(По мотивам нартского эпоса)

Предисловие

Посвящается детям моим: Маше, Тане, Лиде, Сереже и Саше Либединским.

На северных склонах Кавказского хребта и примыкающих к нему плодородных равнинах расположена Северо-Осетинская республика, входящая в состав Российской Федерации.

Веселыми кудрявыми лесами покрыты здесь склоны гор. Летом на высокогорных, поросших пышными травами лугах, пасутся неисчислимые конские табуны, овечьи отары и стада рогатого скота, принадлежащие колхозам и Животноводческим совхозам Северной Осетии. Обильные урожаи хлеба и кукурузы зреют на ее тучных полях; шумные водопады, срываясь с высоких скал, образуют бурные реки, на быстро текущих водах которых работают мощные электростанции, приводящие в движение многочисленные фабрики и заводы, построенные за годы сталинских пятилеток. Весело и свободно живет и трудится гостеприимный осетинский народ, расцветший под солнцем Сталинской Конституции.

Только после Великой Октябрьской социалистической революции осетины получили возможность обучаться на родном языке. И теперь в столице Северной Осетии в городе Дзауджикау и куда бы вы ни заехали - в аул ли, расположенный так высоко в горах, что порой облака перебегают вам дорогу, или в просторное, прорезанное прямыми широкими улицами село на равнине, - всюду на самых лучших зданиях вы неизменно увидите надпись "Школа" или "Техникум".

Не так, совсем по-другому жили осетины до революции. Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, проезжая в 1829 году через Осетию, писал: "Осетинцы самое бедное племя из народов, обитающих на Кавказе".

И до самой Октябрьской революции эти слова точно выражали правду о действительном положении осетинского народа.

Лучшие, равнинные земли принадлежали осетинским богачам-помещикам, или, как их называют в Осетии, алдарам. Бедный народ вынужден был ютиться высоко в горах, и земельные наделы, вклиненные между скал и пропастей, были так малы, что в Осетии до сих пор рассказывают быль о том, как пришел горец к себе на пашню, сбросил бурку на землю и хотел начать работать, а пашню свою вдруг потерял - вся она уместилась под буркой.

Лучшие люди Осетии не могли равнодушно видеть, как страдает их родной народ. Все свои силы отдавали они на борьбу против царского произвола, смело поднимали свой голос в защиту бесправного, нищего народа и становились в ряды мощного русского революционного движения, проникаясь идеями передовых русских людей - демократов и социалистов.

В октябре 1917 года русский пролетариат сокрушил власть помещиков и капиталистов. Новое, советское государство, возникшее на месте царской империи, построилось на основе союза братских народов, и каждый из народов, входящих в наш Союз, получил все возможности для экономического и культурного развития и роста.

Летом 1949 года Северо-Осетинская АССР праздновала двадцатипятилетие своего существования в составе Российской Федерации. Празднование проходило торжественно и весело. Гости, приехавшие со всех концов Советского Союза, делегации, которые были присланы братскими республиками, - все отмечали достижения Советской Северной Осетии.

И не случайно один из дней этого всенародного празднования был посвящен нартскому эпосу - величайшему культурному сокровищу, созданному осетинским народом и от поколения к поколению, из уст в уста бережно сохраненному до нашего времени.

Отдельные записи нартских сказаний делались еще до революции, но только в советскую эпоху стало возможным собрать воедино, изучить, систематизировать и перевести сказания на русский язык.

Старики-сказители, которые сохранили в памяти переданные от их дедов и прадедов нартские сказания, пели перед осетинскими поэтами и учеными о подвигах нартов. Песни эти были записаны и сведены вместе, непонятные места в них были выяснены и растолкованы.

К двадцатипятилетнему юбилею первая стадия этой большой работы была закончена.

Что же такое сказания о нартах и как они возникли?

Согласно этим сказаниям, нарты - это племя богатырей, которые будто бы жили на земле в незапамятные времена. Нарты горды, благородны, вольнолюбивы, хотя среди них, как среди всякого народа, попадаются иногда злые и коварные люди, хитрецы и обманщики. Нартам приходилось все время бороться со страшными чудовищами - крылатыми семиглавыми драконами, одноглазыми людоедами невероятной силы, питавшими непримиримую ненависть к людям. Но нарты, будучи слабее своих врагов, по большей части одолевали их с помощью могучей силы своего человеческого ума. И хотя повествования о нартах носят сказочный характер, вы невольно верите этим сказкам, так как в них волшебное начало неразрывно и тесно переплелось с реальным, действительным.

У каждого нарта есть не только свое имя, но и свой характер и своя манера поведения, как это всегда бывает у людей в действительности. Живут нарты большим обществом, в котором есть свои установившиеся обычаи, на наш, современный взгляд порою очень странные. Но если оглянуться на прошлое человечества, эти обычаи можно понять и объяснить. Более того, если вглядеться в некоторые черты сравнительно недавнего прошлого народов Северного Кавказа, то и у них можно обнаружить многие обычаи, приписываемые нартам. И сейчас, когда осетин хочет похвалить хозяйку дома за ее гостеприимство, домовитость, за ее находчивый ум и мудрость, он называет такую женщину именем Шатаны, так как в нартских сказаниях Шатане свойственны как раз те достоинства, которые и сейчас считаются похвальными у осетинской женщины. Хитрого человека, обманщика осетины называют именем Сырдона - нарта, обладавшего этими свойствами.

Черкесы и кабардинцы, у которых есть тоже свои нартские сказания, издавна прозвали целебные источники, на месте которых сейчас находятся курорты Минеральных Вод, Нартсана, что значит "богатырский напиток". Так в русский язык вошло слово "нарзан". Название кабардинского селения Нартан обозначает место нартских игр, место состязаний в ловкости и силе, которыми часто развлекается нартская молодежь в сказаниях. Кукурузу осетины и сейчас называют "нартским хлебом".

Ученые установили, что нартские сказания стали возникать в древнейшую эпоху величайших открытий человечества, когда люди, научившись добывать огонь, обрабатывать и закалять металлы, преисполнились радостной и гордой уверенности в своем первом месте среди других детей природы, в своем призвании стать владыками стихий и повелителями земли. Не случайно первого нарта звали Басты-Сары-Тых, что в буквальном переводе с осетинского означает "мировой силы голова". Не правда ли, в этом имени есть сходство с русским словом "человек" - тем словом, о котором наш великий писатель А. М. Горький сказал: "Человек - это звучит гордо". И по сказаниям мы видим, что гордые нарты не клонили головы перед силами небесными и земными, боролись со всяким насильником, который пытался их покорить, давали отпор как иноземцам, так и феодалам-алдарам.

В наше советское время стали осуществляться самые заветные мечтания человечества. Советский строй уничтожил господствующие классы помещиков и буржуазии, земли и пастбища стали достоянием народа, люди получили невиданную по мощи власть над природой. Ее дала людям наука, ставшая достоянием трудящихся. С небывалой силой расцвело народное искусство.

Мне выпало счастье работать над переводом осетинских нартских сказаний. Но уже закончив эту работу, я не смог с ней расстаться. Обособленные нартские сказания стали в моем воображении переплетаться, соединяться, срастаться, а в некоторых случаях - дополняться мотивами кабардинских сказаний, которые мне тоже были известны.

Так возникла эта повесть о Сослане, его друзьях и врагах.

Ю. Либединский

1. Безымянный сын Урызмага

Пришел в страну нартов голодный год. Не было дождя, солнце выжгло посевы и луговые травы. Падать стал домашний скот, а дикие, питающиеся травой звери разбежались. За ними ушли хищники. Ничего не могли добыть нарты на охоте, и пропала у них вера в свои силы. Нартские юноши, столь отважные раньше, до того ослабели, что, с утра придя на нихас - на место, где собираются мужчины обсуждать свои дела, - засыпали там, а если и просыпались, только и слышно было, как вспоминают они о пирах, о жирной доле при дележе угнанного скота,- никто не вспоминал о булатном мече, гибком луке и меткой стреле.

У одного из нартов, Сырдона (о нем еще много будет рассказано!), была собака, увертливая и дерзкая. Случалось, прибегала она на нихас, и не находилось человека, который прогнал бы ее, - все спали. Прыгала она через головы спящих нартов - кому рот оближет, у кого обувь сгрызет или перегрызет пояс. И вот однажды старейший из нартов, Урызмаг, пришел на нихас и видит: словно на поле битвы, лежат отважные нартские юноши, а собака Сырдона свои мерзости совершает над ними. Разгневался Урызмаг. Бросил он в собаку свою тяжелую палку из кости мамонта, древнего зверя. Но собака увернулась и визжа убежала, а палка, ударившись о камень, сломалась - с такой силой бросил ее Урызмаг. Собрав обломки, разгневанный, вернулся он домой. Швырнул он на пол обломки своей палки, всей тяжестью тела опустился в свое кресло" и затрещало под, ним его кресло, из мамонтовой древней кости сделанное, резьбою изукрашенное.

- Почему ты воедино, свел черные дуги своих бровей? Почему так жалобно затрещало под. тобой твое кресло, хозяин головы моей? - спросила жена Урызмага, мудрая Шатана. - Что случилось с тобой? Кто обидел тебя?

- Никто не обидел меня, - грустно ответил ей Урызмаг. - Но как не сокрушаться мне, когда вижу я, что погибает без пищи наша молодежь. Не пристало им целые дни валяться на нихасе, и не могу видеть я, как дерзкая собака Сырдона скачет через головы доблестных юношей нартских - кому губы оближет, кому обувь обгрызет, кому перегрызет ремень на пояснице. Все спят, и никто не в силах даже прогнать ее с нихаса. Жена моя, хозяйка наша, если не могу я досыта накормить нартов так, чтобы горячая кровь снова заструилась по их жилам и чтобы опять крепки стали сердца их, тогда зачем же мне жить?

- Не печалься, - сказала Шатана. - Иди зови всех! Кладовые наши полны еды и напитков - всех накормлю я как одного человека.

И повела Шатана Урызмага по своим кладовым. Одна кладовая полна была пирогами, в другой от земли до потолка высились груды вяленого мяса, в третьей глубоко в землю врыты были глиняные большие кувшины, в которых сохранялось и крепло вино.

- Видишь, все это собирала я в годы изобилия, когда все вы оказывали мне честь и долю мою присылали мне после удачной охоты. Я все сберегла, и вот пригодилось, - сказала Шатана.

Сбежали тучи с лица Урызмага, и сказал он Шатане:

- Да здесь столько еды, что всем нартам не съесть ее за неделю. Приготовься к пиру, наша хозяйка!

И позвал Урызмаг глашатая, который обязан был оповещать нартов о важных новостях, накормил его досыта и велел ему:

- Иди по нартскому селению и кричи изо всех сил своих: "Кто в силах ходить, тот пусть сам придет! Кто сам не может прийти, тому помогите прийти! У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка! Торжественный пир будет у нарта Урызмага Ахсартагата, и всех нартов зовет он к себе".

И по всему нартскому селению прошел глашатай, и повсюду он прокричал:

- О нарты! Кто в силах ходить, тот пусть сам придет! Кто сам не может прийти, тому помогите прийти! У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка! Торжественный пир будет у нарта Урызмага, старейшего в роде Ахсартагата, и всех нартов зовет он к себе!

И, услышав радостную весть, повалили нарты в дом Урызмага. Все, от мала до велика, собрались у него. Накрыла Шатана столы, и день за днем сидели нарты в доме Урызмага, и все досыта ели и пили.

В разгаре пиршества увидел Урызмаг, что стал потухать огонь в очаге. Поднялся он со своего кресла и вышел во двор, чтоб наколоть дров. Наколол и только хотел собрать их, как с Черной Горы слетел огромный мохнатый черный орел, схватил Урызмага в свои когти и понес.

Долго он нес Урызмага и, опустившись посреди моря, далеко от берегов, положил его на одинокую скалу. Только море вокруг. Ни гор, ни деревьев, ничего живого не видно кругом, кроме синих вод. Стал жаловаться на свою судьбу Урызмаг: несчастным называл он себя и с ужасом видел, что верная гибель ждет его здесь.

Весь день просидел он на скале, оглядываясь кругом, но пустынно было море. Настал вечер, пришла ночь, - и вдруг увидел он, что снизу, из-под воды, из-под большой подводной скалы, пробивается свет.

- Что бы ни сулила мне судьба, я должен узнать, что это за диво, - сказал Урызмаг. Сполз в воду, сдвинул скалу и увидел красивую дверь. Открыл дверь Урызмаг - и три девушки, одна красивее другой и одна другой стройнее, выбежали к нему навстречу.

- Пусть счастье принесет приход твой к нам, Урызмаг! Пусть счастье принесешь ты, доверивший нам воспитывать своего ребенка! Войди и будь нашим гостем, - радостно говорили девушки.

Удивился Урызмаг: не было у него ребенка, которого он давал бы сюда воспитывать.

Вошел в дом Урызмаг и увидел почтенную старую женщину.

- Да будет счастье в вашем доме! - сказал он ей.

- Будь здоров и счастлив у нас! - ответила старая женщина н пригласила его сесть в кресло.

Сел Урызмаг, огляделся и видит, что под ногами у него голубое стекло, перламутром выложены стены и утренняя звезда горит в потолке.

Дивится Урызмаг: что за чудеса в морских глубинах? И понял он, что попал к родичам своим, повелителям бездны морской Донбеттырам. Мать Урызмага, красавица Дзерасса, и жена его, мудрая Шатана, обе происходили из этого рода.

Вдруг увидел Урызмаг, что бегает по дому маленький мальчик, и так он легок, так резв, что глаз не успевал следить за ним. И не мог Урызмаг наглядеться на мальчика, и радость наполнила его сердце.

"Счастлив тот, чьим сыном являешься ты", подумал он.

Солнце или ненастье привели тебя в нашу страну? Мы давно жаждем видеть тебя, - ласково сказала Урызмагу старушка.

Урызмаг тут совсем приободрился и подумал, что не пришел еще ему конец, если на дне моря нашлись у него родичи, жаждущие видеть его. Стал он рассказывать им, каким чудесным образом попал он в страну Донбеттыров, а девушки тем временем быстро и весело готовили для него угощение. Привели они откормленного барана и просили, чтобы Урызмаг сам зарезал его. Развели они резвый огонь, и не успел Урызмаг оглянуться, как перед ним накрыт был обильный стол.

Раньше чем приступить к еде, Урызмаг, по обычаю нартов, поднял на мече своем баранью лопатку, благословил ее и, по обычаю, обратился ласково к мальчику:

- Подойди ко мне, мое солнышко! Тебе первому надлежит отведать жертвенного мяса.

И, держа мясо на острие меча, Урызмаг протянул его мальчику.

Быстро подбежал малютка и вдруг споткнулся и упал на меч. Пронзило острие меча сердце мальчика, и, словно подкошенный цветок, упал он. Содрогнулось несколько раз его маленькое тело.

Печаль охватила Урызмага и всю семью Донбеттыров. С плачем унесли девушки тело малютки.

"Злосчастным рожден я на свет!" в отчаянии подумал Урызмаг.

И, видя, что не притрагивается он к угощению, сказала ему старая женщина:

- Тебе нужно поесть, Урызмаг. Того, что случилось, теперь не поправишь. От судьбы не уйдешь.

Но не до еды было Урызмагу. Встал он печальный и ушел тем же путем, каким пришел. И, уходя, долго слышал, как оплакивали женщины безвременно погибшего малютку.

Только вышел Урызмаг из воды и очутился снова на своей одинокой скале, как огромный черный орел опять появился над ним. Снова схватил он Урызмага в свои когти, долго нес его над землей и опустил его там, откуда похитил.

Собрал Урызмаг наколотые им дрова и, печальный, принес их к очагу. Увидел он, что продолжается пиршество и никто не заметил его отсутствия. Сел Урызмаг на свое место и обратился к пирующим:

- Какую быль хотите вы услышать от меня? Старую или новую?

- Много слышали мы о старине, - ответили пирующие. - Что-нибудь новое хотим мы услышать.

В соседней комнате, среди женщин, была в то время Шатана. Услышала она, как рассказывает Урызмаг чудесную и печальную историю приключений своих на дне морском. Схватила она себя за волосы и в горе стала царапать щеки свои. И заголосила она:

- Свекры вы наши драгоценные и почтенные старые люди, не осуждайте меня, простите, что в голос плачу я перед вами! Хранился у меня в родительском доме Донбеттыра тайный клад. Не знал муж мой о нем. Был он в походе, когда родился наш сын, и, зная, что на роду написано мужу моему убивать своих сыновей, отдала я сынка нашего на воспитание в родительский дом. Но и там отыскал его Урызмаг, и жизни еще не видавшего послал он нашего сынка в страну мертвецов. Как будем жить мы теперь? Кто позаботится о нас под старость?

Опечалились люди, слушая ее причитания, и тихо разошлись по домам.

С тех пор не находил себе места Урызмаг. Опустив голову и подняв плечи, ходил он среди людей, не отвечал улыбкой на улыбку, и тот, кто заговаривал с ним, не получал от него ответа.

Был камень на нартском никасе. Тот, кто ложился на этот камень, забывал о своем горе. На этот камень лицом вниз лег Урызмаг и часами лежал на нем. Собравшись возле, говорили Урызмагу старейшие из нартов:

- Урызмаг, самый добрый из нартов, не надо так убиваться! С каждым из нас может случиться такая беда.

Помогли Урызмагу эти мудрые слова. Повеселел Урызмаг, и долгое ли, короткое ли время прошло - снова стал он скликать нартов на веселые пиры.

2. Рождение Сослана

Отошло горе от Урызмага, но никак не могла успокоиться Шатана: видно, вправду суждено Урызмагу убивать своих сыновей! Но недаром мудрой называли Шатану. Небесной мудростью и земным колдовством одарена была она от рождения, тайны неба и земли ведомы были ей. И вот однажды пошла Шатана на берег звонкошумливой реки, протекающей через селение нартов. Среди белых, синих и серых камней катила река свои быстрые воды; при летнем таянье снегов и равноденственных бурях весны и осени река сама натащила сюда из тайных горных недр эти камни.

Долго ходила Шатана среди камней, пригибаясь к каждому камню, словно прислушиваясь к его шепоту. И вдруг увидела она небольшой округлый камень и долго разглядывала и ощупывала, словно проникая в него своим взором. Точно ржавой окалиной отделан был весь этот черный тяжелый камень.

Нашла Шатана то, что искала. Взяла она этот камень и пошла в горы - все выше, выше, на ту белоснежную гору, где в кузнице своей, сотрясая землю, грохочет молотом небесный кузнец. Курдалагон.

Подала ему камень Шатана. Посмотрел он на камень и сказал Шатане:

- Сто мешков дубового угля изготовь мне, мудрая Шатана.

С помощью Урызмага Шатана нажгла сто мешков дубового угля, и тогда положил Курдалагон камень Шатаны в горн и стал подкладывать уголья в огонь. Велел Курдалагон подручным своим раздувать кузнечные мехи, и, впитывая в себя жар, изо дня в день стал расти камень, принесенный Шатаной.

- А теперь добудь мне сто бурдюков волчьего молока, - сказал Курдалагон.

Не может придумать Шатана, откуда достать ей столько волчьего молока. Думала, думала Шатана и обратилась за помощью к Урызмагу:

- Нужно мне сто бурдюков волчьего молока, достань его мне.

- Скажи мне, как достать его, и я достану, - ответил Урызмаг.

- Вот что скажу я тебе. Там, где сходятся семь дорог, поставь шатер. Самые вкусные яства буду я посылать тебе туда, а ты угощай ими всех прохожих людей и у каждого спрашивай, как добыть молока волчицы.

Так и сделал Урызмаг: на перепутье семи дорог поставил он шатер, и стала Шатана присылать ему самые вкусные кушанья. И всякого прохожего-проезжего обильно угощал Урызмаг. Благодарили люди Урызмага, но когда спрашивал он, где бы добыть ему молока волчицы, то удивлялись гости и думали, что Урызмаг помешался.

Время идет. Сидит Урызмаг в своем шатре на перепутье семи дорог и ничего не может узнать. Вдруг видит он: бежит мимо него всех собак прародительница - вечно голодная собака Силам. Позвал ее Урызмаг и накормил досыта.

- Чего ты здесь ждешь? - спросила его собака Силам.

- Хочу я узнать, как достать мне волчьего молока, - ответил ей Урызмаг. - Вот и сижу здесь, на перепутье семи дорог.

- Целую неделю корми меня досыта тем, что я пожелаю, и достану я тебе волчьего молока, - сказала ему собака.

Согласился Урызмаг и стал посылать к Шатане за всеми кушаньями, каких только ни требовала собака.

"Вот теперь скоро будет у меня волчье молоко", подумала Шатана. И какие бы кушанья ни просил Урызмаг для собаки, все посылала ему Шатана.

Так целую неделю кормил Урызмаг собаку, и после этого сказала ему Силам:

- Теперь построй высокий загон.

Сплел Урызмаг крепкий плетень и построил высокий загон. Побежала собака в лес, и стаю за стаей стала она пригонять в этот загон свирепых волчиц. Далеко слышно было, как воют они, рычат и грызутся в загоне.

- Теперь можешь их доить, - сказала Урызмагу собака Силам.

- Легко сказать - доить! - сердито ответил ей Урызмаг. - Ведь они растерзают меня!

Тогда вошла собака Силам в загон, схватила одну из волчиц за мохнатый загривок и подвела ее к Урызмагу. Выдоил Урызмаг волчицу, и собака Силам отпустила ее на волю. Так одну за другой выдоил он всех волчиц. И наполнились волчьим молоком сто бурдюков.

Привезли Урызмаг и Шатана сто бурдюков волчьего молока Курдалагону, а за это время разжегся огонь в горне, и чудесный камень раскалился и почернел от жара. Наполнили молоком большую чашу, и такой огонь раздул Курдалагон в своем горне, что камень сначала покраснел, потом пожелтел, потом побелел и треснул. Треснул камень, и из пышущей жаром глубины его вывалился добела раскаленный младенец. Закрыты были его глаза, точно он крепко спал, и румянец горел на его щеках. Подставила Шатана подол своего бешмета - насквозь прожег младенец его ткань. Упал он на землю и на локоть ушел в землю. Задымилась, загорелась земля. И тут, ни мига времени не теряя, схватил его Курдалагон большими клещами за колени, опустил в молоко. Закипело и в белый пар обратилось волчье молоко. И спросил Курдалагон у Шатаны:

-. Погляди, улыбается он или нет? Не открыл ли он глаза?

Нет, не улыбался младенец, продолжал крепко спать.

Еще раз налил чашу и снова опустил в нее мальчика Курдалагон. И так до семи раз. На седьмом разе улыбнулся мальчик, открыл глаза, и тут увидели все, что в левом глазу у него два зрачка.

- Великим охотником и воином будет этот мальчик, - сказал Курдалагон". - А тело у него теперь стало закаленное, стальное. И будет ему имя - Сослан, солнечное имя.

И только промолвил Курдалагон это имя, как взошло солнце. Первый луч его заиграл и засветился в глазах мальчика. Потянулся он к солнцу, не мигая, как орленок, взглянул на него.

Засмеялась тут Шатана, и спросил ее Урызмаг:

- Что тебя так обрадовало, хозяйка наша Шатана?

И ответила мудрая Шатана:

- Все время беспокоилась я о судьбе нашего из камня рожденного сына, но теперь вижу - все пойдет хорошо. Или ты не видел ту, которая с первым солнечным лучом поцеловала нашего Сослана? Это дочь Солнца - Ацырухс. Только что она родилась - и сразу полюбила Сослана. Суждены они друг для друга и будут счастьем друг другу.

Казалось бы, все предвещало счастье Сослану. Но лукавый нарт Сырдон, проведав о том, что нечто чудесное творится в кузнице Курдалагона, давно уже пробрался сюда - до всего ему было дело. Видел он, как Курдалагон закалял Сослана, и зорким взглядом своим приметил Сырдон то, чего другие не заметили. Клещами стиснуты были колени младенца, когда в волчье молоко опускал его Курдалагон. И догадался Сырдон, что хотя все тело Сослана закалилось, но колени его остались не закаленными, слабыми. И крепко запомнил это Сырдон.

3. Сослан и Хамыц

За день на вершок, за ночь на целую пядь вырастал Сослан, но ходить научился не скоро. Тяжко было его незакаленным коленям носить стальное, быстро наливающееся силой тело. Когда выходил он из дому, мальчишки-сверстники дразнили его "колченогим", а дома ему сидеть не хотелось. В нижнем этаже каменной родовой башни, в которой он помнил себя с рождения, окошечки были маленькие, и когда дверь закрывали, даже в самый яркий солнечный день здесь было сумрачно. Веселее становилось лишь тогда, когда Шатана разводила огонь в большом очаге. Целого быка или оленя можно было зажарить в огне этого очага, возле которого, повелевая дочками своими, верховодила мудрая Шатана.

Нарты-мужчины редко бывали дома. Когда они возвращались, то привозили богатую добычу, а тела их были покрыты кровавыми ранами. Но знала Шатана тайные снадобья; сама она приготовляла их из трав и камней, из лунного света и паутины, змеиного яда и пчелиного меда. Искони умела она врачевать. И когда заживали раны, созывал Урызмаг всех нартов и устраивал в почетной комнате башни, которая была на втором ярусе, веселые пиршества. На пиршествах этих прислуживал старшим Сослан. Несмотря на кривые ноги свои, ловко и весело бегал он среди столов, приносил блюда из кухни, наливал кубки и жадно слушал, как хвалятся мужчины дальними походами и славными подвигами. Неделями длился пир, а когда он кончался, снова уезжали нартские мужи в поход или на охоту, и Сослан опять оставался с Шатаной. Он спрашивал, она рассказывала, и рассказы ее еще сильнее разжигали желание Сослана скорей возмужать и отличить себя подвигами.

С младенчества стало оружие любимой игрушкой Сослана. Трех лет он мог поднять меч Урызмага, который не всякому взрослому было под силу поднять. А брат Урызмага Хамыц сделал Сослану лук и стрелы.

Однажды был на охоте Хамыц. Заночевал он в лесу и вдруг на рассвете слышит - стрекочут над ним сороки. А Хамыц понимал птичий язык. И вот слышит он, сорока-жена говорит сороке-мужу:

- Хозяин нашего дома, остерегайся летать над башней Ахсартагата^(*). С рассвета и до вечера сидит там у двери колченогий мальчишка и ни одной птицы не пропускает. Многие родичи наши погибли, пронзенные его меткими стрелами.

- Молчала бы ты, женщина, пока тебя не cпросили! - ответил сорока-муж. - Люди охотятся только за той дичью, которая годна им в пищу. Мы же - такое наше счастье! - людям в пищу не годны.

Не сочти для себя обидой мое женское слово, - ответила сорока-жена, - но мальчик этот еще несмышленыш. Не отличает он годных в пищу от не годных, всех бьет подряд, в лёт и без промаха.

Весь день охотился Хамыц, а когда поздно ночью возвращался домой и подходил уже к сумрачной башне Ахсартагата, просвистела в ночной темноте стрела над его головой и что-то ухнуло, застонало и тяжело упало на землю. Кинулся туда Хамыц и поднял с земли мертвого филина - его сердце пронзила меткая стрела охотника.

- Это я его застрелил, - сказал Сослан, приковыляв к месту падения филина.

- Разве ты кошка, что видишь в темноте? - спросил Хамыц.

- У меня в левом глазу два зрачка; один из них - кошачий.

- Будешь ходить со мной на охоту, - сказал Хамыц и очень обрадовал этим Сослана.

Знаменитым охотником был Хамыц. Как младшего брата, полюбил Сослана Хамыц. Не было у Хамыца ни жены, ни детей. Девушки не шли за него - от рождения плешив был Хамыц, ни одного волоса не росло на его голом, блестящем черепе. Усы у Хамыца были рыжие, жесткие, глаза маленькие, синие. Сослану Хамыц казался красивым, а девушки смеялись над ним.

4. Женитьба Хамыца

Снова лютое время настало для нартов. Опять выжгло солнце поля нартов, а в домах не осталось хлеба. По горам и лесам бродили нарты, охотились и кормились тем, что добывали охотой.

В это тяжелое время больше всех помогал народу Хамыц. С болотистой равнины - называли ее нарты Желтая Осока - стал Хамыц приносить в нартское селение желтых косулей. Не мог он спокойно видеть, как голодают нарты, и в Сухой Балке бил он не раз молодых сухопарых оленей. Неустанно заботился Хамыц о нартском народе, и множество черноперых горных индеек добывал он для нартов на вершине Черной Горы. Сослан ходил вместе с Хамыцем, и не мала была его охотничья доля.

Однажды весь день ходили они понапрасну. Ни одна птица не подпустила их к себе на полет стрелы. За весь день, до самого вечера, даже краем глаза не удалось им увидеть ни одного зверя. Стало уже смеркаться. И вот в лесу, на зеленой потайной поляне, увидели они большое стадо оленей, и белый олень среди них - самый крупный.

Прицелился Хамыц, но не успел спустить стрелу, как гром загремел по ущельям, во все стороны разбежались олени, а белый олень упал замертво. Удивился Хамыц:

- Нет, это не был гром - ни единого облачка нет на небе, - сказал он Сослану. - Может быть, это не я, а кто-нибудь другой убил его? Но ведь мы нигде никого не видим!

И только вымолвил это Хамыц, как на поляну из чащи леса вышел мальчик - еле от земли видно его. Подошел он к убитому оленю, перерезал ему горло и стал ловко снимать с него шкуру. Вот снял он шкуру с одного бока, и тут Хамыц пробормотал:

- Постигнет же горе твой очаг, малыш!.. Кто перевернет тебе тушу оленя на другой бок? Не осилить тебе одному этого дела! Надеюсь, что по воле бога олень этот все-таки достанется нам.

И вдруг дивное диво увидел Сослан: ухватился мальчик за тушу оленя и легко перебросил на другой бок этого белого лесного зверя, точно белый мотылек попал ему в руки.

- Бедовый мальчишка! - сказал Хамыц. Собрали Хамыц и Сослан сухих веток для костра и направились туда, где, снимая шкуру с оленя, ловко орудовал ножом маленький охотник. Бросил Хамыц сухие ветки на тушу оленя, и так же сделал Сослан. И, сотворив этот старинный обычай охоты, сказал Хамыц маленькому охотнику:

- Пусть еще щедрее будут к тебе боги охоты!

- То, что будет послано мне, пусть будет послано нам обоим! - приветливо ответил маленький охотник. Ростом он был мал, но у него было лицо и повадки юноши.

Свернул свою бурку маленький охотник, положил на землю и обратился к Хамыцу:

- Присядьте здесь, добрые гости! Но ответил Хамыц:

- Нет, лучше мы поможем тебе, не то ты устанешь.

- Лишь бы духи, покровители охотников, не устали посылать мне добычу, а разделывать ее я никогда не устану, - ответил маленький охотник и, ловко сняв шкуру с оленя, повесил на дерево тушу.

Вмиг развел он огонь, умело выбрал лучшие части оленьего мяса, нарезал и быстро нанизал их на шесть шампуров.

- Не иначе, он товарищей ждет и для них приготовил столько мяса, - тихо сказал Сослан Хамыцу, и тот кивнул головой.

Но когда поджарились шашлыки, маленький охотник два шашлыка положил перед Хамыцем, два - перед Сосланом, а два перед собой. Хамыц доедал еще первый шашлык, а маленький охотник уже управился со своими обоими и сказал Хамыцу:

- Не много же надо тебе, чтобы насытиться!

И, подтащив к себе тот шампур, который лежал перед Хамыцем, он съел третий шашлык, а потом добрался и до второго шашлыка Сослана, который еще не управился с первым своим шашлыком.

"Ростом он не больше меня, а ест в два раза быстрей!" удивлялся Сослан.

После ужина маленький охотник повел Хамыца и Сослана в сухую пещеру, устроил для них удобную постель, уложил спать и накрыл своей буркой. Хамыц сразу уснул. А Сослан не спал и все смотрел, как маленький охотник, взяв белую шкуру убитого оленя, так же быстро и ловко, как он делал все, за что ни брался, обработал ее, разрезал на узенькие полоски и начал из этих полосок искусно плести красивые уздечки, крепкие путы для коней и тугие плети.

- Почему ты не ложишься спать? - спросил Сослан.

- Некогда мне спать, - ответил маленький охотник. - Все, что я делаю, пойдет в дар вам. Когда вы вернетесь в свое селение и люди спросят вас, с кем вы вместе охотились, надо будет вам показать что-либо, иначе не поверят они тому, что вы обо мне расскажете.

Настало утро, и сказал Хамыцу маленький охотник:

- Нельзя нам разойтись, не испытав друг друга.

- Чем же мы испытаем друг друга? - спросил Хамыц.

- Охотой, - ответил маленький охотник.

- Пусть будет так, - быстро согласился Хамыц. Нашли они глухое ущелье, в котором должно было быть много дичи. И спросил Хамыца маленький охотник:

- Пойдешь ли ты гнать зверей или же встанешь в засаде?

- Стар я ходить на гай, - ответил ему Хамыц. - Лучше я постою здесь и буду бить зверей, которые пойдут из ущелья.

Тут же согласился с этим маленький охотник. Побежал он по одному гребню ущелья, заклекотал по-соколиному; перебежал на другой гребень, закричал по-орлиному. Напугались звери и, сбившись все вместе, кинулись из ущелья и выбежали прямо на Хамыца и Сослана. Не ожидали они такого изобилия, растерялись и упустили зверей.

Вернулся к Хамыцу маленький охотник и спросил:

А где же звери, которых я выгнал из ущелья? - Не было тут ни одного зверя, - ответил Хамыц и мигнул Сослану, чтобы тот молчал.

Думал Сослан, что обидится маленький охотник, услышав такую явную ложь. Но ничем не показал маленький охотник своей обиды.

- Ну, если так, посиди-ка ты тут тихонько, а мы с твоим младшим как-нибудь сами поохотимся, - сказал он и ушел в глубь леса.

Не кричал маленький охотник теперь по-орлиному, не клекотал по-соколиному; молча выслеживал он зверей, молнией кидался на них и убивал с такой быстротой, что Сослан каждый раз не мог опомниться. Сто раз по сто и еще одну тысячу зверей убил маленький охотник за этот день. Притащил он добычу к тому месту, где сидел Хамыц, и стал проворно раскидывать на четыре кучи.

- Что же это такое? - тихо сказал Хамыц Сослану. - Нас здесь трое, почему же он делит добычу на четыре доли? Неужели он хочет взять себе половину? Сколько лет прожил я на свете, в скольких странах побывал, а никто не наносил мне подобной обиды.

Маленький охотник разделил всю добычу на четыре кучи и сказал Хамыцу:

- Подойди ближе, Хамыц, и выбери долю, которая, по обычаю, положена тебе как старшему.

Взял Хамыц долю старшего. Тогда сказал ему маленький охотник:

- А теперь возьми долю, которая положена тебе, по обычаю, как встречному, как товарищу по охоте.

Взял Хамыц и товарищескую долю. После этого маленький охотник указал и Сослану на его долю. А потом, вскинув на плечо всю огромную кучу доставшихся ему убитых зверей, точно это была вязанка сухого хмеля, попрощался он с Хамыцем, кивнул Сослану и пошел своим путем.

Обрадовался Хамыц богатой добыче и весело сказал Сослану:

- Беги скорей, Сослан, в селение нартов и крикни им: "Эй, нарты! У кого есть то, что на колесах катится, пусть сюда прикатит! У кого есть то, что оседлать можно, пусть седлает и сюда скачет! А те, у которых нет ни того, ни другого, пешком сюда торопитесь! Всем найдется, что унести отсюда".

Добежал Сослан до селения нартов, и когда взбежал он на гору, с которой видны были все родовые башни нартов и выше всех башня Ахсартагата, зычно крикнул он то, что приказал ему крикнуть Хамыц.

И хлынули нарты на этот зов туда, где горой навалены были убитые звери, и каждый повез в селение столько, сколько смог ухватить. Хамыц тоже направился в селение, но на полпути остановился:

- А что, если нарты будут спрашивать нас, как звали того, кто охотился вместе с нами? Ведь не сказал он нам, как его зовут!

И тут же Хамыц и Сослан повернули обратно и быстро пошли по следу маленького охотника. Увидев, что догоняет его Хамыц, маленький охотник остановился, снял с плеча свою ношу и положил ее на землю. И когда подошел к нему Хамыц, спросил его маленький охотник:

- Что случилось с тобой? Или ты забыл что?

И ответил ему Хамыц:

- Ты прости меня за то, что, проведя вместе с тобой столько времени, я не спросил тебя, кто ты такой и откуда ты родом.

- Принадлежу я к роду Бцента, и живем мы постоянно под землей, - сказал маленький охотник. - Происходим мы от Донбеттыров, и все подземные ручьи и колодцы даны нам в удел.

- Тогда я скажу тебе еще одно слово, - сказал Хамыц. - И пусть Сослан, мой младший, будет свидетелем моим. Захотелось мне взять жену из вашего рода. При малом росте, видно, мужественны люди вашего рода...

- Это хорошо! - сказал маленький охотник. - Мы бы тоже не прочь породниться с нартами. Но должен ты знать: мы все вспыльчивы и нетерпеливы. Всего две пяди наш рост, а в обхват и того меньше, но наша сила, наше мужество и другие наши достоинства в испытаниях не нуждаются. Есть у меня любимая сестра, и мы бы выдали ее за тебя замуж, но вы, нарты, любите надо всем насмехаться. Мы же от насмешек заболеваем, а от упреков умираем. Боюсь, что не сумеешь ты уберечь мою сестру.

- Вы только выдайте ее за меня, а уберечь ее - это уже будет мое дело, - сказал Хамыц.

- Что ж, пусть будет по-твоему! - согласился маленький охотник и назначил Хамыцу срок явиться за невестой.

- А где же ваш дом? - спросил Хамыц.

- Я проложу тебе дорогу, и ты придешь по ней к нашему дому, - ответил маленький охотник. - Обнажу я свой меч, вытяну его перед собой в сторону нашего дома и буду им сквозь темный лес, сквозь дремучую чащу прокладывать дорогу, прямую и широкую, как улица селения. Пересечет она насквозь этот лес и выйдет на равнину. И но этой равнине проведу я ногой борозду до муравьиной кучи. Под ней и находится наш дом.

Пожелав друг другу хорошего дня, они распрощались.

Взял сын Бцента на плечи свою ношу и, поддерживая ее одной рукой, другой прокладывал дорогу к своему дому так, как обещал он это Хамыцу.

А Хамыц, вернувшись в нартское селение, рассказал о своей встрече.

