Путешествие по долине реки Усури,
совершил,
по поручению Сибирского отдела
Императорского Русского Географического Общества,
Р. Маак
ТОМ I
Его Высокопревосходительству барону Модесту Андреевичу Корфу с глубочайшим уважением посвящает Р. Маак.
Предисловие
Из всех стран, которые айгунский трактат открыл для европейских путешественников, усурийский край заслуживает особенного внимания. Не говоря уже о тех результатах, которые исследование этого края обещает чистой науке, он в высшей степени интересен и по отношению к промышленной и торговой жизни всей Восточной Сибири. Страны, лежащие по Усури, составляют самую южную часть всех русских владений в восточной Азии; они наиболее вдаются в земли, подвластные Китаю, и потому представляют населению Восточной Сибири ближайший путь для торговли с самыми богатыми провинциями Китайской Империи, — средними и южными. И этот путь, вместе с тем, оказывается весьма удобным, потому что Усури судоходна по всему течению, начиная от устья, и за впадение Сунгачи, так же как и самая Сунгачи и озеро Кенгка. Сверх того, судоходство по этим водным путям должно в скором времени получить особенную важность и для морской торговли Восточной Сибири. Так можно думать по тому, что страна, тянущаяся на юг от озера Кенгка, весьма удобна для проложения торговой дороги к Тихому Океану, и именно к тем бухтам, которые весьма недолго бывают покрыты льдом и представляют удобнейшие в мире места для устройства торговых гаваней. Когда эта дорога будет проведена, то, без сомнения, сделается одним из главных путей восточно-сибирской торговли, и тогда, конечно, самым удобным средством сообщения этим путем будет для Восточной Сибири судоходство по Усури, Сунгачи и озеру Кенгка. С другой стороны, и сама по себе, как место поселения русских колонистов и край, с которым жители более северных частей Сибири легко и удобно могут вести деятельную торговлю, — и сама по себе усурийская страна представляет особенно выгодные условия. Большая часть ее чрезвычайно благоприятна для развития земледелия, скотоводства и садоводства в самых обширных размерах и, судя по тому, что в ней растет дикая лоза (Vitis vinifera var. amurensis), обещает даже производить виноград, годный для выделывания вина. Далее, усурийская страна богата пушными зверями, всякого рода дичью, рыбою, лесом и производит в значительном количестве жень-шень, который, если и не найдет употребления в европейской медицине, то, во всяком случае, может быть предметом выгодного и обширного торга с китайцами. Наконец, весь усурийский край прорезан большим числом рек и речек, которые хотя и не все судоходны, но все-таки могут быть весьма полезны для жителей, как пути сообщений и как источники движущей силы.
Задача — положить начало специальному изучению этого края выпала на мою долю; до меня он хотя и был посещаем путешественниками, но только проездом, на весьма короткое время. Таким образом, мое путешествие было первое, предпринятое для исследования усурийской страны. В какой степени оно должно удовлетворить ожиданиям нашей публики, — судить, конечно, не мне, но, во всяком случае, я считаю себя вправе познакомить ее с теми условиями, от которых зависел успех его, и изложить мой собственный взгляд на значение настоящей книги.
Уже и то обстоятельство, что мне первому пришлось специально исследовать усурийскую страну, должно было значительно затруднять мои действия. Но, сверх того, на мое путешествие имели влияние и многие другие неблагоприятные причины. Во главе их надо, конечно, поставить то, что я должен был проехать взад и вперед пространство около 1000 верст не более, как в три с половиною месяца. Затем, мне много мешало разнообразие трудов, между которыми я должен был делить свое время. В самом деле, кроме занятий, относящихся собственно к исследованию края, на мне лежало еще управление всем хозяйством экспедиции и, между прочим, я должен был заботиться о перевозке наших коллекций; последнее было особенно затруднительно, потому что мы должны были возить с собою все добытые предметы, так как в усурийском крае нельзя было найти ни места для их хранения, ни средств для отправки их в Иркутск. Конечно, тяжесть всех этих занятий значительно облегчалась участием, которое принимал в них мой товарищ по путешествию г. Брылкин. Он с полною готовностью разделял со мною все работы, в которых только мог принимать участие, и я навсегда сохраню к нему чувство живейшей благодарности за его содействие в моих трудах. Но г. Брылкин имел свой круг обязанностей, которые не позволяли ему употреблять много времени на другие занятия: именно, ему поручено было вести этнографические работы экспедиции, и им он должен был посвящать большую часть своего времени. Собственно же на меня возложены были все остальные ученые занятия: метеорологические, орографические и гидрографические наблюдения; собирание растений, животных и геогностических образчиков; наконец, изучение условий органической жизни в усурийской стране. Эти работы, как поймет всякий знакомый с делом, уже и сами по себе таковы, что требуют много времени и труда. Но, сверх того, они еще много затруднялись местными условиями усурийского края. Население в нем вообще чрезвычайно редко, так что путешественнику не всегда легко найти здесь людей, от которых бы он мог получить нужные сведения, и это обстоятельство тем более еще было для нас неудобно, что местные жители, ходзены и китайцы, большею частью крайне невежественны во всем, что не касается прямо удовлетворения их материальных нужд. С другой стороны, много мешало нашим работам неудобство сообщений в усурийской стране: при полном в ней недостатке дорог и при редкости даже тропинок, нам приходилось терять много времени на то, чтобы пробираться в места, которые мы хотели исследовать, через болота, лужи, густую траву и тому подобные естественные преграды, весьма часто здесь встречающиеся; часто даже мы отказывались из-за этого от посещения весьма интересных местностей. Не менее, если еще не более, затрудняло наши действия и самое плавание по Усури во все то время, пока мы по ней подымались, следовательно, в течение целых двух месяцев. Мы ехали местами на веслах, а местами бичевой, которую тянули наши люди, и так как течение в Усури довольно быстрое, то движение против воды было очень медленно и отнимало у нас много времени; случалось даже, особенно осенью, когда вода в реке часто бывает на прибыли, что я и г. Брылкин сами принуждены бывали приниматься за работу, для того, чтобы ускорить движение нашей лодки.
Все приведенные обстоятельства показывают, что результаты моего путешествия должны быть далеки от полноты и что в описании его найдется много пробелов, и важных, и незначительных. Я сам смотрю на эту книгу, как на труд главным образом приготовительный, который должен облегчить для будущих путешественников дело изучения усурийского края. Требовать, чтобы она вполне и подробно знакомила читателей со страною, было бы, мне кажется, несправедливо; этого не всегда можно ждать и от путешествий, совершенных при более благоприятных обстоятельствах.
Впрочем, я не мог сообщить в этой книге и всех результатов, которые доставила усурийская экспедиция, потому что принужден был выпустить сочинение в свет без некоторых из статей, которые первоначально предназначались для первого тома. Именно, в этот том не вошли: во-первых, большая часть этнографических исследований г. Брылкина, который, получив по возвращении с Усури другое назначение, не успел их обработать; во-вторых, описание собранных мною насекомых, которые были переданы в Императорскую Академию Наук, но, по независящим от меня обстоятельствам, не были разработаны ко времени выхода в свет моей книги.
Таким образом, из статей, составленных не мною, я мог поместить в первом томе только «замечания о свойствах языка ходзенов» и «ходзенский словарь», написанные г. Брылкиным.
Карта, приложенная к этому тому, составлена отчасти по материалам, которыми я обязан г. Подполковнику Будогоскому. Он сообщил мне маршруты, составленные, в 1859 году, членами экспедиции, посланной под его начальством в усурийский край для обозрения страны, лежащей между р. Усури и морем, и для разграничения ее с остальною Манджуриею. Эти маршруты принесли много пользы при составлении карты и я считаю долгом выразить за них г. Будогоскому мою искреннейшую признательность.
Р. Маак.
Сентябрь 1861 года.
Путешествие по долине реки Усури
В январе 1859 года, находясь в Петербурге, я уже приводил к концу издание моего путешествия по Амуру, когда вдруг получил от Сибирского Отдела Географического Общества лестное для меня предложение приготовляться к новому путешествию по Восточной Сибири, где меня ожидало счастье принести науке свою долю изысканиями в долине реки Усури, стране еще неисследованной ни в каком отношении.
Труды и препятствия, которые меня там ожидали, нисколько не могли отклонить меня от этого путешествия, и мне оставалось только сожалеть, что я не мог предпринять его несколько ранее: мне предстояло проехать около 9000 верст, прежде чем достигну круга моей деятельности — долины реки Усури.
Я отправился из Петербурга 16-го февраля по пути через Иркутск и пробыл в этом городе только то время, которое было необходимо для приготовления всего нужного к дальнейшему путешествию, а 6-го апреля уже отправился далее. Хотя в этом году весна наступила ранее, и солнечные лучи уже разрушительно действовали на льдистый покров Байкальского озера, однако я счастливо добрался до Читы, не встретив особенных затруднений и опасностей при переезде по льду Байкала, проехав благополучно по известной всем дороге через Верхне-Удинск и перевалив через Яблонный хребет. За Читою нам предстояло продолжать путешествие водою, на лодках. Река Ингода́ была еще покрыта льдом, и я воспользовался временем, остававшимся до вскрытия ее, для постройки необходимых нам двух лодок. В этом деле мне оказал весьма большие услуги тамошний исправник, мой старинный университетский приятель, г. Газенвинкель, и я не могу не высказать ему здесь моей живейшей благодарности. К этому времени подоспел сюда мой спутник, г. Брылкин, и с ним мы пустились в путь 26-го апреля, тотчас по вскрытии Ингоды, на большой лодке, которая буксировала другую, меньшую, с провизией. Кроме взятого из Иркутска казака, у меня не было ни одного работника, необходимого для движения лодок вперед, и я должен был нанимать людей для дальнейшего плавания от деревни до деревни, что было причиною задержек почти на каждой станции нашего пути. Но, с другой стороны, мы быстро подвигались вперед, благодаря благоприятным обстоятельствам, а именно тому, что и без того уже быстрое течение реки с каждым днем усиливалось от проливных дождей у верховьев Ингоды и от таяния снегов в горах около ее истоков. Быстрина реки была так сильна, что, стоя на берегу, мы могли явственно слышать столь известный путешественникам шум горных потоков, производимый валунами, двигающимися по руслу. Беспрерывное возвышение воды, заметное с каждым часом, не только давало нам возможность быстро подвигаться вперед, часто даже против сильного ветра, но и покрыло все гряды порогов и камни, лежавшие на дне Ингоды, так что нас несло поверх их без всякой опасности. Это внезапное разлитие Ингоды, случающееся обыкновенно в последних числах апреля, составляет предмет ожидания всего, что только готовится к отплытию на Амур: и поэтому на берегу все было в движении и занято спуском построенных барж и нагрузкою их. Река была покрыта паромами переселенцев, большими казенными транспортами и другими судами и представляла весьма живую картину. Мы пустились вниз по течению и вскоре заметили, что развитие растительного царства и царства насекомых стояло здесь уже на высшей степени, чем в странах пройденных, и чем далее мы подвигались вперед, тем эта разница в развитии становилась для нас разительнее. Нам встречались откосы долины, покрытые то светло-розовым цветом персиковых кустарников, уже совсем распустившихся, то красными букетами рододендрона (Rhododendron dahuricum); большая часть деревьев и кустарников уже распускали листья, а луга и степи заметно зеленели. Нам встречались уже вереницы бесчисленного множества уток и гусей; одним словом, природа оживлялась все более и более, представляя с каждым шагом большее разнообразие и подстрекая нас как можно скорее добраться до места назначения. Мы проплыли мимо устья реки Онона 30-го апреля и прежде вечера того же дня добрались до деревни Монастырки, лежащей на правом берегу Шилки, против устья Нерчи. Плавание наше по реке Шилке совершилось вообще благополучно, потому что, хотя нас и нередко сопровождали проливные дожди, а иногда и противные ветры, загонявшие нас на берег и таким образом замедлявшие наше движение, но так как все это не было продолжительно, то мы иногда, плывя ночью, вознаграждали потерянное днем. Таким образом мы скоро проплыли мимо Стретенска, Шилкинского завода — и остановились в Горбице, где я рассчитывал нанять новых людей для дальнейшего плавания. Но лишь только мы вступили на берег, как все ожидания наши рушились: станица, еще в прошлом году состоявшая из целого поселения казаков, была почти безлюдна, потому что большая часть их недавно переселена на Амур, и мы едва могли, за весьма дорогую цену, нанять несколько казаков для плавания по предстоявшему нам совершенно безлюдному пространству в 200 верст до станицы Усть-Стрелки, которой мы достигли только 6-го мая. В Аргуни вода уже несколько дней, как начала подниматься от тающих Хайларских болот, воды которых доходят сюда через Далайнор обыкновенно около этого времени; по замечаниям туземных старожилов, это возвышение воды в Аргуни случается постоянно несколькими днями позже разлития Шилки. Здесь мы были задерживаемы, хотя довольно редко, то противными ветрами, то сильными туманами; но зато нашему плаванию благоприятствовало разлитие Амура, воды которого стояли весьма высоко от соединенного в нем разлития вод Шилки и Аргуни. Что меня более всего поразило теперь при входе в Амур — это вереница казацких станиц, тянущихся по левому берегу его, на расстоянии 25 или 30 верст одна от другой. Эта населенность левого берега Амура была для меня тем разительнее, что еще свежа была в моей памяти безлюдность его; я хорошо вспомнил, что тут еще недавно и на сотни верст не было видно другого жилья, кроме кое-где встречающихся юрт здешних бедных обитателей, монягров. Русские поселенцы пройденного пространства, орошаемого верхним течением Амура, сколько я заметил, рассматривая их селения, были заняты новыми постройками и хотя они занимались и по казенным надобностям, однако везде весьма далеко подвинули вперед и свои собственные домашние постройки, и вообще были довольны своею новою оседлостью. Но, само собою разумеется, что это можно сказать только о тех переселенцах, которые здесь живут, по крайней мере, другой год, да и успели обзавестись не только жильем, но и необходимыми пристройками и развели хотя небольшие огороды, или владеют несколькими обработанными полями. У таких зажиточных поселенцев всегда можно было достать свежие припасы и притом за небольшую плату. В это время на Амуре готовились к рыбной ловле, в особенности же к ловле осетра и калуги (Acipenser Sturio и Acipenser orientalis), которая производится всем известными снарядами, называемыми здесь самоловами. В этом году ловля была неудачна, и мне везде одинаково жаловались на скудный улов, хотя и не приписывали его недостатку этой рыбы в Амуре. Причину его находили в снарядах, которые, при высокой воде, не могли опуститься глубоко и захватывать рыбу там, где она держалась. Таким образом, самоловы как снаряд, лежащий близ поверхности воды, оказываются неудобными для ловли на Амуре уже теперь, когда поверхность его вод и течение еще не так часто тревожатся пароходами и другими судами, как этого можно ожидать впоследствии. Здесь мы также видели разбросанные по разным местам берега юрты монягров, занимавшихся ловлею калуги с помощью гарпунов, но и у них улов был неудачен по тем же причинам, о которых мы только что говорили; но для монягров недостаток в рыбе ныне уже становится не так ощутительным, как прежде, когда рыбная ловля составляла единственный промысел, доставлявший им средства к жизни. Теперь же, вследствие частых сношений с русскими, это племя ихтиофагов уже привыкло к образу жизни русских, к их пище и хлебу, так что этот последний уже составляет главную, почти необходимую потребность их, и можно полагать, что монягры, между которыми влияние манджуров оставило мало следов просвещения, охотно привьют к себе русский элемент и оставят многие из их теперешних грубых нравов и обычаев, если частые сношения с русскими и в особенности торговля усилятся. Поселения русских имеют большое значение в отношении к границам или пределам расселения племен монягров, потому что еще за несколько лет перед сим монягры жили, по крайней мере зимою, на постоянных местах, преимущественно при устьях рек, вливающихся в Амур; восточную их границу составляла река Кума́ра, а Невир — западную; теперь же я нашел многие их местечки, наприм. Пан̃гго, Онон и другие, прежде весьма оживленные и населенные — совершенно опустелыми; да и вообще кажется, что все монягрское население оттеснено к востоку; их восточная граница, доходившая до сих пор только до Кума́ры, — теперь перешла за эту реку и находится гораздо восточнее, несколько не доходя до устья реки Зе́и.
Албазина мы достигли 9-го мая; это самая большая из здешних русских станиц, которая двумя рядами домов окаймляет берег и тянется по нему несколько ниже когда-то бывшей здесь старой русской крепости. В Албазине мне, наконец, удалось нанять необходимое число людей, и я с 2 казаками и одним тунгусом окончательно предпринял дальнейший путь к устью реки Усури. В следующие дни мы проплыли мимо устьев рек: Пан̃гго, Койкука́на, Буринды и Оно́на, а 16-го мая достигли Кума́ры, самого большого из правых притоков верхнего Амура. Чем далее мы подвигались на юг, тем поразительнее становилось изменение в характере произрастений страны и тем ярче выдавалось раннее развитие всей природы: начиная с самого устья Кумары, леса́, которые до сих пор, главным образом, состояли из сосны и лиственницы, — изменились в леса дубовые и липовые и в рощи черной березы, окаймлявшие берега по течению Амура. Откосы гор, заросшие этими породами дерев, представились глазам нашим покрытые яркою зеленью; на островах виднелись кущи черемухи (Prunus padus) в полном цвету, а луга, хотя и представляли еще мало распустившихся растений, но были покрыты высокою травою, которая в это время уже могла служить кормом для скота проходящих здесь переселенцев. Как обыкновенно при больших притоках в реке встречаются один или несколько островов, так и здесь в устье Кумары, при впадении ее в Амур, есть несколько островов, скрывающих от зрителя устье ее со стороны главного русла, и его можно узнать только по выдающемуся с левого берега Амура живописному мысу Лонгто́р (мыс Бибикова).
В нескольких верстах ниже этого мыса находится Кумарская станица, лежащая на красивом береговом лугу. По своей обширности и по удобству своего местоположения она занимает первое место после Албазинской, о которой мы говорили выше. В продолжение дня, еще до заката солнца, мы прошли известную Улусу-Модонскую излучину реки, образующую в этом месте единственный в своем роде круг в 30 верст длиною; проплыв эти 30 верст, мы прошли опять недалеко от того места, где она начинается, и отделялись от него только весьма небольшою полосою земли; почти по всему этому пространству приходится ехать между скалистыми откосами, то покрытыми лесом, то совершенно обнаженными, которые здесь и там перерезаны узкими лощинами и имеют по берегу весьма незначительные луга, могущие служить местом только для весьма небольшого поселения. Вместо редких монягрских юрт, которые прежде здесь встречались нам по реке, — ниже по течению начали довольно часто показываться временные шалаши, крытые соломою и обшитые берестою, юрты китайцев и манджуров, приходящих сюда летом для рубки леса и дров, которыми они снабжают Айгун, местность весьма бедную лесом.
За Улусу-Модоном, вниз по течению, горы постепенно уходят внутрь страны, и по обоим берегам Амура являются высокие сухие луга, которые, около устья реки Зеи, пролегая между Амуром и горами, уходящими вдаль или совершенно исчезающими из глаз, переходят в необозримые луговые степи. В таком местоположении, в нескольких верстах выше устья Зеи, лежит вновь построенный город Благовещенск, место пребывания губернатора и центр управления Амурской Области. Мы прибыли туда 18 мая и нашли там жизнь, полную движения и деятельности, которая вся была устремлена на постройку разного рода домов для жилья. В следующий день мы довольно рано достигли манджурского города Айгуна, в котором я остановился на несколько часов с целью хорошенько запастись некоторыми припасами, необходимыми для предстоявшего пути. Еще недавно, за несколько лет пред сим, манджурским начальством было строго воспрещено всем русским не только вступать в торговлю, но и входить в самый город; а теперь, с одной стороны, благодаря заключенному айгунскому трактату, а с другой, общему требованию всех жителей — дозволить им вступить с русскими в меновую торговлю, и город и лавки тамошних купцов доступны для каждого. Иохасин и Юнгсин самые богатые купеческие дома в Айгуне, ведущие более других своих соотечественников торговлю с русскими купцами и Амурскою компаниею в Благовещенске; у Юнгсина я сделал закупки всех нужных припасов: пшеничной муки, круп, водки и пр., заплатив русскою серебряною монетою. Серебряная и медная монета (в особенности же старые барнаульские пятаки), конечно, лучшие деньги для торговли с китайскими купцами, хотя в последнее время, вследствие ли частых торговых сношений, или же вследствие недостатка в звонкой монете, китайцы ознакомились и с нашими ассигнациями, которые, однако ж, ходят у них только в половинной цене против серебра. Но, несмотря на это, у некоторых китайцев набираются бумажные деньги на значительную сумму. Они их выменивают обратно другим русским купцам на звонкую монету с чрезвычайною выгодою для последних. При погоде, большею частью благоприятной для нашего плавания, за исключением нескольких дождей, несмотря на сильные противные ветры, обыкновенно дующие в это время года с востока, мы вскоре оставили позади нас все пространство до устья Буреи и 23 мая прибыли в живописную казацкую станицу Скобельсина. По тому пространству, которое мы прошли, широко раскинулась по обоим берегам Амура пространная луговая степь, далеко, на самом горизонте, окаймленная горами. Густой пласт ее черноземной почвы покрыт роскошною травою и красивыми рондами лиственных дерев. За рядом деревень, тянущихся в 30 верстах ниже Айгуна на правом берегу Амура, поселения становятся реже и реже, а вместе с ними прекращаются и обработанные поля, принадлежащие китайцам и манджурам. Ближе к устью Буреи, вместо деревень, можно встретить только одинокие жилища или юрты бирарских тунгусов, занимающихся здесь особенно рыбною ловлею и охотою за зверьми, хотя они также занимаются скотоводством и огородничеством. Все это пространство и далее ниже устья Буреи до предгорий Хингана составляет часть Амура, наиболее удобную для обработки, и жители весьма больших здешних станиц, в короткое время их пребывания здесь, уже успели собрать весьма удовлетворительные жатвы. Начиная от устья Буреи по левому берегу Амура, береговые луговые степи, по их внешнему характеру, составляют как бы продолжение местности выше устья; между тем как на правом берегу тянутся одни за другими ряды холмов (известные между жителями под именем гор Морра ), сходящихся к реке, и есть места, где эти горы прямо и обрывисто упираются в Амур. Наше плавание по всему этому пространству, от устья Буреи до Хинганских гор, далеко нельзя назвать благополучным, потому что мы здесь встречали сильные препятствия в продолжительных противных ветрах, которые нам были тем опаснее, что мы должны были плыть мимо островов с их берегами, подмытыми течением и почти неприступными для нас.
27-го мая мы прошли большую казацкую станицу Пашкова, которая прежде называлась Хинганским пикетом; она лежит на луговой степи, тянущейся у подошвы предгория Хинганских гор и отлого спускающейся к Амуру. Еще засветло мы достигли до входа пролома, сделанного в горах течением Амура, здесь быстрота его достигала невероятной степени, особенно в тех местах, где он стремился между двумя обрывистыми скалами. Это обстоятельство, благоприятное для нашего плавания, вместе с прекращением ветров, дало нам возможность в два дня пройти все это пространство и оставить горы далеко за нами; но 29 мая мы снова пред собою увидели обширную луговую степь, тянущуюся на восток от юго-восточного склона Хинганских гор. Она носит на себе тот же характер, который мы заметили, говоря о луговой степи, лежащей на запад от хребта, и представляет до самого устья Сунгари необозримую луговую степь, прерываемую только цепью холмов, тянущихся в отдалении от берега. На этой равнине по обеим сторонам Амура необозримо тянутся луга, покрытые высокою травою и одинокими дубовыми и вязовыми рощами, а между ними стелятся низменности с лагунами и озерами; вся эта страна, до переселения сюда русских, была необитаема, несмотря на то, что трудно найти землю более удобную для обработки. Здесь прежде появлялись только кочующие семейства бирарских тунгусов, и гольде с берегов Сунгари временно поселялись здесь, преимущественно на лето, для рыбной ловли. Только со времени появления здесь русских поселений эти места заняты под обработку и хотя теперь здесь все еще только несколько деревень, но можно, без сомнения, полагать, что весьма скоро здесь разовьется многолюдное население, потому что если даже поселенцы займут все пространство земли вдоль берега Амура, то все еще останется удобнейшей для обработки земли на многие сотни верст внутрь области и весьма выгодные для поселений местоположения. Река Сунгари соединяется с Амуром, протекая между двумя казацкими станицами, Дежневой и Михайло-Семеновской, и принимает здесь, при впадении в него, такие широкие размеры, что образует обширный архипелаг островов; она здесь невольно вызывает удивление путешественника необозримостью своей водной поверхности, представляющейся морем; в особенности же овладевает вами это очарование, когда при сильном ветре вся поверхность покроется огромными волнами. Говоря об этом месте, я считаю долгом обратить внимание путешественников на то, что они легко могут здесь подвергнуться большой опасности — от внезапно подымающихся ветров — как это случилось и со мною, когда меня неожиданно захватил сильный шквал и я на моих малых лодках едва-едва мог спастись, попавши на одну из песчаных отмелей, после долгих и чрезвычайных усилий. Далее, за устьем Сунгари, мы шли по руслу, разделенному на бесчисленное множество речных рукавов, и, пройдя между группами островов, достигли, наконец, предгория Кырма́, замыкающего долину реки Усури на западной ее стороне — и здесь, 5 июня, я уже ступил на рубеж области, которую мне назначено было исследовать. У Кырма́ Амур делится на 2 рукава, из которых один, идущий вправо от главного русла, ведет к реке Усури. Хотя отсюда до горного хребта Хёхцыр, примыкающего к устью Усури, всего около 30 верст и мы легко могли видеть его невооруженным глазом, однако мы не могли прибыть туда ранее 9-го июня, потому что нам препятствовали сильные и продолжительные ветры. Но, с другой стороны, эта задержка на нашем пути не была бесполезна, потому что на островах устья и на береговой низменности, между мысом Кырма́ и устьем Усури, а также и на бесчисленных лугах, нашлось многое, что следовало собрать и осмотреть. Употребив 11 дней на исследование интересного во всех отношениях хребта Хёхцыр, на собирание разных замечательных предметов на островах устья и в окрестностях его, особенно на довольно далекую экскурсию в Хабаровку, я, между прочим, приготовлялся также и к дальнейшему пути, и, наконец, пустился плыть вверх по Усури; так как мне предстояло весьма далекое плавание все против течения, то я нанял еще трех человек; теперь в экипаже моих обеих лодок, весьма небольших и сильно нагруженных, находилось 7 человек, число довольно малое для скорого движения лодок против течения, особенно если еще исключить 2 человек, исправлявших должность рулевого. При других обстоятельствах и в другое время года это число прислуги оказалось бы даже слишком малым, но в это время года, когда вода в Усури стояла очень низко, а, следовательно, и самое течение не могло быть слишком значительно, и для такого плавания, как мое, оно было весьма достаточно. Так как главная цель возложенных на меня обязанностей заставляла меня исследовать страну в качестве естествоиспытателя, то я должен был останавливаться при каждой местности, представлявшей интерес в каком-нибудь отношении, и не мог подвигаться вперед более 15 или 20 верст в сутки; сверх того, мне нужно было выходить на берег, чтобы делать метеорологические наблюдения, к которым я приступал с возможною точностью в одни и те же часы дня.
Плывущим по Усури против ее течения прежде всего представляются на правом берегу гряды Хёхцырских гор, которые вскоре уходят внутрь страны и уступают место широким равнинам, пересекаемым в некоторых местах цепями холмов, которые примыкают к самой реке; между тем как на левом берегу одна такая равнина занимает огромное пространство. Природа в этих местностях уже давно кипела жизнью, в особенности же растительное царство и насекомые представляли много замечательного, требовавшего занятий; я с большою охотою предавался там исследованиям по части естественной истории, часто прибегая к экскурсиям, а мой спутник, г. Брылкин, в тоже время посвящал себя работам по части этнографии. Мы старались находить себе пристанище (для ночлегов) преимущественно у прибрежных обитателей и тем охотнее оставались у них некоторое время, что это было для г. Брылкина единственным средством к изучению языка, нравов и образа жизни их. Но сношения с туземцами не были бесполезны и для меня: я собирал у них сведения о стране, в которую вступал, с целью разузнать предварительно вообще о местных животных и их географическом распределении, и в частности о тех животных, которые составляют предмет охоты в этой стране. Чтобы достигнуть этой цели, нам часто приходилось отыскивать здешних обитателей на побочных рукавах реки, потому что они ведут полукочевую жизнь, занимаясь только рыболовством и оставляя к лету свои постоянные жилища, чтобы отыскать удобнейшие для ловли места, где они живут уже в юртах, наскоро сложенных и покрытых лишь берестою; там они проводят все время в рыбной ловле, удовлетворяющей их ежедневные нужды и только осенью приготовляют запасы к зиме. Я не буду здесь подробно распространяться об этом малочисленном тунгусском племени, потому что не имею намерения касаться предметов этнографии, а упомяну только об имени этого племени, потому что оно часто будет встречаться в последующих описаниях моего путешествия. Все путешественники, до сих пор дававшие нам сведения об Усури, называют эту отрасль тунгуского племени, так же как и прибрежных обитателей ниже устья Усури, по Амуру, одним именем — Гольде. Это имя было, конечно, известно всем здешним тунгусам и они даже отзывались, если кто называл их этим именем; но, после многих расспросов, я положительно узнал, что они принадлежат к отрасли тунгусов — Ходзенам[1], обитающим по Амуру выше устья Усури. Сами между собою они никогда не называют себя иначе, и потому, в моих последующих описаниях, я буду упоминать о них только под именем Ходзенов. Имя же Гольде, как они мне единогласно утверждали, им известно только потому, что их так называли русские, которые бывали в их стране.
Чтобы ознакомиться с образом жизни китайцев, для этого нет надобности подыматься далеко вверх против ее течения, потому что они, хотя редко, но встречаются и ближе; однако же первые жилища китайцев находятся только близ местечка Хайцо. Китайцы, обитающие в странах среднего и нижнего течения Усури, большею частью купцы и ведут с ходзенами меновую торговлю, покупая у них драгоценные меха. До сих пор они были в этой стране единственными покупателями, которым охотники сбывали свои товары по весьма низкой цене, произвольно установленной китайцами; вот почему ходзены очень бедны, и, оставаясь постоянно в долгу у китайцев, так долго находятся в зависимости от них. Эта рабская зависимость ходзенов от китайцев прекратится вместе с поселением здесь русских и лишь только установятся частые торговые сношения. Но можно ожидать еще бо́льшего, вследствие причин, о которых мы говорили выше, потому что ходзены смотрят на русских, как на своих освободителей и весьма рады их приходу, так как манджурское господство до сих пор было для них тяжелым гнетом, главною причиною их уныния и их бедственного положения. Каждый год во всех местечках по Усури несколько раз появлялись манджурские власти, чтобы собирать в них дань, и пред ними все склонялось и трепетало, как раб пред своим господином. При этом взимании дани, которое, конечно, идет от правительства, китайские чиновники гораздо более думают о своей пользе, и их беззаконные притеснения для бедных ходзенов тем более обременительны, что они почти каждый раз сопровождаются страшными телесными наказаниями и истязаниями. С того времени (1858 г.), как русские поселились в окрестностях устья Усури и с поселения их по самой реке в 1859 году, уже переменились отношения туземцев к китайцам и становится заметною их привязанность к русским. Они делом и словом помогают русским в незнакомой им стране и уже успели многое перенять от них и в частых сношениях несколько выучились русскому языку — даже охотно меняют свой образ одежды на русский. Нельзя сомневаться, что впоследствии, от этого влияния русских на ходзенов, русский элемент все более и более будет вкореняться в них, но остается только желать, чтобы со стороны наших поселенцев эта привязанность была оценена, и чтобы со стороны русского правительства взяты были надлежащие меры для прочного присоединения этого племени к России.
Многие места правого берега Усури кипели жизнью; в особенности на местах, назначенных для новых переселенцев, все было в движении и занято постройкою необходимых для первого обзаведения изб и зданий, которые строились солдатами линейного батальона из Хабаровки и большею частью из осинника, потому что собственно здесь, на берегах Усури, нет хорошего строевого леса, а хвойный или красный лес растет большею частью выше в горах. Но на следующее время поселенцы будут вывозить зимою необходимый им строевой лес из гор на санях, и это весьма облегчит им перевозку его.
Прежде чем достигнуть устья р. Нора (47°21′2″ с. ш.), одного из наибольших левых притоков р. Усури, надо пройти целый ряд скалистых выступов долины, которые туземцами называются Нюрце́. После исключительно необозримых лугов и после монотонности произведений растительного царства, которые мы встречали в этих местах, скалы были для нас предметами новыми, в высокой степени интересными. 28 июня, пройдя расстояние 125 верст, мы достигли устья р. Нор, которое я принимаю за границу между нижним и средним течением Усури. В этом месте выдвигается к реке невысокая цепь холмов и здесь, наконец, изменяется и левый берег Усури, который с самого устья был плоский. Отсюда далее мы уже находились в области среднего течения Усури, самой интересной из всех местностей по течению реки. Эту часть течения можно охарактеризовать тем, что на правом берегу довольно часто, одни за другими, тянутся ряды гор и цепи холмов, то вблизи, то в некотором отдалении от берега, образуя на нем мысы, которые встречаются довольно часто; характер их растительности определится, если скажем, что все они роскошно покрыты густыми лесами, на них произрастают почти все породы лиственных дерев, какие только до сих пор известны во всей амурской стране; во многих местах непроходимая чаща подлеска густо обвита вьющимися растениями и почва покрыта непрерывным ковром роскошной зелени. Этому богатству растительного царства соответствует естественно и великое разнообразие здешней фауны вообще, в особенности же в мире насекомых. И потому, отыскав подобные места, мы не спешили оставлять их, пока они представляли нам какой-нибудь интерес, обещая внести свою долю в мои коллекции. Здесь, днем, мы занимались зоологическими и ботаническими экскурсиями, сушили растения, снимали кожи с убитых животных и приводили в порядок наши журналы, а в сумерки начинали ловить разные породы ночных мотыльков, что́ продолжалось иногда до глубокой ночи. Эти последние коллекции собирались обыкновенно в лиственных лесах и при большом огне, на который бабочки и мотыльки слетались во множестве. На этой местности Усури собраны самые лучшие и самые редкие вещи моей энтомологической коллекции, в которой находится так много новых видов и пород южных стран, известных нам только по образцам, до сих пор вывозившимся из Японии и Китая. Не менее велико в этих лесах и разнообразие царства пернатых и животных млекопитающих: следы их в лесах видны по всем направлениям и встречаются на каждом шагу. Нередко случается наткнуться на медведя или кабана, и одинокий пешеход легко может подвергнуться большой опасности от встречи с тигром в этих лесах, где они появляются весьма часто. Разнообразию лесной флоры соответствует и богатство растительности на здешних лугах, которые тянутся по берегу реки и у подошвы холмов; новых луговых растений здесь гораздо более, нежели где-либо в местах, виденных нами прежде. Но всего более я был поражен роскошностию растений на озерах, которые встречаются здесь во множестве. Мне часто случалось видеть, что вся поверхность многих из них была покрыта растениями Nelumbium и Euryale, великолепием и яркостью красок превосходящими все другие цветы, растущие по берегам Усури. Но при всем этом должно сказать, что в горах, которые тянутся в некотором отдалении от речного берега, встречается растительность, если не столь пышная, то более разнообразная в известных отношениях, да и самый рост деревьев гораздо сильнее, в особенности же в боковых долинах, как в местах более защищенных от ветра. Кроме хвойного леса встречаются здесь и другие виды деревьев, не растущих по берегам реки, и потому я всегда старался углубляться внутрь страны, как можно далее от берега и взбираться на горы; но это, к сожалению, не всегда было возможно, потому что часто было сопряжено с величайшею трудностью и с потерею времени, а я постоянно должен был иметь в виду предстоявший мне длинный путь. Наконец, мы оставили за собою пространство среднего течения Усури и — довольно счастливо, потому что, за исключением нескольких дождливых ветренных дней, плыли большею частью при благоприятной погоде, постоянно встречая по берегам места весьма удобные для бичевого хода; это очень облегчало труд моих людей, которые, до сих пор, всегда должны были употреблять особенные усилия, потому надо было грести и притом против течения, так как нам все приходилось плыть то между островами, то у берега, подмытого и неудобоприступного, или же густо поросшего ивами. Не доходя до р. Имы, одного из наибольших притоков реки Усури с правой ее стороны, приходилось ехать мимо одного манджурского караульного поста, лежащего против устья, несколько наискось, при подошве левого откоса долины. В этом местечке имеют постоянное пребывание оба манджурские чиновника, приводящие в ужас всю окрестную страну. Они подчинены непосредственному управлению города Гирина на р. Сунгари, откуда они получают приказания и где должны давать отчет по управлению вверенной им страны. Этот пост есть единственный по всей Усури и в нем централизована власть над всеми жителями, ходзенами и китайцами, и из него-то ежегодно несколько раз делаются поездки для сбора дани, о которой мы говорили выше.
Манджурские чиновники вышли к нам навстречу, пригласили к себе, угостили нас и вообще оказали нам весьма дружеский прием, хотя всем здесь известно, что манджурам вовсе неприятно взятие русскими области реки Усури и их переселения в эти страны. Прежде чем отправиться обратно, мы взаимно разменялись подарками с нашими хозяевами, о которых я скажу, что они, как и вообще все чиновники китайского правительства, старались превзойти себя в дипломатических тонкостях и в вежливости.
В следующий день (15-го июля) мы проплыли по устью реки Имы (45°58′55″ с. ш.), составляющей здесь новую естественную границу, так что все течение Усури вверх от этого места я принимаю за верхнее течение. Я основываюсь на том, что, начиная от устья ее, на правом берегу Усури еще тянутся ряды высот по направлению к реке, где они образуют мысы и откуда уходят на далекое пространство обратно внутрь страны; отсюда по обоим берегам реки тянутся низменные и обширные луговые степи, среди которых протекают реки Муре́н и Су́нгачи и лежит огромное озеро Кенгка. Эти луговые степи со своими одинокими кущами дерев или же с сплошными лесами, состоящими из дуба, черной березы и осины, с бесчисленными озерами на лугах их, покрытых высокою травою, носят на себе, по крайней мере по наружному виду, тот же характер, как и у луговых степей, лежащих ниже их по течению, разве только с тою разницею, что луговая флора, по мере удаления к югу вплоть до озера Кенгка, состоит из более редких южных форм. Хотя многие из этих лугов подвержены наводнениям, однако здесь есть много мест, годных для поселений, и некоторые из них уже заняты; здесь же мы прошли последнюю из устроенных в нынешнем году станиц — Буссеву, по числу 23-ю, и отстоящую от устья почти на 300 верст, так что, судя по этому, можно сказать, что для первого начала здесь населено довольно большое пространство и без особенно больших промежутков. Наше плавание по этой части течения Усури стало снова гораздо затруднительнее: берега заросли ивами, которые мешали нам тянуться бичевой и мы должны были снова грести против течения. Чем далее плыли мы вверх по течению Усури, тем чаще встречались нам поселения китайцев, которые здесь обитают не столько уже для торговли с ходзенами или для занятия огородничеством, сколько, главным образом, для того, чтобы закупать находимый здесь в изобилии корень растения жень-шень, весьма ценимый в Китае. За этим растением они ежегодно приезжают сюда и далее, несколько к югу, в гористые местности, где жень-шень растет еще в большем количестве; первого торговца, закупающего этот драгоценный корень, мы встретили еще на левом берегу Усури, несколько выше устья р. Дамгу, в небольшой деревне того же имени. Это был довольно образованный человек[2] и очень расположенный к русским. Родом из Гирина, он уже с давних пор постоянно живет здесь и разбогател, торгуя этим растением. Так как в короткое время до нас он уже успел сделать некоторые успехи в русском языке, то и мог нам подробно рассказать о способах отыскивания корня, его приготовлении и самом употреблении; это он делал с большою готовностью и точностью, и так как он много путешествовал по всей этой стране и хорошо с нею ознакомился, то я получил от него много весьма занимательных сведений; я нарочно провел у него несколько дней с этою целью; мы расстались с ним не ранее 25-го июля, получив в подарок различные породы овощей, которые разводятся здесь в большом количестве, и пустились в дальнейший путь. Вскоре после отъезда я достиг устья реки Сунгачи, вливающейся здесь в Усури и соединяющей с нею большое озеро Кенгка. Здесь мне пришлось сделать выбор между двумя путями: плыть вверх по течению Усури или совершить поездку к озеру Кенгка. Хотя оба пути обещали мне много занимательного, но я решился на последний, основываясь на причинах, которые я постараюсь изложить здесь. У этого огромного бассейна северо-восточной Манджурии, судя по его географическому положению на юге и по очертанию его берегов, я ожидал найти богатство и разнообразие в произведениях растительного царства и в фауне, и потому старался достигнуть его как можно скорее, чтобы еще успеть захватить здесь хоть часть летних растений и насекомых. Вторая, не менее основательная, причина состояла в том, что, отправляясь из устья Усури, я взял с собою провизии всего на 2 месяца, желая этим облегчить движение вверх по течению, и принял меры, чтобы получить остальную часть запасов для моего обратного пути на военном посте озера Кенгка. Таким образом, предоставив себе пройти остальную часть верхнего течения Усури на обратном пути из этого озера, я вышел из Усури и пустился вверх по Сунгачи. Эта небольшая река со всеми своими излучинами от устья ее до истока из озера, протекая всего около 180 верст, представляет однако же плавателям, идущим вверх против ее течения, некоторые немалые затруднения своими бесконечными извилинами, которых нельзя избежать, но которым остается только рабски следовать. Сверх того, на каждом шагу встречаются берега, поросшие ивами, и, следовательно, почти постоянно должно было идти на веслах. Хотя, к нашему счастью, вода в Сунгачи в это время года стояла невысоко, а потому течение ее было довольно медленно, однако ж это пространство, пройденное нами, было одно из самых затруднительных, и я сам часто должен был браться за руль, чтобы хотя несколько облегчать тем людей, истощенных продолжительным дневным жаром, и, заменяя одного другим, давать им несколько отдохнуть. Все это пространство до озера, как мы видели выше, носит характер луговой степи: оно состоит из необозримых лугов, местами подверженных наводнению, на которых в разных местах встречаются рощи и леса весьма разнообразных лиственных деревьев, манящие к себе путешественника и естествоиспытателя своею богатою и разнообразною растительностью. Мне весьма легко было посвятить особенное внимание исследованию этих местностей, щедро наделенных также озерами, потому что лодки мои, следуя частым извилинам, иногда после плавания, продолжавшегося несколько часов, возвращались почти на то же место, где я их оставлял, и давали мне таким образом возможность оставаться там все это время на экскурсии. После семидневного плавания, когда я был уже на половине пути, я весьма обрадовался, встретив здесь астронома г. Гамова, который, успев проехать почти по всей Усури, оканчивал свое предприятие и возвращался обратно к ее устью. Его дружеской обязательности я весьма одолжен за полную готовность, выраженную им, уступить мне своего переводчика, молодого ходзена, который был весьма силен в русском языке и следовательно, оставаясь при мне, был мне весьма полезен и даже необходим, потому что, хотя я и приобрел от частых сношений с туземцами некоторые познания в их языке, но мне не всегда удавалось хорошо понять их и объясниться, а это весьма естественно должно было оставлять пробелы в моих исследованиях. Через это приобретение я теперь был в состоянии при моих сношениях с жителями страны получать от них правильные и подробные сведения об образе их охоты за зверями, рыбной ловле, географическом районе пород разных животных и растений и многих других предметах. 8-го августа мы, наконец, достигли цели нашего плавания по этим местам и добрались до истока реки Сунгачи. Перед нами простиралось бесконечное пространство вод озера Кенгка, на горизонте которого, с запада, всплывали какие-то синевшие горы. В день нашего прибытия озеро было в сильном волнении; с глухим шумом разбивало оно свои волны о плоские берега, и было для нас, утомленных уже однообразием степей реки Сунгачи, приятною и величественною картиною. По прибытии моем сюда, я прежде всего должен был воспользоваться ясными днями, которые теперь наступили, чтобы обсушить снова мои коллекции, отсыревшие во время дождливых дней, так что в это время в первые дни мы делали только небольшие экскурсии в ближайшие окрестности, хотя занимались также и охотою, и в особенности рыбною ловлею; последняя доставила нам богатую добычу, потому что, как раз в это время мечут икру некоторые виды карпов (Cyprinus) и сомов (Bagrus), которые стекались к истоку Сунгачи в огромных массах. Мы долгое время любовались гладкою поверхностью этой реки, в тысяче мест взрываемою беспрерывными всплесками выпрыгивавших из воды рыб. Мы их ловили самыми легкими способами — на удочку, и даже просто руками, и многие из пойманных нами сомов были замечательной величины. 11-го августа я приготовил одну маленькую лодку к довольно дальней экскурсии на озеро Кенгка и поехал вправо от истока Сунгачи, с целью пробраться вдоль восточного берега его, как можно будет далее. Эту поездку по озеру на небольшой лодке можно было совершить не иначе, как держась постоянно в виду берегов, чтобы, на случай опасности от бури, тотчас можно было пристать к ним. Но, к несчастью, я вскоре должен был прекратить эту поездку по причине внезапной болезни, настигнувшей меня здесь, и немедленно отправиться обратно, чтобы воспользоваться медицинскими средствами, которые я оставил на нашей стоянке; однако 14 августа я уже настолько оправился, что мог предпринять вторичную и более дальнюю поездку. На этот раз я присоединился к г. Леонтьеву, офицеру, командующему караульными постами, учрежденными на Сунгачи и у озера Кенгка, который отправлялся по озеру к северному его берегу. С этою целью был снаряжен большой бот с экипажем в 10 человек, и мы пустились в путь при ясной погоде по совершенно гладкой поверхности озера, взяв курс к северному берегу его, где лежит небольшое озеро Ац-Кенгка, отделяющееся от первого только узкою полосою земли. Но хотя эта местность лежит всего на 25 верст расстояния, если считать по прямому направлению от истока Сунгачи, однако, так как, по случаю поднявшегося ветра, мы должны были пристать к берегу, то и не могли прибыть к посту, учрежденному в нынешнем году на северном берегу озера Кенгка, прежде 16-го августа.
Я провел два дня на этом, самом дальнем, пункте моего путешествия и посвятил особенное внимание тщательному исследованию этих мест, совершенно различных от остальных частей области реки Усури по своим климатическим условиям и по свойству почвы, и имел достаточно времени и возможности самому убедиться в том, что этот огромный бассейн действительно представляет весьма много нового и занимательного для естествоиспытателя. Хотя я и ознакомился только с небольшою частью озера, да и притом находился здесь во время года довольно позднее для ботанических экскурсий, однако же перед моими глазами было множество новых и чрезвычайно интересных предметов, которые убедили меня, что эта страна есть одна из самых занимательных, а потому и не могу довольно рекомендовать ее будущим исследователям-специалистам; к сожалению, позднее время года принудило меня покинуть эти страны после пребывания, продолжавшегося всего несколько дней, и спешить в обратный путь: таким образом, 19 августа я уже был на месте моей стоянки, а в следующий день, запасшись провизией, пустился обратно к устью Сунгачи, не исследуя более этих пройденных местностей. Я считал мои прежние тщательные изыскания достаточными, и потому имел в виду только как бы скорее добраться до Усури. Но небольшое несчастье, постигшее меня вскоре после моего обратного отъезда, замедлило на некоторое время приведение этого намерения в исполнение: в ночь с 20 на 21 августа в лодке, в которой лежала вся провизия, оказалась такая сильная течь, что вскоре лодка до половины залилась водою и весь мой запас сухарей так подмок, что стал негоден к употреблению, и потому я решился провести в находившемся поблизости русском посте несколько дней, пока успеют заново перепечь в хлеб и пересушить всю подмоченную массу сухарей. 28 августа я уже снова находился на нижнем течении Сунгачи и того же дня достиг реки Усури. До входа в устье Сунгачи, за несколько верст до него, я заметил, что быстрота ее течения вдруг заметно уменьшилась; это обстоятельство объяснилось только в самом устье ее, в котором берега ее были широко и на далекое расстояние залиты водою, так что от этого не только задерживалось ее течение, но и самое устье ее наполнялось массою занесенных из Усури деревьев и пней. Хотя теперь мне показалось гораздо более затруднительным плавание по Усури вверх против течения, однако же я не хотел оставить предположенный ранее план, а, напротив, решился привести его в исполнение по мере сил и возможности.
Вначале наше плавание против течения хотя и было трудно, но, по крайней мере, возможно, потому что быстрота воды не достигла еще высшей степени и можно было тащить наши лодки бичевою. Но с каждым днем течение усиливалось от напора вод, которые затопили береговые луга и острова, поросшие ивами, и местами залили эти деревья до самых верхушек. По реке неслись огромные массы карчей и смытых водою деревьев, которые подвергали наши малые лодки опасности, а низменные, затопленные берега лишали всякой возможности идти бичевою, так что весьма большие пространства против течения должно было идти на веслах, с большим трудом и весьма медленно подвигаясь вперед. Но, наконец, и это сделалось невозможным, несмотря на то, что я сам постоянно работал веслами. И действительно, мы не были в состоянии подвигаться вперед: двое из моих людей страдали ревматизмом, а третий топором повредил себе руку. Это заставило меня оставить Усури на некоторое время и предпринять поездку внутрь страны, в надежде, что может быть в это время вода в Усури спадет, и мне снова возможно будет продолжать исполнение моего плана. Близ урочища Чаимтунг я вошел в озеро, на несколько верст вдающееся извилинами внутрь страны в виде залива и доходящее до самой подошвы цепи холмов того же имени, с целью узнать геогностический состав их, сделать изыскания для их флоры и произвести барометрические измерения их высот. 4 сентября я окончил здесь мои занятия и вернулся снова на Усури, но, к сожалению, я и этот раз убедился, что вода все еще была на прибыли, и что нельзя было и думать о дальнейшем плавании против течения. Таким образом, эти обстоятельства совершенно уничтожили мои надежды и виды на плавание далее вверх против течения Усури и я должен был думать о возвратном пути, чтобы к концу этого же месяца попасть в Хабаровку, в которой к тому времени ожидали пароход, отправлявшийся вверх по Амуру. Поэтому я решился возвратиться по следам моего прежнего путешествия, имея целью основательнее и полнее исследовать пройденную уже часть Усури и получить о ней еще более точные понятия в естественно-историческом и географическом отношениях.
5 сентября мы уже снова были в деревне Дамгу, у нашего знакомого китайца Венгкуй, и должны были, по случаю сильной бури и огромных волн, поднявшихся на реке, пробыть у него несколько дней. Сильное возвышение воды в Усури было очень продолжительно, а стоявшая уже в продолжение нескольких дней бурная погода была для здешних бедных жителей большою помехою, потому что при таких условиях нельзя было и думать о рыбной ловле с помощью тех простых снарядов, которыми они производят ее; а между тем в это время года рыбная ловля составляет их единственное средство пропитания. В таких затруднительных обстоятельствах они чаще обыкновенного посещают своих друзей-китайцев, которые щедро снабжают их зерновым хлебом и разного рода овощами, под условием скорой уплаты. Теперь они также стеклись сюда во множестве и это меня очень обрадовало, как благоприятное средство, за небольшие подарки, сделанные с целью приобрести доверие ходзенов, получить от них полезные сведения. От них и от китайца Венгкуй я собрал и теперь очень много драгоценных материалов и, между прочим, полные сведения о китайских способах и приемах для разведения огородов и об уходе за ними, потому что и у него был большой огород, в котором теперь зрели всевозможные овощи, арбузы, дыни и пр.
Утром 9 сентября мы отправились далее и, плывя по все еще стремительному течению, быстро подвигались вперед. На обратном пути моем, я, между прочим, поставил себе за правило собирать также сведения о русском населении в отношении к домашнему быту его и занятиям, о постройках и хозяйственных работах, преимущественно же о состоянии здоровья переселенцев; и потому каждый раз, когда только нам встречались поселения, мы останавливались на некоторое время, тем более, что во время этих стоянок я мог принести поселенцам некоторую пользу, имея под рукою медицинские средства, которые мне часто приходилось употреблять по случаю появившегося между детьми поселенцев кровавого поноса, произведенного употреблением в пищу недозревших еще плодов.
В отношении к постройкам жилья во всех казацких станицах работы уже подвинулись тогда настолько, что хотя многое оставалось еще доделать, однако можно было надеяться, что в наступающее холодное время года поселенцы будут в состоянии укрыться в своих собственных домах. Это ободряло переселенцев, и вообще они были довольны своею новою оседлостью, обещающею им привольную жизнь и, сравнительно с прежнею оседлостью их в забайкальских поселениях, гораздо более выгод и прибыли во всех хозяйственных делах.
С 13 сентября вода в Усури пошла на убыль, и для туземцев наступила столь долго ожиданная пора рыбной ловли, в особенности ловли лососей, называемых здесь русскими кэта (Salmo lagocephalus). Этот вид лососей идет из моря вверх по Амуру, к концу августа обыкновенно появляется в Усури, поднимается по ней до самых истоков ее и проникает даже во все ее главные боковые притоки. В верхнем течении Усури, около Дамгу, в этом году передовые лососи появились уже в первых числах сентября, но не могли быть пойманы по причинам, на которые мы указали выше. В это время на берегу реки все было в движении и ходзены употребляли все усилия, чтобы как можно более добыть этой рыбы. Пока мужчины и мальчики забрасывали сети и вытаскивали их на берег, донельзя наполненные добычею, — женщины занимались сдиранием кожи и приготовлением зимних запасов для людей и собак. В это время года ходзены живут здесь, смотря по местности более или менее удобной для рыбной ловли и для вытаскивания сетей на берег, то в своих зимних жилищах, то в летних, куда обыкновенно собирается по нескольку семейств вместе. Часто можно встретить здесь наскоро сложенные подмостки для сушения рыбы, которые при обильном лове сплошь увешиваются рыбой, разрезанной на длинные пластины, и еще издали бросаются в глаза своим красноватым цветом. Хотя, по случаю слишком продолжительного в этом году разлития Усури, туземцы должны были несколько поздно приступить к ловле кэта, — однако же против всякого ожидания она оказалась изобильною, и в такой степени, что часто можно было видеть этот род рыбы лежащим на берегу на местах ловли целыми кучами, по недостатку рук для приготовления ее и сушки. Ловля этой рыбы, по крайней мере до сих пор, имеет большое влияние на домашний быт и состояние ходзенов, потому что не только служит для них самих главным средством пропитания в осеннее и зимнее времена года, а частью и для одежды, но дает в то же время и корм для их собак; ходзены стараются всегда заготовлять достаточный запас и для своих собак, потому что только при помощи их они в состоянии охотиться за зверями в отдаленных горах, куда обыкновенно отправляются в санях, запряженных собаками; в таких же санях они ездят и к китайцам для торговых сношений.
В отношении моих естественно-исторических наблюдений в это позднее время года нашлось очень много интересного; всего же более занялся я ботаническими работами, именно, собиранием и сушением осенью цветущих растений и созревших семян. Для этого я приставал к скалистым мысам, которые представляли для меня так много разнообразного и занимательного в ботаническом отношении, и каждый раз при этом делал барометрические измерения их относительной высоты.
Хотя мы часто встречали сильные и противные ветры, однако же наше плавание в это время можно назвать благополучным; 25-го сентября мы снова достигли устья реки Усури и остановились близ казацкой станицы Казакевича. Здесь я решился окончить мое путешествие, продолжавшееся 3 1 / 2 месяца, по стране, предоставленной моим научным исследованиям и в которой я проплыл пространство около 1000 верст.
Однако же 26-го сентября я предпринял еще небольшую поездку в Хабаровку, куда я прибыл так кстати и вовремя, что спустя час после моего приезда увидел пароход, шедший из Николаевска. Так как это было торговое и пассажирское паровое судно «Адмирал Казакевич», следовавшее по Амуру в Благовещенск, то я и перебрался на него со всеми моими коллекциями.
28 сентября мы оставили Хабаровку и поплыли, благодаря хорошему устройству парохода, весьма скоро, хотя часто встречавшиеся противные ветры и препятствовали несколько быстрому ходу нашего судна. Во все это время вода в реке была сильно на убыли, но, несмотря на это, благодаря искусству нашего лоцмана, мы нигде не встретили никакого препятствия или задержки, да и пароход наш сидел в воде всего на 2 фута, так что хорошо проходил даже в архипелагах островов, которых так много находится по Амуру; около самого устья Сунгари, где более всего можно было ожидать столкновения с подводными отмелями, — мы благополучно прошли 30 сентября. При этом служила большим пособием весьма подробная карта течения всего Амура. На следующий день мы уже были в Екатерино-Николаевской станице и таким образом вступили в область Хинганских гор, которая представляет для проезда самое удобное пространство: хотя течение в ней сильнее, чем где-либо, но зато река здесь глубока и не имеет островов. Пользуясь этими благоприятными обстоятельствами, мы плыли всю ночь, и 3 октября, проплыв за Хинганский хребет, прибыли в станицу Пашкову. Устье Буреи мы также прошли ночью и до рассвета проплыли несколько выше ее по той части амурского русла, где оно разделяется в различных направлениях на множество речных рукавов; но тут мы встретили, по причине очень густого тумана, много препятствий, замедлявших наше плавание, а поэтому достигли до города Айгуна только 6 октября; пройдя его, в тот же вечер мы были в Благовещенске. Погода в это время стояла хорошая, и я сначала имел намерение продолжать далее мое путешествие на лодках, но должен был оставить его и ждать зимнего пути, по многим причинам, между которыми главная была та, что вскоре ожидали льда. По моим наблюдениям в этой стране в прежних годах первый лед на реке должен был пойти около первых дней октября и лишить меня всякой возможности отправиться на лодках вверх по течению. На этот раз я также не ошибся в моих ожиданиях; первые льдины появились близ Благовещенска 10 октября; в два дня они стали так толсты и шли такою плотною массою, что пароход, стоявший тут на 2 якорях, едва мог устоять против их напора и должен был быть отведен на другое, более безопасное, место. 23 октября выпал в Благовещенске первый снег и, сопровождаемый весьма сильным северо-западным ветром с беспрерывными метелями и вьюгами, шел в течение трех дней. 27 октября наступил большой мороз, а 29-го река стала. Опасность и затруднительность переправы через Амур во время прохода льда несколько дней мешали правильным сношениям Благовещенска с манджурами, живущими на правом берегу реки и, в особенности, с жителями города Айгуна. Эти сношения ведутся между ними с некоторого времени и весьма постоянно: китайские купцы появляются со своими товарами в Благовещенске ежемесячно на одну неделю.
В первых числах ноября лед уже был так крепок, что мог выдержать поезд тяжело нагруженных саней, и китайские купцы, числом от 10 до 12, выгрузили их в лавки, выстроенные на берегу у Благовещенска. Товары их соответствовали потребностям города и состояли преимущественно из различных жизненных припасов: наприм. муки, круп, замороженных яблоков, орехов[3], разного рода живности, свиней, рыбы, водки и пр. Китайские купцы сбывали эти товары по цене весьма выгодной для русских и охотно выменивали их на серебряные монеты и на медь.
