальнейшая его деятельность, уже в Кашгаре, не приняла враждебного русским интересам направления, особенно после того, как им будут получены соответствующие директивы от губернатора, поставившего, повидимому, себе задачей умаление и искоренение русского влияния в Кашгарии.

Выясняя позиции китайских властей к вопросу об отношении к беглецам-киргизам. я не могу не коснуться другого вопроса, выдвинутого китайским правительством в связи с волнениями в Семиреченской области. Я имею в виду заявление китайского правительства к русскому об удовлетворении убытков, понесенных китайскими подданными во время указанных беспорядков. Полагая в основу в отношении к данному ходатайству взгляд, высказанный своевременно вашим сиятельством, что интересы китайских подданных не могут быть поставлены выше интересов русских подданных, и удовлетворение убытков первых за счет последних недопустимо, согласно духу наших основных законов, я хотел бы обратить внимание вашего сиятельства на тот факт, что обрисованная выше преступная деятельность китайских властей, не исключая косвенного участия и губернатора, главным образом даотая Чжу, принесла существенный ущерб русским интересам и громадные убытки русским подданным, какими являются обобранные ими наши киргизы. Разрешение, данное ими киргизам, перейти на свою территорию, имело своим последствием утрату киргизами всего скота, не говоря о той массе скота, которая была отобрана властями у киргиз, а также китайскими подданными по праву сильных, оставшийся скот пал за отсутствием корма. Совсем другого рода картина рисуется в том случае, если бы китайские власти выполнили добросовестно свои обязательства и не допустили киргиз на свою территорию. Киргизы, увидев, что у них нет другого исхода, как подчиниться своим властям, выполнили бы требования последних по выдаче главарей мятежа, оружия и уведенных пленных, сохранили бы не только свои стада, но никогда не впали бы в такое бедстьснное положение, как мною нарисовано выше. Поэтому, вместо какого бы то ни было удовлетворения убытков китайским подданным предстоит вчинить иск китайскому правительству за убытки, понесенные киргизами вследствие недобросовестного исполнения китайскими властями договорных обязательств.

Если даже мы обратимся к ст. 17 Петербургского договора 1881 г., которая говорит, что, иск за убытки подданных того или другого государства, в случае пропажи скота, не может быть вчинен к тому или иному правительству, то это только в том случае, если власти со своей стороны выполнили все возлагаемые на них обязательства, чего в данном случае мы не можем сказать о китайских властях. Наоборот, поведение китайских властей, в частности даотая Чжу, охарактеризованное мною выше как преступное, подходит под статью 8 Кяхтинского трактата 1727 г. (эта статья не отменена последующими договорам): «Пограничные обеих империй управители имеют непродолжительное по правде каждое дело решить. А ежели будет замедление за свою партикулярную корысть, тогда каждое государство да накажет своих по своим правам».

Затрудняясь точно определить размеры возможных убытков для бежавших киргиз, но, считаясь с тем обстоятельством, что их бежало до 120 000 человек, кои, исчисляя в среднем, имели 5–7 голов скота на душу (вклю чая и детей), то сумма в 12 000 000—15 000 000 рублей не будет преувеличением.

Коснувшись вопроса возмещения убытков китайским подданным, считаю необходимым указать на те способы и меры, какие были приняты китайскими властями для определения размеров убытков, понесенных, китайскими подданными.

Преобладающим элементом из китайских подданных в Семиречье были сарты и дунгане. Как те, так и другие занимались мелкой торговлей, продавая вразнос русскому населению самое необходимое в их домашнем обиходе. Оборот подобного рода торговцев не превышал сотни рублей и давал им заработок 10–15 рублей в м-ц. Теперь же ими заявлены убытки на громадные суммы; меньше как на 10 000 рублей убытки китайскими властями не вносились в списки.

С целью ознакомиться на месте с картиной мятежа и опроса своих подданных, оставшихся в Пржевальске, по распоряжению син-цзянского губернатора был командирован Аксуйским даотаем Чжу в Пржевальск Уч-турфанский уездный начальник Цзинь-лун. Нельзя сказать, чтобы он лично занялся выполнением возложенной на него задачи Вся его деятельность была направлена к закупке свыше 5 пудов опия как для продажи, так и для личного потребления. Зато указанная задача по выяснению размеров убытков была возложена на аксакала китайских подданных в Пржевальске Мад-Нияса, каковой род деятельности названного аксакала, как выполнение поручения китайских властей, согласно положению о китайских аксакалах служить посредником между русскими властями и китайскими подданными, никоим образом не может быть допустим, тем более, что и теперь от названного аксакала продолжают поступать донесения на имя аксуйского даотая по вышеуказанному вопросу.

Указав какое отношение заняли китайские власти вообще к бежавшим киргизам, я считаю нужным подробнее выяснить обстоятельства дела с поимкой главарей мятежа. Согласно просьбе начальника штаба Туркестанского военного округа принять меры к поимке зачинщиков мятежа, каковая просьба была поддержана впоследствии полковником Колосовским, которым был своевременно прислан список главарей, вашим сиятельством был послан в Аксуйский и Уч-Турфанский районы аксакал консульства Джалиль-хан Джамаль Ходжаев на деньги, переведенные из штаба Туркестанского военного округа, с целью определения местонахождения (поименованных в списке полковника Колосовского) виновников мятежа, дабы при содействии китайских властей (на что всецело рассчитывалось) захватить этих лиц. Несмотря на то, что консульством своевременно был представлен, через кашгарского даотая, син-цзянскому губернатору список лиц, подлежащих поимке, и несмотря на частные сообщения вашего сиятельства, а также и мои (см. приложение нр. 3) на имя аксуйского даотая Чжу принять меры, налагаемые на него договорами, к поимке главарей мятежа, несмотря впоследствии на личные мои и войскового старшины Бычкова настояния содействовать выполнению названной просьбы, со стороны даотая Чжу не было сделано никаких шагов в указанном направлении. Причины этого кроются в том, что почти все поименованные в списках главари в свое время при вступлении на китайскую территорию испрашивали лично у даотая разрешения перейти границу, причем его разрешение оплачивалось — очень и очень солидными денежными суммами. Поэтому тот же даотай не без основания в разговоре с войсковым старшиною Бычковым мог назвать всех этих преступников «гостями» и на замечание того же Бычкова, что всякий чиновник должен работать не за страх, а за совесть и дорожить им — это после того, как собрал большую «дань» с киргиз. Вследствии этого, опасаясь, что пойманные преступники своими показаниями могли еще больше скомпрометировать поведение даотая, последний под предлогом, что поимка главарей вызовет волнение и возмущение среди киргиз (деморализованная — и угнетенная масса), отклонил и всячески противодействовал достижению указанной цели. При таких обстоятельствах вопрос о совместной дружной деятельности с китайскими властями никоим образом не мог быть достигнут, по крайней мере до тех пор, пока руководство всем этим делом находилось в руках заинтересованного даотая Чжу… Подобное отношение к указанному вопросу обнаружил и син-цзянский губернатор, отказав в моем ходатайстве предписать названному даотаю принять меры к удовлетворительному разрешению этого вопроса, хотя этот отказ можно было предвидеть из запрещения кашгарскому Титая Му командировать в Акбу своего офицера с 10 солдатами для совместной со мной деятельности по поимке главарей. Поэтому ни один киргиз из 12 человек, арестованных и отправленных в Пржевальск войсковым старшиной Бычковым, не может быть отнесен к категории главарей руководителей восстания — почти все они могут быть только обвинены в грабежах, поджогах и уводе русских пленных.

Что же касается характера миссии войскового старшины Бычкова в Уч-Турфане, то, согласно телеграмме военного губернатора Семиреченской области на имя того же Бычкова, туркестанским генерал-губернатором предписывалось Бычкову привести в Россию не только пленных, но и главарей мятежа, согласно списков, представленных полковником Колосовским, имевшим задачу устройства киргизского быта и выяснения главных причин мятежа.

Прибытие Бычкова с отрядом в 60 чел., рассматриваемых, как его конвой, произвело соответствующее впечатление как на киргизскую массу и китайских подданных сартов, так и на китайских властей. Последним присутствие отряда совсем не нравилось, так как у каждого из чиновников было в отношении к киргизам не мало деяний, заслуживающих строгого осуждения. Поэтому, хотя с внешней стороны китайские власти отнеслись и предупредительно к Бычкову, снабжая его даже фуражом и провизией, как бы в ответ на радушный прием со стороны русских властей в гор. Пржевальске прибывшего туда для выяснения убытков китайских подданных Цзинь-Лун’а, но на самом деле они выискивали и придумывали план, чтобы поскорей сплавить Бычкова обратно. С этой целью китайцы сами пустили слух, приписав происхождение его Бычкову, якобы ожидается еще сотня казаков. В данном случае можно высказать только сожаление, что туркестанским генерал-губернатором не был послан отряд в две сотни казаков, что способствовало бы большей сговорчивости китайских властей и вызвало бы с их стороны стремление к совместной и дружной работе в деле поимки главарей, тем более, что хлопоты и характер представления и настояний и допущение отряда были одни и те же, независимо от численности отряда, появление коего на китайской территории понималось как демонстрация и китайскими властями, так как для доставки освобожденных русских женщин и детей не было абсолютно никакой надобности для посылки отряда, имея в виду успешную пересылку консульством 1-й партии русских через Кашгар и Нарын. Малочисленность же отряда была истолкована китайцами в смысле нашей слабости, неожиданное же отозвание Бычкова убедило только китайских властей в справедливости их предположения.

Совсем другого рода отношения можно было ожидать со стороны китайских властей к вопросу о поимке главарей, если бы даже тот малочисленный отряд Бычкова продолжал оставаться хотя бы в бездействии в Уч-Турфане.

Насколько серьезное значение придавали названные власти появлению отряда Бычкова видно из того, что син-цзянским губернатором, помимо даотая Чжу, в Уч-Турфан из Урумчи был командирован специальный чиновник для наблюдения за деятельностью войскового старшины Бычкова. Настойчивое желание их избавиться от отряда заставило бы их быть только сговорчивее.

Указанное выше отрицательное отношение к названному вопросу со стороны даотая Чжу, назначенного теперь в Кашгар, не разделяется, повидимому, его заместителем (как человеком «не заинтересованным») Лю. Так при первой встрече со мной он сам поднял вопрос о выселении в пределы России всех бежавших киргиз, прося меня остаться в Аксу, дабы скорее ликвидировать этот наболевший вопрос и возбудить ходатайство перед туркестанским генерал-губернатором о принятии киргиз обратно и прощении их, так как все ужасы, которые они совершили, есть результат того, что они «сами не видят, что творят». Такое отношение со стороны нового даотая является вполне естественным и понятным. Киргизы, вследствие своего ужасно бедственного материального состояния, обрисованного мною выше, представляют теперь для китайских властей неисчерпаемый источник забот. Грабежи и даже убийства начинают принимать хронический характер, не говоря уже о тех эпидемиях, как тиф и цынга, которые начинают угрожать и китайскому населению.

Переходя к выяснению положения уведенных киргизами русских женщин и детей, а также к указанию на те меры, кои были приняты консульством к их освобождению, я должен сказать, что, несмотря на надлежащие меры со стороны консульства в этом направлении, число освобожденных в 65 человек, хотя и далеко от действительного количества уведенных киргизами, является вполне исчерпывающим. Малое количество освобожденных никоим образом не может говорить за то, что деятельность и внимание консульства к этому вопросу хотя бы на момент ослабевали.

Еще в сентябре месяце, когда только появились небольшие партии киргиз, мною, в бытность в это время в Уч-Турфане, была сорганизована партия из 12 человек, из русско-подданных сартов, которые во все время прибытия новых масс киргиз следили за тем, нет ли среди них русских. С моим отъездом из Уч-Турфана, вашим сиятельством в назначенный район был командирован сначала казначей, туземец сарт Мирсалимджан Минигметов, а затем аксакал консульства Джаляль-хан Джамаль Ходжаев для руководства сорганизованной мною партией для освобождения русских. Благодаря вышеуказанным мерам нам и удалось освободить почти всех русских, приведенных киргизами на китайскую территорию.

В первую командировку мою в Уч-Турфан, я просил даотая Чжу принять меры к освобождению этих несчастных, что он и обещал сделать с особенной заботливостью, но последнее привело к довольно печальным последствиям. Так, посылая своих уполномоченных с целью испросить разрешение перейти китайскую границу, киргизы поручили им ознакомиться с общими условиями жизни на новых местах, а также с тем, что может причинить им хлопоты и неприятности. Узнав, что китайские власти строго следят, чтобы не было среди киргиз русских пленных, киргизы поспешили отделаться от них. Поэтому почти все русские были убиты киргизами до вступления на китайскую территорию, чем и объясняется незначительной количество освобожденных нами. С целью окончательно убедиться, что среди киргиз не осталось больше русских, мною на этот раз были посланы как в Уч-Турфан, так и в Аксу русско-подданные сарты, в количестве 20 человек, которые имели задачу осмотреть места стоянок киргиз в Уч-Турфанском, Байском и Ак-суйском уездах и разузнать, не имеется ли среди киргиз русских женщин и детей и в случае нахождения доставить их мне в Аксу. Допуская, что киргизы могли бы укрыть кого-либо из русских от посланных мною русско-подданных сартов, я обратился с просьбой к одному, пользующемуся среди киргиз огромным влиянием, английскому, подданному имаму, мюридами (рабами) которого считаются наши Пржевальские киргизы, помочь мне в деле освобождения русских, если бы таковые оказались, что он предупредительно сделал и отправился к киргизам с моим поручением.

