— Я не пойду в лес, — сказал Тот Другой. Он поддался наплыву непобедимого страха.
Старший из светловолосых хотел было оттолкнуть труса и продолжать путь, но сомнения передались и ему. Он любил Косоглазого. Он не хотел, чтобы его убили.
И на опасное дело освобождения он шел только ради него. Теперь без Косоглазого и освобождение и побег теряли свой смысл. Кто поведет беглецов в незнакомые края? Чья удачливость и сметка укажет и облегчит путь? Светловолосые, точно уговорившись, согласно думали об одном — как отдалить час последней схватки со зверем ли, с лесною ли нечистью, или с посланными в погоню охотниками собственного племени. Тот Другой и четвертый юноша готовы были возвратиться в становище, не думая о наказании. Младший светловолосый впитывал мысли старшего, как песок впитывает воду. Он был так юн, что даже предчувствие гибели превращалось для него в игру. А старший созрел за одну ночь. В его словах и движениях появились холод и твердость опытного воина. Он готов был отвоевывать каждый час жизни, каждую пядь лесной тропы, хотя твердо знал, что поражение неминуемо.
— У нас неравные силы, — сказал младший, указывая брату на спутников.
— Пусть возвращаются к старикам, — досадливо отозвался старший. — Если бы Косоглазый не покинул нас, мы бы знали, что делать…
— В лесу нам не спастись от погони. Разбредемся и погибнем поодиночке, — раздумчиво продолжал младший.
Четвертый стал прислушиваться. У него были короткие руки и короткое туловище. Неуклюжестью движений и поворотов, сутулостью спины и движениями рук он напоминал крота.
Со стороны поселения глухо доносились голоса.
— Племя бобрового озера не примет нас, — подумал вслух старший, — оно побоится мести старейшин.
— Река! — неожиданно крикнул Тот Другой. — За рекою погони не будет. А будет, так не скоро.
«Река? — думал старший из светловолосых. — Там места, куда часто уходил Косоглазый. Если он спасся, он ушел за реку»…
— Пусть река, — сказал младший, поняв, что старший готов согласиться. — Это лучше, чем лес.
— Как пройдем? Видишь, сколько огня! — сказал Тот Другой, и его снова охватил неудержимый страх.
— Пройдем стороною, — неуверенно отозвался Крот, протягивая вперед короткие, кривые руки.
— Не стороною, а поодиночке через поселение, — твердо приказал старший.
Все ярое изумленно вскинули на него глазами, но, подумав, поняли. Между хижинами нет взрослых мужчин. Все они либо собрались у большого костра, либо шарят по окрестностям, разыскивая беглецов.
Они разошлись, но старались держаться на одной линии: так было спокойнее, чувствовалась связь друг с другом. Шли на слух, минуя освещенные места, останавливаясь от каждого шороха. Зарево колыхалось над поселением, как крона гигантского багряного клена. Тени от предметов были густые и резкие. Иногда казалось, что их можно взять в руки, точно огромные легкие щиты, и заслониться ими от опасности.
Женщины стояли возле хижин. Разбуженные дети расползались во все стороны, невзирая на тревогу. Коренастый мальчик с упрямым лицом все время норовил скатиться под откос, поближе к кострам, и громко вопил, когда жилистые материнские руки подхватывали его и возвращали к хижине.
Возле ярко освещенного входа в пещеру под волчьей шкурой лежало сухое, казавшееся очень маленьким тело Старого Крючка. У него был размозжен череп и перебита рука. Убийцы по было ни в отчей пещере, ни в хижине…
Зрелые охотники и воины держались в стороне от стариков. Было что-то неясное и раздражающее в набежавших событиях. В становище бесцельно пролилась кровь и прольется еще, если Косоглазый и его освободители будут пойманы. Был мир и не стало мира. И никто не мог точно сказать, кто был его нарушителем.
Старики допрашивали стражу. Коренастый Как Дуб и рядом с ним сухой и презрительный старик наступали на предводителя стражи.
— Кто? Кто? Кто? — кричал коренастый, ударяя резным посохом по камню.
