Поезд подходит к Москве. Изо всех окон машут люди. Вокзал. Перрон очищен, стоит караул. На соседней платформе много народу, а на ближайшей — совсем небольшая группа самых близких людей.
Таня подходит к микрофону и по радио объявляет всё, что происходит около неё:
— Поезд подходит, видно вагон, и вот моя мама…
Она бежит, забыв всё, и исчезает в объятиях долгожданной, доброй, милой мамы. Её примеру следуют другие близкие. Все друг друга целуют. На глазах блестят слёзы — слёзы радости. Цветы кругом, цветы на руках, много — много цветов…
За близкими подходят Герои Советского Союза: все поздравляют, все дарят цветы.
На вокзальной площади открывается торжественный митинг. От Центрального Комитета партии выступает JI. М. Каганович. Площадь полна народу.
Садимся в открытые, разукрашенные цветами машины. Таня, встревоженная, спрашивает:
— А где же белка?
Оказывается, белка осталась в вагоне и её обещали привезти прямо к нам домой вместе с вещами.
По дороге в Кремль.
Машины едут по улице Горького. На тротуарах по обе стороны множество людей. Они машут и кричат. Все растроганы тёплой встречей. У Марины осунувшееся, но счастливое лицо. Так встречали челюскинцев, полюсников, экипажи Громова и Чкалова. Но самой переживать всё это невозможно…
Сверху сыплется дождь разноцветных листовок, как будто вихрь несётся по улице. Таня старается поймать побольше листовок, читает приветствия её маме и подругам-лётчицам.
Машина едет мимо улицы, где мы живём, а вот и улица, где Марина родилась. Её узнают, кричат ей, называя по имени, громко и радостно рукоплещут. Немеют руки, но Марина продолжает махать и кричать:
— Привет Москве и москвичам! Здравствуйте!
По дороге, сплошь усыпанной цветами и листовками, машины въезжают в Кремль. Замерли сердца…
Парадный подъезд Большого Кремлёвского дворца. Таня внимательно осматривается и громко говорит, не зная, куда она попала:
— Совсем как во дворце!
Все смеются.
Поднимаемся по лестнице. Здесь встречают В. П. Чкалов и лётчики — герои. Через исторические залы проходим в Грановитую палату. Длинные, празднично убранные столы, на них — роскошные цветы и множество угощений. Впереди оставлены места для нас. За одним столом ещё никого нет: это стол для руководителей партии и правительства.
Неожиданно входят Молотов, Ворошилов, Каганович, а за ними, в своём сером костюме, товарищ Сталин. Лицо у него весёлое, он улыбается, ищет лётчиц глазами. Найдя их, машет им рукой. Они весело бегут к нему.
Товарищ Сталин жмёт им руки, а они просят разрешения его поцеловать.
За столом Марину сажают между Сталиным и Ворошиловым.
Москва встречает своих героинь
Вот как Марина описала этот памятный вечер в своей книге «Записки штурмана»:
«…Сталин спрашивает меня:
— Как жилось в тайге?
А у меня горло пересохло, я ничего ответить толком не могу. Говорю:
— Ничего, хорошо, не беспокойтесь, товарищ Сталин.
Он видит, что я не могу сразу ничего связного ему сказать, и, улыбаясь, продолжает спрашивать:
— Холодно было ночью?
— Нет, товарищ Сталин.
Он видит, что я такая бестолковая, ничего не могу путного ответить, и начинает вести общий разговор. Обращаясь к нам, Иосиф Виссарионович спрашивает:
— А где ваши ребята?
Мы показываем, что они сидят с родными.
Товарищ Сталин говорит:
— Зовите их сюда!
Приносят Соколика. Товарищ Сталин берёт его на руки. Приходит моя Танюша. Она смотрит на Сталина, глаза у неё блестят. Он протягивает ей руку. Она здоровается со Сталиным, а он говорит:
— Какая ты сильная! Чуть мне руку не оторвала, — и показывает руку, в которой будто слиплись пальцы и. не могут разжаться.
Таня моментально начинает шалить. Она громко смеётся, тянет за руку товарища Сталина, говорит ему:
— Вы шутите, вы нарочно так сжали пальцы…
Сталин тоже смеётся. Вдруг Танюша обращается к
Клименту Ефремовичу Ворошилову и говорит:
— А я видела вашу лошадь на параде!
Ворошилов смеётся и громко объявляет, что Таня видела его лошадь, а вот его не приметила. Но Танюша не смущается и тут же говорит:
— Нет, вы сидели на вашей лошади.
Глядя на свою маленькую дочку, на то, как она быстро освоилась, я и сама отделываюсь от охватившего меня в первые минуты волнения и уже просто разговариваю с товарищем Сталиным.
Нас расспрашивают о перелёте, расспрашивают наших детей, Танюшу — как она учится. Сталин шутит с Таней. Приходят дочка Сталина — Светлана и дочка Молотова — тоже Светлана.
Сталин представляет их нам и говорит, показывая на свою дочку:
— Это моя хозяйка.
Светлана садится рядом с Полиной.
Провозглашаются тосты. Молотов пьёт за нас, за трёх советских лётчиц, совершивших перелёт на Дальний Восток.
Мы по очереди просим слова. Говорит Валя, говорит Полина, наконец и я прошу у товарища Молотова слова. Я становлюсь перед микрофоном, в руках у меня бокал. Я говорю о той исключительной заботе, которую проявил товарищ Сталин к нам, когда мы оказались в тайге. Я говорю о том, что в нашей стране ни один человек никогда не может пропасть.