Когда наступил назначенный срок, собрал Хамыц лучших из нартов и вместе с ними поехал к Бцента за своей невестой. Предстояло Сослану быть дружкой на этой свадьбе, и гордился этим Сослан...

Добрались они до того места, где прощался сын Бцента с Хамыцем. Как и обещал сын Бцента, прямая широкая дорога пересекала дремучий лес. А за лесом, на равнине, увидели они глубокую борозду. Долго шли по ней нарты и дошли до муравьиной кучи. Слезли тут нарты с коней, и сразу же выскочили из-под кучи юноши из рода Бцента. Низкорослые и ловкие, приняли они у нартов их доспехи, оружие, бурки и унесли под землю, а потом раскрыли широкую дверь, ведущую в подземелье, и повели вниз нартов и нартских копей. Было время у рода Бцента приготовиться к приему нартских гостей! Приветливо встретили они нартов и богато их угостили.

И вот наступило время, когда Сослан как дружка жениха учтиво попросил, чтобы показали ему люди Бцента новую сестру его - невесту Хамыца. И оттуда, где шел пир, повели его в соседнюю комнату. Там в ряд стояли девушки, одна прекраснее другой. Поблагодарил их Сослан и спросил:

- Скажите, кто из вас станет сестрой моей?

- Нет среди нас сестры твоей, - ответили девушки Сослану.- Вон там, в постели, лежит сестра твоя.

- Вы шутите со мной, а мне без шуток, нужно узнать - которая из вас, красавицы, станет нашей невесткой? - опять сказал Сослан.

Тогда подвели Сослана к постели, подняли перину и показали Сослану на лягушку, которая сидела под периной.

- Вот ваша невестка! - сказали ему.

Не поверил Сослан. Подумал он, что с ним, как с самым младшим, хотят пошутить Бцента, и сам стал смеяться. Но тут подошла к нему хозяйка Бцента, старая женщина, и сказала ему:

- Мы не шутим, братец, с тобой и не хотим обидеть ни тебя, ни прочих нартов. Ласково взгляни на сестру твою: под лягушечьей шкуркой ее скрыта наша любимая дочь, девушка, предназначенная в невесты Хамыцу.

И тут рассердился Сослан. Выбежал он из комнаты невесты и крикнул нартам:

- Вот почему Хамыц наш при почтенном своем возрасте до сих пор никак не может жениться! Всегда насмехались над ним люди и продолжают насмехаться! Не спрашивайте меня о невесте, я вам ничего не отвечу. Сядем скорей на наших коней да вернемся домой!

Взглянули нарты на разгневанное лицо Сослана и поняли, что хотят их опозорить в доме Бцента. С шумом и криком стали они требовать коней своих и оружие и, не простившись, поехали прочь из дома Бцента.

* * *

Хамыц последним покинул дом Бцента. Надоело ему жить холостым. Горевал он о том, что опять не удалось ему жениться, и не заметил, что когда уезжал, снарядили Бцента невесту его в лягушечьей шкурке и спрятали ее под высокую луку Хамыцева седла. Печальный вернулся Хамыц домой. Поставил он коня своего в конюшню, снял седло и сбрую и так низко опустил голову от стыда, что высоко поднялись над ней его могучие плечи. Вошел он в дом, бросил седло в угол и в горе повалился на постель.

Когда же сон сошел на него, выпрыгнула из-под седла его невеста-лягушка и вдруг обернулась девушкой. Проснулся Хамыц и видит: стоит перед ним девушка - свет неба и краса земли встретились на лице ее. Веселым солнцем озарена комната - то рассыпались по плечам ее волосы, одели ее всю до пяток, и, как солнце, светят они.

- Небесный ты дух или земной? - спросил ее Хамыц.

- Я не дух небесный и не дух земной. Я девушка из рода Бцента. Я та, на которой ты женился. Но судьба мне такая, что днем прячусь я в лягушечью шкурку и только ночью выхожу из нее.

- Если так, - сказал Хамыц, - то вот постель твоя.

- Некогда мне, и не лягу я в эту ночь, - ответила девушка. - Лучше покажи мне все те ткани, всю одежду и обувь, которые припасены у тебя с юных лет.

Вскочил тут Хамыц с кровати и открыл свой большой сундук. Немало шелка, сукна и других богатых тканей с юношеских дней и до дня женитьбы накопил Хамыц. Взяла тут ножницы девушка из рода Бцента и стала кроить. Умело и быстро кроила и шила она. И все, что требовалось, чтобы одеть с головы до ног сто мужчин, все это скроила и сшила она за одну ночь до утра.

Настала вторая ночь, и молодая жена Хамыца снова занялась этим же делом. И когда приготовила она одежду и обувь, чтобы одеть двести мужчин, сказала она Хамыцу:

- А теперь сделай так: возьми все эти одежды и раздавай нартам. Кто беднее, тому отдавай лучшее.

И не бойся, что мы обеднеем от этого. Никогда не иссякнет и не растратится то, к чему прикоснулась я. Если же не будут обижать меня нарты и смеяться надо мной, не страшны вам будут годы засухи - велю я подземным водам подняться из-под земли, повсюду забьют родники и оросят ваши поля...

Роздал Хамыц подарки нартам, и долго удивлялись нарты и восхваляли щедрость Хамыца.

Так женился Хамыц и стал счастливо жить со своей красивой и робкой женой из рода Бцента.

5. Сослан и Кумский человек

Подрос Сослан. Стал он сам ходить на охоту.

Однажды увидел он след оленя на перевале, пошел по следу и догнал оленя. И так красив был этот олень, что жаль стало Сослану его убивать. Стоило пошевелиться оленю - бубенцами звенела шерсть на нем.

От бугорка к бугорку, от кустика к кустику стал Сослан подкрадываться к оленю. Приблизившись на полет стрелы, он уже прицелился, но не успел спустить свою стрелу, как в воздухе просвистела стрела другого охотника. Зашатался олень и покатился с кручи.

Закричал тут Сослан во все горло:

- Что за собака, что за осел? Кто посмел застрелить моего оленя?

Никто не ответил Сослану. Спустился Сослан по кровавому следу вниз, в ущелье, и видит - лежат на дне ущелья убитый олень, а возле него стоит юноша, такого же возраста, что и Сослан. И Сослан спросил его:

- Это ты убил моего оленя?

- Ты угадал. Это я убил оленя, - ответил юноша.

- Олень этот принадлежал мне, - заносчиво сказал Сослан. - Как же ты посмел убить его?

- Если это был твой олень, то зачем же ты не выстрелил в него раньше меня? - ответил юноша. - Нахожусь я в своей стране - в Кумском ущелье. Зачем же ты кричишь и ругаешься?

- А ты кто? - спросил его Сослан.

- Я из страны Кум. А сам ты кто и откуда пришел?

- Я - Сослан, нартский человек.

- Нартский человек! - сказал человек из страны Кум. - Мы друг друга не знали, а теперь мы друг друга узнали. В знак такой радости разделим по-братски оленя. Подойди, и мы снимем с него шкуру.

На этом кончилась их ссора, и они вместе стали снимать шкуру с оленя. И когда сняли шкуру, протянул кумский человек Сослану свой нож и сказал ему:

- Нартский человек, подели оленя по своему обычаю.

- Ты убил оленя, - ответил Сослан, - тебе и надлежит делить его.

Разделил кумский человек оленя на три части. "Что бы это могло означать? - думает Сослан. - Одна часть будет моя, другая - его. Третью часть он тоже, конечно, хочет взять себе. Но если ему достанется больше, чем мне, для меня это будет хуже смерти". Разделил оленя кумский человек и сказал Сослану:

- Твое право, нарт Сослан, выбирать первому.

- Нет, солнце мое! - сказал Сослан. - Ты убил оленя, тебе первому и выбирать.

Выбрал тогда кумский человек самую лучшую долю и сказал:

- Это будет твоя доля, Сослан. - А потом, указав на вторую долю, он добавил: - Ты к нам пришел издалека. Ты мой гость, и потому эта доля тоже тебе от меня, как гостю. Ну, а третья доля моя.

Зажарили они шашлык, угостились на славу. Потом каждый забрал свою долю, и стали они собираться в путь. И сказал кумский человек Сослану:

- Нартский человек, выбирай себе подарок. Что хочешь ты: вот мой меч, вот конь мой, вот мой лук. Выбери себе то, что тебе нравится, и возьми себе, чтоб добром поминать меня в стране нартов.

Поблагодарил Сослан кумского человека, но от подарка отказался. Подали они на прощанье друг другу руки и сели на своих коней.

Кумский человек направился в страну Кум, а Сослан - в страну нартов. Но, отъехав не очень далеко, подумал Сослан: "Ведь кумский человек давал мне подарок, зачем же я не взял его? Не воспользовался я счастьем... Как расскажу я об этом в стране нартов?"

Повернул Сослан своего коня обратно.

- Эй, кумский человек! - кричит он. - Остановись, мне нужно еще поговорить с тобой.

Кумский человек тоже повернул своего коня. И снова съехались они на том месте, где делили оленя.

- Чего тебе, нарт Сослан? - спросил его кумский человек. - Или ты забыл что?

И Сослан сказал:

- Уж такой народ мы, нарты, что если нам подарок честью дают, то отказываемся мы брать его, а потом жалеем, зачем не взяли.

- А мы такой народ, - ответил кумский - человек, - что когда честью предлагаем подарок и его не берут, мы больше его не дарим.

Слово за слово, опять поссорились два человека. Стали пускать они стрелы друг в друга, потом выхватили мечи и стали наносить удары друг другу. По восемнадцати ран было у каждого. Один повалился по одну сторону тропы, а другой - по другую. До вечера они отдыхали, а потом сказали друг другу:

- Разойдемся пока по домам, залечим свои раны, а ровно через год опять встретимся здесь.

Вернувшись домой, рассказал Сослан Шатане о том, как подрался он с человеком из страны Кум, и ответила ему Шатана:

- Неразумно поступил ты, нерожденный сын мой! Ты пришел на места чужой охоты, ты грубо и заносчиво разговаривал с хозяином чужой земли. А он был миролюбив с тобой и ласков, как с гостем. И, конечно, совсем не подобает, отказавшись от подарков, потом силой требовать их обратно. Я, конечно, залечу твои раны, но когда ты вернешься на место поединка, помирись тогда с человеком из страны Кум и приведи его к нам в гости.

Залечила мудрая Шатана все раны на теле Сослана, и через год он снова направился в страну Кум. Хотел Сослан сделать так, как научила его Шатана, но только издали увидел его кумский человек - сразу одну за другой стал пускать он стрелы в Сослана. Рассердился Сослан и ответил ему тем же. А потом вспомнил, чему учила его Шатана, и перестал пускать стрелы. После этого кумский человек выпустил одну стрелу, выпустил другую и перестал стрелять. Вот лежат они, затаившись, и каждый молчит. И спросил кумский человек:

- Нартский юноша, ты жив?

- Жив, - ответил Сослан.

- А почему не стреляешь?

- Не хочу убивать тебя, - ответил Сослан.

- И я тоже не хочу, - ответил кумский человек.

Тут встал он и пошел к Сослану. И Сослан тоже поднялся к нему навстречу.

- Да погибнуть нам обоим, нартский человек! Ведь мы не враги, зачем нам убивать друг друга?

Тогда бросили они в разные стороны свое оружие, подали друг другу руки и крепко обнялись.

- Раз стали мы теперь друзьями, должен ты побывать у очага моего, - сказал кумский человек.

Сели они на коней своих и поехали в кумское селение. Хорошо угостил кумский человек Сослана. Целую неделю не вставали они из-за стола.

Когда прошла эта неделя и Сослан собрался домой, подарил ему кумский человек свой лук и в придачу еще дал ему шкуру того оленя, из-за которого вышел весь спор. А шкура эта была такая, что каждый волос ее звенел колокольчиком, а каждая щетинка смеялась бубенчиком. И стоило только тронуть эту шкуру, как начинала она петь чудесными голосами.

Позвал Сослан к себе кумского человека. Приехали они в страну нартов, и радушно приняла Шатана гостя из страны Кум и угощала его целую неделю. А когда через неделю захотел кумский человек возвратиться в свою страну, как было не сделать ему подарка? И подарил ему Сослан своего коня.

Так стали друзьями Сослан и человек из страны Кум.

6. Сослан ищет того, кто его сильнее

Собралась раз нартская молодежь на площади, где происходили у нартов игры. Сослан тоже пришел на площадь. Сначала завели большой круговой симд - любимую долгую нартскую пляску. Молча смотрел Сослан на веселую пляску. Хотелось ему самому поплясать, но хотя и окрепли его ноги, все еще не надеялся он на них.

После симда стали состязаться в стрельбе из лука. Наметили цели и стали пускать в них стрелы. Немало было метких стрелков среди нартских юношей, но тут уж впереди всех оказался Сослан - его стрела всегда попадала в цель.

Неподалеку, на берегу реки, отдыхало стадо.

- А ну, испытаем-ка мы также и силу свою, - сказали нартские юноши.

Выбрал каждый по молодому быку и, схватив его за рога, старался перебросить через реку. Но никому это не удавалось. Тут Сослан, выбрав самого крупного быка какой только был в стаде, схватил его, размахнулся, и грохнулся бык на другом берегу реки.

Удивлялись все силе Сослана и говорили, что нет на земле человека сильнее его.

- В стране нартов нет такого человека, который мог бы со мной померяться силой, - сказал Сослан, вернувшись домой после состязаний. - Придется мне отправиться по другим странам и поискать там силу сильнее моей.

Покачала головой мудрая Шатана, но ничего не ответила Сослану. Снарядила она его в дорогу, и на следующий день, рано утром, отправился он вниз по реке. Долгое ли, короткое время шел, но вот достиг он того места, где река впадает в другую реку. Пошел Сослан вниз по ее течению. Вдруг видит: идет ему навстречу рыбак. Удилищем рыбаку служит большая береза, и вместо червяка крупная овца насажена на крючок.

- Удачи тебе желаю! - сказал Сослан рыбаку.

- Будь благополучен в нашей стране! - ответил ему рыбак. - Какая нужда привела тебя к нам?

- Я ищу человека, с которым мог бы померяться силой, - сказал ему Сослан. - Но вижу, что могу вернуться, вижу, что мне тебя не осилить!

- Не так уж велика моя сила, - сказал рыбак. - Пройди-ка дальше вниз по реке.. Там удит рыбу старший мой брат, он сильнее меня.

Отправился Сослан дальше вниз по реке. Идет он и видит: сидит на берегу реки рыбак, удилищем ему служит столетний дуб, а на крючке висит туша коровы.

- Удачи тебе желаю! - сказал Сослан рыбаку.

- Будь благополучен в нашей стране! - ответил ему рыбак. - Куда ты идешь? Кого ищешь?

- Я ищу человека, с которым мог бы померяться силой. Но вижу, что не встречу никого сильнее тебя.

- Не так уж велика моя сила, - ответил ему рыбак. - Пройди вниз по реке. Там старший мой брат ловит рыбу, он сильнее меня.

Пошел Сослан дальше, и увидел он еще одного рыбака. Сделано его удилище из трехсотлетнего дуба, и туша быка висит на крючке.

- Желаю тебе радости! - сказал Сослан.

Да будешь ты счастлив в нашей стране! - ответил ему рыбак. - Откуда ты, добрый человек?

Я ищу человека, с которым мог бы померяться силой, - сказал ему Сослан. - Но вижу, что не встречу человека сильнее тебя.

- Ну что ж, - сказал рыбак. - Иди к нам домой, искатель силы, а вечером, может, что и придумаем.

Указал рыбак дорогу в свой дом, и Сослан нашел этот дом. Переступил через порог Сослан и видит: сидит у очага женщина.

- Пусть будет добрым твой день, мать моя! -сказал ей Сослан.

- Ты мой гость, и да будешь ты счастлив в нашем доме! Откуда идешь и чего ищешь?

- Из страны нартов иду я, - сказал Сослан. - Ищу силу сильнее моей: В нашей стране я всех одолел и пошел поискать по свету человека, с которым мог бы померяться силой.

- Ой, ой!.. Забудь об этом! Ведь если сыновья мои вечером застанут тебя здесь, они съедят тебя и даже костей не оставят. Вот на, закуси, отдохни, а я придумаю, как бы мне защитить тебя от моих сыновей.

Быстро внесла она столик-трехножку, уставленный едой. Досыта наелся Сослан, и тогда приподняла женщина огромное сито, что вверх дном лежало под лавкой, и спрятала под ним Сослана. Несколько раз пытался Сослан поднять это сито, но даже пошевелить его не смог.

Вечером все три брата вернулись домой и спросили у матери:

- Мы сегодня прислали сюда кичливого горного человечка. Подай-ка его нам, и мы кровью его вычистим свои зубы. Давно не приходилось нам пробовать человеческого мяса.

- Вам надо поесть чего-нибудь посытнее, - ответила им мать. - Человечек никуда не денется, он здесь под ситом, и пусть он останется вам на завтрак. Поставила она перед сыновьями ужин и уложила их спать. Когда же они уснули, женщина выпустила Сослана из-под сита, отнесла его к двери, показала ему дорогу и сказала:

- Беги изо всех сил! Только твои ноги могут спасти тебя, больше тебе не на что надеяться...

Когда проснулись утром великаны и мать им сказала, что гость их сбежал, погнались они за ним. Как заяц, бежит от них Сослан - что же ему еще делать? Видит Сослан: впереди его идет какой-то путник. Оглянулся Сослан - настигают его великаны. Собрал Сослан все свои силы и догнал путника. Поглядел на него и видит - перед ним тоже великан, одноглазый и однорукий.

- Ай, ай! - сказал Сослан. - Пусть буду я твоим гостем и на земле и на том свете. Если только догонят они меня, пропал я!

- Если бы ты был даже гостем бога, он не сделал бы для тебя больше, чем я,- сказал великан, бросил Сослана к себе в рот и подобрал под язык.

Нагнали братья-великаны Однорукого и спрашивают его:

- Не пробегала ли здесь наша горная птичка?

- Не видал я никакой горной птички, - ответил им Однорукий. - Некогда мне попусту болтать с вами. Оставьте меня в покое!

- Отдай лучше скорее нашего маленького человечка, иначе плохо тебе будет, - стали приставать к нему братья.

- Шли бы вы своей дорогой. Ничего хорошего не дождетесь вы от меня, - опять сказал им Однорукий.

Тут бросились на него братья.

- Теперь только на себя пеняйте, - сказал Однорукий, схватил всех трех своей единственной рукой, бросил на землю и сел на них.

Выплюнул он Сослана из-под своего языка и сказал ему:

- На бедре у меня растет волос. Вырви его, и я свяжу им этих трех неуемных.

Схватил Сослан волос, изо всех сил тянет его, а не может вырвать. Как веревку, обернул Сослан этот волос вокруг своей поясницы, рванулся всей своей тяжестью и все-таки не смог вырвать.

- Возьми нож и отрежь, - сказал Однорукий.

Достал Сослан свой меч и, держа одной рукой волос, ударил по нему мечом. И стало лезвие меча не острее тупой стороны ножа, а волос так и остался невредим. Тогда Однорукий наступил коленом на трех братьев, сам вырвал свой волос и крепко связал им братьев.

Тут поняли братья-великаны, насколько они слабее Однорукого, покорно дали себя связать и жалобно просили его:

- Ничего мы от тебя не хотим. Только освободи нас м отпусти домой!

Освободил их Однорукий, отпустил домой, а сам вместе с Сосланом отправился дальше. И спросил Однорукий у Сослана:

- По каким странам ходил ты? Чего ты ищешь и почему один отправился в поход?

- Я - нарт Сослан. Испытывала раз наша молодежь свою силу: бросали мы через реку молодого быка. И только мне удалось это. После этого загордился я и отправился в чужие страны искать такую силу, которая была бы сильнее моей. Ты видел, каково пришлось мне. Спасибо тебе! Если бы не ты, не пришлось бы мне больше ступить на нартскую землю.

- В нашей семье, Сослан, любой месячный младенец может перебросить через реку самого большого быка, и все-таки мы не кичимся так своей силой, как ты. Вот послушай, что один раз произошло со мной.

Я младший из семи братьев. Отец наш в то время тоже еще был силен,. как лесной хозяин, медведь. Однажды мы все вместе отправились в поход. Несколько дней скитались мы, но ничего нам не встретилось. И вот как-то после обеда тучки набежали на небо, пошел дождь, и стали мы искать, где бы нам укрыться от дождя. Увидели мы пещеру. Нас было восемь человек верхами, и все мы свободно в ней разместились.

Через некоторое время увидели мы, что мимо нашей пещеры гонит пастух свое стадо. Озорной козел подбежал к нашей пещере и стал о нее тереться. И так был велик этот козел, что пещера наша закачалась во все стороны, как колыбель. И тогда поняли мы, что приняли за пещеру старый лошадиный череп.

"Прочь, прочь!" закричал пастух на козла.

Но козел не послушался его и не пошел со стадом. Рассердился пастух и коршуном кинулся на него. Козел помчался прочь, а пастух сунул палку в глазницу лошадиного черепа, в котором мы сидели, размахнулся и бросил череп вдогонку козлу.

Он бросил метко. Ударился череп о рога озорного козла и разбился. И все, кто был внутри - и кони и люди, - посыпались в разные стороны. Да и что иное могло быть с нами?

Увидел нас пастух и кинулся на нас. В одно мгновение убил он отца моего и всех шестерых братьев. У меня успел он вырвать только руку и вернулся к своим козам. Когда всаживал он палку в глазницу черепа, задел он мой глаз, и глаз мой вытек. Видишь, какие дела происходят на земле?

С тех пор я никогда и ни с кем не стремлюсь померяться силой. И всем, кто любит меня и кого я люблю, говорю я: "Будь скромен и никогда не ищи силы сильнее себя". Возвращайся домой, мое солнышко, и никогда не говори больше, что нет на свете человека сильнее тебя!..

Так, простились они, и пошел Однорукий в свое село, а нарт Сослан вернулся к себе домой.

Рассказал он Шатане свои приключениями ответила ему Шатала:

- Хотела сама я сказать тебе то слово, которое услышал ты от доброго великана, но знала, что пока ты сам не испытаешь на себе силу сильнее своей, не послушаешься ты меня. А унывать тебе тоже не надо. Ведь среди нартов ты теперь самый сильный.

- Какая сила у нартов! - печально сказал Сослан. Мы против тех великанов - все равно что муравей против человека.

- Конечно, - сказала Шатана, - мы и ростом и силой уступаем им, но есть у нас один дар, который сильнее их силы. Вот послушай, что случилось с нартами, когда им раз попал на пути старый череп...

7. Нарты и череп великана

...Двенадцать нартов пошли в поход. Кто может сказать, сколько времени были они в пути, но никакая добыча не попадалась им в руки. И вот однажды въехали они на широкую вершину, где и застала их ночь. Едут они в темноте, и вдруг пика Урызмага за что-то задела. Стали они в темноте ощупывать, что это такое, и попали в какую-то пещеру. Удивляются нарты: "Ни гор, ни камней здесь нет, как же может быть пещера среди чистого поля?"

Переночевали они, а когда рано утром оглядели свою пещеру, оказалось, что провели они ночь внутри большого человеческого черепа.

И тут сказал Урызмаг:

"Вот если бы ожил тот человек, которому принадлежит этот череп! Но только пусть ничего не видят его глаза".

А тогда каждое желание Урызмага исполнялось. И к черепу вмиг приросли все остальные кости, покрылся скелет мясом, кожей, и вот перед нартами живой великан, только глаза его ничего не видят. Зашевелился он, сел, потянулся.

Дивятся на него нарты. Услышал великан их голоса и спросил:

"Кто вы, что вы за люди?"

"Мы нарты", ответил ему Урызмаг.

Тогда великан попросил его:

"Протяни мне руку. Я хочу пощупать, каков склад твоего тела".

Хотел Урызмаг ближе подойти к великану, но в это время великан выдохнул воздух и Урызмага точно ураганом ударило и отбросило назад.

Тогда Урызмаг подошел к великану сзади и подал ему свою руку. Ощупал великан его запястье и сказал:

"Что это у вас такие кости мелкие? Расскажите-ка мне, чем вы живете?"

"Мы едим хлеб и мясо диких зверей", ответил Урызмаг.

Махнул тут рукой великан:

"В этом гибель ваша..."

"А вы чем питались?" спросил его Урызмаг.

"Мы питались жиром земли".

"Как же вы добывали жир земли?" спросил Урызмаг.

Засучил тут великан свой рукав и до самого плеча запустил руку в землю. Выгреб он полную горсть земли и сказал Урызмагу:

"Подставь свои ладони!"

Подставил Урызмаг свои ладони, сжал великан в кулаке землю, и жирный сок земли закапал в ладони Урызмага и сразу наполнил их.

"Ну, теперь попробуй это!" сказал великан.

Урызмаг вылизал то, что наполнило его ладони, и сок земли, подобно жирному мясу, сразу горячо ударил в его сердце. И так насытился сразу Урызмаг, что показалось ему, будто он объелся.

"Теперь тебе не надо часто есть", сказал ему великан.

И Урызмаг спросил его:

"А какими играми вы забавлялись в те ваши давние времена?"

"Видите вы большой курган вон в той стороне?" спросил великан

"Да, видим", ответил Урызмаг.

"Так вот заберись на его вершину, и я покажу тебе наши игры".

Взошел Урызмаг на вершину кургана, крикнул великану: "Я здесь!" - но тут же сбежал с кургана.

Вырвал великан самое большое дерево и швырнул его на вершину кургана. До самого основания разворотило дерево этот курган, и земля разнеслась во все стороны.

Тут спросил великан Урызмага:

"Эй, где ты? Неужели я не попал в тебя?"

"Не попал, - ответил Урызмаг, - я в сторону увильнул".

"Увильнул? - спросил великан. - А что это значит - увильнул? Мы этого не знали. Может, вы из породы чертей? Лучше оставьте вы меня в покое и не дразните".

И тут сказал Урызмаг:

"Превратись в то, чем ты был!"

И тут же исчез великан. Только череп его, величиной с большую пещеру, и сейчас лежит посредине равнины...

Так кончила рассказ Шатана, и спросила она у Сослана:

- Ну, понял ты, что сильнее силы?

- Понял! - весело сказал Сослан. - Ум сильнее силы.

8. Как Сослан первый раз посватался

Вернулся раз Сослан с охоты. Идет он по улице - ни одного человека не видит. "Когда я уходил, все были здоровы. Какой же мор напал за это время на наше селение?" с тревогой подумал Сослан.

Вдруг видит он: идет по воду молодая женщина.

- Куда люди наши девались?-спросил ее Сослан. Но ничего не ответила ему женщина. Недавно вышла она замуж, и нельзя ей было, по обычаю, говорить со старшими.

- Ради бога твоего, - попросил Сослан, - нарушь обычай на этот раз и скажи, почему обезлюдело наше село?

И шепотом ответила Сослану молодая женщина:

- Прилетела в нашу местность красавица Косер в своей летающей: башне. Остановила она в небе свою башню, и когда собрались люди, она крикнула им: "Стану я женой того, чья стрела долетит до меня!"

Встревожился Сослан. "Как бы чья-нибудь стрела не долетела раньше моей!" подумал он и побежал туда, где высоко над землей висела в небе башня Косер.

Добежал Сослан до того места, где, глядя в небо, собрались нарты, лег на землю лицом вверх, достал свою стрелу, пустил ее - и в верхнее стропило летающей башни вонзилась стрела его. Пустил Сослан вторую стрелу - в верхний косяк окна летающей башни попала стрела.

Открылось окно башни, Косер своей белой рукой достала обе стрелы, взглянула на них и сказала:

- Обе эти стрелы из одного колчана. Навеки моим ясным солнышком пусть будет тот человек, что пустил их. Отныне он мой суженый!

И опустила красавица Косер свою башню на землю, к людям.

- Тот, чьи стрелы до меня долетели, пусть подойдет сюда! - сказала Косер. - Он будет моим мужем.

Обрадовался Сослан, рванул дверь башни и вошел в нее.

- Подожди, мальчишка безумный, подожди! - закричала Косер. - Не сумеешь ты управлять моей башней. Выйди отсюда!

Но не послушал ее Сослан. Рассердилась Косер, послала вверх свою башню, а сама выскочила из нее на землю. Сослан же не заметил,.что Косер выскочила из башни. Обежал он всю башню и нигде не нашел красавицу Косер. "Значит, обманула меня эта коварная!" в гневе подумал Сослан.

А башня все летит вверх и уносит Сослана.

Долетела башня до самого неба и остановилась. Что делать тут Сослану? Разгневался он и спрыгнул с вершины башни на землю. Камнем полетел он вниз - чем ближе к земле, тем быстрее. Достиг земли со всей силой своего полета, стремительно пробил ее насквозь и видит, что очутился он у чертей, в седьмой преисподней.

Обрадовались черти, несут ему в подарок все самое лучшее, что только могут достать. Но с каждым днем становится все печальнее Сослан.

- Дорогой ты наш гость! - говорит ему Повелитель чертей. - Все самое хорошее, что есть у нас, показываем мы тебе, но ничем не можем тебя развеселить...

- Такой уж я человек, - сказал Сослан, - что без охоты и сражений не мила мне жизнь.

А тут как раз пришла весть, что угоняют у чертей стадо. И приказал тогда Повелитель чертей:

- Выводите скорей знаменитого нашего Дзындз-коня! Испытаем-ка нашего гостя, таков ли он на самом деле, как говорит о себе. Пусть один поскачет на нашем коне и отобьет у воров наше стадо!

Вывели черти своего знаменитого чертовского Дзындз-коня. Вскочил на него Сослан, мигом укротил его, погнался за ворами и не только стадо пригнал, но и воров взял в плен и привел их связанными.

- Нельзя его отсюда отпускать, - сказал Повелитель чертей. - Такого черта и среди чертей не найдется.

И привел Повелитель чертей к Сослану трех своих дочерей.

- Гость наш дорогой! - сказал он Сослану. - Всех трех любимых своих дочерей отдаю я тебе в жены. Таких красавиц ты, конечно, нигде не найдешь. С ними ты проведешь у нас весело и счастливо всю свою жизнь.

Много девушек повидал Сослан, а таких уродок, как чертовы дочки, никогда не видал. Но если ты даже и у черта в гостях, все равно он твой хозяин и обижать его неучтиво. И сказал Сослан Повелителю чертей:

- Ах, как нравятся мне твои дочери, мой добрый алдар^(*)! Но горе - в стране нартов осталось у меня три жены. Они и так друг с другом не ладят, и вечно у нас в доме крик и брань. Не смогут они ужиться в согласии с любимыми твоими дочерьми, и не хочу я сделать несчастными этих нежных девушек.

- Тогда проси чего хочешь, ничего мы для тебя не пожалеем, - сказал Сослану Повелитель чертей.

- А мне бы только вернуться к своему народу нартскому, больше мне ничего не нужно от вас,- ответил ему Сослан.

Опечалился, вздохнул Повелитель чертей.

- Ну что ж! - сказал он своим слугам. - Принесите-ка нашему гостю два старых чувяка.

Вот принесли Сослану чувяки, и удивился Сослан: узнал он эти чувяки - давно он их износил и выбросил.

- Теперь надень на ноги эти чувяки и скажи: "По старому следу к порогу дома приведите меня, чувяки!"

Надел Сослан на ноги чувяки, сказал то, что велел ему Повелитель чертей, и на вот - стоит он у дверей своего дома. Увидела его Шатана, обрадовалась.

- Да съесть мне твои недуги за то, что ты невредимый вернулся, мой мальчик! - воскликнула она.

А Косер, пока Сослан был в преисподней, находилась на земле. Дошел слух до нее, что вернулся Сослан, и подумала она: "Кто его знает, может он обиделся на меня?"

Приказала она своей башне спуститься вниз, вошла в нее, и опять повисла башня между землей и небом.

Тут увидел башню Сослан, и спросил он Шатану:

- Что мне делать теперь? Я из-за этой коварной один раз попал уже в седьмую преисподнюю. Неужели же мне оставить теперь ее в покое и успокоиться самому?

- Я помогу тебе в этом деле, - сказала Шатана.- Я превращу тебя в вихрь, и ты без труда достигнешь ее. Только жениться на ней тебе не придется.

Превратила его Шатана в вихрь, взвился он, закружился, вверх понесся, мигом достиг башни и через открытое окно ворвался в нее. Испугалась Косер налетевшего вихря. Но тут же рассеялся вихрь, и видит Косер - стоит перед ней Сослан.

- Ну, а теперь, коварная, куда ты уйдешь от меня?- сказал Сослан.

- А в чем же я перед тобой, виновата? Это ты сам во всем виноват! -ответила Косер.

И стали тут, между землей и небом, спорить нарт Сослан и красавица Косер и снова рассердились друг на друга. И сказал ей Сослан:

- Если мы ссоримся еще до женитьбы, то что же с нами будет после свадьбы? Драться мы будем, что ли? Спускай меня на землю!

Закрутила Косер свою башню и спустила ее на землю. Сослан пожелал ей найти подходящего мужа и вернулся в селение нартов.

9. Поход нартов

В далекий поход собрались могучие братья Урызмаг и Хамыц. Много младших нартов пошли вместе с ними. Взяли они с собой также и юного Сослана. Только выехали они из нартского селения, как вдруг пришло им в голову: "Почему бы нам не взять с собой лукавого Сырдона? С ним весело в дальнем походе!"

И сказал тут Хамыц:

- Подождите меня здесь, и я съезжу за ним.

- Что ж, подождем, - ответили нарты, - Только поторапливайся и возвращайся скорей!

Поскакал Хамыц обратно в селение, подъехал к воротам Сырдонова дома и громко позвал:

- Эй, дома ли ты, Сырдон? Отзовись.

- Я здесь, - отозвался Сырдон, вышел за ворота и спросил Хамыца: - Готов тебя послушать, если ты скажешь мне что-нибудь хорошее.

- Отправились в дальний поход самые доблестные из нартов, и хотят они, чтобы ты сопровождал их, -сказал Хамыц.

Нахмурился Сырдон, помолчал, забота затуманила лицо его, и вот он ответил:

- Как же я поеду? Все вы знаете, что нет у меня коня.

- Не говори, Сырдон, о том, что нет у тебя коня, - возразил ему Хамыц. - Разве наши кони не кони? Разве мы не младше тебя? Мы верхом, ты пешком; ты пешком, мы верхом - так и доедем.

- Ну что ж, посмотрим, как это выйдет, - сказал Сырдон.

Заправил он за пояс полы своего бешмета, догнал нартов в условленном месте и вместе с ними двинулся в поход.

Прошло два дня. Верхом едут нарты, а Сырдон идет за ними пешком.

И сказал Сырдон, обратившись к нартам:

- Э, почтенные нарты, не держите вы слова! Подвезти на коне меня обещали, а никто мне коня не уступает. Я ведь устал и не могу больше идти пешком. Что вы мне ответите на это?

- Кто сказал, что мы будем уступать тебе своих коней? - спросил Урызмаг. - Кому нужен конь, тому нужно выехать на нем из дому.

- Человек, которого вы прислали за мной, обещал мне это, - сердито ответил Сырдон.

Ничего не ответили Сырдону нарты. Гарцуют они на прекрасных конях своих по весенним зеленым лугам и дразнят Сырдона: кто на всем скаку выхватит у него палку или схватит шапку с его головы, а кто, чтобы пуще разозлить его, джигитует вокруг него на коне.

Затаил Сырдон злобу и думает: "Недолго вам смеяться! Наступит мой черед, посмеюсь и я над вами".

Едут нарты дальше, и опять говорит им Сырдон:

- А все-таки нехорошо получается. Нарушили вы свое обещание: заставляете вы меня идти пешком.

Тогда Хамыц спросил его:

- А ведь ты неправду говоришь, Сырдон. Кто обещал тебе уступать коня?

- Ты обещал, - ответил Сырдон.

- Лжешь, Сырдон! Вспомни-ка, что я сказал тебе? "Ты пешком, мы верхом; мы верхом, ты пешком". Как обещал тебе, так оно и есть. Там, где ты идешь пешком, мы едем верхом; там, где мы едем верхом, ты идешь пешком. Как мы сговорились, так оно и исполняется.

Посмеялись тут нарты над Сырдоном. А Сырдон понял, что Хамыц обманул его, покачал головой и замолчал.

Далеко проехали нарты, и вот достигли они того места, где большая река впадает в море. Широко разлилась здесь вода - еле берег виден. Больше всех беспокоится Сырдон: как ему пешему переправиться через эту большую воду?

Сказал ему Хамыц:

- Держись, Сырдон, за хвост коня моего, и я помогу тебе перебраться на тот берег.

Схватился Сырдон за хвост Хамыцева коня, и поплыли они. Далеко отплыли от берега, и спрашивает Хамыц Сырдона:

- Скажи, Сырдон, когда и где надлежит человеку стричь себе ногти на руках- и ногах?

- А где вспомнит он об этом, там пусть и стрижет, - ответил Сырдон.

Остановил тут Хамыц коня своего и начал стричь ногти. Сначала на руках остриг, а потом разулся и стал стричь на ногах. Пока не торопясь занимался Хамыц этим делом, Сырдон держался за хвост коня, и волны качали его из стороны в сторону. Да и как же могло быть иначе? Ну, а когда Хамыц закончил это важное дело, ударил он коня своего и перебрался с озябшим и вымокшим Сырдоном на тот берег.

Поехали нарты дальше. Долго они ехали, и вот въехали в горы. А к этому времени износилась у Сырдона обувь. Поднялся тогда он на высокий курган и сказал:

- Прощайте, нартские воины! Я остаюсь здесь. Дай вам бог с большой добычей вернуться в нартскую страну, на площадь, где мы делим добычу. Но когда будете возвращаться и нартские девушки будут поджидать вас, стоя на кургане, и не досчитаются меня, тогда они скажут: "Видно, продали они в рабство товарища своего и едут теперь делить то, что получили за его голову!"

И тут Урызмаг сказал:

- Это верно ты говоришь. Видно, придется нам все-таки по очереди везти тебя за седлом.

Так и сделали. За седлом у каждого из нартов по очереди посидел Сырдон и у каждого по очереди вытащил огниво. На что запаслив был Урызмаг - три огнива захватил он с собой: одно на боку привешено было к верхнему поясу, другое под бешметом на нижнем поясе, а третье под чепраком седла, - и все три огнива не ушли от ловких рук Сырдона. А тут как раз настала холодная ночь. Остановились нарты на ночевку, и сказал Урызмаг нартским юношам:

- Займитесь-ка охотой, молодежь! Может, пошлет нам что-нибудь Афсати, покровитель охоты, чтобы могли мы утолить свой голод.

