Кольцо патрульных судов сосредоточивает свой огонь, и «U-64» идет на дно
Мы сделали восемь крейсерств из Каттаро в Средиземное море, каждое из которых длилось три или четыре недели. После объявления неограниченной подводной войны в феврале 1917 года мы имели приказание топить все, что только могли, и «U-64» вносила свою лепту в наше общее дело разрушения союзной торговли на море.
19 марта 1917 года мы были у юго-западного побережья Сардинии. Находясь в своей каюте, я получил донесение с вахты: «Пароход на горизонте». Я сразу же бросился наверх. Приближающееся судно неясно выделялось во мгле, но по необычно высоко поставленной антенне я смог определить, что это военный корабль. Мы погрузились, а затем я увидел его борт с четырьмя трубами и большими орудийными башнями. Это был французский линейный корабль. Он шел зигзагом, имея в противолодочном охранении один эсминец. Все было совершенно ясно. Серый гигант, маневрируя, шел прямо на лодку. «Торпедные аппараты изготовить!». Мои приказания шли в быстрой последовательности одно за другим. «Первая носовая торпеда — пли, вторая носовая торпеда — пли!»
Банг, банг! Два мощных взрыва один за другим, говорящие о том, что обе торпеды попали в цель. Опустив перископ, мы в течение нескольких минут слепо ползли под водой, а затем я снова на мгновенье поднял его и увидел, что линейный корабль начинает крениться.
«Черт возьми!» — воскликнул я, чуть не усевшись на палубу. Моя лодка, выйдя из управления, колебалась и прыгала, подобно скверно ведущей себя лошади, и, наконец, так подскочила вверх, что показала на поверхности воды всю надстройку.
«Погружайтесь!» — приказал я, видя, как эсминец охранения молнией бросился на нас.
К счастью, мы вовремя овладели своей лодкой. Пока мы летели на глубину, раздались четыре взрыва глубинных бомб.
Пройдя под водой пару миль, я снова поднял перископ. Большой корабль стоял теперь совсем накренившись, а Эсминец был занят спасением уцелевших. Мы беспрепятственно наблюдали всю картину и рассматривали судовой справочник, чтобы установить название атакованного корабля. Я установил что он принадлежал к типу «Дантон», больших линейных кораблей, водоизмещением в 18000 тонн с 40 орудиями и командой в 1100 человек. Мы подошли поближе, чтобы приготовиться к дополнительному торпедному выстрелу, если в нем явится необходимость. Но линейный корабль уже шел на дно. Его корма поднялась высоко в воздух, затем корабль нырнул и пошел носом вниз.
Эсминец подобрал людей, барахтавшихся в воде, и стал уходить с места катастрофы, где оставались только плоты, сплошь заполненные уцелевшими. После того как эсминец исчез за горизонтом, мы всплыли на поверхность и подобрали плававший на воде ящик, полный писем. Мы узнали из них, что погибший корабль был сам «Дантон», шедший из Тулона в Корфу, где находилась большая часть французского флота, обеспечивавшая блокаду Отрантского пролива.
В это крейсерство мы потопили еще восемь судов, и одно из них весьма удивило меня. Обычно люди не смеются и не улыбаются, когда топят их корабль. Здесь же дело обстояло иначе. Норвежский угольщик «Гротанген» шел с 3500 тонн угля из Ньюкастла в Геную и нарвался на «U-64». Выстрел под нос, обычное приказание «покинуть корабль», и команда села в шлюпки. Я был ошеломлен выражением удовольствия на лицах матросов. Они пересмеивались друг с другом и весело гримасничали. Можно было подумать, что атака нашей лодки защекотала их до смерти. Я спросил капитана, в чем дело и не думают ли его люди, что подводная война является каким-то веселым занятием.
«Очень просто, — ответил он, — им была обещана премия в пятьсот крон каждому, если корабль будет потоплен подводной лодкой. Вот почему они так счастливы».
Их не стоило порицать. Корабль был потоплен, они были целы и находились в пути за своими кронами. Все оказывалось в полном порядке.
