№ 14. Рапорт начальника Пржевальской тюрьмы прокурору Верненского окружного суда
31 августа 1916 г.
Доношу Вашему Превосходительству, что 12 сего августа арестанты-мусульмане учинили побег при следующих обстоятельствах. Около 4 часов дня на прогулке во дворе тюрьмы находились арестанты второй камеры (срочные). В это время из камеры № 3, где помещались киргизы Джаркенского уезда, главари и агитаторы киргизского движения, последовали настойчивые требования о выпуске вне очереди на прогулку. На отказ из этой камеры последовали угрозы выйти насильно. Предполагая недоброе, находившимся на прогулке арестантам было приказано немедленно войти в камеру, что они было и хотели исполнить, но один из арестованных Закырьян Сеитов побежал к стене ограды и быстрым прыжком вскочил на стену, а когда дежурный надзиратель, наблюдавший за этим арестованным, сделал в Сеитова выстрел, остальные арестанты повернули обратно с намерением последовать примеру арестанта Сеитова. В это время на раздавшийся выстрел и по тревоге привратника на помощь прибежали из сборной надзиратели и, видя намерение арестованных бежать, начали расстреливать их. Заслышав выстрелы, арестанты камер № 1 и 3, пользуясь присутствием только одного коридорного надзирателя, доской с нар выбили[43] дверей и через отверстие этих[44] по железным решетчатым дверям стали выскакивать из камер и по коридору выбегать во двор, но дежурный по коридору и бывшие во дворе надзиратели встретили их револьверным огнем, но части арестантов все-таки удалось перескочить через забор, но на улице по ним открыли огонь частные лица. В результате оказалось убитыми 59 человек[45], из них киргизы Джаркенского уезда главари и агитаторы. Содержавшихся первоначально по постановлениям Пржевальского уездного начальника, а затем по постановлениям мировых судей 3-го участка Пржевальского уезда и 4-го участка Джаркенского уезда, а именно: 1) Аубакир Суленбеков, 2) Турлуходжа Джинсиркин, 3) Казибек Чермаков, 4) Худояр Чотомаков, 5) Соза Тюпиев, 6) Созанкулы Аршнов, 7)Джанчибек Бектенев, 8) Куке-Истыбаев, 9) Курман Адылбеков, 10) Джинабай Худайберйнев, 11) Кеорбаза Коптарев, 12) Джампене Отунчин, 13) Бекдаир Сантаткулов, 14) Билял Разанов, 15) Узак Шауруков; подсудных по разным преступлениям: 16) Мурзаты Бакиев, 17) Шартаке Сарбаев, 18) Садык Манаев, 19) Умар Мамбетов, 20) Буваза Ого, 21) Осман Байдтаков, 22) Осман Бакеев, 23) Алтымбек Ималин, 24) Джамбай Джанобеков, 25) Джанбай Каненбаев, 26) Кауруз Тагас, 27) Тохта Косымов, 28) Молдобай Токтаходжин, 29) Арык Кплмурзин, 30) Асаналы Казакбаев, 31) Ибрагим Мамет, 32) Куренкей Истинбеков. Срочные: 1) Данияр Саяков, 2) Оразбай Алтыбеков, 3) Садык Курбанов, 4) Малар Узаков, 5) Джаумабай Ампыкучку, 6) Какай Тиктияров, 7) Лимоза Айсарахунов, 8) Байштибе Ивраев, 9) Иман Худжа Башкеев, 10) Саут Асамов, 11) Сатынды Бактемеров, 12) Идрис Юайаков, 13) Кудобай Ашибаев, 14) Тыкобай Ашорбаев, 15) Линеза Матеншин, 16) Кияз-Ходжа Джаздобаев, 17) Асан-Ходжа Бекбо, 18) Закерья Сайтов, 19) Джунус Узаков, 20) Осан-Нагаев, 21) Мамай Джанбаев, 22) Умылкан Алдты-Янбаев, 23) Базарбай Саракубаев, 24) Сумман Бектурзанов, 25) Ресаны Безматов, 26) Аван Бараков, 27) Кудабай Бушкбаев, 28) Бетеши; подсудимые: 1) Маке Джанузаков, обвиняемый по ст. 1654 Улож. о наказ., 2) Мишке Джанзаков, обвиняемый по ст. 1069 Томожен. устава, 3) Батбый Бекмурзин, обвиняемый по ст. 1642 Улож. о наказ., 4) Унитай Джитыбаев, обвиняемый по ст. 1642 Улож. о наказ., 5) Курну Кульджи Джетыбеков, обвиняемый по ст. 1642 Улож. о наказ., 6) Байтур Джанузаков, обвиняемый по ст. 1642 Улож. о наказ., 7) Курбан Ишимов, обвиняемый по ст. 1454 Улож. о наказ., и 8) Исмаил Адырбеков, обвиняемый по ст. 1525 Улож. о наказ. Срочные: 1) Сарт Джамаев, 2) Тюлемыш Бахтыев, 3) Буробай Бекмурзин, 4) Мамэй-Казы Тюлебердыев, 5) Маедын Малялин, 6) Хиказы Сансыфу, 7) Мететбек Рыспаев, 8) Шиимбай Бакыев, 9) Четур Бактыев, 10) Джамар Мурча-Ахунов, 11) Улян-Фиин Яндолин и 12) Джамая Тахтеров.
