«Страшная правда, но вeдь, правда». Короленко.

«Ecrasez l'infame!»

(От автора к первому и второму изданiю)

«Народы подвинутся только тогда, когда сознают всю глубину своего паденiя». Эдг. Кинэ.

«Незамeтно эта вещь вряд ли пройдет, если только у читателей и критики хватит мужества вчитаться (возможно и то: увидят, что тут разстрeливают, и обойдут сторонкой)» — так писал Короленко Горнфельду по поводу разсказа Вл. Табурина «Жива душа», напечатаннаго в 1910 г. в «Русском Богатствe».

Мнe хотeлось бы, чтобы у того, кто возьмет в руки эту книгу, хватило мужества вчитаться в нее. Я знаю, что моя работа, во многих отношенiях, не отдeланная литературно, появилась в печати с этой стороны преждевременно. Но, сознавая это, я все же не имeл и не имeю в настоящее время сил, ни физических, ни моральных, придать ей надлежащую форму — по крайней мeрe соотвeтствующую важности вопроса, которому она посвящена. Надо имeть дeйствительно желeзные нервы, чтобы спокойно пережить и переработать в самом себe весь тот ужас, который выступает на послeдующих страницах.

Невольно вновь вспоминаешь слова В. Г. Короленко, мимолетно брошенныя им по поводу его работы над «Бытовым явленiем». Он писал Горнфельду в цитированном выше письмe из Алупки (18 апрeля): «работал над этим ужасным матерiалом о „смертниках“, который каждый день по нeскольку часов отравлял мои нервы». И когда читатель перевернет послeднюю страницу моей книги, я думаю, он поймет то гнетущее чувство, которое должен был испытывать автор ея в теченiе долгих дней, погружаясь в моря крови, насилiя и неописуемых ужасов нашей современности. По сравненiю с нашими днями эпоха «Бытового явленiя» даже не блeдная копiя…^[1]

Я думаю, что читатель получит нeкоторое моральное облегченiе при сознанiи, что, может быть, не все, что пройдет перед его глазами, будет отвeчать строгой исторической достовeрности. Иначе правда же не стоило бы жить. Надо было бы отречься от того проклятаго мiра, гдe возможна такая позорная дeйствительность, не возбуждающая чувства негодованiя и возмущенiя; надо было бы отречься от культуры, которая может ее молчаливо терпeть без протеста. И пожалeешь, как Герцен: «Невзначай сраженный пулей, я унес бы с собой в могилу еще два-три вeрованiя»… Если вдуматься в описанное ниже, то правда же можно сойти с ума. Одни спокойно взирают, другiе спокойно совершают нeчто чудовищное, позорнeйшее для человeчества, претендующаго на культурное состоянiе. И спасает только все еще остающаяся вeра в будущее, о котором, кажется, Надсон сказал:

«Вeрь, настанет пора и погибнет Ваал

И вернется на землю любовь».

Историки давали и дают объясненiя и даже оправданiе террору эпохи французской революцiи; политики находят объясненiе и проклятой современности. Я не хочу давать объясненiе явленiю, которое, может быть, и должно быть только заклеймлено со стороны общественной морали и в его прошлом и в его настоящем. Я хочу только возстановить картину и этого прошлаго и этого настоящаго.

Пусть соцiологи и моралисты ищут объясненiе для современной человeческой жестокости в наслeдiи прошлаго и в кровавом угарe послeдней европейской войны, в паденiи человeческой морали и в искаженiи идеологических основ человeческой психики и мышленiя. Пусть психiатры отнесут все это в область болeзненных явленiй вeка; пусть припишут это влiянiю массоваго психоза.

Я хотeл бы прежде всего возстановить реальное изображенiе и прошлаго и настоящаго, которое так искажается и под рeзцом исторических изслeдованiй и в субъективной оцeнкe современнаго практическаго политика.

По плану моя работа естественно распадается на три части: историческiй обзор, характеристика «краснаго террора» большевиков и так называемаго «террора бeлаго». Лишь случайное обстоятельство побудило меня выпустить первоначально как бы вторую часть работы, посвященную «красному террору».

Прозвучал выстрeл Конради, и подготовка к лозаннскому процессу^[2] заставила меня спeшно обработать часть того матерiала, который мнe удалось собрать.

И если я выпускаю в свeт свою книгу теперь, то потому только, что в данном случаe ея внeшняя архитектоника отступает на заднiй план перед жизненностью и актуальностью самой темы.

То, что появляется теперь в печати, не может претендовать на характер изслeдованiя. Это только схема будущей работы; это как бы первая попытка сводки, далеко, быть может, неполной, имeющагося матерiала. Только эту цeль и преслeдует моя книга. Может быть, она послужит побужденiем для болeе широкаго собиранiя и опубликованiя соотвeтствующих матерiалов. Выводы сами придут.

___

Я косвенно отвeтил уже на одно возраженiе, которое может быть мнe сдeлано. Я не могу взять отвeтственности за каждый факт, мною приводимый. Но я повсюду указывал источник, откуда он заимствован. Пусть тe, кто так смeло в свое время подводили теоретическiй фундамент под призыв к насилiю и крови, а теперь говорят о «мнимом» террорe (см., напр., статьи в «Извeстiях» по поводу процесса Конради), прежде всего опровергнут эту фактическую сторону. Мнимый террор, который грозят возстановить московскiя власти за оправданiе лозаннских подсудимых!

Я знаю, мнe будет сдeлано и другое возраженiе.

A бeлый террор? На этом противопоставленiи было построено выступленiе гражданских истцов и свидeтелей обвиненiя на процессe Конради. Это главное оружiе в руках извeстной группы соцiалистов. Это аргумент и части западноевропейской печати. К сожалeнiю, это противопоставленiе приходится слышать и в рядах болeе близких единомышленников. Никто иной, как А. В. Пeшехонов в своей брошюрe «Почему я не эмигрировал?» во имя своего писательскаго безпристрастiя счел нужным сопроводить характеристику большевицкаго террора рядом именно таких оговорок. Говоря о правительствe ген. Деникина, Пeшехонов писал: «Или вы не замeчаете крови на этой власти? Если у большевиков имeются чрезвычайки, то у Деникина вeдь была контр-развeдка, а по существу — не то же ли, самое? О, конечно, большевики побили рекорд и количеством жестокостей на много превзошли деникинцев. Но кое в чем и деникинцы вeдь перещеголяли большевиков» (стр. 32).

И А. В. Пeшехонов в поясненiе разсказывал об ужасах висeлиц в Ростовe на Дону. Как убeдится Пeшехонов из этой книги, он и здeсь ошибался — «перещеголять» большевиков никто не мог. Но не в этом дeло. Как ослабляется наш моральный протест этими ненужными в данный момент оговорками! Как безплоден становится этот протест в аспектe историческаго безпристрастiя!