В это время из Иркутска пришла почта и сообщила нам, что уже установилась санная езда по льду на всем протяжении Амура. При этом известии все путешественники, которых в Благовещенске собралось весьма много, бросились готовиться к отъезду; но так как на станциях оказалось очень ограниченное число лошадей, то они не могли выехать все в один день и должны были ожидать каждый своей очереди, по назначению здешнего начальства. Моя очередь наступила 21 ноября, и я выехал из Благовещенска на двух санях, тяжело нагруженных моими коллекциями. В первые дни после моего отъезда дорога показалась очень трудною, частью от утомительных больших расстояний между станциями на всем пространстве от Благовещенска до местечка Улусу-Модон, частью же от свирепствовавших в последнее время снежных метелей и вьюг. Близ Улусу-Модона находится станица Корсакова, до которой мы добрались только 26 ноября. Отсюда нам пришлось проехать небольшое пространство не по Амуру, а через небольшую, узкую полосу земли, на которой тянется невысокий горный хребет. Причина уклонения нашего пути от Амура состояла в том, что в этом самом месте он делает всем известную кругообразную излучину в 30 верст, которую нам надо было миновать для сокращения пути. За излучиной спускаются опять на Амур по речке, которая весьма кстати названа здешними казаками Спусковою речкой, и едут уже по его льду вплоть до Кумарской станицы. Отсюда наше дальнейшее путешествие стало заметно лучше, потому что расстояния между станциями были гораздо меньше, чем прежние, а вследствие этого и самые лошади находились в лучшем состоянии и если, несмотря на эти благоприятные обстоятельства, я все-таки подвигался вперед довольно медленно, то этому главною причиной была моя решимость путешествовать только в продолжение дня: я всегда считал опасным путешествовать по Амуру в ночное время, потому что от стекающих в него горных ручьев, а также и от вливающихся в него небольших рек, на льду его образуются на́леди и местами по льду разливается вода. Но гораздо опаснее так называемые здешними казаками пропарины. Это небольшие отверстия во льду, прикрытые снегом и, следовательно, тем более опасные, что их трудно заметить ночью; хорошо, если еще они встретятся не на глубоком месте, но во всяком случае опасность так велика, что вполне оправдывает мою решимость не путешествовать в ночное время. Дорога наша шла большею частью по Амуру и только в тех местах, где течение его слишком извилисто, проложена она по лугам и часто даже через леса. По мере приближения к станице Усть-Стрелке, поселения становятся чаще, дороги между ними не так утомительны и лучше, а на станциях встречаешь более лошадей, и путешественник постоянно может рассчитывать на хороший ночлег и везде найдет необходимые припасы, особенно в тех местах, где поселенцы живут уже не первый год и успели хорошо позапастись для своего ежедневного обихода овощами и зерновым хлебом. Осенняя рыбная ловля была в этом году весьма удачна и обильна по всему течению Амура, в особенности же в некоторых боковых притоках его, а в нескольких казацких станицах, в которых казаки отгородили в реке места для заколов, можно было получить рыбу даже совершенно свежую; хотя у казаков заметен был недостаток в мясе, однако же это происходило не от недостатка дичи в лесах, но от того, что казаки не имели в этом году довольно времени, чтобы заняться охотою. Мне случалось видеть по всему Амуру целые стада диких коз; и многие из них были убиты моими людьми во время путешествия. — Наконец 17 декабря мы достигли станицы Покровской, лежащей ниже Усть-Стрелки, в двух верстах от нее. Прежде отсюда отправлялись, следуя сначала вверх по Аргуни, а потом через горы до Горбицы; так делали для того, чтобы не ехать от Покровской до Горбицы по Шилке, берега которой на этом 200-верстном протяжении были не населены. Теперь же, когда в последнее лето на этом пространстве успели выстроить 5 станционных домов и водворить в них нужное число ямщиков, снабдив их достаточным количеством лошадей, от Усть-Стрелки едут вверх по течению Шилки.
Мы скоро оставили позади нас эту местность и ехали уже по знакомой всем дороге в Читу, через Стретенск и Нерчинск, и благополучно добрались туда 24 декабря; но здесь дошли до нас слухи, что хотя и были большие холода, однако Байкал еще не покрылся льдом. Мы должны были ждать и в последних числах этого месяца, узнав, что уже два дня как открылась там санная езда, готовились было к отъезду, как вдруг узнали, что страшный внезапный ветер совершенно взломал зимний покров Байкала и что сообщения снова прекратились. Таким образом, мое пребывание в Чите продолжилось до 31 декабря, когда я, через Верхне-Удинск и Байкал, отправился в Иркутск, прибыв в который, счастливо окончил мое путешествие. Но приехав сюда, я получил от Сибирского Отдела Географического Общества поручение заняться разработкою материалов, собранных мною во время путешествия по реке Усури, и должен был с этою целью отправиться в Петербург, куда и прибыл 16 марта 1860 года.
Река Усури и ее долина в географическом отношении
Введение
Приступая к описанию долины реки Усури, я считаю нужным предварительно познакомить читателя с источниками, из которых я почерпал предлагаемые в этой части моего труда сведения, и дать географический очерк этого края.
В путешествии по стране, которая была главною целью моей поездки, я не ограничивался одним только исполнением возложенных на меня обязанностей, но, кроме добывания возможно точных сведений об этом крае, в свободное время я расспрашивал жителей и собрал таким образом много важных материалов о местностях, лежавших вне круга моей деятельности. Само собою разумеется, что я старался получать эти сведения только от природных жителей или от тех торговцев, которые сами бывали в этих местностях и вообще не позволял себе довольствоваться одними слухами, а, напротив, всегда поступал как можно осмотрительнее и старался тщательно проверять получаемые сведения.
Весьма драгоценный материал доставили мне очень подробные топографические работы, произведенные членами экспедиции, снаряженной в 1859 году под начальством полковника Будогоского для проведения границ между Россией и Китаем. Результатом трудов этой экспедиции была подробная топографическая съемка: всего течения Усури, некоторых ее боковых притоков, из которых назовем Даубиху и нижнее течение Мурена, и озера Кенгка; далее, водораздельного хребта южных притоков озера Кенгка и Японского моря и хребта Сихота-алин, который пройден экспедициею в различных направлениях.
Сюда же я должен причислить и труды г. Венюкова, проплывшего по всему течению Усури вверх до устья реки Фудзи, а потом вверх по этой реке, по направлению к морю, которого он достиг, идя по Лифулэ. Из сведений, сообщаемых миссионером de la Bruniére, пригодились мне немногие, потому что они касаются почти только того самого пространства, которое я посетил сам. Что же касается до китайских источников, то они большею частью состоят из одного перечня рек с их боковыми притоками, и расстояний между этими реками и некоторыми горами, но совершенно опускают из вида окружающую местность и характер ее.
Река Усури есть, как известно, один из самых больших правых притоков Амура, получающий свое начало из гор Сихота-алин почти под 44° с. ш. Отсюда он течет почти в направлении меридиана и впадает в Амур под 48°16′20″ с. ш.
Под именем страны или долины реки Усури я разумею пространство земли по обеим сторонам ее течения и ограниченное с юга и востока прибрежными горами Сихота-алин, с запада же водораздельным хребтом левых притоков Усури и правых притоков Сунгари.
В более обширном смысле, можно было бы отнести к этой стране и приморский край, который простирается от устья реки Туменя, на юге, до лежащего в одной параллели с устьем реки Усури пункта Татарского пролива, на севере. Но в моем географическом обозрении я оставил этот береговой край совершенно в стороне и упоминаю о нем насколько этого требовало близкое отношение этого края к усурийской стране.
Река Усури
При описании реки не всегда легко определить, что должно принять за главное ее течение и что за боковые притоки. Особенно это бывает затруднительно, когда дело идет о реке малоисследованной. Так было с малоизвестными до сих пор реками Енисеем и Ангарой: только в недавнее время последнюю признали за главную реку, а первую боковым ее притоком. Взаимное отношение Амура и Сунгари, из которых последняя принимается местными жителями и китайцами за главную реку, до сих пор еще не определено: наука еще не решила положительно, которую из этих двух рек надо признать за приток. То же самое должно сказать и об источниках Усури, и я считаю себя вправе принимать Сандуху за главный из них, соглашаясь в этом с мнением местных жителей, пока более основательные ученые исследования по этому предмету не подтвердят тех немногих, приводимых путешественниками, фактов, на основании которых главным источником Усури считается не Сандуху, а Даубиха.
Река Сандуху вытекает из берегового хребта, называемого Сихота-алин, почти под 152° в. д. и под 44° с. ш.[5], и отделяется, как говорят, от истоков небольшой реки Тудого, вливающейся в море, невысоким хребтом гор. Эта небольшая горная речка, на которой живет несколько китайцев, составляет приток реки Аввакумовки (названной этим именем в последнее время), впадающей в залив св. Ольги; берега ее населены и, сравнительно с общею населенностью страны, даже многолюдны.
Горы Сихота-алин, идущие здесь в направлении к северо-востоку, имеют на своем северо-западном склоне, там, где берет свое начало Сандуху, отлого подымающийся хребет с болотистою почвою, весьма обильною источниками. Он покрыт хвойным лесом, который состоит из кедра, лиственницы, преимущественно, из вида ели: Abies Ajanensis; травы этой местности носят характер болотной растительности. Судя по рассказам природных обитателей усурийской страны, эта необитаемая пустыня имеет для них значение только как местность, весьма удобная для охоты за зверями, и потому зимою они удаляются от своих постоянных зимних жилищ и живут здесь, большею частью в легких звероловных шалашах. Жители верхнего течения Усури нередко предпринимают зимою поездки для торговых меновых сношений с китайцами, живущими на берегах моря и на впадающих в него реках, и с орочами, охотничьим племенем, торговые сношения с которым для них прибыльнее всех других; они редко избирают для этого путь по этой местности, а обыкновенно отправляются по Фудзи, потому что на водораздельном хребте, отделяющем реку Фудзи от вливающейся в море р. Лифулэ, предстоит бороться с меньшими трудностями; при том, чтобы достигнуть до моря, следуя против течения Фудзи от устья Науту (Нынгту), здешние жители употребляют обыкновенно от 7 до 8 дней, между тем как того же места они достигают вверх по течению Сандуху только после 9 или 10 дневного пути; хотя длина и того и другого пути по их мнению почти одинакова, но на последнем приходится делать перевал через более высокие горы и местами идти по болотистой почве. В верхнем течении своем Сандуху пробегает по довольно узкой долине, окаймленной большею частью высокими горами и имеющей откосы, во многих местах круто подымающиеся от самого русла. В этой местности могут устроиться поселения, и то небольшие, только в тех местах, где впадает в реку какой-нибудь ручей или речка или где горы, несколько уклоняясь от берега, оставляют между собою и рекою покрытую лесом низменность. Реки, впадающие в Сандуху с левой стороны и на небольшом одна от другой расстоянии, суть Ицзин и Фалаху, а с правой река Коу, ниже устья которой мы находим первые поселения китайцев, занимающихся земледелием. Несколько ниже находится деревня Сандаху, обитаемая также китайцами. Начиная отсюда до реки Фудзи, вливающейся в Сандуху справа, эта последняя носит почти тот же характер местности, как и в верхнем течении своем, разве только, что здесь она течет в долине, несколько более открытой, делая притом многочисленные извилины, и что русло ее наполнено наносным лесом. В период дождливого времени и весною, когда тающие болота и горные снега наполняют ее потоками своих вод, она становится весьма быстрою и получает характер горного потока, и только ловкие орочи или ходзены отваживаются в это время плыть по ней в своих легких берестяных челноках.
С устьем Фудзи мы вступаем в область исследований г. Венюкова[6], труды которого, за исключением некоторых сведений, собранных мною между туземцами, будут служить мне отныне почти единственным руководством при обозрении всего верхнего течения Усури до местности Чаимтунг.
От устья Фудзи до устья реки Даубихи слившиеся реки носят название Уллаха, данное, вероятно, китайцами. От устья реки Науту, вливающейся в Усури также с правой стороны, она течет между горами, тянущимися вблизи ее берегов, но местами так удаляющимися от них, что образуют такое пространство, которого очень достаточно для основания небольших поселений. Кроме нескольких китайских деревень или одиноко стоящих жилищ, здесь находятся еще остатки давно покинутых прежде бывших крепостей или городов. Природными жителями этих стран, ходзенами, эти остатки называются балякти-хотони или Маньджю-балякти-хотони, т. е. старые города манджуров; китайцы же называют их ченгза. Они встречаются не только здесь, но и в других местах этой страны; в описываемой же местности они находятся то на плоском берегу, то на возвышенных местах береговых откосов. Сколько мне известно, таких остатков есть несколько, лежащих по Фудзи, по Усури, между устьями Вонго и Даубихи и далее на водораздельном хребте между Даубихой и Лефу, где есть две таких крепости возле самой, там пролегающей, дороги. Трудно определить исторически время, к которому относятся эти остатки, потому что мы не только не нашли чего-нибудь определенного или подробного об этом в китайских источниках, но даже не могли собрать ни одного достоверного предания у жителей, от которых я мог только узнать, что остатки городов, разбросанные на этих местностях, в древности, с незапамятных времен, были заселены многочисленным и воинственным народом из племени Манджу, и что к тому же времени они относят и начало своей зависимости от манджуров. Г. Венюков имел случай видеть очень многие из этих исторических памятников и говорит о них, что это правильно выстроенные укрепления, снабженные земляными валами. Он полагает, между прочим, что под защитою этих земляных окопов должны были находиться большие города, и относит их к XII столетию, к временам царствования династии Гинь, которая, находясь в частых враждебных столкновениях с воинственными приамурскими жителями, не раз претерпевала от них поражение и выстроила эти укрепления для своей защиты. В какой степени все это справедливо — не берусь решить.
От устья реки Науту (44°39′16″ с. ш.), идущей с востока и впадающей в нее с правой стороны, Усури течет главным образом по направлению на запад, образуя при этом различные извилины, а от устья Вонго, вливающейся в нее с левой стороны, делает поворот и до самого соединения с р. Даубихою идет более в направлении к северо-западу.
О характере этой части течения Усури можно сказать, что она и здесь есть только горный поток, судя по тому, что и здесь она также стремительна и что встречаются идущим вверх против ее течения замечательные затруднения от скоплений наносного леса и сильного течения, так что даже при средней высоте воды это пространство (около 50 верст) нельзя пройти менее, чем в 5 дней. До самого устья Вонго по обоим берегам тянутся горы, то примыкая к самой реке, то обходя часто встречающиеся узкие береговые низменности, поросшие местами лиственным лесом, а местами покрытые только травою. На левом берегу, несколько ниже устья Вонго, эти горы расходятся с берегом, между тем как на противоположной стороне они тянутся у самого русла еще на пространстве 12 верст и оканчиваются мысом, на котором находятся остатки одного древнего укрепления. Но прежде чем дойти до этого места (около 4 верст выше), должно пройти одну из самых больших из находящихся здесь плантаций растения жень-шень, лежащую на правом берегу Усури в долине одного небольшого ручья, под 44°42′3″ с. ш.
В ботаническом отделе описания моего путешествия помещены подробности об этом растении, его обработке и значении его для страны, а теперь я только упомяну о нем, как о растении, встречающемся здесь в диком состоянии или разводимом в этой стране жителями и имеющем таким образом отношение к образу жизни их и промышленности.
По всем притокам реки Усури и по ней самой до этой местности живут почти одни только китайцы, местами в деревнях, местами же в отдельно стоящих домах, и занимаются одни отыскиванием корня растения жень-шень или же обработкою его, а другие ведут правильное огородничество, возделывают поля, и таким образом доставляют запасы на зимнее время не только себе, но и для тех, которые на долгое время отправляются в горы за корнем. Здешние китайцы, всегда холостяки, суть большею частью выходцы, навсегда поселившиеся здесь[7]. Есть однако же и пришельцы, купцы из Гирина, Нингута и других городов; привлекаемые богатою добычею жень-шеня, они обыкновенно в таком случае переселяются сюда на многие годы и вступают в торговые сношения с этими городами, а также и с живущими по берегу моря орочами или ходзенами, обитающими по Усури. Эти последние находятся почти в безвыходной зависимости от китайцев, потому что получают, в счет будущих заработков, не только все жизненные припасы, но и, что главное для них, водку, и таким образом в уплату своих долгов отдают часто всю свою годовую добычу дорогих мехов. Китайцы держат здесь большее или меньшее число работников, которые занимаются у них огородничеством и обработкою полей или отправляются в горы за корнем, подвергаясь трудам, а часто и опасности от встречи с хищными зверями.
Миновавши высокие откосы долины, на которых лежат остатки старых крепостей, плывут вдоль по берегу, плоскому с обеих сторон, следуя по различным извилинам течения реки и между островами, лежащими по ее руслу — до самого места соединения ее с Даубихою. Но несколько не доплыв до этого места, еще раз встречается откос правого берега, который примыкает к самой реке и образует покрытый лиственным лесом мыс Бангцуляс (название, которое переделано из китайского Банг-дзуи-ляза). Непосредственно за ним, вниз по течению, река идет к устью Даубихи, раздробляясь на многие рукава. Течение в них чрезвычайно быстро и стремит свои воды к живописному скалистому мысу Лаугалаза[8], находящемуся на левом берегу Усури, ниже устья Даубихи, на близком от него расстоянии. Здесь скопившиеся течения, напирая с страшною силою, образуют водоворот, весьма небезопасный для путешественников, не говоря уже о трудностях, сопряженных с проходом по этому бурливому месту.
Начиная от места соединения Уллахи с Даубихою, вся река, до самого впадения в Амур, носит название Усур. Так называют ее прибрежные жители, ходзены, и самые китайцы; но первые придают к ее имени еще слово мангу[9], что на их языке означает великая река. И действительно, с этого места Усури течет по более широкому руслу, хотя и здесь также делает многочисленные извилины и часто разделяется на рукава, сохраняя главное направление к северо-северо-западу. Местность становится более открытою, потому что горы, удаляясь внутрь страны, оставляют между собою и берегом низменности, часто покрытые лесом. Леса на откосах долины состоят большею частью из красивых лиственных деревьев, а хвойный лес, как напр. кедры и ели, можно встретить только в горах, удалясь от берега внутрь страны иногда на несколько верст. Вместе с переменою рельефа страны и ее растительности, изменяется также характер реки, возрастает изобилие в ней рыбы и облегчается ее добывание; сообразно всему этому и быт народонаселения принимает другой характер. На берегах мелких горных рек с быстрым течением жители ведут жизнь кочующих охотников или, как здесь, в месте нахождения корня жень-шень, китайцы, занимаются огородничеством, только как средством для прокормления во время отыскивания этого корня; между тем как на берегах рек, имеющих известную глубину и доставляющих обитателям богатую добычу летом и осенью, и самое занятие жителей, рыбная ловля, соответствует этому характеру местности. Вместе с устьем Даубихи переступаем мы за южный предел района, обитаемого ходзенами, тунгуским племенем, которое, начиная с этого места, составляет главное население берегов р. Усури. Рыбная ловля — главное занятие этих полукочевых ихтиофагов, собирающихся только к зиме в свои постоянные жилища, а летом и осенью рассеивающихся для этого промысла по островам и по многочисленным рукавам реки Усури. Побочные их занятия составляют охота за зверями, преимущественно зимою, и частью огородничество в небольших размерах, — единственный промысел, который они успели заимствовать у своих, сведущих в этом деле, учителей — китайцев.
Несколько верст ниже устья Даубихи находится устье одного правого притока средней величины, по имени Да-Шитуха (что значит большая Шитуха) в противоположность другому меньшему, также правому горному притоку Усури, называемому Сиау-Шитуха[10] (то есть малая Шитуха) и вливающемуся тотчас за Да-Шитуха[11], ниже его.
Горы, окаймлявшие до сих пор правый берег Да-Шитуха и известные здесь под именами Шилаза и Хайнидынгза, тянутся теперь по Усури, на довольно значительное пространство, на расстоянии от ее берега не менее 2–3 верст, но вскоре опять примыкают к ней, оканчиваясь мысом Банг-сунг-дзуиза. Бока их, обращенные в сторону реки, носят общий характер плоских склонов гор и переходят то в береговые откосы, покрытые лесами, то в обширные прибрежные луга, представляющие самые удобные места для поселений. Населенность этой страны не соответствует однако же этому множеству удобнейших для поселения мест: несмотря на это, она населена менее, чем все другие страны по течению Усури; в ней весьма редко случится увидеть небольшую деревню или одиноко стоящее жилище, которое часто оказывается пустым и заброшенным, между тем как эта страна легко могла бы удовлетворить весьма многолюдному населению. Не подлежит никакому сомнению, что этот край, при нынешних новых выселениях русских на Усури, обратит на себя их особенное внимание и что населенность его вскоре, если не опередит, то по крайней мере сравнится с другими.
На левом берегу Усури также видны ряды невысоких гор, но они здесь гораздо более удалены от берега, чем на правом, и вскоре совершенно исчезают из виду, уступая место необозримому плоскому пространству между реками Сунгачи и Усури.
От описания местности перейдем к описанию самой реки и именно ее русла.
Почти во всех местах, где только река в своем течении делает извилины, она непременно делится на несколько рукавов, которые образуют во многих местах весьма значительные острова[12], так что иногда расстояние между одним берегом твердой земли и другим составляет одну или две версты. Кроме того, вследствие этих разнообразных и бесчисленных извилин реки, образовались в ней в некоторых местах песчаные мели, так что течение ее часто находит себе проток только в узких, но в то же время и глубоких, каналах, и потому стремится в них с чрезвычайною быстротою; в других же местах эти отмели служат центром скопления наносного леса и карчей; часто в них полузарыты целые громадные деревья, через которые вода переливается, клубясь, с поразительною быстротою и шумом. Когда случается плыть по этим местам, что иногда бывает необходимо, потому что они часто занимают всю ширину русла, должно постоянно грести, чтобы хотя сколько-нибудь подвигаться вперед, и это иногда требует чрезвычайных усилий; иногда же нельзя пройти иначе, как на шестах или войдя в воду, чтобы передвигать лодки руками. При малейшей оплошности лодку тотчас унесет течением назад и можно подвергнуться опасности попасть в массу наносных деревьев, где уже почти нельзя ожидать спасения. Одно из таких особенно опасных мест находится около 6 верст ниже устья Да-Шитухи. Тотчас за Банг-сунг-дзуиза, ниже его, впадает Кубурха́, незначительный правый приток Усури, представляющий все признаки горной речки, о котором мы здесь упоминаем только потому, что горы, в которых он получает свое начало, более всех других изобилуют знаменитым корнем жень-шень. При устье Кубурхи возвышается мыс того же имени и, начиная с этого места, уже не встречаются более горы на самом берегу, хотя в некотором расстоянии от правого берега и тянется цепь холмов с довольно плоским склоном к стороне реки, на которых весьма выгодно было бы основать поселения.
Прежде чем достигнуть устья Сунгачи, следует пройти мимо деревень Лиздза, Нейдза, Шидатунг и наконец Чаимтунг[13]. В моем описании я остановлюсь несколько на местности последней деревни, чтобы показать некоторые свойства русла реки на этом пространстве, которые могут дать понятие о характере здешнего края и даже местности ниже устья Сунгачи.
На правом берегу Усури одиноко стоит, в настоящее время покинутое, жилище одного китайца, которое, вместе с двумя горами, находящимися от берега на расстоянии 2 верст, носит у жителей одно общее название — Чаимтунг. Здесь отделяется от Усури небольшой залив, который, в виде канала, тянется до подошвы этих гор; последние имеют куполообразные верхушки и состоят из крупнокристаллического гранита. Такие заливы или бухты обыкновенно бывают глубоки и, начиная от этого места, они нам будут встречаться часто и по обоим берегам Усури, то в виде канала, как близ Чаимтунга, то широко разливаясь наподобие озер; кроме того, они весьма важны для жителей: в них обыкновенно водится очень много рыбы, которая в весеннее и летнее время доставляет им ежедневное пропитание. Как бухты, представляя удобные места для зимовки и убежища во время прохода льда, они имеют некоторое значение и для пароходства, и для судоходства вообще, которые, без сомнения, вскоре здесь разовьются. От Чаимтунга до устья Сунгачи (45°33′52″ с. ш.) остается еще 7 верст, проплыв которые, приезжают в лежащую при этом устье небольшую деревню Сунгачи-да[14] или Сунгачи-дане, в которой живут китайцы и ходзены. Здесь Усури делится на многие рукава и образует группу островов, существование которых должно приписать тому, что здесь сходятся три реки: Усури, р. Сунгачи, слева, и весьма значительная р. Дамгу, справа. Тотчас за устьем Дамгу, несколько ниже его, соединяется с общим фарватером реки небольшой рукав, по которому, проплыв около полуторы версты вниз по течению, достигают деревушки, также называющейся Дамгу и лежащей на левом берегу Усури; она состоит из двух мазанок, принадлежащих двум китайским купцам из Гирина, занимающимся здесь покупкою корня жень-шень и мехов. Вся страна, представляющаяся нашему взору, есть не что иное, как плоская однообразная луговая степь, и что единственно прерывает монотонность ее, это виднеющаяся на горизонте высокая конусообразная гора Да-хуанг-дынгза, находящаяся в направлении к юго-востоку. По рассказам местных жителей, она находится в том месте, откуда берут свое начало реки Дамгу и Кубурха; о высоте ее вершины мне сказали, что надо употребить целые сутки, чтобы взобраться на нее. Гора эта покрыта лиственными деревьями и хвойным лесом и, как я слышал, на вершине своей имеет какой-то водоем или озеро. Летом ее часто посещают искатели корня жень-шень, а зимою она составляет любимое место охоты ходзенов. Кроме того, мне рассказывали китайцы, живущие в Дамгу, что зимою, когда эта гора освещена солнцем, из-за нее вдруг появляются различные изображения в виде городов, руин и пр. Это оптическое явление, которое китайцы называют шан-шы, без сомнения, есть род миража и происходит от преломления солнечных лучей над озером, находящимся на вершине горы.
Хотя эта страна представляет только плоские луговые пространства с одинокими группами деревьев, однако здесь есть поляны, довольно возвышенные и защищенные от наводнения, так что могли бы служить удобным местом для поселений: они заняты отчасти племенем ходзенов, которые в многочисленных озерах, встречающихся здесь, находят достаточные средства к жизни. Тотчас за Дамгу встречаем сначала деревню Хурбо-хёванг, лежащую на правом берегу, а потом на левом, урочище Вангпауза, достопримечательное только тем, что близ него находятся остатки одного древнего манджурского укрепления, расположенного на берегу небольшого озера. Далее, мы идем мимо острова Синг-кай-лео, поросшего ивами и около 2 верст длиною, а потом деревню Гуюшу, за которой уже лежит первая казацкая станица, Буссева. До прибытия к верхнему устью Муреня (Сиау-Муреха) должно пройти еще мимо одной казацкой станицы, лежащей на крутом лесистом берегу подле ходзенской деревни Гианг-фау (по-китайски Дзиим-пау ).
Около 8 верст ниже, вливается в Усури один из больших левых притоков ее, Мурень, образуя при впадении своем два устья, одно здесь, а другое еще 32 верстами ниже; последнее называется туземцами Да-Муреха.
Чтобы избежать повторений, скажу здесь, что все пространство между этими двумя устьями Муреня имеет один и тот же характер в отношениях топографическом и ботаническом. Именно: река извивается по плоским луговым степям, местами затопляемым при высокой воде, и на которых разлились многочисленные заливы, похожие на озера, и озера, подобные извилистым рукавам реки, хотя есть и более возвышенные места с богатою растительностию и покрытые лиственным лесом. Выше нижнего устья Муреня встречается на правом берегу небольшой ряд холмов, которые возвышаются весьма отлого и на склонах, обращенных к реке, покрыты лесом. Этот ряд высот то удаляется от реки, то опять подходит к ней и образует один за другим мысы: Цацыр-Хонгко (по-китайски Шан-Дзуиза ), потом Хуашу-Линза, называемый также Хуам-Линза, и наконец Сянге́, против которого лежит небольшая ходзенская деревня того же имени (а по-китайски Юя-пау )[15].
Такие скалистые места всегда приятны для путешествующего естествоиспытателя, потому что растительность на них постоянно роскошная и, вместе с тем, он находит здесь богатую добычу многоразличных животных форм. Переселенцы также охотно селятся на подобных берегах. Новые поселения русских найдут здесь все главные условия для хорошего хозяйства, не говоря уже о том, что они будут здесь в совершенной безопасности от наводнения. На некотором расстоянии от Сянге мы находим возвышающийся на правом берегу скалистый выступ, круто спускающийся в реку; ходзены называют его Фольгенг-Хонгкони, что на их языке значит желтая гора; по-китайски же это место называется Хонг-шаляза.
Он возвещает нам о близости устья р. Имы, одного из самых значительных правых притоков Усури. Этот скалистый выступ состоит из камня, то светло-серого, то зеленоватого и легко распадающегося в глинистый песок. В массе этого камня встречается еще другая горнокаменная порода: жилы, состоящие из, заключающего зерна хондродима, мелкозернистого известняка, светлый цвет которого и послужил, вероятно, поводом к названию, данному этой скале ходзенами. Стоит только взобраться на вершину покрытых прекрасным лиственным лесом откосов этой скалы, чтобы увидеть широкое устье Имы, лежащее ниже отсюда на расстоянии около 2 1 / 2 верст. Если пройти дальше за это устье и перерезать Усури несколько ниже соединения ее с Имою, в направлении от одного берега к другому, то в то же время пересечем линию, в которой резко отделяются темноватые воды р. Имы от мутных вод Усури. Чем далее подвигаешься вперед, тем эта часть течения Усури все более и более вытесняет светлую полосу течения Имы, и наконец, в нескольких верстах ниже соединения рек, вся вода Усури опять становится грязного и мутного цвета.
До устья Имы мы видели, что левый берег Усури весь, насколько можно было видеть простыми глазами, занят луговыми степями; здесь же, против устья Имы, в первый раз появляется цепь холмов, частью покрытых лесом, частью обнаженных; ходзены называют ее Има-хада. Обнажения этих холмов, видные в некоторых местах, ясно показывают, что здесь горнокаменная порода состоит то из крупнокристаллического известняка, то из легкоразрушающегося камня, который, вследствие сильного выветривания, распадается на дресву, содержащую карлсбадские двойники ортоклаза. При подошве этих холмов находятся одно подле другого местечки; из них, лежащее выше называется Шанг-енг, а находящееся ниже Сия-енг. Первое состоит из нескольких жилых строений, амбаров и пестро раскрашенного храма; оно есть единственный манджурский караульный пост в этой стране, который служит и резиденцией нескольким манджурским чиновникам. Отсюда они делают свои ежегодные поездки к ходзенам для сбора дани, которую они получают мехами и преимущественно соболями.
Ниже устья Имы Усури, от большой массы воды, прибавившейся в ней, становится заметно шире; а во многих местах русло ее теперь вдвое шире прежнего и в нем встречаются уже гораздо бо́льшие острова весьма значительной длины. Можно заметить также, что в течении ее теперь гораздо менее извилин и крутых поворотов и что она идет довольно большое пространство по одному главному направлению к северо-востоку. На левом берегу горы удалились и надолго скрылись от глаз, но на правом вскоре (в 12 верстах от устья Имы) опять показываются несколько холмов с куполообразными верхушками, которые подступают к реке и выдаются в нее двумя мысами Кхахцоле (по-китайски Качали)[16], лежащими один подле другого. — Вместе с этими мысами мы уже вступаем в полосу вулканических образований, представителями которых являются здесь трахиты серо-коричневого цвета, которые то представляют плотную массу, то скважисты наподобие шлака. При подошве откоса долины лежат свалившиеся громадные обломки скал, ярко выглядывающие из-за кустарников, которые со всех сторон живописно обвили их, а верхние части скалы, ниспадающие отвесно, обнажены во многих местах. Склоны долины в этом месте роскошно покрыты лиственным лесом и, благодаря плодородности почвы, образовавшейся через выветривание породы, на них уже выбраны места для новых оседлостей русских переселенцев.
Ниже Кхахцоле, следуя по изгибу Усури, направляющемуся к западу, мы минуем несколько следующих одно за другим устьев рек, вливающихся в Усури с левой стороны: сначала устье большей реки Сихулин, называемой китайцами Кхаргунгки́, потом устье меньшей реки Абки́, при которых лежат небольшие ходзенские деревушки того же названия, и, наконец, устье небольшой речки Дузхеле́, впадающей в нескольких верстах ниже. Последняя вытекает из невысоких гор того же имени, тянущихся в некотором отдалении от берега.
В этом месте берега представляют то плоские местности, окаймленные ивами, то опять возвышенные места, довольно круто спускающиеся в реку, и там, где Усури делает крутые изгибы, берега большею частью подмыты. Подпочва этой местности состоит из глины, которая к поверхности мало-помалу переходит в светло-коричневого цвета песок, покрытый тонким слоем чернозема; на возвышенных местах по-прежнему расстилаются великолепные луговые степи, усеянные во многих местах дубовыми и осиновыми рощами.
Совершенно другой характер придают некоторым местностям этой страны волнообразные возвышения, идущие подобно параллельным валам вдоль берега и поросшие лиственным лесом. Углубления между их параллельными рядами заняты большею частью небольшими озерами или лагунами. Вообще можно сказать, что вся эта местность еще богата озерами и широкими, довольно глубоко вдающимися в берега заливами, из которых наибольший находится здесь на правом берегу. Он имеет длины 6–7 верст, тянется наподобие извилистого рукава реки и носит название Бульджи (по-китайски Ай-синь-пауза ).
Здесь снова показывается на горизонте, на правом берегу и на значительном расстоянии от реки (около 25 верст), хребет высоких гор, тянущийся от юго-запада на северо-восток и называемый местными жителями Сахалэ (черный). Появление горного хребта выражается здесь, также как и в других местах, предгориями, которые то упираются в реку более или менее крутыми склонами, то вдаются в нее скалистыми мысами.
Первый из таких мысов, который мы здесь находим, есть скалистый мыс Цифяку[17] (по-китайски Сибьяху), возвышающийся на правом берегу немного ниже небольшой речки того же имени. Он заставляет Усури сделать здесь изгиб, обращенный к З.-Ю.-З. При подошве этого мыса, имеющего высоты до 92', горная порода его во многих местах обнажена, между тем как места, гораздо выше лежащие, покрыты лиственным лесом и кустарниками и только кое-где видны на них скалистые части.
Порода, из которой состоит этот мыс, весьма рассыпчата и представляет зеленоватую массу (может быть, перлита?), которая пронизана множеством белых кварцевых (?) нитей и прожилок. Камень этот подвержен выветриванию, и от влияния разрушающих атмосферных деятелей наружная поверхность его покрыта слоем то темно-коричневым, то блестящим, голубовато-серым. На нижнем конце изгиба, который Усури делает у мыса Цифяку, лежит, у подошвы правого откоса, ходзенская деревня Бихарке́ (Бихарчи), состоящая всего из одной мазанки и получившая название от невысокого, покрытого лесом, хребта гор, который тянется в некотором отдалении от берега. Ниже этой деревни вливается небольшая речка Хара́ и при впадении образует, вместе с Усури, род небольшого болотистого залива или бухты. Ниже этого устья, параллельно с Усури, текущей в направлении к северо-западу, идут невысокие гряды гор, покрытые большею частью лесом. Первая из гор носит название Хара́-Хонгкони, а вторая, находящаяся несколько ниже по течению — Туткуми́. Откос последней горы подымается довольно круто, покрыт негустым лесом и представляет местами обнажения, состоящие из рассыпчатой породы (вероятно, зеленого камня ), прорезанной кварцевыми жилами.
Пройдя еще несколько верст, р. Усури снова упирается в один из выступов долины, носящий название Кхофеля; он возвышается на 300' и составляет отрасль проходящего вблизи хребта гор. Этот мыс, заставляющий Усури сделать новый полукруглый изгиб, направленный к западу, представляет коническую гору, на верхних частях которой из-за лиственного леса выставляются наружу смело нагроможденные массы скал. Эти скалы состоят из роговика светлого синевато-серого цвета, с занозистым изломом; наружная поверхность их отдельностей большею частью покрыта корою светло-коричневого цвета, происшедшею от выветривания.
В изгиб, который Усури делает в этом месте, вливается с левой стороны Дума́, река средней величины, о которой мы будем говорить впоследствии. Она впадает в Усури двумя рукавами, обходящими небольшой остров, на котором живут ходзены. Начиная от устья этой реки, Усури уже течет по одному общему направлению к северо-востоку и протекает в виду снова появляющихся здесь гор, которые все еще тянутся в некотором отдалении от русла по левому берегу. На правом же берегу, который все еще состоит из возвышенных местностей, во многих местах выдаются мысы; таким образом все течение Усури от устья Имы до реки Нора, которое мы принимаем за среднее течение ее, носит характер страны гористой. Горы здесь идут главным образом в направлении от юга к северу, а течение Усури, стремящейся постоянно к северо-востоку, более и более уклоняется от них, так что пространства, остающиеся с правой стороны между рекою и цепью гор, постоянно увеличиваются. Они представляют обширные луга, покрытые травою и группами дерев. Различные отрасли здешних горных цепей носят различные названия, смотря по рекам, которым они дают начало, или по местностям, лежащим вблизи их, или же, наконец, смотря по их наружному виду и высоте.
Первые горы на левом берегу, непосредственно следующие рядом одна за другою, суть Дума́, Кынг и, наконец, Кирки. Все они, вместе взятые, могут быть отнесены к не очень высоким горам волнистого очертания, покрытым на вершинах хвойным и смешанным лесом. Насколько можно было рассмотреть простым глазом, на их вершинах вовсе нет обнажений, которые обыкновенно находятся только там, где гора прорыта горными ручьями. От мыса Кхофеля откосы на правом берегу Усури тянутся в весьма небольшом расстоянии от берега и на равнинах, тянущихся между ними и берегом, на каждом шагу встречаются места, годные для жизни людей, и потому мы нашли здесь, также, как и на левом берегу, население, хотя и довольно редкое, однако же, в сравнении с населенностью всей страны по течению Усури, самое густое.
Прежде чем мы дойдем до устья речки Кхалкули́, вливающейся справа, береговой скат опять подходит к реке и идет, на протяжении нескольких верст, у самого русла, представляя в верхних частях своих скалистые обнажения. Они имеют один и тот же состав, как и мыс Кхофеля, и представляют здесь конец роговиковых пород. В этом месте река Усури имеет уже весьма значительную ширину, от 1 / 2 до 1 версты, и в ее русле уже появляются острова, как напр. архипелаг против устья Кирки и, ниже по течению, большой, в 2 версты длиною, остров Сумур. От устья Кхалкули́ видна по направлению к С.-З. довольно значительная конусообразная гора, лежащая на левом берегу и в довольно значительном отдалении от реки. На вершине своей она имеет выемку в виде седла и это послужило жителям поводом назвать ее Онгомалэ, что значит на их языке седельная гора.
Откос долины, тянущийся далее за устьем Кхалкули́, в некотором отдалении от самого берега, получил свое название от этой реки. Между берегом Усури и его подошвою лежит красивый плодоносный луг, на котором теперь стоит вновь основанная станица Пешкова. Несколько ниже по течению, там, где этот склон долины, у острова Сумура, подступает к реке высоким мысом с коническою вершиною, откос уже носит название Чули́, а далее, тотчас за этим самым островом, где он снова образует мыс, получил от китайцев название Уанг-бобо́за, а от ходзенгов Мангыч. Этот последний мыс, также как и еще некоторые другие и, как наконец, Чаимтунг (Чанг-иба-тунг), суть не что иное, как подходящие к самому берегу реки отрасли довольно высокого хребта, тянущегося цепью недалеко от берега Усури и называемого Сумур. Он удерживает это название до реки Бикина, весьма значительного притока Усури, впадающего в нее с правой стороны. Мыс Уанг-бобоза, занимающий на берегу Усури весьма незначительное пространство, возвышается над поверхностью реки на 167' футов и в некоторых местах круто спускается в русло наподобие утеса. Горная порода этого мыса, также как и всей горной цепи Сумур[18], есть главным образом афанит (?) темно-серого цвета, проникнутый местами жилами весьма замечательной породы, плотного трахита с множеством мелких кристаллов занидина. Но эта страна замечательна не только по своему литологическому сложению или по геогностическому отношению к соседственным формациям, но и по характеру своей растительности, особенно на мысе Уанг-бобоза и на горах Сумур, и потому нельзя достаточно рекомендовать ее будущим путешественникам-ботаникам. Вследствие того, что эти горы перерезываются долинами во всех возможных направлениях, в них есть откосы, лежащие то на юг, то на север, так что естественно и растительность на них весьма разнообразна. Кроме пестрого смешения различных пород лиственных деревьев одних с другими, кроме богатой растительности кустарников, мы находим здесь и хвойный лес, главным представителем которого является Pinus mandshurica, растущая в небольшом расстоянии от реки, а в некоторых местах подходящая к самому руслу, явление, которое мы встречаем весьма редко в странах нижнего и среднего течения Усури.
На левом берегу здесь все еще можно видеть значительно высокие горы, но уже на довольно большом расстоянии от берега; против горного хребта Сумур эти горы носят имя Сиада-дынгза, а начиная от устья реки Бикина, название Ыктыр. За исключением одного небольшого, поросшего лесом, холма, возвышающегося в 6 верстах выше устья Бикина, страна представляет обширную луговую степь, покрытую местами лесом и лежащую между рекою и хребтами гор, о которых мы только что сказали. Этот уединенный небольшой холм имеет округленно-коническую форму и называется здесь Дальдей и это же имя носит небольшая деревушка ходзенов, лежащая у его подошвы, у которой есть несколько незначительных обнаженных мест, состоящих из серпентина и габбро (?).
О реке Бикине, одном из самых больших правых притоков Усури, мы здесь говорить не будем, потому что нам придется еще обратить на нее внимание впоследствии.
Откосы долины, идущие по правому берегу Бикина, образуют в то же время, несколько ниже устья этой реки, и правый берег самой Усури. По моим наблюдениям, высота их, на Усури, доходит до 600' над поверхностью реки. Горы, образующие эти откосы, тянутся сначала в некотором отдалении от берега, на котором, у самой окраины его, лежит здесь небольшая деревушка Саинча́; но вскоре затем они подходят к реке и образуют на ней один за другим мысы: Фофи́ и Гура́нг. Войдя в область этих возвышений у устья реки Бикина, мы, вместе с тем, вступаем на почву плутонического образования, которая в этом месте так же, как у мысов Фофи и Гура́нг, состоит главным образом из гранита. Эта порода представляет здесь то весьма рассыпчатые массы, легко распадающиеся в песок или раппакиви, — как это большею частью встречается на горах близ устья реки Бикина, то опять красноватый, крепкий, крупнокристаллический гранит (Фофи), или же мелко и крупнокристаллический гнейс (Гура́нг). В тех местах, где гранит, вследствие слоеватого расположения слюдяных частиц, изменился в гнейс, там в составе скал очень часто находятся и большие скопления слюды в виде гнезд, шаров и пр. Далее, вниз по течению, горы заметно становятся ниже, и там, где они мало-помалу спускаются к месту, лежащему несколько выше устья реки Абдери́, называются, также как и лежащая здесь деревня ходзенов, Субки[19]. Начиная от местности выше устья реки Бикина, Усури принимает, вплоть до р. Нора, среднее направление к северу и в ней уже встречаются здесь такие группы островов, каких не встречалось до сих пор. Так напр. между местностями Джарчха и Субки группа островов так велика, что заставляет Усури расшириться в этой части долины почти на 4 версты. На правом берегу, начиная от горного хребта Субки, становятся ниже и другие высокие цепи гор. Несколько ниже их, на левом берегу, также начинают понижаться отсюда еще ясно обозреваемые горы, которые и здесь все еще известны под именем Ыктыр. Прежде, чем мы достигнем до устья р. Нора, мы увидим еще мыс Хат, находящийся на правом берегу. Он не слишком высок, но образует у берега реки скалистые утесы, которые очень круты, во многих местах обнажены и весьма живописно и смело взгромождены один на другой. На отлого спускающихся склонах его есть местности, весьма удобные для оседлости, которые уже и заняты недавно основанною русскою станицею, со всех сторон окруженною превосходными лугами и землею, годною для обработки. Хат составляет отрасль тянущейся выше по течению цепи гор, как это можно заключить по его положению и литологическому составу, и принадлежит, также, как и эти горы, к области плутонических образований, состоящих из крупнокристаллического серого гранита. Около 9 верст ниже, за мысом Хат, мы уже находимся близ устья реки Нора, одного из самых значительных левых притоков Усури, который впадает в нее под 47°21′2″с. ш., и место впадения которого я принимаю за точку разграничения между нижним и средним течением Усури.
Вследствие соединения здесь этих двух рек, русло Усури наполнено архипелагом островов и течение разделяется на многие боковые протоки и рукава. Наше внимание было особенно обращено на один речной архипелаг колоссальных размеров, расположенный близ правого берега Усури. Там один рукав Усури, начинающийся тотчас за мысом Хат и соединяющийся с нею при устье Кёча, образовал огромный остров в девять верст длиною, который представляет все существенные признаки материка.
Река Нор также разветвляется несколько выше своего устья на многие рукава и один из них омывает находящийся здесь скалистый мыс Кала́нг, возвышающийся над поверхностью Усури на 243'. Он состоит из блестящего темно-серого глинистого сланца, который легко расщепляется. Так как Нор служит торговым путем и преимущественно путем сообщения между реками Усури и Сунгари, особенно же между Усури и городом Ила́нг-хала ( Иче́-хотон ), лежащим на Сунгари, то на нем, не исключая и самого устья его, поселились китайцы и ходзены, хотя, впрочем, селения их и нельзя назвать многолюдными. Жилища их мы встречаем и у подошвы мыса Каланг. Занятия китайцев ограничиваются здесь огородничеством и торговлею с тунгусскими племенами, а в последнее время, сверх того, с русскими поселенцами, и с русскими купцами, изредка посещающими эту страну. Главная торговля их с русскими купцами состоит в мене пушных товаров, преимущественно соболей, на серебряную монету и на русские товары, особенно на дабы, ситцы и другие материи, а отчасти также на сахар, порох, свинец и пр. Нет сомнения, что впоследствии китайские купцы найдут у русских сбыт и другим продуктам, как напр. табаку, разведением которого они сами занимаются, и прочим товарам, идущим с Сунгари. От устья реки Нора Усури снова обращается к северо-востоку и течет, сохраняя это направление как главное, до самого устья. Начиная от устья небольшой реки Кёча, впадающей в Усури с правой стороны, берег ее снова сопровождают тянущиеся на пространстве 11 верст довольно высокие откосы, верхние части которых покрыты лесом. Во многих местах эти откосы на самой реке образуют крутые и скалистые обрывы. У самого же устья р. Кёча откосы подступают к реке незначительным выступом с небольшими обнажениями, который состоит из светло-телесного цвета гранита, легко выветривающегося и потому напоминающего финляндский раппакиви. У подошвы его лежат упавшие громадные обломки скал, которые своим теперешним положением обязаны выветриванию каменной породы. Гранит, о котором мы только что говорили, составляет главную массу выступа и во многих местах прорезан жилами мелкозернистого гранулита (?). Здесь находится предел гранитного образования, которое мы до сих пор постоянно находили по правому берегу. И вскоре, ниже по течению Усури, мы уже видим на берегу целый ряд обнажений, которые носят название Нюрце́, до того места, где откос долины снова начинает удаляться от берега. Здесь эти обнажения главным образом состоят из шлаковатой трахитовой массы, занимающей преимущественно верхние части выступа и всего откоса, — между тем как в их нижних частях преобладает плотный трахит. Вся эта горная порода распадается на кубические отдельности, и в твердых частях ее, т. е. в крепком трахите, часто встречаются шлаковатые трахитовые массы в виде жил и прожилок. Откосы Нюрце́ заслуживают еще внимание и в историко-географическом отношении: на них часто встречаются высеченные в твердых частях горной породы различные изображения людей и животных. Здесь, между прочим, я видел изображение человека верхом на лошади, птицы, которая по своим очертаниям наиболее походила на гуся; также очерк человеческого лица с лучами, исходящими от него по всем направлениям, высеченный в весьма грубых и неполных очертаниях. Об этих исторических памятниках не осталось, однако же, никаких преданий между тамошними природными жителями, которых мне случалось расспрашивать, но, судя по нынешнему состоянию изображений, можно отнести их к временам, весьма отдаленным, потому что, хотя они и высечены в твердой горной породе, однако же от атмосферного влияния стали неясны, а некоторые фигуры так изгладились, что трудно даже заметить их. Эти береговые горы составляют только отрасль довольно высокого хребта гор, тянущегося в большом отдалении от берега внутрь страны, в направлении от В.-С.-В. к З.-Ю.-З.; здесь он носит название Кёча-хонгкони от небольшой реки того же имени; а далее вниз по течению, близ Ауа, называется Танхе́. Начиная от последнего скалистого выступа Нюрце, береговые высоты уходят от реки внутрь страны и уступают место отлогим откосам, которые вблизи берега покрыты лиственным, а в некотором отдалении от него — мешаным лесом, и весьма удобны для поселений. Левый берег Усури от мыса Каланг до ее устья представляет необозримую луговую степь, покрытую озерами и болотами или же лугами с роскошною травою и одинокими группами дерев; между тем как на правом берегу возвышения также становятся ниже и только изредка подступают к берегу невысокими выступами. Немного ниже станицы Усольцова, расположенной на удобной для земледелия местности, мы находим устье небольшой реки Чунгули, берущей свое начало в горах Танхе, и за ней достигаем селения Нучь-ауа (что на языке ходзенов означает малая Ауа), которое по-китайски называется Сиау-Ауанг и которое еще издали можно узнать по лесистой куполообразной горе, уединенно стоящей подле него на берегу реки. У этого селения впадает в Усури небольшая речка того же имени, на которой, близ самого устья ее, также как и на склонах самой горы, находится несколько жилищ китайцев, которые преимущественно занимаются здесь огородничеством. Самая гора большею частью покрыта лесом, однако же имеет, не только на верхних частях своих, но и на нижних, при подошве, обнажения, которые обнаруживают трахитовую (?) горную породу. В направлении к востоку виднеется отсюда высокий хребет Танхе, который, по рассказам туземцев, лежит на расстоянии одного дня пути от Усури.
Для жителей этой страны, китайцев и ходзенов, хребет Танхе имеет значение как местность, в которой первые занимаются летом отыскиванием драгоценного корня растения жень-шень, и которую последние исхаживают зимою во всех направлениях для охоты за зверями, доставляющей им богатую добычу мехов, особенно соболей. Из этих же гор вытекает и другая, также небольшая, река, Да-Ауа (что на языке ходзенов значит большая Ауа ), которую китайцы называют Даи-Ауанг. По ее берегам, которые с той и с другой стороны устья весьма удобны для поселений, живет довольно много ходзенов; а в последнее время здесь основана русскими станица Венюкова. Тотчас за этою последнею станицею, ниже по течению, к Усури снова приближается отрасль хребта Танхе, получившая свое название от реки Да-Ауа. Она возвышается на 250' над поверхностью Усури и, также как и предыдущие, состоит из вулканических пород. Невысокие скалы, которые в некоторых местах обрывисто спускаются в реку, состоят из темно-серого базальта, распадающегося на довольно правильные призматические отдельности. Не доходя до устья реки Усури, мы еще раз встретим, и то только на правом берегу, холмистые выпуклости земли, представляющие небольшой ряд лесистых и отлогих холмов, называемый жителями Хаута. Вместо гор, которые до этих мест, хотя и редко подходили к самой реке, но постоянно тянулись цепью в небольшом отдалении от нее, взор наш встречает широкую равнину, которая только изредка и то на горизонте ограничивается горами. По этой низменности Усури течет довольно медленно и во многих местах, разделяясь на рукава, образует большие группы островов. Самое большое из таких расширений ее русла находится несколько выше устья реки Кий, в том месте, где Усури, разделяясь на два рукава (взаимное расстояние которых доходит до 3 1 / 2 верст), образует остров Курнеху, простирающийся в длину на 6 верст.
Хотя это пространство земли часто бывает так низменно, что при высоком стоянии воды представляет затопленную луговую степь, однако здесь много есть возвышенных мест, совершенно безопасных от наводнения и покрытых лиственным лесом и лугами. Многие из них очень выгодны для поселений, как напр. места: при впадении небольшого ручья Агдики; близ деревни ходзенов, Хайцо, лежащей на правом берегу; там, где основана станица Киселева, и др. На этом плоском пространстве Усури принимает в себя с правой стороны и большие реки, как напр. Хи (на некоторых картах названная Сим ). Тотчас ниже за этою рекою, Усури принимает реку Фор, вокруг устья которой лежит большая наносная низменность, перерезанная многими боковыми рукавами. Эта река — горная, судя по чистоте и по более низкой температуре ее воды сравнительно с водою Усури и также по ее быстрому течению. Вследствие того, что быстрое течение реки Фора встречает противодействие от медленного течения Усури, здесь образовались не только острова, но и частые отмели и скопления наносного леса и карчей. Ниже реки Фора, на правом берегу Усури, лежит селение Хайцо, обитаемое несколькими ходзенами и одним богатым китайским купцом. Этот пункт составляет также и северную границу обитания китайцев на Усури. Характер страны остается почти неизменным до самого устья небольшой реки Чирку, впадающей в Усури.
Здесь же, на правом берегу Усури, но несколько выше речки Чирку, лежит довольно большая деревня ходзенов, Дзоадза, а подле нее станица Невельского. Начиная от устья Чирку, горы снова подступают здесь к реке и будут сопровождать берег ее до устья. За исключением некоторых скалистых обнажений, находящихся вблизи устья р. Чирку, хребет гор, который носит название Хёхцыр, имеет склоны отлогие, незаметно восходящие к вершине и покрытые мешаным лесом; между тем как на гребне этих гор снова появляются зубчатые скалистые обнажения. Выше устья Чирку скалы состоят из весьма рассыпчатого роговика, пронизанного кварцевыми прожилками, и так как они покрыты буроватою корою, образовавшеюся через выветривание роговика, то и придают всему скату гор оттенок коричневого цвета. Слои этого роговика, которые то круто вздымаются, то идут дугою и различными изгибами, указывают на то, что здесь происходили подземные поднятия. Отсюда остается еще 10 верст до устья Усури (48°16′20″ с. ш.); достигнув его, мы находим большую русскую станицу Казакевича[20], лежащую у самого впадения этой реки в один боковой рукав Амура, который отделяется от главного русла близ мыса Кырма и идет сюда, направляясь от С.-С.-З. к Ю.-Ю.-В. В этом месте Усури имеет одну версту ширины.
Мне остается сказать еще несколько слов о большой группе островов или архипелаге, лежащем на Амуре перед самым устьем Усури и происшедшем от встречи течений этих двух рек; он, уже по своему положению, заслуживает занять место в описании долины Усури.
Эта группа островов, составляющая как бы дельту реки Усури, тянется между главным руслом и рукавом Амура, отделяющимся от него с правой стороны, выше устья Усури, близ мыса Кырма. Главное русло идет здесь по общему направлению на В.-Ю.-В, а рукав направляется к Ю.-Ю.-В. и, приняв в себя Усури, снова изменяет направление, уклоняясь сначала к В., а потом к С.-В., и наконец, соединяется с главным рукавом Амура при Хабаровке (48°28′23″ с. ш.).
Горы, которые оканчиваются здесь на Амуре мысом Кырма, образуют левый откос долины Усури. Мыс этот возвышается весьма живописно, имеет на склонах несколько обнажений, состоящих из глинистого сланца, и густо покрыт лиственным лесом. Природные жители соседних мест знают о нем, как о местности, на которой, в весьма отдаленную эпоху, находилось укрепление, остатки которого и теперь еще существуют в виде земляных валов и рвов. Огромные столетние деревья, покрывающие теперь все пространство, где была крепость, также свидетельствуют о древности этого исторического памятника. Вся страна, тянущаяся от мыса Кырма до самого устья реки Усури, представляет большею частью равнину, покрытую высокою Calamagrostis и низким кустарником таволги; но есть и более низменные места, подверженные более или менее продолжительным наводнениям, которые оставляют на них многочисленные лагуны. Характер этой страны можно еще определить и тем, что в ней есть много озер в виде каналов, остатки некогда бывших рукавов реки, которые теперь на концах своих повысохли, а соединяются с Амуром только на короткое время, когда бывает половодье. В жаркое летнее время они или совершенно высыхают, или же остаются в виде болот. Единственный род деревьев, который встречается здесь в огромном множестве и густо покрывает плоские острова и отлогости берегов, — ивы. Но есть, однако же, и дубы, хотя они и встречаются здесь весьма редко, и то одинокими группами. Совершенно другой характер местности и растительности представляет пространство от устья Усури до пункта соединения бокового рукава Амура с его главным руслом близ Хабаровки. Здесь берег сопровождают большею частью высокие откосы долины, которые в одних местах подступают к реке более или менее круто, в других же представляют очень отлогие склоны, удобные для поселений. В горах берут свое начало множество горных ручьев, из которых более значительные суть: Мани, Джипки, Ивуа, Ица и Хылгё. Откосы этой части правого берега Амура, также как и долины горных ручьев, густо покрыты мешаным лесом; хвойная растительность здесь состоит главным образом из Pinus mandshurica и Picea ajanensis, которые, так как склоны обращены более или менее на север, часто спускаются к руслу. Еще прежде русских поселений, это пространство было населено и даже многолюдно, сравнительно с другими местностями этой страны. Здесь находятся деревни Турмэ[21], при устье Усури, далее Хёхцыр, Мессур и Сиза. С русской стороны, в последние годы, в весьма короткое время основано 3 поселения, между которыми первое место занимает Хабаровка, военное поселение линейного батальона, которое, благодаря своему удобному положению, вероятно, в скором времени преобразуется в город. Второе место занимает здесь станица Казакевича, лежащая на устье Усури, а между нею и Хабаровкой находится третья, меньшая, станица Корсакова[22]. Главное русло Амура, омывающее с севера группу островов при устье Усури, имеет плоский левый берег, на котором лежат русские станицы Спасская и Новгородская.
Пространство, омываемое означенными рукавами, разрезывается тремя меньшими протоками на 4 главные отдела, которые распадаются в свою очередь на множество мелких островов, образующих таким образом 4 главные группы. Три меньшие протоки называются, считая от запада к востоку: первый — Тунгя, второй — Фунур, а третий — Сёрё; между двумя последними лежит наибольший остров, имеющий 20 верст длины. Маленькие острова большею частью плоски и, когда река на прибыли, многие из них совершенно заливаются водою. Они так густо заросли ивами, что многие из них совершенно непроходимы. Высшее стояние воды можно узнать по осадкам ила и глины, которые заметны на стволах деревьев, иногда на высоте нескольких футов от земли. Между ивами и в особенности на незаросшей береговой кайме лежат принесенные наводнением кучи карчей и другого наносного леса.
Большие острова отличаются своим характером от меньших. Они возвышеннее их и имеют берега большею частью крутые, часто подмытые, поросшие ивами и состоящие из глины и песка. Эти острова большею частью покрыты красивыми лугами с высокою травою и имеют почву, годную для земледелия. Казаки, живущие в станицах Корсаковой и Казакевичевой, пользуются ими, потому что вблизи их жилищ нет таких богатых лугов, как эти. На более возвышенных местах этих островов встречаются и группы деревьев, часто образующих даже густые леса, состоящие преимущественно из дуба, к которому однако примешиваются и другие породы. Подобная растительность и различные виды больших млекопитающих животных, обитающие в лесах, придают этим островам явный характер материка.