— Дождь… Темнота… Их было много…
— Они не отбивали Косоглазого силою. Они принесли пищу и питье…
— Мы отослали их к старейшинам…
— Был Тот Другой, что живет с Косоглазым? Были светловолосые? Не было ли поблизости женщин? — гневно допрашивал Коренастый.
А беглецы крались по переходам поселения. Передним шел Крот. Он откликался на вопросы встречных, отвлекая внимание от светловолосых. Светловолосые и теперь шли почти рядом друг с другом. Они инстинктивно руководились одними и теми же мыслями и приметами. Младший пытался по отрывочным словам проходящих догадаться, схвачен или не схвачен Косоглазый…
Тот Другой пробирался не столько вперед, сколько в сторону, подальше от огня, поглубже в тень. Освещенные багровым отблеском камни и пни нагоняли на него страх, точно бегущие навстречу обрызганные кровавой пеной вепри. Он думал о реке, но крался не к реке, не за пределы поселения, а туда, где было темнее.
Уже окончились хижины, и в сторону от реки поворотила тропа, а Тот Другой, все еще озирался пугливо на свет. Снова надвинулись темные заросли. Захрустела сухая ветка под чьими-то тяжелыми шагами.
«Погоня», подумал он, прижимаясь всем телом к дуплистому стволу. Он чувствовал, что не в силах итти дальше. Светловолосые и Крот разом вышли в белесый туман речного берега.
Река была полна, как налитый до краев сосуд. Сквозь туман чувствовалась стремительность течения, поверхность казалась слегка выпуклой; плывущие кусты и коряги, крутясь в водоворотах, бороздили ее черными изломами.
Еще до начала тревоги племя перенесло челны к самой круче. Несколько охотников, хорошо знавших реку, стерегли пристанный берег.
Беглецов окликнули. Двое из них притаились наверху кручи, а младший из светловолосых, цепко хватаясь руками за камни, сбежал к рыбакам и весело и почтительно сказал:
— Нас прислали… Паводок уносит плот…
Он неопределенно махнул рукой в сторону реки. Три пары глаз скрестились на нем. Сильные руки были так близко… Подымутся? Схватят? Повалят на землю?
— Рысьи Меха прислал вас? Он уже подтянул бревна в проток, — спокойно указал рукою на проток один из стерегущих.
Светловолосый кивнул головою, точно узнал как раз то, что было необходимо узнать.
— Эй, к озерному протоку! — громко крикнул он двум стоявшим на краю кручи. В голосе его послышался такой веселый и победительный раскат, что оставшиеся на берегу беглецы, точно камни из пращи, перенеслись стремительно к тяжелой громаде бревен, наскоро перевязанных узкими плетенками из ивовой коры.
— Мало лыка, — громко сказал светловолосый.
— Лежит около челнов, — ответили стерегущие.
В протоке почти не было течения. Уперлись плечами в края стволов. Плот не двигался. Мешало застрявшее в иле, полуотделенное от плота бревно с нечисто обрубленными сучьями. Его быстро отделили и отвели в сторону. Младший из светловолосых вплавь обогнул плот и стал толкать его не прочь от берега, а вдоль протока. Плот тяжело сдвинулся с места и поплыл.
Теперь все трое медленно шли по горло в воде, приближаясь вместе с плотом к быстрине. Охотники обеспокоились возней и стали подозрительно следить за движениями темной массы. Один из них вскочил на ноги и поднял с земли дубину.
— Я говорил, мало лыка! — крикнул младший из светловолосых хриплым от напряжения голосом.
Вдруг плот описал передним углом дугу, закачался на месте и быстро вошел в полосу течения. Не стало ни берега, ни людей. Крепко вцепившись руками в остатки обрубленных сучьев, сидели все трое на мокрых бревнах, зябко прижимаясь друг к другу.
(примечание к рис. )
Плот несколько раз повернулся вокруг оси, точно примериваясь, как плыть, стал углом вперед и деловито двинулся в путь в окружении мелких пляшущих волн. Иногда он приближался к берегам, и тогда воочию определялась шальная быстрота течения. Иногда он подолгу держался на середине реки, и тогда пловцам казалось, что движение замедляется и что сердитая зыбь нарочно удерживает их вблизи грозящей гибелью медвежьей пещеры.