Я не избeгаю характеристики «бeлаго террора» — ему будет посвящена третья часть моей работы. Я допускаю, что мы можем зарегистрировать здeсь факты не менeе ужасные, чeм тe, о которых говорит послeдующее повeствованiе, ибо данныя исторiи нам творят, что «бeлый» террор всегда был ужаснeе «краснаго», другими словами, реставрацiя несла с собою больше человeческих жертв, чeм революцiя. Если признавать большевиков продолжателями революцiонной традицiи, то придется признать и измeненiе этой традицiонной исторической схемы. Нельзя пролить болeе человeческой крови, чeм это сдeлали большевики; нельзя себe представить болeе циничной формы, чeм та, в которую облечен большевицкiй террор. Это система, нашедшая своих идеологов; это система планомeрнаго проведенiя в жизнь насилiя, это такой открытый апофеоз убiйства, как орудiя власти, до котораго не доходила еще никогда ни одна власть в мiрe. Это не эксцессы, которым можно найти в психологiи гражданской войны то или иное объясненiе.

«Бeлый» террор явленiе иного порядка — это прежде всего эксцессы на почвe разнузданности власти и мести. Гдe и когда в актах правительственной политики и даже в публицистикe этого лагеря вы найдете теоретическое обоснованiе террора, как системы власти? Гдe и когда звучали голоса с призывом к систематическим оффицiальным убiйствам? Гдe и когда это было в правительствe ген. Деникина, адмирала Колчака или барона Врангеля?

Моральный ужас террора, его разлагающее влiянiе на человeческую психику в концe концов не в отдeльных убiйствах, и даже не в количествe их, а именно в системe. Пусть «казацкiе» и иные атаманы в Сибири, или на Дону, о которых так много говорили обвинители на лозаннском процессe и о которых любят говорить всe сопоставляющее красный террор с бeлым, запечатлeли свою дeятельность кровавыми эксцессами часто даже над людьми неповинными. В своих замeчательных показанiях перед «судом» адм. Колчак свидeтельствовал, что он был безсилен в борьбe с явленiем, получившим наименованiе «атаманщины».

Нeт, слабость власти, эксцессы, даже классовая месть и… апофеоз террора — явленiя разных порядков. Вот почему, говоря о «красном террорe», со спокойной совeстью я мог в данный момент проходить мимо насилiй эпохи «бeлаго террора».^[3]

Если наша демократическая печать дeлает адм. Колчака отвeтственным за сибирскую реакцiю, то кто же отвeтственен за то, что происходило и происходит нынe в Россiи?

Максим Горькiй в брошюрe «О русском крестьянствe» упрощенно отвeтил: «Жестокость форм революцiи я объясняю исключительной жестокостью русскаго народа». Трагедiя русской революцiи разыгрывается в средe «полудиких людей». «Когда в „звeрствe“ обвиняют вождей революцiи — группу наиболeе активной интеллигенцiи — я разсматриваю это обвиненiе, как ложь и клевету, неизбeжныя в борьбe политических партiй или — у людей честных — как добросовeстное заблужденiе». «„Недавнiй раб“ — замeтил в другом мeстe Горькiй — стал „самым разнузданным деспотом“, как только прiобрeл возможность быть владыкой ближняго своего». Итак, русскiй писатель, не только сочувствующiй русскому коммунизму, но и имeвшiй с ним болeе прямыя связи, снимает отвeтственность с творцов террористической системы и переносит ее на темноту народную. Спора нeт, историческая Немезида, о которой так любят многiе говорить, в том и состоит, что «над Россiей тяготeет проклятiе, налагаемое исторiей на всякую отсталую и развращенную страну» — как писали когда-то еще в «Черном Переделe». Ни в одной странe с развитым чувством гражданственности не могло быть того, что было в Россiи.

Но Горькiй, сам, очевидно, того не понимая, произносит грозный обвинительный акт против демагогiи властвующей нынe в Россiи партiи. Едва ли есть надобность защищать русскаго крестьянина, да и русскаго рабочаго от клеветы Горькаго: темен русскiй народ, жестока, может быть, русская толпа, но не народная психологiя, не народная мысль творила теорiи, взлелeянныя большевицкой идеологiей…

Пытаются доказать, что красный террор вызвал эксцессами бeлых. Тот, кто признает хронологiю канвой исторiи и прочтет эту книгу, увидит, как мало правдоподобiя и достовeрности в этом утвержденiи. Но в сущности это интересно только для психолога, который будет пытаться понять человeческiя отношенiя в эпохи гражданских войн. Я избeгал в своей работe ставить вопросы теоретическаго характера. Они безбрежны. Мнe надо было прежде всего собрать факты.

Может быть, русская общественность именно в этом отношенiи исполняет свой долг не так, как того требует подлинная дeйствительность жизни. Не надо забывать, что только современники, вопреки мнeнiю историков французской революцiи Оларовской школы, могут изобразить для потомства в данном случаe правду не ложную.

___

Бeлый террор в прошлом; а что будет впереди, нам не суждено знать. Террор красный, под который подведен фундамент идеологическiй, явленiе наших еще дней.

И на него человeческiй мiр продолжает с удивительным спокойствiем взирать. Почему? Я недавно еще отвeчал («На чужой сторонe» № 3):

«Общественное мнeнiе Европы как бы сознательно отворачивается от этой правды, ибо она в своем голом и неприкрашенном видe, становится в слишком непримиримое противорeчiе с культурными навыками современнаго правового строя и общепризнанной людской моралью».^[4] И как тяжело при таких условiях читать зарубежныя письма, начинавшiяся год или два назад такими словами: «Помогите, если это возможно. Напиши Нансену, напиши Ан. Франсу, напиши аполитичному Гуверу — кричи всюда, гдe ты можешь: S. О. S.!»^[5] «Необходимо, чтобы европейское общественное мнeнiе потребовало прекращенiе издeвательств над человeком. Необходимо вмeшательство европейскаго соцiализма» — взывает из Россiи корреспондент с.-р. «Голоса Россiи», сообщая о неописуемых ужасах, творившихся в 1921/22 г. в концентрацiонных лагерях в Холмогорах и Порталинском монастырe.

В значительной степени безплодны были и тогда эти обращенiя и эти ожиданiя. А теперь? Не так давно мы читали, как центральный орган чешской соцiал-демократiи «Право Лиду» писал: «Теперь русская эмиграцiя распространяет свeдeнiя о том, что большевики преслeдуют тeх, кто не согласен с их режимом. Но мы считаем, что теперь необходима извeстная осторожность при чтенiи этих сообщенiй и в нeкоторых случаях встает вопрос: не пускает ли опредeленная часть русской эмиграцiи эти свeдeнiя с цeлью оправдать свою бездeятельность за границей».^[6] Для «Право Лиду» нужна провeрка свeдeнiй о режимe большевиков, нужна провeрка отношенiя совeтской власти к ея политическим противникам. A еще два года назад чешско-словацкiе с.-д., основываясь на «достовeрных сообщенiях», интерпеллировали министра иностранных дeл Бенеша о «невыносимом» политическом положенiи в Россiи при совeтском правительствe. Они запрашивали министра:

1. Не угодно ли г. министру иностранных дeл дипломатическим путем учинить все возможное, чтобы смертная казнь во всeх цивилизованных государствах и в особенности в Россiи была уничтожена.