Страна, лежащая на восток от Усури, и правые притоки этой реки
Страна, лежащая на восток от Усури, ограничивается береговыми горами Сихота-алин, которые идут в общем направлении от Ю.-З. к С.-В. К северу они доходят до устья Амура, а к югу простираются все в том же направлении до самого залива Петра Великого; здесь они изменяют это направление и сначала поворачивают к С.-З., потом к З. и, наконец, снова идут в направлении к Ю.-З. к корейским пограничным горам и к Шан-алин (белые горы), с которыми и соединяются. Главная ось этих гор тянется по берегу японского моря, в незначительном расстоянии от него, образуя береговое пространство, которое почти по всему протяжению их одинаково, — и в то же время все более и более удаляясь от Усури, потому что течение ее главным образом направлено от юга к северу. От устья реки Амура на юг, почти до 49° с. ш., этот берег носит явственный характер северной страны. Он почти везде спускается к морю скалистыми обрывами и утесами и голые вершины его достигают здесь от 2000 до 3000 ф. высоты над поверхностью моря. За исключением этих последних, весь берег покрыт хвойным лесом, в котором преобладающая порода: Picea ajanensis; вместе с нею встречаются также Pinus Pichta и, в более болотистых местах, Larix dahurica. Все это скалистое береговое пространство прорезано большею частью болотистыми речными долинами, хотя, однако же, здесь есть много и горных ручьев, стремительно текущих по узким долинам; на устьях их и на берегах небольших бухт находится несколько деревень племени орочей, которые поселяются здесь только на лето, для рыбной ловли, а на зиму удаляются с берегов моря в леса, для охоты за зверями. Чем далее подвигаемся на юг, тем заметнее перемена в характере растительности и в самых очертаниях страны. Начиная с 46° с. ш., уже чаще встречаются лиственные леса, растущие в побочных долинах и на ровных местах, тогда как хвойные леса показываются только на местах высоких. Реки, вливающиеся в море, текут здесь в более открытых долинах, почва которых весьма удобна для луговодства и земледелия. Подобные местности мы, впрочем, встречаем уже к югу от 45° с. ш., в долинах Тютиха́, Лифулэ и Холуэ, населенных китайцами, между которыми живут и орочи; первые занимаются здесь хлебопашеством и скотоводством. Главная характеристическая особенность этого берегового пространства есть то, что на нем много глубоких бухт, из которых некоторые совершенно защищены от ветров скалами; такое множество превосходных гаваней делают эту страну единственною, подобную которой в этом отношении вряд ли можно видеть где-нибудь на земном шаре. Самыми лучшими гаванями считаются заливы: Посьета, Амурский, Усурийский, Св. Ольги, Св. Владимира, Ха́джи (или Императорская гавань) и нек. др. Они могут укрывать большой флот и, без сомнения, впоследствии, когда здесь разовьется мореходство и торговля, вызовут необходимость проложить от этих гаваней дороги к реке Усури. Так как верхнее течение Усури, хотя и весьма обильное водами, не может служить судоходным путем не только вследствие часто встречающихся отмелей и скоплений наносного леса, но и по своей чрезвычайной быстроте во время разлива, а между тем большие суда могут легко входить по реке Сунгачи в озеро Кенгка, то весьма вероятно, что пространство между этим озером и глубоко вдающимся в берег заливом Петра Великого послужит первым звеном связи Японского моря с усурийским краем. Но на этом пути необходимо встретятся некоторые затруднения; так напр. из Усурийского залива, прежде чем достигнуть области истоков Лефу, текущей с юга на север и впадающей в озеро Кенгка, должно перевалить через высокие горы. Но по собранным мною сведениям, затруднения эти легко могут быть устранены. Второй путь сообщения, может быть менее удобный, пойдет из Амурского залива по долине Суйфуна и от среднего течения этой реки, через водораздельный хребет, на озеро Кенгка.
Мы еще ничего не знаем ни об отличительном характере, ни о геогностическом составе хребта Сихота-алин, потому что он еще не был исследован в этих двух отношениях ни со стороны морского берега, ни со стороны Усури, по берегам правых ее притоков. Нам известно только то, что в частях, лежащих на севере хребта, начиная от устья Амура до залива де-Кастри, он состоит из различных вулканических пород: трахитов и базальтов. От г. Венюкова[23], который от истоков реки Фудзи добрался до Лифулэ, мы узнаем, что водораздельные горы представляют здесь невысокий, но болотистый хребет, весьма затруднявший его путешествие. По мере приближения к его гребню, лиственные леса, состоящие из березы, вяза и осины, исчезают, а появляется хвойный лес, который на самом водораздельном хребте состоит исключительно из елей. О хребте Сихота-алин, отделяющем систему вод Суйфунской долины от притоков озера Кенгка, пишут[24], что он издали кажется цепью высоких гор с высоко нагроможденными сопками, но в действительности представляет «почти обнаженные пологие горки, по которым даже на телегах можно удобно подняться на самый хребет». Перевал через водораздел между Суйфуном и Лефу есть невысокий хребет, покрытый редкими лиственными лесами, которые состоят из липы, черной березы и дуба, и не представляющий никаких особенных затруднений для проложения по нему дороги.
Описываемая страна лежит между Усури и береговыми горами в виде клина, пролегая между течением Усури, главное направление которого почти совпадает с меридианом, и идущим по направлению к С.-В. хребтом. Таким образом, в области верховьев Усури, напр. там, где в нее впадает река Фудзи, расстояние хребта от Усури составляет, по прямому направлению, всего около 70 верст, между тем как прямое же расстояние между ними, увеличиваясь по мере удаления к северу, доходит, наконец, близ устья Усури, там, где в нее впадает река Фор, до 250 верст. Северо-западный склон берегового хребта гораздо более отлог, чем склоны, обращенные к морю и, следовательно, к юго-востоку. Кроме хребта Сихота-алин, есть здесь еще ряд гор, идущих параллельно хребту, которые во многих местах приближаются к Усури и которые, таким образом, обращают большую часть земель, лежащих вправо от Усури, в страну гористую, хотя в истинном смысле этого слова характер страны гористой имеют только область истоков Усури и страна среднего течения этой реки. В этих местах горы встречаются у берегов всего чаще и образуют на них то крутые скалистые мысы, то откосы с отлогими склонами, покрытыми лесом. По нижнему течению Усури и по некоторой части верхнего, значительные пространства в направлении от берегов Усури внутрь страны заняты луговыми степями и только на верховьях вливающихся здесь в нее рек страна получает опять характер гористой местности. Эти, параллельные береговому хребту, цепи гор представляются с берегов Усури в виде террас, которые становятся выше по мере приближения к нему, и многие из них, как напр. Сумур, Танхе́ достигают высоты 1000' — 1500'. Очертание их гребня представляет, большею частью, волнообразную линию с округленными вершинами; на склонах их растет мешаный лес, между тем как хвойный господствует на высотах. Сквозь ряд этих параллельных цепей гор пролагают себе путь большие притоки Усури, вытекающие из хребта Сихота-алин, маленькие же речки получают свое начало в большем или меньшем расстоянии от Усури, в горах, идущих параллельно этому хребту. Фудзи, самый южный из правых притоков Усури, средней величины, всего около 75 верст длиною, заслуживает внимания преимущественно перед всеми другими, вследствие причин, о которых я буду говорить ниже. Описание Фудзи мы находим у г. Венюкова[25], который два раза прошел эту реку; он говорит, что она вытекает из невысокого болотистого хребта и течет по довольно широкой долине, что по обоим берегам ее тянутся луга, местами поросшие одинокими дубовыми и вязовыми рощами и представляющие, по свойству их почвы, места, весьма выгодные для поселений; г. Венюков рассказывает также, что, по мере приближения к водоразделу, встречаются здесь и хвойные леса, состоящие преимущественно из кедра, частью же из лиственницы и ели, из которых первый достигает замечательной вышины. В долине, орошаемой рекою Фудзи, обитает множество китайцев, занимающихся земледелием и огородничеством. Они делают это не только для удовлетворения своих собственных потребностей, но, частью, и для торговли с теми, которые занимаются отыскиванием корня жень-шень, и с этою целью сеют различного рода зерновые хлеба и овощи. Скотоводство, которым они также занимаются здесь, множество других сельских промыслов, также мельницы, винокурни, хотя и весьма малых размеров — все это доказывает, что китайцы, живущие здесь, сравнительно с теми, которые обитают по Усури, стоят на гораздо высшей степени развития. После Фудзи в Усури впадают, один вслед за другим, притоки, больший, Да-Шитуха (44°59′22″ с. ш.); и потом меньший, Сиау-Шитуха, из которых первый, хотя течением своим орошает такое же пространство, как и река Фудзи, но обитаем только при самом устье своем. Обе же эти реки, также как и горы, из которых они вытекают, и долины их притоков, имеют для туземцев значение, летом, только как места, посещаемые искателями корня жень-шень, зимою же, как места, удобные для охоты. Кубурха[26] и Дамгу, вливающиеся в Усури далее вниз по течению, имеют верховья, лежащие недалеко друг от друга и, по словам туземцев, разделяющиеся небольшим горным хребтом. Дамгу впадает в Усури под 45°34′0″ с. ш. и в своем нижнем течении орошает открытую луговую степь. Природные жители этих мест утверждают, что русло его запружено огромным множеством скоплений наносного леса, которые затрудняют плавание по нему даже на небольшой лодке. Говорят, что даже имя его на языке ходзенов выражает этот характер его русла. К самым большим и обильным водами правым притокам Усури принадлежит река Има[27], впадающая в нее под 45°58′55″ с. ш. При своем устье она имеет почти 125 сажен ширины, и следовательно, весьма немного уже реки Усури, если взять ширину последней несколько выше соединения обеих рек. Има весьма много содействует к увеличению Усури, как это видно из того, что последняя тотчас за слиянием с Имою весьма увеличивается в ширине и становится многоводнее. Если мы перережем течение Усури, плывя от одного берега к другому, противоположному, то тотчас увидим, что мутная вода Усури резко отделяется линией, идущей вдоль течения, от светлых вод Имы; воды обеих несколько верст текут раздельно, пока, наконец, вся река снова принимает мутный цвет вод Усури. Има образуется двумя реками, которые только за 10 верст до впадения в Усури соединяются в одно русло. Эти реки — Има, текущая севернее, и Акули; обе они вытекают из берегового хребта, идут от него в одном общем направлении, от юго-востока к северо-западу, и разделяются одна от другой на всем протяжении верхнего и среднего течения своим водоразделом, составляющим отрасль главного берегового хребта. По сведениям, которые мы имеем об этой реке, и которые еще весьма скудны, потому что, за исключением некоторой части нижнего течения ее, которая была пройдена топографическою съемкою, все, что мы о ней знаем, ограничивается голословными показаниями жителей — по этим сведениям течение каждой из двух рек простирается от 200 до 250 верст и Акули берет свое начало несколько восточнее истоков реки Имы. Горы, из которых обе они вытекают, должно быть очень высоки и, следовательно, восхождение на них сопряжено с большими трудностями; поэтому путем через них весьма редко пользуются даже живущие поблизости орочи. Верхнее течение обеих рек пролегает по узкой долине со склонами, покрытыми вековыми непроходимыми лесами, и носит характер стремительного горного потока. Чем далее идти вниз по течению, тем долины их становятся открытее и, говорят, что на среднем течении встречаются уже кое-где ровные береговые пространства, через которые в разных местах проходят к реке ряды высот. Здесь, так же, как и далее вниз по течению, где эти равнины становятся все обширнее и, наконец, на нижнем течении, переходят в луговые степи, подобные степям верхнего течения Усури, эти ровные пространства представляют для будущих поселений почву, самую удобную для обработки. Эта часть страны, если исключить нескольких китайцев, живущих в ней, до сих пор совершенно необитаема. Но и число орочей[28], живущих при верхнем течении, по словам туземцев, должно быть очень незначительно. По географическому положению р. Имы, которая, по крайней мере в некоторой части своего течения, удобна для прохода больших судов, по местным условиям, весьма благоприятным для поселений и земледелия, наконец, по изобилию в лесах дичи, а в реках и озерах рыбы, эта местность будет со временем весьма населенною и одним из важнейших пунктов на Усури. К среднему течению Усури присоединяется еще одна река, Бикин[29], которая по величине своей подходит к реке Име. Она вытекает из водораздела несколькими истоками, и своим течением образуя дугу, обращенную к югу, впадает в Усури под 46°50′52″ с. ш. Судя по небогатым сведениям, которые мы о ней имеем, кажется, что в орографическом и этнографическом отношениях она имеет большое сходство с Имою, потому что, протекая своими верховьями по стране гористой, от среднего своего течения до самого устья течет по стране, имеющей характер луговой степи. Ширина устья главного рукава ее доходит до 150 сажен, а быстрота ее течения здесь очень умеренна; она вливается в Усури, кроме главного, несколькими боковыми рукавами. Длина ее течения, считая от устья до водораздельного хребта, по словам китайцев, ездящих по ней зимою, считается от 200 до 230 верст. Эти поездки китайцев по ее льду с товарами на санях, в которых запряжены собаки, совершаются ими к орочам, живущим при верхнем ее течении, с целью выменять товары на дорогие меха. Орочи, однако же, живут в горах только зимою, летом же они обыкновенно отправляются к берегам моря, причем достигают его, перевалив через водораздел и переправившись через одну из прибрежных рек (вероятно Иозе или Эсэ, как еще иначе называют ее). Этот перевал через горы, во всяком случае, должен быть сопряжен с весьма большими затруднениями, а самый путь никак не может быть совершен менее чем в 5 или 6 дней. Этнографические условия этой реки те же, как и в населенных местах по реке Име, потому что верхнее течение ее населяют орочи (хотя, как говорят, в меньшем числе, нежели на Име). На среднем же течении живут, впрочем весьма рассеянно, китайцы. Одна из самых больших деревень состоит из 3 или 4 мазанок и находится на правом берегу около 1 версты выше устья Бикина; она населена зажиточными китайцами, которые занимаются торговлею и огородничеством. Тунгусы из племени ходзенов встречаются только на самой Усури, не простираясь ни по одной из боковых долин правого берега ее. За устьем реки Бикина, вниз по течению, вливается множество небольших рек, получающих начало из цепей гор, лежащих близ берега, напр. Супки́, Абдери́, Кёца, Ауа и Хи[30]. Все эти реки необитаемы и только зимою посещаются охотниками.
Между правыми притоками особенного внимания заслуживает также река Фор[31], один из наибольших правых притоков Усури, вытекающий двумя истоками из высокого водораздела и пробегающий не менее 300 верст. В области своих истоков, также как и в верхнем течении, он стремится по гористой стране, в которой крутые скалистые берега возвышаются непосредственно из воды, и только там, где в реку вливаются потоки или боковые речки, откосы долины несколько удаляются от берегов, оставляя между собою и самою рекою узкие низменности, покрытые лесом. Но кажется, что этот характер уже при среднем течении Фора быстро изменяется, и что горы, удаляясь от русла, уступают место береговым равнинам. Наконец, в нижнем течении эта река пролегает по совершенно плоской болотистой низменности, местами покрытой лесом, и русло ее делится здесь на несколько рукавов, которые пробираются через лабиринт островов, поросших ивами и кустарниками. Чем более приближаешься к ее устью (47°49′11″ с. ш.), тем чаще встречаются такие боковые рукава и острова, к которым еще присоединяется и множество песчаных отмелей и скоплений наносного леса, образовавшихся от быстроты течения. Стремительность течения, которую река сохраняет и при самом устье, также как и чистота ее вод и гораздо более низкая температура их, сравнительно с водами реки Усури, дают реке Фор отличительный характер горной реки[32]. Хотя этот характер в реке, которая протекла значительное пространство по низменности или луговым степям, представляет редкое явление, но, вероятно, что в нижнем течении эта река сохраняет его вследствие вливающихся в нее здесь правых притоков, вытекающих из гор. К ее большим левым притокам относится Чуниха́ или Чилонха́, притекающая с юго-востока, а к правым — весьма быстрая р. Чирнай. От истоков реки Фор, обитающие на них орочи также ходят к морю и при этом переходят сначала через водораздел, а потом следуют по долине вливающейся в море реки Самальгу. Кроме того, существует еще другой путь сообщения из области истоков реки Фора к морю, по реке Пехса, которая вливается в Амур выше устья реки Дондона и истоки которой отделены от истоков Фора высокими горами.
Страна, лежащая на запад от Усури, и левые притоки этой реки
Река Даубиха
Хотя было бы гораздо справедливее принимать эту реку за главный исток или верховье Усури, потому что непосредственно ниже, за соединением реки Даубихи с рекою Уллаха, Усури явно представляет продолжение реки Даубиха, и еще потому, что эта последняя при своем устье превосходит реку Уллаха и количеством воды и шириною русла — однако же я, придерживаясь взгляда местных жителей, буду рассматривать Даубиху как левый приток Усури. Из всех боковых притоков Усури, получающих свое начало на юг от нее, река Даубиха имеет самые отдаленные истоки, начинаясь из хребта Сихота-алин почти под 43°15′ с. ш. Та часть этого хребта, из которой она вытекает, считается весьма высокою и покрыта по склонам хвойным лесом (сосновым), растущим также и в довольно узкой долине, по которой протекает эта река, в среднем направлении к С.-С.-З.; а это направление сохраняется ею до того места, где она пересекает дорогу, ведущую в Хун-чун. Все это пространство ее верхнего течения необитаемо, но только нередко посещается в летнее время искателями корня жень-шень, а зимою приходящими издалека охотниками[34]. Там, где Даубиха изменяет свое направление и загибается к С.-В., но все еще протекает в долине, окаймленной горами, там появляются первые деревни или жилища китайцев, занимающихся земледелием. Только лишь за деревнею Хонтусанза горы начинают расходиться, и долина эта становится открытее. Вслед за этим местом, несколько ниже по течению, вливаются одна за другою реки Дабаха́ и Чоусунгоуз, получающие свое начало в хребте, который служит водоразделом для системы вод Усури с системою притоков озера Кенгка. С устьем реки Чоусонгоуза мы вступаем в область, исследованную г. Васильевым, который в 1859 году произвел топографическую съемку реки Даубихи. Описанием его я буду руководствоваться в моем обозрении этой реки до самого устья ее. Берега ее, по его словам, низки и представляют луга, местами болотистые; изредка выдвигаются к правому берегу высоты, обращенные к реке скаты которых покрыты лиственными лесами, и нередко спускаются в самое русло реки. На левом берегу такие возвышенности встречаются несколько чаще. Самая высокая гора этой долины находится при нижнем течении и носит название Угы-дынгза. На отлогостях описанных сейчас гор расположены почти все деревни китайцев и ходзенов, обитающих в этих местах; но, кроме склонов гор, занятых ими, есть еще много оставшихся незаселенными. Луга и плоские места каждый раз, вслед за периодически выпадающими дождями, подвергаются довольно сильному наводнению: даже незначительные ручьи, вливающиеся в Даубиху, в дождливое время становятся сильными потоками, по лугам образуются большие озера и затопляют дорожки между большею частью здешних деревень, жители которых в это время должны прибегать к лодкам, как к единственному средству сообщения. Вместе с потоками и самая река, которая в обыкновенное время имеет при устье до 100 сажен, а при верхнем течении до 25 сажен ширины, принимает во время разлива громадные размеры. Время этих разливов бывает обыкновенно в мае и в конце августа. По знакам или следам наводнения, остающимся на скалистых откосах можно узнать, насколько вода поднималась выше обыкновенного уровня; эта высота иногда доходит до 10 футов[35]. Хотя течение Даубихи не в дождливое время, за исключением мелких мест или перекатов, можно назвать умеренным, но оно очень ускоряется в дождливое время и при разливах может дойти до быстроты 8 верст в час. Эта быстрота реки, плывущие по ней массы наносного леса, множество песчаных отмелей и, наконец, то обстоятельство, что при разливах, когда берега бывают затоплены, нет возможности идти бичевой против течения, все это затрудняет плавание по ней до того, что и на малых лодках оно требует больших усилий и осмотрительности. От устья Даубихи (44°52′56″ с. ш.) по ее левому берегу тянется дорога, минующая извилины реки и ведущая от деревни до деревни; вместе с последнею деревнею, Чуанинс, она оставляет долину реки, чтобы идти через водораздел в долину Лефу. Из долины Лефу она идет далее снова в гору, на хребет Сихота-алин, и по его Ю.-З. склонам направляется в Суйфунскую долину. Отсюда уже она делится на два пути: ездящие по ней китайцы, отправляющиеся в Хун-чун, сворачивают к юго-западу, а едущие в Нингута или в Гирин направляются к С.-З. Этим же путем пользуются обыкновенно осенью и зимою китайцы, живущие на Фудзи, на верхнем течении Усури и на Даубихе, для перевозки в эти города годовой добычи корня жень-шень или же мехов, добытых ими самими или вымененных у ходзенов, и обратно для вывоза оттуда необходимых жизненных припасов и других товаров. Путь этот представляет узкую тропинку, проходимую только для караванов, едущих на лошадях и мулах, и которая во многих местах теряется в густоте кустарника и в высокой траве. За исключением нескольких семейств ходзенов, живущих здесь при устье Даубихи в деревне Сянгсау, все народонаселение долины Даубихи составляют китайцы. Главные занятия их — огородничество и земледелие, а также и отыскивание в горах растения жень-шень, искусственным разведением которого занимаются только жители деревни Угы-Дынгза. Рыбная же ловля и охота за зверями, также как и торговые сношения, составляют для них второстепенные занятия.
Озеро Кенгка
Озеро Кенгка, величайшее из озер северной Манджурии, лежит под меридианом 149°50′ в. д. от Ферро и пересекается 45° с. ш. По своим очертаниям оно подходит к фигуре эллипса, большая ось которого идет в направлении от юга к северу и, считая от Камышовой губы, лежащей на южном конце ее, до русского зимовья, лежащего на его северном берегу, имеет около 80 верст длины. Самая большая ширина озера, от устья реки Сунгачи до губы Тихой, равняется 40 верстам, а окружность его, по измерениям топографов, имеет 243 версты; так что оно занимает пространство в 2244 кв. версты. Восточный берег этого озера, на юг от устья реки Сунгачи, тянется по прямой линии, не образуя ни одного значительного мыса. Вся эта местность представляет болотистую, плоскую, поросшую камышом равнину, на которой есть несколько озер, и которая к востоку, мало-помалу возвышаясь, примыкает к довольно высоким горам Ха-хоуза, составляющим отрасль хребта Сихота-алин и находящимся от озера на расстоянии 30–40 верст. Эта отрасль служит водоразделом между системою притоков Даубихи и между восточными притоками озера Кенгка. Само собою разумеется, что здешние болотистые и низкие берега, подверженные частым наводнениям, не представляют мест, удобных для поселений; но чем более мы удаляемся от берега, тем суше становится местность: болота заменяются лугами и местами, весьма удобными для земледелия и скотоводства. Тот же характер местности замечается и на южном берегу озера, который, в своей юго-восточной части, граничит с горами Ха-хоуза, а к Ю.-З. с хребтом Сихота-алин и его отраслями, тянущимися от озера на таком же расстоянии (30 верст), как и на восточном берегу. Это пространство земли есть, бесспорно, самое лучшее из всех прибрежий озера Кенгка, потому что здесь находятся плодородные долины рек Лефу и Мо.
Лефу, самая большая из рек, впадающих в озеро Кенгка (длина ее около 180 верст), вытекает из горного узла, образуемого хребтом Сихота-алин и одного из его отраслей, тянущейся к северу; она течет к озеру между этими двумя цепями, почти параллельными друг другу, в направлении от юга к северу. Почти две трети ее течения заключены в довольно узкой долине, из которой она, наконец, выбирается в более открытую страну; хотя и на верхнем ее течении есть хорошие места для поселений, но последняя местность представляет в этом отношении особенные удобства, потому что в ней есть много прекрасных мест, обильных лугами, с почвою, весьма удобною для земледелия. Один из членов экспедиции, посланной для обозрения усурийского края[37], между прочим, сообщает нам об этой реке, что там, где она уже вышла из гор, тянувшихся по берегам ее, она очень широка, имеет плодоносные берега и могла бы быть весьма населенною. Острова, лежащие в русле ее, он сравнивает с искусственно разведенными садами, в которых растут виноград, груша, яблоки, дикие персики и другие лиственные деревья. Чем ниже спускаться по течению, тем долина становится шире, и, наконец, около 60 верст выше устья, превращается в необозримую безлесную луговую степь, которая вблизи самого озера непроходима по множеству болот и лагун или небольших озер. Река Лефу, перед своим устьем, разделяется на многие рукава и потом уже вливается ими в Камышовую губу. Все пространство, занимаемое ее устьями, за исключением одной довольно высокой, уединенной горы, покрытой лесом, на которой живут 3 китайца, представляет низменность, столь густо поросшую камышом, что трудно отыскать в нем самые рукава реки. То же самое можно сказать и об устьях реки Мо и некоторых других притоков восточной части озера Кенгка: можно легко миновать их устья, вовсе не заметив этого. Камышовая губа довольно глубока и хорошо защищена от ветров двумя мысами, Спасским и Бурным, так что может служить хорошею гаванью. Здесь же есть еще одна меньшая бухта, находящаяся также между двумя мысами, Спасским и мысом Надежды; в нее вливается река Мо, которая, получив свое начало из одной высокой горы с обнаженным гребнем, составляющей также отрасль хребта Сихота-алин и идущей в 30–40 верстах от озера в направлении от юга к северу, окружена местностью, имеющею тот же характер, как и у берегов реки Лефу. Она так же, как и эта последняя, в верхнем течении идет по узкой долине, а нижним орошает открытую равнину и вливается в Камышовую губу между мысами Спасским и Надежды.
Западный берег озера имеет характер, совершенно отличный от характера восточного, и проявляющийся главным образом в том, что пространство этого берега представляет возвышенные места, большею частью покрытые лесом, с берегами нередко очень круто спускающимися к озеру. Эти возвышенности суть предгория водораздела между системою реки Мурени и западными притоками озера Кенгка, водораздела, гряда которого идет в направлении от юга к северу. Первые горы, встречаемые на западном берегу озера, если идти с юга на север, называются у туземцев Шонше́ и тянутся на протяжении 15 верст; они имеют от 30 до 35 сажен вышины и вершины их покрыты лесом. Миновав это гористое пространство, мы достигнем устья Сиан, также не слишком малой речки, вливающейся в озеро 2 рукавами; за нею идет более плоская лесистая местность, отличающаяся далеко выдающимися в озеро мысами, из которых самые значительные — Веселый, Нерпичий и Козий; за этим последним мысом следует губа Тихая, которая глубоко вдается в берег, и вместе с ней снова появляются близ озера высокие горы, которые видны на горизонте и с противоположного берега озера, от истока реки Сунгачи. Они носят у живущих в Лунг-мяо китайцев название Фунг-Миза[38]. Русские солдаты, живущие на караульных постах около Кенгка, называют эти горы, по желтовато-белому цвету горных пород, из которых они состоят, белыми горами. Горы эти, так же как и предыдущие, местами круто спускаются к озеру и состоят из весьма рассыпчатого песчаника, который во многих местах наполнен остатками растений и целыми стволами деревьев, проникнутыми окисью железа, которые заставляют причислить его к третичной формации. Там, где горы северного конца западного прибрежья мало-помалу понижаются, лежит устье небольшой речки Тур и первый, по времени основания, русский караульный пост, называемый Турий рог. От этого места берег поворачивает направо и переходит в северное прибрежье, тянущееся почти до истока реки Сунгачи. Оно состоит из узкого берегового пространства, усеянного мелкими кварцевыми и другими валунами, и недалеко от озера начинает возвышаться к невысокому валу, поросшему мешаным лесом. Подвигаясь от караульного поста Турий рог к востоку, мы увидим, что этот вал отделяет от Кенгка целый ряд маленьких озер и значительное озеро Сиауху[39], имеющее около 24 версты длины. Несколько ближе к устью Сунгачи (верст за 10 до него) тянутся параллельно два таких вала, также покрытых лесом, между которыми стелется болотистая низменность шириною в 1 версту, усеянная множеством маленьких лагун, поросших камышом.
Озеро Сиауху[40], как сказано выше, отделяется от озера Кенгка небольшим и мало возвышенным валом, так что берег первого от берега последнего отстоит едва на полверсты расстояния, и можно, напр., из русского зимовья, лежащего от устья Сунгачи в 25 верстах, пройдя только несколько шагов и взобравшись на вал, увидеть перед собою озеро Сиауху с его плоскими берегами. Очевидно, что оно прежде соединялось с озером Кенгка, составляя с ним один бассейн, и только впоследствии образовалось отдельным водоемом, когда появилось между ними песчаное возвышение, которое, без сомнения, обязано происхождением своим постепенному наносу песка со стороны Кенгка или убыли вод его. Очевидно также, что впоследствии, когда уже оба озера окончательно заключились в берегах своих, они соединялись между собою небольшим проливом, следы которого еще ясно видны на одном месте, находящемся в расстоянии около 3 верст к востоку от русского зимовья. В этом месте береговой вал прерван и оба озера отделяются одно от другого только низменным и песчаным перешейком шагов в 100 шириною. Он представляет ровную полосу земли, которая обоими концами упирается в довольно крутые спуски вала, явно указывающие, что тут некогда был прорыв, образовавшийся от размывающего действия вод этих озер. Впрочем, и теперь они имеют иногда временное сообщение; это доказывается тем, что все пространство узкого перешейка покрыто раковинами или остатками моллюсков, живущих в Кенгка. Взаимный перелив вод обеих этих озер происходит от сильных ветров, дующих то с Ю. З., со стороны озера Кенгка, то обратно, с С. В. от Сиауху.
Что касается до глубины, которую имеет озеро Кенгка, то, так как до сих пор не было сделано никаких общих измерений ее, я могу сказать о ней почти только то, что мне изустно было сообщено местными жителями. Они утверждают, что все озеро судоходно и что, за исключением некоторых прибрежных его частей, даже большие суда могли бы свободно плавать по нем. Кроме небольшого ряда маленьких островов, который мы находим на юго-восточном берегу близ горы Шонше, есть на нем еще маленький островок, лежащий перед самым устьем реки Сиан между мысами Веселый и Нерпичий. Два несколько больших острова лежат на южной стороне озера в Камышовой губе. Меньший, называемый Козьим островом, лежит в устье реки Лефу; второй же, больший, между мысами Бурный и Спасский. Все эти острова представляют ровные плоские места, поросшие камышом, и те из них, которые лежат в устьях, состоят из ила и песка, вследствие своего происхождения из речных наносов. По всему протяжению восточного берега озеро очень мелко, а на север от истока Сунгачи, где я сам исследовал его, оно, на расстоянии версты от берега, имеет глубины всего 5 или 6 футов; к самому же берегу нельзя пристать и на самых плоскодонных лодках; так что это пространство его для плавающих на небольших лодках есть одно из опаснейших, потому что если вдруг поднимется сильный ветер, остается только одно — спешить к берегу и выгружать лодки; в противном случае прибой волн, который здесь очень силен, легко может повредить их. Кроме этого, ветры, постоянно дующие на озере в летние месяцы в направлении от Ю. и Ю.-З., представляют немалое препятствие для плавания на мелких судах. Даже в мое кратковременное плавание при нем, поверхность его была большею частью в сильном волнении, а по словам одного китайца, живущего здесь уже около 30 лет, нельзя и в течение нескольких дней кряду видеть озеро спокойным, а если это и случается, то чрезвычайно редко. Хотя озеро Кенгка и защищено довольно высокими горами берегового хребта Сихота-алин от известного своею бурливостью Японского моря, но, вероятно, дующие там ветры все-таки имеют сильное влияние на ветры озера. Северная прибрежная часть Кенгка, начиная от узкого низменного пространства или перешейка, отделяющего это озеро от Сиауху, до караульного поста Турий рог значительно глубже у самого берега, так что все это пространство северной части озера весьма удобно для плавания бичевой. Трудно объяснить себе, почему это озеро, столь обильное рыбою и представляющее так много мест, удобных для поселений, населено, напротив, весьма незначительно. Здесь находится только несколько деревень, обитаемых китайцами и состоящих большею частью из одиноких жилищ, напр. при истоках Сунгачи, в местности, носящей название Лунг-мяо; также деревушка из нескольких домов, лежащая у Камышовой губы, да еще несколько жилищ китайцев на западном берегу, близ горы Шонше. Рыбная ловля и огородничество, и то только для своего ежедневного обихода, составляют единственные занятия этих жителей.
Но страна эта становится заметно более населенною, если от Турьего рога углубиться в нее по направлению к западу и к юго-западу; тут как мне утверждали русские солдаты караульных постов, не более как в 20 верстах от озера Кенгка живут уже зажиточные китайцы, занимающиеся земледелием на широких равнинах, тянущихся при подошве гор; здесь же есть также казенная винокурня, в которой все необходимые работы исполняются ссыльными китайцами. От истока Сунгачи к этой винокурне ведет только одна дорога, та самая, по которой надо ехать из деревни Лунг-мяо в город Нингута.
Огромный водоем озера Кенгка имеет всего один только сток — реку Сунгачи[41], вытекающую из него и служащую соединением его с рекою Усури.
Если сравним количество воды, принимаемой озером из множества довольно значительных притоков его, с количеством, истекающим из него, то нам покажется очевидным перевес на стороне первого и мы могли бы предполагать частые наводнения; но если, с другой стороны, взять в расчет огромную поверхность озера в 2244 квадратных версты и количество воды, которая должна испаряться на этом пространстве, то легко увидеть, что количество воды, принимаемой озером, должно уравновешиваться с количеством истекающим из него и испаряющимся на его поверхности. Самые большие наводнения, которые производятся озером в стране, лежащей при истоке Сунгачи, бывают обыкновенно весною, от тающих снегов, а осенью, в конце августа, от проливных дождей. Если же эта местность заливается водою в летние месяцы, то причиною этого обыкновенно бывают сильные ветры, дующие с юга и юго-запада. Исток реки Сунгачи находится под 45°3′28″ с. ш. на восточном берегу озера Кенгка. Река, вытекая из него, идет небольшое пространство к востоку, а потом поворачивает и течет в общем направлении к северу, чтобы соединиться с рекою Усури. Русло ее почти везде имеет одинаковую ширину, а именно около 20 сажен. Течение ее столь извилисто, что едва ли найдется река, которая бы могла превзойти ее в этом отношении; довольно сказать, что расстояние от истока этой реки из озера до ее устья (при впадении в реку Усури), которое, по прямому направлению, равняется всего 90 верстам, составляет, считая по извилинам Сунгачи, более 180 верст. Некоторые из этих извилин имеют почти вид круга, так что оба конца каждой из них отделяются один от другого только узкою полосою земли. Если по ним идти вверх против течения, то очень часто после расстояния, пройденного с большими усилиями в 2 или 3 часа, случается приплыть почти к прежнему месту.
Вся страна, по которой течет Сунгачи, представляет плоское луговое пространство, которое на правом берегу составляет продолжение равнины восточного берега озера Кенгка. Оно тянется до самого устья Сунгачи, прерываемое только одною цепью холмов, поросших соснами, которая проходит вблизи 2-го (считая от устья Сунгачи) русского поста и которую ходзены называют Джагда-каре. На левом берегу р. Сунгачи эта равнина доходит на запад до озера Кенгка и до Сиауху, а на С.-З. до Мурени, все нижнее течение которой пролегает по этому плоскому пространству.
Везде, где только Сунгачи прорезывает поверхность этой равнины, берега реки с их обрывами, невысокие в начале течения, но становящиеся все выше и выше по мере приближения к устью, ясно выказывают состав почвы: они состоят из синей глины, на которой настлан довольно густой слой чернозема. Далее к устью, там, где река глубже врезывается в почву, берега несколько более высоки и в них встречаются отложения светло-коричневого песка. На берегах этих, покрытых высокою травою, встречаются бесчисленные озера, поросшие камышом, из которых лежащие ближе к реке имеют вид узких, извивающихся водоемов. Они обыкновенно соединяются с рекою Сунгачи посредством небольших каналов или речек, но местами и совершенно отдельны от нее.
Происхождение стольких озер в этой местности весьма легко объясняется извилистым течением реки и именно излучинами, в которых оба конца отделяются один от другого только узким клочком земли: когда это пространство, уменьшаясь постепенно от постоянного действия подмывающей силы течения, наконец прорвется, то река, найдя себе кратчайший путь, прорывает в нем свое главное русло, а из бывшей извилины, вследствие засорения обеих концов ее от наноса, мало-помалу образуется озеро. Эти озера имеют весьма типическую флору, часто украшены великолепными красными цветами Nelumbium speciosum и изобилуют рыбою, а весною и осенью служат местом, куда тысячами слетаются гуси и утки. Кроме множества ручейков, получающих начало в близлежащих озерах или болотах и вливающихся в Сунгачи, она справа принимает, в 25 верстах от истока своего, 2 небольшие, одна за другою впадающие в нее речки, большую и малую Дамагу, которые вытекают из соседних гор и своею светлою водою резко отделяются от мутной воды Сунгачи. По берегам Сунгачи часто встречаются железистые ключи, бьющие из-под глинистой почвы. Течение ее можно назвать умеренным, в особенности в большую часть летнего времени; иногда, впрочем, оно быстро усиливается от проливных дождей, действие которых на него оказывается тем с большею скоростью, что она составляет единственный исток излишку вод всего озера, а глинистое русло ее не допускает воду просачиваться. По прекращении дождей Сунгачи быстро идет на убыль, что́ мне самому часто случалось видеть. Далее еще остается заметить, что во время разлива Усури, когда вода в ней очень поднимется, что́ обыкновенно случается к концу августа, течение Сунгачи, в особенности же близ ее устья, до того замедляется, что становится почти совершенно незаметным; при этом вода в ней поднимается на несколько футов выше обыкновенного уровня, а когда она спадет, то на деревьях остаются глинистые частицы, которые показывают как высоко вода стояла. Ширина реки по всей длине — от 18 до 25 сажен, а глубина при обыкновенном стоянии воды довольно значительна (от 8 до 12 футов) и допускает плавание на лодках и небольших пароходах, так что Сунгачи может служить удобным путем водяного сообщения между Усури и озером Кенгка. Одно, что затрудняет еще плавание по ней вверх против течения бичевой — это берега, во многих местах поросшие ивами, особенно на верхнем ее течении; но с приращением населения это препятствие легко может быть отстранено. Что же касается до излишней длины течения, то расстояние между ее истоком и устьем может быть сокращено проведением в некоторых местах каналов.
Сунгачи представляет, по крайней мере на двух третях своего нижнего течения, весьма удобные места для поселений, потому что берега ее здесь довольно высоки, следовательно, не подвержены наводнениям, во многих местах покрыты лесом и имеют превосходные луга с плодородною почвою; сверх того, леса по берегам ее изобилуют дичью и сама она весьма богата рыбою; однако же, несмотря на все исчисленные удобства, вся местность, орошаемая этою частью Сунгачи, очень мало населена. Приблизительно около середины всей длины Сунгачи стоит одинокая мазанка, жилище семейства ходзенов, и место, где она находится, известно здесь под именем Хыйхыл; другое населенное место, называемое Лунг-мяо[42], лежит при истоке Сунгачи, на левом ее берегу; здесь также находится одна глиняная мазанка, обитаемая китайцами, занимающимися огородничеством и торговлею.
Хотя во время моего путешествия на всем протяжении правого берега Сунгачи было построено всего только 5 постов, но нет никакого сомнения, что в скором времени, по крайней мере на ее нижнем течении, разовьется населенность и берега ее оживятся.
Река Мурень
Съемка 1859 года доставила нам положительные сведения только о нижнем течении этой реки, однако же эти сведения дают нам право считать ее одним из самых больших притоков Уссури, впадающих с левой стороны. Муре́нь получает свое начало почти под широтою города Нингута, из С.-В. склона горы Чан-бо-шан, или горного узла, образуемого хребтом Сихота-алин и отраслью его Кентей-алин, идущею от хребта в направлении к С.-В. На склонах этого же горного узла берут начало, с одной стороны, вытекающие из Ю.-В. склона верховья значительной реки Суйфун; с другой же — истоки рек, вытекающих из западных склонов и вливающихся близ Нингута в реку Хурха. Из китайских источников мы узнаем, что горы, в которых все эти реки получают свое начало, очень высоки.
Река Мурень течет между двумя рядами гор, тянущимися параллельно друг другу, т. е. между Кентей-алин и другим хребтом, идущим в том же направлении; последний представляет довольно высокую и скалистую отрасль хребта Сихота-алин, которая служит водоразделом между Муренью и западными притоками озера Кенгка. Несколько более подробные сведения об этой реке мы имеем, начиная с того места, от которого спустился к устью ее г. Доржидаров. Он отправился из русского караульного поста Турий рог вверх против течения по реке Тур и вскоре потом, перевалив через невысокий кряж гор, на 25 версте своего пути, достиг реки Мурени. Отсюда он поплыл по ней вниз по течению и описывает орошаемую ею страну, как местность, бедную лесом, так что он не нашел здесь даже того количества леса, которое ему было необходимо для постройки плота. Вскоре после отплытия он миновал устье одной довольно большой реки, текущей с северо-запада, вероятно, той же самой, которая в китайских источниках обозначена именем Ергунь и показана вытекающею из горы Чукулань. Отсюда река Мурень, вследствие удаления гор, вступает в открытую долину и сворачивает все более и более к востоку; так как местность, по которой идет здесь русло этой реки, составляет, как сказано выше, продолжение той же большой равнины, по которой течет и река Сунгачи, то не должно будет показаться удивительным сходство обеих местностей во многих отношениях. Мурень течет по равнине бедной деревьями, но покрытой высокой травою и усеянной многочисленными озерами, и в течении своем, так же как и Сунгачи, делает самые разнообразные извилины. И на ней, точно так же, как и на берегах малонаселенной Сунгачи, находим только одну деревушку, близ устья Ергуни, обитаемую китайцами, и другую, находящуюся вблизи нижнего или северного устья реки Мурени. За 75 или около верст до своего впадения в Усури, Мурень делится на 2 рукава: верхний, идущий по направлению к востоку, и нижний, направленный к северо-востоку; оба они впадают на расстоянии 16 верст один ниже другого. Вследствие этих разветвлений, устья этой реки, одного из самых больших притоков реки Усури, имеют не более 20–30 сажен ширины. Большее из них — северное устье ее, называется у ходзенов Дай-Мури (что означает большая Мурень); китайцы же зовут его Да-Муреха. Южное устье гораздо меньше первого, и называется у ходзенов по имени небольшой, лежащей здесь деревни (45°41′40″ с. ш.) Сеул. У китайцев же оно носит, в противоположность первому, название Сиау-Муреха[43].
Из всех притоков Усури, вытекающих из Кентей-алин, одна река Мурень, и то только в некоторой части своего течения, пройдена и снята на карту русскими, все же остальные притоки, впадающие в Усури к северу от Мурени, также как и самая страна, заключающаяся между горами Кентей-алин и рекою Усури, остались неисследованными, и, чтобы дать понятие об этой части усурийской речной области, мы снова должны прибегнуть к скудным сведениям, собранным у китайцев и ходзенов, и к не менее бедным известиям, доставленным миссионерами, которые посетили эту страну всего один раз.
Если мы отправимся от реки Мурени, напр. от того места, где она делится на 2 рукава, и пройдем на север, параллельно левому берегу Усури, в расстояние 30–40 верст, то встретим или плоские болотистые луга, или снова довольно высокие горы. Горы эти составляют отрасли хребта, служащего водоразделом вод Сунгари и Усури и тянутся, то вблизи, то вдали от берегов этой последней, нигде не подступая к самой реке. Самые высокие из этих отраслей, которые следуют одна за другой от Ю. к С. и должны быть рассматриваемы, как различные части одной и той же цепи, суть: Дума́, Сиада-дынгза, Кирки́-хонгко и Иктыр. Из этого-то ряда гор вытекают все речки и притоки, впадающие в Усури слева, между устьями рек Мурени и Нора, как то: Сиху́лин, Дума, Кирки́, Да́льдей и другие. Между ними нет ни одной сколько-нибудь значительной речки, и ни по одной из них даже туземцы не ездят часто, потому что они чрезвычайно быстры и тотчас за своим устьем уже до того наполнены наносным лесом, что и ходзены могут плавать по ним только на своих легких берестянках. Когда же они покрываются льдом, то по ним довольно часто ездят ходзены для охоты в горах, из которых они вытекают и которые привлекают охотников богатством добычи в их лесах, где водится много дичи и дорогих пушных зверей. Что касается до характера растительности в этой стране, то можно сказать, что плоские места представляют здесь луга, покрытые высокою травою, болотами и озерами. На нижних частях склонов гор растет лиственный лес, а на верхних мешаный; в последнем, кажется, преобладает манджурский кедр (Pinus mandshurica). Так как на этих горах, в особенности же на той, из которой вытекают реки Дума ́ и Кирки́, растет местами столь дорого ценимый в Китае жень-шень, то летом в этих местах можно встретить китайцев, занимающихся отыскиванием его. Еще почти за 20 верст до устья реки Нора горы Иктыр мало-помалу понижаются и переходят в необозримую равнину; последняя представляет здесь местность почти совершенно лишенную деревьев, по которой стремится река Нор, впадающая в Усури. Река Нор[44], по величине своей, принадлежит к самым значительным левым притокам Усури и после реки Мурени занимает первое место. Об этой реке мы до сих пор знаем только то, что́ передали нам во-первых китайцы и ходзены, путешествующие по ней для торговых сношений, и во-вторых[45] то, что говорят об этом предмете китайские источники, которые вообще мало или даже нисколько не описывают характера стран, а сообщают нам только названия рек и их различных притоков да расстояния между ними и между горами, из которых те и другие вытекают.
Река Нор
Река Нор впадает в Усури под 47°21′2″ с. ш. и образуется двумя источниками, вытекающими из довольно высоких гор, и которые, до своего соединения в одно русло, идут, один — в направлении к востоку, а другой к северо-востоку. Эти горы, служащие в то же время водоразделом между системами вод Усури и Сунгари, отделяют истоки реки Нора от истоков реки Бокэн, которые лежат на весьма небольшом расстоянии одни от других. По китайским источникам, длина реки Нора превышает 600 ли (около 300 верст), а живущие при устье ее ходзены говорили мне, что они могут доплыть на лодках против течения ее до самых истоков в 18 или 20 дней (смотря по стоянию воды).
За исключением области истоков, Нор даже в верхних своих частях течет уже по довольно открытой долине, которая, начиная от места впадения в него левого притока, Сирсин (Силэси ), становится все шире и шире. Горы преимущественно далеки от реки на правом берегу, где между ними и руслом находится широкое пространство, поросшее травою, между тем как на левом берегу тянется невдалеке цепь гор Сымыр, которая, тотчас же вслед за устьем р. Нора, оканчивается на берегу Усури мысом Каланг. Нор впадает в Усури одним довольно большим устьем, но непосредственно за ним, выше по течению, делится на многие рукава, так что пространство земли, лежащее выше его устья, представляет группу островов и прорезано в различных направлениях протоками или рукавами. Что касается до населения берегов реки Нора, то скажем, что оно здесь гораздо многочисленнее, нежели на р. Мурени (по крайней мере, чем на ее нижнем течении), и состоит из китайцев и ходзенов, живущих обыкновенно одни между другими в небольших деревушках. Главное занятие последних — охота и рыбная ловля, между тем как первые преимущественно занимаются земледелием и огородничеством. Впрочем, некоторые из здешних китайцев занимаются, сверх того, и торговлею и с весьма большою для себя выгодою выменивают ходзенам на дорогие меха товары, вывезенные из Сань-сина; иногда также они совершают, с торговою же целью, отдаленные путешествия зимою к орочам, а летом — вниз по Усури, спускаясь по которой, они иногда выплывают и на Амур. На всем пространстве земли, орошаемой р. Нором, более замечательные жилища китайцев и ходзенов следующие: деревушка Сусу, состоящая из одного жилища ходзенов и двух китайских жилищ и лежащую на устье реки; отсюда, вверх по течению, следуют одна за другою: Кото́р, Оте́, Сьефа́ и другие[46].
Страна, тянущаяся на север от реки Нора, занимает клинообразное пространство земли, которое с востока ограничено рекою Усури, а с запада хребтом Кентей-алин. Этот хребет нигде не подступает к самому берегу Усури и оканчивается выше устья этой реки скалистым обрывистым мысом Кырма́. Страна между рекою Усури и этим хребтом представляет плоскую луговую степь, местами покрытую рощами, местами же поросшую высокою травою и усеянную болотистыми озерами. До сих пор это пространство, по своему неудобству для поселении, остается почти совершенно необитаемым.
В заключение этого географического обзора долины реки Усури считаю не излишним изложить здесь еще некоторые общие замечания и соображения относительно характера всего рассмотренного нами пространства земли.
Для этого мы сперва обратимся к политическим границам России с Китаем, проложенным в 1859 году особой экспедицией под начальством полковника Будогоского. Река Усури, по условиям Айгунского трактата 16 мая 1858 г., вошла в состав Российской Империи и принята в то же время границею России с Китаем на всем своем протяжении от Амура до устья Сунгачи. Отсюда граница идет по р. Сунгачи вверх против ее течения к озеру Кенгка, и по его северному берегу до устья реки Тур, потом вверх по этой реке до ее верховьев, за которыми границу составляет водораздел между водами реки Мурени и западными притоками озера Кенгка; от водораздельного хребта граница спускается в долину Суйфуна и пересекает последний в том месте, где в него вливается река Хубту, правый его приток; далее граница идет вверх по реке Хубту, до ее истоков, и, наконец, вдоль берегового хребта к устью реки Тумен (Гао-ли-дзян), образующей северную границу Кореи.
Эта юго-западная граница Приморской Области отделяет пространство земли, которое, по крайней мере в отношении к населенности и обработанности, без сомнения, займет первое место между всеми частями Амурского края.
Хотя при топографическом описании долины реки Усури я уже говорил о местах более или менее годных для земледелия, а следовательно и для заселения, но здесь я хочу несколько ближе рассмотреть этот предмет, с целью точнее указать препятствия, которые могут затруднить колонизацию усурийской страны. Как мы видели выше, в долине реки Усури нет недостатка в низменностях, особенно же в таких, которые во время низкого стояния воды сухи и даже гораздо выше уровня ее, но которые в тоже время, при сильных разливах, заливаются водою; понятно, что, при выборе мест для поселений, необходимо принимать во внимание это обстоятельство, что, при некотором знании дела и предусмотрительности, не может быть слишком трудно. Такие поемные луга встречаются нам по нижнему течению Усури, начинаясь несколько выше Хёхцырских гор и простираясь отсюда до горы Хаута. Но еще чаще встречаются они при верхнем течении Усури, на протяжении которого, начиная тотчас выше за устьем р. Имы, тянутся по обоим берегам до устья реки Даубихи и даже далее вверх по этой реке. Кроме того, они встречались нам очень часто на р. Сунгачи и на пространстве земли вправо от нее вплоть до Усури и влево до реки Мурени. Но они почти нигде или весьма редко занимают сплошь большое пространство: почти везде среди них часто попадаются возвышенные места, защищенные от наводнений и лежащие иногда в некотором отдалении от русла, на склонах гор, а иногда у самой реки. Эти заливные луга, со временем, когда здесь разовьется населенность, наверно не будут бесполезны: после наводнений на них вырастает густая и высокая трава, и они могут давать хорошие сборы сена, тем более, что и под водою бывают недолго и не часто. Зато в отношении к путям сообщения эти поемные луга наверно будут вредны: они послужат препятствием для проложения дорог между местами жительства поселенцев. Проведение дорог в этих низменностях будет сопряжено или с огромными издержками, или заставит прибегнуть к окольным и, следовательно, более далеким путям, или, наконец, во время самых разливов сделает сообщения сухим путем совершенно невозможными, и заставит ограничиваться на это время водяными сообщениями. Мы уже говорили, что этого рода сообщения возможны по Усури, начиная от ее устья до Сунгачи, по этой последней реке, и далее по озеру Кенгка. Здесь можно будет плавать как на обыкновенных больших судах, так и на паровых. Действительно, на указанном здесь протяжении река Усури достаточно глубока для этого и хотя местами встречаются на ней песчаные отмели, но при имеющейся уже теперь хорошей карте с подробным обозначением глубины и хода фарватера их весьма легко обойти. Река Сунгачи, хотя и не очень широка, но представляет для плавания еще более удобства, потому что в русле ее нигде нет ни подводных камней, ни песчаных отмелей. Но, с другой стороны, ее многочисленные извилины, которых нельзя миновать и которые поворачивают иногда под острым углом, несколько затрудняют плавание, а ночью делают его почти невозможным; однако же эти затруднения вполне вознаграждаются теми удобствами для плавания судов, которые представляет Сунгачи и о которых мы сказали выше. Озеро Кенгка, как мы уже прежде видели, очень бурливо и не везде имеет по краям достаточную глубину, так что берега его во многих местах неприступны даже для лодок; но, несмотря на это, оно, вероятно, послужит средством соединения Усури со спроектированною уже сухопутною дорогою из Камышовой губы к заливу Петра Великого. Выгоды, представляемые в этом отношении системою вод Усури, без сомнения, со временем сделают ее одним из значительнейших торговых путей Восточной Сибири. Вероятно, и самая торговля разовьется здесь впоследствии в бо́льших размерах, когда русское население на Усури сделается гуще; а вместе с развитием торговли между этим населением и городами на Сунгари, (особенно городами Сань-син и Нингута), а может быть, и Кореею, усовершенствуются и пути сообщения, по которым она будет идти.
Метеорологические наблюдения
Во время нашей поездки по Усури мы производили с барометром, психрометром и над состоянием погоды наблюдения, которые и сообщаем в нижеследующих таблицах. Но предварительно мы должны сказать несколько слов об инструментах, которые мы для того употребляли: барометры получены из мастерской г. Брауера, механика Пулковской обсерватории; по устройству — это парротовы дорожные барометры, разделенные на английские полулинии и в них сделаны поправки по пулковскому нормальному барометру. Г. Пфинстен был так обязателен, что сделал в Хабаровке с подобным же инструментом наблюдения, соответственные нашим; к сожалению, они не простираются однако на все продолжение нашей поездки. Все употреблявшиеся у нас термометры разделены на градусы по Реомюру и поправки сделаны после нескольких сравнений с исправленными инструментами.
Нижеследующие наблюдения разделены на три группы, которые размещены в стольких же таблицах. Первая таблица представляет наблюдения г. Пфинстена в Хабаровке; вторая — наши наблюдения во время поездки; наконец, третья — несколько барометрических наблюдений, сделанных с целью определить относительную высоту отдельных точек. Во всех таблицах стояние барометра приведено к 0° и выражено в английских полулиниях; числа обозначены по новому стилю, время — по астрономическому расчету от полудня до полудня. Во второй таблице, кроме барометрических наблюдений, сообщены еще данные о направлении и силе ветров, причем сила выражена цифрами, значения которых таковы: 0=тихо, 1=слабо, 2=умеренно, 3=сильно, 4=буря. Сверх того, в той же таблице сообщены еще наблюдения над психрометром и вычисленные по ним показатели влажности, а равно и наименьшая температура (в последнем столбце) для каждого дня, которая определена по термометру — minimum Рутерфорда.
Наблюдения
Само собою понятно, что из таких разрозненных данных, как предстоящие, нельзя извлечь никаких общих заключений о метеорологических условиях страны, по которой мы путешествовали; однако измерения могут быть полезны для позднейших путешественников, которым придется исследовать эту страну, и тогда они, в соединении с наблюдениями других исследователей, принесут, я надеюсь, довольно существенную пользу при обсуждении климатических условий усурийской долины; по этим причинам мы считали обязанностью сообщить наши наблюдения в подробности, сделав только те вычисления, которые были необходимы для сравнения различных метеорологических данных.
Из сообщенных выше наблюдений над стоянием барометра и температурой можно извлечь некоторые заключения о высоте и условиях усурийской долины, которые мы сообщаем в следующей таблице. С этой целью мы разделяем все места наблюдений в три группы: во-первых, такие, для которых высота вычислена из соответствующих наблюдений в Хабаровке и отнесена к этому пункту; во-вторых — такие, для которых нет никаких соответствующих наблюдений и которые поэтому должно было отнести к высоте барометра над уровнем моря; и в-третьих, некоторые относительные определения высот. Все высоты выражены в английских футах.
Выводы
Высоты, отнесенные к Хабаровке, содержатся во 2-м столбце; что они все без исключения отрицательные, это объясняется положением Хабаровки, которая расположена на высокой стене долины, между тем как все прочие места наблюдений находятся около самой поверхности воды или возвышаются над нею едва только на несколько футов. Чтобы определить абсолютную высоту этих точек, нужно найти высоту Хабаровки, а эту величину мы попытались определить следующим образом: после четырехмесячных наблюдений в Хабаровке мы получили среднюю величину и таким образом нашли среднее стояние барометра (приведенное к 0°) — 587,4 англ. полулинии, а среднюю температуру воздуха 15°5 R.; затем, по таблице в Gohlers Worterbuch I, pag. 918, мы нашли соответственное этому стояние барометра на уровне моря в широте 47° равным 600,4. — Это число, приблизительное к среднему годовому выводу, мы, за неимением лучших данных, приняли за среднее стояние и для того времени, в продолжение которого сделаны были наблюдения в Хабаровке.
Чтобы определить соответственную температуру воздуха на уровне, мы приняли, что возвышению на 600 фут соответствует падение температуры на 1° R., и находим таким образом искомую температуру t из уравнения: t=t' + z/100, где t' температура в Хабаровке, z — приблизительная высота; отсюда получаем t=16,6. Таким образом определяются:
Сред. стояние бар. в Хабаровке 587,4 полул.; темп. возд. 15°5 R.
Сред. стояние бар. на ур. моря 600,4 полул.; темп. возд. 16°6 R.
а по этим данным высота Хабаровки равна 630 анг. ф. над уровнем моря.
На основании этого числа вычислены потом абсолютные высоты в том виде, как они представлены в 3-м столбце. При ближайшем рассмотрении этих чисел, тотчас оказывается, что они не вполне приблизительны к действительности, потому что легко видеть, что высоты многих мест на верхнем течении реки менее высот на нижнем, так напр. сравнение высот места, находящегося в 3-х верстах выше станицы Невельского и устья Абдери с высотою Турмэ, из которых два первые лежат выше по реке, показывает, что высота их 80-ю футами менее, чем у Турмэ, которое лежит при устье Усури. Кто знает, как вообще далеко неточны определения высоты с помощью барометра на больших пространствах, тому такой результат не покажется странным: изменения высоты барометра бывают весьма различны даже и в таких двух местах, которые лежат на небольшом расстоянии одно от другого. Чтобы яснее показать это, мы избираем 2 пункта — Хабаровку и Турмэ, между которыми всего 26 верст (по прямому направлению) и в которых в продолжение нескольких дней делались соответствующие наблюдения; мы в них находим следующие соответственные высоты барометра:
Отсюда видно, что даже при столь благоприятных обстоятельствах, какие представляются в положении обоих этих пунктов, изменение в давлении воздуха может быть весьма различно для каждого из них: изменению на 0,2 полул. в Хабаровке, в Турмэ соответствует изменение на 1,6 полул. Таким образом, легко может быть, что при бо́льшем расстоянии двух мест изменения окажутся еще различнее; но наблюдений на каждом месте сделано слишком мало для того, чтобы можно было доказать это. Мы вовсе не имели намерения с такими наблюдениями дать нивеллировку усурийской долины, и нас совершенно удовлетворяет вывод приблизительно средней высоты ее.
В этой таблице представлены те пункты, для которых нет никаких соответственных; они отнесены к морскому уровню, причем высота барометра, как и выше, принята = 600,4, а температура по вышеприведенным приемам.
Эта таблица представляет относительные определения высот; наблюдения производились сначала у подножия высоты, потом на ее вершине и после того снова у подножия; высоты барометра из первых и последних наблюдений соединялись и среднее выправлялось в отношении ко времени, так как это требовалось для наблюдений на вершине. 2-й столбец содержит относительные высоты вершин над подножиями, 3-й — абсолютные высоты нижних пунктов, вычисленные по предположениям, которые высказаны выше.
Хотя метеорологические данные, собранный нами в усурийском крае, еще далеко не полны, однако они могут уже дать некоторое понятие о климате этой страны. Поэтому нам желательно было бы выяснить здесь некоторые заключения, которые могут служить путеводной нитью для позднейших путешественников.
