б августа 1935 года в «Правде» появилось сообщение:

«Первый женский перелёт Ленинград — Москва. Вчера из Москвы выехали в Ленинград шесть участниц первого женского перелёта, который состоится на днях на шести спортивных самолётах конструкции Яковлева по маршруту Ленинград — Москва. В перелёте примут участие четыре лётчицы Москвы… Среди них Марина Раскова. Ей всего 23 года, но уже в течение четырёх лет она работает в Воздушной академии инструктором-штурманом и совершила 79 самостоятельных полётов…»

Это был первый женский групповой перелёт. Организовал его Экспериментальный авиационный институт. В один прекрасный день в Военно-Воздушной академии было получено письмо с просьбой командировать Марину для участия в этом перелёте.

Я знала — Марина давно мечтает о самостоятельном полёте на дальность, и мне было понятно, почему она с такой радостью дала согласие. Немного волновало её только то, что лететь придётся на незнакомой машине. Но, познакомившись с самолётом и сделав на нём немало вылетов, Марина совершенно успокоилась: машина оказалась удобной, лёгкой и очень послушной в управлении. Натренировавшись на своём самолёте, Марина полюбила его, он стал её новым воздушным другом.

Она вообще никогда не относилась к самолёту равнодушно. Она испытывала не только интерес к каждой машине — она её уважала. Не раз я слышала от неё полушутливую — полусерьёзную фразу:

— С машиной надо быть на «вы».

Задача, поставленная перед лётчицами, была не из лёгких: надо было показать, что молодые советские лётчицы, окончившие аэроклуб без отрыва от производства, умеют летать в соединении на довольно далёкое расстояние.

Погода на трассе была нелётная. Дождь, гроза, туман затрудняли перелёт. Одной из лётчиц пришлось пойти на вынужденную посадку. Остальные могли продолжать лететь по маршруту, но не захотели оставить на полпути подругу — посадили свои самолёты около той, которая пошла на вынужденную посадку; помогли ей наладить машину и все шестеро дружно прилетели в Москву. Первый женский групповой перелёт благополучно закончился.

Перед парашютным прыжком в лагере Военно-Воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. 1934 год.

Марина получила от командования Военно-Воздушной академии две путёвки в Феодосию и осенью уехала с Танюшей отдыхать.

* * *

Дальнюю дорогу Таня перенесла отлично: всю ночь крепко спала, никого не беспокоила, а днём играла и шалила с соседями по вагону. Не было ни одного «рёва» или каприза.

Приехали в санаторий, пошли в душевую. Марина смыла с дочки всю дорожную пыль, а потом отвела её в детское отделение.

На следующее утро, в одиннадцать часов, Марине разрешили навестить Таню. К её удивлению, у девочки был недовольный вид. Оказалось, что Таня обиделась на доктора, который не разрешил ей купаться в море.

— Бабушка мне позволяет купаться, а доктор — нет. Теперь я его не буду любить, — заявила она.

Марина попросила врача разрешить ей брать Таню с собой на пляж, объяснив, что та всё лето купалась в реке, в гораздо более холодной воде. Врач хотя и неохотно, но разрешил.

Пляж в Феодосии первоклассный, хорошо оборудован. Таня терпеливо отсиживала в кабине положенное ей время, а потом грелась на солнце. В воде она не отлучалась от Марины, училась плавать и нырять. Часто к вечеру Марина брала байдарку, усаживала Таню напротив себя, и они вдвоём подолгу катались по морю. Байдарка — лодочка лёгкая, на воде может перевернуться от малейшего неосторожного движения. Марина сказала Тане, что сидеть надо спокойно, и Таня ни разу не нарушила порядка.

В детском отделении Таня очень полюбила руководителя своей группы — «дядю Юру»; она говорила, что он похож на дядю Рому.

Таня не любила, когда ребята шумели за столом. Она затыкала уши и заявляла:

— До тех пор не буду есть, пока не перестанут кричать.

Иногда по вечерам Таня начинала «мудрить». Тогда руководитель вызывал к ней Марину. Таня сразу же успокаивалась и говорила:

— Мамочка, ты иди на концерт, а я лягу спать.

