Войдя въ столовую, Генріэтта снова заняла свое мѣсто у чайнаго стола, а Кети подошла къ роялю и начала разсѣянно перелистывать ноты. Послѣднія слова Генріэтты сильно взволновали ея душу. Неужели отвергнутая любовь имѣла столько прелести, что ради нея, можно было пожертвовать жизнью? И былъ-ли такой человѣкъ, какъ Брукъ, способный на это?
Онъ только что вышелъ изъ кабинета Флоры, а за нимъ быстро шла президентша, торопясь въ залу на встрѣчу ново-прибывшимъ гостямъ. Комната Флоры опустѣла, дѣвица Гизе тоже оставила ее и снова подошла къ роялю, такъ что никто больше не мѣшалъ занятіямъ высоко-ученой невѣстѣ.
Кети молча слѣдила за Брукомъ, когда онъ подходилъ къ чайному столу, вѣроятно съ намѣреніемъ поговорить съ Генріэттою, но одна изъ вновь прибывшихъ дамъ остановила его и начала ему что-то разсказывать. Какъ и всегда онъ былъ рыцарски вѣжливъ и спокоенъ во всѣхъ своихъ движеніяхъ, но глаза его горѣли и на щекахъ остались еще слѣды неестественнаго румянца, его видимо мучила какая-то посторонняя мысль.
Серьозная работа Флоры продолжалась не долго, не прошло и пяти минутъ, какъ она сложила свою тетрадь и вышла въ залъ.
– Какъ, Флора, ты уже кончила? – спросила Гизе, не переставая играть и стучать по клавишамъ.
– И ты думаешь, что можно въ нѣсколько минутъ окончить серьозную статью? Нѣтъ, я и не начинала, потому что не могу работать безъ вдохновенія, я слишкомъ цѣню свое литературное призваніе.
Дѣвица Гизе злобно посмотрѣла на Флору.
– Мнѣ очень любопытно знать какъ отнесется критика къ твоему знаменитому произведенію: „Женщины.“ Ты много говорила намъ о немъ. Принято оно издателемъ?
– Вамъ бы конечно хотѣлось, что-бъ оно потерпѣло пораженіе, не такъ-ли? – возразила Флора съ колкостью, – но этого вамъ недождаться! – докончила она смѣясь и быстро повернувшись, прошлась по залѣ.
– А ты что дѣлаешь здѣсь съ нотами въ рукахъ? – спросила она, подойдя къ Кети, – можно подумать, что ты тоже желаешь услаждать нашъ слухъ; можетъ быть ты поешь?
Кети отрицательно покачала головою.
– Да, Флора, Кети занимается музыкою, – сказаль совѣтникъ, подходя къ сестрамъ, – я знаю это изъ денежныхъ отчетовъ ея воспитательницы. Я нахожу только, что въ Дрезденѣ уроки музыки ужасно дороги.
– Да, Морицъ, у меня самые дорогіе учителя, – отвѣтила Кети съ улыбкою, – потому что мы люди практичные, вѣдь ты знаешь что дорогое выгоднѣе дешеваго.
– Пожалуй согласенъ; но есть ли у тебя талантъ? Семейство Мангольдъ никогда не отличалось музыкальными способностями.
– По крайней мѣрѣ есть желаніе учиться и подбирать мелодіи.
При этихъ словахъ Флора быстро обернулась лицомъ къ сестрѣ.
– Перестань шутить, Кети, – сказала она рѣзко, – ужъ не сочиняешь-ли ты симфоній? Полька или вальсъ, пожалуй промелькнутъ въ головѣ всякаго танцора!
– Къ тому-же я ужасно люблю танцы, – весело отвѣтила Кети.
– Такъ это еще не причина, что-бы называть себя композиторшей! Пожалуй ты, чего добраго, берешь уроки генералбаса[7]?
– Да, вотъ уже три года.
Флора всплеснула руками и сдѣлала нѣсколько шаговъ по комнатѣ.
– Неужели твоя докторша совсѣмъ съума сошла, что бросаетъ деньги такъ ни за что, точно въ огонь.
Въ сосѣдней гостинной было довольно тихо. Три старца и дама, говорившая съ докторомъ, молча усѣлись за карточный столъ, Брукъ тихимъ голосомъ бесѣдовалъ съ Генріэттою, а дѣвица Гизе серьезно слѣдила за играющими въ вистъ.
Такимъ образомъ весь разговоръ о музыкальныхъ способностяхъ Кети былъ слышанъ въ гостинной, и при послѣднихъ словахъ Флоры, Генріэтта быстро встала съ своего мѣста и вошла въ музыкальный залъ.
