Люди из района
Августовским вечером, около середины седьмой луны по старому календарю[16], бригада из района вошла в деревню через решетчатые ворота с северо-восточной стороны. Член бригады Дун, председатель районного комитета профсоюза, тридцать лет проработавший в батраках, направился к зданию кооператива искать Чжан Юй-миня. Трое его спутников — по внешнему виду это были люди из уезда или, может быть, даже из центра провинции — остались дожидаться у ворот школы. Они сняли вещевые мешки, вытерли потные лица и стали с интересом озираться вокруг, читая расклеенные на стенах лозунги, заглядывая во двор школы.
Напротив школы, под деревьями, сидели, отдыхая, крестьяне. Они с любопытством рассматривали вновь прибывших и втихомолку обменивались замечаниями. Возвращавшиеся с полей тоже задерживались, приглядываясь к незнакомцам. Всеобщее внимание привлек молодой человек среднего роста с высокомерным лицом, который попытался было пошутить с вертевшимся тут же мальчиком. Но тот, непривычный к чужим, смущенно закрыл лицо руками и убежал.
Второй, ростом пониже, постоял немного и пошел вслед за Дуном к кооперативу, спросив на ходу:
— Эй, земляки, Чжан Юй-минь в кооперативе?
Третий, самый худощавый из них, спокойно продолжал стаять у ворот, вторя песне, доносившейся из школы: «Восток алеет, солнце встает. Родился в Китае Мао Цзэ-дун…»
Из кооператива вышли Чжан Юй-минь со старым Дуном и Ли Чан с Лю Манем, загорелым дочерна молодым парнем. У школы они поздоровались с прибывшими, вскинули на спину их вещевые мешки и повели гостей в южную часть деревни. Худощавый бросился за своим мешком, но споткнулся о камень и еле удержался на ногах. Кругом засмеялись. Смущенный парень снова кинулся было догонять, но Ли Чан с Лю Манем отошли уже довольно далеко, и он только крикнул им вслед:
— Нет, нет, я сам понесу свой мешок!
Чжан Юй-минь привел бригаду в дом старика Ханя, бедняка, этой весной вступившего в партию. Он занимал один из домов Сюй Юу, который ему выделили по предложению Чжан Юй-миня. Сын старого Ханя только недавно, после демобилизации, вернулся из провинции Шаньдун. Восьмилетний внук Ханя уже ходил в школу. Старый Хань поместил приезжих в пустовавшей западной комнате, опрятной и тихой, и стал вместе со своей старухой хлопотать на кухне, чтобы накормить и напоить их. Ли Чан с хозяйским видом сразу предложил усесться на кане и, обведя всех дружелюбным взглядом, с удивлением заметил хуцинь[17], привязанный к вещевому мешку одного из прибывших.
Старый Дун перезнакомил товарищей:
— Это Чжан Юй-минь, секретарь партийной ячейки. А это, — указал он на человека с высокомерным лицом, у которого за поясом торчал револьвер, — Вэнь Цай, а тот, сухощавый, — Ху Ли-гун, а вот этот, самый младший, — товарищ Ян Лян.
Затем Дун вытащил из-за пазухи и передал Чжан Юй-миню пакет с письмом секретаря районного партийного комитета, в котором он уполномочивал бригаду провести земельную реформу в Теплых Водах.
— Сколько у вас членов партии? — тоном следователя задал вопрос Вэнь Цай, не обращая внимание на предостерегающий взгляд Ян Ляна.
— Товарищи, наверно, проголодались, надо сначала накормить их, — сдержанно ответил Чжан Юй-минь. — Хань Тин-шуй, помоги отцу поскорее приготовить ужин, а ты, Лю Мань, беги в кооператив, отвесь муки.
Не слушая протестов Ян Ляна, заявившего, что они будут столоваться у крестьян, как полагается командированным, получая зерно по талонам, а приварок за деньги, Чжан Юй-минь пошел в комнату хозяйского сына, принес оттуда лампу на высокой ножке и зажег ее.
— Отдохните немного, я скоро приду, — сказал он старому Дуну и торопливо вышел.
С приезжими остался один Ли Чан. Он отвязал от мешка хуцинь и, настраивая его, стал расспрашивать Ху Ли-гуна, умеет ли тот петь шэньсийские песни.
Вэнь Цай подошел к раскрытой двери и выглянул во двор. Уже темнело; двор был пуст, в кухне напротив суетились старик с женой и сыном, раздувая огонь мехами, лампа тускло светила сквозь пар, поднимающийся над котлом.
Вэнь Цай снова вернулся в комнату и, стараясь рассеять неприятное чувство, вызванное уклончивым ответом Чжан Юй-миня, подозвал старого Дуна. Дун что-то писал, лежа на кане. Старый батрак гордился тем, что, вступив в партию, научился грамоте и теперь умел сам писать письма. Все хвалили его за это. При первой возможности он принимался писать, никогда, не забывал брать с собой бланки профсоюза и собственную печать. Но он не прочь был и поговорить, если к тому представлялся случай.