Бросилась резвая нартская молодежь исполнять приказание Урызмага. И вот не прошло и часу - волокут они тушу оленя. Быстро собрали дрова, а вот как захотели развести костер, кто ни схватится за огниво -ни у кого его нет. Услышал Урызмаг, как нарты в растерянности ищут свои огнива, и усмехнулся.

- Кто же отправляется в поход, имея с собой по одному огниву? Вот берите пример со стариков. У меня одно всегда к поясу привешено... - и схватился он за пояс, а огнива там и в помине нет.

Смутился тут старый Урызмаг, полез под бешмет, ищет на нижнем поясе огниво - и там нет огнива.

- Ну, - сказал Урызмаг, - чего не случается! Но есть у меня про запас третье огниво - лежит оно под чепраком седла моего. У кого ноги порезвее, сбегайте-ка за ним.

Побежал тут Сослан, принес чепрак. Как тучная зарезанная индейка, туго свернут он. Развернул его Урызмаг, но огнива и там не оказалось.

А Сырдон в это время спустился в овраг, собрал там кучу сухого тростника, делая вид, что хочет развести костер. И сказал Урызмаг Сырдону:

- Эй, Сырдон, не захватил ли ты с собой огня? Если богат ты огнем, то принеси нам углей.

Но ответил Сырдон:

- Ишь, спесивые нарты, чего выдумали! Хотите ехать верхом и чтобы я нес за вами в полах бешмета моего горячие угли? Нет у меня ничего!

Стали тут сокрушаться нарты. "Что же нам делать?" говорили они друг другу.

Вдруг показалось Урызмагу, что видит он огонь вдалеке. И сказал он опять Сырдону:

- Ну, не сердись, Сырдон! Видишь там свет? Сходил бы туда да принес нам огня.

Сырдон не возразил ни слова, пошел в ту сторону, где виден был свет. А когда вернулся обратно, сказал он нартам, что видел дом, что сильно стучался, но на стук ему дверь не открыли и даже из окна никто не выглянул.

Тогда на поиски пошел Сослан. Долго шел он в ту сторону, где был свет, и пришел к дому. На стук его вышли из дома семь великанов - уаигов. Очень обрадовались они, увидев нартского юношу.

- Просящего огня мы не гоним с порога, - сказали они и пригласили его войти в дом.

Вошел Сослан в дом. Но только сел он на тяжелую дубовую скамью, подлили под него уаиги волшебного клея, и крепко тут прилип к скамье нартский несмышленыш - так прилип, что даже шевельнуться не мог.

Долго ждали нарты, что вернется юноша, но так и не дождались и послали за ним следующего, самого младшего.

Но и второго юношу посадили уаиги рядом с первым. Так один за другим уходили младшие за огнем и не возвращались. А потом пошли старшие на выручку своих младших. Вот и Хамыц сел на скамью. Остался один Урызмаг. Долго ждал он возвращения брата и наконец отправился на его поиски. Подошел он к жилищу уаигов и крикнул:

- Эй, кто есть здесь живой, выгляни наружу!

И сразу же уаиги вышли к нему навстречу и сказали ему:

- Кого ты ищешь? Верно, своих младших? Не тревожься за них. Зайди лучше к нам в гости, мы хотим угостить тебя подогретой аракой. Давно уже стоит она на огне, мы хотим подогреть ее и угостить ею наших гостей. Оттого и. задержались твои младшие. Не стесняйся, заходи к нам!

И подумал Урызмаг: "А ведь неплохо было бы при такой усталости выпить рог горячей араки!"

Вошел Урызмаг в жилище уаигов, видит: все нарты сидят на скамье в ряд, как на торжественном пиршестве. Но сердито глядят они на Урызмага, и никто из них не поднялся навстречу ему, как подобает по обычаю.

Не понравилось это Урызмагу, и он, тоже сердитый, опустился,на скамью выше всех, на самое почетное место. Но тут же подлили под него уаиги своего волшебного клея, и прилип к скамье старый Урызмаг.

Вот так и сидят они в ряд, доблестные нарты - искатели приключений. Как окаменелые, сидят они, бледны их лица, и тоскливо глядят они своими большими глазами. А в огромном котле уаигов ключом кипит вода. В этот котел бросят нартов. И семь уаигов, один сильнее другого, точат свои ножи на алмазном точиле. Один перед другим стараются они отточить свои ножи, и, видя это и слушая лязг стали, чувствуют нарты, как от предсмертного холода замирают сердца их.

А в это время Сырдон на стоянке разжег костер, освежевал оленя, которого добыли нартские юноши, приготовил шашлыки и вкусно угостил сам себя. Почки с жиром он зажарил отдельно и привесил их к усам своим - на каждый ус по одной почке. Когда же почки остыли на усах его, он пошел в ту сторону, куда ушли все нарты. Дойдя до жилища уаигов, он крикнул:

- Куда вы делись, гордые нарты? Видно, опять набиваете свои животы, а меня кинули одного в темном лесу? А что, если меня медведь растерзает или волки меня заедят? И даже выглянуть ко мне вы не хотите!

На его крик вышли уаиги и говорят ему:

- Зайди в наш дом! Будешь нашим гостем. Сядешь за стол рядом с другими нартскими гостями.

Но Сырдон сказал им в ответ:

- Что вы, добрые люди! Да разве я осмелюсь сидеть рядом с ними? Они, мои алдары, разве позволят мне это? Нет, уж лучше позовите сюда моих господ.

Не согласились уаиги позвать нартов, и хочешь не хочешь - пришлось Сырдону войти в их жилище. Но, увидев нартов, сидящих в ряд на скамье, понял Сырдон, что неспроста сидят они, точно окаменев. Встал тогда Сырдон около двери так, чтобы его видели нарты, и, подразнивая товарищей своих, стал облизывать зажаренные оленьи почки, которые висели у него на усах.

Снова стали упрашивать его уаиги сесть рядом с другими нартами.

- Я уже сказал вам, что не подобает мне сидеть рядом с ними. А вон там, в углу, вижу я, стоит старая кадушка с золой. Если разрешите, я присяду на нее - это и будет то, на чем я всегда сижу.

Уаиги переглянулись! Налили они в золу своего волшебного клея. Но Сырдон еще раньше заметил, что в кадушке нет дна. Усаживаясь, незаметно накренил он кадушку, и так как не было дна в ней, то высыпалась зола, а вместе с ней вытек и волшебный клей. После этого Сырдон поудобнее уселся на пустой кадушке. Завели тут уаиги разговор с Сырдоном:

- Скажи, как выбирают в ваших местах самую жирную скотину для заклания?

И ответил им Сырдон:

- В наших краях, когда хотят выбрать скотину пожирнее, проводят рукой по ее загривку. И если загривок толстый, то значит скотина эта жирная и пригодна для заклания.

Выслушали его уаиги и стали ощупывать шеи всем нартам по очереди. Самая толстая шея была у Сослана, и решили великаны, что он самый жирный из нартов. Сорвали они его с места и разложили на столе, как скотину, предназначенную для заклания. Но только хотели они полоснуть Сослана ножом, как вскочил Сырдон и закричал:

- Эй вы, которые славитесь по всему свету обжорством! Что вы делаете? Видно, правда, что только о своих животах заботитесь вы!

Удивились уаиги тому, что Сырдон не приклеился и легко вскочил с места. Переглянулись они, смутились и ответили:

- Ну конечно, мы заботимся о своих животах. А чем же нам еще заниматься?

- То-то и есть. Вы даже толком не узнали, зачем пришли к вам эти люди, а сразу предались обжорству.

- Будь милостив к нам, расскажи нам, зачем пришли они, а мы послушаем, - оказали уаиги.

- Вот и послушайте! -сказал Сырдон. - Разгорелся у нартов спор: какое из кузнечных орудий старше других? Вот и прислали нарты к вам самых своих почетных людей в сопровождении молодежи, чтобы разрешили вы их спор.

Не утерпел тут старший из уаигов и сказал уверенно:

- Правду скажу: самая старшая в кузнице наковальня.

- Нет, мехи старше! - тут же возразил ему другой. - Не будет мехов, так ты что - ртом, что ли, будешь дуть? - заносчиво сказал он старшему.

- А клещи! - перебил его третий. - Руками-то, небось, горячего железа не схватишь?

- А если молотка не будет? - свирепо закричал четвертый. - Что ж, ты кулаком будешь ковать раскаленное железо? Молоток, молоток всех старше! - кричал он, стараясь перекричать других уаигов.

И Сырдон тут же поддержал его:

- Вот ты, братец, правильно сказал! И чего они так кричат, если ничего не понимают? А ну-ка, пусть испытают они на себе, кто в кузнице всех старше, - сказал он, увидев молоток в руках этого уаига.

По душе пришлись уаигу слова Сырдона. Тяпнул он молотком одного из своих братьев по голове, и упал тот замертво. Бросились тут уаиги друг на друга, и - да будет подобное с -недругами твоими! - наносят они друг другу тяжелые раны, хватают все, что попадет им под руку. А если выпадало у кого из них оружие из рук, тому подавал его Сырдон и говорил сочувственно:

- Какой жестокий удар нанес тебе брат твой!

И после таких слов с новой силой вспыхивала драка.

Видя, как один за другим издыхают уаиги, свободно вздохнули нарты, и живой свет загорелся в их глазах.

Вот уаиги истребили друг друга.

А Сырдон в это время тоже не мешкал: вместе с Сосланом черпал он из кипящего котла уаигов горячую воду и лил ее на скамью, где сидели нарты. Размягчался клей, и стали нарты один за другим отрывать себя от скамьи. Не легко это им удавалось: целые куски своего мяса оставляли они на скамье. И поэтому когда сели они на коней своих, то никто из них не мог сидеть прямо - кривило и корячило их в разные стороны. И думать было нечего о том, чтобы продолжать поход, а тут еще Сырдон издевается над ними:

- У-у, гордые нарты! От чрезмерной гордости своей вы даже на лошадях своих не хотите сидеть, как обыкновенные люди.

10. Шутка Сырдона

Хотя молодая жена Хамыца с восхода солнца и до заката обращалась в лягушку, Хамыц очень любил ее и ни на один миг не мог с ней расстаться. Куда бы ни шел он, всюду он брал ее с собой.

Однажды Хамыцу нужно было отправиться на нихас, где по важному делу собрались нарты. И сказал он жене своей:

- О Бценон, любимая моя! Мне надо идти на большой нартский нихас, и я непременно возьму тебя с собой.

- Не делай этого! - сказала ему жена. - Оставь меня дома. Если ты возьмешь меня с собой, то потеряешь меня.

Но напрасно она умоляла его, Хамыц не послушался и положил ее за пазуху.

Но как только бедовый Сырдон увидел Хамыца, догадался он, что взял Хамыц с собой свою маленькую Бценон. Вспомнил он, как Хамыц издевался над ним во время похода, и тоже решил над ним. подшутить. Подговорил он нартскую молодежь, и та напала на Хамыца и стала бить его - кто бил в шутку, а кто и по-настоящему.

И тогда закричал Сырдон:

- О нарты, чтобы умер лучший из вас! Поглядите только, что у нас делается! Младшие бьют старших, а старшие жен своих носят с собой. Нартские старики, скажите свое слово: на каком мы нихасе сидим? Здесь собрание мужчин или, может быть, сборище женщин? И стыд мы потеряли, и порядка у нас нет. Взгляните-ка на Хамыца! Ведь принес он свою Бценон на знаменитый большой нихас нартов!

Рассердился тут Хамыц, вскочил и так ударил кулаком Сырдона, что тот полетел вверх тормашками и грохнулся об землю. Закашлялся Сырдон, комья крови показались на его губах, и лишился он чувств. А разгневанный Хамыц ушел домой. И тут сказала ему Бценон:

- Говорила я тебе, что не надо брать меня туда, где собираются люди. Но ты не послушался и погубил нас обоих. После такого позора нельзя мне больше жить с тобой. И придется тебе отнести меня туда, откуда ты взял меня.

Долго уговаривал Хамыц свою Бценон не покидать его, но не мог уговорить.

Что тут было делать Хамыцу? Печальный, отнес он свою Бценон туда, откуда взял ее. Вот стоят они возле муравейника, на пороге подземного дома Бцента.

И сказала Хамыцу жена его:

- Три хороших дела задумала совершить я для нартов, но удалось мне сделать только одно. А теперь слушай, что я скажу тебе: должна я была родить тебе сына, и если бы он рожден был мною и вскормлен моей собственной грудью, то во всем мире не было бы богатыря, равного ему. Меч не брал бы его, и стрела не вонзалась бы в его тело. Но что поделаешь? Этому не суждено свершиться. Подставь свою спину, я дыханием своим передам тебе нашего будущего младенца.

Но очень долго не соглашался Хамыц и говорил грустно:

- На что мне этот младенец, когда я потерял тебя?

- Нельзя мне унести его с собой! - ответила ему жена.

И тогда подставил. Хамыц свою спину. Дохнула Бценон, и между лопаток Хамыца появилась небольшая опухоль.

- Теперь иди и расскажи обо всем Шатане,- сказала Бценон. - Она знает, что надо сделать. А за горе, сделанное тебе и мне, пусть поплатится тот, кто так подшутил над нами.

Простилась Бценон с Хамыцем и навеки ушла под землю, в свой родительский дом.

А Хамыц, опустив голову, вернулся домой и рассказал обо всем, что случилось, мудрой Шатане.

Заплакала Шатана - любила она кроткую Бценон. А потом стала считать дни и месяцы. А когда наступило время, осторожно разрезала она опухоль на спине Хамыца. И тут не успела ахнуть Шатана, как выпрыгнул оттуда раскаленный младенец. Молнией пролетел он над землей и упал в середину моря. И тут же закипела вода в черно-синем море, превратилась вся в пар, облаками поднялась к небу, и до капельки высохло море. Но остыли облака в холодной равнине неба, ливнем упала вода на землю, и снова наполнилось море и даже вышло из берегов своих.

А сын Хамыца так и остался жить в глубинах моря.

Грустно было после этого в доме Ахсартагата, и возненавидели они все Сырдона, который разлучил мужа с женой, а отца с сыном.

11. Как Сослан спас Шатану

Поехал Сослан в дальний поход, в ту сторону, откуда восходит солнце.

Выше земли, ниже облаков мчит Сослана конь его, равный буре силою своей.

В тот год опять пришла засуха на землю нартов. Но не было с нартами кроткой Бценон, чтобы из-под земли поднять воду.

Упрекнула тут Шатана Сырдона, что из-за его злой шутки ушла от нартов Бценон. Рассердился Сырдон и убедил самых глупых нартов, что это Шатана наслала засуху. Пришли они к Шатане и сказали:

- Сегодня пятница, и если не пришлешь ты дождя до следующей пятницы, мы бросим тебя живую в озеро Ада.

- Солнышки мои, нет у меня такой власти! - сказала Шатана.

Но они ее стали ее слушать.

Затосковала Шатана, заголосила она, крупными бусами посыпались слезы из глаз ее. И стала придумывать Шатана, как сообщить ей об этой беде сыну своему, из камня рожденному, Сослану. Находчива была Шатана. Испекла она три медовые лепешки, побежала к реке и села на тот камень, из которого родился Сослан.

Долгое ли, короткое время ждала она - только видит: ястреб летит над нею.

- Эй, ястреб, великим подарком я бы тебя одарила, если бы полетел ты вестником тревоги в ту сторону, откуда восходит солнце, и сказал бы Сослану, что недруги живую хотят послать мать его в Страну Мертвых. Скорей возвращайся, Сослан!

- Еще худших несчастий желаю я Сослану! - прокричал сверху ястреб в ответ Шатане. - По всем ущельям и оврагам падает зря им убитая дичь, а все мало ему - когда я вылетаю на охоту, он стреляет в меня.

Улетел ястреб.

Следом за ним над головою Шатаны, каркая, тяжело пролетела ворона. И к ней обратила Шатана свою, подобную песне, мольбу:

- Ворона, черная ворона, прошу тебя, Толстошея, полети туда, откуда солнце восходит! Не впервой тебе быть вестником несчастья. Прокаркай Сослану, что хотят нарты бросить мать его живой в озеро Ада. Услужи мне, и я так одарю тебя, что ты запомнишь об этом навеки.

- Нет, не полечу я, Шатана, вестницей о твоем несчастье. Бывало сын твой, Сослан, набьет полное ущелье дичи, но даже косточки никогда не оставит он мне, - прокаркала ворона. - Хотела бы я тебя видеть в беде еще большей!

Будь же ты отвержена навек среди птиц! - прокляла ее Шатана.

Улетела ворона Толстошея. Плачет в отчаянии Шатана. И тут прилетела на плач ее сорока Тонкошея. И к ней взывает Шатана:

- Ускакал сын мой, Сослан, в ту сторону, где восходит солнце. Донесла бы ты до него тревожную весть, что хотят нарты бросить живьем его мать в озеро Ада! Какой бы я сделала тебе драгоценный подарок!..

- Хоть бы одним глазом посмотреть на такое горе Сослана! - прострекотала сорока. - Или ты не помнишь, как он меня хлопнул метлой, когда я утащила куриное яйцо из твоего курятника? Насилу я тогда спаслась от него и в жизни никогда этого ему не забуду!

Закрыла лицо руками Шатана и заплакала горько. Вдруг услышала она над ухом щебетанье ласточки.

- Что за горе у тебя, добрая Шатана? О чем ты льешь слезы? - ласково спросила ласточка.

- Как мне не плакать? - ответила Шатана. - До пятницы осталось недолго. А недруги мои хотят в пятницу живьем бросить меня в озеро Ада. Сын же мой и защитник, Сослан, находится в дальнем походе, и некому за меня заступиться.

- Голову свою готова я отдать, лишь бы помочь тебе! -сказала ей ласточка. - Я в жизни никогда не забуду, как спасла ты птенцов моих из хищной кошачьей пасти, выкупала их в парном молоке и уложила обратно в мое гнездо.

- Если ты помнишь, ласточка, то хорошее, что я сделала тебе, то лети туда, откуда восходит солнце, найди там Сослана, который на целый год уехал в поход, будь вестником тревоги - скажи, что недруги его хотят в пятницу бросить его мать в озеро Ада. А потом возвратись обратно ко мне, и я никогда тебе этого не забуду!

- Как не согласиться мне быть вестником тревоги твоей, прославленная Шатана, как могу я забыть, славная Шатана, твои благодеяния? - ответила ласточка.- Я сейчас же полечу к нему, но вдруг он не поверит мне?

Сняла тогда Шатана с своего пальца кольцо и повесила его ласточке на шею. Распростерла тут ласточка крылья и полетела в ту сторону, где восходит солнце...

Семь недель и семь дней скакал на своем могучем, буре равном коне нарт Сослан, и за одну ночь, к восходу светлой утренней звезды Бонварнон, догнала его ласточка. Под тенистым кустом, на мягкой зеленой траве, спокойно отдыхал Сослан. И ласточка села на ветку над его головой и запела, зазвенела на тысячу ладов:

- Эй, прославленный нарт, буйный Сослан! Безмятежно лежишь ты на мягкой зеленой траве, а любимую мать твою Шатану хотят недруги бросить живой в озеро Ада. Бусами сыпятся слезы ее! Как луча солнца, ждет она, чтобы до этой пятницы, когда назначена ей казнь, ты возвратился домой.

- Ласточка, ты всегда была другом людей, и я понимаю твою речь, но не верится мне, что могут совершить нарты такое злодейство!

И тут сбросила ласточка с шеи своей кольцо Шатаны. Как было не узнать Сослану это кольцо? Одним прыжком очутился Сослан на своем силой своей буре равном и от облаков не отстающем коне и поскакал обратно.

Много уже проскакал он и вдруг видит: бедный человек лежит на дороге.

- Эй, нарт Сослан, я тебе поручаю жизнь свою, - сказал он Сослану, а сам даже не мог подняться с земли.

И тут же придержал Сослан коня своего и, нагнувшись, спросил бедняка:

- Что с тобой, чего тебе нужно? Чем могу помочь я тебе?

- С голоду умираю я и только от тебя жду спасения, - ответил ему бедняк.

Торопился Сослан на помощь к матери своей и не взял он с собой ничего съестного. Но даже в голову ту не пришло бросить на голодную смерть человека. Поскакал он в лес и вернулся оттуда с тушей олененка. Развел он костер, насадил мясо на вертел и только после этого пожелал голодному доброго дня, хлестнул коня и помчался своею дорогой.

Проскакал он уже добрую часть пути и вдруг видит: летит орел и в когтях своих несет ребенка. Взял тут Сослан тугой свой лук и пустил в орла меткую стрелу. Не выпуская ребенка из когтей, упал орел в реку. Подскакал Сослан к берегу, соскочил с коня, кинулся в реку и спас ребенка. Посадил он ребенка с собой на седло.

На околице селения встретила Сослана женщина с лицом, исцарапанным от горя: на ее глазах утащил орел ее дитя. Отдал ей Сослан ребенка, и поблагодарила его мать.

- Я бедная вдова, - сказала она, - и ты спас моего единственного сына!

Торопится, скачет Сослан, погоняет он своего коня. Но как ни торопился он, все же опоздал - бросили Шатану живьем в озеро Ада.

Кинулся Сослан к озеру, но не нашел он там своей матери. И тогда отправился он к Повелителю мертвых, к самому Борастыру. "Может, отдаст он мне обратно мою мать..." - подумал Сослан.

Подскакал он к воротам Страны Мертвых и стал стучать в них. И тогда сам Борастыр, Повелитель Страны Мертвых, вышел к нему. И стал просить его Сослан, чтобы отдал он ему обратно его мать.

И сказал Борастыр Сослану:

- Немало свершил ты грешных дел, нарт Сослан. Но за то, что, торопясь на помощь матери своей, ты не отказал голодному человеку и спас его от смерти, вырвал из когтей орла сына бедной вдовы, я отдам тебе твою мать.

Отпустил Борастыр Шатану, вернулись они в селение нартов и стали опять жить да поживать.

12. Как стали врагами Сырдон и Сослан

Вывел однажды Сырдон своего сына, поставил его на поле состязаний перед молодыми нартами и сказал:

- Пусть для вас будет он мишенью. Стреляйте в него из лука, и если кто до ночи попадет в него, значит такова моя судьба. Ну, а если не сумеете вы его убить, тогда каждому из вас придется уплатить мне по одному барану.

По нраву пришлась нартским юношам такая игра, и начали они пускать стрелы в Сырдонова сына. Но дул в то время неровный сильный ветер и ярко светило -солнце. Слезились глаза у нартских юношей, да и ветер мешал прицелиться правильно и относил стрелы в сторону. С утра до вечера пускали они стрелы, но ни -одна не попала в Сырдонова сына. Стало уже смеркаться, а Сырдон посмеивался над нартскими юношами и считал, сколько баранов он погонит сегодня в свои ворота.

Знал он, что только меткая стрела Сослана страшна его сыну, но считал, что Сослан на охоте. А Сослан вернулся уже с охоты и был дома. Тут нартские юноши, узнав о том, что Сослан вернулся, пошли к нему и рассказали, какую игру затеял с ними лукавый Сырдон.

И, вспомнив о горе Хамыца и о том, как Сырдон чуть не погубил мать его Шатану в озере Ада, Сослан со злобой сказал:

- Видно, придется и мне поиграть с ним в эту игру!

- Не раздувай огня этой вражды, сын мой нерожденный, чтобы самому в ней не сгореть! - сказала Шатана.

Но не послушал ее Сослан и пошел на поле состязаний. Чтобы Сырдон не увидел издали Сослана, нартские юноши окружили его. И, подойдя к сыну Сырдона на расстояние полета стрелы, Сослан пустил стрелу в сына Сырдона. Одну только стрелу пустил Сослан, и - пусть так будет с проклявшим тебя! - юноша упал мертвым. Не видел Сырдон, кто стреляет, но по звону летящей стрелы узнал он, что это стрелял Сослан.

- Ты намерен был сделать мне зло и свершил его. Но это тебе не простится! - сказал Сырдон.

Так стали врагами Сырдон и Сослан.

13. Сослан и сыновья Тара

Суровую зиму переживала страна нартов. Глубокие снега скрыли пастбища, и скот голодал. Но особенно боялись нарты за коней своих.

- Что будем делать мы, если падут наши кони? Ведь человек без коня - все равно что птица без крыльев, - говорили нарты.

Собрались раз лучшие из нартов на нихас. И спросили они Урызмага:

- Ты всюду бывал, знаешь все страны. Нет ли такой страны, где зимой не бывает снега?

- Знаю я такую страну, - ответил Урызмаг. - Эта страна принадлежит сыновьям Тара. На берегу моря находится она. Круглый год колышутся там густые шелковистые травы, и зимой они бывают не ниже колен. Хорошо бы нам пасти на тех пастбищах скот свой! Только опасно его гнать туда. Есть у Тара два сына - Мукара и Бибыц. Бели мы спасем наш скот от первого, то от другого не уберечь нам его.

- Что делать! Иначе спасти скот мы не можем, -сказали старейшие нарты. - Мы погоним его в страну Тара. Но кто из нас будет так смел и отважен, что не побоится сыновей Тара?

Многих называли тогда нарты, но никто не соглашался на это отчаянное дело. И тогда решили старейшие нарты, что нужно бросить жребий, кому паст" скот на земле сыновей Тара. Взялся метать жребий лукавый Сырдон. Вывернул он наизнанку свою шапку и бросил туда все жребии. И вот, чтоб отомстить Сослану за смерть сына, спрятал он жребий Сослана между пальцев. Три раза делал он вид, что смешивает жребии, три раза опускал руку в шапку, и три раза доставал он оттуда жребий Сослана.

Догадался Сослан, что нечестно поступил Сырдон, выхватил он свой меч и погнался за Сырдоном. Но только погнался, пришла ему в голову мысль: "А ведь если я ударю его, вся нартская молодежь - и юноши и девушки - скажет: "Позор Сослану! Не надеется он на себя! Как и все, боится он великанов Мукары и Бибыца!"

Пощадил Сырдона Сослан, покорился жребию, и - что было делать ему? - согласился он гнать скот на пастбища сыновей Тара.

Сердитый пришел он домой, опустился на скамью,. и.рассыпалась под ним скамья.

- Что с тобою, сын мой, мною не рожденный? - спросила его Шатана.

- Не знаю, мать, что делать мне... - ответил Сослан. - Выпал мне жребий пасти нартский скот на земле сыновей Тара, и кажется мне, что не вернусь я невредимым оттуда.

- Не бойся ничего, сын мой! Приготовь все, что нужно пастуху, и гони скот на землю сыновей Тара. Но если кто-нибудь подойдет к тебе и спросит, кто ты такой, отвечай, что хочешь, но не называй себя.

Что было делать Сослану? Собрался он рано утром и пошел по улице, пастушеским криком оповещая нартов:

- Эй, нарты, выгоняйте свои табуны и стада! Если что-нибудь из них уцелеет, будете рады; если нет, пеняйте на себя.

Зашевелились нарты во всех дворах, выгоняют они овец, коров и лошадей на край селения. Собрал Сослан воедино все нартские стада, криком сокола и клекотом орла погнал он их в страну сыновей Тара.

Долгое ли, короткое ли время прошло - достиг он вечнозеленых пастбищ на берегу моря. На высоком холме построил он себе шалаш. Скот пасется, а Сослан, сидит у шалаша и распевает веселые песни...

Богаты были сыновья Тара - Мукара и Бибыц.. Беспредельна была их земля, и не сосчитать скота, что пасся на их пастбищах. Много было под их властью людей, и далеко шла слава о сыновьях Тара.

Однажды кто-то из людей, подвластных Мукаре, подошел к его дому и крикнул:

- Сын Тара, Мукара! На твоей земле пасется столько чужих табунов и стад, что и не счесть.

Разгневался Мукара, сын Тара:

- Что за глупец осмелился кричать возле моего дома? Небо не смеет греметь при звуке имени моего. Кто же осмелился пригнать скот на мои пастбища?

И, по приказу Мукары, отрубили голову тому бедному человеку, который крикнул правду, и насадили его голову на кол того высокого плетня, что окружал дом Мукары.

- Пусть это будет в назидание тем, кто захочет кричать глупости возле моего дома, - сказал Мукара...

Прошло немного времени, опять кричат возле дома Мукары:

- Мукара, сын Тара! Взгляни на пастбища свои, там пасется столько чужих табунов и стад, что почернела от них земля.

- Отрубите голову этому крикуну и наденьте ее на кол! - зарычал Мукара. - Житья мне не стало от глупцов. Разве есть на земле такой человек, который не слыхал бы о силе сыновей Тара?

Еще одну голову насадили на кол того высокого плетня, который окружал дом Мукары.

Снова прошло немного времени, и опять кричат возле дома Мукары:

- Сын Тара, Мукара, потемнели твои пастбища - так много чужих стад и табунов пасется на них!

И призадумался тут Мукара, сын Тара: "Поторопился я, кажется, и напрасно велел отрубить головы -людям, которые кричали мне правду. Видно, нашелся такой полоумный, который посмел пригнать свой скот на мои земли".

И велел сын Тара, Мукара, оседлать своего коня, и направился он посмотреть, что за разбойник ворвался на его пастбища.

* * *

Сидит Сослан у своего шалаша, поет веселые песни, смотрит за скотом своим, который привольно пасется и всласть отдыхает на душистых травах.

Вдруг видит Сослан: показалась вдали туча. Движется туча и оставляет позади себя на земле глубокую борозду, а высоко над тучей летают вороны.

"Что это еще за диво?" удивляется Сослан.

Но вот приблизилась к нему туча, и увидел он, что это не туча, а всадник скачет к нему. Конь под всадником ростом с гору, а сам всадник на коне - как стог на горе. От дыхания всадника и коня его туман поднимается над степью. Глубокую борозду по земле оставляет его шашка. И то не вороны над тучей, а комья земли взлетают над головой всадника из-под копыт коня его.

Испугался широкоплечий Сослан и задрожал от страха. "Так вот каков Мукара, сын Тара!.. - подумал он. - Пришел мой конец!"

Подскакал Мукара, сын Тара, и зарычал, подобно грому:

- Небо не смеет греметь при мне, сокол боится пролетать над землей моей, муравей не смеет ползать по моим землям, а ты - что за собака? что за осел? Уж не на силу ли свою ты надеешься, что пригнал сюда свой скот?

Все табуны и стада собрались на крик Мукары.

Съежился Сослан, в яичную скорлупу готов залезть он со страха. Но что делать? Надо отвечать Мукаре.

- Прости меня! - сказал Сослан. - Я человек наемный и ничего не знаю.

- Кто тебя нанял? - спросил Мукара.

- Я пастух у нартов. Скот их подыхал эту зиму с голода, вот и послали они меня на эти далекие пастбища.

- Да простится тебе это, но отвечай по правде на мои вопросы.

- Все, что мне известно, все скажу.

- Что-то стали толковать о нарте Сослане. Ты знаешь его?

- Как не знать мне его! - сказал Сослан.

- Расскажи, какова его сила? И каковы знаменитые нартские игры, в которые играет Сослан?

- Что и говорить, могуч Сослан, - так ответил Сослан, а сам подумал, что пришла погибель Сослану.

- Расскажи-ка мне о нартских играх Сослана, которые тебе видеть!пришлось, - сказал Мукара.- Если сумею я, подобно нартам, сыграть в эти игры, то съем тебя вместе со скотом. Ну а нет - возвращайся домой вместе со скотом, я не трону тебя.

Кое-что я все-таки знаю об этих играх, - ответил Сослан. - Есть такая игра: самые могучие из нартской молодежи оттачивают на черном камне свои мечи, до того оттачивают, что если положить на острие меча волос и дунуть на него, пополам распадается волос. И вот игра состоит в том, что кладет Сослан на чурбан свою голову, и нартские юноши изо всей силы ударяют мечами по его шее. Но Сослану это нипочем, он только смеется, и даже следа не остается на булатной шее Сослана.

И сказал Мукара Сослану:

- Не может слабосильный человек пасти так много скота. Мне кажется, что и меч твой неплох. Поточи-ка его хорошенько да попробуй на моей шее.

- Пусть будет так, как ты хочешь, - сказал Сослан и, улыбаясь, пошел точить свой меч, который и без того был достаточно остер.

Но когда Сослан еще навел его на черном камне, положил на меч волос, то на обе стороны лезвия упал надвое разрезанный волос. Взглянул Сослан на солнце и засмеялся от радости. Взглянул на месяц - от радости заплясал он. "Сейчас отрублю я голову Мукаре!" - так думает он.

Положил Мукара свою голову на дубовый чурбан и сказал Сослану:

- Руби, не жалей сил!

Сплеча, во всю свою силу ударил мечом Сослан, но даже волос не упал с жирного красного загривка великана. Со звоном отскочил меч Сослана, и отлетел кусок от его лезвия.

- Пустяковая эта игра, -сказал Мукара. - Не знаешь ли ты еще какой-нибудь?

Знаю, - ответил Сослан, - Широко открывает Сослан рот, а нартская молодежь пускает стрелы ему в рот. Жует Сослан стрелы и, разжевав, выплевывает их изо рта.

Давай сыграем в эту игру! - сказал Мукара. -Я открою рот, а ты пускай в него стрелы.

Взял Сослан свой лук, и его каленые стрелы одна за другой полетели в рот Мукары. Но, кряхтя, жует великан стрелы Сослана и разжеванными выплевывает их изо рта.

- И эта игра пустяковая, - сказал Мукара. - Не знаешь ли ты еще какую игру, потруднее?

- Есть еще у Сослана игра. У подножия высокой горы он острием вверх втыкает в землю свой меч и со всей силы бросается с этой горы на острие меча своего. И, упершись грудью в острие своего меча, Сослан вертится на нем и после всего этого остается невредим, и очень весел становится он.

Тут же острием вверх воткнул свой меч Мукара возле подошвы горы. Взошел он на вершину горы, кинулся оттуда на острие меча своего, как волчок завертелся, и даже царапины на нем не осталось.

- Эта игра тоже легкая, - сказал Мукара.

- Есть еще у Сослана игра. Взбираются на вершину горы самые сильные нарты и сбрасывают целые скалы на Сослана, а он только подставляет свой лоб, и, ударившись о его лоб, в песок рассыпаются камни.

- Влезай-ка на гору, - сказал Мукара Сослану,- и сбрасывай оттуда самые большие камни, какие только сможешь поднять, а я буду стоять внизу и лоб подставлять. Посмотрим, что из этого выйдет.

Полез Сослан на высокую гору. Глядя ему вслед, Мукара вдруг заметил, что у нартского пастуха кривые ноги, и вспомнилось ему, что был слух, будто у нартского Сослана тоже кривые ноги. Снял Мукара свой лук, вложил стрелу и только хотел прицелиться, как вдруг опустил он свой лук. "А что, если это все-таки не Сослан, а простой пастух? - подумал он. - И если я убью его. нарты скажут, что не осмелился Мукара сразиться с Сосланом, а убил его пастуха!"

Забрался Сослан на вершину горы и стал оттуда скатывать камни, один тяжелее другого. А Мукара внизу подставлял свой лоб, и, ударяясь о его лоб, в песок рассыпались камни. С утра до самого вечера продолжалась эта забава, и закричал сын Тара Сослану:

- Эй, батрак нартский, не трудись понапрасну! Не больнее укуса блохи эти удары.

"Видно, суждено разрушиться очагу нашего дома, - подумал Сослан, - Если он только узнает, кто я, съест он меня без остатка!"

- Неужто ты не знаешь еще какой-нибудь игры Сослана? - спросил Мукара, когда Сослан спустился к нему вниз.

- Пусть съем я твои недуги, Мукара! Нет счета играм Сослана, - ответил Сослан.

- Давай-ка еще какую-нибудь игру, только потруднее.

- Велел раз Сослан вырыть большую яму и пустить в нее морскую воду. Залез он в эту яму, а сверху на него навалили хворост и землю, камни и деревья. Потом попросил у неба Сослан, чтобы все морозы, которые отпущены на целую зиму, в эти три дня сразу спустились на землю. Исполнило небо его просьбу. Целую неделю сидел Сослан в яме, и когда все, что было на него навалено сверху, накрепко заледенело, начал Сослан выпрямляться, поднял на себе все, что намерзло на нем, и принес это в селение нартов. Вскочили нартские юноши на эту глыбу и стали играть на ней в альчики^(*).

Вот в эту игру я обязательно должен сыграть! - сказал Мукара.

Сказано - сделано. Вырыли Мукара и Сослан глубокую яму возле самого моря, наполнили ее водой, залез Мукара в эту яму, а Сослан стал валить на него все, что только ни попадалось ему: бревна, хворост, огромные камни. Наполнилась яма доверху, и взмолились Мукара и Сослан:

- О небо, пусть в эти три дня спустятся на землю все те морозы, которые предназначены тобою на всю зиму!

И тут же исполнилась их молитва. Подули студеные ветры, превратилась вода в крепкий лед и сковала все, что навалено было на Мукаре. Смирно сидит в яме Мукара, ждет, когда скажет ему нартский пастух, что пора вылезать из ямы. И вот крикнул Сослан:

- Подымись-ка теперь, Мукара!

Стал Мукара выпрямляться, но не может разворотить ледяную глыбу, сковавшую его. А Сослан смеется:

- Э-э-э, сын Тара, плохо же ты играешь в эту игру! А вот Сослану ничего не стоит поднять такую глыбу.

Понатужился тут сын Тара, приподнялся и проломил лед головой. Но плечи не может вытащить из-подо льда.

- Будь ко мне милостив, нартский пастух, помоги мне освободиться от этих оков! Один я не в силах их разломать, - просит Мукара.

- Подожди немного, сейчас будет тебе освобождение, - ответил Сослан и выхватил меч свой. - Неужели ты не признал во мне нарта Сослана? Конечно, никого нет на свете сильнее тебя, и я много слабее. Но сила моя в уме, Умом я настолько сильнее, что вот упрятал тебя под камни, и пришел тебе теперь конец!

- О сын колдуньи, не признал я тебя! - зарычал в ответ Мукара. - А ведь когда шел ты на вершину горы, по кривым твоим ногам я совсем было признал тебя, но гордость моя помешала мне убить тебя: а вдруг бы ты оказался простым батраком нартским?.. Что же мне теперь делать? Одолел ты меня!

Стал Сослан рубить сына Тара. Сыплет меч искры, но не наносит вреда Мукаре - жив остается он.