– Кети, – вскричала она, – ты играешь, занимаешься музыкою, а между тѣмъ ни разу не дотронулась до клавишей?
– Ты видишь, что рояль стоитъ возлѣ кабинета Флоры; могла ли я безпокоить ее своею игрой? – отвѣтила Кети спокойно, – мнѣ и самой часто хотѣлось поиграть на этомъ чудномъ инструментѣ; мой піанино въ Дрезденѣ далеко не такъ хорошъ. Онъ купленъ уже подержаннымъ. Докторша нѣсколько разъ собиралась писать къ Морицу и просить его купить мнѣ новый, но я всегда была противъ этого. Однако теперь, когда Морицъ показалъ мнѣ извѣстный шкафъ, застѣнчивостъ моя прошла и я желаю имѣть точно такой же рояль, какъ этотъ.
– Онъ стоитъ тысячу талеровъ! Такую сумму нельзя необдуманно употребить на свою прихоть, Кети!
– Кто-же у васъ играетъ на этомъ инструментѣ? – спросила Кети съ чувствомъ оскорбленнаго самолюбія, – кому оно доставляетъ наслажденіе? На немъ разыгрываютъ только гости. Неужели-же нельзя употребить капиталъ для своей собственной личности?
Совѣтникъ подошелъ къ ней и взялъ ее за руку, онъ въ первый разъ замѣтилъ на лицѣ Кети выраженіе полной энергіи и твердости.
– Не волнуйся, дитя мое, – сказалъ онъ, – вѣдь ты не можешь назвать меня скупымъ опекуномъ. Поди, съиграй намъ что нибудь и докажи что ты дѣйствительно занимаешься музыкою и любишь ее; большаго я не требую, и тогда ты получишь желаемый инструментъ.
– Послѣ всего вышесказаннаго, я, конечно, неохотно исполню твое требованіе, Морицъ, но не люблю тоже заставлять себя просить, – сказала Кети, взявъ съ рояля ноты и садясь на стулъ.
– Къ чему же ты взяла ноты? Съиграй намъ что нибудь изъ твоихъ произведеній, – сказала Флора съ сардоническою улыбкою на губахъ.
– Я и свои сочиненія не помню наизусть, – сказала Кети, выходя изъ комнаты. Минуту спустя она вернулась съ нотами въ рукахъ и разложила ихъ на пюпитрѣ.
– Чье это сочиненіе? – спросила Флора, перелистывая тетрадь.
– Вѣдь ты сама просила меня съиграть что либо изъ моихъ произведеній?
– Вѣрно, но ты конечно ошиблась – эта піэса напечатана?
– Такъ что-жь такое, что напечатана? Развѣ это кажется для тебя страннымъ? Вѣдь твои сочиненія являются въ печати, – отвѣчала Кети придвигая стулъ къ роялю. – Мои учителя напечатали эту фантазію не сказавъ мнѣ ни слова, желая сдѣлать мнѣ сюрпризъ ко дню моего рожденія.
– Да, это можно было только вообразить себѣ, – сказала Флора небрежнымъ тономъ.
Между тѣмъ Генріэтта нагнулась черезъ плечо Кети и сказала, указывая на заголовокъ:
– Посмотри, Флора, это изданіе Шатъ и сыновья, эта фирма не будетъ заниматься пустыми шутками. Кети, скажу правду! Твои сочиненія знакомы публикѣ, ихъ покупаютъ?
Молодая дѣвушка покраснѣла и утвердительно кивнула головою.
– Правда то, что первый печатный выпускъ моихъ произведеній былъ поднесенъ мнѣ въ день моего рожденья, – сказала она твердымъ голосомъ и начала играть.
Это была тихая, простая мелодія, проникавшая прямо въ сердце слушателя, такъ что съ первыхъ же тактовъ игроки сложили карты, и устремили свой взоръ на молодую дѣвушку, спокойно сидѣвшую передъ роялемъ; не трудно было замѣтить, что Кети не имѣла ни малѣйшаго желанія блеснуть бѣглостью пальцевъ, но звуки лились прямо въ душу. Никому не приходило въ голову правильна-ли игра или нѣтъ, всѣ видимо упивались нѣжною игрою молодой компонистки, и когда замолкли послѣдніе звуки, въ комнатѣ воцарилась глубокая тишина, казалось никто не хотѣлъ нарушить всеобщаго восторга. Прежде всего послышались голоса изъ гостинной; мужчины закричали громкое „браво“, а дамы пожалѣли что отецъ Кети не дожилъ до этой минуты. Всѣ были удивлены, растроганы и нѣсколько времени не садились еще за карты.