Я кончила говорить. Сталин встал, пожал мне руку, мы с ним чокнулись. Затем чокнулись со мной товарищи Молотов, Ворошилов, Каганович и все сидящие за нашим столом.
Но вот берёт слово товарищ Сталин.
Он говорит тихо, но так, что его слышат все. Он говорит просто и замечательно остроумно. Он напоминает о времени матриархата, рассказывает, что такое матриархат, как это получилось, что женщины были более запасливыми, чем мужчины, что женщины начали возделывать сельскохозяйственные культуры, в то время как мужчины занимались только охотой, и вот женщины оказались значительнее мужчин.
Потом он говорит о тяжкой доле женщин во все дальнейшие века. Он говорит о том, как угнетали женщину, лишали её прав на простое человеческое существование, и кончает:
— Вот сегодня эти три девушки отомстили за тяжёлые века угнетения женщин.
Он поздравляет нас с победой и пьёт за наше здоровье.
Тут уже не выдерживают наши родные. Они все повскакали со своих мест, бегут к Сталину. Но товарищ Сталин сам выходит из‑за стола и направляется к нашим матерям, отдам и родным, чтобы чокнуться с ними. Потом он возвращается к своему столу.
В это время со своего места встаёт мать Полины Осипенко. Она бледнеет от волнения, на веках у неё блестят слёзы. Она подходит к товарищу Сталину и передаёт ему подарок от села Новоспасовки. Это большой альбом с рисунками старой и новой Новоспасовки — села, где родилась Полина Осипенко. Мать Полины, верно, тоже хотела очень многое сказать товарищу Сталину, но не смогла. Сталин с ней поцеловался. Старушка уж ничего не могла выговорить… Подходит отец Гризодубовой. Он просит слова, но и у него из речи мало что получается…
Молотов провозглашает тост за участников спасения и эвакуации самолёта «Родина». Тогда Иосиф Виссарионович встаёт и просит подойти к столу всех присутствующих десантников, парашютистов, лётчиков, которые пришли к нам на помощь.
Он выходит из‑за стола, идёт к ним навстречу и пьёт за их здоровье. Он с каждым говорит, каждому жмёт руку.
Берут слово Герои Советского Союза. Берёт слово Валерий Павлович Чкалов. Все говорят о своих мечтаниях, о будущих перелётах. Мы просим, чтобы нам разрешили совершить ещё более дальний перелёт. Сталин смеётся, ничего не отвечает и снова просит слова у Молотова. Своё второе слово Сталин обращает к матерям, отцам и жёнам Героев Советского Союза.
Он говорит о том, что герои наши рвутся в полёты, что они готовы каждые два месяца устанавливать по новому рекорду.
— Вот, скажи Чкалову: облетите вокруг шарика, — он облетит три раза и будет хохотать. А шариком он называет земной шар.
И товарищ Сталин говорит, что дороже всего советскому народу и ему, Сталину, люди, что не так мам нужно иметь много рекордов, как нужно иметь много хороших, замечательных людей. Он говорит:
— Буду вам мешать летать. Но, конечно, всё‑таки буду и помогать.
Речь его обращена к тому, чтобы герои берегли себя, чтобы они меньше рисковали.
…За столом всё веселее, радостнее.
Сталин подробно расспрашивает, как была устроена моя кабина, и впервые я слышу исключительно мудрый вопрос относительно нашего самолёта. Он спрашивает:
— А ведь вам пришлось прыгать только из‑за того, что не было прохбда в заднюю кабину?
Я говорю:
— Да.
— А зачем же строят такие самолёты, чтобы штурман был отрезан от всего корабля?
И товарищ Сталин начал развивать мысль о том, как нужно строить самолёты. Он начал рассказывать о зарубежных самолётах. Я поразилась его колоссальным познаниям в авиационной технике не только нашей страны, но и других стран. Он рассказал о вертолётах, которые могут взлетать сразу с места, и сказал:
— Ведь правда такой вертолёт очень пригодился бы вам в тайге?
Слова товарища Сталина, такие ясные, простые, поражают своей мудростью, своей удивительной прозорливостью.
Он снова играет и забавляется с моей маленькой дочкой.
На сцене появляется красноармейский ансамбль песни и пляски. Товарищ Сталин любит народные песни. Он любит украинские песни и просит, чтобы спели «Закувала».
Он говорит, что это его любимая песня. Когда красноармейский хор поёт украинские и красноармейские песни, Сталин и Ворошилов подпевают. Они весело, хорошо и бодро поют вместе с молодым хором. Маленькая Таня поёт вместе с Ворошиловым. Ворошилов заставляет её петь отдельно, спрашивает:
— Знаешь ли ты эту песню?
Она поёт ему.
— А эту тоже знаешь?
Она и эту песню поёт. Я поражаюсь, как наши ребята, пока мы летаем где‑то на Дальнем Востоке, узнают новые песни и уже умеют петь всё, что поёт весь народ.
Долго продолжалась эта замечательная, тёплая встреча.
Сталин берёт букет красной гвоздики и по одному цветочку дарит моей маленькой Тане. У Тани разгораются глаза.
Она берёт гвоздики и ни за что не хочет их положить на стол, она их держит в руках, не хочет с ними расставаться. С этими гвоздиками мы уходим, когда товарищ Сталин прощается с нами, крепко жмёт нам руки и желает дальнейших успехов. Мы долго смотрим вслед уходящему Сталину».