Другой из потопленных нами кораблей дал нам величайший спектакль из всех, которые я когда-либо видел. Мы атаковали танкер «Морени», но, невзирая на то, что на нем был груз в 4500 тонн бензина, он вступил с нами в бой. Сражение, однако, не было продолжительным. Мы добились попадания в район его дымовой трубы, и в воздухе появилось пламя. Через несколько минут корабль представлял сплошной вулкан. Команда бросилась в шлюпки, которые стали уходить к приближавшемуся к нам большому испанскому пароходу.
«Морени» был покинут с такой поспешностью, что его машины продолжали работать, поэтому корабль» представлявший сплошной ад из дыма и огня, бешено описывал циркуляции. Мы шли за ним, продолжая вести огонь. Из пробоин в борту «Морени» потек бензин и стал распространяться по поверхности моря.
Мы оказались в горящем море. Это было восхитительное зрелище, в особенности к наступлению ночи. Пылающее море имело необычайно красивый вид. В конце концов «Морени» затонул, но бензин еще много дней горел на поверхности воды. Торговые корабли были извещены по радио с Мальты о необходимости держаться в стороне от этого опасного района.
В эти дни большая часть австрийского флота стояла в Каттаро. Там же находилось некоторое количество германских и австрийских подводных лодок, помогавших нам держать в узде союзное судоходство в Средиземном море. Как я уже упомянул, неограниченная подводная война в водах вокруг Англии, Франции и Италии была объявлена в феврале; теперь мы должны были топить любые корабли, даже без предупреждений. Единственная зона в Средиземном море, оставшаяся открытой для нейтрального судоходства, лежала в его западной части, между Балеарскими островами и испанским берегом.
Союзники использовали эту зону для проводки своих транспортов под защитой вооруженных патрульных кораблей. Но эта зона была выгодна и нам, потому что нашим лодкам не приходилось больше вести длительные поиски противника. Мы точно знали теперь, где пойдут наши жертвы. Позже союзники споткнулись на этом деле и стали посылать каждый корабль своим особым путем, с приказаниями непрерывно идти переменным курсом. После этого мы никогда не знали, где искать корабли противника, и они стали встречаться нам очень редко. Иногда мы крейсеровали днями и абсолютно ничего не видели. На горизонте не появлялось ни одной мачты, ни одной трубы, ни даже пятнышка дыма. Средиземное море было пустынно, как море призраков. В самом деле это были дни, когда единственные «обнаруженные нами корабли были своими же германскими подводными корсарами. Весь мир заключался для нас в нашей собственной устрице. Так проходили недели, но затем внезапно разражался ад.
Одно из наших наиболее упорных сражений с коммерческим кораблем имело место именно после такого периода затишья. Это был французский пароход «Адмирал де Керсейнт» с грузом овса и вина, шедший из Марселя в Оран на североафриканском побережье. Мы его заметили сразу же после потопления нами итальянского корабля «Аузония», который так быстро пошел на дно, что команда не имела времени спустить шлюпки. Мы подобрали из воды пятнадцать человек. В тот момент, когда пришло донесение с мостика о появлении француза, мы поили их горячим кофе.
Началось сражение. После нескольких выстрелов наше орудие вышло из строя. Француз уходил. Мы шли вне действия его артиллерии, исправляя повреждения своего орудия. Наконец оно было приведено в порядок, мы сблизились, и сражение вновь началось. Мы добились пятнадцати прямых попаданий и сбили с мачты трехцветный флаг. Но французы привязали к своим поручням другой и продолжали стрельбу. Их корабль был весь в огне, когда они, наконец, покинули его, причем последним ушел капитан.
Прямой противоположностью этому французскому судну явился атакованный нами британский пароход. Он был вооружен, но не сделал никаких попыток к бою. Рулевой говорил мне, что команда его орудия была охвачена такой паникой, что капитан не смог заставить ее остаться на своих местах даже при помощи револьвера.