По заявлению прапорщика г. Гусакова на покровской дороге во время преследования дунган было убито также несколько арестантов, так что возможно предполагать, что в действительности ни один из арестантов не ушел, а были перебиты в разных местах и трупы их были не обнаружены.
В тот же день, 12 августа, оставшиеся русские арестанты мною были выведены из тюрьмы в укрепленный район около казарм, куда еще 10 августа переселились все жители города и чины администрации. Здесь все эти арестанты мною были обращены на работы по устройству проволочных заграждений, а затем они вступили в число защитников укрепленного района. 13 августа были вызваны охотники для прорыва на Каркару и для сообщения ротмистру Кравченко об опасном положении города. На этот вызов вызвались арестанты: Михаил Борисов и Антон Заритский, которые с 2-мя нижними чинами того же числа выехали на Каркару. Но между селением Теплоключинским и графа Полянского эти охотники были окружены киргизами. Трое из них, два нижних чина и арестант Заритский, имея лучших лошадей, успели прорваться обратно сквозь кольцо киргиз, а арестант Борисов был окружен киргизами и убит. На другой день труп его был найден, и он оказался положительно изуродован и отрублен детородный член. Последнее наводит на предположение, что над Борисовым издевались и истязали.
Во время расстрела арестантов надзиратели остались невредимы.
Начальник [Пржевальской] тюрьмы Хромых
При повторной сверке дело в архиве не было разыскано и потому печатается без архивной ссылки.
№ 15. Рапорт начальнику прежевальской тюрьмы прокурору Верненского окружного суда
№ 770
1 октября 1916 г.
В дополнение рапорта моего от 31 августа 1916 г. доношу, что побег арестантов во вверенной мне тюрьме 12 августа произошел в связи мятежа киргиз при следующих обстоятельствах.
В первых числах августа стали ходить упорные слухи, что десятого августа предполагается нападение киргиз на русских. Эти слухи проникли и в среду арестантов, что можно заключить из того, что за несколько дней до 10 числа арестант Закерья Сеитов выразился, что русским будет манифест и всех арестантов освободят из тюрьмы.
Население города с напряжением ожидало 10 числа. Этого числа начальником уезда было объявлено населению города, что действительно ожидается нападение киргиз и было приказано вооружиться для отпора нападения. Население лихорадочно стало приготовляться, снаряжая патроны, отливая пули и картечи. 10-го же числа около опийного оклада произошел какой-то случай и народ побежал с базара с криком «Напали киргизы!» и в это время случайный выстрел у почтовой конторы еще более навел панику. Народ бежал уже в паническом страхе с криком «Киргизы бьют!» Так как тюрьма находилась всего на втором квартале от базара, то масса народа побежала мимо тюрьмы и крики ужаса и паники дошли до арестантов. После этого стало заметно, что арестанты, хотя и не выходя из подчинения, подняли головы.
И августа надзиратели с, несколькими русскими арестантами около тюрьмы устраивали баррикады и проволочные заграждения и в это время к ним подскочил верхом на лошади заведующий Пржевальского Переселенческого Подрайона г. Шабалин и громко сказал: «Дело скверно — дунгане около сада Шеленина уже начали бить русских, скоро могут войти в город и возможно нападут на тюрьму».
