Разговор по душам
В это время Чжан Юй-минь с Ян Ляном прогуливались по фруктовому саду, лакомились зрелыми плодами и собирали их в корзину. Узкие полоски солнечного света, пробиваясь сквозь густую листву, озаряли фигуры людей, ложились золотистыми пятнами на землю.
Прежде этот сад принадлежал помещику Сюй Юу; а при разделе полму досталось дяде Чжан Юй-миня — Го Цюаню.
Ян Лян никогда не видел такой красоты. Бесконечными рядами тянулись фруктовые деревья. Откуда-то из глубины доносились голоса невидимых людей. Тяжелые ветви хулубинов клонились к земле, образуя сказочный шатер, под которым свободно мог бы укрыться маленький домик. Деревья были усеяны крупными плодами — темно-красными, розовыми, темно- и светло-зелеными. Ян Лян и Чжан Юй-минь срывали их, либо поднимаясь на носки, либо низко сгибаясь, чтобы не задеть отягощенных ветвей. Глаза у них разбегались, они протягивали руки то к особенно крупным, то к необыкновенно ярким и красочным яблокам. Воздух был насыщен запахом фруктов, легкие жадно вдыхали тончайший аромат, проникавший, казалось, до самого сердца. Больше всего было хулубинов, но попадались и груши, и хайтаны[36], свисавшие кистями, словно прекрасные яркие цветы. Не удержавшись, Ян Лян сорвал маленькую кисть и залюбовался ею.
Ян Лян расспрашивал, кому принадлежит то или иное дерево, и радовался, когда хозяином его был бедняк. Тогда красные плоды казались ему пурпуром победы, и он принимался подсчитывать доход, который принесут деревья.
— Вот с этого дерева соберут плодов по крайней мере цзиней двести, — сказал он, остановившись возле хулубина.
— Просчитался, товарищ, при таком урожае, как нынче, каждое дерево принесет по меньшей мере восемьсот, а то и больше тысячи цзиней. А если бы пошли поезда и установились настоящие цены, доход с одного му равнялся бы доходу с восьми-десяти му орошаемой земли.
Ян Лян широко раскрыл глаза, пораженный такими цифрами.
— Но настоящий бедняк обрадуется больше орошаемому полю, — продолжал Чжан Юй-минь, — оно надежнее фруктового сада. В этом году плодов видимо-невидимо, а вот прошлый год был неурожайный, даже детишкам не пришлось полакомиться. Да и при хорошем урожае фрукты не заменят зерна. Вот хулубины — красивы, ароматны, а хранить их нельзя, приходится продавать как можно скорее. Если привоз большой, значит, цены низкие. В Калгане, конечно, их можно бы продать по двести-триста юаней за цзинь, но перекупщики еле дают по сто. А чуть опоздаешь — и того меньше. Попорченные фрукты обычно оставляют себе: сушат для детей.
Ян Лян стал снова прикидывать, какой же доход можно собрать с сада бывшего помещика Сюй Юу, розданного теперь двадцати беднейшим семьям. Если с десяти му собрать тридцать тысяч цзиней и выручить три миллиона юаней, каждой семье достанется по сто пятьдесят тысяч, а на них на рынке можно купить семьсот пятьдесят цзиней пшена. Семья из трех человек, если у нее есть еще какой-то приработок, — как-нибудь перебьется. Но, конечно, лучше всего иметь хоть немного пахотной земли.
Ян Лян расспрашивал, сколько фруктовых садов во всей деревне, кому они принадлежат — помещикам или кулакам, — запоминал фамилии владельцев.
По мере того как они углублялись в сад, тишина и безлюдье становились все более ощутимыми. Только один Го Цюань шел позади и разравнивал землю после них: если кому-нибудь вздумалось бы прокрасться в сад и оборвать фрукты — нетрудно было бы обнаружить следы.
Покончив с подсчетами, Чжан Юй-минь снова вернулся к прерванному разговору.
— Неужели ваши товарищи еще не поняли, что на собрании я не мог назвать имени Цянь Вэнь-гуя? У него глаза и уши даже среди активистов, и не успеем мы приступить к делу, как он улизнет. А кроме того, если мы поднимем вопрос о нем, а решение не пройдет, все полетит к чорту. Ведь у каждого на душе скребет: «Первой сгниет балка, что высунется из-под крыши».
— Ты установил за ним слежку?
— Даже ополченцам я не смею сказать всего. Не все такие, как Чжан Чжэн-го. Вот это молодец, понимает свой долг, для него существует только партия.
— А староста Чжао Дэ-лу? Ведь он давно в активистах, человек неглупый, да и бедняк. У жены даже платья нет. Неужели и он ненадежный?
— Головой он все понимает, да робеет. На борьбу его не поднимешь. В этом году он занял у Цзян Ши-жуна два даня зерна и думает, что никто об этом не знает. А того, кто должен помещику, не заставишь пойти против него, — так опутан каждый крестьянин. С каким бы помещиком ни начать борьбу, всегда найдутся противники.
— По-твоему, значит, начинать нужно с него?.. Вытащить за бороду злодея Цянь Вэнь-гуя? И даже актив не всегда надежен? Так, что ли?