- Будь ко мне милостив, - говорит опять Мукара, - прекрати мои страдания! Только моей же бритвой можно отрезать мне голову, и тогда я смогу умереть. Поезжай ко мне домой, привези ее, положи на лед и пусти по льду - она сама срежет мою голову.

Вскочил Сослан на коня своего и поскакал в дом Мукары. Переступая порог дома Мукары, он подумал: "Неспроста послал он меня за этой бритвой!"

Взял Сослан большую колоду и, держа ее в руках, пошел в ту комнату, где лежала бритва Мукары.

Только переступил он порог, как бритва, лежавшая над дверным косяком, слетела вниз и разрубила колоду на две части, словно это была бумага, и упала на землю. Поднял ее Сослан и привез туда, где сидел в яме Мукара. Увидев, что невредим Сослан, сказал Мукара:

- Ну и счастлив ты, сын колдуньи, если сумел спастись от бритвы моей!

Подошел к нему Сослан и сказал:

- Было бы у тебя ума столько же, сколько силы, никто не смог- бы одолеть тебя.

- А ты, Сослан, умен, но силы тебе не хватает. Когда умру я, вытяни мозг из моего спинного хребта, подпояшься им, и вся сила моя перейдет к тебе.

Пустил Сослан бритву по льду, и вмиг отрезала она голову Мукаре, сыну Тара.

Взял Сослан самых сильных быков, запряг их, привязал упряжку к верхнему концу спинного мозга Мукары, погнал быков, и, как тяжелую цель, вытянули они спинной мозг Мукары. И только хотел Сослан подпоясаться им, как вспомнил вдруг то, что случилось с бритвой. Потащил он спинной мозг Мукары в лес, опоясал им большое буковое дерево - и, как пилой подрезанное, упало оно. Тогда опоясал им Сослан второе дерево - и это дерево тоже упало. Восемь деревьев подряд спилило спинным мозгом Мукары. Когда же Сослан стал опоясывать им девятое дерево, иссякла сила спинного мозга Мукары, он только сжал дерево. И только после этого Сослан опоясался им.

Сидит Сослан у своего шалаша, пасет скот мартов. Долгое ли, короткое время прошло, но вдруг видит Сослан: опять показалась вдали черная туча. "Не к добру это!" в тревоге подумал нартский пастух.

Все больше и больше увеличивалась черная туча, и вот великана-всадника разглядел Сослан. "Это, конечно, второй сын Тара, Бибыц, - подумал Сослан. - От одного удалось мне избавиться, но что делать с этим?"

Подскакал всадник вплотную к Сослану и закричал громовым голосом:

- Что еще за собака, что еще за осел пришел на нашу землю? На землю нашу, по которой даже муравей проползти не смеет, над которой птица пролетать боится! Или ты пригнал сюда свои стада, надеясь на свою силу?

- Да что ты, мой милый! Съесть мне твои недуги, какой я силач? Я всего лишь бедный батрак нарта Сослана. Суровая зима пришла в страну нартов, нечего стало есть скоту, вот и послал он меня сюда, чтобы я пас здесь скотину. Как мог я не согласиться, ведь он убил бы меня! А теперь ты хочешь меня убить, так не все ли мне равно?

"Нет, мне нельзя его убивать, а то Сослан скажет, что я не посмел с ним сразиться, а напал на его батрака", подумал Бибыц и спросил:

А не видел ты здесь брата моего, Мукару?

- Как не видать, видел. А где же он теперь?

Мы тут с ним долго забавлялись. Я показывал ему игры нарта Сослана. Весело мы с ним играли. И вот он поднял на голове своей ледяную глыбу и умчался с ней в страну нартов.

- Именем твоего бога прошу, - сказал Бибыц, - расскажи мне об играх Сослана! Мы давно уже о них слышали, а видеть их нам ее приходилось.

- Лучше меня никто не расскажет, - ответил Сослан.

- Ну-ка, давай, рассказывай скорее!

- Есть у Сослана среди прочего скота два серых барана. Как быки, сильны эти бараны. Ставит их Сослан по обе стороны, подставляет им свою голову, и бараны для его забавы с двух сторон бьют его рогами по вискам. Бывало устанут бараны, а Сослан тогда погладит себя по лицу и скажет: "Не знаю я игры приятнее этой!"

- Где же эти серые бараны? - спросил Бибыц.

- Я могу тебе их показать, - сказал Сослан, и он указал Бибыцу в стаде на двух серых баранов.

На быков были похожи эти бараны.

Встал Бибыц на колени и подставил им свою голову. Свистнул Сослан, и с двух сторон помчались его бараны и ударили рогами в оба виска Бибыца. С утра до вечера длилась эта игра. К вечеру устали бараны, а Бибыц сказал: "А ведь и правда, хороша игра!" - покряхтел и вытер свое лицо.

- А какими другими играми забавляется Сослан? - спросил Бибыц.

- У подошвы горы втыкает он много копий остриями вверх. Поднимается сам на вершину горы и там весело пляшет. А в разгаре пляски бросается вниз головой, летит прямо на копья и, упираясь в них головой, становится вверх ногами.

- А ну-ка, посмотри, как это у меня выйдет, - сказал Бибыц. И, воткнув стальные копья у подошвы горы, он поднялся на гору, долго плясал там и в разгаре штоки с веселым криком бросился с утеса.

Прямо на острия копий низвергся он и, упираясь в них головой, стал петь и в лад песне хлопать ногами.

- Ну, как это у меня вышло? - спросил он Сослана. - Неужели Сослан может выдумать что-либо получше?

- О мое солнышко, нет предела его мощи! - сказал Сослан. - Двенадцать пар быков запрягают и привозят на них громадные валуны, сто пар быков запрягают и дрова привозят на них. Разводят костер и раскаляют камни, раздувая их ста мехами. И когда раскалятся докрасна камни, раскрывает Сослан рот, и швыряют ему в рот раскаленные камни. Проглатывает Сослан эти камни и потом изрыгает обратно, без всякого вреда для себя.

- Попробую-ка и я поиграть в эту игру, - сказал Бибыц.

Запрягли они нартских быков, на двенадцати парах привезли с берега моря громадные валуны, на ста парах подвезли дрова. Развели под камнями костер и раздули его пламя ста мехами. И когда докрасна накалились камни, стал Бибыц бросать их в свою пасть, проглатывал и снова изрыгал обратно. А когда кончилась игра, вздохнул Бибыц и сказал:

- Это для игры годится, разогрел я утробу свою. А теперь покажи мне самую трудную игру Сослана, попробую я и эту игру.

И сказал тогда Сослан Бибыцу:

- Есть у Сослана еще игра: так глубоко заходит он в море, что только его голова остается видна над водой. Сверху наваливают на него хворост, бревна, камни, всякие тяжести, какие только под руку попадутся. А потом просит Сослан у неба, чтобы оно послало такой мороз, который за время, пока откроется и захлопнется дверь дома, может водопад превратить в ледяной столб. И когда небо исполняет просьбу Сослана и море замерзает, поднимает Сослан на себе замерзшее море и выносит его на своих плечах.

- Не могу я не попробовать сыграть и в эту игру! Неужели не хватит у меня силы? - сказал Бибыц и тут же вошел в море так глубоко, что осталась видна только его громадная голова.

Хворост, бревна, огромные скалы стал наваливать на него Сослан, а потом взмолился:

- О небо, нашли такой мороз, который за время, пока откроется и захлопнется дверь дома, может водопад превратить в ледяной столб!

И тут же такой мороз спустился на землю, что море промерзло до дна и превратилось в ледяной камень. Целую неделю просидел в этом льду Бибыц, пока не сказал ему Сослан:

- Ну, теперь попробуй, выходи!

Поднялся Бибыц и, обливаясь потом, понес на себе оледеневшее море.

"Ой, ой! - подумал Сослан. - От этого, пожалуй, так легко не избавишься. Видно, гибель пришла и мне и скоту!"

- А теперь ты должен мне показать все пути-дороги Сослана, - сказал Бибыц, отряхивая с себя лед.

- Пусть будет по-твоему, - сказал Сослан. - Наступает весна, настало мне время угонять скот в страну нартов. Последуй за мной, и я покажу тебе все пути-дороги Сослана.

Согласился Бибыц. Собрался Сослан и погнал скот обратно в нартские селения. Когда увидели нарты, что весь их скот цел и хорошо откормлен, очень обрадовались они и стали еще больше уважать Сослана. Но не знали они, какая тревога сжимает сердце Сослана. Каждый погнал к себе во двор свою скотину. Сослан тоже вернулся домой. Сердито опустился он в свое кресло - затрещало под ним дубовое кресло.

Увидела Шатана, что нехорошо на душе у Сослана, и спросила его:

- Ну, а чего тебе теперь не хватает? Стада вернулись сбереженные и откормленные, и восхваляют нарты тебя за это!

- А что мне теперь до скотины? - ответил Сослан. - Единственно с помощью ума пришлось мне сразиться с обоими сыновьями Тара. Удалось мне убить Мукару. Этот пояс, который ты видишь на мне, сделан из спинного мозга этого великана. Но как ни старался я, ничего не мог поделать с Бибыцем. Никакому богатырю не справиться с таким чудовищем, а ведь он следом за мной идет в наш дом.

- Напрасно ты боишься его, - сказала Шатана. - Я помогу тебе избавиться от него.

Они еще разговаривали, как со двора раздался голос Бибыца. Выбежала к нему Шатана и как гостя приветствовала его.

- Невредимым гостить тебе у нас! - сказала она. И, быстро вернувшись в дом, чтобы убрать комнату, сказала Сослану: - Спрячься пока и предоставь мне разделаться с ним.

В сенях их дома устроен был подпол. Велела Шатана влезть Сослану в подпол и сказала ему:

- Сиди смирно и внимательно слушай.

Тут же побежала она к двери, ввела Бибыца в дом и усадила его на почетное место. Приготовила обильную еду-питье и расставила все это на столике-трехножке перед Бибыцем.

Я ищу Сослана. Очень он нужен мне, - сказал Бибыц. - Дома он или нет?

- Сослан должен скоро быть дома. Только вернулся он из далекой страны, где оберегал табуны нартов, и наша молодежь празднует его возвращение. Ты пришел издалека и, конечно, устал. Поешь пока, отдохни, а он вернется.

И Шатана поднесла ему почетную чашу и попросила его перед едой благословить чашу. Взял Бибыц чашу и только стал произносить слова благословенья, но тут Шатана сказала ему:

- Ох, добрый человек, если узнает нартская молодежь, что призывал ты сюда чуждых нам духов, не выпустит она тебя живым отсюда!

- Так возьми чашу и сама благословляй, - сказал гость.

Взяла Шатана из его рук чашу и спросила:

- Скажи, гость, где хранится душа твоя, твоя сила и твоя надежда?

- А что тебе до этого? - спрашивает Бибыц.

- А как же иначе мне тебя благословлять? - ответила Шатана. - Таково наше благословенье.

Тогда Бибыц подумал и сказал, указывая на столб, подпирающий потолок:

- Вон в этом столбе находится моя сила, моя надежда и моя душа.

Подбежала Шатана к столбу, обняла столб и поцеловала.

Засмеялся тогда Бибыц и говорит:

- Ну, как ты думаешь: с чего моя сила, моя надежда и моя душа будут находиться в этом столбе?

- Так где же они? - спросила Шатана.

- В камне очажном, - ответил Бибыц.

Склонилась Шатана к очажному камню и стала обнимать его, целовать и гладить.

- Ну, скажи, лукавая женщина: с чего моя душа, надежда и сила заберутся в этот очажный камень?

- Ах, гость дорогой, как нехорошо ты со мной поступаешь! Я от всей души спрашиваю тебя, а ты хочешь обмануть меня, - огорченно сказала Шатана.

И решил тут Бибыц довериться Шатане.

- Слушай, - сказал он, - я скажу тебе правду. На Желтом Утесе стоит неприступная крепость. В той крепости хранится булатный ящик. Три голубя скрыты в том ящике: один из них - моя сила, другой - моя надежда, а третий - моя душа.

- Ну, я вижу, надежно спрятаны они и никому не добраться до них, - сказала Шатана.

- Почему же нельзя добраться? - сказал Бибыц. - Стоит мне свой меч высунуть за дверь, как от него потянется полоса света до самой крепости.

- Вот чудеса-то! - удивилась Шатана. Потом она благословила чашу и стала угощать гостя.

Сильно проголодался Бибыц и набросился на еду. Незаметно подсыпала ему Шатана в чашу ронга сонного зелья. И только он выпил, как сонное зелье тут же свалило его. Уложила Шатана Бибыца в постель, и захрапел он.

Велела тут Шатана вылезть Сослану из подпола, взяла меч Бибыца, и только вышли они с Сосланом за дверь - луч солнца упал на меч, и длинная полоса света, подобная радуге, протянулась от его острия и указала крепость на Желтом Утесе. И по этой радужной: дороге послал Сослан своего прирученного ястреба. Тот вмиг слетал в крепость на Желтом Утесе и принес в когтях своих булатный ящик.

Вернулись в дом Сослан и Шатана. Крепко спал Бибыц, и храп его раздавался по всему дому. Вскрыл Сослан булатный ящик, взял в руки всех трех голубей и закричал во весь голос:

Что за собака, что за осел разлегся здесь, в моем доме?

Вздрогнул Бибыц, пробудился, вскочил на постели. Но тут Сослан оторвал голову тому голубю, в котором скрывалась сила Бибыца. Зашатался Бибыц, бессильно опустил на руку тяжелую свою голову и повалился на постель.

Второй раз крикнул Сослан:

- Пусть незваный гость прочь уходит из моего дома!

Напряг Бибыц все свои силы, но тут оторвал Сослан голову тому голубю, в котором крылась надежда Бибыца. Узнал Бибыц пастуха нартов и содрогнулся:

- Теперь я узнал тебя - ты Сослан! Что ж поделаешь, умом своим ты одолел меня! Наверное, и старшего брата моего ты тоже отправил к мертвым.

И третий раз закричал Сослан:

- Что за собака, что за осел после трех окриков смеет оставаться в моем доме?

Только раз шевельнулся Бибыц, как оторвал Сослан голову третьему голубю. Вздохнул еще три раза Бибыц, и отлетела его душа в Страну Мертвых.

А Сослан выбрал лучших из нартских юношей и повел их в страну сыновей Тара. Пригнали они оттуда весь скот, вынесли все сокровища и по справедливости; разделили их между тремя нартскими родами.

14. Сослан и Ведоха

По всей земле нартской прошел слух, что у заносчивого алдара Челахсартага выросла красавица дочь. Жену свою Челахсартаг взял из старого нартского рода Алагата, и Сослан не раз встречал Челахсартага в селении нартов, когда тот гостил у Алагата. Но дочь Челахсартага, красавицу Ведоху, никто не видел. Взаперти держал ее Челахсартаг в своей неприступной крепости Хиз. Среди гор, окруженная пропастями, высилась крепость Хиз. Мало кому пришлось даже видеть ее, а побывать в ней не пришлось никому.

Сослан добрался до крепости, залез на высокий утес. Глубокая пропасть отделяла этот утес от крепости. Черным-черна стоит крепость, и похоже, что в ней никто не живет. Притаился Сослан и стал ждать. От первого сегодня до седьмого сегодня ждал Сослан, и хотел он уже уходить, как на седьмую ночь осветилась вдруг крепость и к окну подошла девушка - это ее лицо светило светом полной луны. И Сослан как только увидел ее, так и полюбил. Глаз он не мог отвести от ее лица!

Вдруг услышал он шум и топот, блеянье овец и рев скотины. Протянула девушка руки из окна - подобно двум лучам, осветили руки ее всю окрестность, и увидел Сослан, что большое стадо скота, крупного и мелкого, гонят по узкой горной тропе люди Челахсартага, а сам он позади едет на коне.

"Большую добычу вы взяли, - подумал тут Сослан, - а только как вы ее в крепость загоните? Нигде моста я не вижу".

И только подумал он, как растворились бесшумно ворота крепости, белое полотно развернулось оттуда и мостом перебросилось через пропасть. По этому мосту, освещенному руками девушки, погнали люди Челахсартага свою добычу. Когда после всех прошел по мосту конь Челахсартага, опять свернулось полотно и скрылось в воротах. Закрылись ворота, убрала руки Ведоха, потемнело окно, темно стало на земле. Только высится черная крепость Хиз, почти достигая до неба.

Вернулся Сослан домой.

- Радуйся, мама! - сказал он весело Шатане. - Нашел я себе по сердцу невесту, получше она вертлявой Косер.

И рассказал он Шатане о дочери Челахсартага.

- Сын мой любимый, мной не рожденный, - ответила Шатана, - лучше бы тебе отступиться от красавицы Ведохи! Ведь рассказывала я тебе, что с детства предназначена тебе в жены дочь Солнца, Ацырухс.

- Мною слышал я от тебя о красоте Ацырухс, - недовольно сказал Сослан, - но не знаю я, какая она. А теперь глаза мои насыщены красотою Ведохи, и больше никто мне не нужен.

- Не тебе одному, всем нартам много несчастий сулит твое сватовство, - сказала Шатана. - И как же не понимаешь ты, что никому не отдаст Челахсартаг свою светлорукую дочь - без нее не сможет он попадать в свою крепость.

Но неотступно просил Сослан посватать за него светлорукую Ведоху, и когда посетил однажды Челахсартаг дом Алагата, пошли к нему Урызмаг и Хамыц с богатыми дарами, сватать его дочь за Сослана.

- Что бы вы еще выдумали, пастухи Ахсартагата! - сказал кичливый Челахсартаг. - Чтобы моя дочь стала женой колченогого горца Сослана?! Чтобы она весь день нежными своими руками собирала мягкие травы и по вечерам устилала ими изнутри грязные чувяки Сослана?! И чтобы чародейка Шатана помыкала ею и посылала ее доить коров?!

Так ни с чем вернулись сваты Сослана.

- Видишь: как я тебе говорила, так и вышло, - сказала Шатана. - Зачем тебе луннорукая Ведоха, ведь ждет тебя солнцеликая Ацырухс!

- Никого не хочу, кроме Ведохи! - сказал Сослан.

Много ли, мало ли времени прошло с тех пор - устроили Алагата торжественный пир.

Весь нартский народ собрался на этот пир. В обширном хадзаре рода Алагата уселись все нарты.

И, конечно, сын Хиза, Челахсартаг, тоже был приглашен на этот пир.

Досыта ели и допьяна пили нарты на торжественном пире рода Алагата. Волнами перекатывались здравицы - от старших к младшим и от младших к старшим. В разгаре был пир, когда сын Хиза, Челахсартаг, стал задирать Сослана.

- Клянусь отцом своим, - сказал Челахсартаг, - во всем готов я состязаться с тобой и уверен, что во всем превзойду тебя. Ну-ка, давай спляшем на спор!

Знал он, что у Сослана с рождения кривые ноги, но не знал он того, что когда возмужал Сослан, окрепли его ноги.

- Спляшем, - ответил Сослан. - А что ты поставишь на спор?

- Вот, если ты спляшешь лучше меня, - сказал сын Хиза, - тогда я выдам за тебя дочь свою Ведоху, которая, как ты знаешь об этом, красивее всех девушек на свете. Ну, а ты, может, тоже что поставишь?

- Шлем Бидаса поставлю я, - сказал Сослан. - При вести о битве шлем этот сам взлетает на голову воина, покрывает ее, и воин становится неуязвимым. Но еще в придачу ставлю я меч мой и панцирь. Как старшему и как гостю у нартов тебе начинать, Челах-сартаг!

Вскочил с места сын Хиза. Сначала плясал он на земле, и восторгались нарты его искусством. Раззадоренный их похвалами, вскочил сын Хиза на стол и пошел перескакивать с одного стола на другой. Но тут он ловкости не показал: задел носком чашу с рассолом и пролил ее на скатерть; наступил каблуком на край блюда и хлеб уронил на пол.

Сел Челахсартаг на свое место, и вышел плясать Сослан. Хорошо плясал сын Хиза, но Сослан плясал еще лучше. Как вскочил он на стол да пошел перескакивать со стола на стол! Волчком кружился он по краю столов и не задел ни одного куска хлеба, ни одной чаши не пролил. Поток крикнул Сослан, чтоб подняли все пирующие свои мечи и кинжалы остриями кверху, и начал Сослан танцевать невиданный танец на остриях мечей и кинжалов. С такой быстротой вертелся он на них, с какой колеса мельницы кружатся на бурном потоке. И поминали кто бога, кто черта те, кто любовался пляской Сослана. Утомились уже люди смотреть на него, а он не устал. Когда сел Сослан на свое место, хозяева пира Алагата вынесли до краев наполненный ронгом большой почетный ковш Уацамонга. За четыре ручки поддерживали они этот ковш и, обратившись к пирующим, сказали:

- Тот, кто спляшет, держа на голове наш почетный ковш, и не прольет из него ни капли ронга, тот поистине будет считаться лучшим танцором.

Вскочил с места сын Хиза, поставил на голову ковш Уацамонга и пошел плясать. Хорошо плясал он, ничего не скажешь, но все же нет-нет капли драгоценного ронга переливались через край ковша. И после того как кончил плясать Челахсартаг, снова наполнили до краев ковш Уацамонга и подали его Сослану.

Поставил Сослан ковш Уацамонга себе на голову и пошел плясать. Еще лучше, чем в первый раз, плясал он, и ни капли драгоценного ронга не перелилось через край ковша. Ну как было не удивляться такой пляске!

Кончил плясать Сослан, и сказал сын Хиза, Челахсартаг:

- Чтоб вам всем здесь погибнуть, если не услышу я от вас правды о том, кто из нас плясал лучше!

- Ты услышишь правду, - ответили нарты. - Ты, сын Хиза, плясал хорошо, но Сослан плясал лучше тебя. Спор выиграл Сослан.

Ничего не ответил Челахсартаг, в гневе выскочил он из-за стола, сел на своего коня и поскакал к себе домой - в крепость Хиз.

На другой день собрал Сослан своих друзей и поехал в крепость Хиз за прекрасной Ведохой, которую обещал ему Челахсартаг.

Но накрепко заперты оказались ворота крепости, и понял Сослан, что изменил Челахсартаг своему слову и не хочет выдать за него красавицу Ведоху. И решил тогда Сослан силой взять крепость Хиз и увезти красавицу.

Вернулся Сослан домой, позвал глашатая и сказал ему:

- Пройди по нартскому селению и прокричи громко: "Сегодня пятница, а в следующую пятницу собирает Сослан нартов в поход на крепость Хиз. Задумал я отомстить Челахсартагу, чтоб никто из алдаров не смел никогда обманывать нартов. Пусть от каждого нартского очага придет в мое войско мужчина!"

Известил глашатай об этих словах Сослана всех нартов, и во всех нартских домах стали снаряжать воинов.

Жил в пастухах у нартов старый Аца. Он пришел на землю нартов из неведомой страны Мысыр. Был он хороший человек, нарты полюбили его, и Ахсартагата выдали за него свою девушку. Родился у Ацы сын, назвал он его Ацамаз.

Когда Сослан стал собирать поход на Челахсартага, Ацамаз еще лежал в колыбели. И громко сетовал Аца:

- Сам я отправиться в поход не могу - не на кого оставить мне нартский скот. Как же мне быть? Неужто никто из нашей семьи так и не возьмет своей доли в этом справедливом походе?

Изо дня в день, целую неделю сокрушался Аца, днем и ночью размышлял он вслух о своей беде. И вдруг услышал из колыбели голос своего сына:

- Не горюй, отец! Отправь лучше меня в войско Сослана.

Удивился отец и ответил сыну:

- Разве бы я горевал, если бы мог ты, Ацамаз, отправиться в поход!

Потянулся тогда мальчик в своей колыбельке, заворочался и разорвал свивальники, расправил руки и ноги. Затрещала колыбель и распалась на части. Одна ее боковина отскочила и ударилась о.снеговой хребет, расколов хребет, - и зеленые горы отделились от снежных. Другая боковина упала на равнину - холмами и оврагами покрылась равнина. В дремучий лес упало изголовье - большие поляны с тех пор проредили лес. В море упало подножие колыбели - и острова поднялись из глуби вод.

И сказал мальчик матери своей:

- Я что-то голоден, мама.

Испекла тут мать хлеб. И в длину и в ширину равен был этот хлеб росту мальчика. Ацамаз тут же съел весь хлеб, на глазах у отца и матери вырос он вдвое и сказал:

- Дайте мне коня и доспехи! Да поскорее, чтобы догнать мне войско Сослана!

- Что ж, возьми эту уздечку и пойди к табунам. Поднимись на вершину кургана, махни оттуда уздечкой, и конь сам подбежит к тебе. Бери того коня.

Дали Ацамазу уздечку, взбежал он на курган, махнул уздечкой, и конь тут же подбежал к нему. Не меньше скирды был этот конь, но только Ацамаз вскочил на него - подломилась спина у коня. Напрасно мальчик бил уздечкой коня, не встал больше конь. И с плачем тут сказал Ацамаз:

- Если не было у отца моего лучшего коня для меня, чем ты, то пусть его на том свете ослиными кишками кормят, этого старого Ацу!

С плачем пришел домой Ацамаз, и Аца, узнав, что произошло, сказал сыну:

- Есть у меня конь, на котором сам я в молодости ездил, но только теперь не под силу мне править им. Спрятан он в подземелье. Бьет он копытом и грызет железные удила, ожидая, когда его оседлают. Но не посмеет мой мальчик подойти к такому коню, да и конь не подпустит к себе малолетку.

Но, услышав об этом, перестал плакать Ацамаз и сказал отцу:

- Прошу тебя, отец, дай мне ключи от подземной твоей конюшни! Хочу я взглянуть на коня твоего.

Доверил Аца сыну своему ключи от подземной конюшни, открыл мальчик тяжелую дверь - темно в подземелье, только острые уши видны. В навозе лежит конь. Как козленка, схватил за ногу коня Ацамаз, вытащил грязного из конюшни, намылил его нартским чудесным мылом и в ключевой воде выкупал, взнуздал его хорх-уздечкой, семь чепраков, искусными мастерами сделанных, положил он на коня, оседлал его седлом в червленой оправе. Вскочил Ацамаз на коня. Вскинулся конь и до самых небес подкинул мальчика. Но Ацамаз тут же пулей упал на коня и уцепился за его нагрудник.

Еще раз вскинулся конь, сбросил он Ацамаза на землю, и глубоко в землю зарылся Ацамаз, но тут же снова вскочил он на коня и спрятался под высокую луку седла. Огляделся конь кругом и спросил:

- Куда ты делся, мальчик?

- Так я же на тебе сижу!

И тогда сказал конь:

- Значит, годишься ты мне в седоки.

И ответил ему Ацамаз:

- Ты тоже, пожалуй, годишься мне, пока будем мы по грязи тащиться, но потом подыщу я коня, который достоин меня.

Грустно вздохнул конь и сказал:

- Ох, ох! Обидны слова твои, и наполовину уменьшили они мою силу.

И ответил ему Ацамаз:

- Случается, что ребенок и углей по глупости наестся. Не обижайся на меня, я еще маленький. Не найду я коня лучше тебя!

И велел тут маленький Ацамаз сказать отцу своему: "Я сел на коня твоего, теперь дай мне свои доспехи".

- По силам ли будут они тебе? - спросил его отец.

- Ты дай мне доспехи, а там видно будет, - ответил мальчик.

Передал старый Аца сыну своему, маленькому Ацамазу, колчан свой со стрелами, свой лук и кольчугу, и трех своих стальнокрылых коршунов, сопровождавших его на войну и охоту, и трех своих быстроногих гончих собак.

Надел на себя Ацамаз доспехи отца, взял в руки его оружие и сказал своей матери, которая любовалась на него:

- Взгляни, каков я на коне?

- Как лунный свет сияет на горных вершинах, так сияешь ты на коне своем, - ответила ему мать.

И сказал Ацамаз:

- Сейчас я уеду, скажи об этом отцу.

И тогда старый Аца призвал к себе Ацамаза:

- Подойди ко мне, я научу тебя, как собираться в поход. Собираясь бывало в поход, брал я с собой по одной плети в подарок каждому боевому товарищу, и для каждого военного костра, у которого садятся семь воинов, заготовлял я по семь шашлыков. Так же сделай и ты. Сколько бы ни было воинов в войске Сослана, для каждого изготовь по плети. Догнав их, остановись от них подальше, и когда разведут они костры, сосчитай их костры и столько же костров зажги сам. У каждого костра воткни в землю по семь шампуров с шашлыками и столько в землю вкопай коновязей, сколько всадников в войске Сослана. Вели ты- понял меня, сделай так, как я говорю. А теперь поезжай, и пусть тебе будет прямая дорога!

Уехал Ацамаз. Вот скачет он по дремучим лесам, охотится, оленей и диких коз убивает по пути. Снимает он шкуры и режет на тонкие ремешки, плети сплетает из тех ремешков. Сплел он столько плетей, сколько было воинов в войске Сослана.

Долго ли, коротко ли ехал он - вот догнал наконец войско Сослана.

Остановившись вдали от войска, сосчитал Ацамаз, -сын Ацы, костры и столько же зажег костров он, сколько их было в войске Сослана. Увидел Сослан костры Ацамаза и сказал:

- Что это за диво еще? Сколько доблестных нартов собралось в моем войске, но что еще за войско, столь же многочисленное, как наше, развело позади нас все эти костры? Идите и узнайте, что это за войско!

Семь всадников погнали коней к стоянке маленького Ацамаза, и, увидев его одного среди костров, спросили они:

- Кто ты такой? Неужели ты один зажег все эти костры?

- Я ваш боевой товарищ, - ответил им Ацамаз.

Вернулись всадники к Сослану.

- Так-то и так-то, - сказали они. - Сидит среди этих костров один лишь мальчик безусый, и, кроме него, нет там войска. Спросили мы его и услышали от него: "Я ваш боевой товарищ".

- Живо скачите и привезите его сюда! - сказал Сослан.

Прискакали всадники к Ацамазу и сказали ему:

- Сослан приглашает тебя к себе.

- Пусть он сам приедет ко мне. Я к нему не поеду, - ответил Ацамаз.

Прискакали всадники к Сослану и передали ему слова Ацамаза.

Тогда Сослан поднял все свое войско и повел его туда, где горели костры Ацамаза.

Приветливо встретил их Ацамаз и сказал:

- Для всех ваших коней приготовил я коновязи. Слезайте с коней и привяжите их. А потом пусть каждая семерка воинов выберет себе костер и сядет вокруг него.

Так сделали, и хватило костров на все войско Сослана. И когда все воины, найдя возле костров шашлыки, насытились ими, обошел Ацамаз все костры и каждому воину вручил по плети. И потом сказал он Сослану:

- Ты, верно, не знаешь меня? Я Ацамаз, сын Ацы.

Очень обрадовался Сослан, увидев, что старый Аца послал своего сына в поход, но, видя малый рост мальчика, захотел над ним посмеяться.

- А что ты будешь делать на войне? - спросил насмешливо Сослан.

- Воевать, как все, - ответил Ацамаз.

- Дело без молокососов обойдется, - ответил ему Сослан. - Поезжай-ка домой, передай слово благодарности отцу твоему, что он прислал тебя. Но хотя ты мальчик учтивый, я в бою без тебя обойдусь.

- Не гони меня, Сослан, - отвечал Ацамаз, - я еще тебе пригожусь. Нужно тебе будет спешиться в бою, вот я и подержу уздечку твоего коня.

- Пуглив мой конь. Если вырвет он у тебя уздечку, за что ты его тогда схватишь?

- Я схвачу его за холку.

- А если ты оторвешь его холку?

- Я схвачу его за гриву.

- А если он гриву оставит в твоих руках и вырвется?

- Я схвачу за уши.

- А если уши оторвутся?

- Я схвачу за хвост.

- А если хвост останется в твоих руках?

- Я ухвачу его за заднюю ногу.

- А если он оставит тебе свою ногу?

Ну, если славный нарт Сослан не сочтет для себя позором скакать на трехногом коне, без холки, без гривы, безухом и бесхвостом, то никакой позор мне не страшен.

- Не простой мальчик этот сын Ацы! - сказал Сослан и принял его в свое войско.

Окружило войско нартов крепость Хиз. Крепко заперты ворота крепости, и ни одна живая душа не показывается на стенах ее.

Начал Сослан осаждать крепость Хиз. Стали нарты бросать через пропасти громадные камни в крепость, но ни один камень не сдвинулся с места в крепостных стенах. Соскочил Сослан с коня, оставил его, а сам подошел к воинам, осаждающим крепость.

Долго смотрел Ацамаз на то, как идет сражение, а потом выбрал он в лесу самое высокое дерево, пригнул его к земле, привязал коня Сослана за четыре ноги к ветвям дерева, уздечкой примотал его голову к вершине. Отпустил он дерево, выпрямилось оно и подняло коня над всем лесом.

Побежал Ацамаз к Сослану, и, увидев его, спросил Сослан:

- Куда дел ты коня моего?

- Посмотри, как он крепко привязан, - ответил мальчик. - Не бойся, никуда не убежит он! Меня же пусти сражаться.

Увидел Сослан, что стоит его конь над всем лесом, и подумал: "Хорошего друга нашел я себе".

А мальчик все просит Сослана:

- Разреши мне сражаться!

Что ж было делать Сослану? Согласился он. И сказал Ацамаз Сослану:

- Видишь, над крепостью Хиз высится Черный Утес. Я залезу туда и буду разбивать его своей пяткой. Обломки его будут падать в крепость Хиз и разрушать ее. Есть у Челахсартага заветная стрела, изготовленная небесным Курдалагоном. Пустит он в меня эту стрелу, и если попадет она мне в пятку, упаду я с высоты утеса. Но ты подхвати меня, не допусти, чтобы я коснулся земли. Через семь источников должен ты перенести меня, и тогда все будет по-твоему. Оживу я, разыщу крепость Хиз и вынесу тебе красавицу Ведоху. Но если уронишь ты меня на землю и не сумеешь перенести через семь источников, то погибну я, и едва ли что выйдет из твоего похода.

Забрался Ацамаз на вершину Черного Утеса и стал разбивать его своей пяткой. Полетели осколки в крепость Хиз, и оказалась разрушена часть крепостной стены. Увидел тут мальчика Челахсартаг и пустил в него стрелу Курдалагона. Вонзилась стрела в пятку Ацамаза, и, как сноп, покатился он по склону утеса. Но схватил Сослан свою бурку, широко развернул ее, поймал в нее Ацамаза и, не дав ему коснуться земли и держа мальчика на руках, быстро побежал, перескакивая через источники. Три источника миновал он, и вдруг встретился ему старик. На плечах старика старый кожаный мешок, подмышкой - вилы со сломанными зубьями. Изо всех сил семенит старик, поспешает в ту сторону, где нарты осаждают крепость Хиз.

- Куда ты спешишь так, отец? - спросил его Сослан.

- Разрушили нарты крепость Хиз. Вот я и спешу туда - может, и мне перепадет кое-что из добычи. А ты как будто похож на нарта Сослана. Так что же ты возишься здесь с мертвецом? Гляди, как бы в руки кого-нибудь из нартских озорников не попала красавица твоя Ведоха! - сказал старик.

Не послушал Сослан старика, побежал дальше. Когда он перескочил с мальчиком на руках через четвертый источник, то зашевелился Ацамаз. Перескочил он пятый источник - забилось у Ацамаза сердце. Еще перейти два источника - и совсем оживет мальчик! Бежит, торопится Сослан. Вот миновал он шестой источник и видит: идет ему навстречу старуха, и сито у нее в руках.

- Не Сослана ли я вижу перед собой? Что ты возишься здесь с мертвецом? Взяли нарты крепость Хиз и похитили твою красавицу. Видишь, я тоже тороплюсь туда со своим ситом - может, и мне что перепадет из богатой добычи.

Дрогнуло сердце Сослана. Раз женщина что говорит, то не может быть ложью! Не знал Сослан, что это бедовый нарт Сырдон, постоянный враг его, дважды обернулся - первый раз стариком, второй раз старухой, - чтобы обмануть его. Разостлал Сослан на холме бурку, положил на нее мальчика, а сам кинулся к своему войску. Прибежал - видит: сидят нарты у стен крепости, дожидаются Сослана. Понял тут Сослан, что обманут он. Кинулся туда, где оставил Ацамаза, - видит: ни живой, ни мертвый лежит мальчик.

Погоревал Сослан над телом верного своего Ацамаза, и стал он думать, что дальше делать. Высится неприступная крепость Хиз, смеется оттуда над ним кичливый Челахсартаг, а добраться до него никак нельзя. Отпустил Сослан домой свое войско, а сам подошел к тому роднику, откуда брали воду люди Хиза, притворился мертвым и даже могильными червями покрыл себя всего. Пришли из крепости Хиз к роднику водоносы, и увидели они мертвого. Вернулись обратно и рассказали Челахсартагу, что лежит у родника красивый мужчина. Умер он, и даже черви покрыли его. По их рассказу узнал Челахсартаг, что мертвый человек - это Сослан, но не поверил он в смерть булатного Сослана.

- Я пойду туда, - сказала Ведоха. - Хочу я увидеть его.

- Не ходи! - сказал ей отец. - Он схватит тебя и украдет.

- Не тронет он меня, - ответила Ведоха. Закрыла она лицо рукавом и спустилась к роднику.

Зачерпнула воды и вернулась домой. Трудно было Сослану сдержаться при виде ее, но он даже не шевельнулся.

- Как тебе не стыдно, отец! - упрекнула Челахсартага красавица Ведоха. - Этого мертвеца давно черви едят, а ты даже мертвого так боишься его, что не смеешь к нему подойти! Если мертвый способен он внушать такой страх, значит был он отважен и достоин меня. Ах, почему ты не выдал меня за него! Никого к не встречу теперь лучше его.

- Он жив, притворяется, - сказал Челахсартаг. И приказал Челахсартаг слугам своим накалить докрасна вертел и воткнуть его в пятку Сослану.

- Если вертел, пронзив всю ногу, выйдет над его коленом и он все-таки не шевельнется, вот тогда я поверю, что он мертв!

Слуги так и сделали, как велел им Челахсартаг: накалили они докрасна вертел и от пятки до колена пронзили ногу Сослана. Стерпел Сослан эту для всякого человека нестерпимую боль и не шевельнулся. Но все-таки не поверил Челахсартаг его смерти.

- Принесите мне вертел! - сказал он.

Взял Челахсартаг вертел и понюхал тот конец его, который пронзил ногу Сослана.

- Живой кровью пахнет, - сказал Челахсартаг. - Жив еще этот проклятый!

