В течение зимы люди обложили обломками камней вход в пещеру. Он стал уже и безопаснее. Едва заметная тропинка вилась от входа к реке, и другая — на вершину холма. За два дождливых лета склоны его покрылись пышными травами. Серны перестали ходить на водопой мимо пещеры, протоптали другую тропу пониже, но и там была ощутительной убыль от меткой руки старика.
Собачьи стаи рыскали в окрестностях пещеры, следя за каждым шагом охотников. Когда волк плелся вдоль реки, косясь на плеснувшую рыбу, в зарослях дубняка подымался пронзительный собачий лай. Пушистый щенок подкатился ко входу в пещеру и обмер — много щенят было съедено в этом сухом и просторном жилье за минувшие зимы, но этот щенок уцелел — обмер, тявкнул и пустился на утек, на тонкое заливистое подвывание дрожащей мелкой дрожью суки.
В новом поселении рождались дети.
Опыт покинутого племени вспоминался на каждом шагу и помогал жить.
В углу извилистого коридора, промытого водою в известняке, люди сложили вновь изготовленные дротики с грубо обитыми наконечниками. Однорядный новый гарпун был вечным напоминанием о селении отцов. Старик трудился над выделкой оружия, отдавая ему все свободное от охоты время.
Окрестности были хорошо изучены. На берегу реки, повыше человеческого становища, жил медведь, обладавший беспокойным нравом. Медведь был признанным врагом Нового поселения, но без крайней необходимости никто не решался с ним сразиться.
Иногда по долине, среди лесных зарослей, проходило стадо зубров. Огромные животные двигались не спеша, точно погруженные в глубочайшую задумчивость. У них были выпуклые глаза, спутанные гривы и тяжелая поступь.
Люди взбирались на холм у жилья и осторожно шли за ними.
Зубры среди животных казались им высшими существами. Их задумчивые глаза напоминали человеческие.
(примечание к рис. )
А на следующий день двое мужчин уходили вдогонку за стадом. Страх сплетался с охотничьей жадностью.
Зубры долго не принимали вызова, неторопливо меняя направление. Но разъярившись, они нападали на людей. Среди узких оврагов, от камня к камню, от дуба, к дубу, лукаво отступали охотники, меча дротики.
Во время одной из охот семилетний сын человека нарушил все запреты. Он улучил момент, когда мать отошла от становища, быстро скатился на четвереньках к реке и побрел по колена в воде вдоль берега. Он забыл о медведе, о змеях, о рыси — обо всем страшном, что изо дня в день загораживало от него обширный мир.
Солнце ярко светило. Гигантский коршун стоял в небе неподвижной точкой. Антилопа упала на колени от испуга и, выпрямившись, кинулась прочь. Мальчик нашел в камышах утиное гнездо к с удовольствием выпил яйца.
Издали донесся материнский призыв. Мальчик припал к берегу. Он не боялся медвежьего логова, но боялся матери. Он пошел вперед — вдоль берега, против течения.
День угас, мальчик не возвратился домой. Мужчин тоже еще не было. Трудно было женщине ждать в бездействии, но закон доисторического быта — не отходить от жилья в одиночку после заката — был сильнее любви и опасений.
Возвратились молодой и старик. Привыкшая к гибели близких женщина кратко и спокойно рассказала о пропаже ребенка. Человек вышел на ближайшую к реке известковую террасу. Это был старший из рожденных в пещере, это был первый побег нового племени. Это был второй после него мужчина в пещере. Еще сегодня утром он не был одинок, ибо голова ребенка приходилась ему выше локтя, когда они стояли рядом. Человек круто повернулся. Войдя в пещеру, он не сказал женщине о своих намерениях. И она не стала ни спрашивать, ни жаловаться. Старик бросил работу над тонкими зубцами гарпуна и стал готовить испытанные в прежних охотах копья.