По-видимому, на Усури, по крайней мере по тем немногим наблюдениям, которые были для нас возможны, в июне (со 2-й половины месяца) держатся почти в равновесии восточный и западный ветры (с их отклонениями к Ю. и С.). Но в июле западные ветры (с ЮЗ. и до СЗ.) уже преобладают и это продолжается в августе и в сентябре, особенно в последнем месяце, когда в продолжение 26 дней, в которые мы могли делать наблюдения, дули западные (с ЮЗ. до СЗ.) ветры, державшиеся постоянно, и замечены только 5 дней, в которые они на короткое время переменялись в восточные (с ЮВ. до СВ.). Озеро Кенгка, по рассказам туземцев, весьма бурно, потому что почти непрерывно приводится в движение частыми ветрами. Один китаец, живущий здесь 30 лет, рассказывал нам, что в продолжение этого времени он только однажды видел озеро совершенно спокойным в течение трех дней кряду.
Летом там должны считаться господствующими ветры, дующие от ЮЗ и ЮЮЗ, что подтверждают и казаки, живущие здесь с начала апреля. Эти-то ветры и вздувают сильнее всех озеро; они нагоняют высокие волны и производят песчаные дюны, находящиеся на северном берегу. Зимою дуют они редко, но тогда производят снежные бури и с озера нагоняют на северный берег огромные массы снегу. Юго-западные ветры господствовали и во время нашей двухнедельной стоянки на оз. Кенгка. Летом, напротив, редок ветер северо-восточный, но зато почти всегда приносит с собою тучи и часто дождь. Хотя усурийская долина защищена береговыми горами, однако в ней весьма еще заметно влияние моря. В особенности это влияние узнается с одной стороны в том, что оно уменьшает температуру лета, с другой стороны, в том, что здесь часты летом дождь, а зимою снег.
До сих пор в Хабаровке наблюден maximum 23°5 R. 1 (13) июля в 2 ч. по п., а высшая температура ночи, какую только заметили мы на Усури, была 14,1° R., в ночи 1–2 (13–14) июля.
Иное дело в осенние и зимние месяцы, когда уже 8-го (20-го) сентября, следовательно еще очень рано, термометр для измерения minimum показал первый ночной мороз (-0,8° R.). Во второй половине февраля (ст. ст.) между устьями Нора и Бикина тот же термометр, по свидетельству г. Максимовича[47], падал еще до -24 1 / 4 ° R., и 11 (23) марта у станицы Буссевой до -17° R.
В тени термометр показывал ему еще 8 (20) марта, около 2 ч. по п., 0,2 и постоянно начал стоять в эти часы выше нуля только с 12 (24) марта. До 31-го марта (12 апр.) бывали еще довольно сильные морозы и только с 1 (13) апреля оказалось и minimum выше нуля.
Таким образом, близость моря по-видимому, вовсе не имеет благотворного влияния на зимнюю температуру или, если имеет, то весьма небольшое и тогда господствуют агенты континентального климата.
В большей степени, чем при понижении летних температур, выказывается влияние моря на усурийскую долину в частом выпадании атмосферной воды. Летом дождливые дни весьма часты, а именно, по сделанным нами наблюдениям, на 2-ю половину июня (ст. ст.) приходится 8 дождливых дней, на июль — 13, на август — 13, на сентябрь (с 1 по 25) — 9 дождливых дней.
Также и зимою, по рассказам туземцев, количество выпадающей атмосферной воды должно быть весьма значительно и только в редкий год выпадает снегу не более, как 1 или 1 1 / 2 ф. за всю зиму. Такую малоснежную зиму наблюдал г. Максимович в 1859/60 г., когда он, после довольно сильного падения снега при устье Имы, находил здесь в закрытых местах снег на четверть; между тем в зиму 1858/59 г. снег повсюду залегал выше 4 футов.
Точно так же в области озера Кенгка и на самом озере выпадает ежегодно весьма глубокий снег, который иногда доходить до аршина, так что окрестные обитатели для охоты и в дорогу, по большей части, принуждены бывают надевать лыжи.
Вследствие того, что на Усури, как можно заметить уже из упомянутых нами наблюдений, морозы начинаются весьма рано (8 (20) сент.), поэтому здесь большею частью уже со средины октября начинается ход льда, который продолжается несколько недель до тех пор, пока река не станет, что бывает обыкновенно в первую же неделю ноября.
В 1858 г. Усури покрылась льдом на устье 6 (18) ноября; в следующем году — 5 (17) ноября[48], а при Ауа (около 70 верст выше) двумя днями ранее. На Усури, по большей части на другой же день после того как она станет, открывается путь для пешеходов; совсем не то бывает на Амуре у Хабаровки, где долго спустя после покрытия реки льдом, лед все еще так слаб, что не может выдержать тяжести человека. При сильных морозах лед на Усури скоро приобретает необходимую толстоту, так что на всем ее протяжении открывается надежный санный путь, который, по свидетельству Максимовича, держится, напр. у ст. Буссевой, до поздних чисел марта. Санное сообщение по реке задерживается только в тех случаях, когда вскоре после того, как она встанет, лед покроется большими массами снега, которые не дают ему надлежащим образом укрепиться, и вследствие того лед понижается, а над ним выступаете вода. Г. Максимович рассказывает об одном подобном случае, который был в 1859 г. на нижнем течении Усури, у Дзоадза, и произведен огромными массами снега, выпавшими вскоре после покрытия реки льдом. По словам туземцев и оз. Кенгка также каждый год покрывается льдом, так что через него лежит санная дорога. Однако лед на нем устанавливается гораздо позднее, чем на Усури, и оно остается под ледяным покровом всего 3–4 месяца. Такое позднее замерзание оз. Кенгка стоит в тесной зависимости от постоянно дующих здесь сильных ветров, которые препятствуют образованию льда: обстоятельство подобное тому, какое встречаем на многих больших озерах, напр. на Байкале. Весною лед разбивается тоже ветрами и по большей части разбрасывается по берегам, так что Сунгачи, по словам туземцев, не служит для выноса его из Кенгка.
Что́ до весны, то перед нами несколько интересных наблюдений г. Максимовича, единственные, которые мы имеем об этой стране, и которые мы намерены привести здесь почти слово в слово. Как уже выше упомянуто, термометр для minimum показывал еще во второй половине февраля между устьями Нора и Бикина значительный мороз (-24 3 / 4 ° R.) и даже в марте, у ст. Буссевой, еще -17° R. С начала марта уже очень сильно таяло на солнце, и в луговых степях снег на многих местах сошел еще 6 (18) марта; 8 (20) марта термометр только в тени показывал в ст. Буссевой в 2 ч. по п. 0,2° и в этот час постоянно стал останавливаться выше нуля — только с 12 (24) марта.
Ночью однако, вплоть до 31 марта (12 апр.) бывали иногда весьма значительные заморозки; только 1 (13) апреля и minimum стал выше нуля.
После 3 (15) апреля термометр реже опускался ниже точки замерзания и последний заморозок был 27 апреля. Гораздо быстрее увеличивалась теплота в полдень: 18 (30) марта термометр около 2 ч. по п. показывал в тени 10,6° R., а с 1 (13) мая — выше 21° R.
Но между этими пределами бывали опять периоды холодов, которые сильно препятствовали пробуждению органической природы.
В лесу и на лугах снег сошел 6—13 (18—25) марта; однако 20 (1 апр.) марта выпал новый снег и последний снег сошел окончательно 22 (3 мая) апреля.
Первый дождь шел 18 (30) марта, след. месяцем ранее последнего снега.
В 1859 г. р. Усури при своем устье была покрыта льдом до 5 (17) апреля; в этот день она вскрылась, а к 8 (20) апреля совершенно очистилась ото льда. В 1860 г. р. Усури вскрылась при устье 12 (24) апреля и притом тремя днями ранее вскрытия Амура против Хабаровки (30 верст ниже по Амуру). Гораздо ранее, чем при устье, в том же году, по свидетельству г. Максимовича, лед прошел в Усури за 300 верст выше, у Буссевой станицы, а именно еще 3 (15) апреля.
Первая гроза была, по Максимовичу, 7 (19) апреля и во время нашей поездки по Усури, которая продолжалась 105 дней, заметили мы 12 грозовых дней, большая часть которых падает на июль.
У горных частей Усури, напр. у подножия Хёхцырских и Сумурских гор и пр., мы неоднократно замечали, что гроза продолжалась целый час и даже больше, с постоянным ливнем и частыми грозовыми тучами, которые, от влияния гор, переносились с одной стороны неба на другую и обратно.
Что касается до пробуждения растительной жизни в Усурийской долине в 1860 г., то замедление в этом отношении г. Максимович приписывает частым возвращениям холодов и недостатку дождя. По его словам, первые цветы распустились на ивах и лещинах, которые начали цвести 6 (18) апреля, потом расцвели осина — 8 (20), ильм 14 (26); трава начала слегка пробиваться на южных склонах только 20 апреля (2 мая) и к 24 апреля (6 мая) была повсюду в 2 дюйма, а к 29 апреля (11 мая), к расцветанию белой березы, все поля зеленели и были покрыты травою в четверть вышины.
Первые гуси показались уже 16 (28) марта, а с ними, почти в то же время, и другие водяные птицы, однако все в весьма еще небольшом числе и притом не разом, а с большими промежутками. С 27 марта (8 апр.), с первым теплым днем, начался настоящий большой прилет птиц, а несколько дней спустя показались первые бабочки и комары.
Осень, по нашим наблюдениям, дает о себе знать замиранием флоры еще в первых числах сентября. На верхней Усури, у деревни Дамгу, к 5 (17) сентябрю 1859 г., луга были уже в весьма заметной осенней одежде и только немногие растения были еще в цвету. Растущие там деревья: черная береза и дуб, были покрыты еще зеленой листвой. Но весьма скоро после того, 10 (22) сентября, на устье Имы уже весьма многие деревья пожелтели, между тем как другие еще зеленели или были с легким желтым оттенком. К первым, т. е. с совершенно пожелтевшей или покрасневшей листвой, растениям принадлежат: ясень, манджурский орех, Maackia amurensis, клен ( Acer Ginnala ) и виноградина. 15 (27) сентября, у мыса Уанг-бобоза, липа ( Tilia cordata ), клен ( Acer Mono ) и усурийская яблонь ( Pyrus ussuriensis ) были с совершенно желтыми листьями и земля была покрыта множеством листьев, опавших с различных деревьев. Таким образом, время опадания листьев совпадает с половиною сентября. Около этого времени лист уже совершенно опадает с ясени и манджурского ореха, и единственное дерево, у которого еще тогда зеленели листья — дуб. 23 сентября (5 окт.) на мысе Ауа большая часть деревьев была уже совершенно обнажена, напр. пробковое дерево, Maackia, ильм, липа, клен и пр. Единственные деревья, на которых держались еще листья, были: дуб и лещина, с сухими, бурыми, и осина, с желтыми листьями.
В Хёхцырских горах, напротив, мы 26 сентября (8 окт.) нашли почти все лиственные деревья и лиственницу еще с желтыми и несколькими зелеными листьями. Это обстоятельство объясняется тем, что тамошний лес укрыт горами.
Если мы сопоставим теперь все сказанное о климате усурийской долины, то ясно увидим, что климатические условия этой страны не соответствуют ее южному положению, по которому можно было бы ожидать гораздо лучшего климата. Главные причины умеренной суровости этого климата заключаются, очевидно, в близости моря с одной стороны, а с другой стороны в близости высоких гор, которые тянутся справа. В самом деле, как скоро, направляясь почти по меридиану, Усури входит в более южные широты, так тут же, с другой стороны, она приближается все более и более к горам и к морю. Таким образом, южный характер, который климат этой страны должен бы был иметь по ее географическому положению, постепенно изменяется от вышеупомянутого прохлаждающего влияния, так что на всем ее протяжении климатические условия довольно одинаковы. Что горы оказывают в высшей степени невыгодное влияние на климат, это можно заметить по фауне и флоре тех притоков Усури, которые текут в нее из гор справа и которые носят более северный характер, чем она сама.
Материалы для фауны Усурийской долины
Mammalia.
Излагая добытые мною сведения о млекопитающих усурийской долины, о их географическом распространении, образе жизни, значении в быту туземцев и пр., я преимущественно старался о том, чтобы сообщить все, даже и не вполне доказанные факты, которые только мне удалось собрать. О более полной научной разработке материалов я заботился гораздо менее, потому что главная, и во многих отношениях даже единственная цель предлагаемых заметок — указать будущим путешественникам на что нужно и возможно обратить внимание, что следует еще дополнить и что должно поверить. Требовать от этой части моего труда чего-либо значительно большего было бы едва ли справедливо. Если не каждый образованный человек, то, наверно, каждый знаток дела и, особенно, каждый, кому случалось путешествовать в таких негостеприимных странах, как усурийский край, поймет, что я, при всем желании сделать многое, должен был довольствоваться малым. Путешествие, совершенное в 3 1 / 2 месяца, при обстоятельствах не всегда благоприятных, не могло дать очень богатых результатов и, конечно, не могло доставить достаточных материалов для полной фауны такого обширного пространства земли, как долина Усури. А что обстоятельства действительно мне не благоприятствовали, это я легко могу доказать, рассмотрев некоторые из условий, от которых весьма много зависит успех в собирании и изучении млекопитающих усурийского края, но которыми я именно не мог воспользоваться.
В усурийской стране зима есть лучшее время для собирания звериных шкур и скелетов, для расспрашивания местных жителей об образе жизни и распространении млекопитающих и, наконец, для собственных наблюдений над этими животными. Охотою здесь занимаются преимущественно ходзены и орочи, китайцы же редко посвящают свое время этому промыслу. А так как орочи живут здесь только на некоторых из правых притоков Усури, то, собственно на этой реке, наибольшее количество подробных и точных сведений о зверях путешественник может получить от ходзенов. Но ходзены — племя полукочевое. Летом и осенью они большею частью живут не в постоянных своих жилищах, а в легких берестяных юртах, разбросанных по берегам реки около тех мест, где много рыбы, ловлею которой они тогда занимаются для удовлетворения своих ежедневных нужд и для изготовления запасов на зиму. Разбросанность юрт уже много мешает путешественнику, который хочет разузнать у ходзенов о предметах, его интересующих; но еще более мешает ему то, что они в это время мало остаются на берегу, а большею частью разъезжают на лодках по реке и так бывают заняты рыболовством, что весьма неохотно отвечают на вопросы путешественника. Незадолго перед замерзанием реки рыбная ловля прекращается, ходзены переселяются в зимние жилища и там начинают приготовляться к охоте в горах, приводить в исправность самострельные западни, ружья и пр. Эти занятия удерживают их дома, и в это время, также как и в течение всей зимы, путешественнику очень легко заставить их разговориться посредством самых незначительных подарков, и таким образом он может узнать от них много интересного о млекопитающих, особенно о тех, за которыми они охотятся. Если есть желание сопутствовать охотникам, когда они отправляются с первым снегом в горы и провести с ними время промысла, то и это легко исполнить. И такое путешествие, наверно, может доставить много интересных предметов для мастологической коллекции и богатый запас наблюдений над млекопитающими. Покуда охотники занимаются своим промыслом, от них легко достать убитых животных, с полною шкуркою и скелетом; тогда как в другое время у местных жителей можно найти только шкуры, да и то вытянутые, негодные ни для зоографических измерений, ни для приготовления чучел. Сверх того, в западни, расставленные охотниками на пушных зверей, попадаются иногда млекопитающие, которые для туземцев не имеют никакой цены, а для зоолога могут быть важным приобретением. Эти звери бросаются сейчас же, как негодные, так что их нельзя получить иначе, как от самых охотников на месте охоты, но зато таким образом их достать очень легко.
Зимний покров земли дает путешественнику возможность и полное удобство сделать много интересных наблюдений над образом жизни и нравами млекопитающих: рассматривая следы зверей, отпечатавшиеся на снегу, опытный наблюдатель может без большого труда основательно изучить многие черты звериной жизни, с которыми в другое время, когда снегу нет, весьма трудно и частью даже невозможно вполне ознакомиться.
Около средины зимы наступает время, весьма важное для собирателя мастологической коллекции: охотники возвращаются тогда из гор и немедленно затем отдают китайским торговцам почти все добытые шкурки, как ходячую монету, частью в уплату старых долгов, частью за вновь приобретаемые съестные припасы и другие товары. В это время можно достать у китайских торговцев много интересного; нужно только торопиться, потому что, скупив шкурки, они скоро отправляют почти весь этот товар в города, стоящие на Сунгари, и когда это сделано, путешественник уже не найдет у них почти ничего замечательного до окончания охоты следующего года.
Таковы главные условия, действуя при которых, путешественник может сделать для мастологии усурийской страны гораздо более, чем сделал я, путешествовавший при совершенно других обстоятельствах. Но успешности моих работ по этой части мешали еще многие причины другого рода, вредного действия которых едва ли удастся избежать и другим путешественникам, при каких бы условиях не пришлось им путешествовать. Вовсе не говоря здесь о тех из этих причин, которые имели большое влияние не на одно собирание и изучение зверей и потому рассмотрены уже в общем введении к моей книге, я укажу только одно обстоятельство, которое значительно затрудняет добывание звериных шкур в усурийской стране. Китайцы охотно покупают и очень высоко ценят меха некоторых зверей. Оттого и путешественник, если ему приходится покупать шкурки этих зверей у туземцев или китайских торговцев, должен платить весьма дорого. И эта дороговизна тем тягостнее, что платежи он должен производить непременно звонкою монетой; по крайней мере, когда я находился в усурийском крае, как-либо иначе вознаграждать тамошних туземцев и китайских торговцев за продаваемые шкурки было чрезвычайно невыгодно.
I. CARNIVORA.
1) Ursus arctos L. Медведь бурый.
У ходзенов: на́-мафа (т. е. земной медведь; медведь, живущий на земле) или на́нинги;
самец: са́гдзирма;
самка: дза́инг.
У манджуров: нажинь и лэфу.
У китайцев: ма-то́за.
У орочей: сонгго(?).
Я находил этих медведей по всему течению Усури, которое мне удалось проехать, также на Сунгачи и около озера Кенгка; везде они попадались очень часто. Что они также обыкновенны и на реках Даубихе и Сандуху, дающих начало Усури, это я узнал от туземцев, которые нередко убивают их там. Хотя бурый медведь живет, по крайней мере в амурском крае, преимущественно в гористых местностях, заросших лесом, однако на Усури он довольно часто попадается и на луговых степях, усеянных лиственными рощами. Причина этого весьма проста: около Усури луговые степи не растягиваются, как по берегам Амура, на большие расстояния, а, напротив того, часто перемежаются с отрогами горных хребтов, которые проходят невдалеке от реки. Особенно это справедливо относительно правого берега Усури, где медведи везде очень обыкновенны и где туземцы, несмотря на страх, который внушают им эти звери, довольно часто убивают их. Доказательством последнего служат медвежьи шкуры и черепа, которые нередко случается видеть у туземцев; черепа имеют здесь значение трофеев, напоминающих прежние охоты, и иногда сохраняются в зимних жилищах, а иногда торчат, надетые на сучья деревьев, в лесах, поблизости этих жилищ. Я часто видал также в лесах, в высокой траве, перекрещивающиеся во всех возможных направлениях свежеутоптанные медвежьи тропинки, которые, как известно, легко узнать. Хотя бурый медведь по природе своей приурочен отыскивать пищу в лесах, однако же позднею осенью он, по-видимому, приближается к реке, куда, вероятно, привлекает его поспевающий к этому времени виноград; по крайней мере тогда нередко случается находить на берегах Усури места, где зверь пировал, безжалостно ломая виноградные лозы. Тогда же он нередко переправляется вплавь с одного берега на другой. В это время идет и кэта (Salmo lagocephalus); но не она причиною, что медведь приближается к реке и плавает по ней: рыба эта, конечно, довольно обыкновенна в Усури, но все-таки она идет здесь далеко не такими огромными стадами, как в Камчатке, и потому эти передвижения медведей должны происходить от каких-либо других обстоятельств, которые нам в настоящее время еще неизвестны. Как бы то ни было, переправы этих зверей весьма выгодны для туземных охотников: напав на животное, когда оно плывет через реку, охотник уже уверен, что оно от него не уйдет. Тут между ними начинается борьба: вооруженный небольшим копьем, туземец подъезжает к медведю на берестянке и начинает колоть его своим оружием; после каждого удара зверь бросается на своего противника, утлый челнок которого ему ничего не стоить опрокинуть, но тот всякий раз быстро и ловко увертывается от этой опасности, несколькими ударами весел отгоняя свою легкую лодочку от разъяренного животного, и затем снова подъезжает к зверю, чтобы нанести новый удар. Раны, наносимые верною рукою охотника, скоро начинают оказывать свое действие: медведь более и более ослабевает от потери крови, движения его делаются более и более неверными. Наконец, животное издыхает, и торжествующий охотник вытаскивает его на берег. Эта охота весьма нравится туземцам, которые извлекают из убитых медведей много пользы; мясо и жир, очень вкусные, употребляются в пищу, шкуры идут на удовлетворение многих нужд в домашнем хозяйстве и, наконец, желчь составляет предмет выгодного торга с китайцами, которые платят за нее довольно дорого. Эта желчь весьма употребительна в китайской медицине: как внутреннее средство, она дается, распущенная в воде, небольшими приемами, в лихорадочных припадках и в болезнях груди, в которых, по мнению китайцев, весьма полезна; как наружное лекарство она употребляется против нарывов и вередов. Самый большой пузырь, весящий около 4 янгов, ценится китайцами, на месте, в 2–3 собольи шкурки, а в городах на Сунгари за каждый янг желчи платят 1,000—1,500 джеха[49]. У туземцев ходзенской расы шаманы, занимающиеся и врачеванием телесных недугов своих соплеменников, по-видимому, также употребляют желчь и жир медведя как лекарство, и в медицине их эти два вещества играют, кажется, весьма важную роль.
Употребление в пищу медвежьего мяса сопровождается у ходзенов усурийской долины некоторыми суеверными обрядами. Впрочем, здесь медведь далеко не играет такой важной роли в религиозных воззрениях и обрядах жителей, как у живущих по Амуру гиляков, мангунов и ближайших к ходзенам по племенному сродству гольдиев. У этих приамурских народов медведей, как известно, держат в маленьких загородках, где их выкармливают для особенных медвежьих празднеств, в которых эти животные играют важную роль; в селениях, лежащих по берегам Усури, весьма редко случается видеть живых медведей, да и тех держат здесь только для того, чтобы при случае сбыть их за выгодную цену покупателям из сейчас упомянутых приамурских племен.
Что касается до расы, к которой относятся бурые медведи усурийской долины, то об этом предмете я не буду говорить; желающие найдут все необходимые о нем сведения у г. Шренка[50]. Здесь же мне остается только сказать о некоторых зоографических особенностях этих зверей.
Бурые медведи усурийской долины по большей части отличаются огромною величиною, что подтверждают также виденные мною черепа и шкуры необыкновенно значительных размеров. Цвет этих зверей довольно разнообразен: они попадались различных мастей от темно-бурой до весьма светлой палево-бурой. Звери последней масти особенно замечательны: это именно те белые медведи страшной величины, о которых мне говорили во многих частях усурийской долины, особенно около озеро Кенгка, и которых случалось иногда видеть русским поселенцам и казакам.
2) Ursus Thibetanus (?) Cuv. Медведь тибетский.
У ходзенов: гойдзирма или гойдимар, также мо́-мафа (т. е. древесный медведь; медведь, живущий на деревьях) или мо́-ноко.
У манджуров: модзихянь и модзисянь.
У китайцев: гау-то́за.
Маленькие медвежьи шкуры с черным волосом, которые часто случается видеть у туземцев амурского края, принимались прежними путешественниками за шкуры одной из разностей бурого медведя ( U. arctos var. collaris ). Однако же многочисленные сведения, собранные мною на месте, заставляют думать, что эти меха доставляются тибетским медведем, и шкура, которую я привез с собою, вполне подтверждает это предположение: она по всем признакам принадлежит U. Thibetanus. Только недостаток черепа не позволяет считать вопрос окончательно решенным, что и заставило меня поставить вопросительный знак подле латинского видового названия в заголовке этой статьи. Медведь, о котором идет речь, водится в усурийской стране, где туземцы также считают его и в видовом отношении, и по образу жизни совершенно отличным от бурого. Название древесного медведя ( мо́-мафа ) этот зверь получил, по словам местных жителей, оттого, что влезает на деревья гораздо чаще, чем обыкновенный, и для зимнего сна забирается в дупла древесных стволов. Главную его пищу составляют, по рассказам туземных охотников, кедровые орехи и ягоды. Те же охотники говорили мне, что этот медведь не свиреп и что, при нападении на него, он никогда не становится на задние лапы и не душит своего противника, как бурый медведь, а только кусается и царапается. Живые древесные медведи ценятся у ходзенов гораздо ниже, чем живые же бурые; это происходит оттого, что первые никогда не употребляются гиляками, мангунами и гольдиями для медвежьих празднеств. Шкуры обоих видов продаются китайским торговцам по одному янгу за штуку, а если очень велики, то по полтора янга.
Что касается распространения древесного медведя, то туземцы говорили мне, что он гораздо чаще встречается на правом берегу Усури, чем на левом. Причина этого заключается в том, что по правую сторону Усури местность гораздо более гориста и богата лесами, чем по левую, где горные цепи большею частью идут вдалеке от реки. К самой реке древесный медведь, по словам туземцев, никогда не подходит, что весьма замечательно, как особенность в образе жизни, отличающая животных этого вида от бурых медведей.
3) Meles Taxus Schreb. var. amurensis Schrenck. Барсук обыкновенный.
У ходзенов: при устье Усури: доро́; при среднем течении Усури: доро́ и дорко́; взрослый самец: ахада́.
У манджуров: дорго́нь.
У китайцев: енг-дзуйза.
Из наблюдений прежних путешественников известно уже, что барсук встречается по всему Амуру и по Усури от устья ее до впадения Нора[51]. Собственные мои исследования только заставляют отодвинуть еще далее к югу экваториальную границу распространения этого зверя. Все пространство усурийской долины, которое я проехал, богато местностями, где барсуку привольно жить и вырывать свои норы. Таковы, например, поросшие деревьями холмы на луговых степях, холмы, почва которых большею частью весьма рыхла и состоит иногда из песка, а иногда — из чернозема. Отлогие скаты гор и скалистые выступы боков долины, по-видимому, не менее удобны для барсука; по крайней мере он часто живет в этих местностях: так например, местные жители говорили мне, что и сам он, и его норы[52] очень часто попадаются на мысе Кырма, который вдается в Амур из левого берега Усури, в Хёхцырских горах и на мысе Каланг, находящемся около устья реки Нора. На мысе Уанг-бобоза я сам нашел много барсучьих нор, которые были вырыты в рыхлом черноземе, наполняющем расселины утесов; свежие следы показывали, что это не были старые, уже покинутые жилища, а западни[53], расставленные около нор, служили доказательством, что местные жители ловят барсуков. Далее к югу я встречал этих зверей на луговых степях около Сунгачи и, наконец, находил их на самом южном пункте, которого достиг в это путешествие, у северного края озера Кенгка. В последней местности они были очень многочисленны, и это весьма естественно, потому что северный берег озера, песчаный, возвышающийся в виде вала, чрезвычайно удобен для рытья их нор. Туземцы с верховьев Усури говорили мне, что барсук водится также на Даубихе и Сандуху и что по верхнему течению этих двух рек он встречается реже, чем около других частей. Последнее обстоятельство по всей вероятности обусловливается преимущественно горным характером страны около верховьев Даубихи и Сандуху. Что барсук водится и к югу от этих двух рек и от озера Кенгка, это я узнал от живущих на Усури китайцев, которые не раз говорили мне, что он встречается в окрестностях городов Гирин и Хун-Чун.
В домашнем быту туземцев этот зверь не играет особенно важной роли. По большей части они убивают его только тогда, когда собака случайно выследит его и сделает над ним стойку; западни же на барсуков они ставят только там, где этих зверей очень много. Из барсучьих шкур туземцы делают себе ягташи и особенного рода одежды, вроде передника, которые надеваются при рыбной ловле и при охоте. Мясо барсуков они едят, и довольно охотно, а жиром смазывают кожаные вещи.
4) Mustela zibellina L. Соболь.
У ходзенов: сёфа́; самец: аке́, а самка: уыр.
У манджуров: сэкэ.
У китайцев: деаупи́ или деауфи́.
У орочей: ньёхо́ (?).
Соболь, как известно, держится преимущественно в местностях гористых, поросших хвойным лесом, и распространение его в долине Усури находится, по-видимому, в теснейшей связи с расположением местностей, представляющих эти два условия. Действительно, около устья Усури он попадается довольно часто у самой реки, в поросших хвойным лесом горах Хёхцырских; далее же вверх по течению он держится в некотором расстоянии от русла, на соседних горных хребтах, и только у верховьев Усури опять приближается, вместе с горами, к реке. Сообразно с этим, и туземцы усурийской долины, промышляя соболей, удаляются от реки более или менее, смотря по тому, у какой части Усури живут. При этом охотники иногда следуют по маленьким речкам, впадающим в Усури, и достигают до их истоков, а иногда просто углубляются в соседние с Усури горы. Так, туземцы, живущие около низовьев Усури, посещают Хёхцырские горы, источники реки Хи и реку Хаута; ходзены, населяющие окрестности Ауа, промышляют в горах Танхе, в которых соболей везде очень много. От устья Усури до реки Нора промысел этот производится только на правом берегу, потому что на левом, здесь также, как и около Нора (на мысе Каланг ), соболей вовсе нет. За устьем последней реки, по среднему течению Усури, где и на левом берегу появляются уже горные цепи, поросшие хвойным лесом, соболь встречается по обеим сторонам, и туземцы, живущие в местности Бикин, добывают его иногда на правом берегу, в горах Сумур, а иногда на левом, в горах Иктыр и Сиада-дынгза. Далее вверх по Усури он встречается довольно часто и, притом, недалеко от реки на левом берегу, в горах Кирки, Кынг-хада, Дума и Дузхеле, за этими горами он скоро исчезает на приречном пространстве земли, потому что здесь место гор заступают луговые степи, которые начинаются уже около реки Мурени и тянутся до озера Кенгка. По мере приближения к устью реки Имы, горы более и более удаляются от Усури, так что жители Бихарке принуждены уже ходить на охоту в горы Сахале и Джаками, которые едва виднеются от них на горизонте; зато в этих горах они обыкновенно находят богатую добычу. От Бихарке до устья Дамгу тянется луговая степь, края которой, если смотреть на нее с Усури, теряются на горизонте; только от устья Дамгу виднеется здесь, по направлению к ЮВ, гора Да-хуанг-дынгза, весьма богатая пушными зверями и потому весьма охотно посещаемая местными жителями. При верхнем течении Усури соболь опять встречается около русла, в горах, которые тут проходят. На реках Даубихе и Сандуху, он, как мне говорили, принадлежит еще к числу зверей весьма обыкновенных. Что южная граница его отечества проходить не здесь, а где-нибудь ближе к экватору, это я узнал от китайцев, которые говорили мне, что соболи водятся в долине реки Суйфуна и по берегам северных притоков реки Тюмена, где живут в горах, поросших хвойным лесом. Таким образом, распространение соболя идет, по-видимому, рука об руку с распространением хвойных лесов, обстоятельство, которым, без сомнения, надо объяснять и тот факт, что южная граница этого вида опускается на азиатском материке, как это мы должны принять, зная, что Темминг не упоминает о соболе в числе зверей, свойственных Японии.
Достоинство соболей, добываемых в приусурийской стране, различно, смотря по местностям. Рассмотрев большое число шкурок, я считаю возможным поставить за общее правило, что соболи становятся тем хуже, чем более мы подвигаемся по Усури от северного полюса к экватору. Шкурки, добытые в Хёхцырских горах, на реке Хи и в хребте Танхе́ были средней доброты и не уступали тем, которые добываются по берегам Амура ниже устья Усури. Около устья Дамгу я видел у одного китайца большое число соболей, которые были добыты в области источников Усури; они почти все отличались весьма светлым бурым цветом, однако же, все-таки, были далеко не так светлы, как описывает г. Шренк[54] шкурки с острова Сахалина. Кроме того, охотники утвердительно и единогласно говорили мне, что в местностях, лежащих по левую сторону от Усури эти звери гораздо светлее, чем на гористой полосе правого берега, где они, притом, встречаются и в большем числе. Последнее обстоятельство легко объясняется тем, что в стране между Усури и морем высокие горы обусловливают более суровый климат и более северный характер растительности.
Китайцы уже с незапамятных времен считают Манджурию настоящею страною соболей, и даже имеют поговорку, которая гласит, что Небо даровало этой части срединного государства три сокровища: жень-шень, соболя и траву ула. В этом случае они особенно имеют в виду усурийский бассейн; по крайней мере относительно жень-шеня нельзя иначе думать, так как он нигде более не встречается; да и о соболе можно сказать почти то же, потому что он здесь весьма обыкновенен. Богатство усурийского края соболями, конечно, находится в теснейшей зависимости от орографических условий и растительности этой страны; может быть, оно обусловливается и еще какими-нибудь неизвестными нам причинами, но, во всяком случае, одним из главных его оснований должно признать то, что промышленников здесь весьма мало, сравнительно с пространством земли, и что они добывают соболей весьма несовершенным способом. Но, по всей вероятности, обстоятельства скоро изменятся: русские поселенцы деятельно примутся за этот промысел, и число соболей быстро уменьшится. Эти новые промышленники, конечно, не ограничатся туземными приемами охоты, но станут охотиться и с собаками, по обыкновенному способу сибирских охотников; последний род охоты, как известно, состоит в том, что собака выслеживает соболя и загоняет его на дерево, где уже охотник его убивает; а такой способ добывания, конечно, и более истребителен, и более пугает соболей, чем способ, употребляемый туземцами.
Подобно приамурским племенам, и туземцы усурийской долины платят китайскому правительству ежегодную дань собольими шкурками. Китайские чиновники, живущие при устье реки Имы, часто делают поездки вверх и вниз по Усури для сбора этой дани, причем, обыкновенно, не обходится без притеснений и незаконных поборов в пользу собственного кармана собирателей. Со времени последних русских завоеваний в амурском крае он часто посещается иркутскими и забайкальскими купцами и другими путешественниками-торговцами, которые все занимаются здесь преимущественно вымениванием от туземцев соболей. Вследствие такого постоянного запроса, соболи уже в это короткое время (6 лет) успели значительно подняться в цене. В первые годы русского владычества на Амуре почти всякий путешественник привозил из амурского края значительное количество соболей, полученных от туземцев в обмен за несколько аршин какой-нибудь ткани или даже за медные пуговки, кольца и тому подобные мелочи; теперь же здесь приходится уже платить от 3–5 рублей серебром за шкурку, притом непременно серебряною монетою, и эта цена, без сомнения, будет возрастать с каждым годом.
В быту ходзенов соболь играет весьма важную роль как пушной зверь, составляющий главный источник их благосостояния. Возвратясь домой с промысла, ходзен отправляется к своим «друзьям», китайским торговцам, и отдает им добытые шкурки, как ходячую монету или в уплату старых долгов, или за новые покупки; а так как эти друзья доставляют ему необходимые для него и для его семьи в течение всего года жизненные припасы и другие товары, то чем удачнее был промысел, тем на более долгое время обеспечивается благосостояние ходзена.
Промышлять соболей начинают с первым снегом, следовательно, на Усури около начала ноября. В это время промышленники покидают свои жилища и отправляются ставить свои самострельные западни[55] в тех местах, где больше найдут соболиных следов. Охота обыкновенно продолжается около двух месяцев, и если она идет удачно, то каждый промышленник добывает в течение этого времени до 50 шкурок. Иногда добыча бывает и гораздо менее богата: случается, что туземец приносит домой около 20 штук; но это число можно уже принять за minimum. Одну из причин, мешающих иногда успеху, составляют глубокие снега, которые затрудняют самое производство промысла. Нередко также надежды охотников на удачный промысел разрушаются переходами соболей с одного места на другое. Эти переходы, очень хорошо известные туземцам, от которых я и узнал о них, находятся в тесной связи с переселениями белок, бурундуков, мышей и других грызунов, которые составляют главную пищу соболей.
5) Mustela sibirica Pall. Колонок.
У ходзенов, около низовьев Усури: цольци́ и цольцоэ; у них же, около верховьев Усури: чольци.
У манджуров: солохи́.
У китайцев: хонгшо-ля́нгза и хуанг-ши́нза.
Я много расспрашивал туземцев об этом северном виде куньего рода, и они сообщили мне, что он водится по всей Усури, за исключением только обширных луговых степей (около озера Кенгка и около Мурени ), и везде попадается довольно часто; зимою колонок, по словам местных жителей, показывается и на луговых степях, вероятно, для того, чтобы ловить здесь мышей и других маленьких грызунов. Этот зверек не составляет для туземцев предмета особенного промысла, хотя китайцы, торгующие с ними в усурийской долине и покупают колонковые шкурки весьма охотно. Впрочем, они довольно часто попадаются у китайских торговцев между другими пушными товарами оттого, что колонки нередко делаются жертвами тех западней, которые ставятся на соболя. В домашнем быту туземцев шкурки этого вида имеют весьма небольшое значение. Китайские же торговцы доставляют их в Гирин, где они, говорят, продаются за хорошую цену. Но особенно спрашивается этот товар в китайском городе Ше-янь, где платят по 500 джеха за шкурку. На Усури с меня брали 50–80 копеек серебром за шкурку.
6) Mustela erminea L. Горностай.
У ходзенов около устья Усури: джели́.
У китайцев: йиньшу.
Хотя горностай известен обитателям всей усурийской долины, однако же все собранные мною на месте сведения делают весьма вероятным, что южная граница его распространения проходит через эту часть Манджурии. При устье Усури местные жители говорили мне, что он встречается у них нередко. По мере же приближения к экватору он становится все реже и реже; некоторые из ходзенов, ежегодно охотящихся у источников Усури, говорили мне, что им почти никогда не случалось видеть там горностая, и это заставляет думать, что горы Сихота-алин составляют южную его границу, тем более, что и по всему верхнему течению Усури этого зверя уже не промышляют.
7) Mustela vulgaris Briss. Ласка обыкновенная.
О том, что ласка водится в амурском крае, мы до сих пор знали только по экземпляру, который был добыт при устье Амура и описан г. Шренком[56].
Одно неделимое, найденное мною при Сунгачи, заставляет расширить область этого вида приблизительно до 45°30′ с. ш. Шкурка этого неделимого, которую я привез с собою, имеет летнюю шерсть и во всех отношениях сходна с амурскою шкуркою, описанною г. Шренком. Ласка, кажется, уже весьма редка в усурийской долине и мало известна жителям: туземцы, которым я показывал свой экземпляр, называли зверька — джелики, а это название показывает, что они или вовсе не отличают ласку от горностая, или же считают ее детенышем последнего.
8) Mustela flavigula Bodd. Непальская куница.
М. Hardwicki. Horsfield, Zoolog. journ. IV, 239, tab. 8. — Sal. Müller Verhdl. need Bezitt. I, 30.
Viverra quadricolor. Schaw. gen. zool. I, b, 429. — Pennant Quadrup. II, 52.
Mustela Henrici. Westermann, Bijdr. Dierk. 13.
У ходзенов: харса́.
У манджуров: харса́.
У китайцев: ми-гау́за.
Этот зверь представляет весьма интересное явление в фауне усурийской долины, потому что до сих пор был находим только на Яве, Суматре, и в лесистых горах Непала. Я узнал о нем в первый раз от туземцев, которые называли его вышеприведенным именем; а впоследствии купил у них и шкурки, которые привез в Петербург. Эти шкурки можно принять с первого взгляда за принадлежащие особенному виду, потому что они довольно отличны и по цвету, и по расположению красок от непальского экземпляра, хранящегося в зоологическом музее Императорской Академии Наук; но более внимательное сравнение их убедило меня, что это не более, как географическая разность. Последнее тем вероятнее, что и в настоящем своем отечестве, т. е. во внутренней Азии, непальская куница принадлежит к числу форм, значительно изменяющихся. В этой стране найдены две разности, различающаяся окраской — одна более темная, другая более светлая. У первой разности: верхняя поверхность головы и шеи, задняя часть туловища, так же, как конечности и хвост, черные с лоском; спина и брюхо однообразно бурые; нижняя челюсть чисто белая, задняя часть нижней поверхности шеи — светло-желтая, а передняя иногда светло-желтая, иногда оранжевая, иногда же оранжево-бурая. Вторая, более светлая, разность отличается от первой чернобурым цветом в окраске головы, шеи, ног, затылка и хвоста; сверх того, у второй разности туловище сверху и снизу и передняя поверхность шеи песчано-желтые; нижняя челюсть у ней белая, также как и у предыдущей.
Так как этот вид хотя и давно известен, но еще недостаточно изучен, и так как, притом, привезенные мною из усурийской долины экземпляры представляют некоторые заметные (хотя и не существенные в отношении видового сродства) отличия от непальских куниц, — то я считаю не лишним подробно описать здесь одну из моих шкурок. Эта шкурка снята с взрослого животного, имевшего вполне развитую зимнюю одежду и добытого в горах Кирки. Вот ее описание:
Конец морды, переносье и лоб темно-бурые. Две полоски такого же цвета тянутся от лба над ушами и переходят на верхнюю поверхность шеи; они идут параллельно одна с другой и резко ограничивают желтый цвет нижней поверхности шеи. Гортань белая и ограничена узкою полосою, лежащею на щечной части головы; эта полоса светлее, чем лоб, переносье и конец морды, и волосы ее имеют желтые кончики. Щетины на конце морды черные, а щетины, сидящие на гортани, белые. Уши снаружи такого же цвета, как и верхняя часть головы, внутри несколько светлее, а по краям светло-бурые, коротко-волосистые. Нижняя поверхность шеи светлая, оранжево-желтая, с пуховыми волосами того же цвета, и эта окраска продолжается в промежуток между передними ногами. В промежутке между ушами, следовательно на затылке, темно-бурые волоса ости окрашены, только на самых кончиках, желтым цветом; на верхней части шеи эти желтые части волос становятся все больше и больше, и оттого здесь образуется слабовыраженная долевая полоса, которая ограничена с боков двумя вышеупомянутыми, параллельными одна с другой, полосками. По мере приближения к лопаткам, желтый цвет все более и более распространяется по волосам ости, от вершины к основанию каждого волоса, и, наконец, на лопаточной части хребта эти волосы сохраняют бурый цвет только на нижних своих половинах; верхние же их половины желты, отчего и спина в этом месте имеет уже желтый цвет, который, впрочем, здесь гораздо темнее, чем на нижней поверхности шеи. Пуховые волоса здесь также желто-бурые, но светлее. Рассматривая волоса ости от лопаток к хвосту, мы замечаем, что густой желтый цвет постепенно переходит в бурый и, наконец, эти волоса являются уже темно-бурыми, только с более светлыми, лоснистыми кончиками. Вследствие этого, мы находим на хребте, хотя и несколько расплывающуюся, но все-таки явственную полосу, которая тянется от средины спины до основания хвоста. Пуховые волоса на пространстве, занимаемом этою полосою, грязно-серые и темнее, чем на других частях спины. Волоса ости на задней половине спины имеют 38 милл. длины, а на пространстве между лопатками — 35 милл. — Нижняя часть туловища, как под мышками и в пахах, так и вдоль всего брюха и около заднепроходного отверстия, окрашена в грязный желтовато-белый цвет. — Задняя поверхность и концы передних конечностей бурые; передняя же и верхняя их части окрашены цветом нижней поверхности шеи, т. е. оранжево-бурым, который, однако же, постепенно переходит в предыдущий, темно-бурый, оттого, что бурый цвет оснований остевых волос делается преобладающим. У задних конечностей верхняя часть до самого коленного сгиба светло-бурая и притом все пространство ее представляет мелкие черточки, происходящие оттого, что здесь некоторые из остевых волос на концах желтоваты; ступни и вообще все остальные части задних конечностей темно-бурые, коротко-волосистые; ногти белые. — На хвосте волоса ости черно-бурые, а пуховые бурые; длина хвоста без волос, составляющих его конец, равняется 360 милл., а длина этих конечных волос — 100 милл.
Если мы теперь сравним описанный сейчас экземпляр с двумя разностями, о которых было говорено выше, то убедимся, что он не может быть отнесен ни к той, ни к другой: в некоторых отношениях он сходен с темною разностью, тогда как в других — приближается к светлой. Потому я считаю справедливым признать зверя, шкурка которого только что описана, за особенную разность непальской куницы, достигающую полярного предела этого вида в усурийской стране. А так как эта новая разность идет к северу далее всех других, то ее можно назвать, как весьма удачно предложил г. Радде, var. y. borealis.
Мне остается еще описать две другие шкурки, которые я достал около устья Нора. Это тоже зимние шкурки, но не взрослых еще животных и, в некоторых отношениях, отличные от описанной уже шкурки взрослого зверя. Главное отличие заключается в том, что желтый цвет в первых двух шкурках не так ярок, а белый не так чист, как в последней. Напротив, цвет задней части спины у молодых животных темнее, чем у взрослого; отчего у первых полоса, находящаяся на хребте перед хвостом, выступает гораздо явственнее. Кроме этих особенностей, я не нашел никаких различий между всеми тремя шкурками, ни в расположены цветов, ни в самых цветах.
О распространении этой, столь интересной, южной формы в усурийской речной области я могу сообщить здесь следующее:
Куница, о которой я здесь говорю, водится еще в Хёхцырских горах; но и здесь она уже весьма редка, а если ее удавалось кому-либо встречать к северу отсюда, в соседних горах левого берега Амура, то это были, без сомнения, забежавшие неделимые. Во всяком случае, 49° с. ш. можно с достаточною вероятностью принять за полярную границу этого зверя. Идя от Хёхцырских гор вверх по Усури, мы находим эту южную куницу в горах, проходящих около нижнего течения названной реки. Она здесь вообще редка; но уже за устьем Нора начинает попадаться заметно чаще.
В горах Хара, Дума, Кынг и Кирки она уже гораздо обыкновеннее, хотя все-таки встречается здесь далеко не так часто, как соболь. Еще далее к югу животных этих, как мне говорили, довольно много в горах Акули и в речной области источников Усури.
Эта представительница южной фауны в усурийской стране живет, как и соболь, в горах, и именно в таких, которые идут далеко от реки и поросли хвойным лесом. В торговле с китайцами она не играет важной роли: мех ее, некрасивый и жесткий, ценится весьма низко. Оттого и охотники бьют этого зверя только тогда, когда он случайно им попадется, да берут тех неделимых, которые делаются жертвами западней, расставляемых на соболя. Впрочем, в религиозных воззрениях ходзенов непальская куница, по-видимому, имеет некоторое значение; так можно думать потому, что ходзенские шаманы обвешивают свои шапки ремешками, вырезанными из ее меха.
9) Lutra vulgaris Erxl. Выдра.
У ходзенов: дзюку́; взрослый самец: альге́; взрослая самка: уки.
У манджуров: альги́нь.
У китайцев: су́эта.
Это животное водится по всей Усури, от устья до верховьев, и, далее на юг, в области ее источников; в различных местностях оно встречается более или менее часто, смотря по тому, где находит более или менее благоприятные условия для жизни. Всего охотнее поселяется выдра около богатых рыбою горных ручьев. Охотники, которых я очень много расспрашивал об этом звере, говорили мне, что часто видят его в горных ручьях Хёхцырского хребта, в р. Чирку, на мысе Каланг, при устье Нора, в притоках реки Бикина и т. д. Выдра водится также и по берегам рек, которые протекают по луговым степям, расстилающимся около среднего течения Усури; но здесь она уже далеко не так обыкновенна. Наконец, она часто встречается около притоков верхнего течения этой реки и в областях тех рек, из которых происходит Усури: так говорили мне не только охотники, занимавшиеся своим промыслом в тех местах, но и китайские купцы, которые ежегодно получают оттуда значительное число выдровых шкур. Уже на основании этих показаний можно принять, что экваториальный предел выдры должен проходить не через усурийский бассейн, а где-либо южнее; и действительно, китайцы включают в число местностей, в которых она водится, южный склон хребта Сихота-алин и долины Суйфуна и Тюмена.
Судя по тем шкурам, которые я мог исследовать, выдры усурийской долины превосходят наших европейских и достоинством меха, и величиною шкурок. В том, что размеры шкурок, добываемых на Усури, действительно особенно велики, я убедился посредством измерений, произведенных с большими предосторожностями, которые в этом случае были весьма необходимы, потому что кожи всех пушных зверей, находимые у местных жителей, большею частью бывают чрезвычайно вытянуты. Шкурка самой большой выдры, какую мне только удавалось видеть в усурийской долине, имела 14 децим. длины, считая от основания хвоста до конца морды.
По значению своему в быту туземцев выдра занимает первое место после соболя. Мясо ее они едят; мех же ее часто употребляется у них для приготовления зимних одежд и, вместе с тем, составляет предмет весьма выгодного торга с китайцами, которые очень охотно покупают этот товар и платят за хорошую шкурку, на месте, 4–5 янгов.
Охота за выдрами начинается, когда земля покроется первым снегом, на котором легко можно видеть следы зверя. Заметив те места, где животные обыкновенно сходят в реку, охотники растягивают в воде, против этих мест, сети в 3–4 сажени длиною, и затем, вооружившись острогами, начинают подстерегать зверя; когда тот покажется, они бросаются на него и стараются загнать в сети. Когда река покрылась уже льдом, тогда в тех местах, где находятся полыньи или небольшие отверстия во льду, ставят самострельные западни.
10) Canis lupus L. Волк.
У ходзенов: енггу́р; взрослый самец: уаза́нг, а взрослая самка: хуса́[57].
У манджуров: ниохэ.
У китайцев: ланг.
Волк водится во всей усурийской долине, но на луговых степях, усеянных лиственными рощами, встречается чаще, чем в поросших хвойным лесом гористых местах. Так, мне говорили, что волков очень много по рекам Нору и Мурени; сам я также нередко видал этих животных и следы их, как здесь, так и, особенно, по Сунгачи и около озера Кенгка. По верхнему течению Усури и в области ее источников волков уже не так много, что находится в тесной связи с характером местности в этих странах.
Волчьи шкуры охотно покупаются китайцами, которые платят, на месте, 3 янга за штуку. — Туземцы говорили мне, что у них волки, которые часто бегают стаями, не вредят ни лошадям, ни скоту, вероятно, потому, что здесь очень много косуль, которых этим хищникам гораздо легче добывать. — Волк играет, по-видимому, некоторую роль в поверьях туземцев; я думаю так по тому, что часто видал на серьгах у туземных женщин род талисмана из нанизанных волчьих зубов.
11) Canis alpinus Pall. Волк красный.
У ходзенов: дзаргу́ль.
У манджуров: дзарху́.
У китайцев: цай-ла́нгза.
По единогласному свидетельству охотников усурийской долины, красный волк, как указал уже и г. Шренк[58], живет преимущественно в горах, а на ровных местах показывается весьма редко. На все расспросы мои об этом звере я постоянно слышал в ответ, что он водится в горах, а на луговых степях попадается только сродный с ним обыкновенный волк ( C. lupus ). Вместе с тем, меня единогласно уверяли, что красные волки держатся более или менее многочисленными стаями, гоняются за косулями, которые составляют их главную добычу, и, вообще, весьма сходны в образе жизни с обыкновенными волками. О географическом распространении этого вида в амурской стране я могу сообщить здесь следующее. Становой хребет составляет, по-видимому, полярную границу красного волка, который, впрочем, кажется, довольно обыкновенен в горах, лежащих на север от Амура. Около ближайших к устью частей Усури он водится в Хёхцырских горах, в горах близ Ауа, в хребте Танхе́ и т. д.; но нигде не встречается здесь часто. На мысе Каланг и в горах Кёча этот зверь, как мне говорили, гораздо обыкновеннее; далее же вверх по Усури вовсе не встречается на двух горах: Дума и Кынг-хада, находящихся на левом берегу ее, а в горах Акули весьма редок. Однако же в последней местности он не достигает еще южной границы своего распространения, и редкость его во всей этой части усурийской долины есть только следствие общего, малогористого, рельефа страны. И действительно, далее на юг отсюда, в гористых местностях, среди которых протекают верховья и источники Усури, красный волк опять встречается часто, как напр. в горах Ситуху и Даубиха.
И у туземцев, и у торгующих в усурийской долине китайцев весьма редко случается увидеть шкуру красного волка, хотя зверь этот, как мы видели, далеко здесь не редок. Причина этого странного явления заключается в том, что он внушает здешним охотникам какой-то суеверный ужас, который не позволяет им убивать его. Мне казалось даже, что и на расспросы мои о красном волке некоторые туземцы отвечали неохотно.
12) Canis vulpes L. Лисица.
У ходзенов: лисица вообще: солаки́; красная лисица хылдагде́; крестовка: кечере́; чернобурая лисица: авата́.
У манджуров: лисица вообще: до́би; крестовка: кирса́; чернобурая лисица: лудзури.
У китайцев красная лисица: хули́; крестовка: хуа-хули; чернобурая лисица: уада́у.
Лисица водится во всей усурийской долине и везде попадается довольно часто, так что экваториальная граница этого вида должна проходить где-либо южнее. — Китайцы охотно покупают лисьи шкуры и хорошо за них платят, отчего и туземцы часто охотятся за лисицами. Разность, которая обыкновенно встречается по всей Усури и по ее источникам, красная; две другие разности, крестовка и чернобурая, попадаются здесь, как меня единогласно уверяли охотники, гораздо реже, особенно последняя, которая уже чрезвычайно редка в усурийской стране. Тут, впрочем, и нет ничего удивительного: чернобурые и другие темные лисицы встречаются преимущественно в Камчатке и на Сахалине, так что усурийская долина находится уже вне той области, которой особенно свойственны темные разности лисицы.
13) Canis procyonoides Gray. Собака енотовидная.
У ходзенов: яндако́.
У китайцев: ха́уза.
Хотя я привез из усурийской долины весьма много шкур и черепов этого вида, однако же ничего не могу прибавить к тому, что мы уже знаем о нем в чисто зоографическом отношении: благодаря последнему труду г. Шренка[59], различные одежды енотовидной собаки теперь уже достаточно известны, и место, которое этот вид должен занимать в системе, с точностью определено. Напротив того, образ жизни и нравы названного животного нам совершенно или, по крайней мере, почти неизвестны, и потому я считаю полезным изложить здесь все, что мне удалось узнать об енотовидной собаке в этом отношении в короткое время моего пребывания в усурийской долине.
По собственным моим наблюдениям и по рассказам туземцев, енотовидная собака водится и в лесах, и на луговых степях. Однако же она, по-видимому, более любит последние и встречается на них всего чаще, что́, впрочем, находится в теснейшей связи с ее образом жизни. Главную ее пищу составляют рыба, лягушки, пиявки[60] и мыши, из которых последними она питается преимущественно зимою, когда лед, покрывающий воды, не позволяет ей добывать других животных. Все луговые степи усеяны лужами, озерами, кочковатыми болотами, и прорезаны неглубокими рукавами реки, которые во время низкой воды не сообщаются с главным течением. Эти водовместилища всегда богато населены животными, которыми более всего питается енотовидная собака, и именно в тех местностях, где находятся такие природные водоемы, она встречается наичаще. Рыбы всего более в помянутых сейчас неглубоких рукавах; особенно же много в них сазанов, которые водятся здесь в таком огромном количестве, что я с моими людьми иногда ловил их руками, и нам случалось наловить в короткое время 10–15 штук. Около этих-то рукавов мне нередко удавалось видеть енотовидных собак, особенно вечером, после заката солнца, и ночью, а иногда также и днем; они бегали тут, высматривая добычу, которую им нетрудно было отыскать. В том, что они часто посещают эти местности, убеждали также следы их, в большом числе отпечатанные на сырых, глинистых берегах рукавов, и разбросанные около воды остатки их пищи, особенно рыбьи кости и чешуи. В ловле водяных животных они выказывают большую ловкость; мне не раз случалось видеть на берегах озер и на болотах, как проворно эти небольшие звери перескакивают с кочки на кочку, чтобы хватать добычу, которую заметят в прозрачной воде.
Енотовидная собака — зверек весьма злой и проворный; ее ползучие, но быстрые движения и манера часто выгибать спину, как кошка, несколько напоминают виверр. В то время, когда европейские путешественники только что начали посещать амурскую страну и когда это животное было известно только по наружному виду, его считали принадлежащим к одному роду с барсуком, с которым оно действительно сходно по своей одежде и по ползучим движениям. Вместе с тем, енотовидная собака похожа, по крайней мере с первого взгляда, и на енота, как это выражено и в ее видовом названии ( procyonoides ); оттого-то новые русские поселенцы в Амурском крае и назвали ее по имени последнего зверя, и это имя, по-видимому, останется за ней надолго; по крайней мере, казаки, которых мне случалось здесь видеть, и до сих пор называют ее енотом.
Хотя енотовидная собака показывается иногда и днем, но преимущественно выходит она на добычу в сумерки и ночью, так что ее, без всякого сомнения, надо отнести к настоящим ночным животным. Даже и в неволе она ясно выказывает стремление к ночной жизни. Мне случалось видать животных этого вида, которых держали в клетках: днем они большею частью спокойно лежали, свернувшись как обыкновенная собака, а, напротив, ночью находились в беспрестанном движении и, между прочим, часто делали весьма смешные прыжки.
Енотовидные собаки живут в норах, совершенно сходных с барсучьими; я часто видал эти жилища их в песчаных холмах луговых степей и в лиственных лесах, которые растут на подходящих к Усури скалистых отрогах соседних гор. В таких жилищах проводят они большую часть дня и в них же прячутся в ноябре, для зимнего сна. Весьма замечательно, что этому сну подвергаются только те неделимые, которые успели перед тем отъесться и разжиреть; тогда как тощие звери, по единогласному уверению местных охотников, вовсе не впадают в зимнюю спячку и занимаются добыванием пищи в течение всей зимы. Этот интересный факт служит новым подтверждением того мнения, что зимний сон животных находится в тесной зависимости от их питания и именно от количества пищи, которое они принимают перед временем этого сна. В течение зимы енотовидные собаки питаются, как я уже выше заметил, преимущественно мышами; сверх того, они едят в это время года белок и других мелких грызунов. Тогда часто случается видеть на снегу следы этих собак: они большею частью показывают, что двое животных бежали вместе, помогая одно другому в охоте за мелкими зверьками. Впрочем, енотовидные собаки — животные не исключительно плотоядные: когда дикая виноградина и Pyrus Ussuriensis покрыты зрелыми плодами, они, по-видимому, питаются преимущественно этими плодами; по словам туземцев, они даже переселяются на это время в те местности, где растут два названный растения; по крайней мере они тогда попадаются здесь очень часто. Когда они живут в этих местностях, то их легко ловить, потому что здесь всякая собака без большого труда может их выследить, и туземцы часто берут их живыми; пойманных таким образом зверей ходзены нередко держат в маленьких клетках или на цепях около своих жилищ и кормят рыбою.
В быту туземцев енотовидная собака имеет довольно большое значение: вкусное ее мясо употребляется в пищу; жир идет на смазывание ремней, звериных шкур и пр., наконец, шкурки продаются китайским торговцам, которые платят за них довольно дорого (по 1 янгу за штуку) и отправляют их во внутренние части Китая, где из них выделывают меха, весьма любимые китайцами. Сверх того, шкурки енотовидных собак принимаются также и в уплату дани, особенно зимние, более светлые и более красивые. Последние вообще ценятся выше других, но в торговле встречаются реже, оттого, что зимой добывание енотовидных собак особенно трудно, так как они большею частью проводят это время года в своих норах, погруженные в зимний сон.
Время метания щенят приходится в мае, и каждая самка, по словам местных охотников, приносить 10–15 детенышей.