- Ты безжалостен! - зарыдала Ведоха. - Если человеку вонзается колючка в ногу, и то ему не удержаться от крика. Но если этот нарт, которому в пятку вонзили раскаленный вертел, жив и даже не охнул и не шевельнулся, то какой же другой жених будет больше его достоин меня?

Вышла Ведоха из крепости и, ударяя себя по лицу, стала причитать, как по дорогому покойнику. Подошла она к тому месту, где лежал Сослан, и сказала:

- О ты, из несчастных несчастный! Если бы знала я раньше о том, что тебе грозит смерть, я бы бросилась в быструю реку, чтобы только спасти тебе жизнь. Как же не пожалеть о том, что умер ты незаметно и никто не оплакал тебя и не воздал тебе почестей!

Трудно было сдержаться Сослану, но опять сдержался он и даже не шевельнулся.

Увидел Челахсартаг,. что вернулась его дочь невредимой, не выдержал и вышел из крепости, чтобы взглянуть на мертвого врага.

Вот все ближе подходит он к Сослану, вот подошел уже совсем близко. И тут не выдержал Сослан, вскочил он и бросился на Челахсартага. Кинулся Челахсартаг к воротам крепости, и тут настиг его Сослан, ударил мечом и снес полчерепа. Но затворились ворота крепости, и крикнул из крепости Челахсартаг Сослану:

- Через неделю повторится наш бой, а пока я полечу к Курдалагону, чтобы залечил он мне мою голову.

Поднялся сын Хиза, Челахсартаг, на небо, и Курдалагон сковал ему из меди новую крышку черепа. И, надев ее на голову Челахсартага, спросил Курдалагон:

- Снаружи я приколочу ее гвоздями, но как загнуть мне их изнутри?

- Об этом не беспокойся, - ответил Челахсартаг, - Когда ты будешь забивать гвоздь снаружи, я кашляну, и гвоздь загнется туда, куда нужно.

Так вылечил Курдалагон сына Хиза, Челахсартага.

Вот наступил день поединка, и взмолился Сослан к Солнцу:

Ясное Солнце! Если я вправду ношу солнечное имя и наделен тобою хоть небольшим счастьем, то грей с такой силой, чтобы у лысого голова треснула, чтобы медный череп его расплавился!

Вышел из крепости сын Хиза, Челахсартаг, и стал дожидаться Сослана. Но Сослан не идет. Ждет сын Хиза, а Солнце греет все жарче. И расплавилась тут медная крышка черепа Челахсартага, сгорел его мозг, и, не сходя с места, умер Челахсартаг.

Увидел это Сослан, вошел он в крепость и сказал Ведохе:

- Я убил отца твоего. Теперь ты моя!

- Я согласна быть твоей женой, - ответила Ведоха. - Только сначала нужно похоронить прах отца моего.

И велел тут Сослан выстроить большую усыпальницу, и положили в нее мертвого Челахсартага.

- Я похоронил твоего отца, - сказал Сослан Ведохе. - Что же теперь задерживает нашу свадьбу?

- Хочу я своими глазами увидеть, как похоронен отец мой, -сказала Ведоха, - и тогда пусть да благословит нас небо! Должна я убедиться, что некого мне больше бояться.

- Ну что же, пойдем, и взгляни сама, - сказал Сослан.

Пошли они к усыпальнице, но не видел Сослан, что спрятала Ведоха в своем рукаве булатные ножницы. Вошли они в усыпальницу, и, увидев, что мертв отец ее, ножницами пронзила Ведоха свое сердце и замертво упала на труп его. И пришлось Сослану похоронить ее рядом с отцом.

- Много чего пережил я, но такое горе первый раз пришло ко мне! - сказал Сослан.

Да и как было не горевать ему о красавице, которой он так домогался! День идет, другой идет - горюет Сослан, не отходит от тела Ведохи. Три дня и три ночи сидел он у ее изголовья. Вдруг из угла усыпальницы выползла змея и направилась к телу Ведохи. Схватил Сослан свой меч и надвое разрубил змею. И тут - что за чудо! - видит Сослан: хвостовая половина змеи осталась на месте, а та половина, где голова, быстро уползла обратно в норку. Стал Сослан ждать, что будет. И вот видит он: выползла из норы змеиная голова, и держит она в пасти волшебную бусину - бусину исполнения желаний. Этой бусиной потерла змея то место, где разрубил ее Сослан, и тут же срослись обе ее половины и змея поползла прочь. Но Сослан ударил ее мечам по голове и убил насмерть. Вынул он из пасти ее бусину исполнения желаний и приложил к ране Ведохи. Вздохнула девушка, потянулась и сказала:

- Как долго спала я!

И ответил ей Сослан:

- Так долго, что чуть навек не уснула.

Пошел тут Сослан на то место, где ни жив, ни мертв лежал маленький Ацамаз, потер он его тело волшебной бусиной, и ожил тут маленький Ацамаз.

15. Месть Ацамаза

Собрались на нихасе старые нарты. Рассуждают, кто из молодых нартов доблестнее других, ждут, когда вернется Сослан, и гадают, привезет ли он дочь Челахсартага. Тут же с края примостился и старый Аца. Он молчит пригорюнившись. Все нартские юноши вернулись домой, только маленький Ацамаз не вернулся. Неспокойно сердце старого Ацы: придется ли ему еще свидеться с сыном?

Вдруг Урызмаг сказал:

- А ведь что-то неспокойно на нашей земле! Множество лун и солнц заблистало на небе, а ниже стелется туман, стаи птиц густой тучей летят к нам, и глубокая борозда, точно после плуга, пролегла по нашим полям.

Обернулись все нарты туда, куда указал Урызмаг, но никто не может понять, что это за напасть движется на нартское селение.

А Шатана в это время сидела в башне. Послали к ней юношу нарты спросить ее:

- Будь милостива, Шатана, взгляни в небесное зеркало твое: что за гость незваный появился на нашей земле?

Взглянула Шатана в небесное зеркало:

- Эх, нарты, нарты, всю-то вы жизнь насильничали над другими, а теперь вот на вас самих нашелся насильник! То, что туманом кажется вам, - это пар изо рта его коня. То, что кажется вам стаями птиц, - это из-под копыт его восьминогого коня взлетают комья земли выше головы его, и черным воронам подобны они. То, что множеством лун и солнц кажется вам, - это оружие его так сверкает, что слепнут глаза от этого блеска. А глубокую борозду оставляет огромный меч этого всадника!

Теперь все нарты разглядели страшного гостя. Въехал он в нартское селение и сказал голосом грома:

- Долгие дни вам здравствовать, нарты! Ничего худого я вам не хочу, но вижу я среди вас врага моего Ацу. Ему я смерть принес. Он брата моего убил и убежал от кровомщения к вам.

- Не убивал бы я твоего брата, если бы вы с ним вдвоем не похитили сестру мою! - ответил старый Аца.

- Ты словами кровь не прикроешь, - ответил ему алдар Мысыра и опять сказал нартам: - Между мной и вами нет вражды, вольные нарты! Неужто из-за человека, чужого вам по крови, будете вы проливать свою кровь?

И тут сказал Урызмаг:

- Он был нам чужой, но взял жену из нашего рода.

Пусть ваша женщина вернется к вам, - сказал алдар Мысыра. - Только кровь Ацы нужна мне!

- Убей его, он нам чужой, - сказал тут Бурафарныг Бората. - Сторожил он наши стада, и своим мы его не считаем.

Тут алдар Мысыра взмахнул мечом и надвое рассек старого Ацу.

Повернул коня алдар Мысыра и поехал прочь. А нарты сидят на нихасе, глядят на убитого Ацу и не знают, что делать. И сказал тут Сырдон:

- Что ж, почтенные нарты, мстить за старого Ацу некому. Знаю я точно, что погиб маленький Ацамаз, его единственный сын.

И ответил ему Урызмаг:

- Не все ты знаешь, Сырдон!. Мудрая хозяйка наша Шатана сказала, что разрушил Ацамаз вместе с Сосланом крепость Хиз, что добыли они красавицу Ведоху. Вернется Ацамаз, и спросит он с нас за кровь отца!

Встревожились нарты. Опять послали они к мудрой Шатане спросить совета ее. И сказала Шатана:

- Не по чести вы сделали, нарты, выдав насильнику Мысыр-алдару славного родича нашего, старого Ацу. Но чтоб смертью его кончилось зло между нами, нужно нам скрыть от Ацамаза убийство отца его. Скажем, что своей смертью умер его отец, а жену его, нашу дочь, сама я в этом уверю.

Так и сделали нарты. Возвратился Сослан и привез с собой красавицу Ведоху. А с ним вместе вернулся маленький Ацамаз. И с плачем поведала ему мать его, что молния спалила старого Ацу.

Поверил Ацамаз матери. А почему бы ему не верить ей? Поставил он своего коня в подземную конюшню, снял с себя доспехи и оружие, и так как он был еще мальчик, то и стал расти-дорастать в родном доме.

Много ли, мало ли времени прошло - однажды весной на каменистом пригорке, с которого сошел снег, играл в альчики Ацамаз с соседскими ребятами. Желтые и белые бараньи позвонки то строем становились на земле, то во все стороны разлетались, когда на них падал меткий биток. Не везло сегодня Ацамазу: все альчики проиграл он, даже биток свой - ту крупную кость, которой бьют - поставил он на кон и ее проиграл. Крепко хотелось отыграться Ацамазу. Вот и сказал он тому мальчику, который выиграл у него биток:

- Дай мне его, я раз ударю и отдам тебе биток.

- Как бы не так! - со смехом ответил мальчик.

Обиделся Ацамаз. Схватил он мальчика и, конечно, тут же отнял у него свой биток. В драке поскользнулся и упал сын соседа, и из носа у него пошла кровь. Тут он заплакал и сказал Ацамазу:

- Эх ты, рваный чувяк, пастухово отродье! Со слабого легко кровь взять, а, небось, убийце отца твоего кровь прощаешь!

- Мой отец умер по воле неба, - сказал Ацамаз. - Его никто не убивал.

- На нихасе убили его. Все старые нарты видели это и, как падаль, поскорее зарыли! - крикнул Ацамазу соседский сын и убежал к себе.

Сердитый вернулся Ацамаз домой и лег на скамью, недалеко от очага, возле которого мать его готовила в то время просяную кашу.

Взглянула мать на сына и спросила заботливо:

- Что с тобой, злосчастный ты мой?

- Живот у меня болит, - ответил Ацамаз.

- Вот припарю я тебе живот горячей кашей, и все пройдет.

И, набрав из котла в деревянную миску горячей, дымящейся каши, подошла к сыну, взяла горсть каши голой рукой (ведь тогда только больному станет легче, когда подавать ему лекарство голой рукой!) и хотела положить на бешмет сыну, чтобы согрелся у него живот. Побыстрее надо бы это сделать, ведь жжет руку горячая каша, но тут схватил Ацамаз руку матери и сжал ее в кулак.

- Ой, больно! Ой, жжет! Что ты, с ума сошел? - закричала мать.

- А зачем ты обманула меня, сказала, что отец мой умер своей смертью? - спросил Ацамаз.

- Ой, правду сказала я! По воле неба умер он. Молния его спалила. Ой, больно, пусти!

- У меня сердце не меньше раскалено, чем твоя рука, и жжет оно мне грудь. Говори: ты видела отца мертвым?

- Ой, нет, не видела я! Он ушел на нихас и не вернулся. Бабушка твоя, Шатана, принесла мне эту страшную весть.

Отпустил тут Ацамаз руку матери, и, охая, стала тут она молочной сывороткой примачивать обожженную руку...

А маленький Ацамаз пошел в башню Ахсартагата. Туго завязан был узел горя на его сердце.

Ласково встретила его мудрая Шатана - любила она своего удалого внука.

Вошел он в дом и спросил у Шатаны:

- Бабушка, скажи, кто убил отца моего?

- Я слышала, что своей смертью умер отец твой, дитя моей дочери. Кончился срок его жизни. Рада я, что сам ты цел, невредим и с великой честью вернулся из опасного похода!

Но не верил ей Ацамаз. "Буду ловить в тот же капкан, в который мать поймал", подумал он и попросил ласково:

- Захотелось мне, бабушка, зерен, которые ты так вкусно поджаривала для меня, когда был я мал.

- Стоит ли говорить об этом, дитя мое! - весело сказала Шатана. - Поджарить зерна легче, чем голову почесать.

Быстро поставила она на огонь сковороду и поджарила зерен. Наполнила она поджаренными зернами деревянную чашу и поднесла ее Ацамазу.

- Разве деревянной рукой воспитывала ты меня, бабушка? - с упреком спросил Ацамаз у Шатаны, указав на деревянную чашу.

Тогда голой ладонью взяла Шатана полную горсть горячих зерен и протянула их Ацамазу. Но тут стиснул он руку ее с горячими зернами и спросил еще раз:

- Скорее говори, кто убил отца моего?

Жгли горячие зерна ладонь Шатаны, не стерпела она и сказала:

- Правды, верно, не скроешь! Убил отца твоего Мысыр-алдар, а случилось то на нихасе нартов.

Отпустил Ацамаз руку Шатаны. Стоит она перед ним и, как ребенка, качает руку.

- И все нарты видели, как насильник убил отца моего? - спросил Ацамаз.-Неужто никто из вас, Ахсартагата, не вступился за отца моего? Ведь я вам родной!..

Опять смолчала Шатана.

Встал Ацамаз и ушел прочь.

* * *

Вот пришел Ацамаз на нихас нартов и сказал:

- Узнал я, как убили отца моего! Не без вины вы предо мною за его смерть. Потому требую я, чтобы заплатили вы за смерть отца моего. А кто не заплатит, тому Сослан расскажет, как я одной пяткой своей разрушил Черный Утес и осколками его уничтожил стену крепости Хиз. Не многого требую я от вас в искупление вашей вины. Я строю себе дом. Нужны мне для дома столбы из стволов азалий. Хочу я, чтоб привезли вы мне эти столбы. Для главной поперечной балки нужен мне ствол гребенчука. А переднюю потолочную балку хочу делать я из ствола алычи. Если вы мне все это достанете, то все счеты между нами будут покончены.

У нартов отлегло от сердца, когда услышали они, какой леткой дани требует от них Ацамаз. От каждого дома взяли они по паре быков и скорей поехали в лес, чтобы найти там и нарубить деревьев, нужных для постройки дома Ацамаза.

Ездят, ездят нарты по лесу, и хоть много азалий попадается им, покрытых красивыми красными и желтыми цветами, но только до пояса человека достигает азалия и не годится она для столбов дома.

Строен и красив гребенчук, но не толще он руки человека, и ни одного деревца не нашли они, подходящего для поперечной балки.

Вкусны плоды алычи и раскидисты ветви ее, но тонки и гибки они, и самая толстая из них не удержит кровли.

С опущенными головами вернулись нарты из леса, собрались они и сказали Ацамазу:

- Кругом все леса исходили мы, но не нашли ни одной азалии, пригодной для столба, не сыскали мы гребенчука для главной поперечной балки и алычи - на переднюю потолочную. Но, может быть, умилостивится сердце твое и ты скажешь нам, чем другим можем мы заплатить за твою обиду?

И ответил им Ацамаз:

- Вот кожаный мешок отца моего. Наполните его до краев пеплом пурпурношелковых тканей!

Молча, опустив головы, выслушали нарты приказание Ацамаза. Но что было им делать? Многие нарты были в походе против Челахсартага, видели они, как маленький Ацамаз одной своей пяткой раздробил Черный Утес и обломками его разрушил стену крепости Хиз. Собрали нарты шелковые одежды своих жен и детей и зажгли из них костер на вершине Уаскуппа. А Ацамаз в это время взмолился Повелителю ветров:

- Ветер ветров, пошли на землю крутящийся вихрь и вертящийся смерч!

И только нарты сожгли шелковые одежды своих жен и дочерей, как прошел по земле крутящийся вихрь, вертящийся смерч, разметал драгоценный пепел, и даже с наперсток его не осталось. Печальные, собрались нарты и сказали Ацамазу:

- Видишь, мы раздели своих жен и дочерей. Все драгоценные шелковые одежды свезли мы на ослах на вершину Уаскуппа и сожгли там. Но поднялся крутящийся вихрь, вертящийся смерч и даже с наперсток не оставил нам пепла. Скажи, что сделать нам, чтобы заплатить тебе за обиду?

И сказал им Ацамаз:

- Не хочу я больше жить с вами! И чтобы вам избавиться от меня, а мне избавиться от вас, соберите побольше колючек, разведите костер и сожгите меня на этом костре.

Ни одного колючего кустарника не осталось по всей нартской стране. Громадную гору его собрали нарты. Ацамаз взобрался на эту гору, на самый верх, и сел там, широко раздвинув ноги. Разожгли нарты костер, быстро побежало пламя по сухим колючим сучьям, и вот уже огонь охватил всю гору. Смотрят нарты на громадный костер и надеются, что сгорит наконец Ацамаз и избавятся они от него. Все жарче разгорается костер. После красного занялось уже синее пламя, и докрасна раскалился Ацамаз.

Тут спрыгнул он с костра прямо туда, откуда бил источник, который поил водой все нартское селение.

Сразу в пар превратился источник и высох. Изнемогают нарты от жажды, а негде взять им воды. Раскаленный Ацамаз сидит на их источнике и не дает нартам воды.

И тут весь род Ахсартагата, с Урызмагом и Сосланом во главе, пошел к Ацамазу и сказал ему:

- Мы не проливали крови отца твоего. Но мы виноваты перед тобой за то, что не сказали тебе правды. Ты ведь наш родич, так будь милостив к нам! Был ты мальчиком, стал доблестным юношей. Добывай себе невесту и живи среди нас, как нарт среди нартов.

И ответил им Ацамаз:

- Вы не пролили кровь отца моего, и я вашу не проливаю. Но обрек я вас на мучения за то, что вы, вольные нарты, позволили кичливой собаке Мысыр-алдару обнажить свой меч на священном нихасе и убить моего отца! И еще дивлюсь я, нарты, недогадливости вашей. Неужели сами не знаете вы, чем вам надлежит искупить вину передо мной?

И тут первым догадался Сослан:

- Верно сказал ты, маленький Ацамаз! Мы сидим по домам возле жен и совсем забыли о походах. Надлежит нам отправиться в страну Мысыр и отомстить собаке Мысыр-алдару за его злодеяния.

* * *

Долго ехали нарты в страну Мысыр. Три раза подымались на белые горы и три раза опускались в зеленые долины. Прошли через страну серого камня и через страну серных равнин.

И вот перед ними синее море, а за морем еле видна желтая полоска - песчаный остров Мысыр.

Бурливо синее море, а что станешь делать? Слово Ацамазу дано, надо его держать. Направили коней в море храбрые нарты. День плывут, ночь плывут. Кто в соленой воде захлебнулся, кто коня назад повернул.

Только Ацамаз и с ним доблестные мужи Ахсар-тагата вывели коней на желтый прибрежный песок острова Мысыр.

Глядят - желтая пустыня перед ними, а вдали видны остроконечные каменные шатры Мысыр-алдара.

Заплакал тут Ацамаз и сказал:

- Все верно, как рассказывал мне отец. Здесь родина его, здесь счастливо жил он, пока насильник Мысыр-алдар не сделал его безродным скитальцем. А теперь не удивляйтесь тому, что я буду делать. Не легко дастся нам победа над проклятым Мысыр-алдаром!

Искупал тут Ацамаз своего коня, обмазал его сухим чудодейственным клеем и заставил его вываляться в прибрежной гальке. Затем он снова обмазал его клеем и вывалял его в песке. И стал его конь ростом с гору.

- А теперь ройте глубокие ямы! - сказал Ацамаз. И когда нарты вырыли глубокие ямы, велел им Ацамаз спрятаться в эти ямы.

- Глядите, что будет! - сказал Ацамаз. - Сейчас конь мой будет сражаться с железным жеребцом Мысыр-алдара, охраняющим остров Мысыр. Сначала будут они лягать друг друга задними копытами, и когда их булатные подковы ударятся друг о друга, тогда вспыхнет огонь и загорится земля. Тогда берегитесь и не вздумайте выглянуть из ям, не то несчастье постигает каждого любопытного. Потом они будут кусаться и бить друг друга передними копытами, и такой ветер поднимется от их бурного дыхания, что на целую пядь разнесет он верхний слой земли. Не двигайтесь с места в это время, не то прах ваш развеется но лесам и равнинам. Когда же настанет время действовать, я сам скажу вам об этом.

Сражаются, не щадя друг друга, железный жеребец и конь Ацамаза. От искр их булатных подков такой огонь разгорелся, что вспыхнула земля.

Не сдержал Урызмаг любопытства, выглянул из ямы, и запылала длинная его борода. Ацамаз ловко потушил ее и сказал:

- С этого времени да будет у нартов новый обычай: носить бороды такой длины, какой она стала сейчас у нашего старшего.

Железный жеребец и конь Ацамаза пустили в ход зубы и передние копыта. Такой поднялся ветер, что на целую пядь взвихрил он верхний слой земли. И опять не сдержал Урызмаг своего любопытства. Поднял он голову из ямы, и сорвал ветер верхнюю часть его черепа и понес ее прочь.

- Этак, пожалуй, старший наш останется без головы, - сказал Ацамаз, выпрыгнул из ямы и догнал верхнюю часть черепа Урызмага, которую далеко унес ветер. И, надев ее на голову Урызмага, сказал он: - Пусть с этого времени верхняя часть черепа нартов не снимается больше.

А до этого было так, что любой нарт мог снять верхнюю часть своего черепа, чтобы удобнее было брить, а побривши, снова надевал ее.

Еще не закончили кони сражения - вдруг волк с железной пастью прибежал на помощь железному жеребцу. Пустил в него стрелу Ацамаз, и - пусть будет так с каждым, кто тебя проклянет! - волк остался на месте.

Отрезал мальчик одно его ухо и спрятал его у себя. А ястреб с железным клювом летел уже на помощь коню. И снова Ацамаз показал свою ловкость - пустил стрелу в ястреба, и, только раз взмахнув крылами, распластался ястреб на земле. Срубил ему Ацамаз голову и тоже спрятал ее.

А кони все не могут одолеть друг друга. Не раз хватал жеребец железными своими зубами шею коня Ацамаза, но камнями и щебнем наполнялся его рот, и не мог жеребец загрызть коня Ацамаза. Стал брать верх конь Ацамаза. Упал железный жеребец на колени. Схватил мальчик свое седло, вмиг оседлал жеребца и вскочил ему на спину.

- Эй, Урызмаг, Сослан и Хамыц, скорее скачите на пастбище Мысыр-алдара, гоните прочь стада Мысыр-алдара, а я разделаюсь с ним самим!

* * *

Торжественный пир шел в то время у Мысыр-алдара. И вдруг видят они: скачет юноша на железном жеребце. Подскакал и крикнул:

- Тревога, Мысыр-алдар! Все твои табуны, все богатства твои угоняют!

Услышали младшие тревожную весть и сообщили о ней Мысыр-алдару. Засмеялся тут Мысыр-алдар и сказал:

- Этот юноша хочет поесть и выпить. Бегите скорей, приглашайте его! Мы примем его как хорошего гостя.

Побежали, к Ацамазу младшие Мысыр-алдара и пригласили его в дом, где шло пиршество. Соскочил Ацамаз с железного жеребца, привязал его к коновязи и вошел в комнату, где пировали старшие. Окинул он взглядом накрытые столы, достал голову ястреба и ухо волка: голову бросил он туда, где пировал Мысыр-алдар, ухо бросил он младшим. И тех и других угостил тем, чем полагается по обычаю, и сказал:

- Недоставало тебе, Мысыр-алдар, умной головы - вот тебе голова! Не хватало вам, младшие, чуткого уха - вот вам ухо! А вон у коновязи ваш железный жеребец.

Смятение охватило Мысыр-алдара: понял ом, что лишился надежных своих сторожей, что угнали его стада.

- Эй, скорее в погоню! - крикнул тут Мысыр-алдар, и сразу опустели столы.

Все кинулись в погоню за стадами, которые угнаны были Урызмагом, Хамыцем и Сосланом.

А маленькому Ацамазу только того и нужно было, чтобы один на один сойтись с Мысыр-алдаром. Взглянул Мысыр-алдар на Ацамаза, признал в нем породу Ацы и разъярился. Со стрел начали они, изрешетили стрелами друг друга и к вечеру, окровавленные, прекратили поединок. Еле живой добрался до дома Мысыр-алдар. Ацамаз же остался среди поля один. Никого не было с ним, кто бы мог вылечить его раны.

А жена Мысыр-алдара, красавица Ададза, та самая, которая приходилась сестрою старому Аце, умела исцелять раны. Если даже умирающему удавалось добраться до нее, стоило ей провести руками по телу его, как сразу затягивались все раны его и он становился таким, словно и не был никогда ранен.

Наутро, когда рассвело, с залеченными ранами, бодрым выехал Мысыр-алдар. Ацамаз же вступил в бой весь израненный. Опять стали биться они, и только ночная тьма прервала этот бой.

Снова полумертвый добрался до дома Мысыр-алдар, и опять Ацамаз один, весь израненный, остался на месте поединка.

Изнемог Ацамаз и подумал: "Что мне делать теперь? Если он завтра снова придет с залеченными ранами и полный сил, он убьет меня непременно". И решил Ацамаз притвориться мертвым.

Когда приехал наутро Мысыр-алдар на место поединка, увидел он, что неподвижно лежит Ацамаз.

- Вставай, будем драться! - сказал ему Мысыр-алдар.

Но не пошевелился Ацамаз, и решил Мысыр-алдар, что он умер. Обрадованный, вернулся он домой. Встретила его жена и спросила:

- Почему ты сегодня так скоро вернулся?

- Я убил того, с кем сражался!

- А как ты поступил с телом его?

- Я оставил его среди поля.

- Это грех так делать, - сказала ему жена. - Надо пожалеть его. Ведь ты когда возвращался - живого места не было на тебе, и если бы я не исцеляла тебя каждый день, неизвестно, чем бы кончился ваш поединок. А ведь у того, кто сражался с тобой, не было друга, который исцелил бы его. Нет, нельзя оставлять его труп в поле! Вернись, поставь четыре высоких столба из осины, положи его в гроб и подыми этот гроб на столбы, и оставь его там, чтобы не растерзали его тела лисицы и волки.

Мысыр-алдар вернулся на место поединка и сделал все так, как сказала ему жена. Поставил он четыре высоких столба, поднял на них гроб, а сам вернулся к себе домой.

Когда он ночью уснул, то жена его тайком поднялась с постели, обернулась голубкой и полетела на погребальную вышку, где лежало в гробу тело Ацамаза.

Подняла она крышку гроба, рассмотрела его и заплакала:

- Горе мне, горе! Уж не сын ли он брата моего Ацы - так он похож на него! Был бы он жив, я, конечно, спасла бы его.

И вдруг ответил ей Ацамаз:

- Верь мне, я жив.

И тогда дохнула она на него. Поднялся Ацамаз из гроба, и стал он таким, каким был до поединка. Ни одной раны, ни одной царапины не осталось на нем. Обрадовалась Ададза, расспросила его обо всем, и, узнав, что убил ее муж брата ее, Ацу, прокляла она. мужа. Как сына, обласкала она Ацамаза и, опять превратившись в голубку, полетела домой. Ацамаз же следом за ней вступил в дом Мысыр-алдара.

Вздрогнул Мысыр-алдар во сне, и спросила его жена:

- Что с тобой? Что привиделось тебе?

- Видел я во сне, что тот юноша, которого я убил, только что на спинке кровати моей перерезал мне горло тем мечом, который родился вместе со мной.

И ответила ему жена:

- Это раны твои заживают. А юношу того едят, верно, черви.

Немного прошло времени, и снова вздрогнул на: своей постели Мысыр-алдар.

- Что с тобой? Отчего ты снова вздрогнул?

- Нет, право, какое-то несчастье предвещает мне этот сон. Будто юноша тот, которого я убил, достал только что из-под моего изголовья тот меч, который родился вместе со мной, и перерезал мне горло на спинке кровати моей.

- Чего тебе бояться? Это раны твой заживают. Никогда не сбывается сон так, как видят его. Сны надо разгадывать. Спи, усни, солнце солнц моих! Наверное уже черви съели того юношу.

Снова уснул Мысыр-алдар. В сон еще более глубокий впал он и вдруг снова дернулся всем телом.

- Ну, что с тобой? Почему лишаешь ты себя сладости сна?

- Все юноша этот! Он будто достал только что из-под моего изголовья тот меч, что родился вместе со мной, и, не дав подняться мне с ложа, перерезал мое горло, и хлынула кровь моя по всему нашему дому.

- Спи, усни! Не принимай близко к сердцу сны свои. И чего тебе бояться этого юношу? Его кости, верно, коршуны уже растащили.

Ацамаз подслушивал их разговор, и, узнав, где спрятан меч алдара, достал он из-под изголовья этот меч. На спинке кровати перерезал он горло алдару и отомстил за отца своего.

Скот и сокровища Мысыр-алдара роздал Ацамаз его рабам и сделал их свободными. А сестра Ацы, целительница Ададза, захотела поехать в страну нартов и стала жить в доме Ацамаза.

16. Саууай и Лашин

В час рассвета, когда день отделяется от ночи, родился мальчик у жены нарта Кандза, и назвали его Саууай. Мать приложила Саууая к груди, а он укусил се. Пригласили к нему кормилицу, а он и ее грудь укусил.

Узнал об этом Кандз и рассердился.

- Если волчонком родился, пусть с волками растет! - сказал он.

Велел он своим младшим унести Саууая и бросить его в лесу. Так и сделали младшие.

И вот как сказал Кандз, так и стало. Подобрала Саууая волчица и выкормила его своим молоком.

А у Кандза сыновья не рождались больше. Очень он сокрушался об этом, а что станешь делать!

Однажды сидел старый Кандз на нихасе. Пришел вдруг глашатай и громко оповестил:

- За семь лет до торжественного поминания своих усопших стали нарты Бората собирать плоды трудов своих, чтобы достойно справить поминки в честь предков. Три года осталось до поминания. Кто хочет оказать честь предкам Бората, пусть хорошенько объездит своего скакуна, чтобы участвовать в скачках! Между Белым морем и Черным морем находится остров - оттуда начнутся скачки, а на площади игр в селении нартов развеваться будет знамя, и тот, кто первым к этому знамени прискачет, возьмет себе долю победителя - пленного юношу. Второй кто прискачет, тот пленную девушку возьмет. Но и другие, кто примут участие в скачках, без награды не останутся: оружием, скотом и драгоценностями награжден будет каждый!

Так оповестил глашатай, и стали все объезжать своих скакунов, чтобы участвовать в скачках.

Раздосадованный вернулся домой старый Кандз сердито опустился в кресло свое. Разломилось под ним кресло слоновой кости. И тогда жена спросила его:

- Что с тобою, старик наш? Что разгневало тебя сегодня?

Рассказал ей Кандз о предстоящих скачках и добавил:

- Знаю, не ушла бы от меня награда победителя. Но некому скакать на коне моем. Об этом-то я плачу, и кресло треснуло подо мной - так я разгневан. Видно, чтоб подразнить меня, послан был мне тот мальчик, которого я велел оставить в лесу!

- Не пристало мне первой начать разговор о нашем сыне, но раз ты сам завел его, то послушай, о чем говорят люди.

Позвала старого пастуха жена Кандза и сказала ему:

- Расскажи повелителю души моей то, что ты знаешь о нашем сыне.

И сказал пастух:

- Юноша бродит в горах и охотится на диких зверей. Мы опросили его, кто он такой. Твоим сыном назвал он себя.

Услышав об этом, обрадовался Кандз, и сказал он младшим своим:

- Пойдите и приведите ко мне этого юношу! Ушли они и привели юношу.

Нравом и обхождением понравился юноша Кандзу. И сказал он:

- Пусть славится волчье племя! Все повадки и доблести волка перенял ты!

- Я вижу, что-то заботит тебя, отец мой? - спросил Саууай.

Рассказал Кандз о предстоящих скачках.

- А где твой конь? - спросил Саууай.

- В подземной конюшне стоит мой конь, и в нетерпенье грызет он свои удила. Иди к нему, и если он позволит тебе дотронуться до себя, значит ты правда сын Кандза и сможешь оседлать моего коня. Если не на тебя, так на кого мне надеяться!

Только вошел в подземную конюшню Саууай, как конь лягнул его задними копытами. Но тут же за ноги схватил его юноша и, несколько раз об землю ударив, сказал ему:

- Чтоб тебя посвятили покойникам! Разве не надоело тебе гнить в навозе?

Схватил тут конь юношу зубами и поволок его по земле. А юноша поймал коня за уши, опять несколько раз об землю ударил его и сказал ему:

- Или нет у тебя охоты выйти отсюда? Не признал разве ты во мне сына Кандза, Саууая?

И тут ответил ему конь:

- Как не знать мне, что ты сын Кандза! Пока ты не пришел, никто не смел даже до волоска в хвосте моем дотронуться, а ты меня, как щенка, об землю ударил. Вижу я, что с этого дня будешь ты моим всадником.

- А ты с этого дня будешь мне верным конем, - сказал Саууай.

Поднялся он из подземной конюшни, пошел к отцу и сказал:

- Оружие у тебя есть для меня или нет?

- Стальной клинок меча моего в жажде боя изогнулся, острием вонзился в рукоять и синее пламя испускает; лук мой железными цепями к железным столбам прикован и в жажде боя испускает красное пламя. Возьми, сын мой, вот семь ключей! Шесть дверей отомкнешь, и когда откроешь седьмую дверь, там найдешь ты оружие. Если сможешь овладеть им, будет оно твое, а не сумеешь - убьет оно тебя, тогда в этом меня не вини.

Шесть дверей отомкнул Саууай, но только открыл он седьмую - вперед клинком кинулся меч на него, меч, испускающий синее пламя. Встретил он на пути железный столб и срезал его, как коса срезает стебель щавеля. Но тут Саууай поймал его за рукоять и сказал ему:

- Не испускай больше пламени в жажде боя! Будешь ты висеть теперь на поясе моем - здесь твое место.

Дотронулся до лука Саууай, и сразу лук сам пустил три стрелы, к небесам рванулся и чуть не сорвался с железных столбов, но ловко поймал его Саууай и вскинул на плечо. Так вооружился Саууай.

Конь его был таков, что много лет мог он не пить воды. Но вот настал час, когда ночь и день прощаются друг с другом, и повел его Саууай к нартской Дзых-реке.

В этот час Шатана ходила молиться на седьмой ярус башни. Оглядывала она все кругом и видела все счастливое и все несчастливое, что случилось на земле и на небе. И оттуда увидела она, что к нартской Дзых-реке привели коня на водопой. Увидела Шатана, как он пьет воду, и признала в нем коня Кандза, потому что только у этого коня светила на лбу звезда Бонварнон.

Сошла вниз Шатана и сказала Урызмагу:

- Прежде времени радовались мы будущей победе на скачках! Не достанется нам пленный юноша. Видела я у Дзых-реки на водопое коня Кандза. Но кто привел его на водопой - как я ни старалась, не могла разглядеть.

Побранил тут Урызмаг Шатану: ведь известно, что нет сына у старого Кандза. Кому под силу вывести на водопой его коня?

И на следующий день в тот же самый час поднялась на седьмой ярус башни Шатана, и сразу свой взор устремила она на Дзых-реку - никуда больше она не глядела.

В этот час Саууай опять вывел коня своего на водопой. Еще вернее признала коня Шатана, но так ярко светила звезда на лбу у коня, что в лучах ее исчезал Саууай, и никак не могла Шатана его разглядеть.

Опять спустилась вниз Шатана и снова сказала мужу своему Урызмагу:

- Прежде времени радуемся мы, не достанется нам пленный юноша! Сегодня второй раз видела я на водопое у Дзых-реки коня Кандза, но снова не могла распознать, кто привел его.

Опять рассердился Урызмаг, и еще крепче побранил он Шатану: не говори мне, мол, неправды.

И на третий день Шатана в этот же час поднялась на башню и стала глядеть на Дзых-реку. Зорко глядела и ясно разглядела: только Кандзу принадлежать мог этот конь! Но никак не разобрать Шатане, кто привел его. Даже повод недоуздка разглядела, но того, кто держал повод, не удалось ей распознать.

Опять рассказала Шатана мужу своему Урызмагу, что только Кандзу может принадлежать этот конь, на что того, кто привел коня, не могла она распознать, Еще сильнее рассердился Урызмаг и упрекнул Шатану: неправду ты мне говоришь, такая-сякая!

И рассказала тут Шатана Урызмагу свой сон:

- Видела я, будто кончились скачки и заспорил ты на площади игр - никому не хочешь уступать главную-долю победителя. А на самой вершине горы Уаз будто черный ворон сидит. Вдруг спустился он на площадь, напал на тебя и девять ребер твоих поломал. А я будто обернула тебя своим шелковым платком и на плечах своих принесла домой. На кровать из слоновой кости положила тебя, и там лежал ты тяжело больной, а я неотлучно была около тебя. Будто даже и на поминки к Бората ты не пошел, и даже вторая доля - пленная девушка - тоже тебе не досталась. Теперь, муж наш, запомни то, что я сказала тебе, и не забывай моего сна!

...Вот подходит время скачек. Целый год отдыхают скакуны между Белым морем и Черным морем.

Оседлал Саууай своего коня, надел отцовские доспехи и сказал отцу своему Кандзу:

- В поход направляясь, как выезжал ты из нашего дома?

И ответил ему Кандз:

- В поход направляясь, выезжал я через главное наше окно.

И показал он сыну на главное окно, что находится под самым потолком.

Хлестнул тут юноша коня, и, как муха, взлетел его конь и вынес его через главное окно.

Держит путь юноша на остров между Черным морем и Белым морем - туда, где собираются все, кто будет состязаться в скачках.

По лесам и равнинам едет юноша, убивает он оленей и диких коз и на тонкие полоски режет их шкуры. Вот доехал он до места, откуда должны начаться скачки, и нашел спящими всех участников скачек. Пока они спали, починил он все их уздечки и седла, сам же отъехал подальше, седло положил в изголовье, потник подстелил под себя, андийской буркой прикрылся, лег и уснул. Коня же отпустил он на волю. Пока он спал, конь выкупался в море.

Скачки уже начались, а Саууай еще спит. Близка площадь нартов, где колышется знамя, которое должен схватить победитель, но Саууай все спит. Тут подошел к нему конь, разбудил его и сказал:

- Вставай поскорей! Сегодня закончатся скачки. Чист и блестящ, точно яичным белком натерт, был конь после купанья. Накинул на него седло Саууай, вскочил и погнал его к цели.