Наступил 1918 год, и вместе с приходом весны началось памятное наступление Гинденбурга и Людендорфа во Франции. Беспощадная подводная война продолжалась. Мы наносили союзникам громадные потери в их торговом тоннаже. По временам казалось, что наши лодки буквально сметают их морскую торговлю. Но вот вошла в действие система конвоев, чрезвычайно осложнившая обстановку боевых действий подводных лодок. Теперь нам приходилось иметь дело с целыми флотилиями коммерческих судов, достаточно защищенными многочисленными эсминцами, этими маленькими дьяволами, которые являются наиболее опасными врагами подводных лодок. В конце января мы потопили британский воинский транспорт «Миннетонка», шедший пустым на Мальту. Имея 13500 тонн водоизмещения, он был самым большим купцом в моем списке потопленных кораблей. В течение следующей недели мы уничтожили еще пять судов, одним из которых был итальянский вспомогательный крейсер.
У берегов Сицилии нас настигла штормовая погода, и «U-64» шла вперед сквозь огромные пенящиеся валы. Это было поздно вечером в июне месяце. «Пароход на горизонте!» И мы заметили большой конвой. «Погружаемся для атаки!» — отдал я команду. Бурное море делало это погружение весьма сложным делом. Волны разбивались о перископ и ухудшали видимость.
Маневрировать, наблюдая в запотевший перископ, было очень трудно, но, наконец, я наметил для выстрела большой пароход. Выстрел — и торпеда вышла из аппарата. Промах, пароход ворочает на нас для удара или сбрасывания глубинных бомб. «U-64» быстро ныряет на глубину под приближающиеся корабли. Затем снова всплытие на перископную глубину, и мы оказываемся совсем близко к другому пароходу, шедшему в линии за предыдущим.
«Торпеда — пли!»
Видимость в перископ слаба, но дистанция залпа мала. Огромный взрыв. Торпеда попала в центр корабля, и еще одно из больших судов добавилось к нашему списку.
Я думал, что мы находились уже вне конвоя, и потому повернул лодку для следования параллельным с ним курсом. Подбираясь таким образом, мы могли дать еще один торпедный выстрел. Внезапно прямо впереди лодки показался пароход. Мы находились не вне конвоя, а в середине его. Будь он проклят, этот запотевший перископ!
«Погружаемся», — приказал я быстро.
«U-64» наклонила нос вниз, но прежде чем мы дошли до половины безопасной глубины, нас оглушил потрясающий взрыв, и в лодке воцарилась абсолютная темнота. Волны, заливавшие перископ, помешали мне увидеть находившийся около нас Эсминец, и он бросился на нас со своими проклятыми глубинными бомбами.
«Доложить о повреждениях в отсеках!» — крикнул я, чувствуя, что мое сердце готово разорваться на части. У меня был фонарь на инструментальной доске, который я и использовал для освещения центрального поста.
В этот момент пришло донесение, что в нашем кормовом отсеке, который был поражен глубинной бомбой, появилась забортная вода, но в остальном корпус лодки был цел. Мы включили аварийное освещение и пытались остановить течь в корме.
«Привод горизонтальных рулей вышел из действия», — внезапно пришло новое тревожное донесение. Взрыв сильно повредил наш рулевой привод, лодка оказалась без управления и всплыла.
Никогда не забуду свой страх, когда я стоял в центральном посту, устремив взгляд на глубомер. Стрелка его непрерывно двигалась вверх. Мы всплывали на поверхность, где нас ждал целый рой неприятельских судов. Но ничего уже нельзя было сделать.
«U-64» выскочила из воды. Там имелись корабли всех размеров, большие пароходы и быстроходные эсминцы, хотя ни один из них не находился достаточно близко от нас. В тот момент, когда мы вырвались на поверхность, они открыли стрельбу. «U-64» стояла на поверхности под дождем снарядов. Я отдал приказание снова погружаться. Лодка повиновалась, и мы ушли на шестьдесят футов, а затем горизонтальные рули снова заело.