Что касается распространения енотовидной собаки, то в амурском крае истинным ее отечеством надо признать долины Усури и Сунгари и межлежащее пространство земли. Такой взгляд на предмет оправдывается тем, что вся эта страна составляет, собственно, путь, по которому область енотовидной собаки расширяется из северного Китая — центральной своей части и настоящего отечества этого вида — в страны, лежащие по среднему и нижнему Амуру, в которых 50° с. ш. составляет полярную границу этого животного. Собственно в усурийской долине енотовидная собака особенно часто встречается на луговых степях около Мурени и около озера Кенгка. Вообще же о распространении ее в этой долине можно сказать, что она гораздо более обыкновенна на левом берегу Усури, чем на правом, как то подтверждают и собственные мои наблюдения, и сведения, которые я собрал у местных жителей. — Этот факт легко объясняется тем, что левый берег особенно богат луговыми степями, тогда как на правом гораздо более гор, которые идут недалеко от русла и от которых, особенно около среднего течения Усури, часто отделяются скалистые выступы, подходящие к реке. Подобным же образом можно объяснить и то, что енотовидная собака довольно редко встречается около верхнего течения Усури и, особенно, в области источников этой реки: местность здесь довольно неблагоприятна для этого зверя, потому что очень гориста и горы подходят весьма близко к рекам.
14) Canis familiaris L. Собака домашняя.
У ходзенов: инда́.
У манджуров: индаху́нь.
У китайцев: кау.
В быту ходзенов, также как и в быту китайцев, собака имеет весьма большое значение. И те и другие употребляют ее не только для охоты, но и как упряжное животное, особенно зимою, когда собаки возят санки туземцев и китайцев в дальних путешествиях, предпринимаемых для охоты или для торговли; впрочем, и летом они иногда тянут маленькие лодки туземцев против течения. Ходзены и, преимущественно, китайские торговцы употребляют также собаку как сторожевое животное; мне случалось иногда находить в усурийской долине жилища и строения, в которых сберегаются запасы, совершенно оставленные людьми и охраняемые только несколькими собаками.
Что касается до породы домашних собак в усурийской долине, то она здесь та же самая, которую мы находим у туземцев, населяющих берега Амура, и описание и изображение которой уже даны мною прежде[61]. По наружному виду собаки усурийской долины напоминают наших гончих; впрочем, здесь часто встречаются также и собаки, происшедшие от смешения туземной породы с монгольскою; эти ублюдки бывают различнейших мастей: черные, белые, бурые, пятнистые и проч. Хота собаки и до сих пор еще приносят большую пользу здешним жителям как упряжные животные, однако же наверно можно сказать, что лошади, которых уже начали приводить сюда русские, скоро лишат их этого значения. Я думаю так потому, что здесь снег никогда не выпадает за раз такими огромными массами и никогда не свирепствуют такие страшные пурги, которые делают действительно необходимым употребление собак для езды во многих частях Сибири и около нижнего течения Амура.
15) Felis Lynx. L. Рысь обыкновенная.
У ходзенов: ту́бджа, ту́гдзя и ци́бджя; взрослый зверь: сиду́; невзрослый: цацаре́.
У манджуров: шилу́нь.
У китайцев: чересу́нь.
У орочей: тигдзиехи́(?).
Рысь известна туземцам по всей Усури и, хотя не часто, однако же встречается на всех лесистых горах. О том, что она здесь водится, я узнал частью из рассказов охотников, которым этот зверь хорошо знаком, а частью потому, что нашел здесь рысьи шкуры, одну из которых привез в Петербург, и которых я довольно много видел у китайских торговцев. Таким образом я убедился, что рысь встречается в Хёхцырских горах, в горах около Ауа, в хребтах Танхе́ и Акули и в многих других горах по нижнему и среднему течению Усури, равно как и в горах Ситуха, около верхнего течения, и около рек Даубихи и Сандуху. Рысьи шкуры очень ценятся китайцами, которые платят на месте по 5–8 янгов за штуку. За ту шкуру, которую я привез с собою, я заплатил на Усури 10 рублей серебром. Охота на этого зверя производится так же, как и у нас в России: его загоняют собаками на дерево, и потом убивают из ружья или стрелами.
16) Felis Tigris L. Тигр.
У ходзенов: мафа́ (т. е. старик), маре́, амба́ (т. е. дьявол), сагджи́ най (т. е. старый человек) и мырга́ мафа (т. е. богатый старик).
У манджуров: тасха́; трехгодовой: шурга́нь.
У китайцев: лау-ху и лау-ма́за.
Усурийская долина бесспорно есть та часть всего известного нам пространства амурского края, в которой тигр встречается всего чаще. Это и понятно, потому что здесь местные условия особенно ему благоприятны: в лесистых горных цепях усурийской страны и на ее луговых степях, частью усеянных лиственными рощами, частью поросших высокою травою и местами болотистых, он находит и много мест, где ему удобно жить, и много животных, которыми питается. И действительно, он хорошо известен туземцам по всему течению Усури, около ее источников, и при озере Кенгка; и они не только знают этого, столь страшного для них зверя, по рассказам и по следам, которые им случалось видеть, но, напротив, бо́льшая часть местных охотников сами видали его, занимаясь своим промыслом.
Также и мне нередко случалось находить свежие отпечатки больших лап, которые по своей форме могли принадлежать только тигру или сродному с ним барсу (F. Irbis); эти следы попадались мне на берегу озера Кенгка, в высоком тростнике, и в лиственных рощах луговых степей; там же видал я места, на которых тигр недавно лежал, и несъеденные остатки его пищи. Самого зверя мне случилось увидеть только раз: и я и он подкрадывались к одной косуле, но тигр предупредил меня, одним прыжком налетев на добычу, и косуля досталась ему. Всего чаще встречается он, по словам туземцев, около озера Кенгка, где водится, как они говорят, в горах, находящихся в некотором отдалении от озера и на болотистых берегах его. И здесь, и в других частях усурийской долины мне рассказывали, что тигры нередко приближаются к жилищам людей и нападают на скот и на собак; но это бывает по большей части зимою, равно как и случаи, что они нападают на человека. Около озера Кенгка мне говорили, что, незадолго до моего приезда, там был разорван тигром один ходзен. Для избежания подобных несчастий, ходзены постоянно разводят вокруг себя по нескольку огней, когда останавливаются на ночлег во время путешествий или на охоте, и этим способом охраняют себя от нападений тигра: предосторожность, которую я сам принимал почти постоянно, находясь в усурийской стране, и которую советую также принимать будущим путешественникам в этой части амурского края. Любимую пищу тигра составляют настоящий олень и особенно косуля, которая чаще всех других копытных животных встречается в усурийской долине и которую ему всего легче добывать. Впрочем, он не отказывается вступать в бой и с вепрем (дикою свиньею) и, несмотря на страшные клыки последнего, обыкновенно одолевает его. Охотники говорили мне, что им часто случалось видеть следы обоих животных, расположение которых показывало, что тигр гнался за вепрем. По всей вероятности, даже и переходы тигров из одной местности в другую направляются по переселениям косуль и диких свиней. Туземцы чрезвычайно боятся тигра, что и весьма понятно, так как они недостаточно ловкие охотники, чтобы вступать с ним в бой. Но замечательно то, что этот страх не ограничивается одною боязнью встретить тигра в открытом поле или в лесу, а выражается еще во множестве суеверных поверий и даже в обоготворении страшного зверя. Только немногие охотники, и то из числа самых храбрых, решались рассказывать мне об этом животном все, что им было известно без особенных с моей стороны просьб и увещаний. Все другие весьма неохотно вступали в разговор о страшном звере, в полной уверенности, что, даже произнося без нужды имя тигра, они могут навлечь на себя несчастье. Туземцы считают его злым духом и оттого, когда не хотят произнести его настоящее имя, называют его "амба" (злой дух). Встретившись с тигром, ходзен становится на колени и приносить ему поклонение, как существу высшего разряда, что, однако, не мешает ходзену держать наготове копье, если только это оружие случилось при нем в минуту опасной встречи.
Больших охот на тигра туземцы не предпринимают, и оттого он в усурийской стране редко бывает убиваем, да и то в тех только случаях, когда нападет на охотника прежде, чем тот успеет уйти или спрятаться. В окрестностях городов Гирина, Нингуты и в других частях Манджурии иногда устраиваются тигровые охоты в больших размерах, и некоторые охотники усурийской долины, которые сами видали их, рассказывали мне, как они производятся. В них всегда принимает участие большое число охотников и людей других профессий, потому что главною целью этих охот всегда бывает — поймать тигра живьем, чтобы отослать его в звериный парк Богдохана. Если зверя нашли в лесу, то составляют цепь из вооруженных деревянными вилами людей, которые расставляются так, что окружают тигра; эти люди загоняют его в нарочно расставленные сети из железных проволок, и когда он запутается, то прижимают его вилами к земле и удерживают в этом положении, покуда другие участники охоты не свяжут ему лап.
Из числа приведенных выше имен тигра, ходзены чаще всего употребляют имя "мафа́", т. е. старик, которое и само по себе уже довольно почетно, но к которому они еще обыкновенно прибавляют (чаще всего около верховьев Усури) прилагательное "мырга́", т. е. богатый, чтобы выразить особенное уважение к тигру. Китайцы, по-видимому, мало или вовсе не питают к этому зверю суеверного страха. Туземцы, живущие по берегам нижнего Амура, особенно мангуны и гиляки, которые боятся тигра, если возможно, еще более чем ходзены, имеют, как известно, идолов, представляющих тигра; эти идолы, бывающие разной величины, вырезываются из дерева и размалевываются черной и красной красками. Таких же идолов находим мы у ходзенов около нижнего течения Усури, у которых они бывают расставлены поблизости жилищ, а маленькие нашиваются также на платье. Эти идолы освящаются шаманами посредством пения священных песен, и после того, по мнению ходзенов, имеют силу предохранять своих владельцев от различных несчастий, особенно же от нападений тигра.
Подвигаясь вперед против течения Усури, мы находим этих идолов все реже и реже, и, наконец, там, где китайское население уже довольно густо и конфуциево учение господствует между туземцами, там их, по-видимому, уже вовсе нет.
Мясо тигров не употребляется в пищу, как обыкновенное кушанье; только охотники едят его иногда из суеверного убеждения, что такая пища может предохранить их от нападения тигра.
Тигровые шкуры ценятся весьма высоко китайскими торговцами, которые платят за них, на месте, по 15–25 янгов за штуку. Они идут на короткие епанчи, которые носят живущие в городах достаточные манджуры и китайцы. Кости тигров также покупаются китайцами, которые платят за них довольно дорого и употребляют их как лекарство, увеличивающее телесную силу.
17) Felis Irbis Mull. Барс.
У ходзенов: ерга́.
У манджуров: ярха́; самец: муха́нь.
У китайцев: пау, цинь-цен-пау, или дзинь-зень-пау (около озера Кенгка ).
Барс или ирбис водится по всему протяжению усурийской долины, от устья до верховьев Усури и, далее на юг, в области источников этой реки. Но, по словам туземцев, он встречается здесь далеко не так часто, как тигр, а во многих местностях и вовсе неизвестен, как например при устье Нора, в горах Каланг и около впадения Мурени. Вообще, местности, в которых он, по мнению жителей, не попадается, находятся на левом берегу; напротив, туземцы, живущие на правом берегу, почти везде говорили мне, что ирбис у них водится. От чего происходит такая неравномерность в распространении барса по обеим сторонам Усури, находится ли она в связи с характером местности в различных частях усурийской долины, или проистекает из каких-либо других причин — этого в настоящее время сказать нельзя. Как бы то ни было, уверения туземцев, что барс редок или вовсе не встречается в каких-нибудь местностях, нельзя объяснять тем, что туземцы его не знают или смешивают с тигром. Ирбис хорошо им известен: они и описывали, и рисовали его мне не так, как тигра. Сверх того, я видал у туземцев, живущих около нижнего течения Усури, идолов, представляющих барса, и эти идолы хотя были такой же формы, как и идолы, изображающие тигра, но значительно отличались от последних раскраскою; а именно, фигуры, представляющие барса, были покрыты черными и красными или одними черными пятнышками, тогда как статуйки тигра были раскрашены полосами.
Можно наверно сказать, что жители усурийской долины боятся барса еще более, чем тигра, хотя и не имеют для этого никаких разумных оснований, потому что первый, как известно, нисколько не кровожаднее второго. Чтобы показать, как велик этот страх, расскажу одно происшествие, случившееся зимою 1858/59 года. В ходзенское селение Дзоадза, находящееся на нижнем течении Усури, повадился ходить один барс. Он являлся каждый день в течение нескольких недель и навел ужас на весь околоток. Нисколько не боясь соседства людей, он, при всяком своем появлении, подходил к жилищам и уносил собаку или свинью, так что, наконец, в селении не осталось ни одной собаки. Ни жертвы, которые были предлагаемы хищнику, ни заклинания шаманов не могли избавить ходзенов от посещений непрошеного гостя. Наконец, после долгих совещаний, решено было, по предложению шаманов, отдать на съедение зверю ребенка, как такую жертву, которая наверно его умилостивит. К счастью, однако же, до этого дело не дошло, потому что к тому времени прибыли в селение русские казаки, которые устроили охоту на барса и убили его.
18) Felis sp. Вид кошки.
У ходзенов: биха́нг-кыска или хури́-кыска.
У китайцев: е-мау или сенг-мау.
Китайцы и ходзены, живущие при верхнем и среднем течении Усури, говорили мне, что у них водится одна кошка, которая, судя по их описанию, не может быть отнесена ни к одному из видов кошачьего рода, какие были находимы в амурском крае до последнего времени. По этому описанию, она похожа окраскою на рысь, от которой, однако же, отличается с первого взгляда недостатком ушных кисточек и не черным концом хвоста; длина зверя должна быть около 12 дюймов, не считая хвоста, а длина последнего — 9 дюймов. Музеум Петербургской Академии Наук недавно получил из окрестностей Благовещенска один экземпляр Felis undata Desm.,[62] и весьма может быть, что кошка, о которой я здесь говорю, относится к этому виду; по крайней мере то, что я о ней слышал, этому не противоречит.
Что касается распространения этого зверя в усурийской долине, то, по рассказам местных жителей, он встречается только на верхнем и среднем течении Усури, хотя и здесь, вообще говоря, редок; на нижнем течении жители везде уверяли меня, что эта кошка у них не водится.
19) Felis catus L. Кошка дикая.
У ходзенов: одзальхи́.
У манджуров: удзирха́.
У китайцев: хоймалэ (?).
И этого вида я не мог найти шкурок в усурийской стране; но тем не менее, считаю себя вправе признать одну из здешних кошек, которую мне описывали туземцы, за дикую кошку. Они говорили мне, что это животное несколько больше домашней кошки и что, именно, длина его без хвоста равняется, приблизительно, 9 дюймам, а длина хвоста 5 дюймам; что спина у него бурая, иногда светлее, иногда темнее, и, подобно хвосту, исчерчена многочисленными более темными полосами, идущими поперек. По словам туземцев, эта кошка водится в лесистых горах около верхнего и, реже, среднего течения Усури и, подобно предыдущему виду, относится к числу животных, встречающихся весьма не часто. Так, в горах Даубихи и Ситухи мне говорили о ней, как о звере, который хотя и встречается там, но одиночно. В речной области Имы туземцы могли припомнить только один случай, что у них была убита дикая кошка, а именно на горе Лаизха, около истоков Имы. В этой речной области, или немного севернее, должна проходить и полярная граница этого вида, потому что около Субки, как положительно уверяли меня тамошние жители, дикая кошка уже не встречается.
Она мечет, как я слышал, в конце апреля или в начале мая 1–2 котят. Если охотник попадет на след дикой кошки, то загоняет ее на дерево и там застреливает. Шкурки этих зверей охотно покупаются китайцами, которые платят по 2 янга за штуку.
20) Felis domestica Briss. Кошка домашняя.
У ходзенов: кыска́; кот: хус-кыска́; кошка: аси-кыска.
У манджуров: кэшкэ.
У китайцев: мау.
В усурийской долине я находил домашних кошек во всех китайских жилищах и в некоторых ходзенских селениях; ходзены и, особенно, китайцы очень их любят, но мало получают от них пользы, а держат в домах или, реже, в кладовых преимущественно как животных, доставляющих удовольствие.
Кошки и до сих пор доставляются в усурийскую страну китайскими купцами, и города, из которых они сюда привозятся, суть Гирин, Нингута и Сань-син. Все те, которых я видел в этой стране, были короткошерстые[63] и различных мастей, а именно: пятнистые, черные с белым; рыжие, цвета обыкновенной лисицы; наконец такие, окраска которых представляла смесь всех упомянутых цветов. От наших европейских кошек они отличались, может быть, тем, что имели несколько более удлиненные формы. Китайские купцы, торгующие в Усурийской долине, не кастрируют тех котов, которых продают или дарят туземцам; что, по словам г. Шренка[64], делают, из жадности, китайские же купцы, посещающие нижнее течение Амура. Русские привозят домашних кошек на Усури с 1858 года, но в незначительном числе.
II. INSECTIVORA.
21) Erinaceus europaeus L. var. amurensis Schrenck. Ёж обыкновенный.
У ходзенов: сёнгга́.
У манджуров: сэнгэ.
У китайцев: цы́уэ.
До сих пор мы имели только два указания на то, что ёж водится в амурском крае: г. Шренк[65] говорить об экземпляре этого животного, который он привез из окрестностей Айгуна, а я сообщил сведения о ежах, водящихся у мыса Маие́[66] на нижнем Амуре. Теперь благодаря данным, которые я собрал в последнее свое путешествие, я могу сказать, что он водится и по всему течению Усури: в этом убеждают не только сведения, сообщенные мне туземцами, которым ёж здесь везде хорошо известен, но также и три шкурки, привезенные мною отсюда. Относительно распространения его в этой части Азии, я должен заметить, что не могу наверное сказать, водится он или нет у самого устья Усури, в Хёхцырских горах: некоторые туземцы говорили, что видали его здесь, а другие, напротив, уверяли, что он в этой местности не встречается. Как бы то ни было, но немного выше устья, на правом берегу, в той местности, где лежат Хаута, Субки и Ауа, ёж уже несомненно встречается; одна из привезенных мною шкурок снята с животного, пойманного именно здесь. Впрочем, по нижнему течению Усури он, кажется, вообще не очень обыкновенен, а в некоторых местностях, по словам туземцев, и вовсе не встречается, как напр. на мысе Каланг и около Нора. Далее вверх по течению он становится обыкновеннее и попадается в находящихся выше устья Бикина горах Сумур, Дузхеле и Акули. В странах, прилежащих к верхнему течению Усури и по рекам Ситухе и Даубихе, ёж везде известен туземцам и встречается, как они мне говорили, весьма часто. Поэтому можно наверно принять, что по усурийской речной области отечество ежа раздвигается из северо-восточного Китая к Амуру. Привезенные мною с Усури три шкурки весьма неполны: у них нет ни головок, ни конечностей. Поэтому я ничего не могу прибавить к данному г. Шренком описанию ежа, добытого на Амуре, и вообще о шкурках могу сказать только то, что по характеру игл их должно принять за принадлежащие географической разности европейского вида ( E. europaeus var. amurensis ).
По словам туземцев, ежи уходят в свои норки для зимнего сна в октябре. Туземцы же говорили мне, что эти животные часто делаются добычею соболей, для которых составляют лакомую пищу; интересно было бы знать, каким образом соболь побеждает ежа, который одарен такими превосходными средствами защиты. Китайцы и ходзены едят ежей, мясо которых, по их словам, весьма вкусно. Сверх того, кажется еще, что это животное пользуется у китайцев некоторым почтением, и даже играет какую-то роль в их религиозных воззрениях; я думаю так потому, что однажды видел в китайском храме вывешенную ежовую шкуру.
22) Sorex vulgaris L. Кутора обыкновенная.
У ходзенов, при нижнем течении Усури: хуяхонгко́(?).
Это животное, нередкое на Амуре, также нередко и в усурийской стране, где я находил его по всему течении Усури от устья до истоков и около озера Кенгка. Я нередко видал куторов в огородах и на полях, засеянных просом, но чаще всего встречал их бегающими около самого русла Усури.
В сентябре месяце мне часто случалось находить около реки трупы этих животных, выброшенные на берег течением. То же самое наблюдал я, уже прежде, на Амуре, и считаю небезосновательным объяснить это явление тем, что обыкновенные куторы совершают переселения во время которых переплывают реки и при этих переправах тонут.
В медицине ходзенов все маленькие виды мышей и, в особенности, эта кутора имеют частое приложение. Мягкие волосы, выдергиваемые из ее шкурки, прикладываются к ранам, и преимущественно, к золотушным язвам, которые часто развиваются у детей ходзенов на голове.
23) Sorex pygmaeus Laxm. Кутора малютка.
Гораздо реже предыдущей, но также встречается по всему течению Усури. 17 августа я нашел у северного края озера Кенгка множество трупов этого вида, выброшенных на берег волнами.
24) Talpa. Крот.
У ходзенов: мунгту́.
У манджуров: мугтунь.
У китайцев, около Дамгу и при озере Кенгка: фён-чуза.
Хотя я не только не мог добыть, но даже и не видал ни одного крота в усурийской долине, однако же считаю себя вправе поместить этого зверя в число водящихся там животных. Кроме того, что местные жители говорили мне названия крота на своих языках — китайцы так хорошо описывали его и так скоро узнавали на рисунках, которые я им показывал, что я решительно не могу сомневаться в том, что крот действительно водится в усурийской стране. Так как мех этого животного был описан мне как черный, блестящий, то вероятно, что оно относится к виду Talpa europaea, который уже был найден в Восточной Сибири, а именно на Лене и около Байкала. Может быть, впрочем, что приусурийский вид отличается от европейского и даже тождествен с T. Woogura, которого нашел в Японии Зибольд; так можно думать потому, что некоторые из местных жителей видали, по их словам, серых или желтовато-серых кротов. Как бы то ни было, крот усурийской страны есть форма новая, по крайней мере для амурского края.
Что касается распространения этого животного, то на самом Амуре оно до сих пор не было найдено, и на Усури я в первый раз услыхал от местных жителей, что оно у них водится только около Бикина. Далее, вверх по Усури, оно известно жителям почти во всех местностях, как напр. около Бихарке, Ойонго, Даланг, Дамгу и проч., а в области источников Усури — на Даубихе. Также и при истоке Сунгачи из озера Кенгка крот хорошо был известен туземцам, которые говорили мне, что он водится далее внутрь страны, а не встречается на подверженных наводнениям низменностях, которые составляют здесь собственно берега озера. Г. Максимович (1. с.) также говорит о кроте, водящемся на Усури, приводя притом одно из имен этого животного, указанное и у меня, а именно мунгту. По словам этого ученого, крот употребляется на Усури как лекарство против опухоли членов.
III. CHIROPTERA.
25) Vespertilio mystacinus Leisl. Летучая мышь.
У ходзенов при устье Усури: хыре́бденгги; при верхнем течении Усури: хылебдехи.
У китайцев, при Дамгу: ямбэхулл.
Это единственный вид рукокрылых, экземпляры которого я привез из усурийской страны, где он, по-видимому, встречается чаще всех других. Он водится по всему протяжению Усури, которое я проехал, и потому площадь распространения его, протягивающуюся на восток, как известно, до Татарского пролива, должно расширить на юг до 45° с. ш.
Я часто видал этих животных, сейчас после заката солнца, летающими над поверхностью реки, по опушкам лесов и около жилищ; днем они держатся на чердаках и в других темных местах. В конце сентября они везде еще показывались в большом числе.
Что, кроме этого, в усурийской стране встречаются еще другие виды рукокрылых, в том, конечно, нельзя сомневаться; я сам видал здесь летучих мышей, которые были гораздо больше, чем V. mystacinus, и которые, может быть, принадлежали к виду Plecotus auritus, распространенному, по свидетельству г. Шренка[67], до залива Хаджи ( Императорской гавани ).
IV. GLIRES.
26) Pteromys volans L. Летяга.
У ходзенов: хонгмо́.
У манджуров: омкя.
У китайцев: фейшу́.
Этот вид уже прежде был находим по всему Амуру, а так как, по моим исследованиям, он встречается и по всей Усури, то область его распространения должна быть расширена на юг до 43° с. ш. Должно, впрочем, заметить, что и этот градус не может еще быть признан за экваториальный предел летяги, потому что китайцы рассказывают о ней, как о животном, водящемся еще в горах долины Суйфуна, и весьма вероятно, что южная граница ее распространения совпадает с такою же границею хвойных лесов. Так как хвойный лес составляет для летяги необходимое условие жизни, то мы и находим ее около самого русла Усури только в местности, облегающей устье этой реки (в Хёхцырских горах), и в гористых частях области ее истоков. Во всех остальных частях усурийской долины это животное водится на некотором расстоянии от реки, в горах, поросших хвойным или, по крайней мере, мешаным лесом. Местные жители говорили мне, что летяга весьма обыкновенна в усурийской стране, и притом уверяли, что зимою она попадается всего чаще и тогда живет также в лиственных лесах, на подходящих к реке отрогах гор. Туземцы не едят ее мяса, а китайцы не покупают ее шкурок, и оттого первые вовсе не промышляют летяги.
27) Sciurus vulgaris L. Белка обыкновенная или векша.
У ходзенов: улюки́.
У манджуров: улху.
У китайцев: хуйшу́.
Животное это, столь распространенное в северной Азии, водится и в усурийской долине, где встречается одинаково часто по всему протяжению Усури от устья до области ее истоков, а также и в этой последней. Но, как зверь, главную пищу которого составляют семена хвойных деревьев, векша держится преимущественно в некотором отдалении от реки, в горах, поросших хвойным и мешаным лесом, а в лиственных лесах около самого русла встречается весьма редко. Что животное, о котором я говорю, действительно есть S. vulgaris, в этом я убедился собственным наблюдением. Сверх того, и туземцы единогласно уверяли меня, что у них не водится никаких других видов белки, кроме нашей европейско-азиатской векши, так что я не имею причин предполагать, что на Усури попадается японская S. lis., описанная Темминком, или какая-либо другая белка, отличная от S. vulgaris. Усурийские векши, как в летней, так и в зимней одежде совершенно сходны окраской с векшами, которые водятся на нижнем Амуре, и которых г. Шренк описал в своей книге[68]. Они весьма темноцветны и во множестве шкурок, которые я видел на месте и частью привез с собою, я не мог заметить никакой разницы между животными, убитыми около устья Усури, и животными, добытыми при ее истоках. Так как соболей в усурийской стране еще весьма много, то белка не имеет большого значения в промышленной деятельности здешних жителей; за ней собственно здесь никогда не охотятся, тогда как на верхнем Амуре, где соболей уже почти нет, векша составляет предмет особенного промысла. Те шкурки, которые случается находить в усурийской стране у местных охотников и китайских торговцев, сняты или с белок, сделавшихся жертвами снарядов, которые ставятся для добывания соболей, или с белок, убитых случайно, при охоте за другими животными. Впрочем, китайцы покупают беличьи шкуры, только платят за них очень дешево: за 20 зимних шкурок продавец получает от них, в усурийской долине, один янг.
28) Tamias striatus L. Бурундук обыкновенный.
У ходзенов: ульги́.
У китайцев: хуа-ба́нгза или хуа-шу́за.
Этот вид, как известно, распространен по всей Сибири от Урала до Восточного океана и идет далеко на север. В усурийской стране бурундук также водится и встречается весьма часто по всему течению Усури от устья до области истоков, в которой он тоже весьма обыкновенен, равно как и при озере Кенгка. Хотя главную пищу его, по-видимому, составляют семена хвойных деревьев, однако же он водится не только в тех местностях, где растут эти деревья, но кое-где живет также и в лиственных рощах луговых степей, где, вероятно, питается преимущественно орехами лещины ( Corylus heterophylla ). В этих рощах, в которых кусты последней часто составляют подлесь, я не раз видал бурундуков, ловко прыгающих около деревьев, и слыхал свистящие звуки, которые они издают. Шкурки бурундуков, привезенные мною из усурийской страны, совершенно сходны с шкурками, которые я прежде привозил из различных частей Сибири. Зверек, убитый 17 августа, около озера Кенгка, имел совершенно развитую летнюю одежду и уже не линял. В сентябре бурундуки очень деятельно занимались собиранием запасов на зиму, и у нескольких неделимых, которых я убил в это время, на мысе Уанг-бобоза, защечные мешки до того были набиты кедровыми орехами, что животные имели совершенно особенную физиономию: казалось, что у них по бокам шеи находятся огромные опухоли. Около этого же времени поспевают и орехи лещины, которые, достигнув полной зрелости, падают на землю, откуда множество их собирают бурундуки и другие грызуны.
29) Mus decumanus Pall. Пасюк, домовая крыса.
У ходзенов: сингири́.[69]
У манджуров: лэнгэри.
У китайцев: ха́уза.
Пасюки нередки по всему течению Усури, но, по-видимому, не так здесь многочисленны, как на нижнем Амуре, и особенно около его устья, где они составляют настоящую язву для поселенцев. Впрочем, и в усурийской долине ходзены устраивают свои кладовые на высоких кольях, для того, чтобы предохранить свое имущество от крыс. Китайцы, которые большею частью держат свои запасы в небольших кладовых, устроенных прямо на земле, употребляют против крыс кошек и особенного рода большие мышеловки.
Пасюки в усурийской стране, по-видимому, живут не в одних только обитаемых местах; так можно думать потому, что они во множестве явились у первых русских поселенцев на Усури, как только те здесь основались. Так, например, небольшой военный пост, основанный русскими около реки Сунгачи в таком месте, где вокруг на далекое расстояние не было ни одного ходзена или китайца — этот пост с самого начала очень много терпел от пасюков. Как только он был основан, они во множестве стали забираться в землянки, в которых были складены жизненные припасы, и уничтожили значительное количество последних.
30) Mus musculus L. Мышь домовая.
Хотя животное это и было уже указано Зибольдом[70] на крайнем востоке Азии, однако же ни г. Шренк[71], ни я не находили его на Амуре. На Усури я нашел домовую мышь только в одном месте, около китайского селения Дамгу; однако же едва ли можно сомневаться в том, что она водится и далее вниз по течению этой реки и даже со временем будет найдена на Амуре. Если мышей не было в усурийской долине до поселения в ней русских, то они, конечно, занесены в нее последними из Забайкальского края. Но едва ли не вернее будет принять, что они водились на Усури и прежде. По крайней мере, факты заставляют так думать: Дамгу лежит в десяти верстах от ближайшего из русских поселений, казачьей станицы; притом эта станица основана в том же году, в котором я посетил Дамгу, и находится на правом берегу Усури, тогда как Дамгу построено на левом, на котором русские вообще не селятся.
Мыши, которых я наблюдал в этом селении, жили вместе с Mus minutus и Arvicola rufocanus в скирдах конопли, где я и поймал несколько штук M. musculus 8 сентября. Привезенные мною экземпляры несколько темнее добытых в других частях Сибири и почти не различаются цветом от типической европейской формы.
31) Mus minutus Pall. Мышь малютка.
До сих пор думали, что область этого вида не простирается на восток далее Даурии, в которой его указал Паллас[72]. Однако же в последнее свое путешествие я нашел мышь малютку на Усури, что заставляет отодвинуть восточную границу этого вида еще на 16° к востоку. Впоследствии, он, вероятно, будет найден и на пространстве между восточною границею, которую указали наблюдения Палласа, и усурийскою долиною. Привезенные мною, весьма многочисленные, экземпляры приготовлены из животных, которые были пойманы 8 сентября в селении Дамгу. Мыши малютки жили здесь в скирдах конопли и были весьма многочисленны; это самый часто встречающийся из здешних видов рода Mus. Они в большом числе забираются в кладовые китайцев и даже постоянно жили в наших лодках во время моего путешествия. Привезенные мною экземпляры принадлежат животным различного возраста. Между ними попадаются и экземпляры совершенно уже выросших детенышей, отличающиеся от прочих бурым цветом меха.
32) Arvicola rutilus Pall. Полевка красная.
Привезенные мною с Усури экземпляры совершенно сходны с экземплярами из окрестностей Якутска и с верхнего Амура. Как далеко распространен этот вид на юг, вверх по течению Усури, я не могу сказать; замечу только, что я еще находил красную полевку около устья Имы, приблизительно под 46° с. ш. Она не очень редка в усурийской долине и любимое ее местопребывание составляют здесь лиственные леса, где она устраивает свои жилища под корнями деревьев; в этих норках я находил ее запасы, состоящие из различных кореньев, орехов и луковиц. Иногда красная полевка попадается и в кладовых, в которых местные жители держат свои съестные припасы и другое имущество.
33) Arvicola amphibius L. var. terrestris. Водяная крыса.
Это животное, столь часто встречающееся на севере, уже редко попадается на Амуре; в усурийской же долине, по-видимому, находится уже близкая к экваториальной границе часть области его распространения. Во все время моего пребывания в этой долине, следовательно, в течение трех с половиною месяцев, я мог добыть только весьма небольшое число неделимых водяной крысы. Также и местные жители говорили мне, что она у них очень редка. Привезенные мною экземпляры все принадлежат к короткохвостой разности, к которой г. Шренк относит и экземпляры, добытые на Амуре. Потому можно принять, что эта разность есть форма южная, тогда как длиннохвостая принадлежит северу.
34) Arvicola obscurus Eversm.
Хотя эта полевка не была наблюдаема в приамурском крае, однако же весьма вероятно, что она там найдется; так можно думать потому, что г. Миддендорф указывает ее в числе животных, водящихся около Удского Острога[73]. На Усури она принадлежит к редким животным, и я привез оттуда только один экземпляр, пойманный 14 июня около устья Имы. Этот экземпляр совершенно подходит к точному и полному описанию, которое дано г. Миддендорфом. По строению зубов он типический: с косвенно направленною внутрь переднею складкою эмали на первом коренном зубе нижней челюсти.
35) Arvicola rufocanus Sundv.
Этих полевок, которые до сих пор не были наблюдаемы в амурском крае, я нашел довольно много 8 сентября около Дамгу, где они жили, вместе с упомянутыми выше полевками и мышами, под скирдами конопли. Привезенные мною экземпляры ничем не отличаются от типических сибирских.
36) Lepus variabilis Pall. Заяц беляк.
У ходзенов: заяц вообще: гурмаху́нг (реже гульмаху́нг ); белый заяц: цагдза́нг-гурмахунг; черный заяц: гурмахунг-кечерен (реже сахари́н гурмагунг ).
У манджуров: гулмаху́нь.
У китайцев: тху́дза.
Беляк водится по всему течению Усури и в области ее истоков. Все шкуры, которые я видал на месте и привез с собою, совершенно сходны с нашими европейскими. Во все продолжение моего пребывания в усурийской долине, и летом, и осенью, я весьма редко видел беляков, и только иногда замечал следы их на песке. Последнее нельзя, однако же, объяснить тем, что когда нет снега, то трудно заметить заячьи следы; напротив, причину упомянутого обстоятельства составляет то, что в то время года, которое я провел в усурийской долине, беляки, как уверяли меня и местные охотники, держатся в лесах. К зиме они, по словам туземцев, выходят на берега и на острова реки, чтобы провести тут холодное время года, и тогда встречаются в этих местностях в большом числе. Охота за зайцами начинается с первым снегом и производится обыкновенно посредством западней с самострелами и других подобных снарядов. Заячьи шкурки мало ценятся в усурийской долине; китайцы вовсе их не покупают и они находят некоторое приложение только в домашнем быту туземцев, которые употребляют их преимущественно на приготовление нагрудников, набрюшников, ноговиц и т. п.
По рассказам туземцев, на Усури водится еще черная разность беляка, которая, впрочем, встречается здесь весьма редко.
37) Lepus sp. Вид зайца.
У ходзенов: борто́ гурмахунг (т. е. серый заяц).
Туземцы единогласно уверяли меня, что в усурийской долине водится, кроме беляка, еще другой вид зайца, отличающийся от первого меньшею величиною и постоянно серым цветом меха в течение всей зимы; летняя шкурка этого второго вида, которую я привез из селения Нейдзанг (при среднем течении Усури), к несчастью, весьма неполна (у ней недостает конечностей и головки), так что нельзя решить, принадлежит ли животное, о котором здесь идет речь, к какому-либо из известных уже видов или к новому. По величине и окраске этот вид совершенно сходен с японским Lepus brachyurus Temm.[74], и весьма может быть, что в амурском крае находится северная часть области распространения последнего. Но окончательно решить этот вопрос могут только новые исследования.
Что касается распространения этого животного в усурийской долине, то, по словам местных жителей, оно водится около Усури и, далее на юг, в области ее истоков. Местные же жители говорили мне, что оно везде встречается часто, если возможно, даже чаще беляка, и живет преимущественно в лесистых горах.
В Bull. de l'Acad. de St. Petersb. t. II, г. Максимович сообщает об этом зайце весьма интересные сведения, которые довольно согласны с тем, что я сам узнал о нем. Г. Максимович говорит, что зверь, о котором идет речь, наружным видом, нравами и пищею совершенно сходен с беляком и что следы обоих животных также одинаковы, с тою только разницею, что следы последнего не так малы.
V. PACHYDERMATA.
38) Sus scrofa L. Кабан.
а ) S. scrofa ferus Gmel. Вепрь или дикая свинья.
У ходзенов: ни́кта; кабан (самец): э́ха; свинья (самка): öнöки́; поросенок: джо́рхоре.
У манджуров: кабан: айдагань; кабан, весьма старый: хаягта; кабан одногодовалый: нухэнь; поросенок: михачань.
У китайцев: йе-джую; кабан: тьяуча.
Усурийская долина, с ее лиственными лесами, в которых дубы составляют одну из обыкновенных древесных форм, и с ее необозримыми лугами, среди которых беспрестанно попадаются озера, заросшие тростником и высокою травою — эта долина соединяет в себе самые выгодные условия для жизни диких свиней. И действительно, их здесь очень много, как при озере Кенгка, так и на всем пространстве, которое тянется по Усури от устья до верховьев и проходит еще далее на юг, в область ее источников.
Туземцы промышляют дикую свинью весьма часто и различными способами, вследствие чего они знают ее в биологическом отношении лучше, чем какого-либо другого зверя, и рассказы их об образе ее жизни и распространении особенно заслуживают вероятия. Тем более удивительными показались мне уверения их, что вепрь чаще встречается в горах, чем на луговых степях: что он, напр., весьма обыкновенен около Дамгу, в горах правого берега, и весьма редок на равнинах, которые тянутся здесь по левую сторону Усури. В некоторых местах, как напр. около Ауа, туземцы даже уверяли, что он у них водится только на правом берегу, а на левом вовсе не попадается. От туземцев же узнал я, что многочисленность или редкость вепрей в различных местах зависит от урожая желудей, изменениям которого должно даже приписать и случающиеся здесь довольно часто переселения этих животных.
Туземцы, хотя и очень боятся вепря, однако же отваживаются нападать на него; промышлять его они начинают с первым снегом и производят этот промысел различно: иногда ставят самострельные западни в тех местах, где заметят следы вепрей, а иногда гонят зверя собаками и убивают его из ружья. Вкусное мясо этого животного весьма часто употребляется жителями усурийской долины в пищу, а шкура имеет много приложений в домашнем быту ходзенов, которые приготовляют из нее коврики, охотничьи и рыболовные передники и тому подобные вещи.
b ) Sus scrofa domestica Briss. Свинья домашняя.
У ходзенов: ольге́нг; боров: хус ольгёнг; свинья (самка): моходзи́.
У манджуров: дзудура, ульдзянь, мэмэнь; весьма старое животное: мэхэджень; поросенок: михань.
У китайцев: дзия-джуо.
Свиноводство, в истинном смысле этого слова, существует в усурийской долине только у живущих по верхнему течению Усури китайцев, которые, занимаясь хлебопашеством и огородничеством в больших размерах, имеют средства кормить и содержать большое количество свиней. За Дамгу, вниз по Усури, китайцы хотя еще все занимаются огородничеством, но хлеба сеют уже очень мало, сообразно с этим, и свиней держат здесь только некоторые из них, да и то в небольшом числе, а другие вовсе их не имеют. То же самое можно сказать и о ходзенах, с тою только разницею, что у них этих животных еще менее, — обыкновенно по одному или по два на семью, — и что ходзены, сами, имея нужду в свиньях, обращаются за ними к китайцам. Когда я спускался по Усури, то в последний раз видел этих животных в Хайцо, у жившего там достаточного китайца; так что через это место должна проходить граница той части усурийской страны, в которую домашняя свинья введена китайцами. Ходзены, как племя полукочевое, для которого, притом, рыболовство составляет одно из главных средств к жизни, большею частью проводят лето вне своих постоянных жилищ, около богатых рыбою частей реки. Отправляясь на эти летние места жительства, они берут с собою — если только какой-нибудь из членов семьи не остается в постоянном жилище — и всех, впрочем весьма немногочисленных, домашних животных (собак, свиней, кошек), которых имеют. Эти животные остаются при них во все время пребывания у реки и во все продолжение рыбного промысла, ходзены кормят своих свиней рыбою, отчего мясо этих животных имеет весьма противный вкус ворвани.
Свиньи, которых я видал у туземцев, были хорошей породы, толстобрюхие, коротконогие, иногда белые, иногда черные, а иногда, наконец, пятнистые.
Во время моего пребывания в усурийской стране (до сентября 1859 года), домашних свиней, привезенных русскими, можно было найти здесь только при устье Усури, где я видел несколько этих животных в казацких станицах Корсакова и Казакевича. В других местах русские поселенцы вовсе еще не имели скота, потому что он еще не прибыл из Забайкальского края, откуда должен был быть им доставлен.
VI. RUMINANTIA.
39) Ovis aries L. Баран домашний.
У ходзенов: бальда́ и даху́.
У манджуров: бу́ча.
У китайцев: янг и янг-пинг-ау.
Во всех частях усурийской страны, которые только мне удалось посетить, я нигде не видал, чтобы китайцы или ходзены держали овец. Но, так как г. Шренк сообщает нам[75], что овцеводство существует при верхнем течении Усури, то я и старался, по возможности, собрать сведения, которые бы могли подтвердить это показание. Постоянно расспрашивая местных жителей об этом предмете, я постоянно же получал от них ответ, что и на верхнем течении Усури китайцы, занимающиеся земледелием, еще не приняли овцу в число своих домашних животных. Наглядным образом знают ее только те из обитателей усурийской страны, которые сами бывали на Сунгари; напротив, по имени она известна здесь всем, оттого, что китайцы ежегодно привозят сюда из Гирина достаточное число овчин, как для собственного употребления, так и для продажи ходзенам. Со стороны русских овцеводство введено в усурийской стране еще в весьма малых размерах: я видел здесь русских овец, да и то в очень небольшом числе, только в казацких станицах при устье Усури. Однако же нет сомнения, что со временем это животное будете играть весьма важную роль в быту русского населения усурийской долины.
40) Antilope crispa Temm.
У ходзенов: на среднем течении Усури: эмату, лама́-хони и хуре́н-хони; на верхнем течении Усури и на Даубихе: эмахо́нг[76].
У манджуров: имаху.
У китайцев: сью-янгза (также: суэнг-янг и соэ-янг ).
Так как г. Шренк[77] уже нашел это животное на нижнем Амуре и в береговом хребте ( Сихота-алин ), а г. Радде в Хинганских горах, то я с большим старанием исследовал, не водится ли оно и в стране, которая лежит между тремя указанными местообитаниями A. crispa. Весьма немногие из виденных мною местных жителей были в состоянии сообщить о нем какие-либо сведения; остальным же оно было вовсе неизвестно, потому что не водится около самой Усури, по крайней мере на нижнем, среднем и на нижней части верхнего ее течения. Тем не менее однако же я убедился, что A. crispa действительно водится на пространстве, лежащем между Хинганскими горами и береговым хребтом, хотя и не видал здесь ни ее самой, ни каких-либо ее частей; к такому убеждению привели меня рассказы тех из местных жителей, которым она была известна, а, что рассказывающие говорили действительно о ней — в том я не могу сомневаться, потому что они описывали мне весьма подробно ее размеры и другие признаки, и это описание совершенно подходит к тому, что мы уже знаем о A. crispa.
Животное это преимущественно водится на скалистых горах берегового хребта, где, по-видимому, держится в хвойных лесах северных склонов. Потому ходзены и называют его, весьма метко, лама́-хони (т. е. морской баран) и хуре́н-хони (т. е. горный баран). Ближе к Усури встречается оно в области ее источников, и именно на реках Уллахе и Даубихе, где живет на утесах. Видавшие его здесь ходзены говорили мне, что оно весьма чутко и пугливо, и что им редко удается видеть его, а еще реже случается убить. Орочи, живущие на берегах моря и на береговом хребте, бьют его гораздо чаще. Как далеко идет A. crispa на юг и на запад — я не могу сказать; замечу только, что, по словам китайцев, живущих у озера Кенгка, куда они переселились из Гирина, она нередко встречается в горах, лежащих на юг и на запад от этого озера.
41) Bos taurus L. Бык обыкновенный.
У ходзенов: эха.
У манджуров: ихань; корова: униень; теленок: тукшань.
У китайцев: нэу́ и ню.
Покуда на Усури жили только ходзены и китайцы, т. е. до той поры, когда здесь начали селиться русские (до 1858 года), этот вид домашних животных был известен жителям большей части усурийской страны почти только по имени; крупный рогатый скот видали только те из них, которые бывали в области источников Усури или на Сунгари, где издавна существуют многочисленные стада его.
Подымаясь по Усури от ее устья, мы в первый раз встречаем домашних животных вида B. taurus, не привезенных из России, около устья Фудзи и особенно по этой последней реке, где есть небольшие стада их, которые хорошо содержатся и состоят из высокорослых неделимых. Здесь же должна проходить и северная граница китайского крупного рогатого скота, которая совпадает с такою же границею хлебопашества, введенного в усурийскую страну из Китая. Относительно последнего можно, конечно, заметить, что и на среднем течении Усури китайцы имеют поля, засеянные ячменем; но эти поля всегда весьма малы и составляют не более, как часть огородов. Напротив, на Фудзи китайцы засевают ячмень, просо и пшеницу в больших размерах, так что в самом деле заслуживают названия земледельцев; здесь и животные, относящиеся к виду B. taurus, употребляются для полевых работ и для носки тяжестей. Нет сомнения, что животные эти первоначально доставлены сюда от китайцев и манджуров, населяющих берега Сунгари, и именно из городов Гирина и Нингуты, с которыми китайцы, живущие на Усури, издавна находятся в весьма частых сношениях.
Со стороны русских введение в усурийскую долину домашнего скота, относящегося к виду B. taurus, только еще начиналось в то время, когда я в ней находился: его можно было найти у русских поселенцев только при устье Усури, в станицах Казакевича и Корсакова; далее же вверх по реке русские колонии, доходившие уже до устья Дамгу, вовсе еще не были снабжены скотом; он, как я уже выше заметил, еще не был доставлен сюда из Забайкальской области. Нет сомнения, однако же, что это состояние дел должно совершенно измениться в непродолжительном времени. Усурийская долина с ее превосходными лугами представляет наивыгоднейшие условия для развития скотоводства, и, конечно, русские, переселенные сюда с Аргуни, где оно составляло для них главный источник благосостояния, будут заниматься здесь этою отраслью сельского хозяйства еще в больших размерах, чем в прежнем своем месте жительства.
42) Moschus moschiferus L. Кабарга мускусная.
У ходзенов: у́дза.
У манджуров: мияху; самец: айгату.
У китайцев: ча́нгза и джа́нгдзе.
Мускусная кабарга, как известно, живет исключительно в гористых местностях, и именно в таких, где есть утесы, местами обнаженные от земли, а местами поросшие хвойным лесом. Поэтому нет ничего удивительного, что по нижнему и среднему течению Усури она нигде не встречается у самого русла. Это есть необходимое следствие указанных выше, в географическом обзоре, орографических условий страны и характера ее растительности: хотя здесь, особенно на правом берегу среднего течения Усури, и встречаются довольно часто скалистые выступы, подходящие к самой реке, но хвойный лес растет во всей этой стране только на высотах, которые тянутся в значительном отдалении от русла.
Подвигаясь по Усури от устья к истокам, мы находим кабаргу в горах Хёхцырских, Танхе́, Сумур, Са́хале и Акули, где она, по словам охотников, встречается редко. Гораздо чаще, чем в этих местностях, попадается она в областях источников Бикина и Имы, где растительность и климат, более суровый, соответствуют ее образу жизни. По левую сторону от Усури кабарга, как мне говорили, не живет ни в каких горах, кроме вышепоименованных. Зато она водится в стране, орошаемой Даубихою и источниками этой реки, как единогласно уверяли меня охотящиеся там туземцы, которые, однако же, говорили, что она в этой стране уже весьма редка. Что касается до распространения кабарги на юг, то можно думать, что экваториальный предел ее отечества составляют водораздельные горы между системами Усури и Суйфуна; это тем более вероятно, что Зибольд не упоминает о ней в числе животных, водящихся на Японских островах.
В быту ходзенов кабарга, хотя они и нечасто ее убивают, играет, однако же, довольно важную роль, потому что они с большою для себя выгодою продают мускусные мешочки[78] китайцам, которые очень высоко ценят мускус. Последние употребляют это вещество частью как духи, а частью как медикамент, и в медицине их оно находит особенно обширное приложение. Китайские торговцы платят ходзенам 600–800 джеха за мускусный мешочек и в своих торговых сделках принимают 2 хорошие мешочка за ценность, равную одному соболю. Так как кабаргу нечасто убивают в усурийском крае, то и шкурки ее редко случается здесь видеть; местные жители шьют из ножных частей шкурок коврики, а из остальных делают шубы.
43) Cervus Capreolus L. var. pygargus Pall. Дикая коза.
У ходзенов: гиу́ или гиву́; самец: гора́нг; самка: оньи́; невзрослый зверь: ге́лонги.
У манджуров: гио.
У китайцев: пауза.
У орочей: гугду́лли.
Трудно найти страну, в которой бы местность была более благоприятна для косули, чем в усурийской долине. Действительно, около реки мы находим здесь обширные, покрытые высокою и густою травою луга, на которых часто встречаются прекрасные лиственные рощи и которые во многих местах перемежаются со скалистыми выступами, доходящими до самого русла; в лесах мешаных и хвойных здесь также нет недостатка: их весьма много в некотором отдалении от Усури, на горных хребтах. Сообразно со всем этим, косули встречаются в огромном числе по всему течению Усури; они водятся и в области источников последней, но, может быть, не так обыкновенны в этой стране, потому что местность здесь принимает чисто горный характер. По притокам Усури косули попадаются так же часто, как и по этой реке, и я сам встречал их очень много на Сунгачи, равно как и около озера Кенгка.
Во все время моего, почти четырехмесячного, пребывания в усурийской долине, нам едва ли случилось сделать экскурсию или поохотиться, не встретив косуль; они попадались иногда поодиночке, иногда небольшими стадами. В течение дня любимым их местопребыванием были озера, заросшие высокою травою и тростником; вероятно оттого, что они находили здесь более, чем в других местах, защиты от бесчисленных комаров и москитов, которые в усурийской стране действительно бывают нестерпимы. Только после солнечного заката оставляют косули эти убежища, чтобы идти на паству, и на отлогих глинистых или песчаных берегах часто случается находить покрытые бесчисленными их следами места, по которым они проходили.
В первых числах сентября я заметил, что косули начали переселяться из одних местностей в другие, и туземцы сказали мне, что это бывать каждый год около того же времени и продолжается от двух до трех месяцев. Эти переселения состоят в том, что животные перебираются с одного берега Усури на другой, особенно с правого на левый, причем, конечно, должны переплывать через реку. Всего естественнее объяснить это явление тем, что косули, которые провели лето в горах, переходят осенью на луговые степи, где находят более пищи. Вероятно также, что тут действуют еще и некоторые другие причины, как например наводнения, производимые разливами Усури, которые случаются в то время, когда косули совершают свои переходы, и т. п. Некоторые ходзены поселяются на это время и ставят свои летние жилища на левом берегу реки, около тех мест, где косули ее переплывают. Заметив на правом берегу животное, которое подходит к воде с тем, чтобы переправиться на левую сторону, охотник садится в свой легкий берестяной челн, и, когда косуля поплыла, едет навстречу ей, так, чтобы захватить ее около середины реки; здесь он легко убивает животное несколькими ударами маленького копья. Промысел этот в иные годы доставляете ходзенам весьма богатую добычу. Они занимаются им преимущественно для того, чтобы добывать шкурки косуль; мясом этих животных они в то время мало дорожат, потому что тогда же идет и рыба кета, ловля которой дает им достаточное количество пищи. Ходзены всегда очень охотно и дешево продавали нам мясо убитых указанным способом косуль, а, напротив, шкурки уступали весьма неохотно и не иначе, как за дорогую цену. Эти шкурки сбываются за хорошее вознаграждение[79] китайским торговцам, которые покупают их преимущественно для собственного своего употребления: для того, чтобы делать себе из них шубы и т. п.
В заключение, упомяну еще о переходах, которые совершаются в зимние месяцы и зависят от количества снега в разных частях усурийской долины. Эти переходы состоят в том, что косули, которые в течение зимы ходят большими стадами, переселяются из тех мест, где выпало много снега в другие, где он не так глубок и где им легче выгребать из-под него пищу.
44) Cervus Elaphus L. Олень настоящий.
У ходзенов: боца́, а иногда также — комака́.
У них же, на среднем и верхнем течении Усури: на-боца (т. е. земной олень, олень, живущий на земле); самец: мафатанг; самка: оньи́.
У манджуров: буху; самец: мафута́; одногодовалое животное: угэгиэ́нь; невзрослое животное: фядзу́.
У китайцев: лу или ма-лу.
У орочей: кэ́нга.
Это животное водится во всей усурийской долине и хотя встречается здесь не так часто, как косуля, но все-таки принадлежит, особенно на нижнем и среднем течении Усури, к числу преобладающих видов рода Cervus. Что настоящий олень действительно очень обыкновенен в усурийской стране — в том убедили меня не только рассказы туземцев, которых я постоянно о нем расспрашивал, но также шкуры и мясо этого зверя, которые я очень часто находил у них. Я сам нередко видал следы его на берегах озер и поросших ивами островах, а также довольно часто, в осенние вечера, слыхал звуки, которые издает самец, вызывая на битву своих соперников по любви. По верхнему течению Усури и в области источников Мурени настоящий олень встречается, говорят, не так часто: может быть, недалеко отсюда проходит и южная граница его распространения; это тем более вероятно, что здесь уже встречается другой вид Cervus (см. ниже), который заступает место C. Elaphus. Убитые в начале мая животные, которых я видел в усурийской стране, имели уже на всем теле летнюю шерсть и только на спине их оставалось еще немного зимних волос. Неделимые, которых я наблюдал здесь 15 сентября, были уже опять в осенней одежде.
По отношению к домашней экономии, промышленной деятельности и торговле, настоящий олень имеет для ходзенов огромную важность. Он приносит им много пользы, как животное, употребляемое в пищу и доставляющее материалы для одежды; преимущественно же он важен для ходзенов потому, что они продают китайцам шкуры и, особенно, рога его в весьма значительном количестве и с большою для себя пользою. Эти рога — для того, чтобы китайцы признали их хорошим товаром и дорого за них платили — должны быть непременно сняты с животного, убитого весною, в то время, когда они еще богаты сосудами, в которых много крови, мягки и покрыты весьма мягкою волосистою кожею. Русские поселенцы на Усури также знакомы с этим предметом торговли, потому что еще на Аргуни, откуда они сюда перебрались, уже продавали китайцам рога, о которых идет речь, и даже имели для них особое название — панты, конечно, сохранившееся и до сих пор; последнее, впрочем, есть не более, как переделанное на русский лад тунгусское имя этих рогов — фунту. Китайские торговцы называют панты жунг-дзяу и платят за них, на месте, 10–40 янгов за рог — смотря по величине. Такая высокая цена показывает уже, что товар этот очень спрашивается в Китайской империи, и заставляет думать, что он там действительно приносит пользу. Так как употребление, которое делают из пантов в Китае, до сих пор не было еще хорошо описано, то я и старался, по возможности, разузнать у китайцев об этом предмете.
Таким образом мне удалось добыть несколько новых сведений, которые я здесь и сообщу. Общепринятое до сих пор мнение, будто панты употребляются в Китае, как сильный конфортатив, по единогласному отзыву китайцев, несправедливо; они говорили мне, что, напротив, эти рога имеют у них приложение только в медицинской практике, как отличное средство, предписываемое с большим успехом в грудных болезнях. Для этого употребления из рогов вываривается похожий на желатин экстракт, который называется по-китайски жунг-дзяу-гау, он дается внутрь, распущенный в воде, и действует, по мнению китайцев, весьма благотворно, как средство укрепляющее.
Шкуры настоящего оленя ценятся китайскими торговцами в 1 янг штука и принимаются манджурскими чиновниками в уплату дани, которая наложена на туземцев усурийской страны китайским правительством. Ходзены сами обрабатывают большое количество этих шкур: они выделывают из них, с помощью дубления, кожи и приготовляют меховые одежды; те и другие не идут в торговлю, а потребляются самыми производителями.
Настоящая охота за L. Elaphus начинается в усурийской долине с первым снегом и продолжается все время, покуда снежный покров земли дает возможность преследовать зверя по отпечаткам его ног. Впрочем, и кроме этого времени, ходзены нередко убивают настоящего оленя, нападая на него врасплох, когда он плывет через реку.
45) Cervus Dama (?) L. Лань.
У ходзенов: сом-боца.
У китайцев: хуа-лу или мей-хуа-лу.
Жители тех частей усурийской долины, которые окаймляют среднее течение Усури, единогласно уверяли меня, что у них водится еще олень, совершенно отличный от C. Elaphus. По их рассказам, этот олень гораздо менее настоящего, имеет большие рога и в зимней одежде весьма похож на предыдущего, тогда как в летней шерсти бывает красновато-бурый с круглыми беловатыми пятнышками. Так как это животное весьма редко на среднем течении Усури и притом китайцы очень охотно покупают летние его шкуры, то я и не мог достать здесь ни одной из них. Мне удалось добыть в усурийской долине только одну зимнюю шкуру, да и то снятую с животного, которое было убито на Даубихе; эта шкура, которую я привез и в Петербург, совершенно сходна с шкурами европейских неделимых.
О географическом распространена лани я могу сообщить здесь следующее.
Китайцы говорили мне, что она встречается весьма часто около городов Гирина и Нингуты, тогда как настоящий олень уже гораздо здесь реже, чем в усурийской долине. Это заставляет думать, что оба вида не исключают друг друга в своем распространении, а что, напротив, области их постепенно переходят одна в другую: можно предполагать, что экваториальная граница C. Elaphus проходить только в нескольких градусах к югу от Гирина, и таким образом отрезывает значительную часть отечества лани, северная граница которой, по всей вероятности, пересекает Усури между устьями Бикина и Нора. Далее, лань, как мне говорили, часто встречается в долине Суйфуна, откуда отечество ее переходит через водораздельные горы в области источников Мурени и Даубихи, следовательно, в усурийскую страну. При дальнейшем распространении на север отечество лани, вероятно, не достигает Усури по течению Мурени: это животное, по словам туземных охотников, преимущественно поселяется в гористых местностях, и потому можно думать, что на Мурени оно водится только в горах, тянущихся около верхнего ее течения, на среднем же и нижнем течении, которое окаймлено необозримыми лугами, не встречается. Поэтому гораздо естественнее принять, что область лани, войдя в усурийскую долину, расширяется на север по Даубихе и Сандуху, рекам, которые у своих истоков текут между горами и далее вниз по течению сопровождаются горными цепями, идущими в более или менее близком расстоянии от воды и особенно многочисленными по правую сторону обеих рек. На Даубихе лань, как говорили мне туземцы, встречается довольно часто, но уже, начиная от места соединения этой реки с Уллахою, становится все реже и реже, по мере приближения к слиянию Даубихи и Сандуху. Подвигаясь по Усури вниз по течению, следовательно к северу, мы замечаем, что это животное делается все менее и менее частым; наконец, за устьем Имы, туземцы могли рассказать мне только несколько редких случаев, из которых можно было заключить, что лань здесь водится: лет за десять до моего путешествия по усурийской долине, было убито несколько животных этого вида у подошвы хребта Маканг, в горах Бихарки и в горной цепи Ойонго. Судя по рассказам туземцев, самый северный пункт, которого достигает лань в своем распространении по Усури — местность Хат, лежащая немного выше устья Нора: за два года до путешествия, описываемого в настоящей книге, в этой местности были убиты два неделимые.