– Вы непремѣнно должны дать мнѣ эту чудную фантазію; я съиграю ее принцессѣ, – сказала дѣвица Гизе, принимая на себя покровительственный видъ.
– И ты въ скоромъ времени получишь превосходный концертный рояль! – сказалъ совѣтникъ веселымъ голосомъ.
Между тѣмъ Генріэтта ласково обняла и поцѣловала, сказавъ: – Какая ты счастливая, Кети!
Еще при первыхъ акордахъ, взятыхъ робкою рукою младшей сестры, Флора тихонько вышла изъ залы, и медленно ходя по красной комнатѣ бросала завистливый взглядъ на молодую артистку, притянувшей къ себѣ всеобщее вниманіе.
– Мнѣ кажется, что Флора очень недовольна тѣмъ, что она теперь уже не единственная знаменитость въ семействѣ Мангольдъ, – колко замѣтила Гизе, обращаясь къ совѣтнику, который отвѣтилъ ей улыбкою и подошелъ къ Кети.
– Скажу тебѣ, что я очень сердитъ на твою докторшу, дитя мое, какъ можно было никогда не написать ни слова о твоихъ музыкальныхъ способностяхъ? – сказалъ онъ недовольнымъ тономъ.
– Дома никто особенно не восхищается моимъ талантомъ, – возразила Кети наивно. – Докторша рѣдко хвалитъ меня и говоритъ, что мнѣ еще много нужно учиться.
– Ну, не скромничай, ты вѣдь тоже понимаешь что нибудь въ музыкѣ.
– Да это не скромность, а просто хитрость, съ которою она желала добиться большаго успѣха, – неожиданно сказала Флора, появляясь на порогѣ своего кабинета. – Меня, Кети, ты не проведешь, и я никогда не повѣрю, что-бъ ты дѣйствительно такъ хладнокровно относилась къ своему таланту и такъ мало его цѣнила, что во все время, какъ ты у насъ, не подошла даже къ роялю. Это просто фальшъ и хитрость! – Флора едва докончила послѣднюю фразу, такъ какъ задыхалась отъ душившей ее злобы.
– Какая ты странная, Флора, – воскликнула Генріэтта съ запальчивостью. – Вѣдь не всѣ-же могутъ хвалится, какъ ты хвалишься своими литературными дарованіями, ты успѣла уже прокричать всѣмъ знакомымъ о твоихъ успѣхахъ, но до сихъ поръ они никому еще неизвѣстны.
– Генріэтта, прошу тебя разлить чай, – послышался голосъ президентши изъ гостинной.
Молодая дѣвушка надула губы и вышла, бросая косые взгляды на дверь въ гостинную.
– Не думай, Флора, что-бъ я не цѣнила моего таланта, – сказала Кети спокойно. – Я не могу быть несправедливой къ самой себѣ, и очень благодарна моему дарованію, потому что оно часто доставляетъ мнѣ часы истиннаго удовольствія. Я просто забыла подѣлиться съ вами моею любовью къ музыкѣ, хотя собственно изъ-за нея пріѣхала къ вамъ мѣсяцемъ раньше. Мой учитель долженъ былъ уѣхать изъ Дрездена на четыре недѣли, а для того чтобъ не терять уроки на цѣлыхъ два мѣсяца, то я выѣхала сюда въ одно время съ нимъ.
Дѣвица Гизе съ видимымъ удовольствіемъ слушала разговоръ сестеръ и при послѣднихъ словахъ Кети вышла изъ залы только потому, что въ гостинную вошелъ ея отецъ и надобно было пойдти съ нимъ поздороваться. Совѣтникъ также торопливо вышелъ вслѣдъ за нею.
Флора снова подошла къ роялю и стала перелистывать нотную тетрадь; Кети не трудно было замѣтить, какъ грудь сестры порывисто подымалась, а руки нервно дрожали; ей было даже досадно, что она согласилась съиграть свое произведеніе въ кругу этого небольшаго общества.
– Тебѣ, вѣроятно, наговорили много комплиментовъ? – спросила она, порывисто сложивъ тетрадь и посмотрѣвъ прямо въ глаза сестрѣ.
– Кто-же? – возразила Кети. – Мои учителя очень скупы на похвалу, а больше никто не знаетъ о моихъ произведеніяхъ; я думаю, ты сама видишь, что тутъ нѣтъ имени композитора.
– Но, скажи пожалуйста, раскупается-ли эта пьеска? Что-жь ты молчишь? Она выдержала нѣсколько изданій.
– Да.
Флора бросила ноты на рояль.