В результате принятых мною мер была найдена только одна русская женщина, которая к тому же не обнаружила даже желания расстаться со своим новым мужем-киргизом. Последнее убедило меня в том, что в данное время среди киргиз не осталось русских, а если и есть отдельные лица, то они остаются там же по собственной воле. Что-же касается семьи зубного врача Брагера, то согласно показаниям Василевского, освобожденного из киргизского плена, вся семья Брагера, жена и 2 сына, были убиты киргизами на Сыртах на глазах названного свидетеля. Затруднительно дело обстоит с дочерью Рязанского, — о ней не имеется никаких сведений и утрачены какие бы то ни было следы. Помимо особого поручения посланным на розыск мною лицам найти хотя бы следы дочери д-ра Рязанского, я неоднократно обращался к аксуйскому даотаю с ходатайством принять меры к нахождению ее живой или трупа, согласно просьбе врача Брагера…

Освобожденные женщины и дети в Уч-Турфане, согласно распоряжению вашего сиятельства, были предметом особых забот с моей стороны до отъезда их с Бычковым в Пржевальск. Мною были куплены для них сапоги, чулки и другие теплые вещи, заплачено за содержание их в течение 35 дней, на что мною было истрачено всего 530 рублей, каковая сумма была частью собрана путем пожертвования русских подданных в Уч-Турфане. а частью выручена от продажи (200 рублей) баранов, переданных китайскими властями, как взятых от киргиз, перешедших перевал Бедель (переданы— крохи, ценное же осталось в руках китайцев).

Принимая во внимание понесенные труды и слишком сострадательное отношение со стороны отдельных лиц русско-подданных сартов в деле оказания помощи и розыске русских, я полагал бы возможным просить ваше сиятельство ходатайствовать перед надлежащими властями о награждении их медалями за оказанные услуги с целью поощрения их к проявлению милосердия и готовности к услугам по требованию и просьбе властей.

Докладывая вашему сиятельству об обстоятельствах и фактах, кои были предметом моего внимательного ознакомления во время моей командировки в Аксу, и Уч-Турфан, я не могу обойти молчанием факт прибытия в Уч-Турфан и Аксу агентов жандармского управления из Верного с целью проследить и выяснить возможность воздействия со стороны мусульман китайских подданных на возникновение волнений в Семиречье прошлым летом.

Насколько я мог лично ознакомиться за время двухмесячного пребывания в прошлом году и почти равного по времени пребывания в данный момент в Аксуйском и Уч-Турфанском районах, я пришел к твердому убеждению, что о каком-либо влиянии и воздействии со стороны китайских мусульман как руководителей на русских не может быть и речи. Китайское инородческое население по своему развитию, образованию, а главное по своим понятиям об отношении властей к подданным и, наоборот, стоящее несравненно ниже русского населения, никоим образом не могло занять такого положения, чтобы руководство в вопросах, будет ли то религиозного или, административного (в отношении этой темной массы нельзя даже сказать «политического»), находилось в их руках. Допустить же существование каких-либо политических обществ, как «гэлао-хой», в их среде, значит впасть в большую ошибку, обнаружив полное непонимание задач и организации названного общества.

Если мы остановимся подробнее на выяснении взаимоотношений русских и китайских инородцев в их прошлом, то нам придется констатировать тот факт, что превосходство в умственном развитии русско-подданных туземцев давало им всегда в руки неоспоримое руководство в делах веры и даже оказывало значительное воздействие на установление отношений между туземным населением и китайскими властями в Кашгарии. Сам Якуб бек, добившийся самостоятельности Кашгарии, был выходец из Коканда, после чего здесь появлялись часто из России последователи его идей о самостоятельности Кашгарии.

Коснувшись в своем докладе вопроса о недружелюбном отношении китайских властей, в частности даотая Чжу, к русским интересам, я не могу не коснуться вопроса моих личных отношений с названньим чиновником. Как во время моей первой командировки, так и во вторую, мои личные отношения с даотаем Чжу носили самый дружеский характер, что даотаем подчеркивалось перед подчиненными ему чиновниками в оказании мне разных признаков внимания: часто приглашал к себе на обед и чашку чая. Заезжал ко мне запросто и просил меня не строго к нему относиться, если им не удовлетворена та иди иная моя просьба, указывая в таких случаях, что он при всем желании не может этого сделать. По распоряжению даотая при мне все время находится почетный караул в Аксу и Уч-Турфане из 8 китайцев-солдат, что было сделано даотаем, несмотря даже на мой протест, но просил меня не отказывать ему в этом, так как он хочет показать перед туземным населением, какие дружественные отношения существуют между русскими и китайскими властями. Я мог впоследствии убедиться лично, что это имело благие результаты, сказавшись на улучшении отношений со стороны китайских подданных к русским подданным. Я со своей стороны относился приветливо к нему, не упуская, конечно, случая заметить его планы и намерения нанести ущерб русскому престижу.

Докладывая вашему сиятельству о вышеизложенном, я не могу ее высказать своей просьбы не поставить мне в вину возможные промахи и упущения в выяснении затронутых мною вопросов, что может быть объяснено как сложностью самого дела, так и моей относительной неподготовленностью к подобного рода вопросам.

Драгоман Консульства Стефанович

XII. Причины, приведшие к восстанию

№ 35. Из судебного дела по Пржевальскому району

(По р. В. О. С. № 93 и 12)

После мятежа выяснилось из показания ряда киргиз и русских, которые были в плену у киргиз и слышали от них, что киргизская беднота подвергалась незаконным поборам со стороны разных администраторов включительно до джигитов. Уездный начальник, которому подавались заявления об обирании киргиз разными «почетными» лицами, никаких мер не принимал. На уездн. нач. Иванова указывали, что он сам через своих соратников производил поборы (взятки) при перевыборах волостных управителей и т. п.

Киргизы Джетыогузовской волости подавали в 1916 г. Прошение губернатору о том, что Абдулла Сориков, на которого они доносили уездн. нач. Иванову несколько раз, разоряет их «чилимами» (взятками). Прошение возымело свое действие и подавших прошение Урмамбета Чекирова и. Джанузака Джуносова несколько раз вызывал у. н. Иванов и предлагал помириться им с Сориковым.

Дело, творят, было прекращено по получении Чекировым порядочного «отступного».

ЦАУ Кирг. АССР из фонда жандармского управления в г. Верном по описи № 6 за 1916 г., стр. 51–52.

№ 36. Из показаний учителя П. А. Шестеркина

(По р. П. В. О. С. № 462.)

По мнению учителя С.-х. школы Пржевальского уезда П. А. Шестеркина:

1. Наплыв русских переселенцев, благодаря которому сократилась площадь землепользования киргиз кочевников.

2. Столкновения на почве водопользования, так как население уплотнялось, а оборудование орошения оставалось почти тем же. Многие поля оказывались без полива.

3. Предложение киргизам переходить на оседлое положение так же не было им по душе.

4. С началом войны в 1914 г. среди киргиз, которых на войну не брали, начались разные сборы: юртами, кошмами и т. п.

5. Между тем носились слухи о турецких или немецких агитаторах, на сколько это правильно — трудно судить; в общем волнений не наблюдалось^[80].

6. Набор рабочих из киргиз для действующей армии для киргиз был неожиданным, и они не верили, что их мобилизуют на работы. Киргизы говорили, что правительству надо только взять их, а там, что заставят, то, и будешь делать. У киргиз были тайные собрания, на которых они выносили постановления не давать «солдат».

7. В Пржевальском уезде была еще своя специфическая причина восстания, на которую так же надо обратить внимание— это опийное дело.

В 1916 г. в Пржевальском уезде с разрешения властей была засеяна опийным маком большая площадь. Весь сбор опия должен был сдаваться правительственному комитету за установленную плату; ко времени сбора опия в уезд наехало очень много китайцев для скупки опия; не мало было попыток провоза опия в Китай контрабандой; были конфискации опия, недоразумения со стражниками и т. д.

8. И последнее — это религиозный фанатизм…^[81]

ЦАУ Кирг. АССР, фонд жандармского управления в г. Верном, по описи № 6 за 1916 г., стр. 76.

№ 37. Копия показаний инженера Танышпаева

^{18}

ЕГО ВЫСОКОПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ Господину туркестанскому генерал-губернатору

При сем имею честь представить вашему высокопревосходительству копию моего показания на допросе у следователя по требованию прокурора Верненского окружного суда; показание это представляет собою краткую историю отношений русской власти к киргизам в связи с событиями 1916 г.

Инженер Танышпаев.

Я происхожу из киргиз Макынчи-Садыровской волости Лепсинского уезда, поступил осенью 1889 г. в младшее отделение приготовительного (класса Верненской гимназии, каковую окончил в 1900 г.; в том же году поступил в Петроградский Институт инженеров путей сообщения и окончил курс института в 1906 г.; в 1907 г. выборщиками туземного населения Семиреченской области был избран членом 2-й Государственной думы, после роспуска коей поступил на службу на Средне-азиатскую железную дорогу, откуда в начале 1914 г. перешел на постройку Семиреченской железной дороги.

Будучи гимназистом, ежегодно ездил верхом из Верного в Лепсинск (500 верст) и обратно; будучи студентом, бывал в Семиреченской области через каждые два года; в 1906 г., по окончании института был на изыскании Семиреченской железной дороги в Пишпекском уезде, где пробыл среди киргиз целых 4 месяца; будучи на службе ездил и езжу в Семиреченскую область (преимущественно в Лепсинский уезд) через каждые два-три года.

Из сказанного выше видно, что я являюсь свидетелем изменений условий киргизской жизни в Семиречье, приблизительно с 1894 г., а будучи гимназистом старших классов и студентом, понимал уже нужды киргизского населения, стал постепенно вникать во взаимоотношения между органами русской власти и киргиз, и по мере постепенного изменения условий киргизской жизни приходилось сравнивать, что было с киргизами раньше и что происходило в данный момент.

Обращаясь к истории этих взаимоотношений, должен прежде всего заметить, что прибытие русских в крае киргизская масса, еще раньше слыхавшая о порядке, справедливости и могуществе русских, встретила безусловно дружелюбно, понимая, что прежним постоянным бедствиям от бесконечных войн, внутренних распрей и непорядков Наступит конец. Этим объясняется, что проводниками русских отрядов явились самые родовитые киргизы, примкнувшие к русским в самом начале, когда еще не было известно, чем должно было окончиться наступление русских. Большинство киргиз, руководимое родовитыми сородичами, покорилось само; война в сущности происходила между Россией и Кокандским ханством, и на стороне последнего были киргизы, преимущественно подданные этого ханства. Край был покорен, и управление населением перешло в руки русских властей во главе с первым военным губернатором Семиреченской области генералом Г. А. Колпаковским (1867 г.), в том же году первым же генерал-губернатором Туркестанского края, которому было подчинено Семиречье, был назначен генерал-адъютант К. П. фон-Кауфман. Видно, что правительство ясно поняло ожидания киргиз, шло навстречу их желаниям и во главе области края были поставлены такие поистине замечательные люди, подобных которым киргизы не видели до самого последнего времени, а именно до назначения на пост генерал-губернатора генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина.

Ожидания киргизской массы оправдались: прежде внутренние войны и связанные с ними непорядки и бедствия прекратились, русские власти оказались справедливы.

После бесконечных войн киргизы мирно занялись скотоводством, а вскоре же и хлебопашеством, а за первый период русского управления краем общее благосостояние населения стало подниматься.

В 1876 г. генералом Колпаковским открыта в Верном мужская прогимназия с пансионом для киргизских детей (в этом пансионе жил и учился впоследствии и я); около того же времени генералом Кауфманом открыта мужская гимназия в Ташкенте и тоже с пансионом для киргизских детей; этот пансион, содержавшийся на собранные от киргиз суммы, был впоследствии, после смерти генерала Кауфмана, закрыт благодаря влияниям известного миссионера Ильменского и Остроумова, проживающего ныне в Ташкенте; на оставшуюся сумму построена учительская семинария с пансионом, куда и стали поступать киргизские мальчики, как это хотелось сторонникам семинарии.

Когда генерал Колпаковский был назначен степным генерал-губернатором, то он и в Омске открыл пансион при гимназии для киргизских детей, закрытый однако вскоре после его отъезда в Петроград.

В заботе о киргизских интересах около 1874 г. генерал Колпаковский, находя, что Семиреченскому казачьему войску отведена слишком большая площадь земли, назначил в Лепсинском уезде комиссию по разграничению действительно необходимых для казаков земель для возвращения остальной части киргизам (в этой комиссии со стороны киргиз участвовал мой отец); киргизам в одном только Лепсинском уезде возвращено было около 100 000 десятин земли (на одном из этих участков находится зимовка моего отца); насколько помнится, такие разграничения сделаны в Копальском и Верненском уездах. Около 1880 года генерал-губернатор Кауфман, находя, что киргизы стеснены пастбищными угодьями, издал циркуляр, разрешающий киргизам безвозмездно пасти свой окот после 1 октября на казачьих землях. Таких примеров забот о киргизах во времена управления краем генералов Кауфмана и Колпаковского очень много. 3 мая 1882 г. умер в Ташкенте генерал Кауфман, в том же году генерал Колпаковский был назначен степным генерал-губернатором, и Семиреченская область по личному его ходатайству была присоединена к степному генерал-губернаторству. Общий порядок управления Степным краем генералом Колпаковским до его ухода в военный совет (1889 г.).

Хотя изменения в отношении к киргизам наступили после ухода генерала Колпаковского не сразу, все же правильнее время управления краем генералов Кауфмана и Колпаковского считать отдельной эпохой (1867–1889 гг.). Чины администрации выбирались самим генералом Колпаковским; часто уездными начальниками назначались люди с небольшим образованием, но люди безусловно честные, идейные, проникнутые желанием приобщить население к культуре. Конечно и тогда могли быть случаи лихоимства и прочего, но эти отдельные случаи были ничтожны и находили должную оценку перед генералом Колпаковским. Тогдашнее благосостояние киргизского населения объясняется главным образом подбором хорошего состава администрации; кроме того жизнь в крае была гораздо проще, баснословно дешевле; не было и признаков сложных хозяйственно-экономических, политических, культурных и иных вопросов, выдвинутых настоящим моментом; отрицательные результаты Положения 1896 года еще не успели сказаться и в туземную администрацию попадали еще люди вполне достойные, справедливые.