В быту туземцев усурийской долины лань могла бы иметь такое же, если не большее, значение, как и настоящий олень, если бы не была здесь так редка и водилась по всему течению Усури. Рога ее употребляются в китайской медицине так же, как и панты, но считаются более действительным лекарством, и потому китайские торговцы платят за них вдвое дороже, чем за оленьи. Летние шкуры лани, благодаря их красивому расписанию, очень нравятся и туземцам, и китайцам, и последние ценят их в 2 хорошие соболя штука; зимние шкуры продаются вдвое дешевле. Первые играют некоторую роль в религиозных действиях шаманов, которые, по возможности, стараются, чтобы кафтаны, надеваемые ими при совершении заклинаний, были сделаны из этих шкур. Китайские торговцы отправляют шкуры ланей, купленные у туземцев усурийской долины, в Гирин.
46) Cervus sp. Вид оленя.
У ходзенов, на верхнем течении Усури: ньире́-боца.
У китайцев: чиндагу́йза.
Жители той части усурийской долины, которая облегает верхнее течение Усури, говорили мне, что у них встречается, впрочем довольно редко, олень, превосходящий величиною лань, но не такой большой, как C. Elaphus. В зимней одежде первый, по их словам, весьма сходен с последним, но отличается от него черною полосою, которая идет вдоль всей спины. Наконец, они сообщили мне еще, что рога животного, о котором идет речь, имеют у китайцев такое же употребление, как и рога двух предыдущих видов, но уважаются гораздо менее и ценятся дешевле. Более я ничего не мог узнать об этом олене, и предоставляю будущим путешественникам по усурийской стране решить, составляет ли он новый вид или относится к какому-либо из известных уже видов.
47) Cervus Alces L. Лось.
У ходзенов: токе́; взрослое животное: ана́; молодое: найгучанг.
У манджуров: тохо́; самка: эние́нь.
У китайцев: хайню и хандарьха́нь[80].
У орочей: огби.
Лось, как известно, есть животное северных стран, которое всегда живет в местностях, где почва сырая, много хвойных, или, по крайней мере, мешаных лесов, и часто встречаются болота. По Усури, вблизи ее русла, таких местностей вовсе нет и только в значительном отдалении от нее, в горах, которые тянутся по сторонам усурийской долины, растительность и свойства почвы представляют кое-где более северный характер. Поэтому и лось, который на Амуре, ниже устья Усури, принадлежит еще к числу животных довольно обыкновенных, редко встречается даже и в прилегающих к Амуру частях усурийской страны и держится здесь в отдаленных от Усури горных долинах, откуда только по временам сходит к последней реке. Подымаясь по Усури от ее устья, я постоянно расспрашивал у туземцев об этом животном и таким образом убедился, что оно становится в усурийской долине все реже и реже по мере удаления от Амура и, наконец, совсем исчезает: в гористых местностях около среднего течения Усури оно еще иногда встречается, но немного выше, там, где впадает Има, проходит уже северная граница его распространения. Может быть, что в береговом хребте, где северный характер местности идет на юг далее, чем по Усури, эта граница выгибается к экватору; но во всяком случае, я должен заметить, что туземные охотники, которые бывали в области источников Усури, уверяли меня, что лосей там нет.
Лось имеет мало значения в быту туземцев, потому что им редко случается убивать его. Шкура его имеет у них такое же употребление, как и оленья; сверх того, части шкуры, содранные с ног у животных, убитых осенью и зимою, идут на подбивку лыж. В случае недостатка лосей, туземцы употребляют для этого такие же части шкур, снятые с настоящих оленей.
VII. SOLIDUNGULA.
48) Equus Caballus L. Лошадь домашняя.
У ходзенов: мори́.
У манджуров: мори́нь; жеребец: адзирга́нь.
У китайцев: ма.
Лошади, которые находятся теперь в усурийской долине, введены сюда или китайцами, или русскими. В настоящей статье я сообщу сначала сведения, которые мне удалось собрать о лошадях, введенных китайцами.
Этих лошадей мы находим в хозяйстве населения только по верхнему и некоторой части среднего течения Усури; их держат здесь в большем или меньшем количестве, смотря по степени развития земледелия.
На верхнем течении Усури и на некоторых его притоках, напр. на Фудзи и Даубихе, равно как и в стране, лежащей на запад от озера Кенгка, земледелие производится в обширных размерах и, сообразно с этим, лошадей здесь очень много. Последние приносят большую пользу при пахании земли. Но особенно важны они для китайцев, как вьючные животные, что и очень понятно: в странах, где вовсе нет езжих дорог, приходится все возить на спине лошадей, несмотря на трудности и неудобства, сопряженные с этим первобытным способом возки кладей. Весьма часто тянутся различной величины караваны с верховьев Усури, по берегам Даубихи, а отсюда, через горы, в города Гирин, Нингуту и Хун-чунь; они везут пушные товары и корень жень-шень и каждая лошадь несет вьюк от 4 до 5 пудов весом. Из названных городов караваны возвращаются назад с жизненными припасами и другими товарами. В упряжь, в странах, о которых идет здесь речь, лошади не употребляются; по крайней мере я не видал, чтобы они исправляли эту работу в тех местах, которые я сам посетил. На верхнем и среднем течении Усури этих животных держат некоторые ходзены и большая часть живущих здесь китайских торговцев. Спускаясь по Усури, я видел лошадей в последний раз в селении, лежащем против устья Имы, так что этот приток Усури надо принять за предел распространения по усурийской долине лошадей, введенных китайцами. Они употребляются здесь не только как вьючные животные[81], но служат также здешним манджурским чиновникам для сообщения в Гирин различных донесений по государственным делам. От Имы до устья Усури я не видал лошадей ни у китайцев, ни у местных жителей тунгусского племени; потому что и те немногие лошади, которых держали в селении Турмэ, были уже прежде (в 1855 году) разорваны тиграми. На верхнем и среднем течении Усури ходзены, которые держат лошадей, употребляют их только осенью и весною, когда отправляются надолго в горы на охоту; особенно полезны бывают они охотникам при охоте за оленями, когда приходится преследовать раненное животное.
Лошади, которых держат китайцы и ходзены, происходят из страны, орошаемой Сунгари, и принадлежат к той же породе, которую мы находим у китайцев и манджуров, живущих на Амуре. Они средней величины, обыкновенно в два аршина вышиною, сильны, сносливы и, по большей части, хорошего характера. Шерсть у них по большей части густая, средней длины; масть бывает весьма различна, но самые обыкновенные цвета ее — темные. Голова пропорциональная, с широким, прямым лбом; шея короткая с длинною гривою (которую обыкновенно подстригают очень коротко); спина прямая; брюхо полное; грудь широкая; ноги сухие, крепкие, с копытами средней величины и хорошо развитыми. На зиму эти лошади, большею частью, подковываются, что, впрочем, производится в городах, стоящих на Сунгари, так как жители усурийской долины сами ковать не умеют. Особенно тщательного ухода за этими животными я не заметил. В течение теплого времени года они находят превосходный корм на роскошных лугах, которыми так богата усурийская страна; в зимнее же время лошади добывают себе необходимую пищу, разгребая снег; но тогда их, по большей части, кормят также и сеном, а при сильной работе, сверх того, еще бобами ( тури, Phaseolus vulgaris ) и итальянским просом ( сизу, Sorghum vulgare ).
Со стороны русских первые лошади доставлены были в усурийскую долину в 1858 году, к устью Усури; а в сентябре следующего года уже можно было найти этих животных, хотя и в небольшом числе, почти во всех русских поселениях на протяжении 300 верст от Амура.
49) Equus Asinus L. Осел.
У ходзенов: эйха́нг.
У манджуров: эйхэ́нь.
У китайцев: лю (причем ю произносится как французское и ).
Мул, у ходзенов: льо́зонг, а у китайцев: льо́дза.
Ослов можно найти в усурийской долине только при верхнем течении Усури и при Фудзи; их держат здесь некоторые достаточные китайцы, занимающиеся земледелием, и местные жители, разводящие жень-шень — впрочем, всегда в очень незначительном числе. Эти животные, как я слышал, употребляются здесь преимущественно для того, чтобы приводить в движение мельницы. В посещенных мною частях усурийской долины я ослов не видал. Около верховьев Усури случается по временам видеть и мулов, потому что они попадаются иногда в числе других вьючных животных, на которых доставляются сюда товары из Гирина.
Китайцы едят ослов и, как мне говорили, часто убивают их для употребления в пищу из нежелания истреблять рогатый скот — особенно в то время, когда испытывают недостаток в припасах, доставляемых охотою.
VIII. PINNIPEDIA.
50) Phoca sp. Вид тюленя.
У ходзенов, при озере Кенгка: геохса́.
Один топограф, который объехал на лодке озеро Кенгка, говорил мне, что на южном берегу этого озера китайцам и ходзенам случается иногда поймать тюленя. У китайцев, живущих на северо-восточном берегу, при истоке Сунгачи, я не видал тюленьих шкур, и ничего не слыхал об этом животном. Правда, они рассказывали мне о каком то звере мудури[82], который будто бы водится в озере Кенгка; но это, без сомнения, есть не более, как произведение их фантазии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Оканчивая обзор зверей усурийской долины, я не могу умолчать еще о тех млекопитающих, которые не нашли места на предыдущих страницах, но которые, однако же, заслуживают быть упомянутыми в числе животных этой страны; я разумею те виды, о которых можно думать, что они здесь встречаются, но относительно которых местные жители сообщили сведения, слишком неполные для того, чтобы с уверенностью причислить эти виды к фауне усурийской долины. К числу таких видов надо отнести, во-первых, россомаху ( Gulo borealis; у ходзенов: онгдо́ ), южная граница которой должна проходить, по мнению г. Шренка[83], в горах Геонг. Сам я не нашел в усурийской долине никаких следов этого животного и большая часть местных жителей говорили мне, что оно у них не водится. В близких к реке горах правого берега оно положительно не встречается, но некоторые из туземных охотников говорили мне, что орочи убивают иногда россомаху в области истоков реки Фора, вливающейся в Усури справа. Признав эти показания за справедливые, надо принять, что в береговом хребте, в котором вообще заметен отпечаток северного характера, южная граница россомахи выгибается к экватору. В этих же горах водится, как мне говорили, и другое животное (по-ходзенски хуре́н-сингири, т. е. горная мышь), которое, по слышанному мною описанию его образа жизни и наружного вида, надо отнести к роду Lagomys. Оно живет на горных осыпях, где, даже и зимою, часто случается видеть его и слышать свистящие звуки, которые оно издает. По словам туземцев, оно встречается на береговом хребте по всему его протяжению, проникая с ним и в область источников Усури, и также водится в более близких к реке горных цепях. Всего вероятнее, что этот вид, распространенный так далеко на юг, есть L. hyperboreus, который уже был найден около Удского Острога.
Я должен еще упомянуть здесь о Spermophilus Eversmanni, но упомянуть как о животном, исследования о котором привели меня к убеждению, что оно не водится в усурийской долине. Этот отрицательный результат интересен в том отношении, что позволяет признать водораздельные горы между правыми притоками Сунгари и реками, впадающими в Усури слева, за часть восточной границы названного животного, так как оно довольно часто встречается на луговых степях в области первой из этих двух рек.
Что, кроме указанных уже мною больших млекопитающих, в усурийской стране найдутся еще другие, новые вообще или только для нее — в том я позволяю себе сомневаться. Но, конечно, последующие путешественники отыщут здесь весьма много мелких грызунов и насекомоядных, которые ускользнули от моих поисков: кратковременность моего путешествия и не всегда благоприятные обстоятельства, под влиянием которых я его совершал, заставляют думать, что многие из числа этих зверей, большею частью скрывающихся в норках или подземных ходах, не были мною замечены. Также и из класса рукокрылых, вероятно, пропущены мною многие формы, потому что животных этого класса, летающих только в сумерки и ночью, собирателю весьма трудно добывать.
Рассмотрев перечень указанных мною в усурийской стране млекопитающих, легко увидеть, что мы имеем в ней дело с лесною фауною. Это и не должно казаться странным, потому что здесь общий характер стране дают лесистые горные хребты, тянущиеся в большем или меньшем расстоянии от реки, а обширные луговые степи, впрочем тоже усеянные рощами, представляют, во всяком случае, подчиненное явление.
Если мы теперь сравним фауну млекопитающих усурийского края с такою же фауною прибрежьев Амура, то увидим, что в первой все более и более является южных форм, по мере того, как мы подвигаемся по Усури от устья к истокам. Я разумею здесь формы, которые до сих пор были находимы только в Японии, северном Китае или в других еще более близких к экватору странах, в Гималайском хребте, на Яве, Суматре, и. т. д. Таковы именно: Ursus Thibetanus, Felis undata, Cervus Dama, другой, еще не определенный, вид Cervus, Antilope crispa, Canis procyonoides, Mustela flavigula и Talpa Woogura[84]. Области распространения этих видов, конечно, входят в амурский край из внутренних частей Азии, расширяясь оттуда к северу по долинам больших рек, впадающих в Амур справа — Сунгари и Усури.
Несмотря на прибавление этих южных форм, фауна млекопитающих усурийской долины не лишена почти ни одного из видов, которые были найдены в приамурских странах: в ней недостает только весьма немногих, по преимуществу северных, представителей этого класса, найденных около Амура. Притом виды, общие усурийской долине с прибрежьями Амура, большею частью распространены не только по всему протяжению ее от Амура до противоположного предела, но идут еще далее на юг, за этот предел; таковы именно: медведь, соболь и другие тонкотелые, зайцы, белка, некоторые олени и мн. др. Это далекое проникновение на юг северных форм, а равно и указанное несколько выше совпадение их областей с областями более южных млекопитающих, оба находятся в тесной связи с рельефом, растительностью и климатом тех стран, в которых имеют место.
Упомяну здесь еще одно, весьма замечательное, обстоятельство: на всем протяжении усурийской долины от Амура до противоположного ее конца, следовательно на полосе земли в 5 градусов широты длиною, я мог найти экваториальную границу только одного вида млекопитающих — лося.
Aves.
Орнитологические выводы, а равно и собирание географических и биологических материалов, служащих для изучения птиц какой-нибудь страны, зависит, как известно каждому путешествовавшему зоологу, от весьма многих обстоятельств, обусловливающих бо́льшую или ме́ньшую удовлетворительность результата. Благополучный исход зависит главным образом от того, в какое время посетить страну, предназначенную для исследования. Нет сомнения, что весна и осень, когда совершаются периодические течения птиц — самые выгоднейшие времена года для орнитологических поисков и множества интересных наблюдений. И в особенности это должно сказать относительно Усури, долина которой, широко раскинувшись к югу, служит путем для множества южных форм при перелете их на север. Но для нас почти совсем не существовало этого столь интересного момента, так как мы прибыли в долину Усури уже в июне и, следовательно, долго спустя после полета на север, а должны были покинуть ее в сентябре, когда еще далеко не окончился отлет на юг. Таким образом для наших наблюдений предстоял только короткий промежуток летних месяцев, в которые птицы во время вывода птенцов и линяния удаляются в чащу лесов или на отдаленные озера и другие спокойные убежища, а потому их бывает более или менее трудно наблюдать. Если в нашем перечне нет очень многих птиц, которых a priori должно предполагать здесь, так как они или были замечены прежними наблюдателями на Амуре, близ устья Усури, или известны в соседних странах — так это должно приписать незначительности времени, предоставленного для наших исследований, и вышеупомянутым обстоятельствам. Поэтому наши орнитологические заметки должно рассматривать, как дополнение прежних исследований об амурских птицах, и как материал для будущих работ.
I. RAPACES.
1) Aquila naevia Briss. Орел крикун.
Эта, до сих пор не замеченная на нижнем Амуре порода орлов весьма часто встречается на Усури. Нам приходилось наблюдать ее на всем протяжении пройденной нами полосы от Хабаровки до озера Кенгка. Крикун гнездится здесь в лесах; птенец, виденный нами 12 июля, был уже совершенно на взлете.
Мы не сделали никаких наблюдений о времени прилета и отлета этого орла и можем сообщить только то, что 25-го сентября он еще не отлетел из области устья Усури. Он держится здесь на мелких притоках реки и на отмелях, подстерегает рыб и гоняется за плавающими утками, которые водятся здесь большими стаями. Во время поездки нередко случалось видеть крикунов на одиноких деревьях вблизи нашей стоянки, терпеливо ожидающими нашего отхода, чтобы воспользоваться остатками нашего стола.
2) Haliaetos Albicilla Briss. Орлан белохвост.
У ходзенов по всей Усури: ке́кча.
Во время нашего слишком трехмесячного путешествия по Усури почти не было ни одного дня, в который бы мы не видали этой птицы: то она кружила в воздухе, то сидела на каком-нибудь высоком дереве на берегу реки, или всего чаще при каком-нибудь озере. Мы думаем, что из дневных хищных птиц она более других распространена по Усури. Нам часто случалось видеть, как она со своего сторожевого поста, для которого она избирает обыкновенно какое-нибудь дерево, бросается на поверхность воды и схватывает свою добычу — какую-нибудь рыбу или водяную птицу. Она гнездится здесь всегда на вершине высокого дерева, то на берегу озера, в котором возможна для нее богатая и легкая добыча, то на высоком скалистом мысу. По рассказам туземцев, она кладет яйца в мае; в гнезде, найденном нами 8 июля на мысе Цифяку, были уже довольно взрослые птенцы, но еще не на взлете, и сверху слышен был их громкий крик. В продолжение этого времени взрослые очень робки и осторожны, вылетают из гнезда и кружатся в воздухе до тех пор, пока не минет опасность. Больших птенцов на взлете мы нашли уже 22-го июля; около этого времени и взрослые делаются уже гораздо доступнее и их легче подкараулить. На озере Кенгка они попадаются также весьма часто и держатся здесь на деревьях, растущих по берегу, с которых слетают на самый берег и кормятся здесь рыбами, выброшенными волнением. В сентябре мы видели их на Усури, невдалеке от отмелей и они преследовали там сазанов, часто плавающих здесь на мелководье. По рассказам туземцев, к концу октября они становятся реже, а в ноябре отлетают уже все. На нижнем Амуре для предупреждения нападений других хищных птиц, их привязывают к сушильням, назначенным для сушения рыбы; на Усури этого обыкновения вовсе нет, или, по крайней мере, это делается весьма редко.
3) Pandion Haliaetos L. Скопа степная.
У ходзенов: суксу́й.
Этот вид скопы встречается на всей Усури; однако, при весьма благоприятных условиях для его существования, можно бы ожидать его в более значительном числе на этой богатой рыбою реке и на ее озерах. Случается видеть, как эти птицы поодиночке кружат и там и сям над рекой или озером и бросаются за рыбами в воду. 17 июня, близ устья Чирку, мы видели пару их на гнезде, в котором сидели большие птенцы. Они отлетают из этой страны, когда становятся озера и идет лед по Усури.
4) Falco peregrinus Briss. Сокол сапсан.
В июне мы видали их иногда на скалистых уступах, где они гнездились и громким клоктаньем давали о себе знать путешественникам. Однако они всегда принадлежат здесь к редко встречающимся породам сокола. Они всегда гнездятся здесь на скалистых обрывах, то в трещине скалы, то на более открытой части и имеют 2–3 птенцов. В средине июня птенцы, замеченные нами в гнезде на отвесной скале, были еще не на взлете и не поднимались с него при выстреле. Но к началу июля мы уже видели, на мысе Кхофеля, небольшую семью, состоявшую из взрослых и птенцов, которая охотилась по опушке леса за стренатками ( Emberiza ).
5) Falco subbuteo L. Сокол чеглок.
У ходзенов он (и вообще сходные с ним породы) называется джо́льда.
Во время всей нашей поездки нам очень нередко представлялся случай наблюдать эту птицу. На северном берегу озера Кенгка, в хвойном лесу, мы заметили семью этого вида соколов, состоявшую из 2 взрослых и 2 птенцов, которая посменно преследовала двух, дружно кружившихся высоко над лесом черных коршунов ( Milvus niger ) — так что пока 2 сокола нападали на них, другие 2 отдыхали, сидя на каком-нибудь дереве. Это один из самых дерзких и ловких соколов, который схватывается даже с орланом белохвостом, что мы сами не один раз замечали. Застреленный 16-го августа на озере Кенгка взрослый самец еще сохранял свой осенний наряд. Все правильные и 3–4 наружные из маховых перьев были еще мягки и напитаны кровью. У только что застреленной птицы радужная оболочка была коричневая, глазное кольцо и надлобная пластинка зеленоватые, клюв синеватый.
6) Falco vespertinus L. Сокол кобец.
Кобец принадлежит к числу редко встречающихся видов. Близ устья Нора мы видели его, как он носился над лугами, а 15-го августа на озере Кенгка мы застрелили молодую самку, которая сохраняла еще ясные остатки гнездного пера.
7) Falco Tinnunculus L. Сокол пустельга.
Мы не раз видели эту птицу на Усури и в продолжение июня всегда находили ее на скалистых мысах около реки, где у нее в это время были гнезда и птенцы, которые около 25-го июня были еще не на взлете. Большая часть убитых нами самцов и самок, по тщательном сличении, оказались совершенно одинаковыми с японской разновидностью этого вида[85]. В последние дни июля птенцы были на взлете (27-го июля на Сунгачи ) и жили до половины августа вместе со взрослыми, которые их не покидали, на лугах и по опушкам лесов, где они преимущественно питаются кобылками и гусеницами, реже небольшими птичками. Зоб убитого около этого времени старого самца был наполнен раздробленными насекомыми. Как скоро птенцы покинули гнездо, взрослые начинают линять; самец, убитый 27-го июля был уже в сильно изношенном пере. В августе взрослые покидают птенцов, и около половины этого месяца мы видали их постоянно только поодиночке, ведущих бродячую жизнь и питающихся по большей части маленькими птицами.
8) Milvus niger Briss. Коршун черный.
У ходзенов: хиу́ча.
По рассказам туземцев, это одна из первых хищных птиц, появляющихся на реке Усури, и близ ее устья встречается уже к концу марта. К концу апреля она уже начинает класть яйца, а 16-го июня, на устье Усури, мы видели птенцов ее уже на взлете. К концу этого месяца мы видели взрослых и птенцов вместе на лугах: они низко кружили над ними и, издавая известный свистящий звук, гонялись за мышами и мелкими пташками. Около этого времени, днем, черные коршуны особенно часто летают вблизи деревень ходзенов и около новых русских поселений, а на ночь возвращаются в соседние леса. В половине июля, когда птенцы уже совершенно взрослы, они ведут бродячую жизнь и с этого времени до самого августа мы видали их, как они кружили, только поодиночке, то на лугах, то вблизи деревень. К половине августа они стали уже показываться здесь по-видимому реже и в последний раз мы видели их 17 августа, на оз. Кенгка. На возвратном пути, в сентябре, мы более нигде не видали их по Усури. Таким образом, эта птица и здесь, как в Европе, принадлежит к весьма рано отлетающим. Наши наблюдения в этом отношении совершенно согласны с рассказами туземцев, так как и они в начале сентября уже только изредка видали эту птицу.
9) Astur palumbarius L. Ястреб тетеревятник.
Этот ястреб принадлежит к числу весьма редких птиц в долине Усури, поэтому мы редко видали его там и нам только однажды привелось застрелить его. Особь убитая 20-го июля, ниже Дамгу, принадлежала к типичной темной разновидности: это был молодой прошлогодний самец, в оперении которого заметен был уже переход от гнездового наряда к осеннему платью. Так как г. Миддендорф[86] относит его к птицам, зимующим близ Удского Острога, то его, без сомнения, должно считать зимующим также и на Усури.
10) Astur nisus L. Ястреб перепелятник.
Подобно предыдущему виду, он редко встречается в усурийской стране. 1-го августа убитый на Сунгачи самец держался на опушке редкого леса. Этот самец, по сравнении, оказался совершенно сходным с экземплярами из окрестностей Иркутска.
11) Circus sp. Вид луня.
На верхней Усури и на Сунгачи мы неоднократно замечали луней средней величины с преобладающим белым цветом; но вследствие их необыкновенной осмотрительности, нам не удалось овладеть ни одним экземпляром, несмотря на то, что мы часто охотились за ними. Особенно часто встречались они на Сунгачи, где мы их видели почти каждый день, по большей части низко кружащими в поисках за мышами и лягушками на луговых степях, покрытых озерами и болотами; изредка мы видали их на наносном лесе у берега. В последних днях августа они еще не отлетели с Сунгачи.
12) Strix otus L. Сова ушастая.
Так как этот вид сов водится преимущественно в хвойных и мешаных лесах, то он только изредка попадается около самой Усури. Мы видали ушастых сов там и сям на хребтах, тянущихся в некотором отдалении от реки, напр. на Сумурских горах. Убитый в августе прошлогодний птенец носил одежду переходную от гнездных перьев к осеннему наряду. По осени (в начале сентября) они несколько чаще попадались по берегу реки и у жилищ туземцев, где мы видели их в сумерки, вылетавшими за добычей.
13) Strix bubo L. Филин пугач.
У ходзенов: хусе́нг (вероятно, звукоподражание его голосу).
По рассказам туземцев, которые эту птицу очень хорошо знают, она встречается по всей Усури, начиная от ее верховьев, и на озере Кенгка. Мы сами видели пугачей на среднем течении реки близ устья Имы в роскошном лиственном лесу, а 5-го июня, на мысе Кырма, поймали птенца значительной величины, но еще не на взлете. Несмотря на то, что он еще не окрылился, мы нашли его не в гнезде, а в высокой траве, в лиственном лесу. Он весь был покрыт мягкими кровянистыми перьями и, по сравнении с теми экземплярами, которые мы прежде нашли около того же времени года (7 июня 1854 г.) на Вилюе (64° с. ш.), оказался на одинаковой с ними степени развития.
По рассказам туземцев, в хвойных лесах высоких гор встречаются, кроме этого, и другие большие виды сов, которые, по сделанному ими описанию, по всей вероятности нужно причислить к Strix nyctea и Strix uralensis.
II. SCANSORES.
14) Cypselus Apus L. Стриж башенный.
1 июля у Джарчха́ мы видели, кажется, птиц этого вида, как они тянулись поодиночке над рекою.
15) Acanthylis caudacuta Lath.
Hirundo ciris Pall[87].
Прежде нежели мы скажем о нахождении этой птицы на Усури, не излишне будет сделать несколько замечаний о распространении ее вообще и попытаться доказать ее тождество с видом, который был найден Steller'ом близ Иркутска и описан Палласом под именем Hirundo ciris. Птица, которую мы заметили на Кае близ Иркутска, на Лене у Олекминска и даже на Огни в северной системе енисейских золотых приисков, вполне одинакова с птицей, происходящей с Амура. Если Паллас сообщил описание своей Hirundo ciris, не совершенно подходящее к амурской птице, то это должно приписать только тому обстоятельству, что он свою птицу только видел, а не имел в руках для исследования. Кроме этой птицы, мы никогда в вышеназванных областях не встречали никакого сходного с нею вида и этот довод кажется достаточным для доказательства тождества Hirundo ciris с Acanthylis caudacuta.
На Усури мы не раз видали этих птиц в продолжение июня и июля: они то летали высоко над рекою и лесами, то стремглав спускались к самой почти поверхности воды и хватали веснянок ( Phryganeae ). Кажется, что в это время года последние составляют их главную пищу: с появлением этих мелких насекомых (27 июля впервые замечены они в бесчисленном множестве у устья Кёча́ ) потянулась большими стадами и наша птица, что́ и позднее мы также не раз замечали. Никогда не видали мы этой птицы ни на деревьях, ни на скалах, и не знаем, где она держится днем, когда не летает, и в продолжение ночи. Кажется также, что она прилетает в усурийскую страну только на лето и здесь не гнездится, потому что между убитыми нами птицами нам не попалось ни одного молодого экземпляра. Притом она, кажется, не линяет здесь, потому что на всех птицах, убитых в продолжение июня и июля, было свежее перо и ни малейшего следа кровянистых перьев. Кажется, они весьма рано покидают долину Усури: в последний раз мы видели их на Сунгачи, летевшими в дождливую погоду 4-го августа; после они нам уже не попадались.
16) Caprimulgus Jotaca Temm. & Schleg. Козодой японский (у русских, в Сибири — кузнец ).
У ходзенов: топто́.
Этот вид козодоя, впервые замеченный в Японии и нередкий на всем протяжении Амура, мы весьма часто встречали и на всей Усури. По словам туземцев, он появляется там, кажется, уже в первых числах мая. В продолжение июня и в начале июля, в сумерки и ночью, почти каждые сутки слышны были известные его громкие с отщелкиваньем призывные звуки и козодои часто слетались на наш огонь и ловили собиравшихся около него ночных бабочек. Около 10-го июля мы еще часто видали их, повыше устья Имы, летавшими, однако не слыхали уже их призывных звуков. Они кажется еще очень рано сбираются на отлет. 20-го августа, на Сунгачи, мы наблюдали, как они в большом числе кружили в продолжение целой ночи до 7 часов утра, и слышали их крики, подобные призывным, которые однако были гораздо слабее и хриплее, чем в мае и июне. Вероятно, это было их сборное место и они стадились уже для окончательного отлета.
17) Cuculus canorus L. Кукушка вещая.
У ходзенов: кёку́.
Этот вид встречается на всей Усури и, судя по рассказам туземцев, прилетает сюда в средине апреля. В июне мы часто слышали крик вещих кукушек и видали их одиночками в лиственных лесах и на островах, поросших ивами. 9-го июля мы в последний раз слышали их крик, но еще часто видали их и позже. В первых числах сентября мы потеряли их из вида и надо думать, что в это время они покидают долину Усури.
18) Cuculus sparverioides? Vig. Вид кукушки.
Кроме вышеупомянутого вида, на Усури встречается еще другой вид кукушки, который попадается так же часто, если еще не чаще предыдущего. Мы не раз слышали здесь крик, не похожий на крик наших кукушек, и даже видели самую птицу, только ни разу не удалось нам убить ее, потому что она очень осторожна. Кроме этих видов кукушки на Усури встречается еще третий.
19) Jynx Torquilla L. Вертиголов тикун.
Несмотря на то, что он ни разу не попадался нам, мы заносим его в число птиц этой страны, так как он был прислан отсюда г. Максимовичем в Академию. Присланный экземпляр был убит при станице Буссевой на верхней Усури весьма рано весною, а именно 8-го апреля.
20) Picus canus Gm. Дятел серый.
У ходзенов: нюнгня-куректе.
Что этот вид дятлов встречается на Усури гораздо реже следующих ме́ньших видов, P. major и P. minor — это мы можем утвердительно сказать, как по собственным нашим наблюдениям, так и по рассказам туземцев. Мы встречали серых дятлов в лиственных лесах, в которых 20-го июня, близ Хайцо, нашли их гнездящимися. На Сунгачи, 20-го августа, мы убили самца, почти совершенно вылинявшего.
21) Picus Martius L. Дятел желна.
У ходзенов: куректе́.
На самой Усури этот вид принадлежит к весьма редким птицам, всегда встречающимся только в известных местностях. Отсутствие черных дятлов во многих местностях находится в самой тесной связи с растительностью на берегах Усури, состоящею преимущественно из лиственного леса. Здесь их только изредка слышно и то они попадают сюда только налетом из хвойных лесов соседних гор. Там, где к лиственному лесу примешан хвойный, как напр. у мыса Уанг-бобо́за, черный дятел приближается к реке, но и здесь попадается только изредка и то поодиночке. Отсюда к югу мы его нигде не встречали и впервые нашли его только на самой южной точке исследованной нами местности (45° с. ш.), на северном берегу озера Кенгка, где он изредка попадается в мешаном лесу.
22) Picus major L. Дятел обыкновенный.
У ходзенов: пелакта́.
Этот вид дятлов чаще всех на Усури: его можно встретить во всех лиственных лесах и он здесь гнездится в дуплистых стволах деревьев. 22-го июня в лиственном лесу повыше мыса Ауа мы встретили гнездившуюся пару, но ее птенцы были еще не на взлете. Первых окрылившихся птенцов мы нашли 8-го июля близ мыса Цифяку́; они держались там еще вместе со взрослыми в лиственном лесу. Взрослые, убитые в средине июня на устье Усури, еще не линяли, но были в сильно изношенном пере и с обившимися правильными перьями. Их линянье начинается около средины июля, после окрыления птенцов. Самка, убитая 28-го августа, недалеко от устья Сунгачи, вылиняла и была уже в свежем осеннем наряде. Мы нередко встречали этих птиц и в хвойном лесу на северном берегу озера Кенгка.
23) Picus minor L. Дятел малый.
Несмотря на то, что этот вид нередко встречается в усурийской стране, он здесь, кажется, гораздо реже предыдущего. Живет в лиственных и мешаных лесах, где гнездится в дуплистых деревьях; в июле птенцы его бывают на взлете. 17-го июля мы видели таких птиц ниже устья Имы, в лесу, состоящем из черных берез и осин. Гнездовое перо он сбрасывает в августе, и молодой экземпляр, убитый 17-го августа на оз. Кенгка, был в довольно изношенной одежде, и притом наружные маховые и все правильные перья у него были еще наполнены кровью. Около этого времени и до сентября включительно линяют также и взрослые, и только к концу этого месяца мы находили их уже совершенно вылинявшими.
24) Alcedo ispida var. bengalensis Gm. Зимородок голубой.
У ходзенов на нижнем Усури: суду́й.
Во время нашей поездки нам не раз представлялась возможность наблюдать эту красивую птицу на всем протяжении пройденного нами пути от устья Усури до озера Кенгка. Как и везде, она держится здесь по большей части на поросших ивами берегах Усури и на устьях впадающих в нее рек. И чем гуще ивовый кустарник, в особенности там, где поблизости находится наносный лес, тем чаще она попадается. Нередко она садится на эти сплавы и отсюда спускается за своей добычей в воду. Она гнездится здесь в трещинах обрывистого песчаного берега и птенцы ее окрыляются только к концу июля. Около этого времени начинается и линяние взрослых: убитый 26-го июля на Сунгачи старый самец был уже в сильно изношенном пере, брюхо и грудь были отчасти голы, отчасти покрыты мелкими пеньками, а маховые и рулевые перья были отчасти пропитаны кровью. Экземпляр, убитый 2-го сентября у Чаимтунг, носил уже осенний наряд и на нем не было ни малейшего следа кровянистых перьев. По словам туземцев, зимородок остается на Усури очень долго и исчезает только к концу октября. Весною он прилетает вероятно уже с половины апреля, так как у г. Максимовича был зимородок, убитый 29-го апреля близ Буссевой станицы, на верхнем течении Усури.
25) Upupa Epops L. Удод пустошка.
У ходзенов близ устья р. Нора: обоби́.
Эта птица принадлежит к числу весьма рано появляющихся на Усури и по уверению туземцев, кажется, является здесь еще в первых числах апреля, или, как они выражаются, с первым появлением травы. Она здесь нередка и в продолжение июня и июля очень часто попадается на глаза. Она гнездится по большей части в дубовых лесах, в дуплистых стволах деревьев; но в средине июня она покидает гнездо и поселяется с птенцами около реки, где держится в ивовых кустарниках и преимущественно ближе к селениям. Это предпочтительное пребывание вблизи обитаемых мест стоит в непосредственной связи с питанием удодов, так как они находят здесь обильную добычу насекомых на мусорных местах; они держатся здесь частью на деревьях, частью на крышах. Уже 19-го июня мы нашли державшуюся вместе семью, в которой были большие взрослые птенцы. Птенец, убитый 25-го июня у Нучь-Ауа, носил переходное платье, хохол у него был еще не развит и стволы маховых перьев были еще напитаны кровью.
Время отлета этой птицы с Усури наступает, относительно, очень рано и именно в средине августа. 20-го августа мы видели на Сунгачи небольшое стадо, тянувшееся к югу. Позже мы никогда уже не видали удодов вблизи жилищ, на их любимых местах обитания.
III. OSCINES.
26) Alauda arvensis L. Жаворонок полевой.
Эту птицу, до сих пор еще не замеченную в амурском крае, мы напрасно искали в обширных луговых степях на Усури, столь благоприятных для ее жизни. Впервые мы встретили ее на низменностях между озером Кенгка и малым Ац-Кенгка, где она в конце августа попадалась довольно часто, но поодиночке. Все убитые нами 17–19 августа взрослые птицы уже сильно линяли: все тело было покрыто небольшими пеньками, а все правильные перья и 3 наружных маховых были наполнены кровью. Весной 1860 г. г. Максимович заметил их впервые 22-го марта на верхней Усури близ Буссевой станицы.
27) Emberiza aureola Pall. Стренатка чернолицая.
Этот вид из рода стренаток попадается на Усури чаще всех других. Как и сродные с ним виды, он принадлежит к числу птиц, которые еще весьма рано прилетают сюда. Он держится здесь отчасти на поросших ивами островах, но преимущественно на луговых степях, поросших высокою травою, кустарниками таволги и тростеполевицей ( Calamagrostis ). Только немногие из них гнездятся, между тем как прочие в продолжение целого июня стаями кружат на лугах. 7-го июня, близ устья Усури в кустарниках, мы спугнули парочку их с гнезда, в котором лежали маленькие, еще не оперившиеся птенцы. Но 22-июня мы видели уже стаю, в которой между прочим были окрылившиеся, но еще худо летавшие, птенцы. Взрослые самцы и самки, убитые 23-го августа на Сунгачи, еще линяли.
В начале сентября мы их видели уже стадившимися к отлету на юг; несмотря на то, мы и после встречали их одиночками на лугах и в ивовых кустарниках, из чего кажется можно заключить, что они отлетают не разом, но исподволь.
28) Emberiza personata Temm. et Schleg.
Эти стренатки попадались нам реже всех; мы находили их одиночками в лиственных лесах и на островах, поросших ивами. Они здесь гнездятся и к концу июля птенцы их уже летают. Линяние взрослых начинается по окрылении птенцов и продолжается до средины августа, а может быть и еще долее, как показывают некоторые экземпляры, убитые 15-го августа на Сунгачи и еще не вылинявшие.
29) Emberiza spodocephala Pall.
После Emb. aureola, чаще всех встречается этот вид стренаток; они держатся в редком лесе и в кустарниках таволги на луговых степях. 6-го июня, между мысом Кырма и устьем Усури, мы нашли их гнездившимися и в гнездах были по большей части едва только вылупившиеся птенцы. В то время, как одни из них гнездятся, другие, летая небольшими стадами, ведут бродячую жизнь. В продолжение июня и июля они нередко попадались нам и на самой Усури, в луговых степях, где у них к концу июля были уже окрылившиеся птенцы.
Взрослые и птенцы линяют одновременно, в августе; линяющие особи убиты на Сунгачи между 4 и 17 августа. К 10-му сентября мы видели этих стренаток небольшими стадами, и, вероятно, они готовились уже к отлету. Весною они появляются, вероятно, уже в середине марта.
30) Emberiza pusilla Pall.
Этих птиц мы заметили впервые 13 августа, на оз. Кенгка, где они держались в кустарниках на низменностях берега и в подлесках. Мы их видели здесь не стадами, а одиночками, след. они были здесь целое лето, а не пролетом.
Убитые нами экземпляры еще сильно линяли и все перья тела, а также маховые и правильные, были еще наполнены кровью.
Кроме 4 названных видов, мы более ни одного не встречали на Усури из рода стренаток и можно думать, что ни один из остальных не проводит здесь лета.
Напротив, весною здесь встречается гораздо бо́льшее число видов, но они держатся здесь только короткое время, при пролете на север.
31) Passer montanas L. Воробей полевой.
У ходзенов около деревни Дамгу: дудурга́.
У китайцев там же: гиаулл.
На протяжении Усури, при жилищах китайцев, попадаются и небольшие засеянные хлебами поля, которые, чем далее пробираешься на юг, тем делаются значительнее, и наконец на верхней Усури достигают своего maximum. В теснейшей зависимости от этого стоит и распределение полевых воробьев: между тем как на средней Усури их видно только изредка, на верхней, напротив, напр. у Дамгу, мы находили их уже довольно часто. Мы замечали их здесь к концу июля и в августе, и, по словам китайцев, они проводят здесь всю зиму. Время линяния наступает в августе, как показывают взрослые и птенцы, убитые 31 августа. Те и другие были в довольно поношенном пере и все тело, верхние покровные перья крыльев и хвост были покрыты пеньками, между тем как правильные перья были уже переменены и не показывали никаких следов крови.
32) Pyrrhula sibirica Pall. Снигирь долгохвостый.
В продолжение лета мы никогда не видали этих птиц и первые, вероятно прилетевшие с севера, показались здесь только поздней осенью. Мы впервые подметили и застрелили эту птицу 21-го сентября, близ устья Нора, где она держалась небольшими стадами у жилищ ходзенов. Кажется, что около этого времени она питается преимущественно конопляным семенем, так как мы всегда замечали ее на небольших стогах конопли. Убитые около этого времени экземпляры уже вылиняли и носили свежий осенний наряд.
33) Pyrrhula erythrina Pall. Снигирь красный.
На всей ли Усури встречается он или нет — мы не можем сказать положительно; однако близ устья, на островах, поросших ивами, он держится целое лето и там гнездится. 17 июня птенцы еще не окрылились. Он принадлежит, в усурийской долине, к числу птиц, встречающихся довольно редко.
34) Pyrrhula rosea Pall. Снигирь розовый.
Также встречается на Усури, где г. Максимович убил одного 20-го марта, на верхнем течении, близ станицы Буссевой. Около этого времени розовые снигири держатся там парами.
35) Fringilla linaria L. var. canescens Gould. Чечётка.
Этих птиц мы нашли 18-го августа одиночками на берегу озера Кенгка. Весною, при их пролете, г. Максимович бил их у Буссевой станицы.
36) Fringilla montifringilla L. Вьюрок настоящий.
Мы неоднократно слышали и били этих птиц по всей Усури и на озере Кенгка, в лиственных и мешаных лесах. В конце июля птенцы их были уже на взлете и 15-го августа еще линяли. Линяние взрослых начинается также к концу августа и продолжается в сентябре. Взрослая самка, убитая 15-го сентября близ Уанг-бобоза, оказалось совершенно вылинявшею. Около этого времени мы нашли этих птиц небольшими стадами; они вероятно готовились уже к окончательному отлету.
37) Coccotraustes vulgaris Pall. Дубонос обыкновенный.
Дубоносов мы встретили только осенью, ко времени поспевания плодов различных деревьев и кустарников. Впервые нашли мы их на Сунгачи, 15-го августа, небольшими стадами на черемухе. Тут были птенцы вместе со взрослыми; взрослые, из которых мы нескольких застрелили, сильно линяли. В сентябре мы их также находили на Усури, и нередко небольшими стадами, особенно там, где были в полной зрелости виноградные кисти, служащие им пищей. Они остаются здесь, пока находят достаточное количество этих плодов, и отлетают на юг уже поздней осенью, когда почувствуют недостаток в пище.
38) Parus caudatus L. Синица долгохвостая.
В продолжение летних месяцев она никогда не попадалась нам на глаза, может быть оттого, что около этого времени ее совсем нет здесь и она прилетает сюда из более северных стран только к осени: первых мы видели 20-го сентября большими стадами близ Субки, где они держались в лиственном лесу. Убитые экземпляры оказались уже совершенно вылинявшими. Весною 1860 г. били этих птиц 1-го марта, близ устья Имы.
39) Parus cyanus Pall. Синица князёк.
В продолжение летних месяцев на Усури весьма редко удается видеть этих красивых синиц. К 16-му июня на устье Усури мы нашли уже летавших птенцов в гнездовом платье. Поздней осенью эти птицы встречаются чаще, и мы видели их близ устья Усури на островах, поросших ивами; убитые в половине сентября экземпляры были уже совершенно вылинявшие.
Весною, уже в первых числах апреля, они попадаются пролетом на верхней Усури, где г. Максимович бил их 11 апреля.
40) Parus palustris L. var. borealis Selys. Синица камышовка.
Птица, очень часто попадающаяся в лиственных и мешаных лесах Усури, где она гнездится. 15-го июня близ Турмэ мы видели стадо молодых птенцов, летавших со своими родителями в лиственном лесу. Птенцы носили гнездовое платье и еще не показывали следов линяния. Позже мы видали их на всей Усури и часто на озере Кенгка в мешаных лесах, где взрослые, убитые 16-го августа, вылиняли и их правильные перья были наполнены кровью.
41) Sitta europea L. Поползень ямщик.
Поползень, принадлежа на Усури к числу весьма часто встречающихся птиц, держится там как в лиственных, так и в мешаных лесах, и мы встречали его в продолжение летних месяцев. 15-го июня мы видели этих птичек в лиственном лесу около Турмэ, где они, большею частью попарно, перелетали с дерева на дерево. Убитые около этого времени взрослые принадлежали к типической форме и были в весьма свежем брачном наряде. У только лишь убитых птиц радужная оболочка была черная, ноги — желтовато-серого цвета. В таком же множестве, как в лиственных лесах на Усури, мы находили их и в мешаных лесах на северном берегу озера Кенгка, где экземпляры, убитые 18–20 августа, уже оканчивали свое линяние, так как маховые и правильные перья были уже свежие, а между тем все тело было еще покрыто пеньками. Но экземпляр, убитый 15-го сентября близ Уанг-бобоза, носил уже совершенно вылинявшую осеннюю одежду. Зимою эта птица ведет бродячую жизнь и встречается здесь поодиночке, в таком же множестве, как и летом.
42) Bombycilla phoenicoptera L. Свиристель гималайский.
Этот свиристель, который сделался известен нам из Гималаи и, по Зибольду[88], из Японии, на Амуре впервые замечен г. Радде, в Хинганских горах. В продолжение лета мы не видали его на Усури; но г. Максимович прислал из станицы Буссевой, на верхней Усури, экземпляры, убитые там 16-го апреля 1860 года.
43) Garrulus infaustus L. Ронжа.
У ходзенов: фонгсоха́.
Эти птицы, держащиеся преимущественно в хвойных лесах, нигде не попадались нам на самой Усури в продолжение июня и июля. В это время они держатся в очень отдаленных от берега горах, покрытых хвойным лесом, где мы их нередко и видали около этого времени. В первых числах августа они приближаются к берегу реки и держатся здесь в лиственных лесах. Кажется, что этот их перелет находится в связи с пищею.
На озере Кенгка, где северный берег покрыт хвойным и мешаным лесом, мы их более не видали; таким образом, можно думать, что эта северная птица не пробирается так далеко на юг и граница ее распространения лежит может быть ближе к северу. 14-го сентября в лиственном лесу мыса Кхофеля́ мы встретили стадо взрослых и птенцов этого года; эти последние уже совершенно вылиняли.
44) Nucifraga caryocatactes L. Ореховка пестрая.
Этих птиц мы видели только поодиночке, 13–16 июня, в хвойных лесах Хёхцырских гор, при устье Усури.
45) Pica cyana Pall. Сорока сибирская.
У ходзенов: искхо́.
Кажется, что устье Усури представляет восточную границу распространения этой птицы, часто встречающейся в Даурии и на Амуре: ниже этого устья ее не замечал ни один путешественник. На всей Усури она еще довольно обыкновенна, однако кажется, что и здесь она уже реже, чем по Амуру выше ее устья. В первый раз мы увидали ее здесь 4-го июля повыше Уанг-бобоза на острове, поросшем ивами, где держалось целое стадо больших выросших птенцов и взрослых и присутствие птенцов заметно было еще издали по их крику.
Позднее мы видели их еще несколько раз гораздо южнее по Усури и на Сунгачи, однако вообще только изредка. Птенцы, убитые 23-го сентября повыше Нучь-Ауа, носили уже совершенно такой наряд, как и взрослые. По словам туземцев, эта птица зимует в усурийской стране.
46) Pica caudata L. Сорока обыкновенная.
У ходзенов: сахсе́й и цахсаки́.
У китайцев: сит-циау́.
Сорока принадлежит к числу птиц, часто встречающихся на всей Усури и на озере Кенгка. Она держится здесь то вблизи деревень, то, и гораздо чаще, в лиственных лесах на берегу. В лиственных лесах попадается она, что́ особенно бросается в глаза, преимущественно на необитаемой Сунгачи, где мы встречали ее очень часто и по большей части одиночкой. Она нередко попадалась и на северном берегу озера Кенгка, где питается выброшенными на берег рыбами. Убитые там в середине августа экземпляры — которые отличаются от европейских только более значительной величиной — линяли. Единственная особенность сорок усурийской долины — их голос, который совершенно не похож на известный громкий крик наших европейских птиц.
47) Corvus monedula L. var. dahuricus Pall. Галка.
Летом и осенью мы нигде не встречали галок на Усури, и оттого можно думать, что они являются здесь только на пролете. По свидетельству г. Максимовича, который бил их близ Буссевой станицы, они, в 1860 г., были там уже к концу марта месяца.
48) Corvus corone L. Ворона черная.
У ходзенов: тока́.
Эти птицы очень часто встречаются на всей Усури и в особенности около обитаемых мест. Почти постоянно около мест наших ночлегов они поджидали нашего ухода, чтобы воспользоваться остатками стола. Гораздо чаще попадаются они на берегу реки во время хода и лова рыбы кэта ( Salmo lagocephalus ), когда им представляется возможность питаться остатками от чищенья этой рыбы. Если мы не встречали их на Сунгачи, за исключением ее истока и устья, то причиною этого, вероятно, необитаемость этой реки. У Лунг-мяо на оз. Кенгка и на северном берегу его они опять нередко попадаются. По словам туземцев, они гнездятся в усурийской долине в первых числах мая. В последних днях июня мы видели окрылившихся птенцов, которые летали со своими родителями; около этого времени начинается и линяние взрослых.
49) Corvus japonicus Bonap. Ворона японская.
Мы не можем сказать, часто ли она встречается на Усури, потому что на некотором расстоянии и к тому же на лету ее почти невозможно отличить по внешнему виду от Corvus corax и C. corone. Но что она здесь водится — это видно по убитой 10-го сентября птице, которая по известным зоологическим признакам отличалась от упомянутых видов. По образу жизни она, по-видимому, чрезвычайно сходна с черной вороной.
50) Corvus corax L. Ворона ворон.
У ходзенов: холи́ и керу́.
У китайцев: ябо́з.
На Усури встречается во все времена года, но и здесь, как везде, гораздо реже черного ворона.
51) Sturnus cineraceus Temm. Скворец серый.
Этот вид скворца, обыкновенный на Амуре и в Японии, встречается и на Усури, однако далеко не так часто, как мы привыкли видеть его там: мы ни разу не видали скворцов, летающими большими стадами. Они появляются здесь довольно рано, и г. Максимович стрелял их уже 7 апреля 1860 г., на верхней Усури близ Буссевой станицы. Они держатся в лиственном лесу и в ивовых кустарниках, где гнездятся, и к концу июня имеют окрылившихся птенцов. Перед этим временем их видно небольшими стадами вместе и они часто держатся в лиственных лесах по берегу реки, в сообществе с следующим видом. Взрослые птицы, убитые 2-го июля у Даланг, линяли и отчасти были уже в своем осеннем наряде. В начале августа мы видели стада, которые готовились уже к отлету на юг и позднее они нам уже не попадались.
52) Pastor sturninus Pall. Шрикун.
У ходзенов: сисерга́[89].
Эта птица встречается на Усури чаще предыдущей, несмотря на то, что она по большей части живет с ней вместе, особенно после кладки яиц. По образу жизни она, по-видимому, сходна с предыдущей. Также очень рано появляется на Усури, где живет в лиственных лесах и особенно на островах, поросших ивами, где она гнездится в продолжение мая. 16-го июня мы видели шрикунов на устье Усури, на островах поросших ивами, где у них были уже окрылившиеся птенцы и где они держались большими стадами. Прошлогодние самцы, убитые 20-го июня выше станицы Киселева, носили уже одежду почти совершенно одинаковую с нарядом взрослых. У только что убитых птиц радужная оболочка была светло-бурая, клюв темно-роговой, тарзы и большие пальцы синеватые. В какое время линяют взрослые, нам неизвестно. К концу июня мы видели их уже большими стадами, которые к началу июля достигли своего maximum.
С 10-го июля мы потеряли их из виду и не замечали их ни на Сунгачи, ни на оз. Кенгка. Не покидает ли эта птица и в самом деле долину Усури так рано?
53) Certhia familiaris L. Пищуха.
Встречается на Усури, так как г. Максимович бил их у Буссевой станицы 18-го марта 1860 г.
54) Anthus arboreus Bechst. Щеврица лесная.
Летом эта птица, кажется, только изредка держится на Усури, так как мы видели ее в это время всего только один раз. Чаще встречалась она осенью, когда, вероятно, останавливается здесь при пролете с севера на юг. 20-го августа мы заметили и застрелили нескольких на Сунгачи. Это были взрослые самцы и самки, которые находились на последней степени линяния.
55) Anthus pratensis L. var. japonica Temm. et Schleg. Щеврица луговая.
Этих птиц мы видели только 16-го августа на оз. Кенгка, где они кружили поодиночке над низменностями. Убитые самки найдены уже вылинявшими.
56) Motacilla alba L. Трясогузка белая.
На Усури встречаются обе разновидности этой птицы, замеченные до сих пор на Амуре, именно var. lugens Illig. и var. paradoxa Schrenck. Преобладает там однако последняя, между тем как первую мы заметили только один раз. Как во всей вообще Восточной Сибири, трясогузки и здесь появляются очень рано: по словам туземцев, они попадаются здесь уже с первыми появляющимися небольшими птицами и прилетают уже в первых числах марта. Из всех видов этого рода они раньше всех имеют уже окрылившихся птенцов, которых мы находили уже в первых днях июня. К концу этого месяца начинается и линяние взрослых, что́ можно было видеть на экземплярах, которые мы убили 30-го июня на устье Абдери. Они очень часто попадаются на берегу реки в продолжение всего лета, но поодиночке или только понемногу вместе. Их видно одиночками по берегу еще и в конце сентября (18-го). Белая трясогузка принадлежит, по словам туземцев, к птицам, весьма поздно отлетающим отсюда; к концу октября ее можно еще видеть на средней Усури.
57) Motacilla sulphurea Bechst.
На Усури гораздо реже предыдущего вида и, судя по взрослым, окрылившимся уже в июне, птенцам, прилетает также очень рано. Время линяния ее птенцов — конец августа, когда они носят одежду переходную от гнездового к осеннему наряду. В конце сентября эти птицы летают еще поодиночке и не думают об отлете.
58) Motacilla flava L. Трясогузка желтая.
Редко попадается на Усури. 18-го июня, повыше станицы Невельского, мы нашли на одном заливном острове окрылившихся птенцов в гнездовом платье.
59) Oriolus Cochinchinensis Briss. Иволга китайская.
У ходзенов: гочингё-ольго.
На Усури эти иволги встречаются в лиственных лесах, где мы не раз слышали их свист и мяуканье и видали самых птиц. Но отсюда они перелетают иногда и на острова, поросшие ивами. К концу мая они гнездятся в лиственных лесах, и 12 июля, повыше устья Имы, мы видели уже окрылившихся птенцов. 27-го июля мы видели полный выводок, родителей и птенцов, которые держались еще вместе, и с высокой вершины дерева к нам доносился их свист. 15-го августа мы видели их в последний раз; поэтому они, быть может, принадлежат к весьма рано отлетающим птицам.
Кажется, что птенцы их начинают линять только на 2-й год, потому что птенцы, убитые в августе, носили еще свой гнездовый наряд. На взрослом самце, убитом около того же времени, также не было никаких следов линяния и он носил весьма свежий осенний наряд.
60) Turdus daulias Temm.
Несмотря на то, что сами мы не заметили на Усури этой птицы, мы заносим ее в число встречающихся здесь видов, так как она, 31-го июля 1855, была найдена г. Шренком на устье Усури близ Турмэ.
61) Turdus auroreus Pall.
Летом эти птицы никогда нам не попадались. Г. Максимович стрелял их 15 апреля 1860 года, у Буссевой станицы.
62) Turdus chrysolaus Temm.
Это один из самых редких на Усури видов дрозда, который мы нашли парами, в начале июня, в лиственном лесу, и небольшими стадами, 15 августа, на Сунгачи.
Убитый около этого времени взрослый самец оказался уже вылинявшим.
63) Turdus fuscatus Pall.
По-видимому, эти птицы почти совсем не гнездятся на Усури, или, по крайней мере, только изредка. Все стада, попадающиеся здесь весною[90], тянутся далее на север. Но осенью они опять налетают большими стадами и держатся здесь до самой поздней осени. С 15-го сентября (при Уанг-бобоза ) мы находили их на Усури довольно большими стадами, которые держались то на островах, то в лиственных лесах, и питались поспевающим около этого времени виноградом.
64) Lusciola kamtschatkensis Gm. Соловей красношейка.
У ходзенов: чоке́.
Эту маленькую красивую птичку нам всегда приходилось встречать гораздо чаще на севере, на Лене, на Вилюе, чем на Амуре и на Усури. Летом она здесь гораздо реже, чем весною, когда прилетает сюда очень рано, в последнее время года, в 1860 году, г. Максимович убил птичку этого вида 6-го апреля, у Буссевой станицы. Птенцов мы не видали на Усури, поэтому весьма может быть, что этот вид здесь совсем не гнездится. 22-го июля мы нашли близ устья Сунгачи старую самку, которая начинала линять.
25-го сентября у Казакевичевой станицы, в ивовом кустарнике, мы убили парочку, которая носила уже свой свежий осенний наряд.
65) Lusciola cyanura Pall.
Этот вид, слишком рано появлявшийся на Амуре, по-видимому, отлетает гнездиться по большей части на север, и только немногие неделимые гнездятся в усурийской долине.
Окрылившихся птенцов этого вида мы нашли уже 10-го июля при урочище Бульджи; они носили еще полное гнездовое платье. Гораздо чаще чем летом видно этих птиц с первых чисел сентября, когда они начинают отлетать, и во время пролета они держатся по большей части в ивовых кустарниках по берегу. Взрослые самки, убитые 20-го сентября близ Субки, носили совершенно вылинявший осенний наряд.
66) Phylopneuste sibirica Midd. Соловей сибирский.
Это один из видов соловья, чаще всех встречающийся на Усури и там гнездящийся, так как там повсюду можно найти его в кустарниках и слышать его громкое пение. В начале июня мы нашли в кусте таволги его гнездо, в котором лежали еще неоперившиеся птенцы. 20-го июня, у станицы Киселева, мы нашли птенцов уже на взлете. Вскоре по окрылении птенцов взрослые начинают линять. Совершенно вылинявшую птицу этого вида мы застрелили 23-го августа на Сунгачи. Около этого же времени мы заметили небольшое стадо, которое вероятно тянулось уже на юг.
67) Phylopneuste superciliosa Gm.
Летом ни мы, ни другие путешественники не встречали до сих пор этой птицы. Весною, очень рано, она тянется через эти места гнездиться на север, где мы встречали ее, напр. на Вилюе, весьма часто. На Усури впервые заметили мы этих соловьев 18-го августа, у озера Кенгка. В этот день, при ясной погоде и умеренном северо-западном ветре, они пролетали в мешаном лесу близ русского поста и тянулись на юг. Они были тут в таком большом количестве, что едва ли было хотя одно дерево или куст, на котором не было бы их по нескольку, и отлетающие заменялись новыми. Течение продолжалось 2 дня и в это время многие из них залетали даже в жилые постройки. Убитые экземпляры носили уже свой полный осенний наряд и на них не видно было никаких следов линяния.
68) Zosterops chloronotus Gould.
