ПРОПОВЕДЬ, СКАЗАННАЯ ИНКВИЗИТОРАМ САРАГОСЫ
I. В 1693 году позволили напечать указ главного инквизитора, запрещавший чтение произведений Барклая как содержащих несколько еретических тезисов, между прочим тот, который утверждает, что папа не имеет права низлагать королей и освобождать подданных от присяги в верности, и другой, который ставит верховного первосвященника ниже Вселенского собора. Таково было расстройство, царившее в сфере идей и в состоянии знаний в несчастное царствование Карла II. В подтверждение сказанного я приведу проповедь этой эпохи, которая была сочтена достойной чести напечата-ния. Она была произнесена братом Мануэлем Геррой Риберой, матуринским монахом, доктором богословия, профессором Саламанкского университета, королевским проповедником, синодальным экзаменатором Толедской архиепископии и трибунала апостолической нунциатуры. Он произнес эту проповедь в церкви францисканского монастыря в Сарагосе перед арагонскими инквизиторами 1 марта 1671 года, в воскресенье Великого поста, в день чтения ежегодного указа о доносах. Основой проповеди он избрал положенное на этот день место из Евангелия, которое повествует об изгнании Иисусом немого демона и о негодовании фарисеев, утверждавших, что он делает это именем и силою Вельзевула, князя бесовского. Вся его речь была рядом аллегорий, составленных в похвалу святого трибунала и соединенных с возмутительной непристойностью и с нелепым искажением слов Евангелия.
II. Пусть судят об этом по следующим выдержкам. Вступление гласит так: «В первый день марта Моисей открыл скинию, Аарон облачился в первосвященнические одежды, и старейшины колен обещали повиноваться его законам, потому что в первый день марта надлежало открыть церковь Св. Франциска Ассизского в Сарагосе для обнародования апостолических декретов, повелевающих доносить на еретиков инквизиторам, наместникам верховного первосвященника; первые жители города должны были дать здесь обещания верно исполнять эти приказы. Аарон был инквизитором закона, и ныне его представляют инквизиторы Арагона. Иисус Христос был обвинен в суеверии — это преступление инквизиторов. Итак, я сведу свою речь к двум пунктам: первый — обязанность доносить; второй — святость службы судьи-инквизитора…
III. Первый пункт. Религия есть войско; каждый солдат должен извещать своего начальника, если он знает, где находятся враги; если он этого не делает, он заслуживает наказания как изменник. Христианин — воин; если он не доносит на еретиков, он изменяет; по справедливости он будет наказан инквизиторами. Св. Стефан просил Бога, когда его били камнями, не вменять его гонителям их греха. Но эти люди совершили два греха: они согрешили против него, избивая его камнями, и против инквизиции, противясь Духу Святому. Он просит милости у Бога к своим врагам за преступление его умерщвления, и он может это делать. Но он не старается получить для них прощения за другой грех, потому что он видит инквизицию и грех уже объявлен самому Богу. Иаков покидает дом своего тестя Лавана с Рахилью, не прощаясь с ним. Почему он не оказывает уважения, приличествующего зятю? Потому что Лаван — идолопоклонник. Когда идет речь о вере, надо предпочесть религию человеческим соображениям; следовательно, сын должен донести инквизиции на отца, если тот оказался еретиком. Моисей стал инквизитором против своего деда по усыновлению фараона, утопив его в море, потому что он был идолопоклонником, и против своего собственного брата Аарона, упрекая его за согласие на литье золотого тельца; итак, когда существует проступок против инквизиции, не следует принимать во внимание родство. Иисус Навин стал инквизитором против Ахана, повелев его сжечь за то, что он похитил часть добычи из Иерихона, которая должна была быть сожжена; итак, справедливо, что еретики умирают в огне. Ахан был начальником колена Иудина; тем не менее на него был сделан донос; итак, на всякого еретика следует доносить, хотя бы это был принц королевской крови…
IV. Второй пункт. Петр был инквизитором против Симона-волхва;[238] итак, уполномоченные и заместители наместника Петра должны карать волхвов. Давид стал инквизитором против Голиафа и против Саула; он был суровым инквизитором по отношению к первому, потому что Голиаф своевольно издевался над религией; он был снисходителен ко второму, потому что Саул действовал не вполне свободно, так как был одержим злым духом; инквизитор Давид смягчил суровость своего правосудия, услаждая приятными звуками арфы слух Саула; итак, камень и арфа означают меч и оливу службы инквизитора. Книга Апокалипсиса запечатана семью печатями, потому что она изображает судопроизводство инквизиции, которое ведется так тайно, что кажется запечатанным семью тысячами печатей, только лев может их открыть, и он становится затем агнцем. Можно ли видеть более поразительный образ инквизитора? Для открытия преступлений — это лев поражающий; по открытии их — это агнец, который обходился со всеми преступниками, занесенными в книгу, с добротою, кротостью и состраданием. Старцы предстоят со склянками, а не с бутылками, и эти склянки имеют узкое горлышко; итак, инквизиторы и служители должны говорить немного. Эти запахи приятны: св. Иоанн говорит, что они изображают молитвы святых; это не кто другой, как инквизиторы, которые молятся перед произнесением приговоров. Текст гласит, что служители носят шпинеты;[239] почему бы им не быть лютнями и гитарами? Потому что это им не подходило бы; струны этих двух музыкальных инструментов выделываются из шкур животных, а инквизиторы ни с кого не сдирают кожи. Шпинеты имеют металлические струны; поэтому инквизиторы обязаны употреблять железо и применять его сообразно обстоятельствам и нуждам виновных. Гитары касаются рукою — символом деспотической власти; шпинет приводится в действие пером — символом знания; так и должно быть, потому что инквизиторы руководствуются знанием, а не деспотизмом. Рука зависит от тела и от его влияний; перо есть предмет, который нельзя разнять и который независим от влияний; итак, подобает, чтобы это был шпинет, а не гитара, потому что приговор, выносимый инквизитором, не продиктован никаким посторонним влиянием».
V. Я не продолжу дальше этих выдержек, вдохновленных безумием и появившихся под титулом евангельских проповедей. Я надеюсь, что меня извинят за представление их образчика, если поймут, что они дают понять состояние просвещения и вкус, господствовавший в литературе в царствование Карла II. Не стоит удивляться, видя инквизиторов, взявших на себя столько скандальных посягательств, поскольку очевидно, что они до известной степени были могущественнее монарха, как это доказывают распри, о которых я говорил в главе XXVI.
VI. Среди частных процессов, с которыми я ознакомился в Сарагосе, я нашел только три замечательных. Один относится к 1680 году; он был возбужден против дома Мигуэля де Сетины, каноника митрополичьей церкви и сановника-казначея собора города Тарасовы. Другой процесс был возбужден в 1688 году против дома Мигуэля д'Эстевана, регента митрополичьей церкви Спасителя в Сарагосе. Наконец, третий, в 1700 году, был направлен против дона Хуана Фернадеса д'Эредиа, брата графа де Фуэнтеса. Ни один из этих процессов не сопровождался приговором, потому что еретические тезисы, приписанные им доносчиками, не были доказаны при расследовании.