2. Не угодно ли г. министру принять зависящiя от него мeры, чтобы в Россiи уменьшились приговоры над политическими преступниками соцiал-демократическаго направленiя, будь они рабочими, крестьянами или солдатами.

3. Не позаботится ли г. министр, насколько это возможно в международной обстановкe принять мeры для того, чтобы в Россiи были прекращены преслeдованiя против соцiалистов и чтобы политическим преступникам соцiалистам была дана всеобщая амнистiя.^[7]

Правда, чешскiе соцiал-демократы говорили только о соцiалистах! Они не возвысились до пониманiя истины, чуждой, к сожалeнiю, им, как и многим соцiалистам Западной Европы^[8] (впрочем, и русским), о которой недавно еще напомнил маститый чешскiй же общественный дeятель Т. Г. М. в «Pzitomnost'e»: «Для человeка нeт высшаго правила во всей жизни и в политикe, чeм сознанiе, что жизнь и личность человeка должны быть священны». Что же заставило «Pravo Lidu» измeнить теперь позицiи даже по отношенiи к соцiалистам? Пресловутый вопрос о признанiи Европой совeтской власти? Так именно мотивировала на послeднем съeздe в январe 1924 г. французская соцiалистическая партiя свое предложенiе совeтскому правительству прекратить преслeдованiя соцiалистов — это важно для того, чтобы партiя могла бы без всяких оговорок и без укоров совeсти присоединиться к предложенiю о признанiи совeтскаго правительства Францiей. Англiйская рабочая партiя, говорящая о своем новом яко-бы пониманiи соцiализма, не выставляет и этого даже требованiя… A чешскiе соцiал-демократы склонны заподозрить уже и самый факт преслeдованiя — и это тогда, когда до нас доходят сообщенiя о самоубiйствах, избiенiях и убiйствах в Соловках, о чем в 1924 г. повeдала мiру не зарубежная русская печать, а правительственное сообщенiе самих большевиков. Мы видим таким образом, какую большую поправку приходится внести в преждевременное утвержденiе «Дней»: «прошли тe времена, когда большевистскiя расправы можно было производить втихомолку. Каждая новая волна краснаго террора вновь и вновь вызывает протесты европейскаго общественнаго мнeнiя».^[9]

Не имeем ли мы права сказать, что даже соцiалисты, кончающiе самоубiйством в ужасных условiях современной ссылки в Россiи, должны знать теперь о безцeльности обращенiя с призывами к своим западно-европейским товарищам?

«Ужасы, творящiеся в концентрацiонных лагерях сeвера — писал в 1922 г. упомянутый корреспондент „Голоса Россiи“ — не поддаются описанiю. Для человeка, не испытавшаго и не видeвшаго их, — они могут казаться выдумкой озлобленнаго человeка»…

Мы, изо дня в день с ужасом и болью ожидавшiе эпилога, которым нынe закончилась трагедiя в Соловках, и знаем и понимаем эту кошмарную дeйствительность — для нас это не эксперимент, быть может, полезный, в качествe показательнаго опыта, для пролетарiата Западной Европы… Для нас это свое живое, больное тeло. И как мучительно сознавать свое полное безсилiе помочь даже словом…

___

Я не льщу себя надеждой, что моя книга дойдет до тeх представителей западно-европейскаго общественнаго мнeнiя, которые легко подчас высказывают свои сужденiя о событiях в Россiи или не зная их, или не желая их понять. Так просто, напр., обвинить зарубежную русскую печать в тенденцiозном искаженiи дeйствительности. Но люди, отвeтственные за свои слова, не имeют права перед лицом потомства так упрощенно разрeшать свои сомнeнiя — прошло то время, когда «грубое насильничество московских правителей» в силу полной отрeзанности от Россiи объясняли, по словам Каутскаго, «буржуазной клеветой».

Примeром этих выступленiй послeдняго времени могут служить и статьи верховнаго комиссара Лиги Нацiй по дeлам русских бeженцев, обошедшiя полгода назад всю европейскую печать. О них мнe приходилось писать в «Днях» в своем как бы открытом письмe Нансену «Напрасныя слова» (20-го iюля 1923 г.).

Нансен упрекал западно-европейское общественное мнeнiе в нежеланiи понять происходящее в Россiи и совeтовал не ограничиваться «пустыми слухами». «Все понять — все простить»… И этой старой пословицей д-р Нансен пытался дать объясненiе тому гнету, который царит на нашей несчастной родинe. В революцiонное время — методы дeйствiя не могут быть столь мягки, как в мирное время. Политическiя гоненiя были и при старом режимe, который тоже представлял собою олигархiю. Теперь Немезида совершает свое историческое отмщенiе.

Не всякiй способен, однако, в перiоды, когда развертываются картины неисчислимых страданiй и горя, становиться на эту своеобразную историческую точку зрeнiя.

Может быть, в этом повинна русская некультурность, может быть, традицiонность русской интеллигентской мысли, но мы — писал я — не способны понять великих завeтов гуманности, облеченных в ту форму, в которую облекает их д-р Нансен.

И далеко не только он один…

Когда совершаются убiйства часто невинных людей, когда в странe свирeпствует политическiй террор, принимающiй по временам самый разнузданный характер, наше моральное чувство не может примириться с утвержденiем: «ничто великое не совершается без борьбы и страданiй». Наша общественная совeсть требует другого отношенiя к «кровавым конвульсiям», о которых столь эпически писал Виктор Маргерит в своем привeтствiи совeтской власти по поводу пятилeтiя ея существованiя, т. е. пятилeтiя насилiй над человeческой жизнью, над общественной совeстью, над свободой слова.

Когда «учитель» и «ученик», Анатоль Франс и Мишель Кордей, преклоняются перед властью, которая яко-бы несет уничтоженiе несправедливости и угнетенiя послe стольких вeков, когда они говорят о русской коммунистической власти, как о провозвeстницe «человeку новаго лика мiра», мы имeем право требовать, чтобы тe, которые это пишут, и тe, которые говорят от имени демократiи, прежде всего познали современную русскую дeйствительность.

Только раз поднялся как будто бы голос протеста западно-европейской демократiи против большевицкаго террора — это в дни, когда смертная петля накидывалась на соцiалистов во время московскаго процесса партiи с.-р. Казалось, европейскiй соцiализм сошел, наконец, с той «позицiи нейтралитета», которую он занимал до той поры в вопросe о большевицких насилiях. Мы слышали тогда голоса и Максима Горькаго, и Анатоля Франса, и Андре Барбюса, и Ромэна Роллана, и Уэльса, предостерегавшiе московскую власть от «моральной блокады» Россiи соцiалистами всего мiра. Угроза смерти продолжала висeть над «12 смертниками»! A Горькiй через нeсколько мeсяцев уже писал, что совeтская власть единственная сила, способная возбудить в массe русскаго народа творчество к новым, «болeе справедливым и разумным формам жизни». Другiе привeтствовали через полгода «новый лик мiра»!..