Нартская молодежь с седьмого яруса башен следила за скачками. Каждому хотелось видеть, чей конь идет первым. И вот впереди всех показались скакуны Урызмага и Хамыца. Как запряженные волы, идут они рядом. Следом за ними бежит конь Сослана. Конь же Сырдона отстал от всех, и дразнить Сырдона начала нартская молодежь:

- Видно, тяжелую поклажу несет твой конь, лукавый Сырдон!

Вдруг увидели они коня Кандза. Одного за другим обгоняет он нартских коней. А кто на нем сидит, не могут они разглядеть.

И сказал тут Сырдон:

- Конечно, мой конь позади всех тащится - тяжело навьюченный, но это еще не самое удивительное. Вижу я коня со звездой на лбу. Вот нагнал он моего коня и оторвал ему правое ухо, а вот сейчас нагнал он ваших скакунов, вырывает он у одного за другим правые уши и откидывает их налево. И вот теперь, гордая нартская молодежь, вам, так же как и мне, не видать первой доли, как ушей своих скакунов!

Не вытерпел тут Сослан, вскочил на вершину башни, взглянул из-под ладони - и только разглядел своего коня, как ухо его коня полетело прочь, а потом полетело ухо Хамыцева скакуна, а затем и скакун Урызмага остался без уха.

Доскакали тут кони до площади игр. Саууай первый, как коршун, кинулся на знамя и, схватил его, сказал Бурафарныгу - старшему из Бората:

- Неси мне теперь долю первого!

Злоба переполнила Урызмага, и сказал он Бурафарныгу:

- Не давай долю первого этому сыну ослицы! Ведь у него с углов рта материнское молоко еще капает.

Саууай тут сказал Урызмагу:

- За седины твои я прощаю тебе, но не оспаривай мою долю первого.

В ответ палкой погрозил ему Урызмаг.

Не стерпел Саууай обиды: разогнал он коня, как ворон взлетел на гору Уаз и, как коршун, упал оттуда на Урызмага. Толкнул его Саууай и сломал у него девять ребер.

Подбежала тут Шатана к Урызмагу, шелковым платком обвязала его, на себе принесла его домой, на кровать из слоновой кости уложила его и неотступно выхаживала его.

Вот начались поминки у Бората. И когда сели гости по своим местам, тогда подошел Саууай к Бурафарныгу и сказал ему:

- Пленного мальчика моего - долю победителя и вторую долю - пленную девушку, долю Урызмага, приведи-ка сюда, ко мне.

Не посмел возразить Бурафарныг, исполнил требование Саууая, привел к нему пленного мальчика к пленную девушку.

Саууай посадил их на круп коня своего и повез их домой, к своему отцу.

- Вот тебе моя первая доля - пленный мальчик. Он достался мне как победителю. А вот вторая доля - пленная девушка. Я силой отнял ее.

И ответил Кандз сыну своему, Саууаю:

- Вижу, что годишься ты мне в сыновья, и с этого дня люди называть тебя будут: Саууай, сын Кандза.

Много дней прошло еще, и вот однажды зашел Саууай к отцу своему и сказал:

- Я в поход отправляюсь.

- Что ж, иди, Саууай, мой единственный! Но лучше бы ты чем другим развлекся, а то если узнают Урызмаг и родичи его, что ты один отправился в поход, нападут на тебя и погубят, как погубили уже десять братьев моих, и опять осиротею я.

- Не опасайся за меня, старый отец мой! Юноша и девушка, что мне достались, останутся вместо меня и будут тебя веселить. Меня же Урызмаг и родичи его не одолеют ни хитростью, ни умом, да и силой меня, не победят - можешь на меня надеяться.

Сел Саууай на коня своего, пожелал ему отец доброго пути, и уехал он со двора.

Приехал Саууай на площадь нартских игр и во весь голос крикнул:

- Эй, поедем, Урызмаг, со мною в поход!

От этого крика сажа посыпалась с потолка Урызмагова дома.

Второй раз Саууай крикнул, и от второго крика его доски посыпались с потолка, но все же не вышел к нему Урызмаг.

Третий раз крикнул Саууай, и от этого крика кровля дома обрушилась. И тогда сказала Шатана Урызмагу:

- Посиди-ка ты здесь, я сама к нему выйду.

Вышла Шатана из дому, обернулась в сторону площади игр, посредине которой находился молодой Саууай на большом своем коне, и сказала ему:

- До утра подожди старика моего. Я снаряжу его.

Саууай расположился здесь же, на площади. Слез он с коня, седло поставил себе под голову, потник подложил под себя, андийской буркой накрылся и лег спать.

Вернулась Шатана домой и сказала Урызмагу:

- Этот юнец, что нам несчастье приносит, так прицепился к тебе, что никак нельзя тебе отказаться ехать с ним. Но будь с ним настороже! Возьми с собой своих младших и поезжай. А плеть свою оставь дома, будто забыл ее.

* * *

Всех дочерей своих к тому времени выдали Урызмаг и Шатана. Только одна осталась у них дома, младшая звонкоголосая Лашин. Ей пришла уже пора выходить замуж. Но кто ни посватается к ней, всем отказывает она, да еще про каждого жениха составит насмешливую песню и сама сыграет ее на своей гармошке и споет. А потом за ней поет эту песню на срам жениху молодежь всех трех нартских селений. Бранила Шатана за это свою озорную дочку, а та всегда отвечала:

- Еще не подрос мой жених.

А когда взял Саууай первенство на скачках, вот какую песню спела Лашин:

Конь чернее ночи, а звезда на лбу его миру светит.

Молоденький всадник ведет коня, старого Кандза сын молодой.

Мы с ним самые младшие во всех нартских селениях.

И если даже сварлива мать твоя, молоденький всадник,

И если ты даже не будешь искать души моей,

Все равно выйду я замуж за тебя!

Однажды, на утренней зорьке, Лашин доила корову, и Шатана услышала, как поет ее дочь эту песню. Только хотела Шатана сказать дочке, что не годится девушке громко петь такую песню, вдруг видит: вырвался из хлева бугай и кинулся на корову, которую доила Лашин. "Ой, горе, убьет он мою девочку!" Но только в страхе подумала это Шатана, как видит она: схватила Лашин бугая за мохнатый загривок, подняла и кинула его через ограду, словно это был не грозный бык, а слабый котенок. Как стояла Шатана, так и застыла на месте. Саму Шатану все называли "женщина-нарт", но из дочерей ее, кроме Лашин, ни одна не унаследовала ее богатырства. Ничего не сказала тут дочке мудрая Шатана, но когда Урызмаг поехал в поход с Саууаем, она шепнула ему, чтоб он будто бы нечаянно оставил дома свою плеть. Не знал Урызмаг, что задумала хитроумная Шатана, но сделал так, как она ему сказала.

* * *

Только ушли в поход нарты, как их враги уаиги пришли на нартскую землю и сказали, что если не отдадут им от каждого дома по девушке, то разрушат они все нартские селения.

Вот сидят на нихасе самые старые нарты и не знают, что им делать. Нет дома славной нартской молодежи, нет дома испытанных в битвах нартских мужей. Неужто отдать на посрамление уаигам нартских девушек?

Узнала Лашин, о чем совещаются на нихасе, поднялась она на башню и крикнула уаигам:

- Эй, слушайте меня, одноглазые! Зачем вам столько девушек? Завтра я одна против вас выйду. Высылайте против меня любого, и если победит он меня - делайте с нами, что хотите. А если моя будет победа, я с вами сделаю все, что захочу.

Услышали ее слова уаиги, и долго они хохотали, так им это смешно показалось. А в нартском селении пригорюнились старики, в голос зарыдали подружки Лашин, оплакивая ее. И все женщины вторили им. Только Шатана не плакала и не смеялась...

Вот настал день единоборства. Вышел вперед самый сильный из уаигов, подпер руки в боки, ходит, посмеивается. Вышла на поле Лашин, и рядом с уаигом она - как овца рядом с медведем. Опять захохотали уаиги, и еще пуще опечалились нарты. А Лашин сказала уаигу:

- Всем ты хорош, красавец, только обхождения у тебя нет. Ведь вступающим в единоборство полагается руку пожать друг другу.

- Ну-ну, давай, пожми! - сказал уаиг и протянул ей свою.

Тут схватила его за палец Лашин, взметнула кверху, и, точно пером набитый, взлетел уаиг и упал на землю. Грохот пошел по окрестности, закачались горы, и все уаиги где стояли, там и сели. А Лашин, видя, что еще ворочается и стонет поверженный ею, наступила ногой на его голову, и - пусть то будет с врагом твоим! - как куриное яйцо, захрустел череп уаига. Тут сказала Лашин, обращаясь к уаигам:

- Была бы я мужчиной жестокосердым, я бы с вами со всеми сделала бы то же, что с братом вашим. Но я девушка, сердце у меня отходчивое, доброе, потому слушайте, что я вам прикажу. Было время, когда никто на земле не мог вас осилить. Тогда глупыми играми забавлялись вы и накидали все эти огромные камни, из-за которых так трудно возделывать нам свои поля. Ну, а теперь, видите, нашлась в мире сила посильней вашей. И вот задаю я вам урок: соберите камни, которые вы пораскидали повсюду, и сложите их в кучу, чтобы не мешали они нам обрабатывать землю. Что тут было делать уаигам? Согласились они. А во всех нартских селениях с великим ликованием отпраздновали победу Лашин.

* * *

Не знали нарты, что происходит у них в селении, и спокойно уезжали они все дальше от дома. Далеко уехали, и тут вдруг сказал Урызмаг:

- Плеть свою я забыл, придется мне домой за ней вернуться. Вы езжайте вперед, а я вас догоню.

Но разве мог Саууай не услужить старшему?

- Я сам съезжу за твоей плетью, - сказал он и повернул своего коня обратно.

Вот подъехал он к старому дому Ахсартагата. Вдруг - что за чудеса? Небо ясное, а слышно, как будто гром грохочет. Но то не гром грохочет, то голос громовой выговаривает ласковые слова, какие девушкам говорят. Замолчал. И в ответ тут громко запела девушка:

Весело играет в твоем горне огонь,

О небесный кузнец, искатель души моей!

Но жарким огнем своим ты

Меня к себе не заманишь.

Нет, напрасно ты так упорно сватаешь меня,

Я все равно за тебя не пойду.

Каждый вечер, весь в поту и в грязи, ты будешь домой приходить,

Всю ночь придется мне стирать твою одежду.

Нет, не пойду я за тебя!

Так пропела она, и только кончила - грохот и вихрь пошел по окрестности. Молния блеснула, зашумели деревья, черная тень взвилась кверху и на мгновенье закрыла солнце. К себе в небесную кузницу улетел Курдалагон, обиженный насмешницей Лашин.

И тут вспомнил Саууай, что разборчивой невестой не раз называли в нартских селениях младшую дочку Шатаны.

Коня своего к коновязи Урызмага привязал Саууай, вошел он в покой для гостей и сел там.

Увидала Лашин, кто приехал к ним в гости, и сразу оробела, даже голос пропал. Шатана послала ее к гостю с рукомойником и тазом. Молча полила она воду на руки Саууая. Умылся юноша. А закончив умывание, вот что сказал Саууай:

- Всем ты удалась, девушка, только жаль, что хромая.

Вернулась Лашин к матери и с плачем сказала:

- До сих пор никто еще не смел так надо мной издеваться, как этот гость издевается! Почему он назвал меня хромою?

Утешила Шатана дочку, сняла с нее башмаки, осмотрела их и в одном нашла зернышко проса. Тут стала она стыдить свою дочь:

- Как же это ты не почувствовала, что у тебя в башмаке зернышко проса, а гость по походке твоей заметил это? Отнеси-ка ему фынг, уставленный яствами, и увидишь, не назовет он тебя больше хромой.

Поставила девушка фынг перед Саууаем, и вот что сказал ей Саууай:

- Всем хороша ты, девушка, да только малость кривобока. Видно, что опух у тебя правый бок.

Опять вернулась девушка к матери своей и сказала:

- Этот гость назвал меня кривобокой и сказал, что у меня правый бок опух!

Расстегнула тут Шатана застежки на платье дочери и достала из-под платья нитку, после шитья не оборванную. И упрекнула тут дочку Шатана:

- Не умеешь ты следить за собой! Иди-ка да унеси фынг, и если он еще в чем осудит тебя, расскажи мне.

И когда пришла девушка в покой для гостей, чтобы убрать фынг, вот что сказал ей Саууай:

- Эх, эх, девушка, хоть и красива ты, но жаль - крива ты на правый глаз!

Унесла девушка фынг и, плача, передала матери обидные слова гостя.

Осмотрела Шатана правый глаз дочери и поправила ресницу, завернувшуюся под веко.

- Как же ему не называть тебя кривой? - сказала она и опять упрекнула ее: - Девушка ты на выданье, а совсем не умеешь смотреть за собой!

Тут подала ей Шатана плеть Урызмага и велела передать ее гостю. Вынесла девушка плеть и подала ее Саууаю. И Саууай поблагодарил девушку:

- Чья ты дочь, тем на радость живи много лет! Чья ты будешь жена, живи тому на радость еще больше лет! Ты так прекрасна собой, что лучше и быть не может.

После этого сел Саууай на коня своего и быстро догнал своих спутников. Отдал он плеть Урызмагу, свою плеть взял обратно и сказал своим спутникам:

- Я поскачу вперед и приготовлю привал. Ускакал он вперед, остановил коня и завыл по-волчьи:

- Братья-волки, на охоту зовет вас брат ваш, Саууай!

И отовсюду, со всех ущелий, и лесов, и гор, завыли ответ волки, и со всех сторон побежало к множество оленей и диких коз. Набил Саууай сколько ему нужно зверей, ободрал и раскинул шатер из этих шкур. А когда развел он огонь и приготовил шашлыки, тут и прибыли его спутники. Досыта угостились они шашлыками и прилегли отдохнуть. А так как Саууай был из них младшим, он остался на ночь караулить коней.

Утром, когда старшие встали, Саууай сказал Урызмагу:

- Ну, теперь поведи нас в такую страну, где ты еще не бывал.

Ответил ему Урызмаг:

- Побывал я в молодости между двумя морями, и оттуда Пегого своего я еще жеребенком привез. Только с этой страны не пришлось мне взять дани.

- Тогда вы здесь пока задержитесь, угощайтесь дичью, а я в ту страну поеду на разведку, - сказал своим спутникам Саууай.

- Трудно будет туда добраться. Нет через море дороги, пропадешь ты, - предостерег его Урызмаг.

Не послушался его Саууай, оседлал он своего коня и отправился в путь. Отъехал он от привала и завыл по-волчьи, и множество волков собралось ему на помощь. Так же быстро, как скакал он посуху, так же быстро переплыл он море, и все волки поплыли за ним. Прибыл он в ту дальнюю страну, о которой рассказал ему Урызмаг, и увидел: много пегих коней пасется здесь на равнине. Подскакал к табуну, заарканил трехгодовалого пегого жеребенка, вывел и погнал его. А следом за ним волки погнали весь табун.

Забили тревогу хозяева табуна. Но когда увидали они, какое множество волков напало на их табун, испугались они и вернулись. Саууай пригнал табун на привал, где остановились его спутники, и долго дивились нарты тому, как это Саууай один гнал такую богатую добычу.

После отдыха решили нарты делить свой табун. Так как старше всех был Урызмаг, то его просили, чтобы он разделил добычу. Но Урызмаг не согласился. Долго шли споры, разговоры, и наконец все согласились на том, что Саууай должен делить. Раз он сумел угнать табун, то пусть сумеет его поделить.

Согласился Саууай. Того пегого трехлетнего жеребенка, которого Саууай сам заарканил, отделил он от табуна и привязал отдельно. А всех остальных разделил он на пять частей.

Никак не мог уразуметь Урызмаг, что за раздел задумал Саууай, и сказал он Сослану и Хамыцу:

- Прикончить нам надо бы этого юнца. Видно, он намеревается наделить нас долей незаконнорожденных!

- Не спеши! - успокаивали Сослан и Хамыц Урызмага.- Лучше посмотрим, как хочет он раздать эти доли.

Вот Саууай начал раздел. Прежде всего обратился он к Урызмагу и сказал, указывая на первую долю:

- Это тебе в знак уважения, как нашему старшему. Потом еще одну долю он отдал ему:

- А это тебе как товарищу нашему по походу. Потом он дал право Хамыцу и Сослану выбрать каждому свою долю. Последнюю, свою собственную, он тоже разделил на две равные части и подарил их Хамыцу и Сослану. Только пегого жеребенка оставил он себе и потихоньку объяснил Сослану, что должен он этого жеребенка подарить Шатане. Ведь мать невесты его должна, по обычаю, получить коня в дар.

Как тут было не понять Сослану, что Саууай собирается стать зятем Урызмага?

После похода приехали они к Урызмагу. Ко времени их приезда все нарты собрались к дому Урызмага. Рассказали тут Хамыц и Сослан о силе и доблести и других достоинствах Саууая. Было чему подивиться нартам! А Сослан в это время шепнул на ухо Шатане:

- И сам Уастырджи, и Курдалагон, и многие другие небожители сватались за нашу сестру, но всем им она отказала. Теперь ее сватает этот молодец. Но нельзя нам не выдать ее за него.

- Если он такой доблестный от рожденья, то мы согласны, - тут же ответила Шатана от имени дочери.

Устроил пир Урызмаг в честь своего гостя Саууая. Много народу собрал он на пир, и люди сразу поняли, в честь чего устроил Урызмаг этот пир.

Преподнесли Саууаю почетную чашу Уацамонга, и до дна осушил он ее.

Три дня пировали нарты, а когда закончился пир и стали гости расходиться, решил Саууай возвратиться домой. Поблагодарил он своих хозяев и сказал:

- Ждите меня целый год, считая с сегодняшнего дня. В один из дней этого года я приеду к вам.

И он вернулся домой.

Как не радоваться было Урызмагу, что Саууай засватал его дочь! Но тревожило его то, что не знал он точно, когда приедет Саууай. Не раз бывало, что откармливал он барана, но Саууай не приезжал. Случалось принимать других гостей, и приходилось Урызмагу для них резать барана.

Год подходил к концу, и как было не возмужать за этот год Саууаю! Молодым волосом уже опушилось лицо его. Когда три дня осталось до конца года, попросил он у отца своего разрешения поехать в поход. Ни мать его, ни отец не знали еще, что засватал он дочь Урызмага.

Приехал Саууай в дом Урызмага, коня своего привязал к Урызмаговой коновязи, сам зашел в покои для гостей и сел там.

В это время нарт Бурафарныг справлял пир в честь праздника "Трех Сегодня", и все мужчины Ахсартагата приглашены были на этот пир.

Кроме Лашин и Шатаны, никого не было в доме. Посидел Саууай в одиночестве, снял он со стены двенадцатиструнный фандыр Сослана, стал на нем играть и сам себе напевать:

- Ах, пропасть бы вам, нарты! До какого вы позора дошли, что некому у вас в доме присмотреть за гостем!

Услышала Шатана звуки фандыра и послала в гостевой покой:

- Узнайте-ка, что еще за гость посетил нас.

- Сидит там какой-то мужчина и на фандыре играет, все лицо его обросло бородой, - так сказали Шатане.

И велела тут Шатана вынести гостю золотой фынг и поставила на нем остывшие остатки сегодняшней еды.

Когда увидел Саууай эту скудную еду, стало ему обидно: "Что я, бродяга, который дров им наколол!"

Толкнул он ногой золотой фынг - на улицу вылетел фынг и рассыпался на четыре части.

Обломки фынга собрали, принесли к Шатане и рассказали о поступке гостя. Обиделась Шатана, позвала она одного из уаигов, которые прислуживали в хозяйстве после победы Лашин, и сказала ему:

- Иди в гостевую да поколоти-ка хорошенько этого гостя! Осмелился он поступить с нами так, как никто еще не смел поступать.

Вошел великан к Саууаю, и сошлись они. Саууай схватил великана, ударил его об стену и убил насмерть.

Когда Шатана узнала об этом, то послала на пир, чтобы подняли тревогу:

- Торопитесь скорее домой, плохие дела у нас дома.

Гости бросили пир и хотели бежать скорее на помощь, но Урызмаг остановил их:

- Сперва надо узнать, кто это нас посетил. Ведь мы дорогого гостя ждем, может быть это он?

Отборная нартская молодежь во главе с Сосланом вошла в покои для гостей, и увидели они, что Саууай играет на двенадцатиструнном фандыре и поет печальную песню:

- Эй, пропасть бы семейству Урызмага, где не могут признать своего гостя и ставят перед ним стол, накрытый точно для незваного бродяги!

Увидел Саууай Сослана, тут же повесил фандыр на стенку и, по обычаю, как полагается зятю, скромно опустив голову, стал возле дверей. Узнал тут его Сослан и сказал ему:

- Здравствуй, наш зять!

Когда весть об этом дошла до Шатаны, то и ей и Лашин ее стало стыдно. "Никогда, мол, не случалось с нами такого дела!"

Сослан их утешил. Народ перешел пировать в дом Урызмага. Стали тут судить да рядить о выкупе за невесту:

- Сотню коней возьмем мы с него и к каждому коню все снаряжение к походу: сбрую, бурки, башлыки и оружие, да еще пусть пригонит по сотне из каждой породы диких зверей.

Сообщили об этом Саууаю и сказали:

- Отправляйся за выкупом! А когда уплатишь его - делай свое дело, забирай невесту.

Согласился Саууай на такой выкуп. Попрощался он с нартами и отправился в путь. Думали, что много времени пройдет, пока соберет Саууай выкуп. Но трех дней не прошло - видят: на двор Урызмага везут на повозках выкуп: позади ржут кони, а совсем позади слышен вой и визг, и блеянье и порсканье - то волки гонят от каждой породы зверей по сто голов. Доставил свой выкуп Саууай в дом Урызмага и сказал:

- Я прибуду к вам с дружками. Но если вы еще раз примете меня так, как принимали, я этого вам не прощу!

Вернулся Саууай домой и отправил посредников к отцу своему: "Без твоего ведома засватал я девушку из рода кровников наших. Дал я согласие выкуп внести и уже его внес. Теперь, значит, ничего не поделаешь, надо посылать людей за невестой".

Тут запечалился Кандз. Как быть? Все родичи его погибли, некого послать за невестой. И Кандз послал Саууая к побратиму своему, к духу покровителю охоты Афсати.

Поздно вечером добрался Саууай до жилища Афсати. Когда увидел Афсати, что кто-то едет к нему на коне Кандза, то очень он удивился:

- Кто бы это мог ехать на коне моего побратима? Признав же сына Кандза, очень обрадовался юноше Афсати.

Послал к Афсати посредников Саууай: "Просит, мол, Кандз прибыть тебя на свадьбу старшим дружкой. Не поленись-де, потрудись для своего побратима!"

Как же мог не поехать Афсати старшим дружкой на свадьбу сына любимого своего побратима!

Поехал Афсати. А по правую руку его ехал Тутыр, предводитель волков, который из дружбы к Афсати сохранил Саууая, когда отец приказал его бросить в лесу, и воспитал его среди волков.

Тут, увидев Афсати, догадались Урызмаг и все родичи его, что зять их сын Кандза, так как знали, что Кандз и Афсати издавна дружны.

Урызмаг и Кандз были кровники, и потому Саууай, когда сели за фынг, сказал:

- Пусть помирятся кровники за этим столом, чтобы с сегодняшнего дня жить нам дружно!

И примирение состоялось - разве могло быть иначе!

Заиграл тут Афсати на своей свирели, и в полный голос запел Тутыр. Множество дичи заполнило двор Урызмага - это Афсати и Тутыр сделали Урызмагу подарок в честь жениха и отца его.

Хорошо тогда попировали! Несколько дней подряд шел пир. А затем увезли они невесту - Лашин, могучую дочь Шатаны - в дом Кандза.

Народ не мог нарадоваться на молодых, и Саууай с дочерью Шатаны, Лашин, любящими друг друга супругами до дней своей старости прожили век.

17. Кому досталась черная лисица

На охоту отправились нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан, взяли с собой племянника своего, Ацамаза. В засаде на выступах скалы прятались Урызмаг, Хамыц и Сослан, и Ацамаз, как самый проворный, гнал на них зверей. С утра до вечера шла охота. Совсем уже свечерело, когда Ацамаз выгнал на них лисицу. Урызмаг, Хамыц и Сослан одновременно послали свои стрелы. Лисица метнулась и, свернувшись клубком, свалилась замертво. И тут заспорили охотники:

- Я убил ее!

- Нет, я!

Сослан сказал заносчиво:

- Теперь вы говорите, что убили ее, а вы даже стрел в нее не посылали!

Тогда Урызмаг и Хамыц возразили:

- Как бы не так! Наши стрелы помечены.

- Мою стрелу тоже не спутаешь с чужой; ее наконечник отлит по образцу наконечников стрел наших предков, - сказал Сослан.

- Я собственными руками сделал мою стрелу,- сказал Урызмаг, - и отпечаток моих пальцев есть на ней.

- А мне посчастливилось раз быть возле Курдалагона, когда он резал железо, - сказал Хамыц, - и я попросил его из обрезков железа сделать мне стрелу.

Поднялись они на скалу, на которой лежала лисица, содрали с нее шкуру и нашли свои стрелы: стрела Урызмага перебила шею, стрела Хамыца сломала бедро, а стрела Сослана раздробила спинные позвонки лисицы. И сказал тут Хамыц:

- Издавна славлюсь я среди нартов как лучший охотник. И из этой лисьей шкуры, конечно, мне полагается сделать шубу себе.

- Как бы не так! - сказал Сослан. - А Сослан, лучший среди нартов стрелок, значит ни с чем останется?

И сказал Урызмаг:

- Лисица должна быть моя, я старший!

Ссора все разгоралась, и уже стали сердиться друг на друга братья Ахсартагата. И тут подумал Ацамаз: "Вот беда! Родичи моей матери этак могут дойти до греха". Набрался он смелости и сказал им:

- Я младше вас, но все же осмелюсь дать вам совет. Сделайте так: пусть каждый расскажет какую-нибудь быль, с ним случившуюся, и чья быль будет чудеснее, тому достанется черная лисица.

Охотники согласились и спросили Ацамаза:

- А с младшего будем начинать или со старшего?

И посоветовал им Ацамаз:

- Пусть начнет средний, потом младший, а после старший.

И вот что тогда рассказал Хамыц:

- Много разных диковин, много чудес видел я на своем веку, но не стану я всего рассказывать. Расскажу я о том, что случилось со мной в Ахал-Калахе - в большом городе по ту сторону гор. Покупал я там сушеную рыбу, и сопровождал меня мой воспитанник, безусый юноша. Мы уже возвращались домой и остановились на привале у родника. Я и сказал моему мальчику: "Хочу я немного поспать, а ты возьми с подводы одну сушеную рыбу, намочи ее в воде, и когда она размокнет, ты разбуди меня. Мы закусим и отправимся дальше". Я. тут же уснул, но спал недолго, мальчик мой быстро разбудил меня. "Хамыц, - сказал он испуганно, - я взял рыбу, положил ее в воду. Она вильнула хвостом и уплыла!" - "Ты съел ее, ну и на здоровье, но где же это видано, чтобы сушеная рыба могла уплыть?" - сказал я ему. Но мальчишка клянется небом и клянется землей, что будто сушеная рыба воистину уплыла.

Рассердило меня его упорство. "Как смеешь ты, молокосос, издеваться надо мной!" крикнул я, рубанул его мечом и рассек надвое. Мальчик тут же умер. Сижу я над ним, плачу, себя проклинаю: "Младшего своего убил я из-за своего брюха! С каким лицом вернусь я к нартам? Как взгляну я в глаза своему селению?"

Долго так причитал я, а потом вдруг подумал: "А что, если испытать, правду ли говорил мой бедный мальчик?" Опустил я тело его в воду родника, и вдруг он ожил и здоровым выскочил из воды. Рана его исчезла и даже следа не оставила.

И воскликнул я: "Отныне никогда не буду я просить у бога чего-либо! То, что случилось, это на всю жизнь мне благодеяние".

Вернулись мы домой, и всю дорогу пели мы веселые песни, шутили и смеялись.

- Нет, чудеснее этого ничего со мной не случалось в жизни! - сказал Хамыц.

- Ну, Сослан, теперь твой черед, - обратился Ацамаз к Сослану.

- Что и говорить, - начал Сослан, - чудесно то, что случилось с тобою, Хамыц! Но вот Ацамаз не дает мне солгать: я тоже вернул к жизни и красавицу Ведоху и его самого чудесной бусиной, тайну которой подсмотрел я у змеи. И все же это чудо - не самое дивное из чудес, случившихся со мною. Вот послушайте, что однажды случилось со мной, когда я охотился на равнине Зилахар.

Забрел я в камыши. Вдруг гляжу: точно солнце засияло среди камышей, и увидел я на поляне оленя - восемнадцать рогов сосчитал я на его голове! На полет стрелы приблизился я к оленю, прицелился и только хотел пустить стрелу, как вдруг рассыпались все мои стрелы и исчезли куда-то, ни одной не осталось в колчане. Выхватил я свой меч, но выскочил меч мой из рук, и неведомо куда исчез он. А олень мгновенно умчался. Погнался я за ним, но он словно сквозь землю провалился, даже следа не осталось. Что за олень! Шерсть на нем золотая была!

Никак не мог заснуть я в эту ночь всю ночь проворочался с боку на бок. В тот ранний час, когда отделяется день от ночи, накинул я на плечи бурку, взял лук и колчан, привесил свой меч и снова пошел в камыши, в которых встретил оленя. И только солнце взошло и первые его лучи проникли сквозь камыши, в их свете снова увидел я оленя! Спокойно лежал олень на полянке, жевал свою жвачку, и солнечные лучи, отскакивая от золотой его шерсти, казались тоньше самых тонких иголочек и кололи мне глаза - до того они были ярки!

"Если бы попал мне в руки этот зверь, не было бы славнее меня среди нартов!" - так подумал я.

Крадучись от травинки к травинке, стал я подползать к оленю. Вот на полет стрелы приблизился я к нему, приложил стрелу к луку. И только хотел пустить стрелу, как вдруг исчезла моя стрела. Схватился я за колчан свой - ни одной стрелы не осталось там! Но даже с места не сдвинулся олень - спокойно жует свою жвачку.

- "Неужто опозориться мне?" подумал я, выхватил свой меч, одним прыжком достиг оленя. Но олень опередил меня, вскочил и направил свой бег в сторону той Черной Горы, за которой вечером скрывается солнце. "Нет, не уйдешь ты от меня!" подумал я и устремился за ним.

Взбежал олень на Черную Гору и скрылся в глубокой пещере. Гонясь за оленем, бежал я по пещере и вдруг увидел перед собой семиярусный замок. Открыта дверь нижнего яруса. Вошел я туда и вижу: попал в покой для гостей. Сел я на скамью. На стене над головой моей висит многострунный фандыр, искусно вырезанный из березового нароста. Снял я его со стены и заиграл чудесную песню. Так играл, что на звуки фандыра слетелись птицы и сбежались звери. Закачались ,в лад песне высокие стены замка, и горы стали мне подпевать. И вдруг вбежали в покой два маленьких мальчика и спросили меня, кто я такой. Продолжая играть на фандыре, сказал я им: "Я нарт Сослан, тот самый, что не может жить без пиров и войны!"

Убежали мальчики, а я все сижу и на фандыре играю. Вот вернулись мальчики и сказали: "Нарт Сослан, ты не знал, что под видом оленя преследовал прекрасную Ацырухс, дочь Солнца. Живет она в этом замке, охраняют ее семь уаигов. И они велели тебе сказать: если нарту Сослану нужен пир, мы пошлем ему хозяйку, а если ему нужна война, мы пошлем ему хозяина. Но красавицы Ацырухс ему не видать!" - "Если покажут мне Ацырухс, - ответил я мальчикам, - тогда пусть будет пир, а если не покажут, тогда пусть будет война. Побежали мальчики к уагагам, передали им мой ответ, и тут спустились уаиги из замка и стали на черном камне оттачивать свои ножи. А ножи эти были у них в руках, когда они вышли из утробы матери.

Стоял во дворе жертвенный стол - на нем приносили в жертву животных. Выволокли уаиги меня к этому столу, разложили меня на нем и стали рубить своими ножами, крича при этом:

"Так вот та собака, собакой рожденная, которая не дает спокойно пастись любимому нашему оленю!" И яростно рубили они меня своими ножами. Но ни единой царапины не оставили их ножи на моем булатном теле. Увидели уаиги, что только тупятся ножи их, а я по-прежнему невредим, и тогда освободили они меня и сказали мне: "Пусть питомица наша - дочь Солнца, Ацырухс - скажет нам, что сделать с тобой!"

Пришли уаиги к дочери Солнца и сказали ей: "Необычный гость посетил нас. Называет он себя нартом Сосланом. Мы хотели принести его в жертву, но наши ножи не берут его!"

Услышала дочь Солнца мое имя и сказала: "Если это Сослан, то у него между лопаток есть черное родимое пятно". Пошли уаиги в покой для гостей и попросили меня раздеться и показать им свою спину. Увидели они черное родимое пятно у меня между лопаток. Когда узнала об этом Ацырухс, сказала она своим воспитателям, уаигам: "Пойдите к Сослану и будьте к нему ласковы, потому что с детства назначен он мне в мужья и теперь пришел свататься ко мне. Договоритесь с ним о выкупе, достойном меня. Нарты - люди щедрые, постарайтесь взять с него побольше сокровищ!"

Опять пришли ко мне уаиги, ласково похлопали меня по плечу: ты, мол, будешь зять наш! И каждый сказал мне доброе слово. Потом они повели меня к Ацырухс и показали ее мне.

"Ты пришел взять меня замуж?" спросила красавица Ацырухс.

"Нет, солнцеликая Ацырухс, не хочу я взять тебя в жены, Меня дома ждет верная жена моя, светлорукая Ведоха".

Заплакала тут красавица Ацырухс, подняли свои ножи уаиги. Но утерла глаза Ацырухс, и сказала она уаигам: "Не троньте его! Видно, не будет того, что должно было принести счастье нам обоим". И сказала она мне: "Если бы ты женился на мне, неразумный, поднялись бы мы в чертог отца моего, Солнца, и стал бы ты небожителем. Ну, а теперь, чтобы вернуться в страну нартов, много опасностей предстоит тебе одолеть. Хочу я помочь тебе и дам тебе своего упругокопытого коня - он сам привезет тебя в страну нартов. Поезжай, но помни мой первый совет: ничего не подымай по дороге! Второй мой совет: ни о чем не спрашивай своего коня! А третий совет тебе на всю жизнь: опасайся колеса Балсага-огнехранителя! Большое горе принес ты мне, но пусть оно останется со мной, а тебе желаю я счастья".

Отвернулась от меня Ацырухс и прикрыла покрывалом солнечное свое лицо. И вот встал передо мной конь солнечной масти. Вскочил я на него, и понес он меня прочь от замка Ацырухс. Печальным возвращался я в страну нартов. "Не попадался бы мне на глаза тот олень!" Вдруг вижу: насыпана на дороге кучка золота. Вспомнился мне первый совет Ацырухс, проехал я мимо и даже не оглянулся на золото. Дальше проехал я и вдруг вижу: лежит на дороге пышный хвост золотой лисы. Не хуже этой лисы, из-за которой мы спорим, была та лиса. Дрогнуло в моей груди нартское охотничье сердце, но проехал я мимо и даже не оглянулся. Еду дальше и вдруг вижу: валяется на дороге старая шапка. Надо бы мне проехать мимо, но тут вдруг досада взяла меня: ну что может стоить совет девушки, которая никогда тебе женой не будет! Ведь каких сокровищ я лишился, исполняя ее советы! И не выдержал я, поднял шапку. "Отвезу-ка я эту шапку нашим невесткам, хоть на что-нибудь пригодится - будут они ею сметать муку с жерновов после помола". Сунул я за пазуху шапку и поехал дальше. Еду, оглядываюсь, жду беды - нет никакой беды. Досадно мне стало, что послушался я Ацырухс, и решил я нарочно нарушить второй ее совет и, не доезжая до нартского селения, спросил коня: "Сказала мне Ацырухс, что должен я опасаться колеса Балсага-огнехранителя. Ну, а чего тебе надлежит опасаться?"

Ничего не ответил мне конь, и тут разгневался я на него, в глубокой ложбине слез с него, привязал к дереву, срезал ветку можжевельника и стал стегать коня до тех пор, пока не брызнула кровь из-под его тонкой кожи.

"Буду я бить тебя до тех пор, пока ты не скажешь мне, от чего суждено тебе умереть!" сказал я ему.

Ничего не ответил мне конь. Еще пуще рассердился я, с корнями вырвал дерево и так ударил коня по голове, что в щепки разбилось дерево. И что было тут делать коню? И промолвил он: "Смерть моя в копытах моих! Если только снизу, из преисподней, пронзит кто-нибудь мои ноги, тогда я умру и ты вместе со мной погибнешь за то, что не послушал ты добрых советов хозяйки моей, Ацырухс. Ведь старая шапка, которую ты подобрал на дороге и спрятал за пазуху, посмотри-ка, где она?"

Сунул я руку за пазуху, а шапки там уже нет! "Ну, теперь берегись! Это старый враг твой, Сырдон, подслушал то, что ему знать не нужно".

И верно, Сырдон, выпрыгнув у меня из-за пазухи, тут же кинулся в преисподнюю, к царю тьмы. И сказал он: "Конечно, ты не забыл, как дерзкий нарт Сослан надсмеялся над твоими красавицами-дочерьми и отказался на них жениться? Теперь ты можешь ему отомстить за это. Я знаю, как его уничтожить: в коне вся надежда его, а смерть коня в копытах его. Дай мне скорее самых метких твоих стрелков, чтобы снизу, из преисподней, пускали они свои черные стрелы в копыта солнечного его коня!"

Дал ему царь преисподней самых метких своих стрелков, стали они пускать из преисподней свои черные стрелы в солнечного моего коня. Снизу вверх полетели стрелы, сразу пронзили они копыта коня, и замертво упал мой упругокопытый. Но, умирая, сказал он мне: "Как только умру я, ты быстро, но осторожно, не причинив никакого изъяна, сними с меня шкуру и набей ее соломой. Потом сядь верхом на чучело мое, и - кто знает? - может быть, я и донесу тебя до дому!"

Быстро и осторожно снял я шкуру с коня, набил ее соломой, положил седло на спину чучела, сел верхом: и поскакал в селение нартов. Но, оказывается, подслушал Сырдон предсмертные слова коня. Опять побежал он к царю чертей и сурово потребовал: "Эй, черти, скорее накаляйте наконечники ваших стрел и стреляйте по коню Сослана!"