«Обеим машинам полный ход вперед!» — прокричал я в отчаянии. Лодка рыскала. Мы снова всплывали. Стрелка глубомера быстро двигалась вверх. Я открыл люк боевой рубки, чтобы хорошенько осмотреться вокруг. Прямо на нас полным ходом летел Эсминец. Я сделал отчаянную попытку нырнуть. Бесполезно. Лодка больше не погружалась. Затем произошел удар. Таран поразил боевую рубку. Лодка сильно закачалась, начала тонуть.
Мы погружались кормой. Я думал, что наш корпус разбит, но нет — он все-таки был водонепроницаем. Наши же механизмы погружения теперь совершенно вышли из строя, и мы не могли управляться, чтобы задержать свое падение, и быстро шли на дно. Вскоре нас должно было раздавить давление воды. Оставался только один выход — продуть цистерны. Это должно было вырвать нас на поверхность. Только одна надежда. При бездействии наших механизмов погружения мы больше не были подводной лодкой, а сделались надводным кораблем. Наступала темнота, и если бы мы еще немного продержались, то она прикрыла бы нас.
Лодка всплыла на поверхность воды. Кольцом патрульных судов по «U-64» снова был открыт ужасный концентрированный огонь.
«Bee ли у нас в порядке? Сможем ли мы держаться на плаву?» — окликнул, я старшего механика.
«Да», — ответил он.
«Вооружить орудие!» — крикнул я и спрыгнул на палубу. Орудийная команда последовала за мной, и одинокий маленький корабль начал пробивать себе дорогу сквозь кольцо вооруженных пароходов и миноносцев.
Мы двигались вперед; оба наших орудия работали с полной скорострельностью. Мы попадали в корабли, находившиеся вблизи нас. Теперь все суда конвоя сосредоточили свой огонь на нас. Вокруг со всех сторон рвались снаряды. Они попадали и в нас. Один взорвался впереди, другой пробил боевую рубку позади меня. Наши люди у орудия были все переранены. Мы находились словно в аду. Повсюду вокруг нас вырисовывались формы больших серых судов со вспышками огня из орудий. Снаряды продолжали поражать нас.
«Она уходит вниз!» — раздался внезапно отчаянный крик матроса, стоявшего около меня. Но пока он это говорил, «U-64», подобно камню, затонула под нашими ногами.
Я начал механически плавать, но только на момент. Попав под воду, я увлекался вниз. Антенное устройство тонувшей лодки зацепило меня. Я отчаянно боролся и под водой освободился от западни. Снова всплыл на поверхность воды, опять был увлечен под волны и снова всплыл. Моя кожаная одежда и тяжелые сапоги почти не давали мне возможности держаться на воде. Я не помню, как долго я держался на воде и что происходило дальше. Один унтер-офицер, находившийся у орудия и также плававший в воде, рассказывал мне впоследствии, что, увидев меня плывущим под водою, поплыл за мной и держал меня, пока сам не выбился из сил. Другой наш комендор доплыл до ближайшего британского корабля и взобрался на его борт по буксирному концу. Он сказал англичанам, что в воде находится командир подводной лодки. Англичане спустили спасательную шлюпку. Я слабо помню, как меня вытащили из воды, раздели и положили в судовой лазарет.
Тяжело говорить о своем корабле, погибшем подобным образом. Я не знаю, как много людей осталось внутри лодки. Быть может в то время, когда она затонула, человек двенадцать находилось на верхней палубе. Некоторые из них утонули, а некоторые были убиты артиллерийским огнем. Всего из состава команды, бывшей в походе, погибло тридцать восемь человек.
Англичане в течение пяти недель держали меня в одиночном заключении. После этого я был помещен в Кольстердельском тюремном лагере близ Райпона в Англии. После заключения мира, в октябре 1919 года, я был освобожден и направлен обратно в Германию. О том, какие суда были ответственны за гибель «U-64», я узнал еще позже. Нашу лодку уничтожили английские эсминцы «Лихнис» и «Партридж II». «Лихнис» сбросил глубинную бомбу и таранил, а «Партридж» выпустил тот снаряд, который утопил нас».