Второй период — от 1889 г. (уход генерала Колпаковксого) до 1905 г. — переходный: в крае начали появляться темные лица, которые и стали эксплуатировать простодушных киргиз, продавая, например, одну коробку шведских спичек за барана и т. д.; научившиеся говорить, а иногда и писать, киргизы подражали этим проходимцам из казаков и татар, щеголяли в резиновых калошах, лакированных сапогах, научились курить папиросы, пить водку и т. д. Появились разные «закунчи», обманывали киргиз; жизнь стала несколько сложнее и дороже, и кадр русской администрации стал пополняться людьми случайными, раньше ничего общего с киргизами не имевшими, нисколько ими не интересовавшимися. Выборные подкупы, в которых нередко принимали участие и русские администраторы, с бесчисленными жалобами и доносами друг на друга, будучи в начале событиями исключительными, впоследствии стали явлениями обычными, повседневными. В 1897 или 1898 г. на выборах в Копальском уезде уездный начальник Петров приказал доставить молоденьких девочек — киргизок, приказание было исполнено; одна из девочек не выдержала мучений и умерла, другая после долгой болезни выздоровела. Циничное и хвастливое письмо Петрова по этому поводу к одному приятелю в Верном благодаря покойному Тудыбеку Сыртанову получило широкую огласку и, насколько помнится, было следствие, но стараниями чиновника особых поручений Пантусова дело было замято. Народ стал понимать, какие люди находятся во главе уездов и какие люди сидят в уездных управлениях; каждый вновь приезжий бедный переводчик-киргиз через год становился уже богачом, имел табуны лошадей, красивые юрты и т. д.; не мудрено, что для киргизских учеников гимназии быть переводчиком стало заветной мечтой; единственное счастливое исключение составляли покойные братья Сыртановы в Верном, за что они пользовались заслуженным уважением как народа, так и областной администрации.

В одном только отношении прежние порядки и взгляды оставались без изменения — это отношение власти к землям, бывшим в пользовании киргиз. Бывали земельные притеснения, но большинство таких дел решалось в пользу киргиз. Я помню (сохранились у меня копии некоторых документов), как мой отец в течение целых десяти лет чуть ли не 10 раз обращался одновременно к уездному Начальнику, военному губернатору, степному генерал-губернатору по поводу стеснения казаками Лепсинекой станицы, и дела неизменно решались в пользу отца, хотя чуть ли не ежегодно приезжал новый межевщик и вновь замежевал спорные земли. Участок, занимаемый отцом, окончательно был оставлен за ним в 1898 г. Такие примеры, насколько помнится, были в Копальском и Верненском уездах.

В 1905 г. под влиянием аграрных волнений в России основано в гор. Верном Переселенческое управление, и это событие явилось началом третьего периода, имеющего весьма важное значение в судьбе киргиз. Во главе управления был поставлен опытный знакомый с Семиречьем, старый туркестанец О. А. Шкаповский. После предварительных обследований и экономического исследования части Пишпекского уезда (Аламединской и других волостей) Шкапский осенью 1905 г. представил заведующему управлением земледелия и землеустройства Шванебаху обстоятельный доклад с заключением, что в Семиреченской области нет свободных от киргиз земель, что он, Шкапский, поставлен для того, чтобы у киргиз отбирать лучшие земли, а как выходит — по закону или не по закону — это его, Шванебаха, не касается (об этом мне передавал впоследствии сам О. А. Шкапский). В 1906 г. Шкапский был удален из Семиречья и на его место переведен С. Н. Велецкий, пробывший в Верном целых 8 лет (до 1914 г.).

Первые действия Велецкого в области встречены с тревогой не только населением, но и администрацией области; крупное дело началось с отобранием участка в Чамалганской волости Верненского уезда, и это дело с первого шага ознаменовалось бесцеремонным отношением переселенческого ведомства к киргизам, к законам и логике обстоятельств; так Велецкий по поводу постановления общего присутствия областного правления об оставлении за киргизами этого участка, писал особое мнение от 31 марта 1907 г. за № 786, что все законы и изданные в силу их распоряжения вполне соблюдены и ни в чем ее нарушены; между тем оказалось, что все гидротехнические и другие исследования участка, определения площадей, занятых пашнями, клеверниками и т. д., оказались произведенными под покровом глубокого снега; было написано, что киргизы сами изъявили готовность уйти, между тем 15 марта 1907 г. к журналу № 34, утвержденному военным губернатором 20 марта 1907 г., было приложено донесение уездного начальника, что киргизы никогда не желали и не желают добровольно уступать орошенных, усадебных земель для образования переселенческого участка и даже за вознаграждение. Этот участок был изъят от киргиз, несмотря на защиту генерала М. Е. Ионова. В 1908 г. замежевана была громадная площадь, 30 1 / 2 тысяч десятин в Лепсинском уезде; постановление уездной поземельной комиссией было обжаловано и вполне согласилось с доводами жалобщиков, и решение комиссии было отменено; в 1909 г. все те же участки, за исключением одного, замененного новым, замежеваны вновь, названы новыми именами; генерала Ионова уже не было (долгий спор между Велецким и генералом Ионовым кончился победой первого и отставкой второго), и администрация под давлением усиливающегося влияния управления земледелия отступила во многих местах, в том числе в Лепсинском уезде, уже содействовала переселенческому ведомству; под давлением и угрозой ссылки из края со стороны лепсинского уездного начальника Федорова, тестя заведующего Лепсинским подрайоном Андриевского, Маканчи-Салыровский волостной управитель Курбангалий Арапов, продержав постановление комиссии положенное число дней (2 недели), вернул таковое при надписи, 136 что содержание постановления населению обнародовано и что население против изъятия этих участков ничего не имеет. Киргизы об этом деле узнали только тогда, когда постановление оказалось одобренным областным правлением и утвержденным генерал-губернатором. В 1910 г. изъято еще 61 тысяча десятин земли в Лепсинском уезде почти при таких же комбинациях. Таких и подобных дел в области масса, и не удивительно, что в 1910 г. при проезде по Семиреченской области я видел, что например, почти от Карабалтов до Пишпека и далее до Константиновки, на протяжении около 75 верст, почтовые станции соединились друг с другом почти сплошными переселенческими поселками; весь Пишпекский уезд оказался покрытым массой поселков, и о «земле обетованной — Пишпек» говорили и мечтали мужики отдаленных Черниговской, Орловской и других губерний. Не лучше дело обстояло в Верненском, Копальском и особенно в Лепсинском уездах. Я здесь не говорю о нарушениях законных прав по существу; достаточно сказать, что переселенческие чиновники, изощряясь, дошли, например, до такой виртуозности, что «согласно, якобы, точного смысла ст. 122 Ст. Пол.» округлялись отдельные зимовки, оставляли их за отдельными хозяевами, отбирали кругом всю площадь, не давая иногда даже выхода из этого круга. Это был уже не обход закона, а прямое издевательство над законом. Земельный вопрос в области оказался решенным окончательно и бесповоротно; многочисленные киргизские жалобы оставались без рассмотрений. Киргизы пробовали бороться с этими неблагоприятно создавшимися для них условиями жизни, но стало для них понятно, что старания их бесполезны; а жизнь не стояла на одном месте, выдвигала перед ними все новые и, новые условия и задачи. Скотоводство стало прогрессивно падать, земледелие, после отбирания лучших угодий, сократилось. За 7 лет—1907 по 1914 г. — область стала неузнаваема. Прежние люди времени генералов Колпаковского, Фриде, Иванова и Ионова постепенно стушевались, приходили новые люди с новыми понятиями и новыми взглядами на вещи. Прежнее благожелательное отношение к киргизам меняется, во многих местах берут их уже в подозрение в приверженности так называемому панисламизму. Разумеется, всякому простому киргизу приятно, когда ему говорят, что единственная Турция сильна, что магометане сделали то-то, победили балканские народы (?) и т. Д.; но говорить, что простой, мало культурный народ, всецело поглощенный своими повседневными мелкими интересами, отдаленный таким пространством, мог подняться до сознания образования какой-то цельной организации, преследующей отвлеченную, малоуловимую идею, может так думать человек или с болезненной фантазией, или имеющий в виду какую-нибудь особую цель.

Как бы там ей было, от прежних отношений к киргизам, принятых к руководству во времена генерала Колпаковского, теперь следов не осталось. Положение 1868 г. завело киргиз так далеко, что порой даже земельные притеснения бледнеют перед дрязгами выборов и партийности. Теперь нигде ни одного выбора не бывает без громадных подкупов. Каждый раз перед выборами претендент клянется, что если проведут его, то прекратятся бесконечные «темные» (так и называются на киргизском языке) налоги, настанет мир и спокойствие в волости. Киргизы, увлеченные партийностью, забывают подумать о том, зачем такой благодетельный претендент раздает 5, 10, 20, 30 и даже 40 тысяч рублей, когда все его будущее жалованье за трехлетие не превосходит 900-1500 рублей. Претендент, прошедший в волостные или народные судьи, собирает в 5, 10, 20 раз больше затраченного капитала, и этот форменный грабеж происходит в настоящее время. Партийные дрязги и еще чаще грабеж волостных доводят население до отчаяния и до преступления. В 1905 или 1906 г. в Лепсинском уезде возле почтовой станции Джузь-Агач арганачинский волостной управитель Мухамед Галий Бейсенбин был убит толпой в 500–600 человек; киргизы этой волости, встречавшие меня на этой станции в 1906 и 1907 г.г., рассказывали невероятные, легендарные дела.

Возмущенные невероятной жадностью, проявленной волостными при наборе рабочих в июле 1916 г., киргизы Карабалтинской волости Кустанайского уезда убили своего управителя Сайма Кадыфова, а киргизы Чингырлауской волости Уральского уезда — своего Ахмеда Сарбалина. Эта борьба волости с управителем в Семиреченской области, благодаря некоторым превходящим обстоятельствам, приняла совсем другой оборот. Здесь пострадавшими оказались сами киргизы (Ботбаевской волости Верненского уезда, Маканчи-Садыровской волости Лепсинского уезда), — об этом более подробно будет сказано дальше. Подкупы, вымогательства сделались явлениями обычными, ординарными.

…Позволю себе обратиться к книге В. Набивкина «Туземцы раньше и теперь» (стр. 92): «Два уездных начальника (Н-с и Г-с) ушли в Сибирь за казнокрадство и лихоимство. За ними туда же, по другому делу, ушел правитель канцелярии генерал-губернатора (С-в). Один из военных губернаторов (Г-в), заведомо принимавший деятельное участие в грязных делах казнокрадов и грабителей, отделался одним лишь увольнением от службы благодаря заступничеству генерал-губернатора и снисходительности царя.

Масса других, подобных им, продолжали те же или подобные им дела, оставшиеся безнаказанными…

Один, якшаясь с волостными управителями, втихомолку скупал у туземцев земли по очень выгодным для себя ценам; другой, принимая благодарности от богатых туземцев за разные нелегальные поблажки, строил хлопкоочистительные заводы, куда полицейские силой доставляли хлопок для очистки; третий вступил в компанию с виноделом и таким же путем добывал виноград; четвертый взимал мзду с волостных управителей и с казиев за хлопоты по утверждению их в должностях; пятый облагал необременительной данью туземных проституток; шестой просто брал, не специализируясь и не упускал ни одного удобного случая; седьмой по дорогой цене продавал «бездействие власти».

Редкого из уездных начальников мог видеть лично, не уплатив переводчику мзду за устройство такого свидания. Возникшие в 1902 г. дела Р-на, Р-ка, и К-ва^[82] приподнимали лишь незначительный уголок завесы, за которой скрывалась масса самой возмутительной грязи, причем нигде, повидимому, эти оргии административной разнузданности не доходили до таких гомерических размеров, как в Андижанском уезде в конце девяностых и в начале девятисотых годов.

Народ все это видел, и понимал; а типичнейшие и наиболее предприимчивые представители окружавшей нас живой стены, увидев себя хозяевами возникших положений и соотношений, плавали во всей этой грязи, как рыба в воде. (Нам дарили ковры, лошадей и экипажи. Нас ссужали деньгами, которых мы но большей части не возвращали обратно. Нам помогали приобретать по дешевым ценам земли и строить дома.)

Между нами и ютившимися вокруг нас туземными проходимцами возникали связи, позорные для русского служащего лица и опутывавшие нас в достаточной мере, нас начинали эксплоатировать, ведя но пути целый ряд проступков и преступлений.

Сделавшись подневольными людьми, запутавшись в своих личных делах, тесно связанных с делами и с интересами купивших нас туземцев, мы волей-неволей служили и богу и мамоне.

Изложенное относится преимущественно к Ферганской области; подобные дела, правда, в несколько меньшем размере, творились в Семиречье (об этом более подробно будет сказано дальше). Киргизы составили об администрации вполне определенное, законченное подкрепительными фактами, мнение.

Есть еще одно обстоятельство, заслуживающее внимания. Дела между киргизами и некиргизами (русскими, татарами или сартами) администрацией большей частью решались не в пользу киргиз; по разным, заведомо ложным, обвинениям киргиз крестьянами, казаками и т. д. и у мировых судей киргизы часто проигрывали правые дела; очень возможно, что за плохое знание или подкупность переводчика, или что-нибудь еще другое; но простой народ не может разбираться в таких деталях и склонен приписывать тому, что, мол, русский чиновник всегда стоит за русского.

В одно время в Лепсинском, Верненском, кажется, и в других уездах администрацией была установлена круговая ответственность киргиз; если пропадает у русского скот или что-нибудь другое, то вся указываемая жалобщиком волость отвечала за пропажу и должна была возместить немедленно (в Лепсинском уезде в 3 или 5-дневный срок); что это распоряжение администрации противоречит закону.

Наконец, считаю необходимым оказать о просвещении киргиз. Покойный генерал Колпаковский для открытых им гимназий (в начале прогимназии) и пансиона дал такой педагогический персонал, подобно которому (с точки зрения просвещения киргиз) теперь нигде не встречаем.

Отеческие заботы о киргизских мальчиках первого директора покойного Новака и высоко гуманное отношение всего преподавательского персонала к киргизским мальчикам памятны всем бывшим воспитанникам этих незаметных, но поистине великих людей; о втором директоре гимназии М. В. Вахрушеве, моем воспитателе, проживающем сейчас в Верном, вспоминают не иначе, как с величайшей благодарностью; этот просвещенный идеалист, оказывается, под старость лет собирает летом вокруг себя случайных киргизских мальчиков, учит грамоте, русскому языку и т. д. об этом официально никому не известно.