Эти выражения услыхали, можно с уверенностью сказать, все арестанты. После этого арестанты-мусульмане имели уже радостный вид, но не выходили еще из подчинения. С 11-го августа началось поголовное переселение горожан в казармы, а 12 числа все русское население было в казармах. В этот же день мною большая часть русских арестантов с шансовым инструментом[46], при 4-х надзирателях — Провоторове, Алферове, Знирышне и Федотове — была отправлена на казарменную площадь на работы по устройству там баррикад и проволочных заграждений, а около 4-х часов дня произошел побег арестантов при обстоятельствах, изложенных в рапорте за № 758. Стража вверенной мне тюрьмы состояла из 2-х старших и 10 младших надзирателей, вооруженных 5 револьверами «нагана» и 6 револьверами Смит и Вессон. Для наружных постов имелось 6 винтовок «Бердана».
Ввиду ходивших упорных слухов о нападении киргиз, для охраны тюрьмы, по распоряжению коменданта города, наружный надзирательский пост 8 августа был заменен военным, но 12 августа, когда началась резня русских дунганами, против селения Мариинского, и военный пост был снят. А еще 10 августа по распоряжению г. коменданта из тюрьмы были взяты винтовки для вооружения нижних чинов караульной команды, так как там на всю команду имелось только 18 винтовок. Таким образом, тюремная стража с 101 арестантом оказалась вооружена только 11 револьверами.
Когда пород был оставлен жителями и представлял мертвый город, 12 человек стражи, ожидавшие нападения на тюрьму со стороны, ни коим образом не могли предупредить побега. После расстрела бегущих арестантов оказалось убито 59 человек, из них в помещении тюрьмы и вен дворе 12 человек, а остальные в разных местах города, при участии частных лиц. в том числе г. Башматова и татар Ибрагимова, Мутавирова, Батыршина и других. Во время преследования арестантов ни один из надзирателей не пострадал. Это произошло от того, что еще задолго до 10 числа, ввиду ходивших слухов, тюремная стража была на-чеку, ожидая побега или насильственного освобождения арестантов со стороны. Арестанты если бы желали вооружаться против надзирателей, то не имели к тому возможности, так как всякие предметы, могущие бы быть обращены в вооружение как в казармах, так и в ограде были убраны, и за арестованными-мусульманами был учрежден строгий надзор. По объявлении же начальником уезда о предполагаемом нападении киргиз, и предположив, что в случае нападения киргизы первым долгом бросятся на тюрьму для освобождения главарей киргизского мятежа в Джаркенском уезде, я отдал приказание страже, что в случае малейшего сопротивления или намерения к побегу употребить к делу имеющееся у каждого надзирателя оружие. Такое распоряжение с моей стороны последовало ввиду исключительного положения города, находившегося в осадном положении. Пример арестанта Сеитова увлек и других арестантов к покушению на побег, что уже не могло исключить применения употребленного оружия, а начинавшийся разгром тюрьмы и выбытие доверенных находившимися арестантами в остальных камерах, не мог быть остановлен, так как надзиратели не имели ни средств, ни времени и силы воспрепятствовать этому. Поэтому согласно моего приказания и на основании существующей инструкции, надзирателями и было употреблено в дело оружие.
Когда в город стали прибывать беженцы из разоренных и сожженных киргизами-мятежниками селений, рассказы этих беженцев о пережитых ужасах мятежа и в особенности вид раненых и убитых и полуживых детей привел всех в ярость и непримиримую злобу. Опасаясь кровавой мести со стороны русского населения, некоторые лица из мусульман, по личной просьбе, а большая часть по распоряжению коменданта были помещены в тюрьму для охраны жизни. Так, за все это неспокойное время в тюрьме содержалось около 300 дунган и их детей, до 80 человек киргиз и киргизок с детьми и сартов[47]. Всех дунганок с детьми, по распоряжению коменданта, я лично при надзирателях в 20-х числах проводил за город по Покровской дороге и посоветовал им пойти за селение Мариинское н;а Джеты-Огуз, где их могут встретить киргизы или дунгане и примут к себе. Мера эта была принята потому, что злоба русских против дунган, начавших первыми резню[48], была настолько велика, что дальнейшее пребывание дунган в тюрьме не могло гарантировать им безопасность. Часть же сартов, киргиз и киргизок с детьми мною, тоже по распоряжению коменданта, была сдана под охрану аксакала[49] китайских подданных сартов Метияза, а часть передана уездному начальнику. К настоящему времени под охраной тюремных стен находится 41 чел. киргиз, в том числе женщин и детей. Под мою же охрану были сданы состоящие на государственной службе из киргиз: подгорненский врач Джиксылыков, письменный переводчик Пржевальского уездного управления Дюсебаев и его брат каксуйский врач Джакупбаев. Не имея в тюрьме сносного помещения, я с разрешения городского врача поместил этих лиц в одну из палат городской больницы. После же отъезда Джиксылыкова и Джакупбаева в город Верный переводчика Дюсебаева взял себе на квартиру. Насколько разгорелась злоба русских против мусульман могу засвидетельствовать следующим фактом. Числа 13 и 14 августа на казарменную площадь были приведены как-то 5 или 6 дунган с тем же числом детей и тотчас же последовали крики: «Убить!» И когда я сказал: «Что вы делаете, господа? Тут женщины и дети», последовал ответ: Вы разве не видели, как били наших детей и женщин, а теперь заступились за убийц», и стали выражать мне угрозу. Видя, что толпа настроена враждебно не только к врагу, но и к русским, выступающим в защиту беззащитных, я ушел.
