Ребята начали осмотр кабинета, а краеведы-активисты давали им объяснения.
— Видите, это вермикулит, — сказал Паня зрителям, столпившимся возле шкафа самоцветов и занимательной минералогии. — Он немного похож на слюду, только слюда не боится огня, а он боится. Положишь его в огонь, так он в тридцать раз разбухнет, да таким и останется. Мы из обожженного вермикулита каменный паром сделали, он здесь в мисочке плавает.
— Как много-много самоцветов! — послышался голос Жени Полукрюковой. — Федя, подними меня, я хочу посмотреть, что там на верхней полке.
Этих посетителей Паня не ждал. Он притворился, что не видит их, и стал перечистить ценные свойства вермикулита.
— Федуня, знаешь что? Я хочу, чтобы я тоже сделала дар, — сказала Женя. — Можно, Федуня? Я уже совсем наигралась шариком…
— Пестов, ты принимаешь дары? Женя дает кабинету свое хрустальное яблочко. — И Федя Полукрюков, в новом черном костюме, большой и добродушный, протянул Пане синий матовый шарик.
По заведенному обычаю, Паня отсалютовал и поблагодарил:
— От имени краеведческого кружка спасибо тебе, Женя Полукрюкова, за аметистовое яблоко!
— Пожалуйста! — просияла Женя. — Я очень люблю всегда делать дары…
Ребята засмеялись, стали ее хвалить:
— Молодец ты, щедрая!
Послышался голос Гены Фелистеева, сказавшего как бы про себя, но во всеуслышание:
— Конечно, молодец! Не то что некоторые другие. — Положив на стол мешочек, Гена обратился к Пане: — Пестов, прими и от меня.
Что он принес? Любопытные облепили стол, а Гена достал из мешочка подарки, удовлетворенно слушая голоса ребят:
— Железные кошельки, железные кошельки! Ай да Генка!
Да, это были железные кошельки, гордость Фелистеевской коллекции: темные, блестящие, словно отполированные, куски железной руды, круглые, как ядра, и пустотелые. Горняки называют такие куски руды конкрециями, и встречаются они редко.
— Спасибо тебе, Фелистеев, за… — начал Паня.
— Не стоит! — насмешливо прервал его Гена. — Я не за твое спасибо принес, а для школы. Мне не жалко… Я и хрустальное яблоко подарил бы, да у меня такой штуки нет.
Удар был меткий и сильный. Ребята, конечно, сразу поняли Генин намек и, перешептываясь, смотрели на Паню: как-то он выйдет из тупика, в который загнал его Фелистеев? Похоже, что выхода нет, и стоит он неподвижный, краснеет и бледнеет, растерянно глядя на торжествующего Фелистеева.
Нет, слишком рано празднует Гена победу!
— Ошибаешься, Фелистеев, у меня тоже нет хрустального яблока, — сказал Паня тихо. — Не было и нет.
— Не ври людям в глаза, Пестов, не крутись! — быстро ответил Гена.
— Не имею привычки врать! — Паня повернулся к Феде. — Я же тебе передал через Егоршу, что мне твоего подарка не нужно. Ты не пришел выбрать из моей коллекции три любых камня за яблоко — значит, все дело врозь. Так или не так? Признайся, если ты честный.
Расстроенный этой историей. Федя ступил шаг вперед.
— Ты правду говоришь, — признал он.
— Слышали? — спросил Паня у ребят. — Ну и ладно!
Из нижнего ящика шкафа он достал хрустальный шар и протянул его Феде:
— Получай… И зря вы с Фелистеевым такое затеяли. Не вышло у вас, не сварилось.
Это обвинение поразило Федю.
— Ты думаешь… ты думаешь, что мы с Геной… — начал он, отводя Панину руку.
— Конечно, сговорились! Сговорились Паньку-самозванца перед всей школой осрамить.
— Плохо ты обо мне думаешь, Пестов! — воскликнул обиженный Федя. — Не хотел я ничего плохого для тебя… Яблоко я не возьму… Пойдем, Женя! — И, уводя сестру, он пошел к двери.
Паня достал пузырек с тушью и, приказывая своей руке не дрожать, вывел на квадратном кусочке картона:
«Дар Феди Полукрюкова».
— Что, взял, Гена? — спросил кто-то.
— А я ничего не хотел взять, — заносчиво ответил Гена. — Я дал кабинету железные кошельки и… хрустальное яблоко. Сам не жадюга и не люблю жадюг.
Трудно было Пане после этой истории вернуться к обязанностям экскурсовода. Не клеилась речь. Ему казалось, что слушатели думают: «А все-таки он действительно жадюга. Генка вон с какой редкостью расстался, а где пестовские дары? Одним хрусталиком-волосатиком отделался».
К счастью, кабинет вскоре опустел.
— Что ты пишешь? — спросил Николай Павлович, увидев, что Паня заполняет этикетку. — Фелистеев подарил железные кошельки? Ценный дар!.. Посмотрите, Роман Иванович.
Роман, один из ответственных распорядителей карнавала, сел отдохнуть и прокатил по столу хрустальное яблоко.
— Молодцы Полукрюков и Фелистеев! — порадовался он.
— Впрочем, другие экспонаты-подарки так же дороги, — сказал Николай Павлович. — Всё это трофеи в борьбе детской души с тщеславием, а то и просто с жадностью.
Как остро задели эти слова Паню!