Помню, как теперешний инспектор гимназии, престарелый А. Д. Юрашкевич, по целым дням просиживал со вновь поступившими киргизскими мальчиками, чтобы к концу учебного года научить их говорить и писать. Такое отношение круто изменилось в 1908 г., когда, благодаря чисто случайному обстоятельству, ушел совершенно безвинный, благородный М. В. Вахрушев и директором гимназии сделался г. Дейнеко. Достаточно сказать только одно, около 5–6 человек киргиз не были выпущены из 8 класса гимназии (один из них мой родственник), 4 стипендии в высших учебных заведениях для киргиз (одной из них пользовался я) теперь потеряны для киргиз — ими пользуются русские студенты и курсистки, а мой родственник, кончающий ныне юридический факультет, жил и учился без всяких личных средств. В таком положении и как отнеслись они к военным событиям…

Искать смысл в войне, разбираться в возможных последствиях победы или поражения для России, вникать в возможные вследствие этого изменения в жизни России и киргиз, производить такой анализ со многими неизвестными факторами, разумеется, не в состоянии не только простой киргиз, но и средний русский интеллигент.

…киргизы понимали войну схематически и чувствовали только одно: если победят русские, будет хорошо России, и, значит, хорошо будет и киргизам; если победят враги, то плохо будет России, враги могут дойти до нас и будут опустошать города, села, поля, скот, разграбят имущества, часть киргиз перебьют, часть будет бежать (но куда?), словом, должны повториться времена войны с монголами (XVIII век — времена монгольского князя Гальдан-Цырена, страшная память о котором до сего времени сохранилась у киргиз Семиречья), времена отчаянных междоусобий между киргизами и кара-киргизами (XIX век — времен Знаменитых Джантай, отца Шабдана и Кенесари Касымова). Много простоты и наивности в этих суждениях, но ведь так думал не интеллигент, а простой киргиз.

Для предотвращения возможных с киргизской точки зрения бедствий осталось единственное средство — помогать русским всем чем только можно. Прежде всего начались денежные сборы — киргизы собрали от 50 коп. до 2 рублей с каждой кибитки; но если не все эти суммы дошли до назначения, то в этом сами киргизы не виноваты. В некоторых местах киргизы постановили своими средствами скосить сено, сжать, убрать и свезти хлеб семей призванных нижних чинов и запасных — так было в Лепсинском уезде и даже как. раз в той волости (Маканчи-Садыровской), где благодаря алчности и доносу управителя в сентябре в 1916 г. произошли прискорбные события.

Потребовали на театр военных действий юрты, овчины, киргизы жертвовали и ими; деньги, ассигнованные на выкупку их, до владельцев большею частью не доходили.

Требовали, чтобы киргизы ставили юрты и приготовляли скот для проходящих эшелонов; требования исполнялись беспрекословно; деньги же, отпущенные для расплаты с киргизами, в большинстве случаев до них не доходили, а юрты или пропадали или возвращались без кошем, или поломанные.

Но всех туземцев Туркестана превзошли кара-киргизы Пржевальского и восточной половины Пишпекского уезда; не ограничиваясь пожертвованиями и деньгами, они отправили на фронт первых и единственных киргизских добровольцев; но замечательнее всего то, что добровольцы ушли из тех мест, где в 1916 г. произошли самые серьезные эксцессы.

Заведывающий военно-полевыми строительными работами инженер Чаев в сентябре 1915 г. обратился ко мне с просьбой высказаться по поводу проекта о привлечении киргиз к отбыванию воинской повинности. Я тогда же представил свои соображения и написал о существовании проекта редактору киргизской газеты «Казак», издающейся в Оренбурге.

В декабре 1915 г. об этом проекте заговорили в печати. 24 января 1916 г. газета «Казак» (№ 166) поместила мнение нескольких уважаемых киргиз по поводу ожидающегося привлечения киргиз к отбыванию воинской повинности; причем вопрос о желании или не желании служить в армии не рассматривался совсем; все заинтересовались вопросом о том, в каком виде будут служить киргизы — пешими или в конном строю; этот вопрос стал разбираться на страницах «Казака» № 166, 168, 177, 179, 184—последний от 9 июня, (кои при сем прилагаю). В общем из статей указанных номеров можно было заключить: 1) большинство киргиз предпочитало службу в конном строю (в том числе и я), меньшинство стояло за службу в пехоте; 2) предполагалось, что ввиду отсутствия у киргиз метрик привлечение их на военную службу в ближайшее время будет сопряжено с большими трудностями.

…Для выяснения этих вопросов 3 февраля 1916 г. выехали в Петроград бывший член 1-й Государственной думы А. Букейханов, редактор «Казака» А. Байтурсунов и киргиз Н. Бегымбетов; побывав в Петрограде у разных лиц, в том числе и у военного министра, генерала Поливанова, делегаты вернулись и сообщили на страницах «Казака», что вопрос о Привлечении киргиз пока отложен (этот номер «Казака», к сожалению, у меня не сохранился).

Тем не менее вопрос, какая служба для киргиз лучше— кавалерия или пехота — рассматривался до июня м-ца 1916 г. Газета эта, единственный печатный орган, очень распространена среди киргиз (издающаяся в Ташкенте «Алаш», во главе которой стоит Кольбай Тогу сов, человек с темным прошлым, в счет итти не может); статьи о военной службе читались с особым вниманием; …и вопрос этот стал очередной темой среди киргизского населения. Вспоминали, что раньше, до войны, частично возбуждался вопрос о переходе значительными массами в казачье сословие чтобы можно было составить из киргиз целые конные полки; поводом к этому служили земельные притеснения (возбуждали этот вопрос еще до войны в Лепсинском (мой отец), Верненском, Пишпекском и Пржевальском уездах).

Нельзя, конечно, сказать, что киргизы радовались предполагавшейся венной службе, но они отнеслись к ней, как к военному явлению в жизни народа, и, имея в виду, что будут служить в кавалерии, думали, что смогут закрепить за собой занимаемые земли.

Таким образом ясно, что военная служба не напугала киргиз, наоборот, они к ней на всякий случай готовились; никто не ожидал, что привлечение киргиз на работы более страшные (по их разумению) произойдет так внезапно.

Высочайший указ 25 июня стал известен в городах (в Верном) 8 июля. В газетах, если не ошибаюсь, от 9 июля было напечатано, что туземцы в возрасте от 19 до 43 лет привлекаются на военные работы, тогда как другие виды работ не упоминались вовсе. В воззвании военного губернатора Семиреченской области (около половины июля) также говорится, что киргизы призываются на окопные работы. Я сам, хотя отлично понимал суть дела, находился в затруднительном положении: на распросы киргиз я говорил, что под военными работами разумеются работы по постройке или эксплоатации железных дорог, нагрузка, выгрузка провианта, орудий, охрана лошадей, рубка леса на топливо и т. д., на это мне резонно возражали, что об этих работах в телеграммах и газетах ничего не сказано, а только про окопные работы и что я передаю не совсем точно и что так им объяснили знакомые крестьяне с поселков, у которых есть родственники на войне и т. д. Даже им успели объяснить, что такое «окопы» — это рвы, в которых сидят русские и германские солдаты друг против друга; если же нужны новые окопы, то роют впереди, т. е. под обстрелом неприятеля (зачем мол рыть окопы позади солдат); стало им понятно, что это самая опасная работа: невероятно вздорные слухи передавались из уст в уста и никто населению вовремя не сумел объяснить сущность призыва рабочих; вместо этого местные власти стали приводить в исполнение высочайший указ спешно и в некоторых случаях с применением крутых мер. Единовременная спешная мобилизация 25 возрастов (19–43) поразила население; киргизский народ никогда воинской повинности не отбывал; при таких чрезвычайных условиях и обстоятельствах и в принудительном порядке киргизы не призывались; мы были свидетелями, что даже частичная мобилизация народов, давно привыкших к воинской повинности, при более благоприятных условиях и обстоятельствах часто сопровождалась разного рода эксцессами. Если бы население было заранее подготовлено и знало о цели привлечения рабочих, если бы после этого была объявлена частичная мобилизация из первых, хотя бы некоторых, возрастов или была бы примерно система, которая введена генералом А. Н. Куропаткиным (определенное количество рабочих на область, уезд, волость в пределах 19–43 лет по разверстке в самой волости специально избранными для этой цели людьми), если бы своевременно были приняты меры к парализованию злоупотреблений туземной администрации, то мобилизация прошла бы вполне мирно и гладко. Чего можно было ожидать после этого от киргиз?

Обстоятельства сложились слишком неблагоприятно, и малочисленная киргизская интеллигенция очутилась между двух огней.

Газета «Казак», почувствовав серьезную опасность, в № 192 от 11 августа (при сем прилагаемом) за подписями бывшего члена 1-й Государственной думы Букейханова, редакторов Байтурсунова и Дулатова выпустила воззвание к киргизскому народу, горячо призывая его к успокоению, уверяя, что никакой опасности нет. Этот номер брался нарасхват. Выписывали по нескольку экземпляров для распространения среди населения. После первого приема (10 августа) у только что прибывшего в Ташкент генерала А. Н. Куропаткина, я телеграфно обратился к пишпекским киргизам с призывом к успокоению (копию телеграммы при сем прилагаю)^[83].

Наряду с этими призывами были пущены в ход и злоупотребления. Крутые меры и просто ошибки некоторых лиц русской администрации, вымогательства волостных управителей и т. д., и так как эти приемы касались населения непосредственно, то немудрено, что волнения стали разрастаться.

… Причин волнений, как видно из всего вышеприведенного, оказалось очень много, а ближайшими поводами были разные неблагоприятные случаи местного характера; причем отдельные характерные случаи привожу в хронологическом порядке, насколько мне удалось проследить общую картину всего происшедшего…

1) Кызылборукское дело (Вернейший уезд), записку свою при сем прилагаю^[84], было вызвано исключительно поведением вр. исп. должность помощника уездного начальника волости Хлыновского: никаких волнений до его приезда не было. 3 августа он и вр. участковый пристав Скулаев с 15 нижними чинами прибыли на стоянку переписчиков скота; перепись скота перед тем шла мирно и спокойно, и переписчики работали безо всякой охраны. Хлыновский без всякого повода со стороны собранных для переписки киргиз арестовал нескольких видных киргиз, а остальным приказал представить список рабочих в течение 5 часов. Волость перед тем «приступала к составлению списка, а в течении 5 чесав составить и представить таковой было решительно невозможно. Киргизы раза три обращались к Хлыновскому с просьбой отпустить арестованных и отсрочить представление списков; Хлыновский, желая, очевидно, припугнуть, выстрелил, говорят, из револьвера вверх, а нижние чины, не разобравшись в чем дело, выстрелили в киргиз и убили двоих; тогда киргизы окружили стоянку и кто-то из киргиз выстрелом из охотничьего ружья убил нижнего чина. (Дальнейшее изложено в моей записке).

2) Второе дело в Верненском уезде — ботбаевское (записку по этому делу прилагаю)^[85]. Ближайшим поводом к возникновению события в Ботбаевскюй волости^[86] было злоупотребление при составлении списка рабочих со стороны управителя Абдыгалия Курбангалиева; из своей партии он почти никого не записал; зато киргиз противной стороны, главой коей был кандидат его Бейсебай (фамилия неизвестная), включил в список чуть ли не поголовно. Пристав Гилев жалобу киргиз, недовольных действиями управителя, не принял, а волостной управитель донес Гилеву, что Бейсебай подстрекает народ к бунту. Пристав повел на ст. Самсы 20 нижних чинов (6 августа). Присутствие вооруженных нижних чинов во главе с приставом Гилевым, ставшим на сторону управителя (так и поняли киргизы), действовало на толпу раздражающим образом; не помогло здесь и посредничество Токсанбаева, переводчика жандармского ротмистра, случайно прибывшего на место происшествия; отряд, отступивши, стал стрелять из-за забора и убил 12 киргиз.

Когда на другой день, 7 августа, отряд с ротмистром Железниковым и Токсанбаевым и с жителями ст. Самсы ушел по направлению к Казанско-Богородицкому, волнение разрослось; одни, испугавшись возможных последствий, бежали в горы Пишпекского уезда, предполагая, что за бежавшими верненскими киргизами — их родственниками — придут отряды, и, не разобравшись, нападут на них (пишпекцев), бежали в соседние Атекинскую и Сарыбагишевскую волости, Токмакского района и внесли панику в эти волости злополучные джанасцы, испугавшись размеров волнений в Атекинской волости, бежали дальше на юг, в волости, граничащие с Пржевальским уездом

Увидев, что волнения начались в Пржевальском уезде, они отошли далее на запад и через Мерке спустились к реке Чу, описав, таким образом, почти целый круг, радиусом в 100–150 верст вокруг Пишпека, лишившись почти всего имущества, скота, потеряв стариков и детей. Другие ботбаевцы, увидев агента полицеймейстера Поротикова…^[87] Закира Исабаева, стали откупаться в надежде, что скотом, деньгами, кошмами и дорогими седлами, даваемыми Исабаеву, они будут спасены (копию прошения Курбан-Ходжинова по этому поводу прилагаю)^[88]; так как этот обирала Исабаев не был никем тронут в то время, когда киргизы стали позволять себе убийства русских и т. д., то я склонен предполагать, что Исабаев давал разрешение на эти дикости, и даже подстрекал народ (от Исабаева можно ожидать решительно всего). Считаю нужным обратить серьезное внимание на то, что первыми убитыми оказались два переселенческих чиновника из учреждения, которое положило основание недовольству киргиз; после их убийства отступить ют занятой позиции бунтовщикам было уже поздно: есть основание предполагать, что если бы в это время среди проезжавших не было чинов переселенческого ведомства, то дело не дошло бы до таких размеров.

Считаю нужным кстати упомянуть о действиях агентов полицеймейстера Поротикова перед событиями в Верненском, Пишпекском и Пржевальском уездах (копии двух докладных записок от 28/Х и 28/XII при сем прилагаю).

Задолго до означенных событий (13 июля) агентами Поротикова были арестованы киргизы Джамышевской волости Верненского уезда Сять-Ниязбеков, Танеке и другие; агенты перевалили через горы, побывали в дунганском поселке Каракугза (по соседству с волостями Атекинской и Сарыбашевской), арестовали волостного Булара Магуева, не пожелавшего дать выкупа; агенты в июле, и в начале августа побывали в Пржевальском уезде, откуда сам Исабаев вернулся с дорогими вещами, нагруженными на 2 лошадях, 2 пудами опиума, проданными им в Чарыне по 35 руб. за фунт (см. прошение Кубан-Ходжинова^[89] ).