Эту птицу, весьма редко встречающуюся на Усури, мы застрелили 12-го июля, в ивовом кустарнике, при устье Сунгачи. Это была самка, сильно линявшая. Ни раньше, ни позже эта птица не попадалась нам в долине Усури.
69) Salicaria Aadon Pall. Камышовка.
У ходзенов: ньече́.
Эта птица весьма часто встречается на всех лугах, поросших кустарниками таволги и других растений и тростеполевицей; она гнездится здесь. В продолжение всего мая и до 21-го июня на Амуре и на Усури часто приходится слышать ее громкое, весьма приятное пение. Но застрелить ее весьма трудно, потому что ее только изредка видно в густом кустарнике и если действительно удастся убить, то трудно отыскать в чаще.
Кладка яиц начинается в мае; к началу июля птенцы были еще не на взлете. Взрослые линяют с половины июля и самка, убитая 16-го июля, была в сильно изношенном платье и хвостовые перья ее были уже наполнены кровью. 15-го августа, на Сунгачи, мы нашли уже совершенно вылинявших камышовок и вскоре после того они, кажется, стали уже готовиться к отлету на юг.
70) Muscicapa cinereo-alba Temm. et Schleg.
13-го июня близ дер. Турмэ мы нашли уже окрылившихся птенцов этой птицы, не очень редко встречающейся в долине Усури. Это было стадо, штук из 10 с лишком, которых взрослые переводили из лиственного леса, где у них, вероятно, были гнезда, в более редкий подлесок к речному берегу. Они здесь перелетали с дерева на дерево и не выказывали ни малейшей робости. 1-го августа по Усури мы нашли птенца, который линял и уже переменил некоторые перья гнездового платья. У самца, убитого 15 июля, заметно было начало линяния, которое продолжается до первых дней августа. 15-го августа, на озере Кенгка, мы видели небольшое стадо, в котором на всех экземплярах был уже полный осенний наряд, и они готовились к отлету на юг.
71) Muscicapa narcissina Temm. et Schleg.
Эту красивую мухоловку, которая впервые замечена в Японии, в прежнюю нашу поездку 1855 г., мы находили летом на Амуре близ устья Усури. Южные части Амура служат, по-видимому, самой северной границей ее распространения и она вообще редкая птица, так как до сих пор кроме меня ее не заметил ни один путешественник. Впервые мы увидали этих птиц 10 июня, в устье Усури, на острове, густо поросшем ивами и различными кустарниками, где самец, в полном брачном наряде, гонялся за самкой и так был разъярен и ослеплен, что налетел на меня и почти в мое самое лицо. Это была парочка, во всяком случае сильно запоздавшая гнездиться, так как уже 13-го июня мы нашли птенцов, правда только лишь покинувших гнездо и у которых едва на гузке показалось несколько желтых перьев. Взрослые в это время были еще в свежем брачном наряде и даже экземпляр, убитый на устье Имы 15-го июля, не показывал никаких следов линяния. Рассмотренные нами экземпляры совершенно подходили под описание, представленное у Темминга[91], исключая довольно широкой полосы, идущей от носового отверстия к глазу и которая у японских птиц густо-желтая, а у наших совершенно белая. В конце августа мы видели небольшое стадо, которое, очевидно, было уже на отлете к югу.
72) Pericrocotus cinereus Lafr.
Несмотря на то, что мы не встречали этой птицы в настоящую нашу поездку, мы ее причисляем однако к усурийским птицам, потому что били ее близ устья Усури 6 июля 1855 года.
73) Lanius phoenicurus Pall. Сорокопут.
Это единственный вид этого рода, который мы нашли на Усури; впрочем, и он здесь не часто попадается. Первых только лишь окрылившихся птенцов мы заметили 11-го июля между мысами Цифяку и Кхофеля, в лиственном лесу. Это был целый выводок, который вместе со взрослыми перепархивал с дерева на дерево. Птенцы были в гнездовом платье, в котором маховые и хвостовые перья были еще наполнены кровью. В конце июля взрослые еще линяли.
74) Hirundo rustica L. var. rufa Gm. Ласточка косатка.
У ходзенов: цифяку́.
У китайцев: я́нза.
Косатка встречается на Усури чаще всех других видов ласточки: ее можно встретить почти во всех ходзенских и китайских деревнях и даже в некоторых казацких станицах, появившихся только в 1859 году. По словам туземцев, первые косатки прилетают на устье Усури в первых числах мая. 18-го июня (у Дьяченковой станицы) у них были сильно насиженные яйца, а 28-го июня (пониже устья Нора ) — уже птенцы, едва только вылупившиеся, которые и 15-го июля (на устье Имы ) еще были не на взлете. 22-го июля, в китайской деревне Дамгу, найдены уже окрылившиеся птенцы и в то же время мы видели там в некоторых гнездах свежие, еще не высиженные яйца; следовательно, косатки и здесь, как во многих других местах, гнездятся по 2 раза в лето. Мы не видали их по Сунгачи, потому что эта река необитаема, и встретили их опять только при ее истоке из озера Кенгка, в деревне Лунг-мяу. У Дамгу косатки 18-го августа покинули свои гнезда, которые они свили себе в жилищах китайцев. Однако в первых числах сентября мы еще видели их здесь стадившимися, и, по словам китайцев, они покидают эту местность то в половине, то в конце этого месяца. Все убитые нами экземпляры были в свежем наряде; поэтому можно думать, что косатки здесь не линяют. Ходзены, и в особенности китайцы, по-видимому, весьма их уважают и считают за добрый знак, если они гнездятся на их жилищах.
У китайцев мы видели подвешенные к потолку на шнурках искусственные гнезда, в которых гнездятся ласточки, влетая в окна или в двери.
75) Hirundo alpestris Pall.
Этот вид, встречающийся, по Палласу[92], в Даурии, и по Теммингу и Шлегелю[93], в Японии, до сих пор не был еще находим в амурском крае. Мы нашли этих птиц на Усури, где они, впрочем, по-видимому, гораздо реже всех других видов ласточки, так как мы видели их только при ее устье и при урочище Хайцо. По-видимому, они прилетают сюда позднее всех прочих видов, так как 15-го июня они только лишь начинали исправлять гнезда. Это было стадо штук в 20, которые гнездились в покинутых весною хижинах деревни Турмэ. Прилетевшие сюда 16-го июня самцы и самки были в брачном наряде, который совершенно подходит под данное Палласом описание. 20-го июня они только лишь начали класть первые яйца.
Эти птицы гнездились на Усури в жилищах и пристройках, что́ особенно замечательно, так как, по Палласу, в Даурии они держатся и гнездятся постоянно только в гористых местностях, и устраивают свои гнезда на склонах гор.
76) Hirundo riparia L. Ласточка земляная.
У ходзенов: ифа́рь.
Крутые песчаные берега поёмных лугов и заливных островов между мысом Кырма́ и устьем Усури были во многих местах изрыты норами, в которых помещают свои гнезда эти ласточки, и почти без исключения в каждой норе было гнездо.
По-видимому, земляные ласточки показываются здесь очень рано, так как к 5-му июня у них были уже птенцы. Последние очень недавно вылупились и, кроме двух пушинок на спине и на затылке, были совершенно голы.
Удивительно, что в продолжение всей нашей поездки по Усури, Сунгачи и Кенгка, мы нигде не видали гнезд земляной ласточки, хотя в весьма многих местах находили берега, совершенно удобные для того, чтобы им гнездиться. 23-го июля, при весьма дождливой погоде, внезапно появилось, на верхней Усури, близ Дамгу, прибывшее с севера весьма большое стадо, которое здесь держалось в продолжение этого дня и потом потянулось далее на юг. Во всяком случае, это было стадо, захваченное уже на отлете, и, несмотря, что время было необыкновенно раннее, мы полагаем, что этого наблюдения совершенно достаточно для определения времени отлета земляных ласточек, так как позже мы их уже не видали.
IV. GALLINACEAE.
77) Columba turtur L. var. gelastes Temm. Голубь-горлица.
У ходзенов: туту́ и кути́.
Горлица вовсе не редкая птица, как на всем Амуре, так и на Усури, и мы встречали ее летом и в начале осени на самой Усури и около Кенгка. По словам туземцев, к концу апреля они понимаются и гнездятся. 31-го мая в гнезде, найденном нами на острове, в ивовом кустарнике, лежали уже 2 птенца, но еще были в желтом пуху. Гнездо, расположенное на дереве, аршинах в двух от земли, было свито из сухого хвороста и внутри его не было ни перьев, ни других мягких предметов. Взрослые в это время были весьма робки, летали высоко над гнездом и их весьма трудно было подстрелить. Летом, на Усури, видно их, как они кружат то поодиночке, то небольшими стадами на островах, поросших ивами и в лиственных лесах, а иногда сидят и на берегу реки. К началу августа мы нередко видели их летающими в небольших стадах, состоящих из взрослых и птенцов. Взрослые, убитые 18-го августа на оз. Кенгка, оказались наполовину уже вылинявшими, между тем как птенцы были еще в гнездовом платье. Птенцы, убитые 20-го сентября у Субки́, уже не линяли и были в своем осеннем наряде. В сентябре они только изредка попадаются на китайских полях, где, по-видимому, охотнее всего бросаются на просо, так как зобы всех убитых нами экземпляров были наполнены зернами этого растения.
Ко всему этому нам кажется невероятным, что горлицы, как утверждают туземцы, зимуют на Усури.
78) Columba livia Briss. var. domestica. Голубь домашний.
Мы заметили домашних голубей в некоторых казацких станицах, переведенных с Аргуни, откуда они и завезены в усурийскую страну. У ходзенов и китайцев мы их не видали.
79) Tetrao tetrix L. Тетерев косач.
У ходзенов: форо́ или поро́.
самка: харраке́.
У китайцев: у́дзи.
Если по Амуру, на В. от Хинганских гор, большая часть путешественников не замечали до сих пор тетеревов косачей, так только потому, что эту часть реки никогда не посещали ни поздней осенью, ни зимою, когда прилетают сюда эти птицы. Точно так же и нам на Усури не привелось их видеть ни летом, ни ранней осенью, хотя мы специально занялись определением границы их распространения. Нам прежде всего должно было броситься в глаза то обстоятельство, что все туземцы, судя по сделанному ими описанию этой птицы, все-таки хорошо ее знают. Однако, эта загадка весьма скоро разрешилась, как только нам сказали, что косачи появляются здесь ежегодно с первым снегом, потом попадаются все чаще и чаще, и, наконец, в ноябре делаются наиболее многочисленными, когда реки покрываются льдом.
Что касается до пребывания их летом, то нам лично не достает достаточных наблюдений, а от туземцев мы не могли получить положительных сведений об этом. Одни утверждали, что летом косачи держатся в высоких горах усурийской страны, другие полагали, что они прилетают сюда поздней осенью из долины р. Сунгари. Это последнее мнение кажется нам вероятным, так как летом, делая экскурсии в горах, мы никогда не встречали косачей. Во всяком случае, это появление здесь косачей зимою — явление в высшей степени интересное, которое, сколько нам известно, еще нигде не было замечено. Мы были бы готовы принять его за некоторый род эмиграции, быть может стоящей в связи с их пищей. По словам туземцев, зимой они держатся маленькими или большими стадами по берегу и на островах, поросших ивами; то же самое мы находим и у г. Максимовича[94], который не раз видал этих птиц на Усури и которому удавалось их застрелить. От туземцев узнали мы также, что он здесь гнездится; г. Максимович, со своей стороны, сообщает, что в 1860 г. близ Буссевой станицы, на верхней Усури, 15-го марта они начали токовать, из чего следует заключить, что косачи гнездятся по Усури.
80) Tetrao canadensis L. var. Franklinii Dougl. Дикуша.
В лиственных лесах по Усури сами мы не видали их, но ходзены с нижнего течения Усури рассказывали нам, что в горах, далеко отстоящих от реки и покрытых хвойным лесом, есть вид тетерева, стоящий по своей величине между косачем и рябчиком, вид, который мы и должны принять за дикушу.
81) Tetrao Bonasia L. Рябчик.
У ходзенов: фиму́ или пиму́.
Рябчик весьма распространен по всей Усури и живет в хвойных и лиственных лесах. Однако во время пониманья и летом он, по-видимому, предпочитает хвойный и мешаный лес, а поздним летом и осенью переходит в лиственный, ближе к берегу. В августе мы нередко видали рябчиков на берегу Усури, в лиственных лесах, а также и на поросшем ивами прибрежьи и островах. Южнее, напр. на Сунгачи и Кенгка, мы их больше не видали; — не здесь уже экваториальная граница распространения рябчиков?
17-го июня на устье Чирку мы нашли уже стадо молодых, но довольно взрослых птенцов, которые были в гнездовом платье с кровянистыми перьями. Линяние взрослых начинается к концу июля, и птица, убитая 22-го сентября, у Нучь-Ауа, была уже в полном осеннем наряде.
82) Phasianus torquatus Gm. Фазан.
У ходзенов: ольгума́.
У китайцев: е́дзи.
Что фазан, встречающийся в амурском крае, принадлежит к названному виду, это доказано г. Шренком[95]. По словам туземцев, на Сунгари он попадается весьма часто и оттуда ежегодно перелетает к востоку, на Амур и Усури. При устье Усури обитатели знают эту птицу, но утверждают, что она там очень редко показывается. Но не только там, а и на Амуре он, по показаниям г. Максимовича, перелетает еще ниже устья Усури до Уксеми, след. до 48,51° с. ш. и след. этот пункт можно принять за восточную границу его распространения по Амуру.
Идя по Усури от устья, его изредка можно встретить на протяжении первых 200 в., напр. у Ауа, Субки, Дума и Кхофеля, куда он прилетает зимой в одно время с тетеревами. Далее вверх, напр. у Дамгу и на Сунгачи, фазан иногда не показывается несколько лет и всегда редок. У туземцев составилось мнение, что он пробирается сюда на зиму из долины р. Сунгари и летом здесь не гнездится. С этим мнением согласны и мы, потому что летом, бродя со своей лягавой собакой в луговых степях и лиственных лесах, мы не встречали ни фазана, ни тетерева. Гнездится ли он здесь, мы не можем сказать наверное; близ Ауа один ходзен рассказывал нам, что он нашел гнездо в апреле; впрочем, причиной того, что только немногие из охотников в состоянии были сообщить нам сведения об этой птице, могла быть ее редкость.
83) Gallus gallinaceus Pall. Курица домашняя.
У ходзенов: пе́ко.
На Усури мы никогда не замечали домашних кур у полукочующих ходзенов, и только с появлением огородов и полей в небольшом масштабе, как напр. близ Ауа, Нора, попадаются, в небольшом однако же числе, куры. Впрочем, говоря вообще, китайцы весьма редко их держат и во многих местах их совсем не видно, несмотря на то, что достаточно было бы для них корму. Однако новые русские поселенцы, конечно, скоро распространят их в большом количестве, и уже в первый год после поселения русских мы видели, если не во всех, то по крайней мере в весьма многих станицах, кур, привезенных из Забайкалья.
V. GRALLATORES.
84) Perdix coturnix L. var. japonica Temm. et Schleg. Перепелка.
Несмотря на то, что ни один путешественник не замечал до сих пор перепелки на Амуре, существование ее там более чем вероятно, потому что эта птица встречается, по Палласу, в Даурии и, по Теммингу, в Японии; а также и потому, что обширные, богатые травою луговые степи представляют весьма удобную местность для ее пребывания. На нашем пути вниз по Амуру мы впервые заметили перепелок 20-го мая, на тянущихся здесь луговых степях, ниже Айгуна и, начиная отсюда, мы их слышали и видели почти ежедневно. 6-го июня между мысом Кырма и устьем Усури, где они попадались очень часто на лугах, мы их нашли, как и после находили, парами: они взлетали с приближением собаки и часто испускали известный пронзительный крик. И по всей Усури летом они попадались в большом числе, над луговыми степями, где мы всегда встречали их, до конца июня, парами и слышали известные призывные их звуки, хотя эти последние, особенно к концу июля, сделались уже значительно слабее, а к началу августа почти совсем прекратились. Наконец, мы их видели и стреляли на низменностях между оз. Кенгка и Ац-Кенгка, где они впрочем, по-видимому, гораздо реже. Птенцы покидают гнездо в первых числах июля, и 29-го июля мы нашли на Сунгачи первое стадо окрылившихся птенцов. Свое гнездовое платье сбрасывают они в августе того же года, как показывают птенцы, убитые 17 августа на оз. Кенгка: они наполовину вылиняли, некоторые маховые и туловищные перья их были наполнены кровью. Наши экземпляры совершенно подходили к описанию и рисунку, данным Теммингом[96] и отличались от его птиц только несколько более темной окраской. У только лишь убитого (31-го мая) самца радужная оболочка была светло-бурая, тарзы грязновато светло-бурые. Зоб, в начале июня, был наполнен небольшими черными гусеницами.
85) Ortygometra pygmaea Naum. Пестряк.
Crex pygmaea Naum. Vögel Deutschl. B. 9, p. 567, Tab. 239.
Gallinula Baillonii Vieillot. Faun. Franç, pl. 272 Temm. Man. d'Orn. II p. 692.
Эта маленькая красивая птичка до сих пор была известна с одной стороны на западе, в южной и умеренной Европе, с другой стороны на самом крайнем востоке, в Японии. Несмотря на то, что в огромной полосе, лежащей между названными странами, именно в Западной и Восточной Сибири, ее еще не открыли, однако с достоверностью можно предполагать, что ее со временем найдут и здесь, потому что она принадлежит к птицам, которые живут по большей части в чащах и которых поэтому труднее находить, чем других. Так как она попадается в Японии, то весьма естественно было найти ее и в амурском крае, в котором найдено так много птиц, общих у него с Японией; уже г. Шренк[97] упоминает ее в числе птиц, которых должно ожидать в амурском крае.
Мы наблюдали ее на озерах и болотах средней Усури и в первый раз она была застрелена нами 26-го июля, близ Сунгачи. Добытая там птица была старая самка, которая совершенно подходила к подробному описанию, данному Науманом[98]. Единственно, что можно бы заметить здесь относительно окраски — это, что оттенки, в особенности черного и бурого цветов, темнее — что вообще замечено у многих животных амурского края. Пестряк держится здесь преимущественно на краях болот и озер, где гнездится на берегах, поросших высоким тростником и осокой. Изредка мы видали его плавающим, тогда он постоянно кивал головой и издавал свистящие звуки. Он взлетал только по крайней необходимости и именно только тогда, когда ему угрожала совершенно явная опасность от моей лягавой собаки, которая его преследовала. Затем он скоро снова спускался в высокий тростник. Спасаясь от собак, он иногда, как мы заметили, весьма быстро убегает по большим плавающим листьям кувшинки ( Nelumbium speciosum ). По-видимому, пищей ему служат насекомые, и зоб экземпляра, убитого в июле, был наполнен преимущественно комарами, веснянками и водяными жуками. Пестряки тянутся ночью и поодиночке, как большая часть птиц этого семейства, и, по-видимому, отлетают на юг уже в сентябре, так как мы к концу этого месяца нигде их более не встречали.
86) Rallus aquaticus L. Карастель пастушок.
У ходзенов: яики.
Паллас[99] указывает, что эта птица водится в Западной Сибири; в Восточной Сибири и на Амуре ее до сих пор не находили. Но так как она, по Зибольду[100], известна нам с самого крайнего востока, из Японии, то существование ее на Амуре было весьма вероятно; подтверждение чего мы и находим теперь в птицах, привезенных нами с Усури. На Амуре мы били их близ устья Усури и это самая северная, насколько до сих пор известно, граница распространения ее на востоке. Нам представился случай наблюдать ее несколько раз и на самой Усури, хотя она там принадлежит к более редким птицам. Как Темминг и Шлегель находят в своем карастеле, происходящем из Японии, величайшее сходство во всех отношениях с европейскими птицами, так точно и привезенный нами экземпляр совершенно подходит к описанию и рисунку, данным Науманом[101]. Самка, убитая нами 7-го июня пониже мыса Кырма, была в свежем брачном наряде; у только лишь убитой птицы радужная оболочка была кофейно-бурая, верхний клюв по краям кирпичного цвета, вверху и на конце рогового; нижний клюв также кирпично-красного цвета с роговым концом; тарзы и пальцы грязноватого мясо-красного цвета. В первых числах июня пастушки попадались нам на небольших лужах и озерах, поросших высокою травою и тростником, и здесь у них в это время были гнезда. Здесь постоянно можно было слышать, особенно вечером, свистящие звуки, которыми они перекликаются особенно во время пониманья. Весьма томны и особенно часты были те звуки, напомнившие нам призывные звуки тетеревов, которые издавал самец, когда мы застрелили его самку. Непрерывно делая круги в большой траве, он, убегая от преследования собаки, выказывает большую хитрость; только с большим трудом можно заставить его взлететь. В последний раз видели мы этих птиц 25-го августа, на Сунгачи, и, судя по раздававшимся со всех сторон голосам, здесь была целая семья. Около этого времени они, кажется, и отлетают на юг; отлет совершается поодиночке и ночью.
87) Gallinula erythrothorax. Temm. et Schleg.
У ходзенов: котурки.
Давно уже доказано, что в амурском крае много птиц общих ему с Японией, и число их возрастает тем более, чем более первый изучается. Сюда же должно причислить и эту, до сих пор найденную только в Японии, птицу, которую мы привезли с Усури. Самка, убитая нами 28-го июня при урочище Сиргален, в существенных признаках совершенно сходна с описанием и рисунком, данными Теммингом и Шлегелем[102]. Что касается до подробного исследования отношения маховых перьев, то у нашей птицы первое почти равно с восьмым, третье самое большое и почти равно с четвертым, а против пятого почти на четыре милл. длиннее. Привезенный с Усури экземпляр представляет следующие размеры:
длина клюва от лба до конца — 23 милл.
высота клюва перед носовыми отверстиями — 10 „
ширина клюва перед носовыми отверстиями — 5 „
длина сложенного крыла — 129 „
длина тарза — 40 „
длина среднего пальца без когтя — 41 „
длина когтя на среднем пальце — 8 „
длина заднего пальца без когтя — 12 „
длина когтя на заднем пальце — 6 „
Что касается до окраски, то у нашего экземпляра она не так ярка, как у представленного на рисунке, данном в Fauna Japonica, что́ со всей вероятностью объясняется тем, что наша птица была уже в несколько изношенном пере. Особенно бросается в глаза бледность бурых цветов: лоб, бока головы, шеи и грудь у усурийских птиц светлого ржавчинно-бурого цвета, а у японских медно-красного. Эта бурая окраска переходит, на голове и задней стороне шеи, без резкой границы в оливково-бурую, и этим последним цветом окрашена также спина до хвоста. Крылья на верхней стороне черно-бурые; первые маховые перья на конце опушки белые. Верхние покровные перья крыльев оливково-бурые с несколькими разбросанными белыми пятнами. Нижние покровные перья крыльев, перья на нижней стороне туловища и нижние покровные перья хвоста черновато-серые с белыми поперечными полосками. У только лишь убитых птиц радужная оболочка была оранжевая, веки розово-красные, тарзы светлые кирпично-красные.
Это — нередкая на Усури птица, которая держится на небольших лужах и, преследуемая собакой по берегу в густой траве, весьма легко взлетает, но вскоре опять опускается. Вечером и в продолжение ночи мы слыхали их, как они беспрерывно издают звуки, которые весьма похожи на то, как барабанят в какую-нибудь доску. К концу августа мы уже более их не находили, потому что они как раз около этого времени отлетают уже на юг.
88) Fulica atra L. Лысуха черная (в Сибири: чертова курица).
Несмотря на то, что она повсюду встречается на Усури, лысуха черная принадлежит однако здесь к довольно редким птицам. Чаще всего находили мы этих птиц к концу августа, когда они плавают то одиночками, то небольшими стадами на озерах, реже на реке. Линянье их начинается на первой неделе августа, когда мы нашли их совершенно покрытыми кровянистыми перьями и они не в состоянии были летать. Линяние продолжается до конца этого месяца и самка, убитая 24-го августа, была уже со свежими совершено выросшими маховыми и хвостовыми перьями, между тем как все тело было покрыто еще кровянистыми перьями. Летом мы видели, как они плавали на озерах то одиночками, то попарно, а к концу июля со своими, еще маленькими, птенцами они очень робки и прячутся в высокой береговой траве, как только заметят опасность. На Сунгачи мы видели их плавающими: они беспрерывно кивают головой и, между прочим, очень ловко ныряют. У убитой 24-го августа на Сунгачи самки роговая оболочка была светло-бурая, клюв грязновато мясо-красный. Зоб этой птицы был наполнен водяными насекомыми и частицами растений.
89) Grus leucogeranus Pall. Журавль белый.
У ходзенов: едани́.
Белый журавль по своей величине и характерной наружности хорошо известен жителям усурийской долины, несмотря на то, что встречается здесь не очень часто и им только изредка удается убить его, так как он весьма робок. Нам привелось тоже неоднократно видеть его там в продолжение нашей поездки. Он держится по большей части на больших озерах и здесь, тревожимый только изредка, устраивает гнезда в высокой траве; 8-го июля, близ мыса Цифяку, мы нашли уже больших птенцов, взрослых, но еще не окрылившихся. Несмотря на то, что его редко тревожат в его уединении, он принадлежит к числу весьма робких птиц, которые, с приближением охотника, еще издали подымаются и улетают, птенцы прячутся тогда в густой траве так, что только изредка удается открыть хотя одного. В начале сентября эти птицы являются около самой Усури, по-видимому, уже при своем отлете на юг. Первое стадо, состоявшее из трех особей, которые летели невысоко над нами по направлению к Ю-Ю-В., мы видели 10-го сентября около устья Имы.
90) Grus cinerea Bechst. Журавль серый.
Обитатели усурийской долины, по-видимому, весьма мало знающие эту птицу, утверждали, что летом никогда ее не видали, а что весною она, не останавливаясь здесь надолго, пролетает на север еще очень рано. По их словам, первые журавли тянутся здесь в половине марта и это раннее течение не должно считаться чем-нибудь особенно замечательным, так как 30-го апреля мы видели их уже в большом числе на Вилюе (64° с. ш.). Летом и мы нигде не встретили их на Усури, и только 23-го августа заметили на Сунгачи первое стадо, которое тянулось на юг.
91) Charadrius pluvialis L. Ржанка сивка.
У ходзенов: ту́тки[103].
Около самой Усури летом мы не встречали ржанок. Впервые увидели мы небольшую стаю, из шести особей, 18-го августа на низменности между оз. Кенгка и Ац-Кенгка, где они вели бродячую жизнь. Это стадо, также как и встреченные позже, состояло только из взрослых самцов и самок и поэтому мы полагаем, что они здесь не гнездятся. Убитые около этого времени птицы носили весьма свежий осенний наряд, на котором более не было уже никаких следов линяния. У Дамгу, на верхней Усури, осеннее течение ржанок началось 7-го сентября и в этот день, при дождливой погоде и сильном северо-восточном ветре, видно было, как они в большом числе спустились у китайской деревни и в огороды. Отлет, по-видимому, продолжается на Усури довольно долго, так как мы еще позже, до 24-го сентября, видали их на Усури то одиночками, то в небольших стадах.
92) Charadrius curonicus Besecke. Зуек речной.
Эти небольшие ржанки на Усури очень редко встречаются и мы всего только один раз заметили их 16-го июля, повыше устья Имы, где они кружили по берегу одиночками. Убитый нами экземпляр был старый самец, наполовину уже вылинявший. Мы не могли видеть этих птиц при осеннем течении, потому что оно начинается только поздней осенью.
93) Strepsilas interpres L. Камнешарка северная.
Единственную встреченную нами парочку мы нашли 17-го августа у оз. Кенгка, где она, кружа по берегу, искала себе пищи. На обоих была уже осенняя одежда и не было заметно никаких следов линяния. У только лишь убитой птицы радужная оболочка была темно-бурая, ноги красные.
94) Haematopus Ostralegus L. Кривок морской.
У ходзенов (на устье Усури): лямкюткине́.
На самой Усури мы не видали кривков, но зато на ее устье и отсюда вверх по Амуру они вовсе нередки, и в первых числах июня мы почти ежедневно видели, как они тянулись над рекою небольшими стадами.
95) Totanus Glottis L. Улит большой.
У ходзенов: каукалэ́.
По словам туземцев, улит большой попадается на Усури незначительными стадами, при пролете на С., еще в первых числах апреля. Однако, по-видимому, его места кладки яиц лежать далее на С., потому что летом они нигде не попадались нам по Усури. Первых птиц этого вида мы видели 6-го августа, на р. Сунгачи и, несмотря на то, что они попадались с этого дня и здесь и около самой Усури, они были во все время редки. Небольшими стадами видели мы их на оз. Кенгка, где они держались на низменности между ним и Ац-Кенгка, и на илистом берегу последнего искали себе пищи. В последний раз мы видели и убили одну 11-го сентября на берегу Усури у мыса Кхахцоле. Это была молодая самка, которая еще носила свою гнездовую одежду и которая еще не представляла никаких следов линяния. В свежем состоянии радужная оболочка была у ней бурая, клюв синевато-зеленый, на конце черный, а ноги желтовато-зеленые.
96) Totanus Glareola L. Улит болотный.
Хотя летом улит болотный весьма редкая птица на Усури, однако же он попадается здесь чаще предыдущего вида. Они здесь гнездятся, и 9-го июня близ устья Усури на отлогом песчаном берегу небольшого озера мы нашли гнездо, в котором лежали 4 сильно насиженных яйца. Убитая самка была в довольно свежем летнем наряде. По-видимому, еще в августе начинается отлет этих птиц на Ю., но совершается не вдруг, а исподволь.
97) Totanus stagnalis Bechst.
На самом берегу Усури мы нигде их не замечали и только поодиночке встречали и били их на низменности между оз. Кенгка и Ац-Кенгка. 13-го августа там убит старый самец, уже вылинявший и носивший свежий осенний наряд.
98) Actitis hypoleucos L. Береговик серый.
Это самый частый и самый неробкий вид куликов, который мы встречали летом и ранней осенью на всей Усури и на оз. Кенгка. Этих птиц видно там или поодиночке, на берегу реки, когда они старательно отыскивают себе пищу, или небольшими стадами, когда они перелетают с места на место. Одно такое стадо, которое состояло из 10 особей, мы видели еще 12 июля, повыше мыса Цифяку. Оно состояло из старых самцов и самок, которые носили весьма свежий летний наряд. Мы их видали на Усури, поодиночке, еще и в первых числах сентября; убитые птицы уже вылиняли и носили свежий осенний наряд.
99) Phalaropus cinereus Briss. Плавунчик круглоносый.
Мы ни разу не видели этих птиц ни около самой Усури, ни на прилежащих озерах; напротив, весьма часто попадались они на низменности между озером Кенгка и Ац-Кенгка, где они блуждают небольшими стадами до конца августа. Стада эти состояли из взрослых и птенцов и очень может быть, что здесь, на местности весьма благоприятной для их жизни, эти птицы гнездятся. Убитые нами там взрослые уже совсем оканчивали линяние: только в наружных маховых перьях их были еще некоторые следы крови.
100) Limosa aegocephala L. Сукалень.
Птицы этого вида попадались только на оз. Кенгка, где они держались, в половине августа, довольно большими стадами, из 20 и более особей, и вели бродячую жизнь. Стада состояли только из взрослых, которые здесь не кладут яиц. Экземпляры, убитые 12–17 августа, были в свежем пере, в котором не видно было ни малейших следов линяния.
101) Tringa subarquata Guldenst. Песочник кривоносый.
Летом, по-видимому, эта птица нигде не держится по Усури и показывается здесь только при своем отлете на Ю. Впервые видели мы небольшое стадо, состоявшее из взрослых и птенцов, 25 августа, на Сунгачи, а позднее и в сентябре они держались и поодиночке на берегу Усури.
102) Tringa minuta Leisl. Песочник малый.
Это бесспорно самый обыкновенный из видов песочника на Усури и, как кажется, единственный из них, который там гнездится. Местами кладки яиц служат заливные острова, где они держатся на илистых берегах, поросших травой. Птенец, пойманный 18 июня, у станицы Невельского, был еще совершенно в пуху. До средины июля мы часто видали этих птиц на берегу, но поодиночке; с половины июля они стали собираться небольшими стадами, хотя, впрочем, и после, до самого августа, попадались также и одиночками. Взрослые птицы, убитые 25-го августа, надели уже свежий осенний наряд, к которому, впрочем, у некоторых экземпляров примешано было в то же время и несколько летних перьев. Птенец, убитый 5 сентября у Чаимтунг, носил еще гнездовое перо без малейших следов линяния.
103) Scolopax solitaria Hodgs.
11 августа они попались нам одиночками на оз. Кенгка при урочище Лунг-мяо. Они держались здесь на довольно сухом берегу, покрытом видами осоки, и были так не робки, что их можно было ловить живьем, накрывая шапкой.
104) Scolopax Gallinago L. Бекас барашек.
В продолжение июня и июля мы местами находили бекасов барашков одиночками на болотистых берегах озер и заливов. Гораздо чаще попадались они на низменностях у Ац-Кенгка, куда они спустились в большом количестве. 17-го августа начался их отлет на Ю.
105) Scolopax major L. Бекас дуппель.
На Усури дуппель, по-видимому, гораздо реже предыдущего вида; мы убили его там только однажды — 18-го июня недалеко от Дзо́адза.
106) Numenius sp. Кулик.
13-го августа, на оз. Кенгка, мы видели на полете большое стадо куликов. Так как нам не удалось захватить ни одной птицы, то мы и не может указать, к какому виду они принадлежали.
107) Jbis Nippon Temm. et Schleg. Ибис японский.
Jbis Nippon Fauna Jap. Aves, p. 117, Tab. LXXI.
У ходзенов: каунг (?).
Мы были весьма обрадованы, найдя на Усури эту красивую птицу, которая до сих пор была известна только из Японии. Открытие в усурийской стране этой птицы увеличивает число форм, встречающихся в амурском крае и общих ему, как уже и предвидели, с Японией. Привезенный нами экземпляр убит 3-го августа, на Сунгачи; это молодое неделимое, которое несколько отличается от рисунка, данного Теммингом[104], и потому мы позволяем себе представить здесь краткое описание нашей птицы. Клюв нашего экземпляра по виду и величине совершенно сходен с изображением Темминга, однако не светло-фиолетового цвета, как там, а рогового с кирпично-красным концом (в свежем состоянии). Голова и шея мутно-сероватые и буровато-белые и несколько темнее оперения всего тела; и в этой окраске наша птица не совсем подходит к упомянутому выше рисунку, на котором в окраске всего тела преобладает синевато-серый оттенок. Наша птица была в довольно изношенном пере, что особенно заметно на гребне. Последний свешивается не до нижней части шеи, как у Темминга, но, начиная с темени, только до верхней четверти шеи. Гребень белый с грязновато-серым оттенком, с просвечивающими узкими поперечными полосками и самое длинное его перо имеет 95 милл. длины. Первое маховое перо почти в 2 раза короче шестого, а второе, третье и четвертое равны между собой. Первые маховые перья черновато-бурые, с красноватым внешним и внутренним краем на нижней стороне. Начиная снаружи внутрь черный цвет мало-помалу пропадает на маховых перьях и вытесняется красным так, что 5 и 6 маховые перья становятся светлыми красно-желтыми, исключая концов, которые удерживают несколько непостоянных темных полосок и точек. У только лишь убитой птицы радужная оболочка была светло-бурая, бесперая покровная кожа передней части головы и нёба — кирпично-красная, тарзы и пальцы грязновато-кирпичного цвета. Наш усурийский экземпляр представляет следующие размеры:
длина клюва по верхушке — 155 милл.
длина клюва по разрезу рта — 145 „
высота клюва перед носовыми отверстиями — 25 „
ширина клюва там же — 20 „
длина сложенного крыла — 405 „
длина среднего пальца без когтя — 75 „
длина когтя на среднем пальце — 15 „
длина тарза — 80 „
Что касается до географического распространения этого вида ибиса, то он залетает и на Амур, где г. Радде[105] видел, пониже устья Буреи, стадо, состоящее из трех особей. Но что он там вообще редок, это утверждает и г. Радде и доказывает также то обстоятельство, что до г. Радде ибис не был замечен там путешественниками и не упоминается ими. Поэтому более чем вероятно, что южный изгиб Амура служит северной границей его распространения. Но даже и на Усури он принадлежит еще к довольно редким птицам, как в этом убедили нас и собственные наблюдения и рассказы туземцев. Мы видели там ибисов только на озере Кенгка и на Сунгачи, где они держались то на берегу реки, то на болотах, поросших высоким тростником.
108) Ardea cinerea L. Чепура цапля.
У ходзенов: вацка.
Мы весьма часто замечали цаплей на Усури, особенно в августе и сентябре. В июне и в начале июля мы видали их реже и по большей части одиночками, так как в это время они держатся в местах, где кладут яйца, на отдаленных озерах. На второй неделе июля мы видели их уже чаще, в местности Бульджи, которая изобилует большими озерами; здесь они выходили со своими птенцами к реке и бродили на песчаных отмелях. На Сунгачи они были редки, напротив, на озере Кенгка опять попадались очень часто. Около половины сентября они, по-видимому, готовились уже к отлету, и около этого времени чаще случалось видеть их стадами, по 5—10 особей вместе. Течение на юг происходит не зараз, а в продолжение нескольких недель. 25-го сентября мы еще видели их небольшими стадами: они частью сидели на песчаных отмелях, а частью летели в направлении к Ю.-Ю.-В.
109) Ardea virescens L. var. scapularis Illig.
У ходзенов по всей Усури: очоке́; на верхней Усури, у Дамгу, иногда и чомока́. На Усури по Шренку онгона.
Эта птица чаще всех других цаплей встречается на Усури и ее притоках и притом тем чаще, чем далее углубляться на юг. Она держится здесь постоянно на самом берегу реки, а на озерах никогда не попадается, и выбирает по большей части такие места, которые густо поросли ивами и где находятся значительные скопления наносного леса. По словам туземцев, она прилетает в последних числах апреля или в начале мая и в весьма непродолжительном времени начинает готовить гнезда. Гнездо свое она устраивает на стволах ив и кладет в него 4–5 зеленоватых яиц. Чаще всего мы видали этих птиц в конце июля и в августе на реке Сунгачи, берега которой представляют местности весьма для них благоприятные. Так как они вообще не очень робки и потому легко подпускают к себе на расстояние выстрела, то нам нередко удавалось убивать их. Поднятая из своего убежища, эта цапля взлетает довольно лениво и тотчас опять садится на илистый влажный берег, или на скопления наносного леса, или, гораздо реже, на дерево. Самка, убитая 11-го июля пониже мыса Кхахцоле, носила еще довольно свежий летний наряд, однако линяние уже начиналось, так как вся грудь ее была покрыта желтым пухом. По-видимому, линяние продолжается весьма долго, так как у всех экземпляров, убитых в продолжение августа, грудь была покрыта желтым пухом, а на одной птице, убитой 28-го августа на Сунгачи, был осенний наряд, за исключением двух наружных маховых перьев, которые были еще наполнены кровью. У только лишь убитых птиц радужная оболочка и веки были желтые, ноги — зеленовато-желтые; желудок наполнен мелкой рыбой. С 1-го сентября мы потеряли этих цаплей из виду, потому что большая часть их отлетела уже на юг; это подтверждали и туземцы.
VI. NATATORES.
110) Cygnus musicus Bechst. Лебедь кликун.
У ходзенов: га.
По словам туземцев, первые стада появляются в средине марта, вместе с гусями. Летом мы не встречали лебедей ни на Усури, ни на близлежащих больших озерах. Места для кладки яиц они выбирают постоянно на отдаленных озерах и там, никем не тревожимые переживают время линяния. В продолжение июня и июля они бесчисленными стадами держались на озерах, расположенных по восточному берегу озера Кенгка. На самом озере Кенгка мы видели их 11-го августа: они плавали одиночками.
111) Anser cygnoides L. Гусь-лебедь.
Гусей этих мы заметили и стреляли на Усури только осенью, при их отлете: летом они никогда не держатся ни на самой реке, ни на ближних озерах. Весною они тянутся здесь около половины апреля и те, которые тут остаются, поселяются на больших отдаленных озерах, как напр. оз. Кенгка, и на Сунгачи. На отлете мы видели их в первый раз 5-го сентября, при Чаимтунг, и с этого дня до конца месяца они тянулись на Ю. и Ю.-З.
112) Anser grandis Gm. Гусь гуменник.
При их отлете мы наблюдали первые стада этого вида 10-го сентября около устья Имы. При ясной погоде гуменники тянулись небольшими стадами, из 10–15 особей, довольно низко над рекой в направлении к Ю.-Ю.-З. Гораздо бо́льшими, клинообразно расположенными стадами тянулись они 11 и 12 сентября в том же самом направлении.
113) Anas galericuiata L. Утка китайская.
У ходзенов: вайре́.
Этот вид, отличающийся от всех других уток этой страны своим великолепным нарядом и веерообразным пучком перьев на каждом плече — принадлежит к числу птиц, весьма часто встречающихся на всей Усури и на озере Кенгка, и попадается здесь чаще всех других видов утки. По словам туземцев (на Норе ), эти птицы прилетают сюда в конце апреля. Май проходит в высиживании и в это время самцы собираются в стада из 10 и более особей и ведут с этих пор бродячую жизнь. Красивую брачную одежду самцы носят почти до 2-й недели июня; на самце, убитом 9-го июня, близ устья Усури, заметен был уже переход от брачного наряда к летнему платью: перо было сильно изношено; однако остатки веерообразных плечевых перьев были еще видимы. Самец, убитый 9-го июля, повыше Цифяку, носил уже совершенно образовавшийся летний наряд; однако маховые перья были еще не совсем развиты и были наполнены кровью. Около того же времени мы нашли, на одном озере, и стадо молодых уток, но они были еще не на взлете. Первые значительные, по числу, стада этого вида, в которых были однако только взрослые самцы и самки, мы нашли 7-го августа, на Сунгачи. Позже стада становились все больше и больше, и 28-го августа мы видели стада, состоявшие из значительного числа особей, между которыми были и совершенно уже выросшие птенцы. 25-го сентября, около устья Усури, мы видели большое стадо, тянувшееся на юг.
Утки эти очень рано прилетают весною в усурийскую страну, так как г. Максимович бил их, у Буссевой станицы, еще 6-го апреля.
114) Anas Penelope L. Утка свищ.
Эти утки принадлежат к числу самых редких на Усури. Летом мы видели их одиночками на озерах, где к началу июня были у них только что вылупившиеся птенцы. 25-го августа, на Сунгачи, мы нашли небольшое стадо, которое состояло из взрослых и птенцов, убитый тогда самец еще сильно линял.
115) Anas boschas L. Утка кряква.
У ходзенов: тарми́.
Как на Амуре, так и на Усури, это, бесспорно, чаще всех встречающаяся утка. Так как она и прилетает сюда раньше всех, то уже в последних числах мая у ней есть птенцы, между тем как многие другие виды уток сидят еще на яйцах. В то время, пока птенцы были еще малы, 7-го июня, взрослые носили еще довольно свежий брачный наряд. Но к концу этого месяца началось линяние, и самка, встреченная 12-го июля с неокрылившимися, но уже выросшими птенцами, линяла: при сильно изношенном брачном пере маховые перья были у ней наполнены кровью. Необыкновенно запоздалый выводок мы нашли 4 августа, на одном озере у реки Сунгачи, между тем как в то же время взрослые и птенцы начали уже собираться в стада и последних едва можно было отличать по величине от первых.
25-го августа, на Сунгачи, кряквы собрались в необыкновенно огромные стада и, перелетая с озера на озеро, вели бродячую жизнь. По словам туземцев, они покидают страну как только река покроется льдом.
116) Anas querquedula L. Утка чирок.
Принадлежит к числу довольно редко попадающихся уток. 7-го июня, уже ниже мыса Кырма, мы нашли на небольшом болоте самку с 8 птенцами, бывшими в пуху. Самка, убитая 16-го июня, повыше устья Имы, у деревни Сянге, была в сильно изношенном пере и начинала линять, так как хвостовые перья ее были наполнены кровью.
117) Anas crecca L. Утка чирянка.
Мы не раз били и этих уток на Усури и на оз. Кенгка. 2-го августа на Сунгачи мы нашли едва только окрылившихся птенцов.
118) Anas glocitans Pall. Утка моклок.
У ходзенов: хорхой.
На севере мы весьма часто находили эту птицу близ Якутска и на Вилюе, а по свидетельству г. Миддендорфа[106], под 70° с. ш. она принадлежит к числу наиболее часто встречающихся уток. В усурийской стране, она, по словам туземцев, очень часто попадается при пролете, в половине апреля. Но, по-видимому, только очень немногие остаются здесь летом, так как это был один из самых редких видов утки. Самцы и самки, убитые 12-го августа на оз. Кенгка, носили летний наряд, в котором не было заметно никаких следов линяния. На отлете осенью мы этих уток не видали.
119) Anas falcata Pall.
Эти утки весьма часто попадались летом на Усури и на оз. Кенгка. Птицы, убитые в продолжение июня, были в довольно свежем брачном платье, которое начало изнашиваться только около половины июля. Линяние у них начинается на первой неделе августа, и самец, убитый 13-го августа, на оз. Кенгка, наполовину вылинял; видны были еще ясные следы брачного наряда и все маховые перья, покровные перья крыльев и перья хвоста были наполнены кровью. 28-го августа, на Сунгачи, мы нашли небольшое стадо, которое состояло из взрослых и птенцов и у последних были уже совершенно развитые маховые перья. Вместе с другими видами, эти утки составляли большие стада, которые держались по озерам на Сунгачи и до отлета на юг вели бродячую жизнь.
120) Anas clypeata L. Утка соксун.
Соксуна мы встречали только изредка и летом попадались поодиночке самцы и самки, державшиеся на отдаленных озерах. У птенца, убитого 4-го августа на Сунгачи, были уже совершенно развитые маховые перья и на всем теле не было никакого следа пеньков. 25-го сентября, близ устья Усури, мы видели небольшое стадо, тянувшееся над этим местом.
121) Anas Clangula L. Нырок гоголь.
Летом гоголь на Усури не держится, но к концу сентября тянется большими стадами. 25-го сентября близ устья Усури мы видели большое стадо, которое держалось на озерах; все убитые экземпляры носили уже совершенно развитую осеннюю одежду.
122) Anas histrionica L. Нырок каменушка.
Как известно, каменушка держится преимущественно на быстрых горных ручьях и реках и потому ее на самой Усури можно встретить только изредка. Чаще встречали мы этих птиц на некоторых небольших речках и ручьях, впадающих в Усури справа. Впрочем, осенью они чаще попадались на Усури, чем летом и держались на рукавах реки, быстрота которых усиливалась высоким стоянием воды. 19 сентября у Джарчха́ мы убили молодую самку, которая была в своем осеннем наряде и маховые перья которой были уже совершенно развиты.
123) Anas Fuligula L. Нырок чернеть.
Летом мы только изредка встречали эту утку; напротив, в сентябре она весьма часто попадалась большими стадами. Самец, убитый 24-го сентября, при устье Фора, уже не линял.
124) Mergus Merganser L. Крахаль большой.
Больших крахалей мы нигде не встречали по Усури, однако, по свидетельству г. Максимовича, они попадаются здесь при пролете на С. и он бил их 24-го марта при урочище Гианг-Фау.
125) Mergus serrator L. Крахаль длинноносый.
Летом длинноносые крахали попадались весьма редко. Но с 15-го сентября мы нередко видали их на Усури: они быстро перелетали, небольшими стадами из 7—10 особей.
126) Mergus albellus L. Крахаль луток.
Этот вид еще реже предыдущего, и, по-видимому, встречается в усурийской стране только при перелете на север, весьма рано весною, и потом опять осенью, при отлете. Летом мы его нигде здесь не видали; только в последних числах сентября показались первые небольшие стада близ устья Усури.
127) Phalacrocorax Carbo L. Баклан большой.
У ходзенов: сомо́.
Несмотря на то, что нам не удалось добыть эту птицу, чрезмерно робкую и на открытом месте не подпускающую к себе на ружейный выстрел — однако мы весьма часто видали ее летом и осенью на Усури и на озере Кенгка. То поодиночке, то небольшими стадами из 8—12 особей, попадались эти птицы на реке и озерах; нередко также видали мы их на деревьях или песчаных отмелях, однако постоянно они отлетали далее ружейного выстрела. В последних числах сентября они здесь попадались еще так же часто, как и летом.
128) Podiceps cornutus Lath. Нырец рогатый.
Нырец рогатый очень редкая птица и мы ее убили только однажды, 7-го июня, около устья Усури. Здесь на озере держалась парочка, из которой мы застрелили самку, на которой была еще свежая брачная одежда.
129) Podiceps subcristatus Jacq.
Эта птица попадается на Усури чаще предыдущего вида и мы не раз встречали ее на озерах, где она гнездится. В июне и в начале июля, плавая постоянно парами у края поросшего тростником берега и между большими листьями кувшинки, она выказывала мало робости. Старый самец, убитый 25-го августа, на Сунгачи, носил уже совершенно вылинявший осенний наряд.
130) Larus canus L. Чайка сизая.
У ходзенов: дзагдзя́н-кёци.
По словам туземцев, эта чайка весьма часто попадается весною, в апреле, при ее пролете. Летом мы встречали ее очень редко.
131) Larus ridibundus L. Чайка обыкновенная.
У ходзенов: сунггар-кёци(?).
Эти чайки попадаются на Усури чаще всех других, и летом мы били их там не раз, в различных перьях и различных возрастов. 28 июня, близ Джарчха, был убит птенец, уже довольно взрослый, но у него были еще не совсем развитые и наполненные еще кровью маховые перья. У птенцов, убитых 11 июля, не было уже более никаких следов крови в маховых перьях и крылья были длиннее хвоста на 2" 1"'.
Кроме двух названных видов, на Усури, по словам туземцев, встречается еще третий вид чайки, который превосходит их величиною. Чайки этого третьего вида появляются здесь, как говорили туземцы, только весною, при пролете на север, и ходзены называют их олома́.
132) Sterna longipennis Mus. Berol. Крачка долгокрылая.
Это единственный вид крачек, встреченный нами на Усури. Они попадаются там необыкновенно часто. В июне и июле мы видели их кружащими над рекой, то поодиночке, то большими стадами. Особенно часто появлялись они на реке к концу июня, когда река была покрыта тысячами попадавших в воду веснянок, на которых жадно бросались рыбы. На озере Кенгка мы их не заметили, а к концу августа и на Усури они были уже в гораздо меньшем числе, вероятно потому, что часть их уже отлетела на юг.
Reptilia.
1) Lacerta (Zootoca) vivipara Jacq. Ящерица.
У ходзенов: тусье́за (?).
У китайцев: ма-ше́дза.
Это единственная ящерица, которую мы нашли на Усури, да и она, должно быть, редко здесь встречается, так как в продолжение всей нашей поездки нам только однажды удалось заметить и изловить ее. Мы нашли ее на скалистом мысе Цифяку, где она жила у подножия, между камнями. Со времени Палласа известно, что эти ящерицы встречаются в Сибири и идут к востоку до самой Камчатки[107]. По Миддендорфу[108], они попадаются в Становом хребте, где нередки, и на реке Алдане выползли из своих убежищ еще 30-го апреля. Мы весьма часто находили их на правых притоках Енисея, в золотоносных россыпях южной и северной систем; нередко также попадаются они у Иркутска и на Байкале. Самое северное, из известных до сих пор, место нахождения их на Вилюе, под 64 с. ш., но там мы их находили уже довольно редко, между тем как у Якутска и на Лене они попадались еще довольно часто. На Амуре, подвигаясь к В., мы нашли этот вид даже близ урочища Полься (138° в. д.), и место нахождения его на Усури, при Цифяку́ (почти под 46°15′ с. ш.), есть самая юго-восточная (из известных до сих пор) точка его отечества. Поэтому, область распространения этих ящериц гораздо больше, чем такие же области всех других видов этого рода, встречающихся на европейско-азиатском континенте.
2) Coelopeltis Dione Pall. Уж.
У ходзенов: мейки́.[109]
У китайцев: чац-чунг.
Эта змея принадлежит к числу видов, не везде часто встречающихся. Мы находили ужей по большей части одиночками и в последний раз поймали одного 14-го сентября, повыше скалистого мыса Кхофеля, но в это время он ползал уже довольно лениво и его легко можно было поймать. Паллас[110], который открыл этот вид, указывает на Западную Сибирь, как на его местонахождение. В Восточной Сибири мы нашли его около Иркутска. В амурском крае его до сих пор еще не замечали и нахождением его на Усури область его распространения значительно раздвигается к В. Здесь мы должны признать на первый раз его восточную границу, так как Зибольд уже не упоминает его между японскими видами.
3) Trigonocephalus Blomhoffii Temm. & Schleg. Гадюка.
Этот вид, впервые найденный Зибольдом в Японии, встречается также и в Восточной Сибири, по крайней мере в более южных частях ее, так как мы находили его в окрестностях Иркутска. В амурском крае он до сих пор не был еще открыт. Мы находили его на Усури довольно часто. Мы ловили его там близ устья Нора на мысе Кала́нг, у подножия Кхофеля́ и у других подобных береговых обрывов. Хотя это один из самых ядовитых видов змей в стране, однако туземцы, насколько нам известно, не отличают его от прочих неядовитых змей.
4) Trigonocephalus vittatus, nov. sp. (?) Brandt.
Эти змеи встречаются на Усури чаще всех других. Они живут между камнями, у подножия скалистых стен долины, где в теплые солнечные дни попадались в таком множестве, что во многих местах трудно было сделать шаг, не наступивши на змею. И эти змеи, и другие виды нередко попадались нам на реке, быстро плывя вниз по течению, что́, без сомнения, должно приписать некоторого рода эмиграции этих животных.
5) Coluber amurensis, nov. sp. Brandt. Уж амурский.
У ходзенов: дзабза́[111].
Ужи этого нового вида встречаются только в амурском крае, где они водятся в Хинганских горах и к востоку от них, местами на самом Амуре. На Усури мы находили их реже предыдущего вида, и они держались то в лесах, то у подножия скалистой стены долины. Нередко попадаются они и вблизи новых русских поселений и на тамошних огородах, где своей величиной (более 2 аршин) часто приводят в ужас работающих там казачек. Особенно часто попадаются этот и другие виды змей в станице, расположенной у подножия горы Хат, где они пробираются даже в жилища и пережалили уже многих обитателей.
6) Trionyx Maackii Brandt. Черепаха амурская.
(Bull. de la Cl. Phys.-math. de l'Acad. des sc. de St. Petersb., T. II., 1857).
У ходзенов: кайла́.
У манджуров: айхома́.
Эта черепаха до сих пор известна только в области реки Амура и впервые была открыта там нами в 1855 году. На самом Амуре она встречается только между устьями Сунгари и Усури и ниже устья этой последней еще верст на 50. Далее на север ее до сих пор не замечали, и потому полярная ее граница почти совпадает с 49° с. ш. На всей Усури эти черепахи попадаются часто, и тем чаще, чем далее углубляться на юг. Особенно часто находили мы их на Сунгачи и на озере Кенгка, где они нередко лежали на берегу и где мы их били. Они держатся не только на самой Усури, но также и на ее притоках, в особенности левых, потом в речных заливах и на озерах, находящихся около Усури. Здесь илистые берега совершенно покрыты их следами и мы не раз видали самых животных, которые плавали в воде, выставляя одну только голову. В теплые дни они охотно ложились непосредственно на самом берегу или на камнях, обращаясь головой к воде. Хотя во время поездки мы видели их почти ежедневно, а часто и по несколько раз в день, однако нам только изредка удавалось убить их, потому что они весьма робки и притом весьма трудно выстрелом нанести им смертельную рану. По большей части мы ловили их в гнездах, которые всегда расположены в расстоянии 10–15 шагов от края воды и откуда черепахе достаточно только перебежать это пространство, чтобы скрыться в воду. Свои яйца они кладут в песчаные ямы почти на 1 / 2 фута глубины. В гнезде, из которого только лишь спугнули животное, непокрытыми лежали только 2–3 сейчас положенных яйца, а остальные все были зарыты в песок. Время кладки яиц начинается еще в мае и к началу июня найдено было, ниже устья Нора, гнездо, в котором лежало 40 яиц. Но, что они кладут яйца еще и после и, что в высшей степени вероятно, по нескольку раз в лето — это доказывает гнездо, которое мы нашли 30-го июня, близ Субки. В гнезде лежало 9 еще свежих яиц, но животное, которое было отсюда взято, носило в себе более 20 совершенно зрелых яиц. Первое молодое животное было поймано 17-го июня близ устья Усури: оно было длиною до 1 1 / 2 дюймов и заползло в сапог одного из наших людей, когда мы переходили вброд по реке. Китайцы и ходзены едят черепах; мясо их весьма вкусно, в чем и мы убедились собственным опытом. Ходзены весьма ловко бьют их своими гарпунами, которые они употребляют и для ловли рыб. Китайцы очень любят их яйца; они собирают их в большом количестве и едят свежие и соленые.
7) Rana temporaria L. Лягушка серая.
У ходзенов: хёра́.
У китайцев: ха́шыма.
Из всех живущих в Сибири видов лягушки, это вид не только чаще всех встречающийся, но и распространенный на гораздо обширнейшем пространстве. Самый северный, доселе известный, предел его нахождения в Сибири — Туруханск, если живущие там лягушки принадлежат, как думает г. Миддендорф[112], к этому виду. К В. он распространен до океана, так как г. Миддендорф часто находил серых лягушек у Удского Острога. На Усури, особенно на ее верхнем течении, и на Сунгачи мы находили их также весьма часто. Нам бросилось в глаза только то обстоятельство, что мы ни их, ни других видов не встречали в продолжение июня нигде, ни на частых здесь болотах, ни на берегах озер. Только около половины июля показались они в большем количестве и мы находили их на болотах, во влажных ямах и в садах китайцев. Хотя китайцы говорили нам, что они едят этих лягушек, однако они никогда не попадались нам на глаза ни в ежедневно употребляемых кушаньях, ни сушеные, как это, по Зибольду[113], бывает в Японии. Они не считаются и лекарственными, какими считают их в Японии, но, по-видимому, они играют какую-то роль в религиозных воззрениях ходзенов, потому что на ходзенских идолах бывают иногда вырезаны изображения этих животных.
8) Rana esculenta L. Лягушка съедобная.
У китайцев: хама.
Ни Паллас, ни позднейшие путешественники не находили этих лягушек в Восточной Сибири. На Амуре нашли мы их в первый раз в 1855 г.; они встречаются там довольно часто, в лесных болотах и сырых канавах ниже Хинганских гор. По-видимому, на нижнем Амуре, почти под 50° с. ш., они достигают своей полярной границы. Мы нередко встречали их и по Усури, на ее среднем и верхнем течении, на Сунгачи и на озере Кенгка; они держались там на болотах и в огородах. Юго-восточная граница распространения этого вида находится в Японии, где, по Зибольду[114], они еще часто попадаются.
9) Hyla arborea L. Квакша древесная.
Древесную квакшу до сих пор находили только в южных частях Сибири и она там повсюду, до самой Даурии, весьма редка. На самом Амуре она не найдена и до сих пор; но в усурийской стране она нередко попадалась нам на верхней Усури и на Сунгачи. От китайцев из окрестностей Гирина и Нингуты мы узнали, что квакша и там часто попадается. К Ю.-В. она распространена до самой Японии где, по Зибольду[115], встречается очень часто.
10) Bufo vulgaris Daud. var. japonica. Жаба коровница.
Встречается во всей умеренной полосе Сибири и на Амуре, где мы ее находили местами, особенно на более южных частях последнего, равно как и на Усури.
11) Bufo variabilis Pall.
Этот вид до сих пор не был находим в Сибири. По Амуру он попадается почти на всем его течении; на Усури мы находили его близ ее устья.
12) Bufo calamita Daud.