Он украдкой бросил взгляд на шкаф самоцветов, еще ниже склонился над столом, еще тщательнее стал выводить буквы и все же мысленно продолжал перебирать школьную коллекцию камень за камнем. Просто совестно смотреть на одинокий маленький и трещиноватый шерл. Бесконечно далеко ему до шерла-великана, занимающего одну из центральных ячеек ящика номер три в коллекции Пестова — Колмогорова. И при мысли об этой редкости Паня вместо обычной гордости почувствовал стыд, неловкость: разве он не «зажал» много отличных камней, разве не по его вине шкаф самоцветов теперь кажется бедным, бесцветным?.. Позвольте, ведь Пестов отдал кабинету столько трудов, столько времени, почему же он казнит себя? Не потому ли, что общему делу он мог дать еще больше и не дал?
«Разве Вадька согласится?» — подумал Паня, но понял, что начинает хитрить перед самим собой, и вздохнул.
— Староста устал и соскучился, — сказал Роман. — Идем, Панёк, посмотришь карнавал.
— Иди, веселись, — добавил Николай Павлович. — Ты много сделал, спасибо тебе!
Из кабинета Паня ушел с таким ощущением, точно услышал незаслуженную и поэтому не радующую похвалу. Только что он неплохо отразил наскок Фелистеева, оправдался перед ребятами и все же чувствовал, что Гена взял верх, так как перед своей совестью Паня оправдаться не мог. Ах, Генка, Генка, как отчаянно ты наступаешь, как теснишь Пестова! И неспокойно, тревожно Пестову, который понял, что не сложит Гена рук, пока не добьется своего… Чего именно?
«А ну его, есть о чем думать! — попробовал отмахнуться от своих беспокойных мыслей Паня. — Лучше на Гранилку побегу».
В поисках Вадика он обошел всю школу.
Везде было шумно, весело.
Во дворе школьники танцевали вокруг баяниста, а на спортивной площадке состязались бегуны, гимнасты и волейболисты и получали из рук активистов родительского комитета маленькие призы: пачку цветных карандашей, общую тетрадь, какую-нибудь книжечку.
Эти развлечения не привлекли Вадика. Он был занят более серьезным делом: лакомился мороженым, сидя на лавочке в саду.
— Панька, ребята говорят, что ты отдал яблоко Федьке, а Федька — кабинету? — сказал он, причмокивая и облизывая пальцы, так как эскимо быстро таяло. — И меня не спросил. Тю-тю яблоко!.. Значит, я дал жен яблоки доставать, а ты… Ух, вкусное эскимо, шоколадное. Надо еще купить.
— Идем на Гранилку, посмотрим, как Неверов работает, — попробовал соблазнить его Паня.
Вадик озабоченно пересчитал на ладони белые монетки и завернул их в рублевую бумажку.
— Мне еще две мороженки надо съесть… даже три… Иди сам! — и он скрылся.
Только теперь Паня увидел Гену и Федю, сидевших на лавочке возле клумбы. Уходя из сада, он с неприязнью подумал: «Дружки-товарищи, оба хороши. Еще что-нибудь придумают».
Действительно, говорили друзья о Пестове.
— Зачем ты о яблоке вспомнил, кто тебя просил? — сердился на своего друга Федя. — Теперь все думают, что мы сговорились Пестова осрамить.
— И жаль, что мы были не заодно, — ответил Гена. — Очень нужно было тебе извиняться перед Панькой, только помешал мне прижечь его. Глупо!
— А ты умный?.. Сам с Пестовым в ссоре и меня все время подбиваешь.
— Здравствуйте! — удивился Гена. — Кто с Панькой в карьере ругался и самозванцем его назвал! Женя мне рассказала, как ты его позавчера тряхнул, чуть душу не вытряс… Понял ты, какой тип Панька, схватился с ним, а выдумываешь, что я тебя в ссору тяну.
Эти слова были настолько справедливы, что Федя смущенно почесал за ухом.
— Добренький ты какой-то, Федька. — Лицо Гены стало жестким. — А с Панькой добреньким нельзя быть, его надо на чистую воду вывести, и я выведу, клянусь! Его коллекцию разорю, и Гора Железная увидит, какой он… Я такую штуку придумал, что… Если ты до конца будешь со мной заодно против Пестова, так я тебе все расскажу. Согласен? Да или нет?
— Нет, — коротко ответил Федя и крепко сжал губы.
— А почему, собственно говоря? Почему ты не хочешь?
— Не желаю с Пестовым воевать! — Федя объяснил: — Мы с ним зря поссорились. Он глупо своим батькой расхвастался, а я глупо за Степана рассердился. Если Панька дурачина, так я не хочу тоже таким быть. Пускай как хочет, а мне наплевать и забыть.
— Пускай как хочет? — переспросил возмущенный Гена. — Ты же видел, чего он хочет — всех унижать. И ты не стерпел, ответил ему в карьере как надо. И еще не стерпишь, будь уверен. Говоришь одно, а сам понимаешь, что Паньку надо так и этак! — При этом Гена шаркнул крест-накрест ногой по дорожке.
Федя хотел возразить, но не успел.
Прибежали взволнованные ребята и сообщили:
— Олесь Грицай из школы номер пять пришел! Он такое на брусьях выделывает, что гости руки себе отхлопали. Генка, иди защищать честь школы!
— Держись, Олесь! — Гена сорвался с места, бросился к воротам сада, но задержался на минуту, сказал Феде: — Молчок о том, что от меня слышал. Пускай будет неизвестно тому человеку, понятно?
— Иди, иди! — ответил Федя, обещая этим, что разговор, имевший место между ним и Геной, останется в тайне.
Окруженный ребятами, Гена помчался защищать спортивную честь своей школы.