Новые испытания для подводных лодок
Корсары глубин могут излагать свои рассказы, перечисляя целый каталог противолодочных средств, использованных союзниками против них. Встречаемые ими опасности усиливались буквально с каждым месяцем и годом войны. Сначала им пришлось столкнуться с артиллерийским огнем, таранными ударами, минными полями и торпедами неприятельских подводных лодок, т. е. такого рода опасностями, от которых подводная лодка сравнительно легко могла избавиться уходом на глубину.
Я говорил однажды с Вольдемар Копхамель, одним из наиболее известных командиров германских подводных лодок. К началу мировой войны Копхамель имел солидный стаж подводной службы, больший, нежели у любого другого офицера германского подводного флота. Он плавал лейтенантом на борту германской подводной лодки «U-1», когда этот корабль производил свой первый поход. Позже он стал командиром «U-2». В 1917 году он совершил рекордное по времени крейсерство на лодке из Германии к западному берегу Африки и обратно. В 1918 году Копхамель командовал одной из лодок, производивших набеги на побережье Соединенных Штатов Америки. В течение года он был командиром флотилии германских лодок в Каттаро. Имея в своем списке шестьдесят потопленных торговых кораблей с общим тоннажем 190000 тонн, он находится в числе первого десятка германских командиров-подводников. Среди рассказанных им переживаний есть одно, о котором он до сих пор говорит каким-то особым тоном. Это действительно рассказ о спокойных днях для лодок, которые потом уже никогда больше не повторялись.
«Мы проложили свой курс через Канал, — начал он. — Эта был легкий поход, без беспокойства и больших опасностей, так как в начальный период войны не было еще ни сетей, ни мин, поставленных против подводных лодок, ни глубинных бомб. Мы в надводном положении часами стояли у входа в порт Гавр, видя десятки неприятельских судов, до которых мы, однако, никак не могли добраться, потому что они находились под прикрытием гавани. Они также видели нас, но старались держаться вне нашего пути, так как не имели возможности нанести нам вреда. Прежде чем они подошли бы к лодке на дистанцию артиллерийского огня, мы были бы уже под водой. Я стоял на мостике, мирно наблюдая за боевыми кораблями неприятеля, с которых, в свою очередь, мирно наблюдали за нами. Вспоминая последующие периоды войны, я оглядываюсь назад на этот солнечный день, как на какой-то фантастический, доисторический период почти забытого теперь золотого века для подводных лодок».
Другие из переживаний командира Копхамеля в те первые дни войны хорошо доказывают, какой необычайный, почти сверхъестественный характер принимала порой подводная война.
«Мы входили в Канал, — рассказывает он, — и встретили нашу лодку «U-6», находившуюся на обратном пути в базу. Ее командиром был Лепсиус, который впоследствии погиб на войне. Обе лодки сблизились и встали борт о борт. Лепсиус обратился ко мне с предупреждением:
«Вы идете на новое минное поле, только что поставленное англичанами. Мы удачно прошли прямо через него, пользуясь отливом. Англичане плохо поставили мины, и в отлив они плавают на поверхности. Подождите низкой воды, прежде чем идти туда».
Я воспользовался этим советом и уменьшил скорость лодки с расчетом подойти к минному полю к вечернему отливу. Солнце садилось за горизонт; поднимался свежий ветер. Море было бурно, каким оно бывает очень часто в Канале.
Черные и неуклюжие мины со всех сторон плавали на поверхности. Идя против солнца и пенящихся волн, до известной степени скрывавших мины, я должен был вести особенно внимательное наблюдение, чтобы не наскочить на одну из них.
Едва лодка вошла в минное поле, как я услышал ужасный взрыв и увидел поднявшийся в некотором расстоянии от лодки большой фонтан воды Затем послышался другой взрыв, за ним третий, четвертый и т. д. Это детонировали мины. Сильные удары волн взрывали их. Мы шли сквозь завесу непрерывной ужасающей канонады. По мере нашего продвижения вперед взрывы становились все более многочисленными. Со всех сторон вставали огромные водяные фонтаны.