И черти, накалив докрасна наконечники стрел, стали снизу-вверх стрелять по моему коню. Попали раскаленные стрелы в соломенное брюхо коня, вспыхнула солома, и дотла сгорел верный мой конь.

Пешком, с седлом за плечами, пришел я в родной дом. Все без утайки рассказал Шатане. Она поверила мне, и вы мне поверьте!..

- Как же нам не верить тебе, доблестный Сослан! - ответил Ацамаз. - Ну, а теперь за тобою черед, Урызмаг, наш старший.

И вот что сказал Урызмаг:

- Я тоже нартский муж, не хуже других. Много совершил я дивных дел, много я видел чудес, но обо всем, конечно, не стану рассказывать. А вот послушайте-ка, что случилось со мной поздней осенью, когда я охотился на равнине Зилахар. Ничего не взял я в дорогу и не добыл ничего на охоте. К вечеру упал вдруг туман, и настала такая черная ночь, что я сразу заблудился. От голода и от жажды на тонком волоске держалась душа моя в теле. Но покровитель путников Уастырджи привел меня в заросли бурьяна - видно, здесь была когда-то стоянка пастухов. "О, если бы здесь сохранился плетнем огороженный загон, в котором я мог бы прилечь и отдохнуть в безопасности!" Только выговорил я эти слова - и вдруг вижу: плетень передо мною. Сделал я шаг за плетень, из тумана выплыла дверь, и вот стою я у порога какого-то жилья. "Войду-ка я внутрь, там мне будет спокойнее" - так подумал я, открыл дверь и вошел. Попал я в красиво убранное и освещенное жилище, и тут силы понемногу стали возвращаться в мое сердце. "Вот теперь поесть бы чего-нибудь!" вслух сказал я. И только сказал - гляжу, передо мной стоит фынг, заставленный напитками и яствами. Насытился я, и беззаботному сердцу сороки подобно стало мое сердце. "Вот теперь ничего мне не нужно", подумал я. Сытый, в хмелю, веселый, задул я огонь и прилег. Вдруг в полночь все кругом озарилось светом. "Уж не дом ли загорелся?" тревожно подумал я, но тут же услышал женский голос:

"Не пугайся, нартский муж! Это от косы моей свет исходит".

"Эх, умереть бы тебе, Урызмаг!" подумал я и шагнул к двери. "Должен я узнать, что это еще за диво".

И тут женщина сказала мне:

"Чего ты добиваешься, Урызмаг? Ведь все, в чем ты нуждался - вкусные яства и хмельные напитки, - все прошло через твое горло. Чего тебе еще нужно?"

"Хочу теперь на тебя взглянуть!" ответил я.

"Не желай этого! Неисчислимые беды сулит это тебе. Ложись лучше спать, а если не можешь совладать с любопытством, беги скорее отсюда!"

Да погибнет пьяница! Много я съел и еще больше выпил, и все это съеденное и выпитое попутало мой разум. Но только переступил я через порог и увидел ее, как ударила она меня своей войлочной плетью, и превратился я в осла. После этого отдала она меня одному человеку, и несколько лет работал я на него. Ссадинами покрылась спина моя, и между ребрами точно ущелья пролегли - так сильно я отощал. Когда этот человек вернул меня моей хозяйке, она снова ударила меня войлочной плетью, и я обернулся лошадью и несколько лет ходил в упряжке. Потом опять ударила она меня, и стал я собакой. Не было лучше меня собаки во всей округе, и повсюду пошла обо мне хорошая слава.

В то время хитрые звери повадились резать скот одного алдара. Приехал алдар к моей хозяйке:

"Прошу тебя, дай мне твою собаку, слава о которой везде прошла. Может быть, она убережет мое стадо".

"Не дам я тебе мою собаку! Надо держать в холе эту собаку. Боюсь я, не угостишь ты ее как следует. Нет, не дам я ее тебе!"

"Да разве ей нужно больше того, что волк истребляет в моем стаде за одну ночь?" сказал алдар.

И тогда хозяйка отдала меня.

Вот привел он меня к своим пастухам. Но не хотелось ему оставаться на ночь возле стада, и велел он своим пастухам:

"Вы как следует накормите эту собаку, а я еду домой".

И, вскочив на своего выхоленного коня, умчался алдар.

"Еще недоставало, чтобы мы стали прислужниками у твоей собаки!" сказали пастухи, как только он уехал.

"Да, если волки нападут на стадо, то не наш скот задерут они".

Не накормили они меня и легли спать. Настала полночь, двенадцать волков подошли к стаду и завыли:

"О Урызмаг, Урызмаг! Вот мы идем к тебе!"

И тогда я завыл им в ответ:

"Вольно вам делать все, что хотите, я даже головы не подыму сегодня".

Напали двенадцать волков на стадо, и до самого рассвета они пировали и столько овец истребили, сколько им хотелось.

Утром прискакал алдар на своём выхоленном коне:

"Ну, как вы тут живете? Хорошо ли охраняла стада моя собака?"

"Вот посмотри, как она охраняла - половину стада задрали волки!" сказали ему пастухи.

Тут поймали меня и стали избивать, и всякий старался ударить меня побольнее. Потом алдар забрал меня. Он ехал на коне, а я на привязи бежал рядом с конем, и пока не приехали мы домой, все время бил он меня.

"Ну что, плохо она сторожила?" спросила алдара моя хозяйка.

"Пусть бы пропала твоя собака! Половину стада задрали у меня вчера волки".

"Пусть тебя бог накажет! - ответила ему женщина. - Хорошо знаю я, как сильна моя собака, но ты плохо кормил ее".

Прошло немного времени, и другой алдар приехал с просьбой к моей хозяйке:

"Одолжи мне свою собаку! Хитрые волки повадились ходить в мое стадо".

"Не дам я тебе мою собаку! Недавно один алдар брал ее у меня и привел обратно, жестоко избитую, и жаловался, что она не уберегла его овец".

"Он из одного рода, а я из другого. Он тот алдар, а я этот. Ты меня за него не принимай".

Ничего не ответила ему на это моя хозяйка. Алдар достал из кармана шелковую веревку, надел ее мне на шею и привел меня к своему стаду. Собрались пастухи, и сказал он им:

"Приведите-ка сюда скорее самого большого барана!"

Жирного бурого барана притащили пастухи.

"Зарежьте-ка его поскорее и сварите!"

Исполнили пастухи его приказание.

Алдар велел пастухам покормить меня, и они стали, отбирая самые мягкие куски, кормить меня теплым жирным мясом.

"Надоите коз и подбелите его суп молоком!" приказал алдар.

Пастухи так и сделали: подлили мне в суп молока, и до отвала наелся я и мясом и супом.

Позади седла алдара был привязан ковер. Он сам разостлал его около загона, в котором стояли овцы, и показал мне на этот ковер.

Прилег я на мягком ковре, одну на другую положил передние свои лапы, а на лапы положил голову.

Сам алдар остался ночевать при стаде. Вот уснул он, уснули пастухи, настала ночь, и снова услышал я голос тех же двенадцати хитрых волков.

"О Урызмаг, Урызмаг! Сейчас мы придем к тебе!" завыли они.

"Напрасно вы это задумали, - ответил я им. - Не найдете вы здесь поживы!"

Подошли они ближе и еще громче завыли:

"Мы идем к тебе, Урызмаг!"

"Напрасно идете, не будет вам здесь поживы!" ответил я им.

Еще ближе подошли они, еще громче завыли:

"Пусть падет на нас твоя немилость, Урызмаг! Ты ведь один, а нас двенадцать".

"Что ж, попробуйте, идите..." ответил я им.

Тут со всех сторон напали они на стадо, но ни к одной из овец не подпустил я ни одного волка. В кучу валил волков и к рассвету убил всех двенадцать. Прогнулись к этому времени люди.

"Бог погибель наслал на нас! - сказали они. - Мало же уцелело наших овец".

А сказали они так потому, что когда напали на стадо волки, овцы, испугавшись, сбились в кучу. А когда стали пастухи считать-пересчитывать, все овцы оказались в целости. Даже ухо не было оторвано ни у одного ягненка. Подошли они ко мне, глядят - двенадцать волков сложены друг на друга. И тут алдар обнял меня.

"Ведь не для одного меня были бедой эти волки, но и для всей округи. Как смогу я отблагодарить эту собаку? Идите, - сказал он пастухам, - да притащите-ка сюда барана побольше!"

Взял алдар шелковую веревку, на один конец привязали меня, на другой - барана, и привели нас к моей хозяйке.

"Ну вот, женщина: добро, которое ты мне сделала, я не забуду до тех пор, пока свет светит. А этого барана прими в подарок".

А после этого уехал алдар домой - все было так, как должно быть.

Опять прошло недолгое время, пришли к моей хозяйке охотники:

"Одолжи нам свою собаку, которая прославилась на весь мир! Пришел в наш лес белый медведь. Никак не можем мы выгнать его оттуда, и убить его нам не удается. Не поможет ли нам твоя собака?"

"Хорошенько позаботиться надо о моей собаке. Если не позаботитесь вы о ней, не будет вам от нее пользы", сказала моя хозяйка.

"Неужели мы не сможем позаботиться о собаке? Ведь пока мы будем в лесу искать медведя, не пропустим мы и другой дичи. Сами будем сыты, ее накормим - иначе какие же мы охотники?"

Отдала меня хозяйка, и они увели меня.

Вот приблизились мы к тому месту, где ходил медведь, и тут спустили меня по его следу. Скоро увидел я белого медведя, в бросился он от меня бежать. Я - за ним. Устремился медведь к высокой горе, я не отстаю. Взбежал медведь на гору и сел по-человечьи. Когда я подбежал к нему, он сказал мне:

"Садись-ка рядом со мной! Не медведь я. Афсати, покровителя охоты, видишь ты перед собой. Узнав о твоих горестных делах, принял я облик медведя, чтобы помочь тебе. Я знаю о тех бедствиях, которые ты испытывал, когда превратили тебя в осла и в лошадь. Тогда я не хотел еще тебе помочь, но когда ты показал охотничью доблесть в борьбе с волками, тут тронул ты мое сердце. А теперь мы сделаем так: пусть охотники занимаются охотой, а ты беги к своей хозяйке и притворись, будто болен. Обильной едой будет кормить тебя эта женщина, но ты куска в рот не бери и притворяйся умирающим. И скажет она: "Ну что ж, подыхай! Для меня ты всего-навсего собака, сын собаки". Она перешагнет через тебя и уйдет, оставив тебя подыхать. Но как только выйдет она за дверь, ты достань из-под изголовья ее ту войлочную плеть, которой она тебя заколдовала, и, взяв ее в лапу, хлестни себя ею. Ты был Урызмаг и снова станешь Урызмагом. После этого дождись ее и накажи ее за свои страдания".

Сделал я так, как научил меня Афсати. И вот снова стал я Урызмагом, и с войлочной плетью в руке дождался я возвращения колдуньи.

"Ну, горе пришло твоей голове! - сказал я и ударил ее войлочной плетью. - Стань ослицей!"

И превратилась она в ослицу. Пригнал я ее в нартское селение, и каждый из вас знает ее: это серая ослица, которая принадлежит Бората. Вот и весь мой сказ. Ничего более чудесного пока я еще не видел в своей жизни, - так закончил свой рассказ Урызмаг.

И тут Ацамаз произнес свое решение:

- Что и говорить, удивительна та быль, которая случилась с Хамыцем, удивительны похождения Сослана, но чудеснее всего дела Урызмага, которому столько времени пришлось побыть в шкуре осла, лошади и собаки! Потому эта лисья шкура присуждается Урызмагу.

Урызмаг взял шкуру и велел сшить себе из нее шубу. Молва об этой шубе жива еще и доселе, а потому сохранился рассказ о том, кому досталась черная лисица.

18. Смерть Сослана

Великая напасть пришла на землю нартов: погас во всех очагах огонь, и как ни бились нарты, не могли они высечь огня из огнива. А в очаге Балсага, могущественного алдара, что живет на вершине Белой Горы, пылал огонь по-прежнему. Вот и пошли нартские старики просить огня у Балсага. Но Балсаг даже в крепость свою их не пустил и погнал с позором. Что было делать нартам? А тут пришла зима. Семь дней и семь ночей крутится, воет буран, жмутся друг к другу нарты, замерзают их дети.

- Пойду добуду огня для нартов! - сказал Сослан.

- Сын мой, мной не рожденный, сам ведь рассказывал ты, что предостерегла тебя солнцеликая Ацырухс -от ссоры с Балсагом!

- Помню я об этом, но не могу слышать плача детей в селениях нартов.

- На что надеешься ты?

- На ум свой надеюсь. Ведь хитростью своей и твоим мудрым советом справился я с Мукарой и Бибыцем и с кичливым Челахсартагом.

- Дитя мое любимое, не оставлю я тебя без помощи! Муж дочери моей Лашин подарил мне такого коня, что никто из нартов не смеет к Нему подступиться. Стоит этот конь в нашей подземной конюшне. Видишь вон ту плиту у подножия горы - ее двум быкам не повернуть. За плитой этой спрятан мой конь. Пусть теперь станет он твоим конем!

Сошел Сослан во двор, двинул он концом сапога каменную плиту, вделанную в гору, и с грохотом сдвинулась плита. Пегого коня увидел Сослан, и глаза у него как кровь. Походной трубою заржал конь, оскалил зубы, встал на дыбы. Ударил его Сослан кулаком по лбу - на колени упал конь. Сунул Сослан ему в зубы уздечку, вскочил на коня, дернул уздечку. Шатаясь, поднялся конь и оказал:

- Вот теперь признал я руку хозяина! Не Сосланом ли звать тебя?

- Сослан имя мое. А тебя как зовут?

- Ты - стальной Сослан, а я - булатный Тхажей, для подвига рожденный. Какую службу должен я тебе сослужить?

- Оглянись кругом, мой Тхажей! Видишь, как темно в нартских домах. Погасли у нас все очаги и не можем мы высечь огня из огнива. А вон там, на Белой Горе, видишь ты дымное пламя?

- Вижу. Поскачем туда и возьмем его!

- Легко сказать, мой Тхажей, а трудно свершить. В неприступной крепости Балсага, семью пропастями окруженной, горит этот огонь, и вокруг очага, в котором горит он, лежит, свернувшись, крылатый дракон. Он не спит - чутко дремлет. Шорох мыши услышит его ухо. Нужно нам подкрасться и схватить огонь, пока дракон не проснулся.

Стальной муж, наездник лихой, - ответил Тхажей Сослану, - крепче держись, и мы огонь добудем? Тише волчьей ноги, мягче кошачьей лапы буду ступать я по земле, а ты только умей схватить огонь.

Прыгнул Тхажей - три пропасти перескочил; еще раз прыгнул - еще три пропасти позади осталось. Третий раз взвился он вверх - перенес Сослана через крепостную стену, и на всем скаку схватил тут Сослан горящую головню из очага Балсага. И вот скачет он прочь, держа в руке горящую головню, и хвост дыма и пламени оставляет он за собой. Но маленький уголек от головни обжег шею дракона. Проснулся дракон, взглянул в костер - видит, не хватает одного полена. Рыча от ярости, полетел он за Сосланом. Но Сослан уже проскакал по всем нартским селениям, и по всем очагам запылали огни.

Проснулся тут сам Балсаг, дубовым бревном больно прибил дракона, так что тот визжал, как собака, а потом крикнул Балсаг Сослану:

- Эй ты, огня похититель! Выходи на поединок.

- На поле Зилахара стою я и жду тебя, - ответил Сослан.

И послал тут Балсаг против Сослана самого страшного из своих слуг - волшебное, жизнью одаренное Колесо.

С шумом и грохотом покатилось Колесо. Закричал Балсаг Сослану:

- Теперь берегись, нартский отпрыск! Идет на тебя Нечто, жди удара.

- А что подставить мне под удар? - опросил Сослан.

- Подставь лоб свой, - ответил Балсаг.

Видит Сослан - летит на него Колесо. Подставил он ему свой лоб. Ударилось Колесо о лоб Сослана и отскочило обратно, даже не оставив царапины. Хотел Сослан схватить Колесо, но ускользнуло оно.

И снова кричит ему Балсаг:

- Держись, снова катится оно на тебя!

- Что теперь подставить ему? - закричал Сослан.

- Грудь свою подставь, - ответил Балсаг.

С грохотом обрушилось Колесо на грудь Сослана. Но тут изловчился Сослан и схватил Колесо своими булатными руками. Подмял он Колесо под себя и выломал две спицы.

Взмолилось тут Колесо Балсага:

- Не прерывай мою жизнь, Сослан! Отныне не буду я больше Колесом Балсага - Колесом Сослана стану я отныне.

- Ты хочешь обмануть меня, Колесо Балсага? - сказал Сослан.

- Клянусь тебе, что не Колесом Балсага, а Колесом Сослана стану я отныне!

Поверил Сослан, да и как же не поверить такой клятве? Отпустил он Колесо, и оно, накренившись и едва не падая, охая и кряхтя, покатилось к себе домой. Но по дороге попался Колесу бедовый нарт Сырдон.

- Добрый путь тебе, Колесо Балсага! - сказал он.

- Ой, не называй меня Колесом Балсага, а то Сослан убьет меня! Отныне Колесом Сослана стало я.

- Э, пропасть бы тебе, Колесо! Куда девалась твоя прежняя мощь? Кто помрачил твою великую славу? - спросил Сырдон.

- Замолчи, Сырдон, не пробуждай мою злобу! Я из тех созданий, которые умеют держать свою клятву, - ответило Колесо.

- Выпусти кровь из своего мизинца, - ответил Сырдон, - и ты будешь свободно от клятвы своей. Или неизвестно тебе, что тебе суждено принести погибель Сослану?

- Об этом я ничего не знаю, - ответило Колесо.- А вот если я еще хоть раз попадусь ему, он зубами меня загрызет. Где мне с ним оправиться - он весь из. стали!

- О том, что весь он из стали, все знают, а о том, что колени у него из мяса и кости, как у всех людей, знаю только я. Слушай меня, и ты осилишь Сослана! Когда будет он спать, прокатись по коленям его - и он умрет. А пока поспешай к Курдалагону, пусть изготовит он тебе булатные спицы.

И поддалось Колесо наущениям Сырдона.

- А где найти мне его спящим? - спросило Колесо.

- Он охотится сейчас на поле Зилахара, - ответил Сырдон. - После обеда вместе с товарищами отдыхает он в шатре. Прокатись по ним по всем, и среди прочих убьешь ты и Сослана.

Поспешило Колесо Балсага к Курдалагону. Вставил он ему новые булатные спицы, и снова покатилось Колесо на бой с Сосланом.

Но как раз в этот день, как это часто бывало, Сослан не стал отдыхать после обеда, а пошел побродить по ущелью. Улеглись в шатре двенадцать его товарищей: шесть по одну сторону, шесть - по другую, ногами друг к другу.

Только заснули они, как с грохотом накатилось на них Колесо Балсага.

- Горе тебе, Сослан! - крикнуло Колесо и отрубило ноги всем двенадцати его товарищам.

Немного времени прошло, и вот, неся на себе убитого оленя, вернулся Сослан с охоты.

- Эй, выходите поглядеть! - крикнул он, подходя к шатру. Но никто не вышел на его зов.

Бросил Сослан убитого оленя на землю и вошел в шатер. Видит - мертвые лежат все его двенадцать товарищей, и у всех отрублены ноги.

Бот мой, что мне делать? Только Колесо Балсага могло совершить такое зло, - сказал Сослан и выбежал из шатра.

Увидел он след Колеса и побежал по следу. По полю катится Колесо Балсага, гонится за ним Сослан, и просит Сослан широкое поле:

- Останови Колесо Балсага!

Но не ответило поле Сослану, не остановило оно Колесо, и Сослан проклял поле:

- Только семь лет подряд будешь ты родить урожай, а потом станешь бесплодно!

На гору побежало Колесо. И крикнул горе Сослан:

- Задержи его! Оно товарищей моих истребило. Но гора тоже не задержала Колесо.

- Пусть лавина за лавиной и обвал за обвалом в мелкий щебень тебя разнесут! - проклял Сослан гору.

Вкатилось Колесо в ольховую рощу.

- Задержи, ольха, врага моего! - крикнул Сослан.

Не послушала ольха Сослана, и дальше пропустила она Колесо.

- Дрянным, трухлявым деревом будь ты навеки! Чтобы делать краску, будут обдирать с тебя кору, а сама будешь ты засыхать в мучениях!

Между липовых деревьев катится Колесо, и просит Сослан липу:

- Липа, липа, широким стволом своим задержи врага моего!

- Хоть и толста я, - ответила липа, - но не в силах я сдержать врага твоего - ствол мой мягок, как масло.

- Так будь же и ты проклята! - крикнул Сослан. - И тебя будут люди искать только ради твоей коры. Будешь цвести ты красиво, но плода дать не сможешь!

Грабовый лес встал на пути Колеса. И сказал тут Сослан:

- Задержи, могучий граб, врага моего, для меня задержи!

Пропустил граб Колесо Балсага, и его тоже проклял Сослан:

- Искать будут люди тебя, чтобы жечь в своих очагах! И начисто сведут люди грабовые леса!

И вот под чинарами катится Колесо Балсага.

- Мой враг убегает! Задержи его, чинара! - просит Сослан.

- Пусть еще в большей беде увижу я тебя! - ответила чинара. - Целое селение могло укрыться в тени моей, а ты обрубал мои ветви, подрывал мои корни.

- Пусть легко будет обрабатывать твою древесину, - крикнул Сослан чинаре, - и люди сводить будут чинаровые леса!

Катится Колесо по дубовому лесу.

- Хоть бы ты, дуб, задержал врага моего!

Но напомнил дуб Сослану, что, не щадя ни вершины, ни ветвей, ни ствола его, рубил Сослан дуб, чтобы делать из него стрелы.

- Так пусть желуди, которыми брезговать будет человек, растут на тебе для грязных кабанов! - крикнул Сослан.

Вот в белый березняк вбежало Колесо Балсага. И сказал Сослан березе:

- Сестрица береза, хотя б не надолго задержи врага моего!

- Тот, кто стал твоим врагом, тот будет и моим врагом! - ответила береза.

И словно сетью загородила она путь Колесу, опустив перед ним свои тонкие кудри. Но прорвало их Балсагово Колесо и покатилось дальше.

- Навеки лучшим из деревьев будешь считаться ты, белая береза! Проклят пусть будет тот, кто тебя срубит! И сучья твои собирать будут люди, чтобы делать вертела и жарить на нем шашлыки, - поблагодарил Сослан березу.

Вкатилось Колесо в заросли орешника. Хмелем обвит орешник.

- Хмель кудрявый, - просит Сослан, - задержи кровника моего, двенадцать товарищей моих убил он!

Крепки и гибки, как веревки, побеги хмеля. Обвили они Колесо Балсага и остановили его. На расстояние полета стрелы приблизился Сослан к Колесу, пустил в него одну стрелу, и вдребезги разбилась спица. Пустил другую стрелу, и в мелкие щепки разлетелась вторая спица. В зарослях орешника, обвитых хмелем, догнал Сослан Колесо и схватил его. И тут орешнику и хмелю принес благодарность Сослан:

- Отныне, орешник, люди будут издалека приходить к тебе за вкусными твоими плодами. А тебя, хмель кудрявый, пусть в пору веселья благословлять будут люди за хмельной напиток!

Выхватил Сослан свой меч, замахнулся и хотел на куски разрубить Колесо Балсага. И тут снова взмолилось Колесо:

- Душа моя в руках твоих, Сослан! Что ты прикажешь мне, все сделаю я.

- Нет тебе веры, - сказал Сослан. - Ты клятвопреступник и снова обманешь меня.

Но жалобно просило Колесо, горячо клялось оно, и снова поверил ему Сослан.

- Хорошо, - сказал он, - я пощажу тебя. Но за двенадцать друзей моих убей в семье своей двенадцать человек - и я отпущу тебя живым.

Согласилось Колесо Балсага, и печальное покатилось оно домой.

Узнал Сырдон, что не удалось Колесу убить Сослана. Принял Сырдон облик старика и стал на пути Колеса.

- Да будет перед тобой, Колесо, прямая дорога! - сказал он. - Что случилось с тобой, почему ты так печально?

- С чего быть мне веселым? - ответило Колесо. - - Победил меня нарт Сослан и взял с меня слово убить двенадцать человек из моей семьи.

- А зачем тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах, и ты выполнишь этим свою клятву, - сказал лукавый Сырдон.

Не послушало его Колесо Балсага, катится оно дальше, и один только помысел у него - честно выполнить свою клятву.

Но вот на пути ему снова попался Сырдон. Старухой на этот раз он обернулся.

- Да будет перед тобой, Колесо, прямая дорога! - сказала старуха. - Что случилось с тобой, почему ты так печально?

- Что делать мне, пусть съем я твои недуги! Двенадцать человек из семьи своей предстоит мне убить, чтобы выполнить клятву, данную нарту Сослану.

- А к чему тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах, и этим ты выполнишь свою клятву.

Не послушалось Колесо, катится дальше. Снова забежал вперед Сырдон, обернулся подростком, у которого только выступил первый пух на лице, и встал Колесу на дороге.

- Да будет перед тобой, Колесо, прямая дорога? - сказал он. - Почему ты так печально?

- Дано мною слово нарту Сослану - убить двенадцать человек из семьи своей. И вот теперь качусь я, чтобы выполнить это слово.

- А к чему тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах, - сказал подросток.

Ничего не ответило Колесо, прокатилось мимо, но, пробежав еще немного, подумало: "Вот старик, старуха и юноша в одно слово сказали мне одно и то же. Ведь не ждут они от меня за это никакой награды? Дай-ка послушаю я их добрых советов!"

И, прикатившись домой, постригло Колесо ногти на руках и ногах двенадцати человекам из своей семьи. Но после этого смирно дома сидело Колесо.

Шли дни за днями, недели за неделями. Стал лукавый Сырдон время от времени навещать Колесо Балсага.

- Надо бы тебе, знаменитое Колесо, покатиться еще раз на Сослана и отомстить ему за унижение, - говорил Сырдон.

Но прошла уже злоба у Колеса Балсага, и ответило оно Сырдону:

- Эй, лукавая собака, оставь меня! Из-за тебя случились со мной все эти несчастья.

Но не оставил своего намерения погубить Сослана бедовый Сырдон. Развязал он свой лживый язык и опять уговорил Колесо Балсага напасть на Сослана и убить его.

Снова вставил Курдалагон в Колесо новые спицы из чистого булата. И вот однажды, когда был Сослан на поле Зилахара и осторожно на животе подползал к зверю, откуда ни возьмись, прикатилось Колесо Балсага, отрезало ему ноги по колени, бросило ему ногти с рук и ног двенадцати человек из семьи своей и вернулось к себе домой.

Лежит Сослан на поле Зилахара, истекает кровью, оглядывается кругом: кого бы послать к нартам вестником печали?

Орел пролетает над его головой, и говорит ему Сослан:

Будь, орел, моим вестником печали! Полети к дому Ахсартагата, сообщи родичам моим - Урызмагу и Хамыцу, - что умираю я, нарт Сослан, на поле Зилахара и некому закрыть мне глаза.

- Пусть увижу я одинокую смерть твою, Сослан! - ответил ему орел. - Разве щадил ты меня, когда усталый опускался я на дерево или на камень? Нет, ты тут же хватался за свою стрелу. Так пусть за это не будет тебе того, о чем ты просишь!

Во время их разговора коршун пролетел над ними.

- Тебя прошу я, коршун, - взмолился Сослан, - будь моим вестником печали! Полети к дому Ахсартагата и скажи, что отрезало Колесо Балсага ноги Сослану и пусть поторопятся ко мне мои родичи.

- Ишь ты, ишь ты, что захотел! Бесчисленное множество кур у Шатаны, но разве ты когда-нибудь дал мне унести хоть одну? Ты тут же хватался за свой лук, - сказал коршун и полетел дальше.

Лежит Сослан, ждет...

Вдруг ласточка, щебеча, пролетела над ним. Обрадовался Сослан.

- О ты, ласточка! - сказал он ей. - Лети скорее к дому Ахсартагата и скажи, что Колесо Балсага отрезало ноги их Сослану. Один умирает он в поле Зилахара, и некому закрыть ему глаза.

- Будь по-твоему! - ответила ласточка. - Слишком хорош ты, чтобы умирать тебе здесь одному и чтобы никто не закрыл тебе глаза. Я буду твоей вестницей печали. Когда бывало заставал меня дождь, ты подбирал меня, прятал за пазуху и спасал мою жизнь. Ты всегда оставлял для меня открытыми закрома, и я наедалась там вдоволь. Нет, никогда не забуду я твоих благодеяний!

- Навеки будешь ты любимицей людей! - поблагодарил ее Сослан.

И полетела ласточка в селение нартов вестницей печали.

Лежит Сослан в поле, ждет, когда придут за ним нарты - закрыть ему глаза.

Черный ворон пролетал над Сосланом, и, увидев, что умирает Сослан, заплакал ворон:

- Осиротел я, Сослан! Как мне прожить без тебя? Все тропинки и ущелья заваливал ты дичью, и потому всегда мог я наполнить свою утробу. Кто теперь накормит меня?

- Напрасно сокрушаешься, - ответил Сослан. - Ничего не поправит теперь твой плач. Подлети ко мне ближе и насыться кровью моей.

- Как ты можешь говорить так, Сослан? Ведь душа моя горюет по тебе, - ответил ворон.

И, видя его искреннее горе, сказал Сослан:

- Если даже там, где сходится небо с землей, будет лежать падаль, ты всегда найдешь ее. Кровяным столбом обозначится то место, где лежит она, своими зоркими глазами найдешь этот столб и всегда будешь сыт. Пусть наградит тебя бог этим счастьем!

Улетел ворон. И тут над головой Сослана закружилась ворона и заплакала она:

- О, кто же будет теперь каждый день накрывать нам обильный стол? Кто будет заваливать для нас дичью ущелья? Как будем мы жить без тебя?

- Подлети поближе ко мне, - сказал ей Сослан. - Вон лежат мои отрезанные ноги, вот запекшаяся кровь - все равно гнить им без пользы. Поешь, насыть себя и не печалься напрасно.

Стала ворона клевать мясо его и кровь, и проклял ее Сослан:

- Ты злая птица! С утра до вечера проклинаешь ты людей, но не исполнятся над ними твои проклятья. С ночи до утра, не шевелясь, будешь отныне стоять ты на одной ноге на ветке дерева! Такова будет твоя участь.

Стали приходить к Сослану звери. Первым пришел к нему медведь. Рвет он шерсть на груди своей передними лапами и горестно рычит:

- Что я буду делать без тебя, Сослан? Кто мне заменит тебя? Был я сыт всегда твоим угощением, твоей едой, а когда хотелось мне пить, ты утолял мою-жажду.

- Не печалься, медведь! Печалью не поможешь. Лучше насыться мясом моим, которое уношу я в Страну Мертвых, - сказал ему Сослан.

- За кого ты принимаешь меня, я ведь друг тебе! - в горе сказал медведь и стал сокрушаться еще больше.

- Да наградит тебя бог твоим счастьем, что один только след твой будет повергать людей в страх! В самое тяжелое зимнее время пять месяцев сможешь ты жить в берлоге своей без пищи.

Ушел медведь. Прошло еще время, пробежал мимо волк. Увидел он Сослана и завыл в голос:

- Как проживу без тебя? Сколько оврагов наполнял ты для меня свежим мясом! Кто мне заменит тебя?

- Не надо понапрасну печалиться, - сказал Сослан. - Теперь ты этим мне не поможешь. Вот мясо мое, которое понапрасну понесу я с собой в Страну Мертвых. Насыщайся им до отвала!

- Как ты мог другу своему сказать такие слова? - ответил волк и взвыл еще печальнее.

И Сослан, видя, что от души горюет волк, поблагодарил его:

- Когда будешь ты нападать на стадо, будет у тебя в сердце такая же отвага, какая всегда живет в моем сердце. Но пусть пугливым и чутким, как сердце девушки, еще не засватанной, станет твое сердце, когда придет тебе время убегать от преследователей, и пусть сила мизинца моего перейдет в твою шею!

Ушел волк, и тут вдруг увидел Сослан подле себя лисицу. И, виляя хвостом, тоненько заплакала хитрая лисица:

- Осиротела я без тебя, доблестный Сослан!

- Не плачь понапрасну, лисица, - сказал ей Сослан. - Подойди лучше поближе и насыться мясом моим, которое уношу я в Страну Мертвых.

Стала лисица жадно лакать кровь Сослана и только схватилась за окровавленные его колени, как закричал ей Сослан:

- Будь ты проклята! За красивую шкуру будут убивать тебя люди, но ни на что не будет годно твое мясо!

И поскорей убежала лисица. Что же было ей делать еще?

* * *

Долетела ласточка до селения нартов, влетела она в дом Ахсартагата, села на потолочную балку и защебетала:

- Сослану вашему Колесо Балсага отрезало ноги. В поле Зилахара одиноко лежит он, ждет смерти, и некому закрыть ему глаза!

Завыли тут, заголосили и старшие и младшие нарты. И кучками идут все нарты на поле Зилахара, каждый торопится прийти первым.

Но впереди всех поскакал на коне лукавый Сырдон. Первым подъехал он к Сослану и сказал:

- Эх, Сослан, раньше бы надо было тебе умереть? Все нарты кучками идут сюда. В каждой кучке запевала заводит веселую песню, и все нарты весело им подпевают, радуясь твоей смерти.

Сердце Сослана чуть не разорвалось от горя, когда услышал он эти слова. Но вот подошли нарты к нему, и увидел он, что мужчины от горя царапают щеки, а женщины рвут на себе волосы.

- Сослан, наш сын! Сослан, наш свет! - громче всех кричит Шатана.

И сказал Сослан:

- Недостойную весть принес мне о вас Сырдон. Покажите мне его! Где он?

Но кто может найти Сырдона? Он ускакал и спрятался.

Подняли нартские юноши Сослана и понесли его в селение. А тут, откуда ни возьмись, Сырдон. Проскакал мимо Сослана и крикнул:

- Если ты, несчастный Сослан, доживешь до дома Ахсартагата, то еще один позор ждет тебя там! Из кожи змеи приготовлен тебе гроб, а погребальные одежды сшиты из кожи лягушки.

Только внесли Сослана в родной дом, сразу сказал он родичам:

- Пока жив я еще, родичи мои, покажите мне мой гроб и погребальные одежды.

Зачем тебе живому видеть то, что понадобится тебе после смерти? Не такова твоя погребальная одежда и не таков твой гроб, чтобы тебе пришлось их стыдиться. Ты могучим и славным сделал наш род. Ты огонь зажег в нартских очагах и жизнь свою отдал за это. Ты отдавал нам всю свою силу - неужели не приготовили мы для тебя достойной погребальной одежды и неужели не проводим мы тебя достойно в Страну Мертвых!

Что делать! - сказал Сослан. - Горькое слово сказал мне Сырдон, и не успокоюсь я, пока не увижу гроб свой и свою погребальную одежду.

Вынесли тогда нарты погребальные одежды - из драгоценного шелка были сотканы они. Показали ему гроб его - был он выкован из червонного золота. И захотел Сослан, чтобы на живого на него одели погребальные одежды, и велел он, чтобы живым его положили в гроб.

И когда исполнили просьбу его, обратился Сослан к своим родичам:

- Эй, Урызмаг и Хамыц, постройте мне склеп! И пусть будет в нем одно окно на восток, чтобы по утрам смотрело ко мне солнце. Пусть другое окно будет надо мной посредине, чтобы солнце светило мне в полдень, а третье пусть будет на запад, чтобы вечером оно прощалось со мной. Стрелы и лук положите со мной в гроб и главного не забывайте: пока не будет отомщена Колесу Балсага кровь моя, не будет мне покоя! Так кто же отомстит за меня?

Молчат нарты и пятятся от гроба Сослана: все боятся вступить в бой с Колесом Балсага. И только молодой Ацамаз, любимый племянник Сослана, остался стоять у гроба.

И сказал Ацамаз:

- Если, Сослан, не поставлю я на могиле твоей расколотого на две части Колеса Балсага, то пусть товарищи мои не считают меня больше мужчиной!

Услыхал Сослан эти слова, успокоился и велел нести себя в могилу.

Всё сделали так, как завещал он.

Положили в гроб его лук и стрелы и три окна пробили в его склепе.

Прошло несколько дней после похорон Сослана. Урызмаг и Хамыц пришли к Сырдону:

- Норовистого коня оставил Сослан, - сказали они Сырдону. - Надо бы его время от времени объезжать. Ты хороший наездник, Сырдон. Если будет милость твоя, садись иногда на него.

И тут притворщик Сырдон горько заплакал: - О, горе мне! Как ваше сердце позволило сказать мне эти слова? Да пусть лучше дом мой разрушится, чем сяду я на коня моего брата!

- Но что же нам иначе делать, Сырдон? Как нам быть, мы не можем придумать.

Снова притворился лукавый Сырдон, будто ему это не по душе, но все же под конец согласился.

Стал Сырдон время от времени ездить на Сослановом коне. Но каждый раз, подходя к коню, он говорил:

- Ох, не по душе мне садиться на тебя! Лучше бы кто другой ездил на тебе!

Но, выехав за околицу селения, где его никто не видел, Сырдон носился на коне, гонял его то в одну, то в другую сторону. Гонял и приговаривал:

- Чего мне пожелать тебе, Сослан, на том свете? Твое наследство мне досталось!

И однажды направил Сырдон коня на кладбище и стал гарцевать вокруг могилы Сослана.

- Эх, Сослан, не пришлось тебе видеть, как гоняю я балованного коня твоего! - кричал Сырдон, проезжая мимо могилы Сослана. - А сейчас я и тебя оседлаю! - И перескочил он с седла на склеп Сослана, сел на него верхом и оказался прямо над потолочным окном, которое завещал сделать Сослан.

И только Сырдон оседлал склеп - Сослан из глубины склепа пустил стрелу в потолочное окно, и - пусть с врагом твоим будет так! - стрела пронзила Сырдона насквозь, до самой макушки его головы, и, не сходя с места, издох Сырдон.

- Тебе я отомстил, - сказал Сослан, - но не отомстили еще за меня Колесу Балсага. Тогда бы я успокоился!

Но Ацамаз не забыл о том, что он обещал Сослану. Пошел Ацамаз к небесному кузнецу Курдалагону и попросил его:

- Выкуй мне тяжелый железный лом!