Во всех 3 указанных местах или вблизи них впоследствии возникли серьезнейшие события.

Невольно спрашиваешь себя, почему печальные события произошли именно в тех местах, где перед тем побывали агенты Поротикова? Чем вообще занимался полицеймейстер Поротиков и его сотрудники, известно киргизам Верненского, Капальского, Пишпекского и Пржевальского уездов (см. прилагаемое прошение Измайлова^[90] ).

3) Как было сказано выше, киргизы Джанынской и части Чумичевской волости Пишпекского уезда, боясь, что за прикочевавшими к ним родственниками их — ботботаевцами — придут отряды, бежали на восток к кара-киргизам Атекинской и Сарыбашевской волостей и своим бегством способствовали панике среди кара-киргиз; узнать ближайший повод волнений этих кара-киргиз мне не удалось, так как мне не пришлось быть на месте; но необходимо отметить то, что, когда русские покорили край, Шабдан Джантаевы приходили на помощь русским С киргизами как раз в этих местах, т. е. с отцами теперешних сарыбащевцев и атекинцев; знаменательно еще то, что первые добровольцы ушли из этих же мест, значит обстоятельства оказались настолько серьезны, что поднялись сарыбашевцы, самые лойяльные из всех туземцев края.

4) Слухи о волнениях в Верненском и восточной части Пишпекского уезда распространились с невероятной быстротой и создали нервное настроение не только в Семиречье, но и в Аулитинском и Черняевском уездах. Достаточно было случая убийства в Беловодском участке кем-то на заимке двух крестьян, чтобы кара-киргизы ближайших волостей, боясь репрессий, бежали по направлению к горам; я интересовался узнать, кем убиты крестьяне — каракиргизами или русскими, но выяснить это не удалось. Среди бежавших киргиз распространился слух, что их не тронут, если они сумеют получить удостоверение от пристава (Грибановского) с короткой надписью «мирный» (прошения с изложением таких подробностей поданы генерал-губернатору и копии у меня не сохранились; каракиргиз, явившихся к приставу в числе около 517 человек, заставили слезать с лошадей, пешком отправили их в волостное правление: сам пристав, сдав арестованных каракиргиз возбужденным крестьянам, уехал, и все киргизы до одного оказались перебиты. Мне передавали кара-киргизы из этих мест, что никто из русских в участке не пострадал; сами кара-киргизы определяют число убитых около 1 100 человек.

5) О ближайших поводах к волнениям в Пржевальском уезде мне неизвестно; могу только констатировать то, что там перед самыми волнениями «работали» агенты полицеймейстера Поротикова во главе с Исабаевым.

О так называемом «Теплоключенском деле», когда пострадали ни в чем невинные киргизы, также не удалось узнать Подробностей.

6) В Копальском уезде не было волнений, никто из русских не пострадал, убийство около 40 киргиз (записку при сем прилагаю) нужно приписать исключительно озорству казаков Карабулакской станицы.

7) В Лепсинском уезде, В Маканчи-Садыровской волости, поводом к волнениям, убийству около 100 киргиз и аресту около 100 киргиз, послужили жадность и вымогательство волостного управителя Джакамбаева, народного судьи Омарова, Князева; а в МамбетбайнКаскаческой волости те же качества нового волостного Джанабая.

…8) Для полноты общей картины волнений считаю необходимым рассказать еще о событиях в Аулиэатинском и Черняевском уездах. Слухи о верненских волнениях и беловодских событиях создали нервное настроение не только у киргиз, но и у крестьян; по тракту от Аулиэата на Пишпек спешили отряды войск, что еще более нервировало киргиз; отряды проходили при чрезвычайных условиях; часть крестьян, пользуясь этим, предалась грабежу; у киргиз стали пропадать лошади, скот; другие крестьяне просто приходили в аулы и брали кошмы, ковры, одеяла и т. д. Под влиянием всего этого часть киргиз Чуйского и Меркенского участков ушли к p. Чу, к пескам. В Чуйском участке к этому прибавился ложный донос двух лесообъездчиков. Оба пристава поступили одинаково — отправились за киргизами в сопровождении нижних чинов, чем и вызвали нападение.

Одинаковые действия представителей администрации вызывали совершенно одинаковые результаты: 1) Хлыновский отправился к кизылборукцам с отрядом и вызвал нападение; 2) Гилев пошел на Самсы с отрядом — киргизы напали на отряд (если бы не было этого случая, то, по моему мнению, не было б событий в Пишпекском и Аулиэатинском уездах); 3) пристав меркенский и чуйский пошли с отрядами, и опять случилось нападение.

В начале августа в г. Черняеве было получено тревожное известие о волнениях в северной, наиболее глухой части уезда. Помощник начальника уезда, Подполковник Тризна, отказавшись от советов взять в собой вооруженных нижних чинов, отправился туда только с переводчиком. Пробыли там 12 дней; многие, узнав о столкновениях в Аулиэатинском и Пишпекском уездах, считали его погибшим. Благодаря тому, что он явился к волновавшимся киргизам именно без отряда, благодаря его такту и умению говорить с киргизами, население совершенно успокоилось. Понятно, что если бы Хлыновский, Гилев, Лундин, Урбенек действовали так, как Тризна, то, несмотря на самые неблагоприятные обстоятельства, удалось бы избежать печальных событий.

Я привел данные, характеризующие отношения русской власти к киргизам в связи с изменением условий киргизской жизни; сказал, как отнеслись киргизы к событиям, связанным с войной; указал на крайне неблагоприятные обстоятельства, связанные с призывом киргиз на тыловые работы. После всего этого можно ли еще удивляться, что произошли такие печальные события, и можно ли все это приписать одним только киргизам? Можно ли отыскать более красноречивые, более действительные приемы агитации для возбуждения умов, чем все то, что сказано выше? Люди незнакомые с историей этих взаимоотношений, к каковым, к сожалению, приходится причислять чуть ли не 99°/» русского населения Туркестана, в попытках объяснить причины волнений в Семиреченской области отыскивают эти причины, не задумываясь, слишком просто и легко — в «турецкой и германской агитации». Из сказанного, несомненно ясно одно: если бы не было тех отношений к киргизам, что были до войны, если бы мобилизация рабочих проводилась более осмотрительно, то самая идеально обставленная, какую только можно себе представить, «турецкогерманская» агитация не достигла бы того, свидетелем чего мы явились.

Более показать ничего не имею.

Приложения:

1) Книга В. Н. Наливкина «Туземцы раньше и теперь».

2) Номера газеты «Казак» 166, 168, 177, 178, 179, 184, 192.

3) Копия телеграммы от 13 августа.

4) Записка по Верненскому и Копальскому уездам.

5) Копия докладной записки от 14 января 1917 г. (по Лелсинскому уезду).

6) Копия прошения киргиза Верненского уезда Курбан Ходжанова.

7) Копия прошения киргиза Верненского уезда Манке Измайлова.

8) Копия прошения пригородных киргиз Верненского уезда.

9) Копия Докладной записки по дополнению этих прошений.

10) Копия докладной записки о Шабдане и его детях.

11) Отношения канцелярии генерал-губернатора^[91].

Показание снималось 6—24 февраля 1917 года — инженер (подпись не разборчива) — Тапышпаев.

Копия взята из дел ЦАУ Узб. ССР за 1917 год, арх. № 1186, фонд КТГГ, отдел секретный, стр. 7-25, по фондам ЦАУ Кирг. АССР, дело А А-87/138 за 1915 г., стр. 118–146.

№ 38. Копия прошения кара-киргиз Пржевальского уезда на имя российского консула в Кульдже

^[92]

Мы, кара-киргизы Пржевальского уезда, Курткамерганской, Багатинской, Кунгейаксуйской, Тюпской, Курмектинской, Кенсуйской, Тургенской, Бехназарской — всего 8 волостей, пришли к границе в количестве 4 595 кибиток. Среди пришедших есть много женщин и детей. Прошение наше заключается в нижеследующем: принадлежащие нам земли от нас взяли под предлогом, что мы не отбываем воинскую повинность, нам же предоставили горы. Но горы, занятые лесом, оказались казенными. На скот и юрты наложили подать. Поля отошли к крестьянам, а горы отошли в казну, и нам нечем было жить. Отопляться нам тоже было очень затруднительно. Цены на лес повысились в 5 раз, так что деревья дошли от 3 до 15 (рублей штука. Билеты^[93] заставили брать по два раза в год и бедные не в состоянии делать это, а если срубят одно дерево, то лесная стража составляет протокол на 10 деревьев.

Каждая волость ежегодно платила штрафы по нескольку тысяч рублей, причем, кто был в состоянии, тот платил, а бедные отсиживали под арестом. Призывали помогать России в войне, и мы помогали раз пять. Кроме двух налогов, которые мы платили каждый год, на нас еще наложили на каждую юрту по 4 рубля. Взято налога с 80 юрт. Понадобились юрты для армии, попоны для лошадей. Заставили нас, по распоряжению губернатора, сеять опий и установили таксу по 12 рублей за фунт, а если кто будет продавать на сторону, то приказали сажать в тюрьму на 4 месяца или платить 500 рублей штрафа. Оказалось, что мы потерпели убыток. С нас взяли приговор о том, чтобы мы отдали на службу с 19 до 31 года, а если не отдадим, то будем расстреляны, но молодежь, не слушавшись старых людей, стали бежать. Уездный начальник говорил, что молодежь бежит по нашему убеждению, и потому мы были наказаны. Сидевшие в тюрьме и показавшиеся на глаза, кроме татар, были убиты — это говорили нам бежавшие раненые из Пржевальска.

Услышав такие вести, испугавшись и думая, что нас ни одного в живых не оставят, стали бежать к границе Китая, жившие по дороге крестьяне начали стрелять, сколько ими убито — неизвестно. Оставшиеся в живых лишились скота, юрт, а сзади гнали нас войска. Китайские власти задержали нас на границе. Сейчас у нас нет пищи, юрт и корма для лошадей, на которых бежали. Наступает зима, для нас и скота будет плохо.

Обращая внимание на наши слезы, просим направить наше прошение к вашему начальству, так как у нас нет хлеба и соли и потому обращаемся к вашему высокородию, не найдете ли возможным помочь нам. Расписавшись, приложил печати.

(Следуют подписи и печати).

Верно: секретарь консульства Л. Зилькевич.

№ 39. Выписка из показаний Канаата Абукина

^[94]

Я начал свою общественную деятельность с 25 лет, занимая различные выборные должности по народному управлению. Первое время моей службы по выборам отношения с русским населением были хорошие — ни ссор, ни других недоразумений не было. В то время начальство в лице уездных начальников в выборы не вмешивалось и выборы шли шарами. Избирались на должность лица, пользующиеся доверием народа. В Пишпекском уезде так шло, пока не ушел с должности уездного начальника Затинщиков, который соблюдал интересы киргиз. Со вступлением лет 6 тому назад на должность уездного начальника подполковника Путинцева порядок выборов изменился, а именно: под давлением начальства начались выборы только богатых людей. Делалось это так. Богатые люди были близки к уездному начальнику Путинцеву, участковому приставу Токмакского участка Кутукову, а после него Байгулову, заведующему полицейской частью Меньшикову, и эти начальники в пользу богатых людей оказывали свое влияние на выборы. Так, под давлением уездного начальника был выбран волостным управителем Толкановской волости Ашир Узбеков, а в Джамансартовской волости Дардаил Абдуллин. Эти лица восполняли свои расходы с населения. По всему видно, что они платили уездному начальнику… Так, в этих волостях собирались деньги «чигын» со специальным указанием, что это для уездного начальника…

Под давлением пристава Байгулова прошли в волостные управители: в Абаильдинской волости сын Мананова, в Темирбулатовсхой волости Мамонкул Эсиналиев, в Сусамырской волости Кудайбергень Раимбеков, которому помогали Путинцев, Байгулов и заведующий полицейской частью Меньшиков. В Сарыбагишевской волости давление на население оказывали и Путинцев, и Байгулов в пользу Шабданова. В Атекинской волости под давлением Байгулова прошел Баимбер Баранбаев.

Давление заключается в том, что во время аульных выборов, когда избираются выборщики в волостные выборы по приказанию руководителя выборами, уездного начальника или пристава, если видит, что больше народа на стороне противника их протеже, то при помощи джигитов путают выборщиков и признают за большинство именно ту партию, которая стоит на стороне его протеже. Таким образом, от этого именно «большинства» согласно степному положению выбираются все выборщики, независимо от того, сколько было на противоположной стороне, и выборщики, по одному от 50 кибитковладельцев, все выбираются от большинства. Таким образом, и на волостном сходе выборщики оказываются в большинстве их протеже, уездного начальника или пристава. «Чигын» для начальника собирается со всех кибитковладельцев. Дело в том, что деньги обыкновенно платятся начальству до выборов, а уже после собираются с кибитковладельцев. Выборы в волостные управители и на другие должности были в прошлом году, а осенью, в прошлом же году, объезжали загорные волости пристав Байгулов и зав. заторными волостями Меньшиков, а после их проезда собирали по Абаильдинской волости «чигын» по 1 р. 50 коп., в Кочкорской волости, по 3 рубля, в Темирбулатовской волости no 1 р. 50 коп.; в Абаильдинской волости около 100 кибиток, в Кочкорской около 900, а в Темирбулатовской около 500.

В январе этого года вновь приезжал пристав Байгулов с Меньшиковым и после их проезда собирали «чиган» в Абаильдинской волости по 1 р. 80 коп. с кибитки, в Темирбулатовской — по 1 р. 40 коп., сколько в Кочкорской — не знаю.

В других загорных волостях собирали также, но сколько именно я не знаю. К этому добавлю, что другие законные сборы у нас собирались отдельно и «чигын», о котором я говорю выше, ничего общего с законными сборами земскими, податными сборами и сборами пожертвований не имеют. Пожертвования на дело войны собирались по приговорам. Я не скажу, чтобы было давление при пожертвованиях. Жертвовали много. Так, в январский приезд пристава Байгулова были собраны пожертвования от 100 богачей, причем из них жертвовали по 30 руб., по 15 руб. и по 10 руб. именно такими цифрами. Эти деньги были переданы волостному управителю Карасеву в присутствии стражника завед. Меньшикова, но дошли ли эти деньги по назначению мне неизвестно. Во время этих приездов собирались приставом, как судебным приставом, деньги по испольнительным листам и ему прогонные деньги как судебному приставу.