«Черт возьми, — подумал я, — это что-то новое и сильно действующее на нервы!» Мы проходили так близко от некоторых мин, что если бы какая-нибудь из них взорвалась, то с лодкой могло произойти серьезное несчастье.
«Увести лодку под воду на сто футов!» — крикнул я.
Мы погрузились и пошли вперед под водою. Мины рвались над нами с обоих бортов лодки.
Примерно через час взрывы начали слабеть и, наконец, совсем прекратились. Я приказал всплыть. Только я успел выйти на мостик всплывшей лодки, как сразу же закричал:
«Руль лево на борт!»
Прямо впереди нас, приблизительно в трех футах от нашего носа, плавала большая мина, готовая поразить лодку насмерть. Мы прошли от нее в расстоянии приблизительно одного фута. Со всех сторон в бурной воде плавали тысячи мин. Это оказалось второе минное поле, которое было поставлено, видимо, несколько иным способом, так как мины, несмотря на сильные удары волн, не взрывались.
Я снова увел лодку на глубину сто футов. Мы много часов шли в подводном положении, пока не вышли на чистую воду.
Аккумуляторные батареи подводных лодок имеют свойство выделять ядовитые газы, что вызвало один драматический эпизод, о котором рассказал мне Эрнст Хасхаген при нашей встрече с ним в Гамбурге. Хасхаген рассказывал, как весной 1916 года, прежде чем вступить в командование лодкой, он был в крейсерстве в качестве второго офицера на борту «U-22».
«Мы находились у берегов Ирландии, когда неожиданно из густого тумана появился английский крейсер. У нас не было возможности сделать по нему торпедный выстрел. Не нам пришлось охотиться за ним, а он стал охотиться за нами. Увидев лодку, крейсер открыл огонь и бросился ее таранить. Я, не теряя времени, отдал приказание погрузиться на пятьдесят футов.
Мы быстро погрузились, но вдруг с горизонтальными рулями что-то случилось. Лодка шла как-то неестественно. Она раскачивалась вверх и вниз, то зарывалась носом, то кормою, но все время погружалась. Мы ушли вниз на сто футов, затем на полтораста, затем на двести. Если бы мы провалились еще глубже, то были бы раздавлены растущим давлением воды. Единственный путь к спасению от этой опасности заключался в продутии балластных цистерн, но это вырвало бы лодку на поверхность воды прямо под носом находившегося там неприятельского крейсера. Все прочие мои переживания потеряли свое значение в свете одного характерного звука кашля. Я почувствовал запах хлорного газа. Вся команда лодки кашляла, плевалась и задыхалась. Моя глотка и легкие с каждым вздохом обжигались, как огнем. Вдыхали ли вы когда-нибудь запах хлора? Не пробуйте — это очень мучительная вещь.
Оказалось, что из-за сильного давления на большой глубине морская вода, просачиваясь сквозь швы корпуса лодки, попала в серную кислоту аккумуляторной батареи. Соединение соленой воды с серной кислотой вызвало выделение хлорного газа. Если бы мы оставались в погруженном состоянии, то быстро бы задохнулись.
Ни одна смерть не может быть более мучительной, чем смерть от удушья. Появление хлора было старой опасностью кораблей, плавающих под водой, обычной причиной ужасных несчастий на заре развития подводных лодок.
«Продуть цистерны!» — с трудом крикнул командир. Никаких колебаний, никаких мыслей о крейсере там наверху. Все — за один только глоток свежего воздуха. Лучше быть расстрелянным и утонуть, нежели эта смерть в муках удушья.
«U-22» вырвалась на поверхность. Да, крейсер находился тут же, маяча во мгле. Ничего — мы все-таки открыли люки, чтобы в лодку мог ворваться желанный свежий воздух. Мы наполняли им свои легкие. Крейсер все еще находился вблизи лодки, не замечая нас. Под прикрытием густого тумана «U-22» ускользнула прочь от опасного противника».