Час исторiи наступит однако! И тe, которые поднимают свой голос против войны, против ея «мрачных жертв», не должны заглушать свой голос совeсти, когда совершается самое позорное, что только может быть в человeческом мiрe. Кто сознательно или безсознательно закрывает глаза на ужас политическаго террора, тот отбрасывает культуру к эпохe пережитаго уже варварства. Это величайшее преступленiе перед человeчеством, преступленiе перед демократiей и соцiализмом, о котором они говорят. Обновить мiр может только обновленный человeк. Не ему развиться в атмосферe угнетенiя, ужаса, крови и общественнаго растлeнiя, густым туманом окутавшей нашу страждущую страну.

Наша общественная совeсть настоятельно требует отвeта на вопрос о том, каким образом гуманность и филантропiя могут мириться с насилiем, которое совершается с Россiей, с той человeческой кровью, которая льется на глазах всего культурнаго мiра не на войнe, а в застeнках палачей? Каким образом филантропiя и гуманность могут мириться даже со «святым насилiем», если только таковое может быть в дeйствительности?

Верховный комиссар Лиги Нацiй гордится выпавшей на его долю возможностью оказать помощь великому русскому народу, строящему новую жизнь. Не пора ли в таком случаe остановить руку карающей Немезиды, занесенную над великой страной и великим народом?

И эта рука может быть остановлена лишь в том случаe, если культурный мiр безоговорочно выявит свое отношенiе к тому, что происходит в Россiи, Как-то лорд Сесиль в письмe в редакцiю «Times» предлагал англiйской печати ознакомить общественное мнeнiе с поведенiем того правительства, которое «стремится быть допущенным в среду цивилизованных народов». Но «не может быть пророком Брандом низменный Фальстаф» как бы отвeчает на этот призыв в своей недавней книгe «Нравственный лик революцiи» представитель так называемаго лeваго народничества Штейнберг. Он вспоминает «обличительную мощь» Чичеринской ноты, посланной в отвeт на протест западных нейтральных держав против краснаго террора в сентябрe 1918 г. и говорит: «Не смeют „они“ — вожди этого мiра поднимать свой голос протеста против „революцiоннаго террора“».

Ну а тe, кто не повинны в грeхах правящих классов, кто смeет поднимать свой голос, почему они молчат?

«Мы не обращаемся ни к вооруженной, ни к матерiальной помощи государств и не просим их вмeшательства во внутреннюю борьбу против организованнаго насилiя» — писал два года назад Исполнительный Комитет Совeщанiя Членов Учредитсльнаго Собранiя в своем обращенiи к общественному мнeнiю Европы. «Мы обращаемся к цивилизованному и передовому общественному мнeнiю. Мы просим его — с тeм же рвенiем, с той же энергiей и настойчивостью, с которой оно осуждало всякую поддержку контр-революцiонных выступленiй против русскаго народа и революцiи отказать в своей моральной поддержкe людям, превзошедшим в методах насилiя все, что изобрeтено темными вeками средневeковья». «Нельзя болeе молчать — кончало воззванiе — при страшных вeстях, приходящих ежедневно из Россiи. Мы зовем всeх, в ком жив идеал построеннаго на человeчности лучшаго будущаго: протестуйте против отвратительнаго искаженiя этого идеала, заступитесь за жертвы, единственной виной которых является их горячее желанiе помочь истерзанному народу и сократить срок его тяжких страданiй»…

И все же нас продолжает отдeлять глухая, почти непроницаемая стeна!

В 1913 г. в Голландiи был создан особый комитет помощи политическим заключенным в Россiи. Он ставил своей задачей информировать Европу о преступленiях, совершавшихся в царских тюрьмах, и поднять широкое общественное движенiе в защиту этих политических заключенных. «Не так давно цивилизованная Европа громко протестовала против тюрем и казней русскаго самодержавiя. То, что теперь дeлается в Россiи — указывает цитированное воззванiе — превышает во много раз всe ужасы стараго режима ».

Почему же так трудно теперь пробить брешь в лицемeрном или апатичном нежеланiи говорить о том, что стало в Россiи «своего рода бытовым явленiем?»

Отчего мы не слышим еще в Западной Европe Толстовского «Не могу молчать?» Почему не поднимет своего голоса во имя «священнeйших требованiй человeческой совeсти» столь близкiй, казалось бы, Льву Толстому Ромэн Роллан, который еще так недавно заявлял (в отвeт Барбюсу), что он считает необходимым защищать моральныя цeнности во время революцiи больше, чeм в обычное время?

«Средства гораздо важнeе для прогресса человeчества, чeм цeли…» Почему молчит Лига прав человeка и гражданина? Неужели «les principes de 1879», стали дeйствительно только «фразой, как литургiя, как слова молитв»? Неужели прав был наш великiй Герцен, сказавшiй это в 1867 году.^[10] Почему на антимилитаристических конференцiях «Христiанскаго Интернацiонала» (в Данiи в iюлe 1923 г.) говорят об уничтоженiи «духа войны», о ея виновниках и не слышно негодующаго голоса, клеймящаго нeчто худшее, чeм война — варварство, позорящее самое имя человeка?

«Страшно подумать, что в нeскольких тысячах верст от нас гибнут миллiоны людей от голода. Это должно отравить каждый наш кусок хлeба» — писал орган чешских с.-д. «Pravo Lidu» по поводу организацiи помощи голодающей Россiи. Но развe не отравляет наше сознанiе ежечасно существованiе московских застeнков?

Нeт и не может быть успокоенiя нашей совeсти до той поры, пока не будет изжито мрачное средневeковье XX вeка, свидeтелями котораго нам суждено быть. Жизнь сметет его, когда оно окончательно будет изжито в нашем собственном сознанiи; когда западно-европейская демократiя, в лицe прежде всего соцiалистов, оставляя фантомы реакцiи в сторонe, дeйствительно, в ужасe отвернется от кровавой «головы Медузы», когда революцiонеры всeх толков поймут, наконец, что правительственный террор есть убiйство революцiи и насадитель реакцiи, что большевизм не революцiя и что он должен пасть «со стыдом и позором», сопровождаемый «проклятiем всего борящагося за свое освобожденiе пролетарiата». Это — слова маститаго вождя нeмецкой соцiал-демократiи Каутскаго, одного из немногих, занимающих столь опредeленную, непримиримую позицiю по отношенiю к большевицкому насилiю.

И нужно заставить мiр понять и осознать ужас тeх морей крови, которыя затопили человeческое сознанiе.

Берлин, 15 дек. 1923 г. — 15 марта 1924 г.