Однажды «дядя Юра» повёл малышей в картинную галерею Айвазовского. Марине предложили тоже пойти. Таня с любопытством разглядывала картины, внимательно слушая экскурсовода. Потом она сказала Марине, что море на картинах Айвазовского «совсем как живое».

После «мёртвого часа» Марина взяла Таню на пляж. Был большой прибой. Таня звонко хохотала и спрашивала:

— Почему волны так крадутся?

Вдали на якоре стояло парусное судно.

— Смотри, мамочка, это похоже на картину Айвазовского! — воскликнула Таня.

1 октября детское отделение закрылось, и Марина взяла Танюшу к себе. В первый же день, за обедом, девочка заявила:

— Вот странно: жила в интернате — без мамы скучала, живу у мамы — без интерната скучаю.

Таня научилась танцевать «Яблочко» и краковяк. Кое‑кто из взрослых отдыхающих с удовольствием танцевал с ней по вечерам на площадке. Она их звала «партнёрами».

Однажды в санатории был устроен самодеятельный концерт. Таня уговорила мать взять её на концерт.

— Все мои партнёры там выступают, — сказала она.

На концерте было много смешного, Марина и Таня без умолку хохотали. Когда же исполнялся комический танец медведя в шкуре, Таня пришла в полный восторг, а когда медведь скинул голову и это оказался тоже «партнёр», Таня даже загордилась. На другой день она бегала за танцором, крича со смехом:

— Вчера вы были медведь!..

И «медведь» играл с ней в «салочки».

Каждое утро Таня и Марина купались в море. Вода была тёплая, на пляже было жарко.

Как‑то раз Марина взяла Таню и её семилетнюю подружку на экскурсию в горы. Больше полдороги шла Таня терпеливо, но под конец устала, настроение у неё испортилось, и она совсем было собралась закапризничать. Но капризничать не пришлось — помешала собака… Большая и лохматая, она бежала навстречу девочкам. Танина подруга испугалась. А Таня, приученная не бояться собак, стала стыдить девочку:

— Как тебе не стыдно! Она тебя не укусит, она никого так просто не укусит!

— Откуда ты знаешь? — заинтересовалась девочка.

И Таня серьёзно объяснила:

— Собака кусает только того, кто её бьёт. Или кто дразнит. Ещё — когда от неё убегают. И вообще она кусает только плохих людей…

За разговором не заметили, как дошли до дома…

Всё это лето Марина провела со своей дочкой. Как хорошо, как весело было им вдвоём у моря! Как счастлива была Марина, отдавая всё своё время девочке! Она вознаградила себя за все зимние месяцы, когда только изредка, урывками могла уделять Танюше немного своего времени.

Отпуск кончался. Впереди ждала напряжённая работа…

* * *

В то время советские пилоты совершили уже немало больших перелётов на отечественных машинах. Таблицы международных рекордов всё больше заполнялись именами советских лётчиков. О них писала мировая печать.

В числе других девятнадцати молодых пилотов Марину пригласили принять участие в скоростных гонках Москва — Севастополь — Москва.

Самолёт ей дали, отличный от других: это была машина устаревшей конструкции. Участвовала она в перелёте не на соискание приза, а для сравнения, с научно — практической целью.

Марина заключила со своим лётчиком договор: лететь по прямой и делать как можно меньше посадок для заправки горючим. Так и сделали. Сэкономили время — и прилетели в Севастополь четвёртыми. Быстро заправили машину и вылетели обратно в Москву.

Обратный путь был тяжелее: дул встречный ветер, самолёт всё время летел в облаках. В Москве они узнали, что их устаревшая, «внеконкурсная» машина пришла шестой. Недурно для такого самолёта!..

Первый раз в жизни пришлось Марине пробыть в воздухе шестнадцать часов подряд. Придя домой, она почувствовала усталость.

Она только успела сказать: «Как радостно сознание, что меньше чем за сутки слетала в Крым и обратно!» — и сразу же заснула… Проспала очень долго, а утром, весёлая и счастливая, села за рояль и запела:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор…