Предложение Ян Ляна
На улице Ян Ляну сообщили, что Вэнь Цай вернулся и разыскивает его; и Ян Лян заторопился домой. Еще во дворе он расслышал веселый голос Вэнь Цая, который рассказывал, как успешно идет работа в деревне Лиюй. Когда Ян Лян вошел в комнату, Вэнь Цай лишь кивнул ему и продолжал:
— Там все очень просто. Завтра вечером состоится собрание. Сорок девять семей будут бороться против одного кулака. Вот где действительно бедность: один кулак на всю деревню!
— Сколько же земли придется крестьянам? — сдержанно спросил Ху Ли-гун.
— У кулака больше тридцати му, ему оставят двадцать, да три му виноградника выделят еще старому Дуну. Ха-ха! Тебе нужен виноградник, старый Дун? Кто его будет обрабатывать?
Старик Дун, который сидел перед столиком на кане и чистил револьвер, густо покраснел. Вэнь Цай стал потешаться над ним:
— Скоро будем ка твоей свадьбе пировать? Уж мы этого случая не упустим!
Но Дун стал отпираться. Ему не надо ни виноградника, ни жены.
По отрывочным словам, которые уловил Ян Лян, положение в деревне Лиюй показалось ему далеко не блестящим. Но считая неудобным вдаваться в подробности, он заметил только:
— Значит, на сорок девять семей приходится десять му? Да из них три му старому Дуну?
— Нет, не торопись, товарищ, — все так же самодовольно ответил Вэнь Цай. — Не совсем так. Крестьяне арендуют землю в других деревнях. Более пятидесяти му в Теплых Водах, около десяти — в Лунвантане, и на каждую бедняцкую семью придется в среднем по два му. Верно, старый Дун? Крестьяне рады-радешеньки.
— Да, так. Активисты довольны, — подтвердил старый Дун.
— Я считаю, что там партийная ячейка крепче, чем в Теплых Водах. А ты как думаешь, старый Дун? — сказал Вэнь Цай.
— И здесь не хуже. Но деревня Лиюй поменьше, там работать легче. Чжан Юй-минь руководит тоже неплохо. Но здесь обстановка сложнее.
Старый Дун обернул револьвер в красный шелк и сунул его в кобуру.
— Так, пожалуй, выиграют от реформы одни арендаторы, а безземельные ничего не получат, — заговорил Ян Лян. — Активисты рады, а все ли крестьяне довольны? Как же это так — на сорок девять бедняцких семей один кулак?
Вэнь Цаю показалось, что Ян Лян нарочно придирается к нему, и он холодно бросил:
— С кем же бороться, если нет врага? Вот приходи туда завтра. Собрание мы подготовили.
«Одно дело подготовить собрание, другое — провести реформу как следует», — подумал про себя Ян Лян.
Вэнь Цай стал расспрашивать, о том, что случилось в его отсутствие; Ян Лян и Ху Ли-гун подробно рассказали ему обо всем и о новом предложении, которое они уже обсудили с Чжан Юй-минем и Чжао Дэ-лу — о продаже фруктов помещиков до передела земли.
Вэнь Цай терпеливо слушал с видом человека, который только один знает толк в политике. Ему все меньше и меньше нравились его два молодых товарища, которые так охотно несли свои скромные познания в массы и так упорно настаивали на своем.
«Провести какое-нибудь обследование — на это вы еще способны, но на большие дела вас не хватит», — думал он. Пытаясь подражать опытным политическим деятелям, он сыпал цитатами, но, по существу, был беспомощен и сам не знал, как взяться за дело. По его собственному признанию, он выше всего ценил осторожность и поэтому не делал серьезных ошибок. Всегда считая себя правым, он критиковал других жестоко и с апломбом.
Такой человек не набьет себе шишки. Даже если, выступая перед массами, он попадет в затруднительное положение, то сумеет выпутаться, не роняя своего достоинства. Оплошает — поправит дело шуткой, жестом, ловко отклонится от существа вопроса, свалит вину на другого. Сначала такие люди кажутся очень активными, они способны кое-кого ослепить, но широким массам трудно отличить их от оппортунистов, затесавшихся в ряды революционеров.
— Гм, а этого Лю Маня я знаю, — вдруг сказал Вэнь Цай, вспомнив о встрече с Лю Манем на дороге. — Он походит на душевнобольного, да и брат у него сошел с ума… Не наследственность ли это? Не скажешь ли, старый Дун, у них в семье есть еще больные?
— Не слыхал, — буркнул тот. — А дело его весной рассматривалось в суде. Здешние активисты опасаются, что они чего-то не доглядели. Это все рука Цянь Вэнь-гуя и Цзян Ши-жуна. Верно, Лю Мань был коммунистом, но даже в районе не разберутся, почему он выбыл из партии.