За время моего служения на выборных должностях были и лица, которые не брали с киргиз. Так, служивший завед. полицейской частью загорных волостей Матвеев и бывший Токмакский пристав Чубаков были честные и никогда ничего не брали с киргиз. Пристав Байгулов с семьей, которая у него большая, и джигитами приезжают как бы в гости к богатому киргизу и что понравится просят у киргиза подарить. Они объезжали почти всех богачей киргиз в сопровождении волостного управителя и брали лошадьми, коровами, а главным образом деньги. Был Байгулов с двумя сыновьями у моего сына Карыкпая и у него 152 взяли волчью шубу и 300 (р. деньгами. Если посмотреть у пристава Байгулова, то эту шубу я думаю можно найти. Она волчья, крытая темносиним сукном, нашлись бы и ковры и другие вещи.

Эти поборы, это вмешательство в выборы и вообще несправедливость и были главными причинами бунта в Пишпекском и Пржевальском уездах…^[95]. Лошадей для поездок брали в большинстве бесплатно — очень редко кто платил прогонные деньги, а администрация в лице уездного начальника, пристава и другие никогда прогонов не платили…^[96] )

Несколько последних лет начал практиковаться способ взыскания с киргиз денег за пропавший у крестьян и казаков скот в административном порядке, т. е. по приказанию начальства. Мне известны факты, что крестьяне ложно показывали, что у них пропал скот, и администрация заставляла платить за скот, которого не существовало. Такие случаи были часты в селении Столыпине и киргизам Кочкорской, Борунчинской, Джуванарыкской и др. волостей приходилось платить за этот скот. За этот якобы пропавший скот заставляли платить и мою, Абаильдинскую, волость, несмотря на то, что она отстояла за 60 верст, и я с трудом уговаривал завед. полицейской частью Меньшикова не взыскивать с нас, так как мы здесь не причем. Кем введены были эти правила о взыскании с киргиз за пропавший скот, я не знаю. Все это отражалось и на отношении сторожил — русских к киргизам. Отношения их испортились, хотя и не в такой степени. Таким образом, между русскими, главным образом новоселами, и киргизами установились враждебные отношения, со стороны русских явные, а со стороны киргиз — скрытые против русских.

Исправляю свое показание, относительно пожертвований 10 богачами денег на нужды войны. Это пожертвование было не добровольное, а по требованию пристава Байгулова, который в нашей волости заявил, что в других волостях богатые люди жертвовали по 60 руб. Мы начали упрашивать, чтобы с нашей волости взяли меньше, говоря, что деньги и разные вещи мы уже жертвовали по нескольку раз. При обращении администрации к киргизам о пожертвовании, администрация указывала, что нас не берут на военную службу, что мы не оказываем помощи людьми и что взамен этого мы должны жертвовать деньгами и вещами. Так, осенью прошлого года заведывающий полицейской частью загорных волостей Меньшиков собрал «манапов» и должностных лиц всех 9 загорных волостей на урочище Ак-Ущук (Белая Высота) и говорил нам, что мы освобождены от несения воинской повинности, а потому должны помогать русским деньгами и вещами.

Мы охотно пожертвовали от рубля до 25 руб. Я лично пожертвовал 10 руб. Деньги там же сдали наличными Меньшикову. Меньшиков никому квитанции не выдавал, а записывал в твоей записной книжке. Учесть, сколько именно тогда пожертвовали, трудно. Народу съехалось много и пожертвовали деньги больше чем 1 000 человек. Во всяком случае в среднем пожертвования были не Менее 5 руб. с человека. Приговоров на пожертвования в тот раз и в то время, когда собрали деньги с 100 киргизов нашей волости, пристава Байгулова не было.

Когда объявили о призыве рабочих от туземцев, что поняли неправильно, а именно как введение воинской повинности, киргизы обсуждали, что при сборе пожертвований им разъяснили, что именно эти пожертвования даются ввиду того, что мы не отбываем воинской повинности. Сам я неграмотный, но слышал от киргиз, что было воззвание губернатора, в котором губернатор приглашал киргиз к пожертвованиям, указывая, что киргизы не несут воинской повинности.

В прошлом году осенью из газет киргизы узнали, что предполагали брать солдат от киргизского населения. Этим вопросом киргизы живо заинтересовались и обсуждали его. Общее мнение киргиз было, что они не подготовлены к несению такой службы, так как не знали языка, не знали даже городской жизни и что слух о призыве туземцев явился не более, чем вымысел. От стариков я слышал, что при переходе в русское подданство, одним из белых царей (Ак-Падша) было обещано, что киргиз никогда не будут брать в солдаты, о чем знают все киргизы.

Первые сведения о призыве рабочих в действующую армию были получены в разных волостях в виде слухов о призыве не рабочими, а солдатами в июле м-це. Слухи эти встревожили киргиз, но они сомневались, так как знали о существовании письменного обещания белого царя не брать киргиз в солдаты. После того как распространились эти слухи, волостных управителей потребовал к себе через джигитов пишпекский уездный начальник, куда они и поехали.

По возвращении из Пишпека, волостные управители объяснили, что призывают киргиз не солдатами, а для каких-то других надобностей в действующую армию. Киргизы понимали, что раз призывают в действующую армию, то, конечно, для солдатской службы.

Это мнение киргиз усилилось еще и тем, что некоторые русские говорили киргизам — дошла очередь и до вас служить на военной службе. Почетных лиц и манапов заторных волостей никто из администрации не вызывал и никто не разъяснил вопроса о призыве. Вызывали и беседовали уездный начальник, токмакский пристав и заведующий полицейской частью только с оолостны. ми управителями, но киргизы волостным управителям не верили.

Волостные управители от имени начальства требовали, чтобы в волостях были составлены приговора со списками рабочих. Это распоряжение киргизы поняли, что местное начальство, начиная от губернатора и ниже, желая выслужиться перед высшим начальством, хочет отобрать у нас приговора о нашем желании нести военную службу. Это убеждение имело основание и потому, что киргизам было известно, что пржевальский уездный начальник в прошлом году потребовал составить приговоры о том, что несколько человек киргиз изъявило желание итти добровольцами в действующую армию. В действительности этих лиц, по нескольку человек от волости, назначили.

Я лично в прошлом году был в Токмаке, когда эти добровольцы отправлялись, в Россию и я разговаривал с ними. Они шли не по своей воле, а потому, что это потребовало начальство. Из этого факта я сам также заключил, что здесь с военной службой была проделка местных властей.

Преувеличение подати. Два года тому назад увеличили подати и никто не присылал приговоров, а прямо приказали платить. Так же, когда ввели 2 года тому назад военный налог с неотбывающих воинской повинности, который мы платили по 1 р. 84 к. с кибитки — никто приговоров не требовал, а просто приказали платить. Плата нами военного налога взамен отбывания воинской повинности в связи с требованием приговоров еще больше укрепила в нас мнение, что призыв является «добровольным», исходящим от местных властей, и мы вправе отказаться, и если от нас Настойчиво требуют, то исключительно местное начальство с целью выслужиться.

В каждой волости почти ежедневно были сборища молодежи, подлежащей призыву на военные работы. На этих сборищах выяснилось, что молодежь не согласна итти, а решила бежать в. пределы Китая. Были созваны съезды при участии должностных лиц и монапов, причем несмотря на то, что манапы были уверены, что именно местное начальство указывает призыв по своему почину, все же они склонились к тому, чтобы удовлетворить это требование, потому что боялись мести администрации в случае отказа, но молодежь категорически отказалась дать свое согласие.

Заведывающий полицейской частью Меньшиков вызвал к себе в конце июля на Джумгал в казенную школу должностных лиц для составления приговоров, но молодежь часть пятидесятников не отпускала, а у некоторых отобрала печати, говоря, что должностные лица хотят их сдать в солдаты. При сборищах молодежи, я слышал, у них была «бата» в каждой волости отдельно, но общего собрания нескольких волостей не было и общей «бахы» также не было.

Несомненно, как мне известно, что в каждой волости отлично знали, что делается в соседних волостях.

Я забыл сказать, что в наших волостях русские писаря. Эти писаря также поддерживали слух о том, что берут в солдаты. Не знаю, для чего они что делали, не думаю, что просто смеялись над киргизами. Оружия никто не делал и разговоров в загорных волостях о восстании не было. Молодежь лишь стремилась убежать в Китай. Приговоры составлены не были. В начале августа к 5 числу,и. д. уездного начальника Рымшевич вызвал в Пишпек волостных управителей и 6-го вечером с ними разговаривал, потребовав, чтобы через 2 дня ему были представлены приговоры со списками рабочих. На 7 августа к уездному начальнику были вызваны почетные лица и должностные лица от всех загорных волостей и от Атекинской и Сарыбагишевской. 7-го мы в числе 300 человек были во дворе уездного управления, куда к нам и вышел уездный начальник Путинцев, к которому мы обратились с заявлением о том, что молодежь не соглашается давать людей и итти. С уездным начальником говорили трое в присутствии остальных, а именно: Хисамутдин Шабданов (Сарыбагишевская волость), Курман Ленесов (Курманхождинская волость) и я. Переводил письменный переводчик Абдукерим Садыков. Уездный начальник Путинцев нам ответил, что он должность сдал и нам нужно говорить с новым уездным начальником Рымшевичем, а он хочет обратиться к нам с просьбой, ввиду его ухода с должности в честь его построить для больных на Арасане (Иссыгатинские минеральные воды) барак, мы тут же согласились дать со всех бывших волостей по 30 коп. с каждой кибитки.

Во время разговоров с Путинцевым к нам вышел Рымшевич, к которому мы обратились с тем же заявлением о нежелании молодежи подчиниться требованию о составлении списков и приговоров и просили его вызвать войска. Это заявление было сделано в присутствии Путинцева, добавляю, что о вызове войск мы просили Путинцева.

В начале августа 1-го, 2-го и 3-го, с просьбой о вызове войск мы обращались и к Меньшикову, который приезжал к нам по поводу набора лошадей. Меньшиков нам ответил, что он сам едет в Пишпек и доложит уездному начальнику. После этого он был в Пишпеке и присутствовал 7 августа, когда мы были у уездного начальника, Рымшевич с нами не разговаривал, а просто повернулся и ушел. Из этого мы заключили, что нас вызвали не для того, чтобы решить наболевший вопрос о призыве рабочих, а для того чтобы мы пожертвовали деньги на постройку на Арасане барака имени Путинцева^[97].

№ 40. Доклад Начальника штаба 6-го ополченского корпуса по части

Секретно.

4 января 1917 года

Самарканд

Командующему войсками Туркестанского военного округу генерал-адъютанту А. Н. Курапаткину о причинах, вызвавшие восстание киргиз Семиреченской области.

Состоя лишь начальником воинского отряда, я не имел ни права, ни возможности вникать в те причины, которые вызвали восстание киргиз Семиреченской области, а тем более не мог и проверять тех данных, которые ко мне случайно поступили по этому вопросу.

Но, исполняя приказание вашего высокопревосходительства, я считаю долгом доложить, что по моему мнению» главной причиной восстания надо считать неурегулированный должным образом земельный вопрос, а призыв туземцев на тыловые работы был только поводом к началу этого восстания. Дело в том, что киргизам оставлялись в пользование только худшие земли, все же лучшие от них отбирались и передавались русским Переселенцам, которые вместо того, чтобы самим обрабатывать землю и быть, так сказать, — культуртрегерами в крае, находили для себя более выгодным и удобным не работать, а сдавать эти земли тем же киргизам в аренду или же обрабатывать их киргизами же, нанимая их за нищенское вознаграждение. Таким образом, получилась такая картина, что киргизы, лишившись лучшей своей земли, платили в то время за нее же деньги. Такое ненормальное явление, естественно, вызывало неудовольствие киргиз к русским переселенцам, в которых киргизы видели, так сказать, виновников своих бед. Неудовольствие это было давно. Оно росло по мере отчуждения новых земель под новые русские поселки и, наконец, вылилось в форму восстания, толчком к которому послужил призыв рабочих, а цель которого было желание освободиться от русских переселенцев, так щедро наделяемых землею, в ущерб киргизского населения. Восстание это вспыхнуло потому, что киргизы, зная отлично, что все сильное мужское население области призвано на военную службу, не рассчитывали встретить сопротивления со стороны переселенцев, а равно не рассчитывали и на своевременный подход войск, предполагая, что все войска заняты на фронте. Лучшим доказательством того, что мятеж был направлен исключительно против переселенцев, а не против, вообще, русских, может служить то обстоятельство, что в то время, как в районе действия вверенных мне отрядов ни одна, даже самая незначительная, казачья станица не подвергнулась нападению киргиз, рядом расположенные большие русские поселки были сожжены дотла. При этом докладываю, что речи о том, что киргизы, якобы, боялись казаков и потому не нападали на станицы, быть не может, так как они прекрасно знали, что в станицах тогда, как и в поселках, остались лишь старики, женщины и дети. Единственная станица в р-не действия вверенных мне отрядов была станица Саитсоковская, но и на нее напали киргизы только потому, что в ней жили инженеры, служащие в организации по орошению Чуйской долины, работы которой производятся для тех же русских переселенцев. Кроме причин неудовольствия со стороны киргиз, вызванных водворением переселенцев, одной из главных причин восстания, насколько я мог разобраться, было и ненормальное отношение между местной администрацией и киргизским населением. Киргизы, по моему, народ крайне мирный, чуждый фанатизма и представляющий собой хороший материал для полного слияния во всех отношениях с русским государством. Народ этот, веками изучив местные условия, очень умело использовал для скотоводства те районы земель Семиречья, которые не могли быть использованы для сельскохозяйственных культур, и русской администрации только следовало лишь дать толчок к тому, чтобы они занялись столь же умелым использованием и земель, пригодных для сельского хозяйства, к чему у большей части киргиз было большое стремление. Для переселенцев следовало отводить лишь те земли, которые должны были оказаться совершенно ненужными киргизам даже и при переходе их от скотоводственного к земледельческому быту, главным же образом, для переселения, необходимо было устраивать новые районы, путем мелиорации: такое именно решение земельного вопроса в Семиречье и было бы наиболее выгодным с точки зрения общегосударственной. Между тем местные представители Переселенческого управления, которых киргизы сливали в одно со всей остальной администрацией, не проявили при отводе земель достаточной осторожности и предусмотрительности и отводы земли для русских переселенцев не только затрудняли переход киргиз к земледельческому образу жизни, но 158 даже сильно стеснили их в введении скотоводства: так, например, не приняли даже мер к беспрепятственному прогону скота из летовок, на зимовки и обратно. Все это вызвало в конце концов понятное озлобление со стороны киргиз не только к администрации, но и особенно к ближе стоявшим к ним переселенцам.

