Помещица
С приходом в деревню бригады районных работников среди школьников участились драки. «Долой помещичьих сынков!» — кричали ребята победней, и какой-нибудь мальчишка из богатой семьи поднимал рев. Во время игр озорники нарочно сбивали с ног детей, даже в будни одетых наряднее, чем остальные. Поднимался невообразимый шум, и учителям приходилось разнимать дерущихся.
После уроков школьники пели песню, которой обучил их Ху Ли-гун. Ее слова пришлись по душе детям бедняков. «Веками помещики нас угнетали. Восстанем же, рассчитаемся с ними…» — неслись звонкие детские голоса.
Учитель Лю никогда не наказывал детей бедняков и только ласково выговаривал им.
— Зачем вы их обижаете, — объяснял Лю драчунам. — Не могут они отвечать за отцов.
А помещичьих сынков, слабых и трусливых, которым теперь больно доставалось, он утешал:
— Вы должны будете работать и жить своим трудом, чтобы стать достойными гражданами. Потолкуйте со своими родителями. Пусть одумаются, не то рано или поздно им придет конец…
Учитель Жэнь вел себя иначе. Не смея выступить открыто, он грозно смотрел на детей в туфлях на босу ногу и злобно шипел:
— Рано обрадовались! Вот придет гоминдановская армия — всех вас, щенков, заберет!
Одни пугались и больше не озорничали, другие же потихоньку рассказывали об угрозах Жэня учителю Лю, а тот все запоминал, но до времени помалкивал.
Детей богатеев Жэнь пробирал слегка для вида, но всем своим поведением выказывал им сочувствие в надежде, что они сообщат об этом своим родителям. Он наведывался к помещикам как бы невзначай, мимоходом бросал туманные слова, сеявшие тревогу, а потом намеками пробуждал смутные надежды.
— При коммунистах, — говорил он, — богатых ждут нескончаемые обиды. Но, — добавлял он, — долго это не протянется. Где уж коммунистам справиться со старым Чан Кай-ши. А если бы и справились, с Америкой им не совладать. Рано или поздно, а коммунистов сметут с лица земли.
Учитель Жэнь был человек без средств; он происходил из обедневшей чиновничьей семьи. Все его сочувствие было на стороне богатых. Для них он старался, рассчитывая поживиться объедками с их стола. Он не любил бедняков, ненавидел активистов, лелеял в душе надежду на полный провал земельной реформы или по меньшей мере — на какие-нибудь беспорядки и волнения.
В день возвращения старого Дуна из деревни Лиюй учитель Жэнь отправился к помещику Ли Цзы-цзюню, который жил в последнем оставшемся у него доме. К высоким воротам вели каменные ступени. Тяжелые, обитые железом створки были только прикрыты.
Жэнь без стука вошел во двор и только успел свернуть налево, как из-под навеса на него бешено залаяли две собаки, привязанные к столбу длинной железной цепью. Отойдя в середину двора, Жэнь крикнул:
— Старший брат!
Долго никто не откликался. Наконец из дома вышла старшая дочь помещика, одиннадцатилетняя Ли Лань-ин. Девочка недавно вернулась из школы, лицо и руки ее еще были запачканы тушью. Увидев учителя, она степенно спросила:
— Вы к отцу? Его нет дома.
— А мать?
Жэнь Го-чжун огляделся вокруг. На проволоке висело белье — детские платья, штаны и передник из красного шелка. У восточного флигеля стояли два больших решета с мелко нарезанными для сушки фруктами.
— Мама на заднем дворе, — смущенно ответила девочка.
Жэнь Го-чжун догадался, что́ здесь происходит, но решил зайти в дом и собственными глазами убедиться в правильности своих предположений.
— Мама занята, — настойчиво повторила девочка и тут же громко крикнула:
— Мама, тебя спрашивает учитель Жэнь!
Полная женщина лет тридцати торопливо вышла из сарая; лицо ее выражало тревогу, но гостя она приветствовала с улыбкой:
— Ах, это ты? Заходи в дом, прошу!
К ее волосам, к цветной кофточке пристали соломинки.