– Это возмутительно, что къ такой краснощекой дѣвочкѣ, слава является во снѣ, тогда какъ другіе должны бороться изо всѣхъ силъ и часто погибаютъ раньше, чѣмъ успѣютъ прославиться, – сказала она съ горечью и скрестила руки на груди. – Впрочемъ, стоитъ-ли говорить объ этомъ? – продолжала она, снова остановившись передъ сестрою. – Самая блестящая ракета безследно исчезаетъ въ воздухѣ; ее только и видно пока она летитъ, тогда какъ бурные потоки волкана постоянно клокочатъ въ нѣдрахъ земли и каждый человѣкъ долженъ бояться его изверженія. Теперь въ семействѣ Монгольдъ[8] будутъ двѣ знаменитости. Посмотримъ, Кети, кто изъ насъ двоихъ сдѣлаетъ самую блестящую карьеру…
– Конечно, не я, – воскликнула Кети, поправляя свои локоны, – я вообще избѣгаю выступать на арену, хотя имѣю страстное желаніе усовершенствоваться въ музыкѣ. Словами невозможно выразить то чувство, когда видишь что твоя игра трогаетъ и волнуетъ сердца другихъ, это для меня дороже всего на свѣтѣ. Но жить только для этого одного?… Нѣтъ, мы, женщины, имѣемъ столько счастья и дѣла въ домашней жизни, что одна слава не можетъ удовлетворить насъ.
– То-то есть, теперь мы видимъ главную цѣль твоего домашняго воспитанія! Чего такъ долго добивалась твоя Лукасъ, того хочется и тебѣ, то есть выйдти замужъ! – сказала Флора, принужденно смѣясь.
При этихъ словахъ лицо Кети покрылось густымъ румянцемъ, но она поборола въ себѣ злобу на сестру и отвѣтила тихимъ голосомъ:
– Ты насмѣхаешься надо мною, Флора, точно тебѣ самой никогда не приходила эта мысль въ голову, а между тѣмъ…
– Ни слова болѣе, – перебила ее Флора повелительнымъ тономъ. – Да, сознаюсь, что я одно время была такъ слаба и ослѣплена, что позволила надѣть на себя сѣть, но, благодаря Бога, время еще не ушло и я могу удержать за собой свободу.
– Неужели у тебя въ самомъ дѣлѣ нѣтъ никакой совѣсти, Флора?
– Есть, дитя мое, и очень чувствительная, которая упрекаетъ меня въ моемъ легкомысліи. Ты очень хорошо знаешь, что рано или поздно, каждому человѣку придется отвѣчать за свои дѣйствія. Посмотри на меня, – неужели я способна на жизнь докторши и въ состояніи цѣлые дни стоять у плиты и варить супъ? И для кого? – Сказавъ это, Флора кивнула головою по направленію къ гостинной, гдѣ съ пріѣздомъ старика Гизе, сдѣлалось очень оживленно и весело, только Брукъ молча сидѣлъ у чайнаго стола и былъ углубленъ въ чтеніе газеты.
– Замѣть-только, что никто изъ мущинъ не разговариваетъ съ нимъ! – продолжала Флора. – Но и по дѣламъ ему, онъ обманулъ меня и общество. Слава, предшествовавшая ему, была пустою молвою.
Затѣмъ она быстро прошла въ свой кабинетъ, по всей вѣроятности для того, что-бы не встрѣтиться съ любезнымъ генераломъ Гизе, который вмѣстѣ съ дочерью и совѣтникомъ входилъ въ музыкальный залъ, желая познакомиться съ Кети.
По его просьбѣ она снова сѣла за рояль и повторила свою фантазію. Морицъ не спускалъ глазъ съ своей питомицы и когда она кончила играть, онъ посмотрѣлъ на нее страннымъ взглядомъ; это была уже не братская любовь и преданность, онъ быстро подошелъ къ ней и положилъ ей руку на плечо.
– Дорогая Кети, что изъ тебя вышло! – прошепталъ онъ едва слышно. – Какъ ты живо напоминаешь мнѣ Клотильду, твою покойную сестру! Но ты еще прекраснѣе и совершеннѣе.
Кети хотѣла оттолкнуть его, но онъ схватилъ ея руку и крѣпко сжалъ, какъ-бы не желая разстаться съ нею на всю жизнь. Для гостей это была очень привлекательная картина; опекунъ съ гордостью обнималъ свою питомицу, оставленную на его попеченіи покойнымъ отцомъ.
Но блѣдное лицо Генріэтты сильно покраснѣло и она молча улыбнулась. Докторъ Брукъ, стоявшій возлѣ нея, посмотрѣлъ на часы, украдкою протянулъ руку Генріэттѣ и незамѣтно удалился, воспользовавшись всеобщимъ волненіемъ.