Несколько раз стучали, но дверь оставалась запертой. Беседа затянулась. Эта беседа была тяжела для людей, которые так сроднились на трудной работе.
— Я догадывался, зачем вас вызвал Параев, — сказал Павел, когда Самотесов кончил свой рассказ о посещении следователя Параева. — Прокуратура, конечно, должна была заинтересоваться происшествиями на Клятой шахте. Больше того, меня подготовили еще к одной вещи: к тому, что всплывает память о моем отце, что мое имя будет прямо связано с этими происшествиями и… с именем инженера альмаринового акционерного общества Петра Павловича Расковалова.
— Как это вы были подготовлены? — удивился Самотесов. — Говорила мне вчера Валентина Семеновна, да неясно, не понял я толком.
— Я не успел ей всего рассказать. Вы приехали и помешали. — С трудом произнося каждое слово, не глядя на Самотесова, Павел проговорил: — Несколько дней назад, еще до поездки в Горнозаводск, я получил письмо за подписью «Знающий». В этом письме говорилось о моем происхождении, о том, что мой отец был контрреволюционером, что он людей губил, а я, мол, забрался на шахту, чтобы его дело продолжать, вредить государству. Этот «Знающий» советовал мне убраться с Клятой шахты, пока мне не свернули шею.
— Где письмо? — быстро спросил Самотесов.
— Я уничтожил.
— Эх, нехорошо вы сделали! Надо было показать.
— Зачем?
— А затем, что я парторг шахты да и ваш напарник. Я к вам со всей душой, а вы в последнее время от меня таитесь. Вот спасибо вам!
— Поймите меня, Никита Федорович. Я молчал не из скрытности; у меня от вас тайн не было и никогда не будет. Но нехватило сил передать вам эту ложь о моем отце! Ни от кого я не слыхал о нем дурного слова. Даже Абасин — его личный недруг — не мог сказать о Петре Расковалове ничего плохого. В биографии моего отца я вижу лишь одну необъяснимую странность: он внезапно бросил мою мать и уехал в Сибирь перед самым приходом в Горнозаводск советской власти, но я не верю, что он бежал от нее. Это был русский человек. Его мой дед горным рыцарем назвал, рыцарем без страха и упрека. И вдруг эта пакость «Знающего»! Письмо обожгло мне руки…
— Да… Вам, как сыну, это тяжело, — согласился Самотесов, который в это время глядел в окно на шахтный копер, но слушал Павла с напряженным вниманием. — А все-таки нужно было мне письмо показать, да и Федосееву показать не мешало бы. Сами знаете, как вам парторганизация доверяет. Сумели бы в письме этом разобраться, не беспокойтесь. — Он закончил: — Об отце вашем только то и знаете, что он… людей будто губил?
— Только это и было в письме… А вы что слыхали? Вы говорили о моем отце с Федосеевым?
— Ничего не слыхал, — коротко ответил Самотесов. Особая нотка, проскользнувшая в его тоне, заставила Павла поднять голову. В это время он держал таблетку; она выскользнула из пальцев и покатилась по полу. Непослушными пальцами он взял новую таблетку и долго не мог ее проглотить, точно железная рука сжала горло.
— Все кальцекс глотаете? — отметил Самотесов. — Вы бы лучше в воду за скобой не лазили. Мне комсомольцы рассказывали. Без вас обошлись бы. Заболеете еще, чего доброго!
— Болеть нельзя, — решительно проговорил Павел. — Имейте в виду, Никита Федорович: на шахте больше не будет аварий!
— Как это не будет? — усмехнулся Самотесов. — Я бабьих суеверий не признаю, но зарекаться нельзя.
— Не будет! Вы говорили, что на шахте завелась гадина. Я принимаю вашу догадку. Надо как зеницу ока охранять все склады, держать под особым наблюдением механизмы и передвижение материалов. Комсомольцы обещают помочь охране: на ночь выделяют шесть человек. Нужно наметить дополнительные посты. Аварий не будет!
— Что ж, правильно, — согласился Самотесов. — Щели так закроем, что, коли аварии будут, мы увидим, откуда пакость идет: со стороны или с шахты. Только уж вы, Павел Петрович, в другой раз такое не допускайте, и все ладно будет. То, что ваш родитель в Новокаменске работал, парторганизация знала; то, что он, к примеру, делов натворил, вы за это отвечать не можете… Только, если вы хотите, чтобы я с вами крепко стоял…
В этих словах прозвучал приказ: «Не молчи, не таись, говори все, что знаешь!»
— Теперь вам известно обо мне все, что известно мне самому, — тихо сказал Павел.
— Ну что же, — медленно произнес Самотесов, — если мне теперь все известно, так мне больше от вас ничего и не надо! Эх, скорее бы ствол пройти, в шахту влезть!.. Видать, ствол был крепко подорван. Постарались господа-хозяева!
— Да, постарались… С этими словами Павел вышел.