Post scriptum

(о матерiалах)

Живя в Россiи, я считал своим долгом публициста и историка собирать матерiалы о террорe. Я не имeл, конечно, возможности проникать в тайники органов, отправляющих так называемое «революцiонное правосудiе». Это сможет сдeлать историк в будущем и то постольку, поскольку сохранится матерiал об этой страшной страницe современной русской дeйствительности. Матерiал исчезает, и многое уже исчезло безвозвратно в дни гражданской войны, когда сами Чрезвычайныя Комиссiи уничтожали свое прекарное дeлопроизводство при спeшной эвакуацiи или при грозящем возстанiи (напр., в Тамбовe при Антоновском наступленiи).

Здeсь, за границей, я мог использовать только самую незначительную часть собраннаго и перевезеннаго, в видe выписок и газетных вырeзок, матерiала. Но цeнность этого матерiала в том, что здeсь большевики как-бы сами говорят о себe.

За рубежом я мог воспользоваться прессой, недоступной мнe в Россiи. Мною просмотрeна почти вся эмигрантская литература; использованы сотни отдeльных сообщенiй. Этой скрупулезностью (поскольку представлялось возможным при современном состоянiи матерiала) подбора фактов, которые в своей совокупности и могут только дать реальную картину по истинe невeроятнаго кошмара современной русской дeйствительности, в значительной степени объясняется и внeшнее построенiе книги. Все это данныя, за полную точность которых, конечно, ручаться нельзя. И все-таки надо признать, что сообщенiя зарубежной прессы в общем очень мало грeшили против дeйствительности. Еще вопрос, в какую сторону был крен. Приведу хотя бы такой яркiй примeр. Сообщенiе Бурцевскаго «Общаго Дeла» говорило как-то о разстрeлe 13.000 человeк в Крыму послe эвакуацiи Врангеля. Эта цифра в свое время казалась редакцiи почти невeроятной. Но мы с полной достовeрностью теперь знаем, что дeйствительно реальное в значительной степени превзошло это, казалось бы, невeроятное.

Ошибки неизбeжны были в отдeльных конкретных случаях; субъективны были, как всегда, индивидуальныя показанiя свидeтелей и очевидцев, но в сущности не было ошибок в общих оцeнках. Допустим, что легко можно подвергнуть критикe сообщенiе хотя бы с.-р. печати о том, что во время астраханской бойни 1919 г. погибло до 4000 рабочих. Кто может дать точную цифру? И кто сможет ее дать когда-либо? Пусть даже она уменьшится вдвое. Но неужели от этого измeнится хоть на iоту самая сущность? Когда мы говорим о единицах и десятках, то вопрос о точности кровавой статистики, пожалуй, имeет еще первостепенное значенiе; когда приходится оперировать с сотнями и тысячами, тогда это означает, что дeло идет о какой-то уже бойнe, гдe точность цифр отходит на заднiй план. Нам важно в данном случаe установить лишь самый факт.

В текстe указываются тe иностранные матерiалы, которыми я мог до настоящаго времени воспользоваться. Если в текстe нeт опредeленных ссылок на источник, это означает, что у меня имeется соотвeтствующiй документ.

Я должен сказать нeсколько слов об одном источникe, который имeет первостепенное значенiе для характеристики большевизма в перiод 1918–1919 гг. и единственное для описанiя террора на югe за этот перiод времени. Я говорю о матерiалах Особой Комиссiи по разслeдованiю дeянiй большевиков, образованной в декабрe 1918 г. при правительствe ген. Деникина. С необычайным личным самопожертвованiем руководителям этой комиссiи удалось вывезти во время эвакуацiи в мартe 1920 г., и тeм самым сохранить для потомства, значительную часть собраннаго ими матерiала. При втором изданiи своей книги я мог уже в значительно большей степени воспользоваться данными из архива комиссiи. Читатель сам легко убeдится в высокой исторической цeнности этих матерiалов; между тeм один из рецензентов моей книги (Мих. Ос. в «Послeдних Новостях») попутно, без достаточных, как мнe кажется, основанiй, замeтил: «в конечном счетe мало-достовeрные, легко могущiе быть пристрастными слeдственные документы, вродe данных „деникинской комиссiи“, могли бы быть свободно опущены». Нельзя, конечно, опорочить достовeрность тeх документальных данных, которыя собраны Комиссiей, — подлинные протоколы Чрезвычайных Комиссiй с собственноручными подписями и соотвeтствующими печатями, которые мы впервые получили из архива Комиссiи, являются таким же безспорным по откровенности матерiалом, как знаменитый «Еженедeльник Ч. К.»

Показанiя свидeтелей и очевидцев субъективны — повторим еще раз этот старый труизм. И тeм не менeе, по каким теоретическим основанiям заранeе надо признать малодостовeрными груды показанiй, собранных комиссiей, тe обслeдованiя на мeстах, которыя она производила с соблюденiем, как говорит она в своих протоколах, «требованiй Устава Уголовнаго Производства»? Можно с иронiей относиться к общепринятым юридическим нормам, и тeм не менeе онe в жизни обезпечивают ту элементарную хотя бы законность, которая исчезает при отсутствiи этих традицiонных гарантiй. В комиссiи работали заслуженные общественные дeятели, прошедшiе нерeдко хорошiй юридическiй стаж; в ней принимали участiе оффицiальные представители мeстных общественных самоуправленiй, профессiональных союзов и т. д.

Матерiалы Комиссiи когда-нибудь будут разработаны и опубликованы, и только тогда они смогут быть подвергнуты всесторонней оцeнкe. Деникинская Комиссiя ставила себe не столько «слeдственныя задачи», сколько собиранiе матерiалов о дeятельности большевиков; производила она свою работу по опредeленной программe, которая включала в себя «разслeдованiе мeропрiятiй большевиков в различных сферах государственной и народной жизни» — и работа ея дала дeйствительно полную и красочную картину большевизма 1918–1919 гг. Условiя русской жизни еще таковы, что я, пользуясь матерiалами Комиссiи при втором изданiи своей книги, к сожалeнiю, должен был оперировать с анонимами. Я не имeл права, за рeдким исключенiем, называть имен, не зная гдe в данный момент находятся лица, сообщавшiя Комиссiи свои наблюденiя и извeстные им факты. Мнe приходилось ограничиваться лишь глухими ссылками на «Матерiалы» Особой Комиссiи и тeм, конечно, ослаблять их показательную цeнность. Субъективность показанiй, связанная с опредeленным именем, прiобрeтает и иной удeльный вeс.

Оглядывая всю совокупность матерiала, легшаго в основу моей работы, я должен, быть может, еще раз подчеркнуть, что в наши дни он не может быть подвергнут строгому критическому анализу — нeт данных, нeт возможности провeрить во всем его достовeрность. Истину пока можно установить только путем нeкоторых сопоставленiй. Я повсюду старался брать однородныя свeдeнiя из источников разных политических направленiи. Такая разнородность источников и однородность показанiй сами по себe, как мнe представляется, свидeтельствуют о правдивости излагаемаго. Пусть читатель сдeлает сам эти необходимыя сопоставленiя.