Когда Чжан Юй-минь вернулся, все уже сидели за ужином. Молча покуривая, он присел сбоку к столу. Ян Лян попенял ему за излишние хлопоты, за белую муку. От раскрытой волосатой груди Чжан Юй-миня несло потом, но Вэнь Цаю почудился и запах вина. В его памяти сразу всплыл рассказ секретаря районного комитета о том, что одно время Чжан Юй-минь, заразившись дурным примером, пил и играл в кости; но Вэнь Цай намеренно пренебрег другой, положительной характеристикой Чжан Юй-миня как секретаря партийной ячейки в Теплых Водах: батрак, дельный работник.
После ужина Ян Лян и Ху Ли-гун предложили поговорить об обстановке в деревне, еще не совсем ясной им, несмотря на общую оценку, которую дали ей секретарь районного комитета и старый Дун. Чжан Юй-минь и Ли Чан выразили свое согласие, но Вэнь Цай нашел собрание слишком малолюдным и предложил ввиду серьезности вопроса созвать весь актив.
— Надо идти вместе с народом, — пояснил он. Чжан Юй-минь и Ли Чан отправились на розыски. Скоро все восемь активистов оказались в сборе: заместитель старосты Чжао Дэ-лу, милиционер Чжан Чжэн-дянь, командир отряда народного ополчения Чжан Чжэн-го, председатель Крестьянского союза Чэн Жэнь, председатель местного профсоюза батраков Цянь Вэнь-ху, заведующий орготделом партийной ячейки Чжао Цюань-гун, агитатор партийной ячейки Ли Чан я секретарь ее Чжан Юй-минь. Не пригласили лишь старосту деревни — Цзян Ши-жуна. Весной его снова вернули на этот пост по предложению Чжао Дэ-лу. «Человек он богатый, — объяснил Чжао Дэ-лу, — времени у него много, пусть побегает по общественным делам. Только большой власти ему нельзя давать». Деревенский актив не протестовал — и Цзян Ши-жун вернулся на старое место.
Активисты не подготовились к собранию и, несмотря на то, что приход бригады обрадовал их, боялись высказываться перед новыми людьми; даже такой испытанный член партии, как Чжан Чжэн-го — командир ополченцев, — о котором говорили, что он не боится ни воды, ни огня и готов все свои силы и самую жизнь отдать на служение бедноте, чувствовал себя связанным; в голове у него теснилось много мыслей, но высказать он их не умел, слова не шли с языка. Не решаясь присесть с другими на кан, он остался стоять в дверях.
Первым заговорил старый Дун.
— Земельная реформа направлена на уничтожение феодальных эксплуататоров, помещиков… — начал он, — крестьяне не должны бояться…
Словоохотливый Дун так увлекся, что заговорил о забастовках канадских рабочих, об итальянских моряках… Слушатели перестали его понимать, а он все более уклонялся от предмета своего выступления — земельной реформы.
Наконец, Вэнь Цай прервал его и предложил собранию перейти к обсуждению конкретных вопросов и прежде всего уяснить себе сущность реформы. Взяв слово, он стал объяснять собранию инструкцию Шаньси-Чахар-Хэбэйского бюро ЦК, которую знал наизусть. Так они беседовали до поздней ночи, пока не убедились, что все они ясно представляют себе стоящую перед ними задачу.
Предполагалось, что вся работа по проведению реформы будет закончена в течение недели или самое большее десяти дней, так как необходимо было считаться и с угрозой гоминдана снова пустить в ход оружие, и с острым положением на Бэйпин-Суйюаньской железной дороге. Вэнь Цай решил назначить на следующий вечер собрания во всех общественных организациях с тем, чтобы все члены бригады выступили с разъяснением политики партии. Крестьян надо было оповестить с утра, прежде чем они выйдут в поле.
Когда активисты разошлись, Чжан Юй-минь задержался, собираясь, видимо, что-то сказать, но Вэнь Цай, не замечая этого, еще раз напомнил ему, что необходимо смелее привлекать массы и развязывать их инициативу. Он высказал удивление, что в деревне так мало членов партии.
Чжан Юй-минь молча выслушал эти упреки. Члены бригады громко зевали от усталости, и ему пришлось уйти. Перед самым уходом Чжан Юй-минь сообщил, что вокруг дома расставлены патрули, а в переулке, за стеной, живут свои люди и что вообще в деревне все спокойно.
Едва Чжан Юй-минь шагнул через порог, Вэнь Цай заметил:
— К чему такие предосторожности? Можно подумать, что это заговорщик из старого тайного общества.