— A-а, невестка Ли! Прячешь документы в соломе? Это не дело! — Жэнь Го-чжуну пришла на ум злая мысль подшутить над помещицей.
Она невольно вздрогнула от слов Жэня, но тут же взяла себя в руки:
— Документы на землю? Я давно уже собрала их и сложила в шкатулку. Ты за ними? Ну что ж, если Крестьянский союз даст тебе согласие…
— Нет, я не за документами. За ними рано или поздно явятся другие, — уклончиво ответил Жэнь Го-чжун.
Она повела его не в жилой дом, а в восточный флигель, где перед большим каном стояли два котла, а у стены напротив — два шкафа полных посуды; ярко сверкали тщательно начищенные металлические судки для масла, соли, сои и уксуса. Зачерпнув воды из чана блестящим медным ковшом, она налила ее в расписной фарфоровый таз и стала смывать глину с рук.
— Достается вам теперь, богатым женщинам, — улыбаясь, заметил Жэнь Го-чжун. — Просто мученицы стали!
Жена Ли Цзы-цзюня была с характером. Дочь первого богача в деревне Уцзябао, она не знала забот в родном доме, лишь забавы ради вышивала стебельки да цветочки. Первые годы замужества она прожила тоже в богатстве. Но Ли Цзы-цзюню, азартному игроку и курильщику опиума, не хватало даже его больших доходов, и он ежегодно продавал часть доставшейся ему от отца земли.
При японских властях Цянь Вэнь-гуй настоял на том, чтобы Ли Цзы-цзюнь пошел в старосты. Обычно старосты использовали служебное положение для наживы, но его, Ли Цзы-цзюня, обирали все, кто мог. Чтобы развязаться, наконец, со своей службой, он вынужден был продать сто му земли, дом и послать Цянь Вэнь-гую крупную сумму денег в виде отступного. После капитуляции Японии дела Ли Цзы-цзюня очень поправились. Он мог бы держать постоянных батраков и даже домашнего слугу, который бы стряпал, носил воду и бегал в город за покупками. Но жена сама отказалась от слуги. Поняв, что времена настали плохие, она уговаривала и своего мужа:
— Ведь у нас осталось не так много земли, а деньги у тебя не держатся… Вся деревня смотрит на тебя, поменьше бы бросался деньгами!
Она вместе с мужем принимала арендную плату, не давая ему забирать все себе. И ей удалось собрать немалые сбережения. Когда к власти пришли бедняки вроде Чжан Юй-миня, она поняла, что ее дело плохо, и стала прибедняться, скупясь даже на еду и одежду. Она приветливо встречала деревенские власти и активистов, жаловалась на плохое здоровье Ли Цзы-цзюня, хотя он и бросил курить опиум; плакалась, что у нее четверо детей и все малолетние, что на мужа надежда плохая и она не знает, что ее ждет в будущем.
Она приучала к хитрости и детей, внушала им, чтобы они никого не обижали и хорошо учились. Дети у нее были понятливые — не пели дома песен, которым их обучали в школе, не рассказывали о том, что происходит на собраниях.
Она ненавидела Цянь Вэнь-гуя с его шайкой, но до смерти боялась Чжан Юй-миня и его товарищей. Однако иногда зазывала к себе Чжан Юй-миня, прослышав, что тот не прочь выпить. Но ее бывший батрак вел себя очень сдержанно, отказывался от угощения и уходил, не прикоснувшись к вину.
Две недели тому назад она побывала у матери. В деревне Уцзябао борьба с помещиками носила ожесточенный характер. Ее брат пытался бежать в город Чжолу, но крестьяне поймали его и вернули обратно, отобрав все документы даже на ту землю, что была приобретена семьей сто лет тому назад. Всех ее близких постигла одна и та же судьба. Воды Хуанхэ текли на восток, и повернуть их вспять не было дано никому!
Вернувшись домой, она решила, что Ли Цзы-цзюню следует скрыться на время в Калгане, а ей самой придется остаться. Ведь она — женщина, Чжан Юй-минь и его товарищи не могут обойтись с ней жестоко. Нужно только суметь подладиться к ним да упросить их.