Этот вид попадается на Усури чаще всех; мы находили его здесь почти по всему течению реки. На Сунгачи, в лугах и болотах, он встречался особенно часто и в начале августа там были найдены почти уже взрослые детеныши.
13) Bufo cruciata (?).
Попадается только на Сунгачи и там довольно обыкновенна.
Pisces.
1) Perca Chua-tsi Basilevsky. Окунь китайский.
У ходзенов: ауджа́ и аудза́нг.
У китайцев: ауха́.
Этот новый вид окуня сделался впервые известен по г. Базилевскому[116]; он живет, по его свидетельству, в водах, текущих в Чилийский залив у Тянь-цзиня, и часто попадается на рынках в Пекине. В Амуре до сих пор он еще не был открыт; мы привезли его в нескольких экземплярах с Усури. Хотя мы ловили эту рыбу в одном только месте, повыше устья Имы, — однако по словам туземцев она попадается, и притом нередко, по всей Усури. Она живет в самой Усури и в ее притоках, а из них охотно пробирается в болотистые озера, с которыми они сообщаются узкими каналами. В одном из таких каналов множество ее попало в верши, расставленные у одного из русских поселений; из них-то взяты, 17-го июля, экземпляры, привезенные мною в С.-Петербург.
2) Gadus Lota L. Налим.
Один экземпляр этого вида мы поймали 17-го июля в вершу, поставленную в одном месте повыше устья Имы. Он, по-видимому, ничем не отличается от других рыб этого вида, встречающихся в остальной Сибири.
3) Silurus Asotus Pall. Сом амурский.
У ходзенов: сефа́.
У китайцев: нье-ю.
Эта рыба, впервые открытая Палласом[117] в реках, составляющих Амур, весьма часто встречается и в нем в самом, по всей его длине, и по его притокам. На Усури ее можно найти повсюду и она попадается по местам в закинутые сети, чаще же всего находили мы этих рыб в Сунгачи и близ ее истока у Лунг-мяо. В начале августа мы видели их в большом числе: они беспрестанно плескались в воде и часто выставлялись из нее всем телом — вероятно, это было время метания икры. Они легко ловятся удами, на которых в виде приманки насажены мясо двустворчатых раковин ( Unio или Anodonta ) или небольшой гаммар ( Gammarus sp. ), весьма часто встречающийся в Сунгачи.
Самые большие из пойманных нами были длиною в 3 фута и весом 30–40 фунтов. Туземцы употребляют этого сома в пищу только по недостатку другой рыбы.
4) Bagrus sinensis nov. sp. Brandt. Сом китайский.
Этот новый вид до сих пор был находим только в области Усури, хотя он мог бы попадаться и в самом Амуре, по крайней мере в южных частях его. Я привез несколько экземпляров из Сунгачи, где он попадается так же часто, как и предыдущий вид. На первый взгляд он представляет большое сходство с Silurus Asotus, но отличается от него главным образом по форме и расположению плавников. Поэтому, если мы не ошибаемся, туземцы называют его тем же именем, как и предыдущий вид. Что сказано о ловле сома амурского, то же самое должно заметить и о ловле сома китайского. Самые большие из виденных нами рыб этого вида были величиною около 1 1 / 2 фут.
5) Bagrus calvarius Brandt. Сом желтый.
Silurus calvarius Basilevsky.
У ходзенов: качакта́ и чичяха́.
У китайцев: ню-и́-ба.
С этой рыбой в первый раз познакомил нас Базилевский[118] и, по его словам, она попадается в реках, текущих в Чилийский залив. В 1855 г. мы нашли этого сома в Амуре, между устьями Усури и Горина, где он, у живущих там гольдиев, известен под именем ду́дзи. Мы весьма часто находили его и во всей Усури, а особенно в Сунгачи и в болотистых озерах, находящихся в связи с этой рекою. В этих последних, к концу июля и в начале августа, рыбы было так много, что мы, помимо других видов, даже и этого сома во множестве ловили руками. В самой Сунгачи он также чаще других рыб шел на уду.
В конце июля, без сомнения, настало для этих рыб время метания икры, потому что мы видели, несмотря на значительную мутность воды в Сунгачи, что они плавали вверх брюхом совершенно у самой поверхности или массами собирались между наносным лесом, погруженным в воде. Вследствие этого у большей части изловленных экземпляров плавники и хвост были стерты и изранены до крови. По г. Базилевскому, китайцы называют эту рыбу гая-юй, потому, будто бы, что, плавая в воде, она издает звуки га…..я — га…..я. Мы слыхали нечто подобное только у рыб, едва вытащенных из воды, и это было какое-то скрипение или хрипение. Эта рыба не так вкусна, как китайский сом и туземцы только изредка употребляют ее в пищу.
6) Gobius mongolicus nov. sp. Brandt.
Этот новый вид установлен по экземпляру, привезенному мною с Усури. По-видимому, он там часто попадается; мы поймали его 17-го июля повыше устья Имы.
7) Gobius ussuriensis nov. sp. Brandt.
Подобно предыдущему, этот вид до сих пор был находим только на Усури, откуда я привез несколько экземпляров и где он летом попадается весьма часто. Туземцы не ловят этих рыб по незначительности их величины. Мы часто удили их и они, также как и многие другие рыбы, например чебак, елец усурийский и мн. др., во время наших поездок по реке нередко прыгали к нам в лодку.
8) Barbus abramoides nov. sp. Brandt. Мирон лещевидный.
Это одна из рыб нередко встречающихся в Усури. Она, подобно сазану, живет и в реке, и в лагунах и в речных заливах, где туземцы весьма часто ее ловят.
9) Cyprinus Carpio L. Сазан.
У ходзенов: хартхо́.
У китайцев: ли́дза.
Ни Паллас[119], ни позднейшие путешественники не находили сазана в Сибирских водах нигде, кроме области реки Амура. Но здесь он встречается, начиная с составляющих его рек, именно: в Ононе, Шилке и Аргуни, и до самого устья, и чем далее подвигаться по течению Амура, тем чаще попадаются сазаны и тем они крупнее. Мы весьма часто находили их и в Усури, где они водятся не только в самой реке, но, даже преимущественно, в ее притоках и в небольших рукавах и лагунах, которые во время мелководья не имеют сообщения с Амуром. Сюда заходят они в весеннее половодье и в большом числе остаются здесь, когда вода сойдет. Около этого времени они составляют главную пищу для Canis procyonoides и различных хищных птиц, в особенности орлана белохвоста. В первых числах июня, между мысом Кырма и устьем Усури, в таких мелких, по местам высохших, лагунах мы нашли их в таком множестве, что в какой-нибудь час, отчасти руками, отчасти палками наловили 30–40 штук. Сазан — любимая рыба ходзенов, потому что весьма вкусен, и чаще других рыб ловится ими, так как попадается в огромном количестве. Ходзены обыкновенно бьют его своими гарпунами, что весьма удобно, именно во время мелководья, когда сазаны в большом числе держатся на отмелях. Этот лов производится во все лето и продолжается до прихода кэты ( Salmo lagocephalus ). К концу сентября, когда прекращается ход и лов этой последней рыбы, сазанов снова ловят во множестве и притом отчасти в сети, что продолжается до тех пор, пока Усури не покроется льдом.
10) Cyprinus Carassius L. Карась.
У ходзенов на устье Усури: кайча́ (?).
Карась, часто попадающийся на Усури, принадлежит к серебристо-серой разновидности. Он встречается здесь в самой реке, в озерах и лагунах, и туземцы весьма часто ловят его, по большей части гарпунами. В лагунах между мысом Кырма и устьем Усури караси попадались так же часто, как и предыдущий вид и мы наловили множество их руками, также как сазанов.
11) Cyprinus leptocephalus Pall. Краснопёр.
У ходзенов: сонгада́.
У китайцев: хуэба-сау́за.
Эту рыбу, до сих пор известную только в водах амурской области, мы, местами, находили летом в Усурийской стране, где русские поселенцы удят ее и ловят вершами. Она весьма часто попадается в Сунгачи у Лунг-мяо, где мы ежедневно выуживали экземпляры длиною в 1 1 / 2 до 2 футов.
12) Cyprinus lacustris Pall. Чебак.
У ходзенов: ярхо́.
У китайцев: ялхунг[120].
Попадается во всем Амуре и в большей части его притоков, но в Усури не принадлежит к числу рыб, которых часто удается поймать туземцам.
13) Leuciscus ussuriensis nov. sp. Brandt. Елец усурийский.
У ходзенов: дьячхи́.
У китайцев: дау́дза.
Этот новый вид, который до сих пор был находим только в Усурийской стране, привезен нами оттуда в нескольких экземплярах. Большую часть этих рыб мы наловили в Сунгачи, при ее истоке из оз. Кенгка, где, в начале августа, они были во множестве и беспрестанно выскакивали из воды. После овощей это главная, в то время, пища живущих там китайцев.
14) Abramis pekinnensis Basilevsky. Лещ пекинский.
По г. Базилевскому[121], который установил этот вид, эта рыба попадается в притоках Чилийского залива. С Усури мы привезли только один экземпляр, который был пойман в конце июля, в одном болотистом озере на Сунгачи. Он ничем не отличается от описания и рисунка, сообщенных Базилевским.
15) Salmo fluviatilis Pall. Таймень.
У ходзенов: джели́.
У китайцев: дзёло́ (вероятно, это название заимствовано от ходзенов).
Таймень — рыба повсеместно известная туземцам, но она только изредка им попадается. Во время нашей поездки нам только два раза привелось ее видеть, когда она попадала, в средине сентября, в сети при ловле кэты.
16) Salmo coregonoides Pall. Ленок.
У ходзенов: сунгджана(?).
Хотя по Палласу он не встречается ни в Камчатке, ни в Восточном океане, однако, как в самом Амуре, так и в составляющих его реках и его притоках, он принадлежит к числу нередких рыб. На Усури он известен туземцам, но улов его невелик.
17) Salmo lagocephalus Pall. Кэта.
У ходзенов: дао́.
У китайцев: яцха́.
Эта рыба, впервые описанная Палласом, в определенное время года появляется в Амуре в бесчисленном множестве и заходит туда из Восточного океана около половины июля. Вверх по Амуру она поднимается до устья Кумара и в эту реку заходит еще в достаточном количестве, но в Амуре выше этого устья она, по словам живущих там монягров, уже очень редко попадается. А при Усть-Стрелке, в месте соединения рек Шилки и Аргуни, она до сих пор, как говорили нам тамошние казаки, ни разу не была поймана. Поэтому западная граница распространения кэты в Амуре лежит в 144°30′ в. д. от Грин. В устье Усури кэта́ появляется обыкновенно к концу августа и у Вангпауза, почти в 300 верстах выше его, первые были пойманы 7–8 сентября. Ход кэты имеет огромное значение в домохозяйстве туземцев и счастливый лов этой рыбы обеспечивает безбедное существование их в продолжение длинной зимы. В самом деле, это единственная рыба, которая заготовляется впрок на зиму и служит пищей и людям, и собакам. Более или менее богатый улов кэты зависит от высоты воды в Усури во время ее хода. В самом деле, при высокой воде берег, удобный для вынимания сети, затопляется, и этот, весьма несовершенный снаряд туземцев, не достает до дна реки, по которому обыкновенно идет кэта́. Хотя в 1859 г., когда мы проезжали этой рекой, высокая вода держалась весьма долго и все народонаселение отчаивалось уже в счастливом улове, однако вдруг вода еще вовремя спала, и таким образом улов был весьма удовлетворителен. Лов кэты на устье Усури оканчивается ранее, но далее вверх по реке он прекращается позднее, потому что и начинается там позднее. 14-го сентября, у Ойонго, ловля была еще в самом разгаре, а у Дзо́адза, близ устья Усури, ход кэты уже прекратился 24 сентября. При выходе из Восточного океана в Амур все рыбы этого вида отливают серебром, но после на туловище показываются красные и белые пятна, которые становятся больше и многочисленнее, по мере того, как рыба подымается вверх по течению. Сверх того, верхняя и нижняя челюсти этой рыбы искривляются до того, что рот перестает закрываться — обстоятельство, которое не имеет места у рыб только лишь вошедших в Амур из океана. И то, и другое, т. е. пятна на теле и искривленные челюсти, весьма сильно были развиты у рыб, пойманных в Усури. Ловят их сетями около 10–15 сажень длиною, около которых управляются 2–3 человека. Один рыбак держит конец сети, на длинной веревке, на берегу, а другой в это время, заводя ее совершенно у самого берега, закидывает ее с лодки в воду и, держа веревку, привязанную к другому ее концу, сходит на берег. Мы часто видали, как 2 рыбака, из которых один был мальчик, вытаскивали на берег сеть и в ней 15–20 рыб длиною в 2–3 фута. На берегу в это время видны целые груды этой рыбы, которая нередко, за неимением рук для чищения и сушения ее, начинает гнить. Заготовлением зимних запасов занимаются женщины, которые, вооружась небольшим кривым ножом, весьма ловко сдирают кожу и отделяют спинные мускулы от скелета. Из кожи самок изготовляют различные части одежды, из кожи самцов, которая грубее, шьют башмаки. Спинные мускулы, отделенные большими ломтями от скелета и высушенные, составляют повсюду известную в той стороне юколу. Обнаженные от мяса скелеты также высушиваются; их в большом количестве запасают на зиму, чтобы кормить ими собак.
18) Esox lucius L. Щука.
У ходзенов: гуча́ (?).
У китайцев: гауси́ (?).
Хотя щука, по словам туземцев, нередко попадается в водах усурийской долины, однако во время нашей поездки по этой стране мы видели ее только однажды. 14-го сентября, у Ойонго, при ловле кэты, в сети попала щука, которая ничем не отличалась от встречающихся в других сибирских водах.
19) Acipenser Sturio L. Осетр.
У ходзенов: кирфу́.
У китайцев: цилифу́.
Осетр принадлежит к числу рыб, весьма часто попадающихся и в Амуре, и в Усури, заходит оттуда в большую часть их притоков и встречается, как мы сами в том убедились, в Сунгачи и в озере Кенгка. Хотя в водах усурийского бассейна он держится круглый год, однако туземцы ловят его только в определенное время года и именно только при низком стоянии воды. Ловлей этой рыбы, как мы заметили, жители берегов Усури стали заниматься с середины июня и окончили это занятие около 15-го июля. Способ ловли здесь такой же, какой у гольдиев и мангунов на Амуре, а именно осетров ловят в мешкообразные сети, которые уже прежде нами описаны[122]. В конце августа на Сунгачи, близ ее устья, мы заметили, что их ловили самоловами. Эти последние состоят из железных крюков, которые прикреплены к одному концу деревянной плашки длиною в 1 фут, а эта последняя за другой конец подвешена на тонком шнурке к толстой бичевке, которая, вместе с 10–20 подвешенными на нее таким образом крюками, протягивается через реку с одного берега на другой. Однако с помощью этих самоловов улов бывает весьма незначителен, что главным образом, очевидно, происходит от несовершенства самого прибора. Пойманные рыбы идут у ходзенов только на удовлетворение дневной потребности, а на зиму они не готовят из них никаких запасов.
20) Acipenser orientalis Pall. Белуга амурская.
Acipenser mantschuricus Basilevsky.
У ходзенов: аджи́ и адзи.
У китайцев: цинг-хуан.
В Забайкалье и на Амуре русские называют эту рыбу калугой.
Калуга принадлежит к числу рыб, известных до сих пор только в области реки Амура, и там она самая большая рыба. Однако она встречается не только в самом Амуре, но поднимается и в составляющие его реки Аргунь и Шилку, а из последней заходит даже в Онон до Чинданта, откуда и добыт экземпляр, привезенный мною в Академию Наук. Начиная отсюда, чем далее идти вниз по Амуру, тем чаще она попадается. Она часто встречается и в Усури и мы не раз видали там, как она, с страшным шумом, выскакивает всем телом из воды. Из Усури она заходит даже в узкую реку Сунгачи, по которой подымается в озеро Кенгка. Рыба, описанная г. Базилевским[123], как новый вид, и названная им Acipenser mantschuricus, нечто иное, как A. orientalis, потому что описание, сделанное им, и китайское название совершенно соответствуют калуге. Эту рыбу, также как и других амурских рыб, китайские купцы ежегодно возят в Пекин. Чаще всего бьют ее ходзены гарпунами, по весне, во время низкого стояния воды, но иногда ловят и самоловами, хотя это случается реже. Это, как уже сказано, самая большая из рыб амурского бассейна; самые огромные из виденных нами там были более сажени длиною и 8–9 пудов весом. Такая большая рыба всегда может вознаградить рыбака за усилия и опасности, которым он часто подвергается при ее ловле. В самом деле, ходзен, вооруженный одним гарпуном, выезжает на битву с этим речным чудовищем на своей маленькой легкой берестянке, и при малейшей неосторожности с его стороны калуга, сильным ударом хвоста, легко может опрокинуть его лодку. Мясо и жир калуги чрезвычайно любят сами туземцы, а хрящи, вязигу и жабры они весьма выгодно продают китайским купцам, которые отсылают большие запасы всего этого во внутренность страны.
21) Ammocoetus bronchialis.
По незначительной величине этой рыбы, мы не могли заметить ее в водах Усури; но по приезде в Петербург мы нашли ее в спирту, в который были опущены живые сомы и другие большие усурийские рыбы, которым мы вероятно и обязаны приобретением найденных экземпляров.
Хотя в нашу поездку по Усури мы постоянно обращали внимание на ихтиологию, однако указанные нами рыбы далеко не составляют полного числа встречающихся вообще в этой стране. Главная причина неполноты этих заметок опять заключается в том, что мы пробыли в этой стране весьма короткое время, в которое нам, сверх того, предстояло много других разнообразных занятий. Но к этому присоединяется еще и то, весьма важное в настоящем случае, обстоятельство, что ходзены, сообразно со своими потребностями, по большей части обращают внимание только на некоторых известных рыб, и тех ловят преимущественно гарпунами. Сети (по большей части с большими петлями) закидываются вообще редко, в определенное время года и только для ловли больших рыб; от этого множество небольших видов, встречающихся в этих водах, ускользает от внимания наблюдателя. Следующие рыбы названы были нам туземцами, как водящиеся в Усури и в озерах, но мы не могли их достать:
У ходзенов: кура́; у китайцев: цауган.
«— каре́; —«»— фало́.
«— фуси́ль.
«— чичка́; —«»— гая.
«— эха́ учьха; —«»— ню-ьйба.
«— хойдза́; —«»— хойдза́.
«— аптха́; —«»— дзи-гуа́за.
«— фаха́.
«— тубаха́.
«— эбо́.
«— конгоро́; —«»— хё-ю.
Таким образом, позднейшим естествоиспытателям предоставляется не только пополнить данные выше материалы, но еще найти и подробно исследовать новых рыб, которые упомянуты нами только по именам. Наконец, нам остается сказать еще, что Усури вместе со своими притоками и озерами представляет такое необыкновенное изобилие рыбы, какое бывает только в немногих водах. В самом деле, не говоря уже о бесчисленном множестве кэты, заходящей сюда ежегодно из океана, о чем уже было сказано выше, воды эти необыкновенно богаты и такой рыбой, которая живет в них круглый год. Об этом мы уже выше сказали несколько слов, по поводу сазана и карася. Но то же самое должно заметить и о многих других рыбах, напр. о всех видах сома, о краснопере, ельце усурийском и других, которых мы, особенно на верхней Усури, встречали в таком множестве, что часто могли ловить их руками. Особенно часто находили мы так много рыбы в июле, в каналах, которыми сообщаются с рекой многие озера. Во время нашей поездки мы сами часто были очевидцами того, как наши люди, ходя в брод по этим сообщающим каналам, которые часто бывают не более 2–3 сажен шириною, в несколько минут руками налавливали 30–40 больших рыб. Но изумительнее всего было для нас изобилие рыбы при истоке Сунгачи из оз. Кенгка, где, в первой половине августа, был такой огромный наплыв рыбы, какого мы нигде не видали в усурийской стране. С берега реки было видно, как сомы и виды Cyprinus беспрестанно выскакивали из воды. Производимые ими всплески воды и удары в лодку, в которой мы спали, делали часто такой шум, что нередко будили нас ночью. Мы здесь удили рыбу, а русские солдаты с соседних постов, за неимением сетей, ловили ее мешками. При таком изобилии рыбы должно показаться особенно странным, что местные жители, которые преимущественно питаются рыбой, зачастую чувствуют в ней недостаток и от этого нередко бывает у них даже голод. Однако легко найти объяснение этого явления: дело в том, что хотя ходзены весьма ловко действуют гарпуном, однако же их сети и другие снаряды для ловли рыбы вообще очень несовершенны, и притом они рыбачат только при низком и, редко, при среднем стоянии воды. Поэтому туземцы всегда с полным удивлением взглядывали на нас, когда мы заговаривали с ними о ловле рыбы при высоком стоянии воды, как будто бы само собою должно было быть понятным, что в это время не может быть ничего подобного. Новые русские поселенцы со временем, без сомнения, воспользуются, для увеличения своего благосостояния, этим изобилием рыбы. Можно быть уверенным, что они не только заведут рыбные промыслы, более обширные и более правильные, чем у туземцев, но, сверх того, найдут еще средства заготовлять наловленную рыбу, в соленом и копченом виде, для собственных потребностей, а, может быть, впоследствии и для торговли.
Прибавление
Замечания о свойствах языка ходзенов и ходзенский словарь
Составил А. Брылкин
Замечания о свойствах языка ходзенов
Наше пребывание на р. Усури продолжалось около трех с половиною месяцев; в это время мы прошли более 1200 верст, вследствие малонаселенности этой местности были далеко не в ежедневных сношениях с ходзенами и только полтора месяца имели при себе переводчиком десятилетнего мальчика из племени ходзенов, который хотя довольно хорошо говорил по-русски, но не мог даже самые простые предложения передать с русского языка на ходзенский и обратно с соблюдением логической и грамматической связи между словами. Весьма понятно, что при таких обстоятельствах не только трудно, но положительно невозможно близко ознакомиться с языком необразованным, который происходит от стихии совершенно чуждой для каждого, не посвященного в тайны ориенталистики. Изложенных причин, я полагаю, совершенно достаточно, чтобы объяснить, почему все сведения, которые я собрал о языке ходзенов во время нашего путешествия, ограничиваются небольшим количеством слов и некоторыми замечаниями об их изменениях. Поспешность, с которою я должен изложить все свои исследования, вследствие нового поручения от Сибирского Отдела Императорского Русского Географического Общества, делают этот труд еще более ничтожным, но, несмотря на это, я считаю необходимым приобщить его к работам г. Маака на основании убеждения, что в настоящее время и он не лишен некоторого интереса и может быть для многих полезен до появления в печати более подробных и точных сведений о языке ходзенов.
В состав прилагаемого словаря я внес только те слова, которые успел несколько раз проверить на месте и в значении которых был совершенно уверен. Желая сделать его доступным для большинства, и особенно для амурского торгового сословия, я расположил слова по русскому алфавиту, дополнив его знаками тех звуков, которых нет в нашем отечественном языке, и кроме того, изменил несколько порядок букв.
§ 1. Буквы принятой мною азбуки следуют одна за другою в следующем порядке: а, б, в, г, h, д, е, э, ж, з, и, j, ы, к, л, l, м, н, н', о, ö, п, р, с, т, у, ю, ф, х, ц, ч, ш, ь, ъ.
1) h — соответствует латинскому h, в словах hac, hamus, helix, humanus, или немецкому h, в словах Haar, Herbst, Hund.
2) э — как русское в слове это, и как латинское е в словах defectus, res, medium.
3) е — произносится как русское в словах: дерево, ремень, тепло: в некоторых случаях, для большей ясности, я заменяю его знаком jе.
4) j — как русское и; jа, как я, если над а не стоит раздельный знак ä (trema).
5) l — как латинское l, в словах laterna, longus, luxus.
6) н' — звук носовой; составляет нечто среднее между французским n (nasal), в словах: prudent, bien и польскими ą и ę.
7) ö — составляет нечто среднее между русскими о и у.
Все остальные буквы произносятся как в русском языке.
Я старался записывать слова со всевозможной точностью, переспрашивая несколько раз, чтобы яснее различить членораздельные звуки, но, несмотря на это, в моем словаре, вероятно, найдется много ошибок, потому что в живой речи некоторые звуки часто скрадываются и еще чаще заменяются другими, близкими к ним. Так в языке ходзенов э нельзя отличить от звука и, особенно в окончании слов, к от х, п от ф, ч произносится иными как ц, с как ш и. т. д.
§ 2. Ударение в языке ходзенов всегда бывает на последнем слоге слова; из этого правила исключаются весьма немногие, большею частью двухсложные слова, напр. га́са, птица, а́си, женщина, ча́ду, там, ха́ду, сколько и друг.
§ 3. Имена рода не имеют.
§ 4. Различные отношения имен к другим именам и частям речи выражаются посредством прибавления к окончанию слова предлогов или правильнее приставок (postpositiones); этих приставок четыре: и, ду, тси, ва. Таким образом, каждое имя может иметь шесть относительных значений, которые соответствуют шести падежам русского языка: именительному и звательному, родительному, дательному, винительному и творительному.
Например:
И. и З. ама́ — отец.
Р. ама́-и — отца.
Д. ама́-ду — отцу.
В. ама́-ва — отца.
Т. ама́-тси — отцом.
Множественного числа имена, кажется, не имеют; сколько я мог заметить, ама значит также отцы; желая же определительно выразить, что говорится о нескольких известных предметах, ходзены обыкновенно прибавляют к имени наречие мальхо́н', много. Так напр. мальхо́н' мöрин, много лошадей или лошади, мальхо́н' най, много людей или люди.
Примечание 1. Частица и в произношении редко бывает заметна; ходзены говорят обыкновенно ама́ гахара́, вместо амаи гахара (рубашка отца), инда́ сиани, вместо инда́и сиани (ухо собаки), и т. д. Из этих примеров видно также, что родительный падеж, выражая принадлежность или зависимость одного предмета от другого, ставится всегда прежде именительного падежа, к которому относится.
Примеч. 2. Предлог тси, произносится как ди, напр. геöльди, веслом, хыдуди, ветром.
Примеч. 3. К окончанию имен существительных, как в прямых, так и в косвенных падежах, часто прибавляется частица ни или нэ; она не изменяет значения слова и, по-видимому, служит только для благозвучия. Напр. ходзены говорят: асинэ вместо а́си, женщина, пиктанэ вместо пикта, дитя, хысавани вместо хысава́, слово (вин. пад.).
Примеч. 4. По словам одного грамотного ходзена, который основательно знал маньчжурский язык, имена в языке ходзенов, также как и в маньчжурском, имеют форму для выражения множественного числа, именно принимают окончание суль, но форма эта редко употребляется. Множественное число от слова ама́, на основании его показания, будет в именител., звательн. и род. падежах амасуль, в дат. амасульду, в вин. амасульва́, в творит. амасультси.
§ 5. Имена прилагательные отличаются в языке ходзенов от имен существительных только значением, но не своими свойствами. В роде не изменяются, по отсутствию рода в этом языке: улэн' значит хороший, хорошая, хорошее, орки́ — дурной, дурная, дурное и т. д. При существительном не склоняются, наприм. сахарин мафаду черному медведю, сахарин мафава черного медведя и проч.
Степеней сравнения не имеют. Для выражения же, что один предмет обладает в большей мере известным качеством, нежели другой предмет, тот предмет, с которым сравнивают, ставят в дательном падеже, так напр. ныкта мафаду аjактакö, кабан свирепее медведя; меджикта́ ныlэктаду амтактаlа́ — виноград вкуснее смородины (красной).
§ 6. Имена числительные количественные в языке ходзенов следующие:
омун — 1.
джур — 2.
иlа́н — 3.
дуин — 4.
тён'га — 5.
нин'гун — 6.
нада́н — 7.
джапко́н' — 8.
хуюн — 9.
джуа́н — 10.
джуа́н омун — 11.
джуа́н джур — 12.
джуа́н иlа́н — 13.
и т. д.
хорин — 20.
хорин омун — 21.
хорин джур — 22.
и т. д.
госин — 30.
доhи — 40.
сюсай — 50.
нин'гунджун' — 60.
наданджун — 70
и т. д.
нин'гун джуа́н или тангу — 100.
джур тангу — 200.
иlан тангу — 300.
и т. д.
мингун — 1000.
нада́н мингун дуин тангу джуа́н хуюн — семь тысяч четыреста девятнадцать.
Имена числительные порядочные образуются от количественных через перемену окончания н на тсин. Напр. джуатсин — десятый, надатсин — седьмой, и т. д. Исключаются из этого правила уджутсин — первый и джуитин — второй.
§ 7. Местоимения личные склоняются так:
Местоимения притяжательные: мини́ — мой, сини — твой, муни — наш и суни — ваш не склоняются, также как и указательные местоимения эй — этот и тац — тот.
§ 8. Глагол — в каждом языке есть бесспорно самая трудная для изучения часть речи. В языке ходзенов он очень богат формами и потому я могу положительно определить только три его наклонения и три времени.
Неопределенное наклонение оканчивается на мэ (ми ): омимэ — пить, ангöмэ — делать, даулэмэ — наливать.
Через перемену окончания мэ на мби от неокончательного наклонения образуется настоящее время изъявительного наклонения:
Через перемену окончания мэ на хамби образуется прошедшее время (Perfectum) изъявительного наклонения.
Через перемену окончания мэ на ктамби образуется будущее время (Futurum) изъявительного наклонения.
Повелительное наклонение образуется через перемену окончания мэ на рö.
омирö — пей, пейте.
ангöрö — делай, делайте.
даулэрö — наливай, наливайте.
Примеч. 1. Глаголы в языке ходзенов лиц и числа не имеют.
Примеч. 2. Окончание мби в настоящем и прошедшем временах изъявительного наклонения часто опускается; вместо омимби, омихамби говорят: ми оми — я пью, ми омиха́ — я пил.
Примеч. 3. Отрицательная частица не, си, ставится при глаголах в середине перед окончанием мби: ми омисимби (сокращенная форма омиси), я не пью, ми омихасимби (омихаси), я не пил, ми оми ктасимби, я не буду пить. Повелительное наклонение вместо частицы си принимает отрицательную частицу одза́, которая ставится в начале: одза́мирö — не пей, одзангурö — не делай, одзадаулэрö — не наливай.
§ 9. Наречия места и времени в языке ходзенов, если происходят от имен существительных, то всегда образуются через прибавление к существительному предлога ду, так: боlоду — весною, туаду — зимою, хыjеду — вниз по течению и т. д.
§ 10. Посредством предлогов, или, правильнее, приставок (postpositiones), как мы уже видели, выражаются в языке ходзенов те различные отношения имен к другим именам и частям речи, которые в нашем отечественном языке выражаются посредством склонения имен. Эти приставки всегда ставятся после того имени, к которому относятся и имеют значение наших предлогов. Так именно:
ду — соответствует предлогам: в, на и по, напр. дыктуду — в ящике; дjелиду — на голове, бикиньду — по или на реке Бикине.
тси — с; напр. минтси — со мною; пиктатси — с ребенком.
доlо́н' — в; (внутри) мука́ доlо́н' — в воде.
ана́ — без; напр. туту ана́ — без одежды.
альдан'доlэ — между; напр. джо́о альдан'доlэ — между мазанками.
§ 11. Союзов в языке ходзенов, как в каждом неразвитом языке очень мало и между прочим нет соединительного союза и.
§ 12. С сочетанием слов в предложениях и с некоторыми другими свойствами языка ходзенов можно отчасти познакомиться по прилагаемому словарю.
Ходзенский словарь
Аба́ — нет.
авацки — отсюда.
авата́ — черная лисица.
ага́ — старший брат; употребляется также в смысле русского «дядя» при обращении младшего к старшему.
агдзин-бjа́, агдзэма́ — декабрь.
агди — гром; гроза; громовая туча.
агдиталини́ — молния.
ада́ — плот.
адзин', адзи́ — калуга (Acipenser orientalis).
адо́ль — сеть.
айкони-чумчо́ — безымянный палец.
айсэн' — золото.
аjакта́ — гнев; злость.
аjактакö — злой; сердитый.
аjактачимэ — сердиться; злиться.
акдана́ — радость; веселье; удовольствие.
акданамэ — радоваться; веселиться.
акиlамэ — тонуть; утопать.
альдан'долэ — между.
алька́ — спокойный; тихий; медленный.
ама́ — отец.
амбагачи-чумчо́ — большой палец.
амба́н — злой дух; тигр.
амтака́ — вкус.
амтактаlа́ — вкусный; сладкий.
амтаlамэ — вкушать; отведывать.
амсольгэ, амба́-сольгэ — капуста.
амчемэ — испражняться.
ана́ — без.
анана́ — больно.
ан'ганэ — год; ей ан'ганэ — текущий, нынешний год, джули́ан'ганэ — прошедший год, баса́н' ан'ганэ — будущий год.
ан'гöмэ — делать, строить, создавать, писать.
анда́ — друг.
андаха́ — гость.
анjа́ — праздник.
анjа́-бjа — январь.
ан'хо́ — балаган.
араки — водка, вино.
а́си — женщина, жена, самка.
аскаjе́ — довольно.
аурамэ — лежать.
ауригöмэ — подымать.
афон' — шапка, шляпа.
Ба — место.
бабöкачамэ — качаться.
багумэ — находить.
бай — напрасно; даром.
бай-бумэ — давать даром, дарить.
байтакö — слабый; бессильный, не крепкий, не прочный.
баjамэ — разбить; сломать.
бакса́ — папуша табака.
балэ — накидка на голову от комаров; слепой.
балjакти — давно.
бальдакса́ — овчина.
бальдимэ — рождаться; жить; находиться; водиться; расти.
банда́ — скамеечка.
банеха́ — спасибо; благодарствуй.
банехто́ — ленивый.
бача́, баца́ — остров.
бача́-альданэ — проток.
бэкдыль — нога, лапа.
бэкдыди — пешком.
бэльга́ — пищевое горло.
би — я.
бимэ, гл. неправ., — быть; прошед. вр. битси, буд. бисирэ, повел. накл. бису.
бира́ — река.
бирага́н — речка.
битха́ — книга; письмо.
бjа́ — луна; месяц.
бjандо́ — боб.
быха́ — тушь; чернило.
бо́а — небо.
боlо́ — осень.
боно́ — град.
бонта́ — дождевой червь.
борто́ — серый.
босо́ — бумажная материя (даба).
ботаурэмэ — ловить.
будöмэ — умирать.
буйки — покойник; мертвый.
булэку — стекло; зеркало.
бумбулькö — круглый.
бумэ — давать.
бури — лук; самострел.
бую — зверь; животное.
бую — нан'ктанэ — звериная шкура.
Вамэ — убивать.
вата́ — волна.
вачамэ — бороться.
Га — лебедь.
гада́ — прицепка, посредством которой кисет и огниво держатся на поясе.
гаjако́-чумчо́ — мизинец.
гаки — воронь.
гара́ — вилчатая палка или жердь.
гармакта́ — комар.
гарун' — наголенники или верхние полуштаны.
га́са — птица.
гахара́ — рубашка.
ген'ги — свет; блеск.
ген'гирэкталя — светлый; блестящий.
герби, гербу — имя; название.
гербимэ — называть.
геöль — весло.
геöлэмэ — грести.
геöн' — красная медь.
гида́ — рогатина; копье.
гилjа́— обыкновенная лодка.
гисурэмэ — говорить; сказать.
гjан'дагоримэ — щеголять; наряжаться.
гjасо́ — маленький кривой нож.
гjун' — коза дикая.
гыкчемэ — зябнуть.
гылектагомэ — искать.
гылемэ — желать; хотеть.
гогда́ — высокий.
гойдаче́ — недавно.
гойдимэ — подавать; отдавать.
гоjатами — давно.
гоjе́ — другой.
гольджо́н' — печка; очаг.
гон'голjамэ — ходить.
гон'дjако́н' — голый.
горо́ — далеко.
горочи — подальше.
горро́н'-мо́ — дерево Maackia Amurensis.
горопчи — старый; ветхий.
госин — тридцать.
готси — горький.
гöрмахо́н' — заяц.
грэмакса́ — кость.
гудачамэ — рвать; раздирать.
гуйса́ — сундук.
гуйфун — кольцо.
гура́н — козел дикий.
гурун — народ.
гуси — орел.
гуси-бjа́ — ноябрь.
гуче́ — щука.
Да — сажень.
да, данэ — устье.
дадулэмэ — любить; ласкать; баловать; хвалить.
да́й, даjе́ — большой.
дай-ама́ — дедушка.
дай-энэ — бабушка.
даjи — трубка.
далэото́-чумчо́ — средний палец.
даlа́н' — мешок.
дальгöчамэ — жарить; печь.
дамhи — табак.
дао́ — кэта, рыба из рода семги, Salmo lagocephalus.
дасьгöмэ, дашигöмэ — закрывать; затворять.
даулэмэ — наливать.
дауро́-ан'хо́ — летнее жилище (балаган), которое имеет форму домика.
даусун' — соль.
даусун'кö — соленый.
даусуlамэ — солить.
дачан' — корень.
декдычамэ — летать.
дjели, дэли — голова.
джа́и — лодочка из бересты (оморо́ча).
джака́ — вещь.
джалэчамэ — обманывать.
джальга́ — голод.
джальгöн'гöмэ — отвечать.
джан'гин — чиновник; начальник.
джан'кта́ — сукно.
джапко́н' — восемь.
джапко́н'джун' — восемьдесят.
джапко́н'-бjа́ — август.
джароумэ — разводить чем; смешивать с чем.
джарэ — песня.
джарэмэ — петь.
джафамэ — брать; хватать.
джафачамэ — держать.
джафагди — перчатка.
джахарко́ — сеть для ловли мелкой рыбы.
джева́н' — воск.
джегджэмэ — жечь.
джеjе́ — лезвие.
джепта́ — пища; просо.
джептэмэ — есть, повелит. накл. джефу.
джеха́ — медная китайская монета.
джабо́jа — бедный, неимущий.
джогбо́ — острога.
джоlо́ — камень.
джо́о — мазанка; дом.
джуа — лето.
джуа́н', джуа́н — десять.
джуан'-бjа́ — октябрь.
джука́ — лед.
джуку — выдра.
джули — прежде.
джулисиксени — третьего дня; позавчера.
джулихи — левый.
джур — два.
джур-бjа́— февраль.
джурэктаlа́ — кислый.
дзюлиlа́ — сперва; спереди.
дилькöкта́ — муха.
диньдзи — коромысло.
дыкту — ящик; коробка.
дымырчамэ — щипать.
дымlа́ — фонарь.
дын'дза́ — весы; безмен.
дыра́ — стол.
дырджамэ — оставаться.
дырэни — начало; исток.
дырэрамэ — начинать.
дыри — лицо; морда; рыло.
дырими — толстолицый; толстый.
доhи — сорок.
долэн' — средина; в средине; внутри.
дольбо́ — ночь.
дольчамэ — слушать.
дони — конец.
доро́н' — барсук.
дохоlа́н' — хромой.
ду — в; мука́ ду — в воде.
дудурга́ — воробей.
дуин — четыре.
дуин-бjа — апрель.
дулэгöмэ — отымать.
дурун' — узор; форма.
Эй — этот.
эйни — сегодня.
эйси — теперь.
ейlа — довольно.
эlу — лук(?); чеснок(?) огородный.
элька́ — тихий; спокойный; медленно.
эмаха́ — рыба.
эмаха́-субгони — рыбья кожа.
эмаха-сиlани — уха; суп из рыбы.
эн'гсэмэ — болеть; быть больным.
эндур — Бог; дух; идол.
энэ — мать.
энэмэ — ехать; идти.
энэсан'ги — пот.
энэсагэмэ — потеть.
эрдэ — утро; рано.
эрамэ — нести.
эрин — время.
эру — нора.
эха́ — корова.
Игана́ — дурак.
икакдатини́ — икота.
иlа́н — три.
иlа́н-бjа́— март.
илиджамэ — стоять.
ильбуха́ — грузило.
ильгакö — пестрый.
имокö — свежий.
имн'га — сказка; рассказ.
инактамэ — смеяться; хохотать.
инда́ — собака.
индакса́ — собачья шкура.
ини — день.
ирчачамэ — дышать.
исо́ — замо́к.
ихалимэ — отворить; открыть.
ичеку — цвет; краска.
ичидемэ — видеть; смотреть.
jадамэ — уставать.
jактöрамэ — добывать, высекать огонь.
jан'гуру — волк.
jатарко — огниво.
jе́ду — здесь.
jерга́ — барс.
jиса́ — мыло.
ыjе́н' — да; так.
ыjеха́н' — деревня; селение.
ын'гама́ — седло.
Кабhан — бочонок.
каверко́ — ружейный курок.
кайlа́ — черепаха.
кальги — мозоль.
кальта́ — сторона.
кальтамэ — расколоть.
кальци, кальчи́ — близко.
камду — рыбий клей.
кандзо́ль — жилет.
карадамэ — жалеть.
карбехта́ — клещ.
карго́ — длинный.
кату — женский детородный уд.
каука́ — дыхательное горло.
каукамэ — подавиться.
каюн' — раковина.
качама́ — рукавица.
кеохто́ — шиповник.
кэру — ворон.
киди́ — пряжка, застежка.
кидильгöмэ — застегивать.
кильдэн — липа; мочала; рогожа; веревка из мочалы.
кира́ — край; кайма; околыш; берег.
кирга́ — кремень.
кирфу — осетр.
кjахсо́ — мед.
кjаури — рыбий пузырь.
кыска́ — кошка.
кыта́н' — корма.
коhдjакö — горбатый.
коинга́ — глухой.
коjерго́ — цепь.
коjёль — мачта.
коjехта́ — шишка хвойного дерева.
колjа́н' — насекомое; букашка.
кольдо́н' — кедр.
колькобимэ — молчать.
кольфэн' — бабочка дневная.
корцо́ — рогулька (Trapa natans).
котоlа́н' — дерево Maackia amurens.
котсjан'фэ — паук.
кохто́н' — пробковое дерево (Phellodendron amurense).
коци — кишка.
коцо́ — манджурский орех (Juglans manschurica).
кун'ку — колотушка.
кун'у — груди; сосцы; вымя; молоко.
куса́н' — сила.
кусан'ко́ — сильный.
кутси — голубь.
кутули — парус.
куфим — игра; кукла; шутка.
куфим-хасан'гöмэ — шутить.
куфэмэ — играть; шалить.
куцэн' — нож.
кучемэ — сосать.
Лаlа́ — каша.
lамока́, намока́ — оро́ч (тунгусское племя).
lаму — море.
лёнусэмэ — бояться.
лыка́ — стрела.
lо́бо — редька.
lу — кувшин.
lун'гу — бурав.
lуча́ — русский.
Мальхо́н' — много.
ман'гу — большая река.
манджу — маньчжур.
марэ — тигр.
маси — крепкий; твердый; прочный.
мафа́ — медведь старый.
мафа́-най — старик.
мёджикта́ — виноград.
ми — я.
ми мана́ — я сам.
миlако́н' — голый.
мини — мой.
мjакуремэ — кланяться; приветствовать.
мjаоа́ — сердце.
мjаоча́ — ружье.
мjаоча́-окто́ — порох.
мjаоча́-сон'ганэ — дуло.
мjаочаlамэ — стрелять из ружья.
мыйки — змея.
мыйкумэ — ползать; пресмыкаться.
мыйра́ — плечо.
мылю — ведро́.
мырга́ — богатый.
мырга́-мафа — тигр.
мо — дерево; бревно; полено; куст.
мон'гокö — деревянный.
могу — гриб.
мода́н — раз.
мöданчимэ — спрашивать.
моджан'га́ — добрый; смирный.
мон'го́ — шея.
мöрамэ — кричать; реветь; пищать.
моридамэ — крутить; свивать; сучить.
мöри́н — лошадь.
мöта́ — девочка.
мохале́нь — пуля.
мохале́нь-дуруни́ — форма для литья пуль (калыб).
му — мы.
мудиlамэ — думать.
мука́ — вода.
мукимэ — погасить (залить водою).
муктука́ — половина.
мун'гальмуга́ — круглый.
мун'гун — серебро.
муни — наш.
мурун' — ум.
мурун'кö — умный.
На — земля; страна; поле; место.
нана́ — рука.
нада́н — семь.
наданджун' — семьдесят.
надан-бjа — июль.
най — человек.
нака́ — нары; лежанка.
накумэ — класть.
нальчеха́ — поздно.
намдэ — снурок.
нами — топкий; болотистый.
намока — ороч.
нан'гаlамэ — бросать.
нан'кта́ — кожа; шкура звериная.
нарамэ — гнить.
наса́ль — глаз.
науджö — молодой.
нека́, нека́н — китаец.
некта́ — низкий.
нэн'гня — весна.
нерго́ — бичевник.
нэу — младший брат.
нэха́ — гнилой.
ниlакулемэ — раздеваться.
нин'гун — шесть.
нингун'джун — шестьдесят.
нингун-бjа — июнь.
нирку — кисть для писания.
нирумэ — писать.
нjадаха́ — трава.
нjама́ — теплый.
нjамольта́ — мох.
нjаро́н' — луг.
нjаусэмэ — вынимать.
нjачха́ — трава.
ныкта — кабан.
нылэхта́ — красная смородина.
нымда́ — узкий.
нымну — мягкий.
ноjон'— господин.
нокö уменьш. от нэу — братец; употребляется при обращении старшего к младшему и сверстнику.
нон'гимэ — прибавлять.
нуджакталя — холодный.
нукта́ — волос.
нучи́ — малый.
нучькуку — маленький.
нюн'гнjа́ — гусь.
нюн'гучамэ — стонать.
нютагöмэ — конопатить.
Одда́ — лодка (досчатая).
огда́-чоони — днище лодки.
огди — много.
оджомэ — целовать.
одзи-хыду — противный ветер.
один — муж; хозяин; царь.
оjа́н — жидкий.
оjе́ — мало.
оjекан' — серьга.
окто́ — лекарство.
оксарэ — ночная бабочка.
олген' — свинья.
омгумэ — забывать.
омимэ — пить; дамhи омимэ — курить табак.
омн'а́ — рот.
омокта́ — яйцо.
омölо́, омуль — пояс.
омун, омунь — один.
омун-омун — несколько; немного; редко.
омуру — ремень.
омуту — схожий; подобный; одинакий; все равно.
он'гоlо́ — пусто.
онjахта́ — жила (кровеносная?).
ора́ — зад; задница.
орки — дурной; худой.
орокто́ — трава.
орхода́ — жень-шень (Panax quinquefolium).
ота́ — обувь; сапог.
осjамэ — тащить.
осjе́ — после.
офоро́ — нос.
очукталя (оджукталя) — горячий.
Па, пай — игорная карта.
па-дактамэ — играть в карты.
пакуси — жарко.
патаlа́ — девица.
пэка́ — голоногой; без штанов.
пикта — дитя; детеныш у животных; сын; дочь.
пута́у — виноград (с китайск.).
Са — год; возраст.
сагди — старик; старуха.
сарамэ — знать; ведать.
сармикта́, шармикта́ — бровь.
саура́ — шелковая материя.
сафиру — гусеница.
сафоlа́ — борода.
сахари́н — черный.
секта́ — нитка.
сёlа́ — железо.
сэльджака́ — баржа; барка.
сэлькатимэ — мыться.
сён'га́ — еж.
сэрэгумэ — будить.
сэул — кормовое весло.
сефа́ — соболь.
си — ты.
сигдефун' — гребень.
сигдефумэ — чесаться (гребнем).
сидори́ — браслет.
сильтjакса́ — трут.
сикса́ — вечер; вчера; поздно.
симана́ — снег.
симкитси́ — кашель.
симкитсjаурэмэ — кашлять.
симукса́ — жир; сало; коровье масло.
симуксакö — жирный.
син'гери — мышь.
синекта́ — зола.
сини́ — твой.
сира́н' — чубук.
сирэха́ — бичева.
сиру-чумчо́ — указательный палец.
сисехта́ — обыкновенный орех; лещина.
сисо́ — майс; кукуруза.
сjато́н' — сахар.
сjан' — ухо.
сjе́н' — жертвенная свеча.
сjун' — солнце.
сыдjа́н' — телега.
сысха́ — подбородок.
со — часто.
соймjачо́ — кисть.
соjе́ — маленькое двухлопастное весло.
соктоха́ — пьяный.
солеlа́ — выше по течению.
сölаки́ — лисица.
сомгнjа — дым.
сон'га́— дира.
сон'гlа́ — жабра.
сосхо — коса, косица.
су — вы.
субгони́ — рыбья кожа.
сугдата́ — рыба.
суjен' — желтый.
сукту — сук.
суктухун' — постель.
сумур — жила (сухая?).
суни — ваш.
сункта́ — глубоко.
сура́, сюра́ — блоха.
сурэмэ — ссориться; драться.
сюса́й — пятьдесят.
Тава́ — огонь.
тавацки́ — оттуда.
тадза́ — правда; истина.
тадзачамэ — верить.
такуремэ — посылать.
таlо́ — береста.
таlо́-мони — белая береза (Betula alba).
тальга́ — залив (озеро).
тамнака́ — туман.
тамтака́ — поплавок.
тамчамэ — удить рыбу.
тан'гу — сто.
тантаурэмэ — бить.
тарэмэ — сеять; возделывать поле.
тарма́ — спина.
тарчэ — олово.
тасима́ — лепешка.
таумэ — нагружать; заряжать ружье.
таундамэ — считать.
таусэн' — желтая медь.
тахто́ — амбар.
таць — тот.
тачичаумэ — учиться.
тэвокса́ — облако.
тён'га́ — пять.
тён'га́-бjа — май.
теньтjако́ — шомпол.
тый — тот.
тыкадамэ — стучать.
тымчи́, тымчика́ — большая лодка.
тын ' гуlа́ — узел.
тырамэ — сидеть, повел. накл. тыру.
тырчемэ — бранить.
тып — прям.
то — лось (соха́тый).
токи — сани для езды на собаках; нарта.
торэ — плата за жену; калым.
тофи — слюна.
тофичамэ — плевать.
тохо́ — пуговица.
тохольго́н' — свинец.
тсимакса́ — завтра.
тсимакса́-джулини — послезавтра.
тсjакаjе́ — щекотно.
тсjакайсемэ — щекотать.
туа́ — зима.
тубка́ — гвоздь.
туй — такой.
тугда́ — дождь.
тудуза — картофель (с китайск.).
тумэ — падать; осыпаться.
тунга́ — грудь.
тун'гуску — круглая коробка из бересты.
тун'гегумэ — собирать.
тун'гси — переводчик, толмач.
турга́н — скоро.
тури — горох.
туту — одежда; кафтан из звериной кожи.
тутугöмэ — одеваться.
туточауримэ — бегать.
тютьки — кулик.
Уй — кто.
уйка — дверь, ворота.
уlачамэ — мочить.
уле́н' — хороший.
уликса́ — мясо.
ульбо́н' — маленькое весло, которое употребляется при езде в берестяной лодке.
ульгома́ — фазан.
ульсэмэ — шить.
уlууримэ — варить.
умака́ — крюк для ловли рыбы.
урамэ — расти.
урахи — сухарь.
уса́ — семя.
утулимэ — понимать.
утуту — кафтан из рыбьей кожи.
ую — живой; свежий.
уюн'ку — сеть для ловли калуг и осетров.
уюха́н'-нан'ктанэ — выделанная кожа.
уфа́ — мука; ма́йза-уфа — пшеничная мука.
уфульта́ — перо.
уфунта́ — пух.
Фа — окно.
фагумэ — убывать; мука́ фагуй — вода убывает.
фаду — кисит.
фаlа́ — пол.
фаlо́ — молоток.
фаси — кусок.
фахчактаlа — темный.
фаурэмэ — плавать.
фива́ — брусок.
фитька́н' — древесная губка.
фыйгылени — под.
фыру — штаны.
фырха́ — широкое кольцо, которое ходзены носят на большом пальце правой руки.
фырьхи — левый.
фозу — особый род зимней одежды.
фойфугомэ — поворачивать.
фонгjау — порошница.
фондажо́ — сестра.
фоофо́н' — пила.
форо́ — тетерев (Tetrao tetrix).
форони — потолок.
фоси — черенок; рукоятка.
фосjако́ — бритва.
фотамэ — копать; зарывать.
фохео́н' — стена.
фохто́ — дорога; след.
фольчэмэ — греться.
фуи́ — лоб.
фуйкунамэ — скакать; прыгать.
фуин'га́ — колено.
фуйсимэ — кипеть; пениться.
фульге́н' — красной.
фулимэ — идти.
фюми — рябчик.
фун' — дух; запах.
фун'гучамэ — нюхать.
фурикачэмэ — нырять.
фурфумэ — совокупляться; блудодействовать.
фухтин — густой.
фухчуlако́ — сани.
Хабдата́ — ветвь; лист.
хаван'ки — оттуда.
хадза́ — ножницы.
ха́ду — сколько, (который?).
хай — как; что?
хай-хай — все; все.
хайгуй — зачем.
хайду — где.
ха́йду-хым — везде.
хаймиlа́ — сзади.
хайхомэ — причаливать.
хаки — печень.
хаlа́ — племя; семейство.
халjе́ — когда.
хальчамэ — ждать.
хамаси — назад.
хамаца́ — как.
хандабуlа́ — рис.
хандаса́ — куртка.
хаоlоха́н' — опухоль.
хаоlомэ — пухнуть.
хаосjа́ — бумага.
харба́ — мелко.
харго́ — грязь.
хартхо́ — рыба сазан.
харфоли — метелка.
хаса́ — слово; разговор.
хасан'гöмэ — говорить.
хасьта́ — правая рука; десница.
хаудесjамэ — зевать; потягиваться.
хауси — куда.
хафсичамэ — жаловаться.
херон' — песок.
хигахта́ — овод; слепень; (паут).
хида́ — циновка.
хиlун' — сухой.
хинекта́ — шерсть.
хиркачамэ — прятать; скрывать.
хирму — язык.
хjарё — косой; косоглазый.
хыван' — озеро (залив?).
хыджукта́ — полевой чеснок.
хыду — ветер.
хыдунди — погода.
хыjе́ — течение.
хыjемэl — течь.
хыlобдан'гэ — летучая мышь.
хым — все, все.
хымду — живот; брюхо.
хын'гмо́ — губа.
хын'ка́ — огурец.
хыра́ — лягушка.
хыркатамэ — завязывать.
хобо́н' — жаровня.
хода́ — торговля; продажа; цена.
хода́-най — купец.
ходамэ — торговать; покупать; продавать.
ходзаlамэ — звать; кликать.
хоlамэ — читать.
хольгимэ — сушить.
хоlасимэ — менять.
хольгадамэ — шалить.
хольгокта́ — тростник; камыш.
хольдина́ — когда-нибудь.
хольха́ — вор.
хольхамэ — воровать.
хомэмэ — голодать.
хомора́-ан'хо́ — летнее жилище (балаган) полукруглое.
хон'гjасун' — солонка.
хони — баран.
хонjе́ — сколько.
хонгурсэмэ — вонять.
хонко́ — утес; носовая часть лодки.
хонтсjаумэ — сторониться; давать дорогу.
хонтха́ — конопля.
хорин — двадцать.
хоркон' — веревка.
хорон' — копыто.
хорон'коlа́ — дуб.
хосачимэ — чесать (тело).
хоси — фитиль, употребляемый при стрельбе из ружья.
хосjакта́ — ноготь; когти.
хото́ль-хыду — попутный ветер.
хото́н' — город.
хоцхо́ — котел.
худирку — жернов.
хуйгун' — хвост.
хуjё — рог.
хуjёчимэ — бодать.
хукто́ль, хуктоlа́ — зуб.
хукугöмэ — свертывать; складывать.
ху-lо́бо — морковь.
хуlу — белка.
хун'гэ — ложка.
хуракта́ — шелуха; скорлупа.
хурэми — короткий.
хурин, хурэн' — гора.
хурма́ — иголка.
хурмахольhахто́ — стрекоза.
хурмикта́ — мошка.
хуса́ — мущина, (хуса́-най); самец; (хус-эха) бык; (хус-öльген') боров.
хуюн — девять.
хуюн-джуан — девяносто.
хуюн-бjа́ — сентябрь.
хухса́ — рукав.
Цако́ — прямо.
цаlумэ — резать.
цыу — лопата.
цоякта́ — улитка.
цучеlаурэмэ — сечь.
Ча́ду — там.
чакджа́н'— белый.
чакджа́н'-нуктакö — седой.
чако́ — курица.
чален'ко́ — ружейный ствол.
чальба́н' — береза белая.
чапчаку — сигара.
чапчимэ — рубить.
чарми — чашка.
чауро́-ан'хо́ — летнее жилище; двухскатный шалаш из бересты.
чафа́ — рыбья икра.
чачо́ — крупа.
чекома́ — плис; бархат.
черэн'ку — подушка.
чибгура́ — береза черная; кора.
чикемки — мочевой пузырь.
чикта́ — вошь.
чику — новый.
чипка́ — мокрый.
чифjако́н' — ласточка.
чихалэмэ — хотеть; желать.
чичу — мужской детородный уд.
чичумэ — сцать.
чольци — хорек.
чооль — желчь; желчный пузырь.
чоонэ — дно.
чооны — рак.
чочо́ — мальчик.
чумчо́ — палец.
чун'гуру — пуп.
ФРАЗЫ.
Тава́ гойдиро́ минду. — Дай мне огня.
Сикса, си омиха́ мальхо́н' араки. — Вчера ты пил много вина.
Ми, тсиматсэни, мука́ омиктамби. — Я, завтра, буду пить воду.
Индаду буро́ эмахава́. — Дай собаке рыбы.
Ми ан'гöмби чику омölо́. — Я делаю новый кушак.
Ми дамhи омимби. — Я курю табак.
Омиро́! — Пей!
Би омимэ чихалемби. — Я хочу пить.
Хауси энэтси? — Куда ты едешь?
Суjен' биси чо́льци? — Хорек желтый?
Си араки омимэ чихалесино́? — Нравится ли тебе, любишь ли ты пить водку.
Си ха́ду са? — Сколько тебе лет?
Буро́ Турченгаду сахарин син'герива́. — Дай Турченге черную мышь.
Ми геöлэмби даи геöльтси. — Я гребу большим веслом.
Ама́ гахара́; га́са каукани. — Рубашка отца; горло птицы.
Урахи уй джапкаjе́? — Кто съел сухари?
Эй ыjехо́н' хама́ц гербиси? — Как называется эта деревня?
Гисурэро́ минду, анда́, си халэ джекта́ таречи? — Скажи мне, друг, когда ты сеешь (посеял?) просо.
Аус дедирö (дедисо́, дедзю)! — Поди сюда!
Битха́ би дыктуду. — Книга в ящике.
Мафа́-jе́ду бино? — Водится ли (есть ли) здесь медведь?
Сараси. — Не знаю.
Уса́. — Не знаю.
Эй хамаца? — Что это такое?
Гылесино́? — Не хочешь ли?
Гылесимби. Гылемби. — Не хочу. Хочу.
Хайду ичихаси? — Где видел?
Мука́ доlанэ. — В воде.
Эй начха́ ха́йду бальди? — Где растет эта трава?
Бикиньду. — На (по) Бикини.
Гербиси хамаца? — Как называется?
Герби ана́. — Не имеет названия (без названия).
Би сарэ ходзе́н'-най хысавани. — Я знаю говорить по-ходзенски (знаю язык (говор) ходзенов).
Хай хоаса́ би омуту. — Все равно, какая бумага.
Обзомиро́. Одзан'гöро́. — Не пей. Не делай.
Сефа сölакиду сахарин. — Соболь чернее лисицы.
Ама никтатси фули. — Отец идет с ребенком.
Мини нэу мjаоча́ баjаха́. — Ружье моего младшего брата сломалось.
Он'гуха́, хай минду нека́ унди. — Забыл, что (как) мне сказал китаец.