Далее докладываю, что киргизы, с которыми мне приходилось сталкиваться по тем или иным причинам, неоднократно заявляли мне о том, что некоторые из чинов местной администрации занимаются незаконными поборами. Заявления эти я не имел ни права, ни возможности проверить, а поэтому не могу даже судить, насколько ценным материалом они являются для суждения о семиреченских беспорядках. Но, так как этих заявлений было очень много, то я не нахожу возможным о них и умалчивать. Между прочим указание на это имеется и в прошении, поданном мне одним из главарей восстания, Канаатом Абукиным, и представленном мною командующему войсками области. Если такие факты вымогательства действительно имели место, то они, несомненно, должны были явиться одной из серьезных причин к возникновению беспорядков. Кроме этого, не могу умолчать еще о том обстоятельстве, что весьма возможно, что быть может неудовольствие киргиз и не вылилось бы в форму восстания, если бы местной администрацией были приняты соответствующие меры, так как о брожении, происходящем среди киргиз, было заведомо известно администрации. Начальник Верненского охранного отделения ротмистр Железников мне говорил, что им еще за месяц до начала восстания доносилось о брожении киргиз в Петроград и об этом докладывалось губернатору. В заключение считаю долгом доложить Вашему Высокопревосходительству, что в настоящее время положение киргизского населения в тех районах Семиреченской области, которые были охвачены восстанием, крайне тяжелое. Не имея запасов продуктов первой необходимости, они принуждены спускаться в русские поселки и обращаться за покупкою к русскому населению, которое ввиду понятного озлобления совершенно не идет им в этом отношении навстречу. Насколько мне известно, были даже случаи кровавой расправы с киргизами, Приближавшимися к русским поселкам за различными покупками. Такое положение, безусловно, не нормально и спешно необходимо принять меры к его урегулированию, иначе на почве голода возможны новые крупные эксцессы.

Подлин. за надлежащей подписью.

ЦАУ Кирг. АССР, фонд № М-99/177, по описи № 72 и 44 за 1916 и 1917 гг., стр. 38–41.

Хронология событий

25 июня. Приказ Николая II о мобилизации туземцев на тыловые работы.

25 июня. Заседание особого совещания военных губернаторов Среднеазиатского края по вопросу о реквизиции туземцев для тыловых работ.

8 июля. Приказ по Туркестанскому краю за № 170 о мобилизации туземцев на тыловые работы.

10 июля. Собрание киргиз и казахов Меркенской волости, Чиликской, Тургайгырской, Сыртогайской, Конкбурговской, Кожмамбетовской и Буленгинской волостей Джаркентского уезда, где было вынесено решение не подчиниться царскому приказу о мобилизации на тыловые работы.

11 июля. Собрание казахов и киргиз Джаркентского уезда перед уездным управлением в знак протеста против мобилизации на тыловые работы.

12 июля. Пржевальский уездный начальник объявил ближайшим волостям о призыве коренного населения на тыловые работы.

13 июля. Начало бегства дунган в Китай.

23 июля. Второе открытое заявление киргиз уездному управлению Пишпекского уезда о нежелании подчиниться царскому приказу о мобилизации.

6 августа. Восстание киргиз в Атекинской волости Пишпекского уезда.

6 августа. Восстание киргиз в Батбаевской волости Пишпекского уезда.

7 августа. Восстание киргиз в Токмакском районе.

7 августа. Восстание киргиз в Сарыбагишевской волости Пишпекского уезда.

9 августа. Восстание в Каркечинской, Джумбальской, Курманжоджинской, Кочкорской, Абеильдинской волостях.

10 августа. Восстание в Беловодском участке Пишпекского уезда.

10 августа. Восстание киргиз в Джамансартовской, Тлеубердинской, Бакинской, Талдыбулакской волостях.

10 августа. Восстание киргиз в Карабалтинской волости, Аулиэ-Атинского уезда.

11 августа. Восстание дунган в селении Мариинском Пржевальского уезда.

12 августа. Расстрел киргиз в тюрьме в Пржевальске.

13 августа. Прибытие в Токмак карательного отряда под командованием подъесаула Бакуревича.

13 августа. Избиение беловодским кулачеством 517 киргиз.

13 августа. Убийство 138 киргиз при переводе их как арестованных из Беловодска в Пишпек.

14 августа. Начало осады киргизами Токмака.

13 августа. Прибытие с Каркаринской ярмарки карательного отряда ротмистра Кравченко в Пржевальск.

18 августа. Прибытие в Пржевальск сотни хорунжего Угрининова, посланного по распоряжению военного губернатора из Джаркента.

22 августа. Прибытие отряда Гейцига в Токмак и разгром киргиз.

27 августа. Вступление в Пржевальск отряда сотника Волкова.

2 сентября. Прибытие из г. Верного карательного отряда под начальством Бычкова.

16 октября. Совещание областных военных губернаторов под председательством Куропаткина по вопросу о выселении киргиз из Пишпекского и Пржевальского уездов и образовании в связи с этим Нарынского уезда.

Комментарии

1

Разница между мобилизацией по семейным спискам и по нарядам в основном заключалась в том, что в первом случае мобилизации подлежали все киргизы в возрасте от 19 до 40 лет без различия их материального и общественного положения, а во втором случае наряды составлялись на определенных лиц по предложенной туземной администрацией разверстке.

2

Этим постановлением совещание генерал-губернаторов переложило ответственность за могущие возникнуть недоразумения на волостных управителей, в распоряжении которых имелись широчайшие возможности для злоупотреблений.

3

8 августа от коменданта Пишпекского уезда Писаржевского было получено распоряжение немедленно формировать во всех селениях дружины уже без оговорок, имевшихся в телеграмме военного губернатора Фольбаума. Грибановский немедленно организовал дружины и телеграфировал об этом начальнику гарнизона. Это распоряжение имело в виду вооружение кулацких элементов и не только «вселяло тревогу», но определенным образом настраивало эти элементы против киргиз.

4

Сущность этого предложения сводилась к следующему: представители туземной администрации, обязанные выполнить поступившее распоряжение о мобилизации на тыловые работы, опасались расправы над собой со стороны мобилизованных. Они предложили уездному начальнику Иванову заключить их (т. е. представителей туземной администрации) в тюрьму, чтобы тем самым сохранить свою жизнь, а также авторитет у народа. Предложение это не было принято.

5

Восстание в Семиреченской области возникло значительно позже, чем в остальных областях Туркестана. Предвидев неизбежность восстания, генерал Фольбаум произвел заранее учет всем военным силам и расставил их в тех пунктах, где можно было ожидать восстания. Куропаткин и Фольбаум заранее определили, где в первую очередь должно вспыхнуть восстание, изучили все горные перевалы и ущелья, через которые могли пройти повстанцы. Дальнейшее развертывание стратегического плана сводилось к тому, чтобы, оттеснив восставших к узким горным проходам, истреблять их.

Одновременно с этим предполагалось отобрать возможно больше скота и земли у киргиз, чтобы экономически их ослабить.

Восстание киргиз Пржевальского уезда началось 9 августа, после того как около селения Рыбачьего киргизами Атекинской к Сарыбагишевской волости был захвачен транспорт с оружием. Восстание началось с разгрома конных почтовых станций и русских поселков: оно охватило весь северный берег Иссык-куля, а затем: перекинулось на южный — в селения Тарханы, Барскаун и Гоголевку.

11 августа восстали дунгане села Мариинского. В Пржевальске был срочно организован добровольческий карательный отряд под руководством урядника Овчинникова. Отряд 13 августа вступил в. Мариинку, разгромил дунган и сжег село.

Документы, утверждающие об осаде Пржевальска, не соответствуют действительности: со стороны киргиз не было ни одной попытки напасть на Пржевальск.

Наиболее крупные стычки между русскими войсками и восставшими киргизами произошли близ села Покровского, где было уничтожено киргизское стойбище в составе около 800 юрт, и селения Преображенского, где было убито до 800 киргиз. В Пржевальский уезд были двинуты войска. Киргизы, видя бессмысленность дальнейшей борьбы, двинулись в Китай. Все имущество убитых туземцев по приказанию уездного начальника Иванова было конфисковано; отобрано было имущества на несколько сот тысяч рублей. Из официальных данных видно, что грабеж продолжался с 10 по 25 августа. В самом г. Пржевальске убито до 700 человек киргиз, не принимавших активного участия в восстании.

6

Этим утверждением полковник Иванов заранее предусматривал могущие возникнуть нарекания. Фактически же беженцы ничего не получали, так как в противном случае Иванов согласно существовавшему положению обязан был приложить оправдательные документы к отчету.

7

В районе Пишпекского уезда первыми выступали Атекинская и Сарыбагишевская волости. Восставшие киргизы привлекли на свою сторону всех киргиз рода Богу, занимавших котловину озера Иссык-куль и окружавшие его горы в Пржевальском уезде и южной части Джаркентского, и установили связь с киргизами Аулиэатинского и Наманганского уездов.

Восстание началось 8 августа.

9 августа восстание охватило всю территорию, занятую кочевьями киргиз в бассейне реки Чу и озера Иссык-куля. Повстанцы захватили почтовый тракт от г. Пишпека до Пржевальска и от селения Рыбачьего до укрепления Нарынское; они сожгли все почтовые станции, мосты, разрушили телеграфную линию и выставили по дорогам наблюдательные отряды. Одной из групп повстанцев (сарыбагишевцам) удалось устроить засаду при входе в Баумские ущелья со стороны котловины озера Иссык-куля и, перебив конвой, отбить транспорт винтовок и боевых патронов, следовавший в Пржевальск. Часть этого оружия была переслана в волость богинцев. 13 августа восставшие начали наступление на Токмак. Туда был брошен отряд подъесаула Бакуревича. Восставшие неоднократно бросались в атаку и понесли при этом огромные потери. Не выдержав напора царских войск, восставшие бежали по направлению Сыртов.

Повстанцы Каракечинской волости напали на селение Белоцарское и разгромили его. На следующий день повстанцы убили заведущего полицейским участком Меньшикова. Отряд повстанцев окружил село Столыпино в Кочкорской долине, но ввиду своего слабого вооружения был отбит и вынужден был удалиться в горы. В Беловодском участке Пишпекского уезда заранее были организованы из местного русского кулачества дружины, которые с ведома и разрешения властей грабили и истребляли киргизские аулы. Здесь же, в Беловодском, были зверски убиты во дворе волостного управления свыше 500 человек киргиз и по дороге в Пишпек свыше 130.

8

20 августа киргизы в небольшом числе ворвались со стороны реки Чу в Токмак, но были отбиты взводом казаков. В остальных пунктах действовала пехота и пулеметы. Передовые части киргиз выбились на главную улицу Соловьевки.

По мнению участников, численность атакующих киргиз была не менее 3 тыс. человек.

После прибытия в Токмак казаков и пулеметной команды, атаки киргиз иа с. Покровку приняли особенно интенсивный характер. Атакующие нападали Со всех сторон, за исключением северной, где находилось болото. Улицы Покровки были по концам забаррикадированы.

Киргизы, сделав нападение с одной стороны, будучи отбиты, быстро переменили направление своей атаки и напали с другой стороны.

21 августа в Токмак прибыла артиллерия и отряд Бакуревича в составе двух батарей; несколько орудий тотчас же были установлены на ярмарочной площади в районе нападения киргиз. Перед обедом из сада Дюра Сарамбаева выехало несколько сот киргиз, которые устремились на артиллерию, обстреливавшую дальние сады, где замечены были скопища киргиз. Передние части, приблизившиеся к орудиям на 20–30 саженей, были расстреляны в упор, остальные вернулись в тот же сад.

После 20 августа общих атак не было, велись нападения лишь небольшими сравнительно группами.

Во время наступления на Токмак и Покровку со стороны киргиз убито 200–300 человек и ранено человек 200, из них многие умерли.

9

Часть казачьего отряда и «пулеметная команда с одним пулеметом, установленным на автомобиле, двинулись навстречу наступавшим киргизам. Один взвод казаков стал заезжать со стороны с. Покровки в тыл киргизам. Ниже Аильчинского арыка тысячная толпа киргиз первая бросилась в атаку на пулеметную команду. Автомобиль был схвачен киргизами в кольцо настолько тесно, что слышны были их крики: ал, ал (бери, бери). Хотя пулемет был пущен «во весь ход», он не миновал бы киргизских рук, если бы не подоспели на выручку казаки, которым удалось его отстоять. Отбитые киргизы удалились к Аильчинскому ущелью.

После 12 августа Токмак оказался в осадном положении, киргизы находились кругом, даже из-за реки Чу появлялись толпы их, но на села они не нападали. Казачья сотня ввиду своей сравнительной малочисленности также не могла напасть на киргиз. Она едва успевала отбивать киргиз, нападавших на Токмак со всех сторон, главным образом со стороны Шамсинской, волости.

10

По словам Мамбетбаева, нападением на Токмак восставшими киргизскими волостями Шамсинской, Буханинской, Белекбаевской, Темирбулакской, и Абаильдинской командовал почетный киргиз последней волости — Канаат Абукин. Участвовало в бою по одному человеку от каждой юрты.

Каждая волость имела по 30 ружей, в числе их были берданки, кремневые и фитильные. Пороху и свинца было по 10–15 зарядов на ружье. Остальные бойцы были вооружены пиками с железными наконечниками и топорами, насаженными на длинные палки.

Каждая волость имела своего руководителя и свое знамя: Мамбет-Али — из Шамсинской волости — имел белый флаг, Токтасун-Бектенев — из Темирбулакской — синий с белыми пятнами четырехугольной формы, Сулейман Корчин — из Булекбаевской — белый, Канаат — из Адильбаевской — красный, Сокувек Шаманов — из Бурнаковской — без флага. Канаат был вооружен шашкой, остальные главари были без оружия.