Но Ли Цзы-цзюню ее план не понравился. Считая, что у него в деревне врагов немного, он под разными предлогами все оттягивал свой отъезд. Дни он проводил в фруктовом саду, по ночам же изредка приходил домой. А жена его зарывала в землю все ценное: одежду, зерно, сундук с драгоценностями. Дни и ночи она все что-то укладывала и перекладывала. Восход солнца заставал ее за работой, до позднего вечера она не присаживалась. Нужно ведь было и за ворота выйти, показаться на улице, узнать новости, передать их мужу.
Вымыв руки, помещица достала ключ и отперла дверь в обращенный на юг дом; очень нарядный, с блестящей лакированной резьбой на стенах и потолке, с разрисованным каном, дом теперь был заставлен ящиками, чанами с зерном, большими и маленькими корзинами. На всем лежала печать запустения, воздух был спертый. Солнце не проникало сюда даже днем; прибитые к окнам цыновки охраняли эту сокровищницу от посторонних взглядов.
Помещица быстро набрала полмиски белой муки и поспешила на кухню, чтобы замесить тесто и угостить учителя. Она надеялась выведать от Жэнь Го-чжуна важные для мужа новости.
— Ого! Как много белой муки! Богато живете! У кого же, как не у вас, отбирать имущество в пользу бедняков? — не без злорадства сказал Жэнь, следуя за ней на кухню.
— Что же, отбирать, так отбирать! Все равно, всему придет конец… Но чему ты-то радуешься? Ведь тебе ничего не достанется. А что слышно у вас в школе?
— Как будто ничего нового. Поговаривают, что опять предстоят расчеты с богачами. С теми, кто уцелел в прошлом году. Теперь доберутся до самых крупных помещиков-феодалов и эксплуататоров.
— А кто это помещики-феодалы? — испуганно спросила помещица, продолжая месить тесто.
— Это такие, как вы, что живут доходами с аренды. На классной доске все точно указано. Их нужно начисто уничтожить!
Сердце ее обдало холодом, руки опустились. Собравшись с силами, сна хотела было задать еще вопрос, но под навесом залаяли собаки. Кто-то прикрикнул на них: это вернулись к ужину поденщики, носившие в город фрукты из сада Ли Цзы-цзюня.
Она выглянула за дверь.
— A-а! Вот кстати пришли! Замучились, наверно. Сегодня у нас на ужин лепешки. Ха-ха! Ко мне пришел учитель Жэнь. Когда я доставала муку, у него глаза разгорелись. Хочет забрать наше имущество и разделить между бедняками! Ладно, зерно в земле растет! Не все ли равно, кто его съест? Все мы свои люди. Ха-ха!
В комнату вошло трое высоких крепких парней в куртках нараспашку. Лиц в сумерках нельзя было разглядеть.
— Присаживайтесь на кан, сейчас зажгу лампу.
Своими когда-то холеными руками она поставила на низенький столик посреди кана лампу на тонкой ножке, чиркнула спичкой. Отблески красно-желтого пламени запрыгали по ее пухлому лицу.
Один из мужчин сел на край кана и принялся раздувать огонь мехами. Она вежливо, но настойчиво сказала ему:
— Я справлюсь сама. Отдыхай, ты ведь целый день был в пути. В котле кипяток, напейся!
Жэнь Го-чжун решил, что незачем ему сидеть здесь, смотреть, как помещица лебезит перед измученными долгой ходьбой батраками.
— А когда брат Ли вернется? — спросил он.
— Не скажу точно, — нерешительно начала она. — Ты насчет фруктов? Тогда иди в сад, ты найдешь его там.
— Насчет фруктов? — удивился Жэнь, но, бросив взгляд на работников, поспешил ответить:
— Да, да. Но не обязательно сегодня, договорюсь в другой раз. Уж поздно, я пойду, — и не дожидаясь ответа, он торопливо вышел из комнаты.
В воротах он столкнулся с детьми, руки у них были полны фруктов.
— Отец еще в саду?
— Да, он еще там, — в один голос ответили дети, даже не посмотрев на него.