Отковал Курдалагон такой лом, какой просил Ацамаз. И велел Ацамаз передать Колесу Балсага:

- Я буду ждать тебя на поле Хиза. Хочу я сразиться с тобой. И не думай, что тебе удастся спрятаться от меня!

- Что же мне прятаться? - заносчиво сказало Колесо. - Я всегда готово.

И, держа в руках свой тяжелый лом, вышел юноша на поле Хиза. С грохотом вертясь, все быстрее и быстрее покатилось на него Колесо Балсага. Ловок был Ацамаз. Один раз ударил - все спицы вылетели из Балсагова Колеса. Испугалось тут Колесо Балсага, оборотилось оно перепелкой и полетело над землей, но тут в ястреба превратился Ацамаз и погнался за перепелкой. Ударилась перепелка о землю и превратилась в поляну, поросшую осокой. Обернулся Ацамаз в человека и ударил в ладоши, да так крепко, что искры посыпались и загорелась осока. Тут фазан взлетел над горящей поляной - это в фазана обернулось испуганное Колесо Балсага. Но орлом обернулся Ацамаз, и бросился орел за фазаном.

Невмоготу было Колесу Балсага, и, пролетая над селением нартов, влетел фазан в дом вещей старухи. Принял тогда Ацамаз обычный свой вид и вошел к женщине.

- Где тот фазан, который спрятался в доме твоем? Скорее скажи, не то сожгу я тебя вместе с твоими детьми! - сказал юноша.

Испугалась старуха и указала на кладбище:

- Ищи его там. Он прячется в могиле последнего покойника, похороненного на этом кладбище.

Превратился тут Ацамаз в быка, подошел он на кладбище к самой свежей могиле и замычал во всю свою силу. Отозвалось ему Колесо Балсага:

- Пусть хозяин твой не увидит от тебя проку! Я здесь прячусь от врага моего - племянника Сосланова, а ты пристал ко мне!

Тут Ацамаз принял свой обычный вид и крикнул:

- Вот здесь я тебя и поймаю! Я и есть тот самый, от кого ты прячешься.

Раскопал Ацамаз могилу, выхватил оттуда Колесо Балсага и принес его на могилу Сослана. Встал он на могиле и сказал во весь голос:

- Сослан! Вот Колесо Балсага, я посылаю его тебе в Страну Мертвых. Пусть будет оно тебе там слугой и водоносом, а в здешнем мире пусть будет оно тебе памятником могильным!

Вынул Ацамаз свой меч, по самой середине ударил он Колесо Балсага, разрубил его на две половины: одну поставил у изголовья Сослана, а другую - у ног его.

19. Айсана и вдова Сослана

Долго после гибели Сослана горевала Шатана, мудрая мать его. Но не только Шатане, всем нартам стало хуже жить без Сослана. Состарились могучие братья Урызмаг и Хамыц, а среди молодых хотя и были храбрецы, но не было такого, как Сослан. И тут, в утешение нартам, исполнилось многолетнее желание Урызмага и Шатаны - родился у них сын.

Раскаты грома сопровождали рождение его, и небожитель Сафа услышал в своем жилище эти раскаты - так узнал он, что родился сын у нарта Урызмага.

Кто устроит пир в честь новорожденного, тот может взять к себе аталыком нартского сына и достойно воспитать его. И сразу же Сафа привел на шелковой бечеве белого вола в селение нартов. К дому Урызмага подошел он и крикнул:

- Долгих лет желаю я новорожденному! Воспитать его мне надлежит.

И он тут же зарезал вола и устроил пир для нартов. Айсана - так назвали мальчика, и после пира Сафа поднял его к себе в небесное жилище.

Стал Айсана подрастать. Друзья Сафы пришли любоваться на него. Вместе пришли Уастырджи - покровитель мужчин-воинов и Афсати - бог охоты, вместе - водитель волков Тутыр и грозный Уацилла. Храбрый Ногбон пришел вместе с Элиа - повелителем громов. Выбежал к ним навстречу Айсана и по старшинству помог гостям слезть с коней. Потом снял он седла с коней, принял бурки и плети, отнес в дом и бережно прибрал снаряжение гостей. Сафа позвал гостей к очагу, усадил их на почетные кресла, и поставил он перед гостями круглые столы - в два раза больше обычных были эти столы! Яствами и напитками заставлены были они. Вошел Айсана в покой, снял шапку и стал обносить гостей. Насытились гости, встали из-за столов и поглядели вниз: что там нового на земле? И вдруг видят: войска агуров вторглись в страну нартов, и кони агуров навозом своим завалили нартское селение.

Лучшие из нартов были в то время в дальнем походе, а все, кто в поход не пошел, собрались на площади игр, взялись за руки и завели круговой симд. Агуры же забавлялись тем, что пускали стрелы по пляшущим нартам.

И, кому из нартов вонзалась стрела меж лопаток, тот начинал плясать еще веселее. А тот, кого агурский воин ударял пикой в колени, тот подпрыгивал еще проворнее и выше.

Подивились тут небожители, и говорили они друг другу:

- Стрелы не пронзают нартов и пики их не берут! Из какого же вещества созданы эти мужественные люди?

И вдруг увидели они: из старого дома Ахсартагата вышла вдова нарта Сослана. Глядит она на пляску нартов, и, подобно луне улыбаясь и как утренняя звезда сверкая, пьет она воду. И видно, как струится вода в ее прозрачно светящемся горле; струится и светится вода, и отблески света долетают до небесного жилища Сафы. Тут Айсана уронил вдруг кувшин с ронгом, и тогда сказал ему Сафа:

- Да погибнешь ты! Не по возрасту еще мечтать тебе о женщине! Иначе с чего это все валится из рук твоих?

- Не потому упал кувшин из рук моих, что увидел я красоту женщины, а потому, что, как ведомо вам, небожители, в нартском селении живут мои старики- отец мой и мать, и, может быть, кони агуров давно затоптали их, а я живу здесь, ни о чем не тревожась! Та же, о которой вы говорите, подобно луне свет испускающая и подобно утренней звезде мерцающая, ведь это невестка наша, нарта Сослана вдова. Видно, прославленные нарты уехали в дальние походы. Иначе кто бы посмел напасть на нас? Да и невестка наша смирно сидела бы дома, оплакивала мужа и не вышла бы глядеть на нартские пляски.

Попросил тут Сафа гостей своих:

- Одарите воспитанника моего, перед тем как вернется он на землю.

И ответил Уастырджи:

- Своего трехногого скакуна, ветер обгоняющего, дарю я ему!

- А чем славен твой конь?

- Пусть силы неба и земли будут мне свидетелями: подобно молнии проносится он от одного края земли до другого, - ответил Уастырджи.

- Теперь твой черед, Элиа. Каков будет твой подарок?

- Свой громовик подарю я ему!

- А чем славен он?

- Беру в свидетели небо и землю: если сверху выстрелит он по войскам, то как бы ни было грозно войско, подобно щебню во все стороны разнесет его.

А ты, Тутыр, что ты подаришь воспитаннику моему?

- Мой лук-самострел - вот мой подарок!

- А ты, Уацилла?

- Меч булатный получит он от меня!

А ты, Ногбон, чем ты одаришь воспитанника моего?

- Я буду помогать ему на поле боя. Победа в бою - вот дар мой!

Надел Айсана боевые доспехи, вскочил на трехногого коня Уастырджи и прискакал в селение нартов.

Все нартское селение радостно приветствовало его.

Когда агуры напали на землю нартов, мать Айсаны, Шатана, скрылась у родичей своих, Донбеттыров. Но только Айсана появился в селении, как тут же послали за Шатаной.

Вошел Айсана в дом Ахсартагата. Сидит у очага вдова Сослана, по даже не взглянула она на сына Урызмага, с места не двинулась и не приветствовала его. И сказал тогда Айсана:

- Тяжела стала ты, добрая женщина! Ведь я не чужой тебе, а ты даже с места подняться не можешь, чтобы со мной поздороваться.

И ответила ему жена Сослана:

- С чего это я буду вставать перед тобой, солнце мое? Нет на свете мужа моего Сослана, который прогнал бы агуров с нартской земли! - И заплакала тут вдова Сослана.

Услышав эти слова, обозлился Айсана, вскочил на коня своего, и око еще не мигнуло, а он уже напал на войска агуров. Стал он их истреблять и столько крови пролил, что бурный поток ее устремился на тех агуров, кто остался в живых, и смыл их прочь с нартской земли.

Истребил Айсана войска агуров, спас он селение нартов, и когда подъехал к родному дому, радостные нарты так тесно окружили его, что не мог он сойти с коня на землю. Но не взглянула на него вдова Сослана и не поднялась она с места.

- Ну и тяжела же ты, добрая женщина! - сказал ей Айсана. - Хотя бы чуть-чуть поднялась мне навстречу!

И ответила ему женщина:

- С чего мне вставать перед тобой, солнце мое? Ведь ты не принес к нашим воротам то дерево, что от заката до полуночи расцветает, а от полуночи до рассвета плоды на нем созревают. Да и где тебе посадить это дерево у наших ворот! Охраняя его, две горы сшибаются, как бараны, и вновь разбегаются, и только мужу моему было бы под силу проехать между ними! - И заплакала тут вдова Сослана.

Обидели слова эти Айсану. Повернул он коня своего и поскакал добывать дерево. Недалеко отъехал он, как вдруг спрашивает его конь:

- Куда это ты собрался, противное отродье, расскажи-ка?

И ответил Айсана:

- Нужно мне добыть то дерево, охраняя которое две горы сшибаются, как бараны. От заката до полуночи цветет это дерево, от полуночи до утра плоды на нем созревают.

И ответил ему конь:

- Не мечтай об этом! Много молодцов не хуже тебя отправлялись добывать то дерево, но ни один еще не принес обратно своей головы.

Никак нельзя мне отказаться от этого дерева! - сказал Айсана. - Должен я добыть его.

И тогда сказал ему конь:

- Ну раз так, то крепко подтяни мои подпруги и подвяжи мне хвост крепким узлом, но три волоска на хвосте оставь неподвязанными. А затем, когда подъедем мы к горам, что подобно баранам сшибаются, должен ты меня так хлестнуть, чтобы кусок кожи величиной с подошву отскочил от ляжки моей, чтобы кусок кожи не меньше язычка на кончике плети отскочил от ладоней твоих, - и тогда мы проскочим!

Вот добрались они до двух гор, что подобно баранам сшибаются. Крепко подтянул Айсана подпругу, и в тугой узел завязал он хвост коня, и три волоса не забыл он оставить неподвязанными. Хлестнул он коня - и кусок кожи не меньше язычка от плети отскочил от ладони его, а от ляжки коня отскочил кусок кожи величиной не меньше подошвы. Прыгнул конь, проскочил между гор, вырвал Айсана с корнями чудесное дерево и тут же повернул коня обратно. С грохотом сшиблись тут горы, но проскочил конь Айсаны, и только три волоса, не увязанных в узел, успели вырвать они.

И после этого конь сказал Айсане со вздохом:

- Если бы мать моя три лишних дня кормила меня своим молоком, тогда бы даже эти три волоса не потерял бы я сейчас!

Прискакал Айсана в нартское селение, посадил та дерево у ворот дома Ахсартагата. Тесной толпой окружили его нарты. Дивились они на дерево и радовались:

- Вот какое чудесное дерево привез он нам!

Но все же не встала с места и не повернула к нему головы гордая вдова Сослана.

- Почему же и теперь не приветствуешь ты меня? Чего еще тебе надо?

И ответила ему женщина:

- С чего же это я буду вставать перед тобой? Ты ведь не сумел взять себе в жены Саумарон-Бурдзабах, золотолицую и русокосую красавицу из страны северных тучных равнин...

В такой высокой башне жила Саумарон-Бурдзабах, что нельзя было глазом достичь вершины ее. Только за такого человека соглашалась она выйти замуж, голос которого снизу донесся бы к ней, на вершину ее башни.

Много женихов вызывали ее, стоя внизу, у подножия ее башни, но не услышала их голосов Саумарон-Бурдзабах, и навеки превратились в камни неудачливые женихи.

Изо всех сил крикнул Айсана, стоя у подножия башни, но даже и до половины ее не долетел его крик, и тут же по колено обратился в камень Айсана. Второй раз, напрягая все свои силы, крикнул он, но не услышала девушка его зова, и окаменел он до поясницы. Тут слезы закапали из глаз Айсаны, и сказал ему конь:

- Ты чего приуныл, мой всадник?

- Я напряг все мои силы, - ответил Айсана, - и ничего не добился! Может, ты мне поможешь?

И тут заржал конь его, так заржал, что часть кровли обрушилась с башни. Донеслось это ржанье до слуха Саумарон-Бурдзабах - так узнала она, что приехал за ней Айсана, и скорее вниз спустилась она. И только увидел ее Айсана - ожила окаменевшая половина тела его.

- Ты уже приехал за мной, Айсана? - спросила девушка.

- Да, это я приехал за тобою. Выходи скорее и едем!

Вышла Саумарон-Бурдзабах из башни, и посадил ее Айсана позади себя на круп коня. Пустились они в путь, и тут спросил ее Айсана:

Что это так много белых камней вокруг твоей башни?

- Это не камни, - ответила девушка. - Это те, кто хотел жениться на мне. Но не донеслись их призывы ко мне на вершину башни, и они превратились в. камни.

- Раз это так, то надо тебе теперь расколдовать их, - сказал Айсана.

- Не проси жизни для них, - ответила девушка. - Тебя ведь только конь выручил, а среди них были молодцы поудалее тебя. Если они оживут, не позволят они тебе жениться на мне.

- Пусть будет что будет! Верни им жизнь!

Вправо махнула Саумарон-Бурдзабах шелковым своим покрывалом - зашевелились, ожили камни, превратились в вооруженных мужей, и все, как один, напали они на Айсану. Множество мечей занесено было над ним, но тут влево махнула Саумарон-Бурдзабах покрывалом, и снова все они превратились в камни.

И вот Айсана привез Саумарон-Бурдзабах в нартское селение. Обрадовались нарты, что снова благополучно вернулся Айсана да еще привез молодую невесту, и со всех сторон несли ему подарки и угощение.

К тому времени вернулась Шатана из родительского дома. Обрадовалась она возвращению своего доблестного сына и пьяный ронг приготовила, чтоб достойно его встретить.

А тут Урызмаг и Хамыц из похода вернулись, и, узнав о том, как разгромил Айсана войска агуров, не могли они нарадоваться на юного нарта.

И сказал Урызмаг:

- Пусть все напасти и болезни, предназначенные маленькому моему Айсане, который из-под копыт вражеских коней поднял наше селение, пусть все эти болезни на меня перейдут! Пусть долго живет на свете подруга моя Шатана, которая своим молоком вскормила на спасение нартов доблестного нашего отрока!

Так сказал Урызмаг, и тут вдова Сослана нехотя привстала перед Айсаной.

И сказал ей Айсана:

- Если ты так неохотно встаешь, добрая женщина, так лучше уж сидела бы ты, как раньше сидела.

- А чего ради проворно вставать мне перед тобой? - ответила она. - Не привез ведь ты мне шубу, которой владеет сам Сафа. Воротник у той шубы поет, рукавами она, как ладошами, хлопает, а полы ее сами танцуют. А Сослан достал бы мне эту шубу!

И тут ответил ей Айсана:

- Вот если бы эта шуба твоими руками была сшита, я достал бы ее, где бы она ни была. Но не в силах я достать то, над чем руки твои не потрудились.

И тут уж ничего не ответила вдова Сослана. Да и что она могла сказать?

20. Ацамаз и Агунда

Золотую свирель, которая досталась Ацамазу в наследство, подарил отцу Ацамаза сам Афсати, властитель диких зверей. Вместе с небожителями Никкола и Уастырджи гостил Афсати у Ацы, и поклялись тогда в вечной дружбе Аца и Афсати. Много подарков предлагал Афсати своему другу. От всего отказывался Аца, и только золотую вечную свирель принял он от друга.

Настала весна. Никогда еще не было такой радостной весны на земле! И, взяв с собой золотую свирель, пошел Ацамаз на Черную Гору. И так прекрасен был Ацамаз, что когда шел он мимо нихаса, то нарты, которые сидели там, говорили:

- Не Бонварнон ли, светило восхода и заката, восходит из-за гор?

- Нет, то не Бонварнон восходит, а удалой маленький Ацамаз, сын Ацы, поднимается в горы!

"Не звезда ли трав Кардагсталы показалась на востоке?

- Нет, это не Кардагсталы, - сказали старики на нихасе, - это удалой Ацамаз, тот, который победил Колесо Балсага и отомстил за Сослана, взяв свою золотую свирель, подымается на вершину Черной Горы, туда, где живет дочь Сайнаг-алдара.

Единственная дочь была у Сайнаг-алдара, владетеля Черной Горы, и, кроме нее, не было у него детей. Нежно любил Сайнаг-алдар свою дочь, красавицу Агунду. До самых пят падала ее тяжелая шелковая коса, ясному дню после дождя подобен был взгляд ее черных глаз, и когда ткала она, быстро и легко, подобно бегущему волку, двигалась она возле своего резьбою покрытого станка. Что же сказать о походке ее, когда, подобно лебедю плывущему, шла она, из статных статная, рано утром за водой, плавно колебля гибкий свой стан, и месяц светил в медном кувшине, который несла она на плече, и яркое солнце сияло на лице ее!

Пышной пеной покрывались кони юных нартов, неистовых гонителей резвых оленей, когда они джигитовали у подножия Черной Горы, чтобы привлечь взгляд красавицы Агунды. Но ни на одного из них не взглянула красавица Агунда с вершины Черной Горы.

Много подошв из воловьей кожи стоптали старейшины нартские, которым приходилось ходить сватами на вершину Черной Горы к дочери Сайнаг-алдара, красавице Агунде. Все молодые нарты посылали сватов к Сайнаг-алдару, но ни за кого из них не захотела выйти замуж красавица Агунда.

Маленький сын Ацы, удалец Ацамаз, взял с собой единственное сокровище, оставшееся от отца, - вечную свирель свою. Искусно была наложена чернь по золотому стволу ее. Взошел на Черную Гору удалец Ацамаз, забрался он на самый высокий утес, приложил? свирель к губам и заиграл. И под чистые звуки его золотой свирели по-бычьи взревели, закинув ветвистые головы, рогатые олени и пустились в дробный пляс. И в глубине дремучего леса пугливые серны, подпрыгивая выше деревьев, начали свою легкую пляску. С крутых черных скал Черной Горы сбежали черные козлы, стремительный симд завели они с круторогими турами, чудеса проворства показали они в этой пляске. Взбежали на обрывы пугливые оленихи и косули, смотрят они вниз, в долины, где начались грозные игры, где мужья их бьются рогами. Не утерпели зайцы и лисицы, наперегонки погнались они друг за другом по гладкой равнине. И все дикие звери - скотина Афсати - стадами собрались под отвесными скалами. И все домашние звери - скотина Фальвара - отарами и стадами потекли по широким лугам.

Старается, играет удалой Ацамаз, и до каждого сердца долетает золотой голос свирели его. В высоких южных горах разбудила она чернобурых медведей в их теплых берлогах. Ворча и рыча, проснулись они, оставили берлоги свои и в тайной глубине дремучего леса начали свой грузный симд.

И вот на бурых полях раскрыли свои лепестки самые красивые цветы земли. Ненасытные пчелы и беспечные бабочки полетели с одного сладкого цветка на другой, и жужжанье поднялось над полями.

Громко запели лесные птицы, на разные голоса вторят они из глубины лесов Ацамазу.

Серые дрофы и черные аисты вышли на широкую Гумскую равнину и завели такую пляску, что весь мир с восхищением глядит на них.

Но вот облака и тучки волнистыми грядами потянулись над землей и пролили теплые слезы, увлажняя землю на опушках дремучих лесов. Гром прокатился над землей. Каждая былинка, ликуя, охорашивается под дождем.

А волшебные пальцы Ацамаза еще быстрее забегали по свирели, и зеленые волны прокатились по вершинам дремучих лесов. И ни травинки не было на скалистых склонах, но вот зеленым шелком оделись они.

И стали тут горы громовыми голосами вторить свирели Ацамаза. В пляс пошла Черная Гора с Белой Горой, и потрескалась Черная Гора, и белым песком растеклась Белая Гора.

Еще слаще заиграл маленький Ацамаз - и все в мире пробудилось. Таять начали вечные ледники, с громовым шумом устремились вниз по своим тесным ущельям на широту равнин. И весь мир веселый весело оглядело весеннее солнце горячим глазом своим. Вышли люди из жилищ, и каждый во всю ширь груди вдохнул животворящего воздуха и сладко потянулся. Все восемь ладов свирели Ацамаза на восемь языков заговорили, запели над миром, и вот раздвинулся сплошной скалистый отвес Черной Горы, дверь там открылась, узкая, как щель, выглянула красавица Агунда, взглянула на жилище отца своего, владетеля Черной Горы. Дошла до сердца, ее весенняя песня удальца Ацамаза, и, оставив свое рукоделье, захотела она взглянуть на него.

"Как же так? - подумал Ацамаз. - Ведь даже солнце ни разу не видело красавицу Агунду. Никогда не выходит она из отцовского дома в недра Черной Горы. Так почему теперь взглянула она на меня, стоя на выступе в каменной стене Черной Горы?"

Пламенем любви охвачен Ацамаз, и красавица Агунда, увидев его, тоже от любви задрожала. Но скрыла она свою любовь. Высоко на выступе каменного отвеса Черной Горы стояла она, сверху вниз глядела на удалого Ацамаза.

- О славный юноша, младший из нартов, сын Ацы - Ацамаз, - сказала она, - живи на радость матери своей и на славу нартов! А я только одного хочу от тебя: подари мне свою вечную золотую свирель.

Обидели эти слова молодого Ацамаза. Вспыльчив он был и со всей силы отбросил золотую свирель, и на мелкие осколки разбилась она о выступ Черной Горы. Отвернулся Ацамаз от красавицы Агунды и, опустив голову, пошел к себе домой.

И тут гордая наследница Сайнаг-алдара красавица Агунда сошла со своей скалы, бережно собрала золотые осколки свирели и принесла их домой. Ударила она по ним своей войлочной плетью, слились они вместе, и вот снова словно не разбивалась вечная золотая свирель. В красный шелк завернула свирель красавица Агунда и глубоко спрятала ее в перламутровом своем девичьем сундуке, где сберегала приданое.

Печально возвращается домой сын Ацы, удалой Ацамаз. Вдруг видит он: небожители Никкола и Уастырджи едут навстречу ему. И такой свет исходит от их коней, что потемнело в глазах у Ацамаза. Из породы неукротимых авсургов, из табунов Уастырджи, покровителя путников, были их кони. Небесным Курдалагоном подкованы они, и подобно кремню высекают искры их подковы. Так едут они, оглядывая мир. С левой руки высится пятиглавый Бештау, а впереди - дальние равнины. Придержали они коней, встретив сына Ацы, удалого Ацамаза, и сказали ему:

- Пусть пряма будет твоя дорога, удалец Ацамаз!

- Куда ты бредешь спотыкаясь?

- Поникла твоя голова, уж не болен ли ты?

- Куда дел ты свою чудесную свирель?

И ответил им Ацамаз:

- Слава вам, небожители! Вот если бы вы пошли сватами к дочери Сайнаг-алдара, Агунде, и сосватали ее за меня, перестал бы я ходить спотыкаясь и с поникшей головой.

Согласились Уастырджи и Никкола, пошли сватами они к Сайнаг-алдару и сказали ему:

- Мы сваты сына Ацы, удальца Ацамаза. Обязанность сватов на наших плечах. Что можно сказать плохого о сыне Ацы? Был его отец у нартов всегда в почете, и Ацамаз из молодых нартов - лучший; он помог Сослану победить Челахсартага и добыть ему красавицу Ведоху, он за отца своего Ацу отомстил, зарезав насильника Мысыр-алдара, и за Сослана он отомстил, расколов пополам Колесо Балсага. А своей игрой на свирели открывает он все сердца и открыл сердце дочери твоей. Не плохим родственником будет он в вашей семье, будет он вам как кровный брат! Родился он под счастливой звездой, и если бы ты, Сайнаг-алдар, был милостив к нам, то, отдав свою дочь за Ацамаза, ты сделал бы его счастливым.

Пошел Сайнаг-алдар к своей единственной наследнице, красавице Агунде, и вот что сказала ему Агунда:

- Пусть сын Ацы, маленький удалой Ацамаз, пригонит на наш двор сто оленей, в одном году родившихся. Если сделает он это, значит он достоин меня.

Не хотелось Сайнаг-алдару выдавать дочь свою замуж, и когда услышал он ответ ее, от радости поднялись его брови и осветилось его лицо. Вышел он к сватам и передал им ответ дочери.

С поникшими головами вернулись с этого сватовства Никкола и Уастырджи. Разве под силу было маленькому Ацамазу поймать сотню оленей, родившихся в одном году!

Услышав ответ красавицы Агунды, не домой, а в дремучий лес пошел Ацамаз. Грустно стало ему после ответа Агунды. "Или изловлю сто таких оленей, какие нужны красавице Агунде, или найду себе погибель!" - так решил Ацамаз. Бродит он по дремучему лесу и раздумывает: "Сто оленей поймать нетрудно. За ноги на всем скаку изловил бы я их. Но как найти мне сто однолеток?" И руки свои он кусал, когда вспоминал о своей золотой свирели. Она бы ему сейчас пригодилась!

Долго ходил он по дремучему лесу, но ничего не мог придумать и добыть сто оленей-однолеток не смог.

Давно не видно было Ацамаза в селении нартов, и стали парты тревожиться о нем. И вот самые отважные нартские юноши, прославленные, преследователи оленей, пошли искать младшего своего товарища, удальца Ацамаза. В лесу на поляне, под большим деревом, устроили привал молодые парты, зажгли костер, и когда жарили они шашлыки, набрел на них Ацамаз. Как не обрадоваться было молодым нартам при виде своего брата! Стали они расспрашивать Ацамаза, и рассказал он им о своем горе.

Оскорбились молодые нарты за своего Ацамаза, и решили они пойти войной на крепость Сайнаг-алдара.

Собрались, пошли, и когда шли они по ущелью, то повстречался им Афсати. Обрадовался Афсати, увидев Ацамаза, - ведь он был верным другом отца его. И Ацамаз рассказал Афсати о своем горе.

- Не тревожься об этом деле, о наследник друга моего, удалой Ацамаз! Мы добудем тебе эту девушку, - сказал ему Афсати. - Укажу я вам дорогу в ущелье Адайком, куда еще не ступала нога человека. Пусть десять из вас пойдут туда, и каждый непременно добудет там десять оленей, и все эти олени родились в один год.

Так сказал Афсати, повелитель диких зверей, и пошли молодые нарты в ущелье Адайком. И столько там было оленей, что каждый за задние ноги изловил по десять оленей. Все они родились в один год, всех их к Ацамазу пригнали молодые нарты.

Ранним утром выкупал своего коня удалой Ацамаз. Арык-мылом намылил его и обмыл ключевой водой. Вместе с восходом солнца самые именитые нарты отправились к Сайнаг-алдару, и отважная нартская молодежь сопровождала их.

На Черную Гору, за Агундой-невестой, поднимаются нарты. Едут они, и по дороге присоединяются к ним все сваты и дружки. В Арджи-нараг за Татартупом заехали они и на Курп-гору поднялись, где жил дух покровитель равнин, и на Тбау-гору, где стоит дом светлого Элии, и в дом славного Никколы на вершину Уаза, и на вершину Адай - к могучему Афсати, и на Кариу-гору, где стоит святилище доброго Фальвара, покровителя скота. С небес же призвали они небожителя Уастырджи, и спустился он к ним.

Седоголовый Татартуп был старше всех, и ехал он впереди, отважный Элиа - рядом с ним по левую руку, а по правую - старый нарт Урызмаг. Младшим был у них Уастырджи на сером своем коне, а следом за ним гурьбой ехали прочие дружки. Горы сотрясались от фырканья их коней, и грозовые облака поднимались к небу от жаркого их дыхания. Полуденным солнцем играло золото и серебро, которым отделаны были их уздечки. Долог был путь, и стали именитые нартские мужи советоваться с могущественными духами, земными и небесными:

- Ведь сколько раз обманывал старый Сайнаг наших молодых женихов! Что будем мы делать, если и ша этот раз он не согласится отдать свою дочь?

И сказал тогда высокий Уастырджи дружкам, едущим за невестой:

- Мне выпала честь вывести за руку из родительского дома нашу невесту и ввести ее в дом жениха, доблестного сына Ацы. Хорошо будет, если Сайнаг-алдар выдаст свою дочь добровольно, но если он заупрямится, пусть пеняет на себя. Вы все равные мне, и только просить могу я вас: давайте силой отнимем красавицу дочь у своевольного старика, если он откажется выполнить свое обещание!

- Ой, высоко уходит вверх скала Черной Горы и неприступна она! А ведь красавица Агунда у отца своего единственная наследница. Трудно будет нам силой отнять ее у отца! - сказал Татартуп.

И отважный светлый Элиа, громом убивающий клятвопреступников, ответил так Татартупу:

- О Татартуп, ты старший в нашем свадебном поезде! Призови к нам облако летучее, и тогда испробую я, что крепче - каменная грудь Черной Горы или огненная моя отвага.

И сказал тут слово высокий Никкола:

- Светлый наш Элиа, тебе поручаем мы сокрушить Черную Гору, а я и Уастырджи беремся похитить красавицу Агунду из дома Сайнаг-алдара.

Слушая их разговор, разгневался прославленный Афсати и сказал запальчиво:

- А что же я? Разве я не мужчина? Семь могучих оленей с ветвистыми рогами, запряженных в серебряную колесницу, дожидаться будут нас у подножия Черной Горы.

- Вперед поскачу я и разведаю вам путь, - сказал дух покровитель равнин.

- Сколько требуется угощения на свадьбу, столько зарежу я скота, - сказал щедрый Фальвар.

- Стрелами своими изрешечу я Сайнаг-алдара, если вздумает он пуститься за нами в погоню, - обещал Уацилла.

Так, совещаясь, приблизился свадебный поезд к Черной Горе. У края дороги, под грушей, сошли они со своих борзых скакунов-авсургов. На зеленой траве в прохладной тени деревьев, разостлали они свои белые бурки. Свежий ветер дует с гор и развевает их длинные бороды, отделяя одну волосинку от другой.

Уастырджи и Никкола снова первые, как и подобает сватам, пошли к Сайнаг-алдару. У двора Сайнаг-алдара встали небожители, и весело вбежали во двор Сайнаг-алдара сто оленей-однолеток.

Младшие дружинники Сайнаг-алдара устремились гостям навстречу, проворно хватают они уздечки копей и помогают гостям сойти на землю.

Увидев на дворе своем оленей, Сайнаг-алдар опечалился и рассердился. Нахмуренный вышел он к гостям. Как белый шелк, седа борода его, но словно у юноши тонок стан и широки плечи. Красиво облегает его одежда из верблюжьей шерсти. Серебряный посох в левой руке у него.

- Будьте здоровы у нас, дорогие гости!

- Да будет славной твоя старость! - ответили гости и оказали ему почести, подобающие по обычаю.

В гостевую пригласил их Сайнаг-алдар, на почетные места, в кресла, выточенные из слоновой кости., усадил он Уастырджи и Никколу, и они рассказали ему о том, зачем прибыли.

- О святые духи, дорогие мои гости! День вашего посещения из всех дней моей жизни будет навсегда самым радостным. Поступайте, как вам угодно. Ни слова не могу возразить я вам. Но взгляните сами, о светлые духи, на несчастного старика, на отца осиротевшего! Ушли мои силы, наступила зима моей жизни,., хрупка стала кость моя, и пошатнулся мой ум. На краю могилы стою я, и в эти хмурые дни заменяет мне лик. солнца - слава вам! - взгляд единственной дочери моей. И знаю я думу единственной малютки моей: не оставит она в одиночестве старого своего отца! Да и нужно сказать - молода она еще для того, чтобы выходить ей замуж.

Ни слова не ответили сваты на слова Сайнаг-алдара, повернулись и вышли к товарищам своим.

Пришла тут к отцу красавица Агунда; тонок и строен стан ее. Опросила она отца, что ответил он сватам. И, узнав ответ отца, она рассердилась, сдвинула свой длинные брови, повернулась, открыла своей белой, как слоновая кость, рукой тяжелую дверь, сердито хлопнула ею и ушла из покоев отца.

Понял Сайнаг-алдар сердце дочери своей, пошел за ней следом и так ей сказал усмехаясь:

- О единственная моя, своевольная наследница! Полюбились тебе золотая свирель и звонкие песни, полюбились тебе олени-однолетки с ветвистыми рогами, но вижу я: еще больше полюбился тебе удалец Ацамаз, старого Ацы прославленный сын!

И велел тут Сайнаг-алдар послать за своими гостями. Вот пришли они в покои Сайнаг-алдара, и сказал старый Сайнаг, обращаясь к прославленным дружкам:

- Ради вас отдаю я свою дочь к вольным нартам, в семью равных мне людей. Сыну Ацы, Ацамазу, отдаю я ее.

Пригласил тут к очагу Сайнаг-алдар своих гостей. Во все стороны разослал он гонцов, и много людей собралось на пир. Целую неделю, от первого и до седьмого сегодня, угощал Сайнаг-алдар гостей своих. Столы на серебряных ножках поставил он перед небожителями и нартами.

Три больших пирога и железные вертела с нанизанными на них шашлыками из печенки, прозрачным нутряным жиром обернутые, внесли молодые дружинники Сайнага, проворно и ловко стали они обносить гостей. Подносили они гостям рога, наполненные ронгом, и расставили по столам большие двуухие кувшины, в которых пенилось и бурлило с наговором сваренное целебное пиво.

- Поднялся седоголовый Татартуп, снял он шапку и произнес молитву. Удалой Ацамаз, старого Ацы единственный сын, первым отведал жертвенного мяса. И тут начался пир. Обильнее воды лились напитки: крепкий ронг и черное целебное пиво. Вдвое больше того, чем могли съесть гости, было кушаний на этом пире. Одна песня веселее другой, но захмелели гости, и песен еще веселее просят они.

- Эй, молодой мой зять, почему бы не сыграть тебе на той красивой золотой свирели, которой покорил ты сердце гордой дочери моей? Где то сокровище, тот голос, который пел под обрывом Черной Горы?

И ответил Сайнаг-алдару сын Ацы, удалой Ацамаз:

- Сам лишил я свое юношеское сердце радости играть на этой свирели! Ударил я ее об утес и разбил вдребезги.

-Тогда вышла красавица Агунда, вынесла завернутую в красный шелк золотую свирель и подала ее Ацамазу. Подобно солнцу засияло лицо Ацамаза, когда увидел он свою свирель. Приложил он ее к губам и заиграл.

Нельзя было слушать его игру и не плясать. И все гости пошли в пляс. Широко раскинув ветвистые свои рога, с дробным стуком пляшут на каменном дворе сто оленей-однолеток, и звонкими голосами вторят гости игре Ацамаза. А когда кончили есть и пить, тогда славные нартские мужи под дивную игру свирели пошли один за другим в веселый пляс, и все хлопали им в ладоши. Вот по краю круглого стола пошла пляска, вот по краям большой пивной чаши весело пляшут они. Так от первого сегодня до седьмого во славу пировали они, а через неделю, вдоволь напевшись и наплясавшись, спустились гости с отвеса Черной Горы. Увезли они с собой красавицу Агунду в дом молодого сына Ацы, удалого Ацамаза. Из серебра была выточена свадебная колесница Агуиды, семь ветворогих оленей - дар Афсати - запряжены были в нее, позади ехали дружки, а следом за ними на семи доверху нагруженных повозках везли вещи невесты.

Держать за руку красавицу Агунду и ввести ее в дом жениха выпала честь высокому Уастырджи, а с другой стороны ехал старейший из нартов, почтенный Урызмаг. Впереди скакал небожитель Никкола, а знамя нес могущественный дух покровитель равнин. Ловко джигитует во славу жениха и невесты прославленный Элиа, и когда ударяет он плетью, громы грохочут над миром и копье его отбрасывает небесные молнии. Там, где ступит конь его, там остается- овраг, и подобно зимней метели проносится дыхание коня его. Так, веселые, привезли они красавицу Агунду в нартское селение и ввели ее в дом нартов. Низко поклонилась красавица Агунда славной нартской хозяйке, мудрой Шатане. И дружную песню запели на пороге дружки:

Ой, любимая наша хозяйка, славная наша Шатана!

Ой, богатой тебе жизни, Шатана!

Ой, тебе ноем мы эту песню,

Ой, тебе, хозяйка наша Шатана!

Ой, богата твоя кладовая,

Ой, щедры твои руки!

Ой, выноси-ка нам черного пива,

Ой, пива черного да шашлыка румяного!

Ой, чтоб черное пиво шипело,

Ой, чтоб румяный шашлык потрескивал!

Ой, щедрая наша хозяйка Шатана!

Ой, выноси-ка ты нам пирогов,

Ой, маслом политых, сочным сыром обильно начиненных!

Ой, выноси-ка ты нам кувшин ронга,

Ой, выноси-ка ты нам, выноси-ка,

Ой, самый нижний из сыров своих старых!

Ой, дивная хозяйка Шатана!

Ой, богатой тебе жизни, Шатана!

Большой свадебный пир устроили нарты в своем доме. Седобородый Урызмаг старшим восседал на этом пиру, во главе стола, и вот какое слово сказал он перед пиром:

- Пусть наши младшие, что жизнь свою начинают, счастливо устроят ее! Кто захочет на нас пробовать свои силы, пусть насильник такой лишится силы! Ну, начинайте счастливо строить жизнь, наши младшие!

И громко запели тут вольные нарты:

Крепкий дом - дом нартов!

Восемь граней, четыре угла -

Вот почему крепко так выстроен он.

Донбеттыра принесли столбы для него -

Вот почему так крепко это убежище.

Поперечные балки привезены из богатого ущелья,

Брусья принесены из ущелья Счастья,

Цепь, что над очагом, спущена с неба.

Старшим у нартов - старик Урызмаг,

Хозяйка у них - мудрая Шатана.

Бессмертно у нартов имя Сослана!

Нартские юноши - лучшие юноши!

Пусть долгая жизнь их ожидает!

Подобно медведю пусть будут когтистыми,

Подобно оленям дремучего леса проворными!

И, как куры, пусть будут плодовиты нартские девушки!

И пусть весело всегда живет наша любимая нартская молодежь!