Одним из первых специальных противолодочных средств в начале войны была сеть. Поскольку подводная лодка не могла тогда погружаться глубоко, больше двухсот футов, то большие стальные сети под водой определенно могли остановить ее и даже поймать. Узкие полосы воды можно было надежно закрыть этими противолодочными сетями. Таким образом защищались от лодок важные военные гавани и Английский канал, через который проходили британские линии военных коммуникаций. Вначале сети были просты, но впоследствии к ним привешивались бомбы, которые взрывались после соприкосновения лодки с сетью. Эти сети явились эффективным средством борьбы с подводными лодками и своевременно закрыли им проход через Английский канал.
Не один германский подводный корабль был пойман и погиб в стальных петлях от взрыва бомб. Но и против этого средства нашлось противоядие. Лодки новейших типов имели на носу большие ножи для прорезания сетей.
Помимо противолодочных сетей, английские Q-шипы были наиболее блестящим и драматическим оружием, использованным против корсаров глубин. Эти корабли, невинно выглядевшие, как. старые смешные галоши, имели тщательно укрытые мощные пушки и брали внезапностью своего нападения на ничего не подозревающую подводную лодку. Многие командиры лодок жестоко поплатились за свое беззаботное сближение с ними. Q-шипы достигли величайшего успеха в первые дни войны. Но уже через некоторое время командиры германских лодок стали столь осторожны в отношении судов-ловушек, что последние не имели больше существенных успехов.
В начале 1917 года появляется новое наиболее сильное оружие против подводной лодки — глубинная бомба. Какой эффект произвело ее применение на германских подводников, видно из рассказа командира Шписса.
«6 мая 1917 года я присутствовал на весьма интересном офицерском собрании. Офицеры флотилии подводных лодок собрались побеседовать с только что вернувшимся из похода командиром «U-49». Он рассказывал нам об одном новом испытании, встреченном им в своем последнем крейсерстве. Это отнюдь не была ленивая забавная болтовня на полубаке. Вопрос шел о новой опасности, которую нам предстояло преодолеть. «U-49» была забросана глубинными бомбами. До сих пор никто из нас еще не встречался с ними, и потому новость произвела огромную сенсацию. Чем больше мы думали над ней, тем меньше она нам нравилась.
Глубинная бомба представляет собою снаряд, начиненный двумястами фунтов взрывчатого вещества. В том месте, где подозревалось присутствие подводной лодки, неприятельский корабль сбрасывал за корму некоторое количество этих адских снарядов, установленных для взрыва на различных глубинах. Лодка под водой буквально засыпалась дождем из них. Если какая-нибудь бомба взрывалась достаточно близко от лодки, то она или топила ее или же вызывала течь в корпусе вследствие расхождения его швов и, таким образом, выводила лодку из строя.
Это было изобретение, которое вызывало у нас сильные переживания.
Несколькими днями позже я находился в море и маневрировал, выходя в торпедную атаку. Мимо меня проходил конвой грузовых транспортов, эскортируемый патрулем истребителей. Один из них был уж очень близко от меня, и я в конце концов отошел от него и выпустил торпеду. Промах! Затем потрясающий удар. Но это не была торпеда. Лодка яростно закачалась, свет сначала потух, затем зажегся.
«Глубинная бомба!» — воскликнул я, обращаясь к своему вахтенному офицеру.
Это был мой первый опыт, и он весьма испугал меня. Я был уверен, что мы затонем. Я не мог свободно вздохнуть, пока из всех отсеков не поступили донесения о том, что лодка осталась непроницаема.
Еще один взрыв, но уже в стороне. Вы можете быть уверены в том, что мы уходили от конвоя настолько быстро, насколько могли. Эсминец увидел след торпеды и пошел на нас в атаку, чтобы дать нам попробовать вкус нового лекарства, составленного для нас неприятелем. И вкус этого лекарства мне не понравился.
Другие командиры германских лодок полностью присоединились к Шписсу в его отношении к глубинным бомбам. Водная поверхность океана была непроницаемой броней для лодки против артиллерийского огня, но эта броня не спасала ее от опасных глубинных бомб. Прицеливание ими совершалось с помощью различных признаков, указывавших на присутствие подводной лодки, как-то: вид перископа, воздушные пузыри от выстрела торпедой, след торпеды, потеки масла на поверхности, оставляемые текущими топливными цистернами, и так далее. Затем появились выслушивающие средства, именуемые гидрофонами, благодаря которым присутствие подводной лодки могло быть обнаружено на значительном расстоянии.