Приложение: копия рапорта за № 758.
Начальник тюрьмы Хромых
ЦАУ Кирг. АССР, фонд Н-28/116, т. II за 1916 г., стр. 7—10.
№ 16. Рапорт
(По р. П. В. О. С. № 93 и 12)
Начиная с 11–12 августа крестьяне из села стали бежать в. г. Пржевальск; городские жители в это время оставили свои дома и все имущества, убежали в казармы гарнизона, надеясь на защиту солдат, находившихся в казармах. Казармы были перегружены городскими жителями и сельскими беженцами настолько, что некуда было ступить.
Вследствие страшной тесноты и присутствия в числе укрывшихся в казармах гарнизона заразных больных началось перемещение из угла в угол, из помещения в помещение и, наконец, прямо на улицу.
Взволнованная масса, узнав о том, что большая часть солдат, преимущественно конского запаса, не вооружена, впала в отчаянье. Надежда на защиту солдат рухнула, каждый чувствовал себя в ловушке и, чувствуя необеспеченность своей жизни, настойчиво требовал от местной власти порядка и проявления энергии.
Частые тревожные донесения страшно нервировали эту толпу, и она поднимала свой голос, где было нужно и где не нужно. Доходило до того, что они требовали от отставного генерала Краснобородского, чтобы он взял в свои руки инициативу обороны города.
Скопище киргиз приближалось к городу ближе и ближе, народ слонялся по казарменной площади, как угорелый, не зная, что делать. В городе не было создано дружины, не были выставлены наблюдательные посты.
Возбужденная толпа, не дождавшись создания дружины администрацией, сама избрала полководцем казака П. А. Овчинникова, а заведующим хозяйством П. И. Шабалина. После избрания этих лиц публика успокоилась, надеясь на них, хотя главное управление всеми делами находилось по-прежнему в руках начальника гарнизона.
До прихода войск с Каркары в городе было «реквизировано» (отобрано) разное движимое имущество у дунган (главным образом) и сартов и свалено на площади в огромную кучу, безо всякого порядка, под открытым небом.
Здесь были: самовары, сундуки, экипажи, лампы, посуда, меха, одежда и даже куски шелковой материи. Эта куча разнообразных ценностей разжигала аппетиты у беженцев[50], и они незаметным образом потаскивали те или иные предметы, а потом «вошли во вкус» и явно начали расхищать «реквизированное» добро. Тащили из этой кучи не только темные и бедные, но и состоятельные и культурные. Были попытки остановить этот грабеж, но стрельба в воздух, ругань и даже пожарные машины не помогали. Все это имущество моментально исчезло.
Обладателей этого имущества — дунган, сартов и др. мусульман — прогоняли на площадь по одиночке и целыми группами и по требованию отдельных лиц из толпы беженцев, без всякого суда и следствия, уводили за казармы и там убивали. их.
Нотариус И. П. Пьянков дает такую картину расправы озверевшей толпы над мусульманским населением города Пржевальска: «Группу женщин-дунганок с детьми я застал на месте казни, где озлобленная толпа беженцев кричала: «убить, убить надо!». Как эти жертвы ни убивались, кричали и взывали о пощаде, все было напрасно и только приговор толпы не был приведен в исполнение благодаря вмешательству П. И. Шабалина, который приказал отпустить несчастных».
Попущение в разграблении имущества, сложенного на площади, послужило как бы поводом к грабежу дунганских и сартовских домов отдельными лицами[51]. Вооруженные бандиты врывались в дома и требовали денег.
ЦАУ Кирг. АССР, фонд жандармского управления в г. Верном, по описи № 6 за 1916 г., стр. 74–75.