— Да. Не скажу, что все ненадежны, но если на собрании одна половина будет молчать, разве другая выскажется? Кое о чем мы разговариваем, да только между собой. Вот, к примеру, Чэн Жэнь. Был батраком у Цянь Вэнь-гуя, потом стал его арендатором. Теперь он председатель Крестьянского союза. Казалось бы, кому же быть активным, как не ему? И верно, в любом деле он пойдет впереди, а тут прикидывается дурачком. Человек он честный, руководитель хороший, но сердце у него не камень, не может он забыть племянницу Цянь Вэнь-гуя. Вот поживешь у нас, во всем разберешься. Все крестьяне ждут, что борьбу начнут активисты, а те ни с места. Ну, как тут быть?
— Надо подумать. Неужели во всей деревне не найдется смельчака, чтобы выступить первым? Конечно, впереди пойдут те, кто больше всех пострадал. Если активисты не начнут, мы найдем кого-нибудь из крестьян, и тогда личные связи активистов нам не будут страшны.
— Пока в сознании крестьян нет перелома, уговаривать их бесполезно, — сказал Чжан Юй-минь и привел в пример Хоу Чжун-цюаня.
При прошлых расчетах с помещиками Чжан Юй-миню казалось, что руководить массами дело нетрудное — народ охотно шел за ним. Но теперь задача была много сложнее: народ должен не только взять землю, но и сплотиться в борьбе за нее, разогнуться, расправить плечи и понять, наконец, что он стал хозяином новой жизни. Поэтому-то Чжан Юй-минь действовал особенно осторожно, и каждая помеха волновала его; но он упорно шел к своей цели.
Поделившись с Ян Ляном своими сомнениями, он почувствовал большое облегчение. Поддержка Ян Ляна воодушевила его, придала больше смелости. Чувствуя в Ян Ляне опору, он согласился с ним, что необходимо сегодня же поставить перед Вэнь Цаем вопрос о расчетах с помещиками и сегодня же обсудить его после собрания.
Взглянув на солнце и увидев, что время уже не раннее, Чжан Юй-минь первым покинул сад, захватив корзину с фруктами, а Ян Лян пошел к сторожке Го Цюаня.
Молчаливый старик с длинными усами сидел неподалеку от сторожки, прислонившись к дереву; задумчивая довольная улыбка бродила по его лицу. Возле него стояла корзина с попорченными плодами.
— Зачем они тебе? — спросил Ян Лян.
— Ты думаешь, все это гниль? — засмеялся старик. — Нет, у некоторых половинки хорошие. Можно высушить, а потом с ними чай пить. Ведь раньше, товарищ, мы не смели даже гнилье подбирать. Лет шестьдесят я только посматривал на фрукты, не пришлось их пробовать. И теперь, разве я брошу паданец, хоть у меня целых три с половиной дерева? Ни за что!
«А с какой щедростью старик угощал Чжан Юй-миня, — подумал Ян Лян. — Даже обещал прислать фрукты домой, если ему будет некогда прийти самому». И Ян Лян произнес вслух: — Ты добрая душа. Мы и так много набрали у тебя.
— Много? Ничуть. Разве не от вас все это? — назидательно сказал старик. — Вы люди хорошие, роздали имущество богатых нам, беднякам. Вся деревня понимает, что и теперь вы пришли по такому же делу.
— А ты знаешь, кто мы такие? Почему занимаемся этим делом? — заинтересовавшись, спросил Ян Лян.
— Вы? — гордо улыбнулся старик. — Вы Восьмая армия. Коммунисты! Так приказал вам ваш голова, председатель Мао.
— А как ты думаешь, дядя, почему приказал так председатель Мао?
— Он старается для нас, бедных. Он царь бедняков, — все шире улыбался старик.
— Ха-ха, — рассмеялся Ян Лян и негромко спросил: — А у вас в деревне есть коммунисты?
— Нет.
— А ты откуда знаешь?
— В деревне я знаю всех, все крестьяне, коммунистов у нас нет.
— А что, дядя, если бы в деревне была коммунистическая партия, ты вступил бы в нее?
— А почему бы и нет? Только бы нашлись еще охотники. А если других нет, мне одному соваться незачем.
— Чего ж тебе бояться?
— Я не боюсь, но разве мне одному такое дело поднять?
— А, вот что!.. — Яну все больше нравился старик, и он открыл ему, что в Теплых Водах давно уже есть партийная организация. Он, старик, не знает о ней, потому что беспартийный. Ян Лян посоветовал ему вступить в ряды партии; она так крепко объединяет всех трудящихся, что никакая сволочь им не страшна. Старик слушал его со счастливой улыбкой.
— Прежде чем вступить в партию, мне нужно посоветоваться с одним человеком.
— Разве о таком деле можно советоваться? — возразил Ян Лян. — Ты сам себе хозяин. А вдруг твой советчик окажется негодяем?
Старик, видимо, смутился.
— А мой племянник Чжан Юй-минь? Он-то человек подходящий, как ты думаешь? — нерешительно пробормотал он.
— Этот-то подходящий! — засмеялся Ян Лян.
Уже темнело. Ян Лян долго пожимал руку Го Цюаню, обещая еще раз навестить его. Старик на радостях предлагал Ян Ляну поужинать с ним, но Ян Лян торопился. Уходя, он то и дело оглядывался на старика, на расплывающиеся в сумерках очертания плодовых деревьев.