Создание нового противолодочного оружия вызвало появление специальных кораблей, которые действовали против подводных лодок. Громадные флотилии истребителей и специальных охотников за лодками, а также патрульных сил, от яхт до траулеров включительно, покрыли почти все море. Самолеты и дирижабли тоже были привлечены для розысков подводных лодок, для донесения о них и атаки их глубинными бомбами. Большинство коммерческих судов плавало вооруженными наподобие вспомогательных крейсеров, имея мощную артиллерию с тренированной военной командой. Когда лодка производила артиллерийскую атаку на грузовой транспорт или лайнер, то ей зачастую приходилось сталкиваться с энергичным отпором.
Командир Копхамель рассказывал мне о мелодраматическом артиллерийском сражении его лодки с одним из вооруженных пароходов, которое произошло во время его похода на «U-151» из Германии к западному берегу Африки осенью 1917 года.
По прошествии полутора месяцев после своего выхода в море, «U-151» заметила вблизи африканского берега пароход. Выстрел под нос парохода и выстрел в ответ. Атакованный корабль изменил свой курс и дал самый полный ход, стреляя по лодке из своего кормового орудия. Он шел быстро, но подводный крейсер все-таки догнал его. А затем последовало длительное упорное сражение. Снаряды с лодки кучно падали вокруг бегущего корабля; однако, никаких признаков сдачи не было видно. Дистанция боя была велика, но, наконец, «U-151» добилась частого попадания. Один из снарядов взорвался на кормовой палубе парохода прямо посредине большого погреба боезапасов для кормового орудия. Начался пожар, и по мере развития огня снаряды в погребе начали взрываться. Они взрывались один за другим, подобно гигантским фейерверочным хлопушкам, и разлетались над водою.
Команда парохода прекратила сражение и в суматохе бросилась в спасательные шлюпки. Никто из тех, кто знал истинное положение вещей на пароходе, не стал бы их порицать. Они гребли на шлюпках с безумным отчаянием. Тем временем наша лодка уже подходила к пароходу на близкое расстояние.
«Все, что нам оставалось делать», — говорит Копхамель, — это подойти к кораблю на дистанцию прямого выстрела и выпустить пару снарядов в его ватерлинию. Однако, на борту парохода все еще пылал пожар. Снаряды продолжали свистеть над морем то здесь, то там, и в этом заключалось наше счастье, потому что если бы мы рискнули подойти поближе, то какой-нибудь из них мог попасть в нас.
Не стоит пытать счастья, сказал я себе, останемся здесь и расстреляем его с безопасной дистанции. Это было одно из удачнейших решений, когда-либо сделанных мною.
«U-151» заняла удобную позицию, и началось спокойное занимательное ведение артиллерийской стрельбы. Один из наших снарядов попал в пароход прямо посредине.
В этот момент я решил, что настал конец света. Наши барабанные перепонки чуть не лопнули. На том месте, где только что находился пароход, теперь стояло громадное облако дыма. Небо потемнело, и воздух кругом стал пасмурным и серым. На нас налетел град обломков. Через несколько секунд палуба была покрыта мельчайшими обломками и не было места, где можно было бы коснуться рукой, не тронув их. Однако, этот дождь не был для нас опасен. Все куски были очень малы, так силен был взрыв.
Спасательные шлюпки с парохода находились уже вдалеке. Мы нагнали их. Люди сказали нам, что это был итальянский пароход, шедший из Соединенных Штатов Америки в Италию с тысячью тонн динамита. С яркой выразительностью итальянцев они объяснили нам, что с них хватило того сражения, которое они вели с нами, имея в трюмах подобный груз, и когда на корабле возник пожар и их артиллерийский боезапас начал взрываться — то это было уже чересчур. Они были правы.
Взрыв погреба со снарядами спас нас. Если бы не опасность от этих трещавших снарядов, то «U-151» подошла бы прямо к пароходу и послала бы снаряд в гору динамита. После этого от нашей лодки осталось бы только одно воспоминание.