Все главари ехали позади своих отрядов и подгоняли отстающих.

Кроме того на Токмак и Покровку наступали киргизы Иссыгатинской, Нурманбетовской, Байсеитовской, Тынаевской, Шамурзинской и Кочкорской волостей. Во главе их были Мамут Абайдуллин,

Сулейман Корчин и Измаил — сын его, Осман-али Бейгазын, Мурат-али Эльтоев и сыновья его Актабача и Асменей, Мурталин и Хайкельды Кульджины — Сарыбай Диканбаев, курач Манатов с сыном (волостным управителем) и Тюлек Турдин.

Для удобства командованием наступление велось под 24 флагами.

По словам Каната, все военачальники восставших киргизских волостей имели равные права, между тем как многие называют его самого «ханом». Последнее опровергается документом, известным под названием «приказания главных управителей мусульман», где его подпись фигурирует наравне с подписями других лиц.

Численность армии равнялась 4—45 тыс. бойцов. Наступления велись главным образом против Покровки, которая была слабо вооружена. Отряды киргиз были конные.

11

Приставом Грибановским в период времени с 11 по 13 августа произведен в горах арест нескольких групп киргиз, подозреваемых в участии в мятеже.

Арестованные охранялись дружиной, созданной из местных кулаков.

Согласно протоколу, составленному старшиной Белимовым и писарем Рымшей, все киргизы, в количестве 517 человек, были зверски убиты якобы при попытке бежать. На самом деле имели место следующие факты.

13 августа старшина Белимов заявил атабашинскому участковому приставу Левашеву, проходившему с ротой солдат, что арестованные киргизы выламывают двери карцеров и убегают, и просил в помощь себе солдат. Левашев послал команду солдат со старшим унтер-офицером, который, вернувшись обратно, сообщил, что донесение не соответствует действительности: киргизы находятся в арестных помещениях, только просят хлеба, так как, очевидно, их не кормили. Рота Левашева вскоре ушла по направлению к Пишпеку.

Утром в этот же день пристав Грибановский, приехав на арестный этапный пункт, где была размещена арестованная 12 августа группа киргиз в количестве 70 человек, увидел здесь труп киргиза, халат которого был в крови.

Грибановский распорядился перевести всех арестованных киргиз с этапного пункта в волостное правление, куда отправить также и труп.

B волостном правлении должны были составить списки всех арестованных киргиз и отправить их в распоряжение пишпекского коменданта.

Толпа была близко к самочинным выступлениям против киргиз, но Грибановский, не приняв никаких мер к предупреждению возможных бесчинств, уехал.

Приехавшие на вскрытие трупа доктор Нерсэсьянц и фельдшер Макаров нашли в маленькой комнате арестного помещения двух мертвых киргиз и одного умирающего; в ограде правления лежало еще шесть трупов.

Во дворе арестного помещения, где происходила регистрация арестованных, в присутствии старшины Белимова и сельского старосты Иваницына происходило зверское избиение киргиз местными кулацкими элементами. Попытки врача приостановить избиение не дали никаких результатов.

Старшина Белимов не только не старался прекратить избиение, а содействовал ему. Пристав Грибановский, заезжавший в волостное правление в начале избиения, видевший трупы убитых, уехал, не приняв никаких мер к прекращению побоища.

В арестованных стреляли через окна, выталкивали из помещения, а когда они показывались на пороге, закрыв халатами, их тут же убивали. Кулак Кононенко хвалился, что он убил палкой двадцать два киргиза. Платье с киргиз было снято.

Один из солдат, пытавшийся усовещевать погромщиков, вынужден был бежать от разъяренной толпы. Между тем для прекращения погрома можно было вызвать отряд Левашева, находившийся неподалеку от с. Беловодского. Всего было убито во дворе волостного правления 517 человек.

12

10 августа 1916 г. восстали киргизы в Тлеубердинской волости Пишпекского уезда. На усмерение мятежа выехал беловодский участковый пристав Грибановский с дружиной, составленной из кулаков. 11 августа он арестовал и доставил в с. Беловодское 138 киргиз.

Утром 13 августа арестованных отправили в Пишпек. Из с. Беловодского до с. Фольбаумовского (первое село по пути в Пишпек) киргиз сопровождал конвой из дружинников во главе с кулаком Яковом Романовским. От с. Фольбаумовского до Ново-Троицкого арестованных, сопровождал конвой Ляхова. Возле дунганского селения Александровки истомленные жаждой арестованные бросились пить воду, конвоиры стали отгонять прикладами их от воды. При дальнейшем следовании киргизы, истощенные голодом, жаждой и усталостью, стали падать, конвоиры поднимали их прикладами, а тех, которые не могли итти дальше, клали на подводы, следовавшие за партией.

За с. Александровной отряд арестованных встретился с отрядом солдат, которым киргизы дали дорогу, солдаты стали 3 них стрелять. Киргизы бросились бежать, отряд солдат окружил их и стал избивать прикладами; 5 человек было убито, 16 тяжело ранено, 1 пропал без вести. Протокола о происшедшем не было.

От с. Ново-Троицкого арестованных сопровождал конвой из 13–14 дружинников во главе с кулаком Даниловым.

Была сильная жара и страшная пыль. Киргизы, Выбившись из сил, падали, но свежий конвой поднимал их прикладом и быстро гнал вперед. Тогда один киргиз крикнул: «Садись!» Киргизы бросились плашмя на пыльную землю. Озверевшие конвоиры нагайками шомполами и прикладами поднимали распростертых людей и, победив их сопротивление, погнали перед собой. Трупы убитых вместе с полуживыми людьми были взвалены на телеги, которые замыкали процессию. В с. Военно-Антоновском избиение, в котором приняли участие местные кулаки, возобновилось.

Из этого села могли продолжать путь только 100 человек. Убитых и раненых повезли на 12 подводах. Новый конвой в числе 32 дружинников, во главе с Тимофеем Поповым, быстро погнал остатки арестованных в Пишпек.

Старший конвоя Попов, уехал вперед и, прибыв в тюрьму, предъявил постановление беловодского участкового пристава о препровождении арестованных киргиз в тюрьму. В приеме арестованных в тюрьму за неимением места было отказано. Из тюрьмы Попов приехал к уездному правлению, куда уже прибыли подводы с убитыми и избитыми. На церковной площади арестованные подверглись снова избиению полицейских и конвоиров и были все перебиты, а раненые, лежавшие на подводах, добиты.

Проезжавшие неподалеку от места избиения слышали крики «бей», стоны и мольбы «алла не бей» и видели, как лежавших на земле массой киргиз били палками, камнями и прикладами ружей. Вся эта трагедия происходила около 12 часов ночи. О происшедшем было сообщено уездному начальнику Путинцеву, но он не явился на место погрома, а распорядился о похоронах.

Трупы были положены на подводы и отвезены за мусульманское кладбище. Случайно оказавшихся в живых полицейские прикололи. Схоронили 118 человек.

Путинцев телеграфировал семиреченскому военному губернатору о том, что киргизы, препровождавшиеся из с. Беловодского, убиты сопровождавшими их дружинниками при попытке бежать.

Военный губернатор Фольбаум ответил телеграммой, что дружиники поступили согласно правилам устава гарнизонной службы.

13

В первых числах 1916 г. в г. Пишпек прибыл транспорт оружия—172 винтовки и 34 тыс. патронов к ним, следовавший из г. Верного в Пржевальск. Транспорт шел в сопровождении одного лишь солдата, причем ни участковый пристав, ни уездный воинский начальник в Пишпеке о движении транспорта ничего не знали. Пишпекский уездный воинский начальник Писаржевский узнал о транспорте оружия лишь по прибытии его в Пишпек. Считая передвижение оружия без охраны ненормальным явлением Писаржевский назначил для сопровождения транспорта конвой в количестве двух дружинников и одного солдата, ехавшего в отпуск в Пржевальск. По сведениям администрации в среде киргиз наблюдалось полное успокоение, киргизы собирались итти на работы по мобилизации.

5 августа транспорт вышел из Пишпека и 8 числа в 4 дня прибыл на станцию Кок-Майнак и остановился на ночевку в караван-сарае. Часов в 7–8 утра транспорт оружия двинулся на Рыбачье.

В 10–12 верстах от Кок-Майнака обоз стали преследовать конные киргизы; при приближении к Куты-Малдам два киргиза, объехав далеко обоз, помчались к караван-сараю Кутявина.

Предвидя нападение, обоз стал готовиться к его отражению. Когда обоз поровнялся с караван-сараем, киргизы из окон из-за дувалов открыли стрельбу. Конвоиры открыли стрельбу по киргизам и и выбили их из караван-сарая. Киргизы перешли в атаку, ехавший впереди их командир был убит. Киргизы, убив старшего конвоира, завладели транспортом оружия.

14

Убытки Токмака, по сообщению токмакского сельского старосты составляли сумму в 100 тыс. руб.

По сведению пожжено и уничтожено: пшеницы— 1620 десятин, ячменя — 920, клевера — 30 десятин.

15

Генерал Куропаткиц, пользуясь киргизским восстанием как поводом для проведения репрессий, разработал план выселения киргиз из Чуйской и Иссык-кульской долины. План этот в основном сводился к следующему: в пределах б. Семиречья имелся Нарынский край (носивший это название по реке Нарыну), который представлял собой пустынную каменистую местность, почти лишенную пастбищ и посевных площадей, не имевшую совершенно оросительной системы. Выселение киргиз в Нарынский край обрекло бы их на вымирание, так как они были бы лишены возможности заниматься своим основным занятием — скотоводством.

Земли выселенных киргиз Куропаткин предполагал раздать русским поселенцам, с условием перехода последних в казачество.

Этот план истребления царская администрация начала приводить в исполнение.

16

Для документов, входящих в эту главу, чрезвычайно характерно то обстоятельство, что «заботы» о пострадавшем населении касались только поселенцев, фактически кулацких и зажиточных элементов. Нигде не упоминается о киргизах, ничем не проявляется забота о туземном населении. Наоборот, документы говорят о готовящихся репрессиях против восставших, тогда как в результате восстания наиболее пострадавшими явились киргизы. По данным, опубликованным в книге Рыскулова «Восстание туземцев 1916 г. в Средней Азии», в Семиреченской области к январю месяцу 1917 г. убыль туземного населения выразилась цифрой около 275 тыс. человек обоего пола, что составляет 20,61 % всего населения области, зарегистрированного в январе 1915 г., тогда как по данным самого же Куропаткина убыль русского населения составила 2 тыс. человек.

17

Возвращавшиеся киргизы подвергались избиению кулацких элементов и массовому уничтожению со стороны карательных экспедиций. В рапорте Стефановича многие факты освещаются в извращенном виде. Когда бегство в Китай приняло массовый характер и предстала реальная опасность обезлюдения края, генералом Куропаткиным был отдан приказ «Догнать и водворить на место». В погоню за уходящим народом были посланы карательные экспедиции. Начались деятельные переговоры с китайским правительством о недопущении киргиз на китайскую территорию.

Фактически благополучно перейти границы Китая могли только те, которые заплатили богатую мзду китайским пограничникам (в частности Шабдановы заплатили 35 тыс. руб. и беспрепятственно перешли границу вместе со своими стадами). Бедняков же ожидали свинцовые пули карательных экспедиций или в лучшем случае полуголодное существование в Нарынском крае.

Обратный путь киргиз проходил в ужасных условиях. В том году рано выпал снег, и киргизам пришлось возвращаться, когда перевалы были уже закрыты. Беглецы потеряли большую часть скота, который погиб за отсутствием корма, люди умирали от голода, холода и тяжести пути, бросая на дороге беспомощных стариков и детей. Начались эпидемии тифа и черной оспы.

Войсками полковника Гейцига в ноябре месяце захвачено было 300 киргиз-повстанцев и отобрано у них 80 лошадей, 100 голов рогатого скота и 800 баранов. Отряд Бычкова при одном из походов задержал группу киргиз и отобрал у них 639 лошадей, 495 голов рогатого скота, около 9 тыс. баранов и 108 верблюдов. Помимо этого киргиз мобилизовали для уборки хлеба у русских крестьян.

По ходатайству казахов рола Албан, бежавших в пределы Китая, в результате переговоров с Уч-Турфанскими властями, Фольбаум разрешил 17 волостям вернуться, но с условием доставки 1 тыс. лошадей в Пржевальск для крестьян по уборке урожая. Согласно этим условиям табун должны были пригнать 50 человек, т. е. по три табунщика от каждой волости, а также пригнать 3 тыс. лучших лошадей для действующей армии. В этом случае мятежникам обещали помилование, в противном случае Фольбаум угрожал отрядами казаков и пушками. Само собой разумелась при этом сдана оружия и выдача главарей мятежа. Указывалось также, что если вместо настоящих главарей пришлют других, то раскаяние не будет принято.

18

Инженер Танышпаев, сам принадлежавший к казахским баям-манапам, был одним из лидеров контрреволюционной организации казахского байства «Аллаш-орды», комиссаром Временного правительства и членом. правительства буржуазной «Кокандской автономии» в Туркестане в 1917–1918 гг. В показаниях Танышпаева особый интерес представляет историческая справка, наглядно разоблачающая предательскую роль местного байства в борьбе киргизского и казахского народа с царизмом. Танышпаевы приветствовали царизм, обеспечивающий их господство от нараставшего народного движения. Фон-КауФманы и Колпаковскиеу проводившие захват Средней Азии, изображаются «поистине замечательными людьми», благодетелями народа. Показания раскрывают далее и корни позднейшей оппозиции казахских баев и складывавшейся местной буржуазии: русский купец и промышленник стал захватывать местный рынок, а переселенческий комитет — землю. Танышпаев определяет хронологические рамки этого — периода: 1889–1914 г.г. Классовая природа этой оппозиции ясно проглядывает из-за его национальной терминологии. Подходя к последним годам и явно предчувствуя приближающуюся катастрофу, казахское байство ищет соглашения с царизмом и с российской буржуазией, призывая к восстановлению традиций ген. Кауфмана и расточая хвалы ген. Куропаткину, назначенному в 1916 г. Туркестанским генерал-губернатором.