Вэнь Цай был твердо убежден, что все старосты — предатели и жулики. Он не допускал и мысли, что старосту можно было притеснениями довести до нищеты и даже до безумия. Возможно, что Цянь Вэнь-гуй — самодур, что он чинит в деревне суд и расправу. Но семья его — из трех человек — владеет всего десятью му земли. Нельзя же считать за Цянь Вэнь-гуем те пятьдесят му, которые он выделил сыновьям. Выходит, что он, самое большее, середняк. Не имеет особого значения и то, что он сдает свою землю в аренду. Нам надо твердо помнить, что у него сын в армии. Он отец фронтовика, и ухудшать его положение нельзя. А уж бороться против него совершенно невозможно. Правильно, что деревенские власти не объявляют Цянь Вэнь-гуя врагом. Нельзя согласиться с Чжан Юй-минем. Да и что это вообще за манера работать — на собрании молчать, а после собрания шептаться? Так только сбивают людей с толку и расстраивают ряды.
Вэнь Цай не отрицал, что у Ян Ляна и Ху Ли-гуна есть и свои достоинства: так, например, они легко сближаются с массами, но зато неспособны к анализу обстановки, поддаются посторонним влияниям. Вэнь Цай уже указывал им на случай со статьей, написанной неизвестным на классной доске. Вэнь Цай полагал, что эта статья выражает мнение масс. А Ян Лян и Ху Ли-гун по неопытности поверили Ли Чану, утверждавшему, что это подрывная работа реакционных сил. Разве Ли Чан не одного рода с помещиком Ли? Все здешние активисты думают только о своей выгоде. И как назло его два молодых неопытных товарища во всем доверились им.
Ли Цзы-цзюнь и Гу Юн — оба пользуются недоброй славой, думал старый Дун. Передел их земли обрадовал бы всю деревню. Но рассчитываться с ними, мстить им почти не найдется желающих: одни сочувствуют Гу Юну, другие помнят мелкие щедроты помещика Ли и не согласятся обойтись с ним жестоко.
Старый Дун обычно соглашался с мнением Чжан Юй-миня, но был, однако, осторожнее его и недоверчивее. Кроме того, ученость Вэнь Цая подавляла его. Он не решался спорить с ним, сбивался, не умел настоять на своем.
Спор затянулся на несколько часов; наконец Ху Ли-гун потерял терпение и, вскочив с места, проговорил:
— Если мы будем так пререкаться, нашу работу ждет полный провал. Я участвовал в борьбе за снижение арендной платы и ростовщического процента, но такой канители, как здесь, еще не видывал.
— Правильно, и мне думается, что нам очень трудно добиться единодушия, — ответил Вэнь Цай. — Слишком много у нас разногласий. Мы действовали слишком демократично, и теперь трудно установить централизм. А самое важное — далеко не все из нас одинаково разбираются в политике. Все же я не нахожу, что наша работа уж так плоха, как тебе хочется… нет, как тебе кажется, Ху Ли-гун, ха-ха…
Бесспорно, размышлял Ян Лян, с такими помещиками как Ли, следовало бы рассчитываться полностью и без колебаний. Но классовое сознание у крестьян еще не достаточно развито. Они не понимают, что их враг — любой помещик, у которого они арендовали землю, который эксплуатировал их труд. Они ненавидят только помещиков-злодеев, кровопийц и насильников. Поэтому только после расправы с помещика ми-злодеями у них подымется рука и на остальных. Если бригада не сумеет своими силами воздействовать на крестьян, придется отправиться за советом в район или уезд. Но он тут же одергивал себя: это значит расписаться в своей неопытности, неумении сработаться с товарищами. «Разве дело в том, чья возьмет в нашем споре — говорил он себе. — Надо провести одно-два мероприятия, доказать правильность нашей точки зрения на практике». И он внес предложение: наметить новый план борьбы, продумать его, учитывая неудачный опыт с Ли Цзы-цзюнем, и обеспечить новому плану победу. Успех, хотя бы и небольшой, воодушевит крестьян, поднимет их на борьбу в большем масштабе. Ряд таких мелких побед обеспечит исход решающей битвы.
Предложение Ян Ляна было принято единогласно, тем более, что от него ничье самолюбие не страдало. Гнетущая атмосфера недомолвок и недоверия рассеялась. Все дружно принялись обсуждать подготовительную работу. Решили в первую очередь рассчитаться с Цзян Ши-жуном.
Ху Ли-гун рассмеялся, вспомнив, как Го Фу-гуй, арендатор Цзян Ши-жуна, подрался в кооперативе.
— Отец не сумел, пусть сын добудет победу!
— Правильно! Он не трус, он пойдет на линию огня! — подхватили другие.
Старый Дун сказал, что Цзян Ши-жун — человек ловкий, может провести любого, что необходимо поэтому поговорить с арендаторами, объяснить им, почему надо рассчитываться с Цзян Ши-жуном и как это сделать. Когда шли к помещику Ли, арендаторы нетвердо знали, почему у него следует отобрать документы. Они не вполне уяснили себе, что идут не на вымогательство, не на грабеж, что в этих документах их кровь, их пот. Вэнь Цай еще добавил несколько слов о разделе конфискованного у помещиков имущества. Новый план воодушевил всех, создал веселое настроение, вызвал уверенность в победе.
Все отправились в кооператив, чтобы все обсудить с Чжан Юй-минем и Чэн Жэнем.