Красный террор

«В странe, гдe свобода личности дает возможность честной, идейной борьбы… политическое убiйство, как средство борьбы, есть проявленiе деспотизма». Исполн. Комитет Нар. Воли.

Я прожил всe первые пять лeт большевицкаго властвованiя в Россiи. Когда я уeхал в октябрe 1922 года, то прежде всего остановился в Варшавe. И здeсь мнe случайно на первых же порах пришлось столкнуться с одним из самых сложных вопросов современной общественной психики и общественной морали.

В одном кафэ, содержимом на коллективных началах группой польских интеллигентных женщин, одна дама, подававшая мнe кофе, вдруг спросила:

— Вы русскiй и недавно из Россiи?

— Да.

— Скажите, пожалуйста, почему не найдется никого, кто убил бы Ленина и Троцкаго?

Я был нeсколько смущен столь неожиданно в упор поставленным вопросом, тeм болeе, что за послeднiе годы отвык в Россiи от возможности открытаго высказыванiя своих сужденiй. Я отвeтил ей однако, что лично, искони будучи противником террористических актов, думаю, что убiйства прежде всего не достигают поставленной цeли.

— Убiйство одного спасло бы, возможно, жизнь тысячей, погибающих нынe безсмысленно в застeнках палачей. Почему же при царe среди соцiалистов находилось так много людей, готовых жертвовать собой во имя спасенiя других или шедших на убiйство во имя отомщенiя за насилiе? Почему нeт теперь мстителей за поруганную честь? У каждаго есть брат, сын, дочь, сестра, жена. Почему среди них не подымется рука, отомщающая за насилiе? Этого я не понимаю.

И я должен был, оставляя в сторонe вопрос о правe и морали насилiя,^[11] по совeсти ей отвeтить, что основная причина, мнe кажется, лежит в том, что при существующем положенiи, когда человeческая жизнь в Россiи считается ни во что, всякаго должна останавливать мысль, что совершаемый им политическiй акт, его личная месть, хотя бы во имя родины, повлечет за собою тысячи невинных жертв; в то время как прежде погибал или непосредственный виновник совершеннаго дeянiя или в крайнем случаe группа ему сопричастных — теперь иное. И сколько примeров мы видим за послeднiе годы!

I. Институт заложников

«Террор — безполезная жестокость, осуществляемая людьми, которые сами боятся». Энгельс

17-го августа 1918 г. в Петербургe бывшим студентом, юнкером во время войны, соцiалистом Канегиссером был убит народный комиссар Сeверной Коммуны, руководитель Петербургской Чрезвычайной Комиссiи — Урицкiй. Оффицiальный документ об этом актe гласит: «При допросe Леонид Каннегиссер заявил, что он убил Урицкаго не по постановленiю партiи, или какой-нибудь организацiи, а по собственному побужденiю, желая отомстить за арест офицеров и разстрeл своего друга Перельцвейга».^[12]

28-го августа соцiалистка Каплан покушалась на жизнь Ленина в Москвe.

Как отвeтила на эти два террористических акта совeтская власть?

По постановленiю Петроградской Чрезвычайной Комиссiи — как гласит оффицiозное сообщенiе в «Еженедeльникe Чрез. Ком.» 20-го октября (№ 5) — разстрeлено 500 человeк заложников. Мы не знаем и, вeроятно, никогда не узнаем точной цифры этих жертв — мы не знаем даже их имен. С увeренностью однако можно сказать, что дeйствительная цифра значительно превосходит цифру приведеннаго позднeйшаго полуоффицiальнаго сообщенiя (никакого оффицiальнаго извeщенiя никогда не было опубликовано). В самом дeлe, 23-го марта 1919 года англiйскiй военный священник Lombard сообщал лорду Керзону: «в послeдних числах августа двe барки, наполненныя офицерами, потоплены и трупы их были выброшены в имeнiи одного из моих друзей, расположенном на Финском заливe; многiе были связаны по двое и по трое колючей проволокой».^[13]

Что же это невeрное сообщенiе? Но об этом фактe многiе знают и в Петроградe и в Москвe. Мы увидим из другого источника, что и в послeдующее время большевицкая власть прибeгала к таким варварским способам потопленiя врагов (напр., в 1921 г).

Один из очевидцев петроградских событiй сообщает такiя детали:

«Что касается Петрограда, то, при бeглом подсчетe, число казненных достигает 1.300, хотя большевики признают только 500, но они не считают тeх многих сотен офицеров, прежних слуг и частных лиц, которые были разстрeлены в Кронштадтe и Петропавловской крeпости в Петроградe без особаго приказа центральной власти, по волe мeстнаго Совeта; в одном Кронштадтe за одну ночь было разстрeлено 400 ч. Во дворe были вырыты три больших ямы, 400 человeк поставлены перед ними и разстрeлены один за другим».^[14]

«Истерическим террором» назвал эти дни в Петроградe один из руководителей Вс. Чр. Ком., Петерс, в интервью, данном газетному корреспонденту в ноябрe: «Вопреки распространенному мнeнiю — говорил Петерс, — я вовсе не так кровожаден, как думают». В Петербургe «мягкотeлые революцiонеры были выведены из равновeсiя и стали черезчур усердствовать. До убiйства Урицкаго в Петроградe не было разстрeлов, а послe него слишком много и часто без разбора, тогда как Москва в отвeт на покушенiе на Ленина отвeтила лишь разстрeлом нeскольких царских министров ». И тут же однако не слишком кровожадный Петерс грозил: «я заявляю, что всякая попытка русской буржуазiи еще раз поднять голову, встрeтит такой отпор и такую расправу, перед которой поблeднeет все, что понимается под красным террором ».^[15]

Оставляю пока в сторонe совершенно ложное утвержденiе Петерса, что до убiйства Урицкаго в Петроградe не было смертных казней. Итак, в Москвe за покушенiе соцiалистки на Ленина разстрeлено лишь нeсколько царских министров! Петерс не постыдился сдeлать это заявленiе, когда всего за нeсколько дней перед тeм в том же «Еженедeльникe Ч. К.» (№ 6) был опубликован весьма укороченный список разстрeленных за покушенiе на Ленина. Их было опубликовано через два мeсяца послe разстрeла 90 человeк.^[16] Среди них были и министры, были офицеры, как были и служащiе кооперативных учрежденiй, присяжные повeренные, студенты, священники и др. Мы не знаем числа разстрeленных. Кромe единственнаго сообщенiя в «Еженедeльникe Ч. К.»^[17] никогда ничего больше не было опубликовано. А между тeм мы знаем, что людей в эти дни в Москвe по общим свeдeнiям было разстрeлено больше 300.^[18]

Тe, которые сидeли в эти поистинe мучительные дни в Бутырской тюрьмe, когда были арестованы тысячи людей из самых разнообразных общественных слоев, никогда не забудут своих душевных переживанiй. Это было время, названное одним из очевидцев «дикой вакханалiей краснаго террора».^[19] Тревожно и страшно было по ночам слышать, а иногда и присутствовать при том, как брали десятками людей на разстрeл. Прieзжали автомобили и увозили свои жертвы, а тюрьма не спала и трепетала при каждом автомобильном гудкe. Вот войдут в камеру и потребуют кого-нибудь «с вещами» в «комнату душ»^[20] — значит, на разстрeл. И там будут связывать попарно проволокой. Если бы вы знали, какой это был ужас! Я сидeл в эти дни в Бутырской тюрьмe, и сам переживал всe эти страшные кошмары. Возьму один разсказ очевидца:^[21]

«В памяти не сохранились имена многих и многих, уведенных на разстрeл из камеры, в которой сидeл пишущiй эти строки в Ленинскiе августовскiе дни 1918 года, но душераздирающiя картины врeзались в память и вряд ли забудутся до конца жизни»…

«Вот группа офицеров, в числe пяти человeк, через нeсколько дней послe „Ленинскаго выстрeла“ вызывается в „комнату душ“. Нeкоторые из них случайно были взяты при облавe на улицe. Сознанiе возможности смерти не приходило им в голову, они спокойно подчинились своей судьбe — сидeть в заключенiи…

И вдруг… „с вещами по городу в комнату душ“. Блeдные, как полотно, собирают они вещи. Но одного выводной надзиратель никак не может найти. Пятый не отвeчает, не откликается. Выводной выходит и возвращается с завeдующим корпусом и нeсколькими чекистами. Поименная повeрка. Этот пятый обнаруживается… Он залeз под койку… Его выволакивают за ноги… Неистовые звуки его голоса заполняют весь корридор. Он отбивается с криком: „За что? Не хочу умирать!“ Но его осиливают, вытаскивают из камеры… и они исчезают… и вновь появляются во дворe… Звуков уже не слышно… Рот заткнут тряпками.

Молодой прапорщик Семенов арестован за то, что во время крупнаго пожара лeтом 1918 года на Курском вокзалe (горeли вагоны на линiи), находясь среди зрителей, замeтил, что вeроятно вагоны подожгли сами большевики, чтобы скрыть слeды хищенiя. Его арестовали, a вмeстe с ним арестовали на квартирe его отца и брата. Через три мeсяца послe допроса слeдователь увeрил его, что он будет освобожден. Вдруг… „с вещами по городу“. И через нeсколько дней его фамилiя значилась в числe разстрeленных. А через мeсяц при допросe отца слeдователь сознался ему, что сын был разстрeлен по ошибкe, „в общей массe“ разстрeленных.

Однажды к нам в камеру ввели юношу лeт 18–19, ранeе уведеннаго из нашего корридора. Он был арестован при облавкe на улицe в iюлe 1918 г. около храма Христа Спасителя. Этот юноша разсказал нам, что через нeсколько дней по привозe его в В. Ч. К., его вызвали ночью, посадили на автомобиль, чтобы отвезти на разстрeл (в 1918 году разстрeливали не в подвалe, а за городом). Совершенно случайно кто-то из чекистов обратил вниманiе, что разстрeлять они должны не молодого, а мужчину средних лeт. Справились, — оказалось фамилiя и имя тe же самыя, отчества расходятся, и разстрeливаемому должно быть 42 года, а этому 18. Случайно жизнь его была спасена и его вернули к нам обратно.

Красный террор цeлыми недeлями и мeсяцами держал под Дамокловым мечом тысячи людей. Были случаи, когда заключенные отказывались выходить из камеры на предмет освобожденiя из тюрьмы, опасаясь, что вызов на волю — ловушка, чтобы обманом взять из тюрьмы на разстрeл. Были и такiе случаи, когда люди выходили из камеры в полном сознанiи, что они выходят на волю, и сокамерники обычными привeтствiями провожали их. Но через нeсколько дней фамилiи этих мнимо освобожденных указывались в спискe разстрeленных. А сколько было таких, имена которых просто не опубликовывались…»

Не только Петербург и Москва отвeтили за покушенiе на Ленина сотнями убiйств. Эта волна прокатилась по всей совeтской Россiи — и по большим и малым городам и по мeстечкам и селам. Рeдко сообщались в большевицкой печати свeдeнiя об этих убiйствах, по все же в «Еженедeльникe» мы найдем упоминанiя и об этих провинцiальных разстрeлах, иногда с опредeленным указанiем: разстрeлен за покушенiе на Ленина. Возьмем хотя бы нeкоторыя из них.

«Преступное покушенiе на жизнь нашего идейнаго вождя, тов. Ленина — сообщает Нижегородская Ч. К. — побуждает отказаться от сентиментальности и твердой рукой провести диктатуру пролетарiата»… «Довольно слов!»… «В силу этого» — комиссiей «разстрeлен 41 человeк из вражескаго лагеря». И дальше шел список, в котором фигурируют офицеры, священники, чиновники, лeсничiй, редактор газеты, стражник и пр. и пр. В этот день в Нижнем на всякiй случай взято до 700 заложников. «Раб. Кр. Ниж. Лист» пояснял это: «Нa каждое убiйство коммуниста или на покушенiе на убiйство мы будем отвeчать разстрeлом заложников буржуазiи, ибо кровь наших товарищей убитых и раненых требует отомщенiя».

«В отвeт на убiйство тов. Урицкаго и покушенiе на тов. Ленина… красному террору подвергнуты», по постановленiю Сумской (Харьковской губ.) уeздной Ч. К., трое летчиков;. Смоленской Областной Комиссiей 38 помeщиков Западной Области; Новоржевской — какiе то Александра, Наталiя, Евдокiя, Павел и Михаил Росляковы; Пошехонской — 31 (цeлыми семьями: 5 Шалаевых, 4 Волковых), Псковской — 31, Ярославской — 38, Архангельской — 9, Себежской — 17, Вологодской — 14, Брянской — 9 грабителей (!!) и т. д. и т. д.

Всероссiйской Ч. К. за покушенiе на вождя всемiрнаго пролетарiата среди других разстрeлены: артельщик Кубицкiй за ограбленiе 400 т. р., два матроса за то же, комиссар Ч. К. Пискунов «пытавшiйся продать револьвер милицiонеру», два фальшивых монетчика и др. Такой список, между прочим, был опубликован в № 3 «Еженедeльника В. Ч. К.» Таких опубликованных списков можно было бы привести десятки, а неопубликованных — не было мeста, гдe бы не происходили разстрeлы «за Ленина».

Характерен экстренный бюллетень Ч. К. по борьбe с контр-революцiей в гор. Моршанскe, выпущенный по поводу происходивших событiй. Он между прочим гласил: «Товарищи! Нас бьют по одной щекe, мы это возвращаем сторицей и даем удар по всей физiономiи. Произведена противозаразная прививка, т. е. красный террор… Прививка эта сдeлана по всей Россiи, в частности в Моршанскe, гдe на убiйство тов. Урицкаго и раненiе т. Ленина отвeтили разстрeлом… (перечислено 4 человeка) и если еще будет попытка покушенiя на наших вождей революцiи и вообще работников, стоящих на отвeтственных постах из коммунистов, то жестокость проявится в еще худшем видe… Мы должны отвeтить на удар — ударом в десять раз сильнeе». И впервые, кажется, появляется оффицiальное заявленiе о заложниках, которые будут «немедленно разстрeлены», при «малeйшем контр-революцiонном выступленiи». «За голову и жизнь одного из наших вождей должны слетeть сотни голов буржуазiи и всeх ея приспeшников» — гласило объявленiе «всeм гражданам города Торжка и уeзда», выпущенное мeстной уeздной Ч. К. Далeе шел список арестованных и заключенных в тюрьму, в качествe «заложников»: инженеры, купцы, священник и… правые соцiалисты-революцiонеры. Всего 20 человeк. В Ивановe-Вознесенскe заложников взято 184 человeка и т. д. В Перми за Урицкаго и Ленина разстрeлено 50 человeк.^[22]

Не довольно ли и приведенных фактов, чтобы опровергнуть оффицiальныя сообщенiя. За Урицкаго и Ленина дeйствительно погибли тысячи невиновных по отношенiю к этому дeлу людей. Тысячи по всей Россiи были взяты заложниками. Какова была их судьба? Напомним хотя бы о гибели ген. Рузскаго, Радко-Дмитрiева и других заложников в Пятигорскe. Они, в количествe 32, были арестованы в Ессентуках «во исполненiе приказа Народнаго Комиссара внутренних дeл тов. Петровскаго», как гласило оффицiальное сообщенiе,^[23] заканчивавшееся угрозой разстрeла их «при попыткe контр-революцiонных возстанiй или покушенiя на жизнь вождей пролетарiата». Затeм были взяты заложники в Кисловодскe (в числe 33) и в других мeстах. Всего числилось 160 человeк, собранных в концентрацiонном лагерe в Пятигорскe. 13-го октября в Пятигорскe произошло слeдующее событiе: большевицкiй главком Сорокин пытался совершить переворот, имeвшiй цeлью очистить «совeтскую власть от евреев». Им были, между прочим, арестованы и убиты нeкоторые члены Ч. К. «В оправданiе своей расправы Сорокин, — как говорят матерiалы Деникинской Комиссiи, которыми мы пользуемся в данном случаe^[24] — представил документы, яко-бы изобличавшiе казненных в сношенiях с Добровольческой Армiей, и хотeл получить признанiе своей правоты и своей власти от созваннаго им в станицe Невинамысской Чрезвычайнаго Съeзда Совдепов и представителей революцiи и красной армiи».

Но враги Сорокина еще до прибытiя его на съeзд успeли объявить его внe закона, «как измeнника революцiи». Он был арестован в Ставрополe и тут же убит… Вмeстe с тeм была рeшена участь большинства лиц, содержавшихся в качествe заложников в концентрацiонном лагерe.

В № 157 мeстных «Извeстiй» 2-го ноября был опубликовал слeдующiй приказ Ч. К., возглавляемой Артабековым: «Вслeдствiе покушенiя на жизнь вождей пролетарiата в гор. Пятигорскe 21-го окт. 1918 г. и в силу приказа № З-iй 8-го октября сего года в отвeт на дьявольское убiйство лучших товарищей, членов Ц. П. К. и других, по постановленiю Чрезвычайной Комиссiи разстрeлены нижеслeдующiе заложники и лица, принадлежащiя к контр-революцiонным организацiям». Дальше шел список в 59 человeк, который начинался ген. Рузским. Тут же был напечатан и другой список в 47 человeк, гдe в перемeшку шли: сенатор, фальшивомонетчик, священник. Заложники «были разстрeлены». Это ложь. Заложники были зарублены шашками. Вещи убитых были объявлены «народным достоянiем»…

И в дальнeйшем процвeтала та же система заложничества.

В Черниговской сатрапiи студент П. убил комиссара Н. И достовeрный свидeтель разсказывает нам, что за это были разстрeлены его отец, мать, два брата (младшему было 15 лeт), учительница нeмка и ея племянница 18 лeт. Через нeкоторое время поймали его самого.

Прошел год, в теченiе котораго террор принял в Россiи ужасающiя формы: по истинe блeднeет все то, что мы знаем в исторiи. Произошло террористическое покушенiе, произведенное группой анархистов и лeвых соцiалистов-революцiонеров, первоначально шедших рука об руку с большевиками и принимавших даже самое близкое участiе в организацiи чрезвычайных комиссiй. Покушенiе это было совершено в значительной степени в отвeт на убiйство цeлаго ряда членов партiи, объявленных заложниками. Еще 15-го iюня 1919 г. от имени председателя Всеукраинской Чрезвычайной Комиссiи Лациса было напечатано слeдующее заявленiе:

«В послeднее время цeлый ряд отвeтственных совeтских работников получает угрожающiя письма от боевой дружины лeвых соцiалистов-революцiонеров интернацiоналистов, т. е. активистов. Совeтским работникам объявлен бeлый террор. Всеукраинская Чрезвычайная Комиссiя настоящим заявляет, что за малeйшую попытку нападенiя на совeтских работников будут разстрeливаться находящiеся под арестом члены партiи соц. — рев. активистов, как здeсь, на Украинe, так и в Великороссiи. Карающая рука пролетарiата опустится с одинаковой тяжестью, как на бeлогвардейца с деникинским мандатом, так и на активистов лeвых соцiалистов-революцiонеров, именующих себя интернацiоналистами.

Предсeдатель Всеукраинской Комиссiи Лацис».^[25]

Как бы в отвeт на это 25-го сентября 1919 г. в партiйном большевицком помeщенiи в Москвe, в Леонтьевском переулкe произведен был заранeе подготовленный взрыв, разрушившiй часть дома. Во время взрыва было убито и ранено нeсколько видных коммунистов. На другой день в московских газетах за подписью Камшева была распубликована угроза: «бeлогвардейцы», совершившiе «гнусное преступленiе», «понесут страшное наказанiе». «За убитых» — добавлял Гойхбарт в статьe в «Извeстiях» — власть «сама достойным образом расплатится».

И новая волна кроваваго террора пронеслась по Россiи: власть «достойным образом» расплачивалась за взрыв с людьми, которые не могли имeть к нему никакого отношенiя. За акт, совершенный анархистами,^[26] власть просто разстрeливала тeх, кто в этот момент был в тюрьмe.

«В отвeт на брошенныя в Москвe бомбы» в Саратовe Чрез. Комиссiя разстрeляла 28 человeк, среди которых было нeсколько кандидатов в члены Учредительнаго Собранiя из конст. — демократ. партiи, бывшiй народоволец, юристы, помeщики, священники и т. д.^[27] Столько разстрeляно оффицiально. В дeйствительности больше, столько, сколько по телеграммe из Москвы пришлось из «всероссiйской кровавой повинности» на Саратов — таких считали 60.

О том, как составлялись в эти дни списки в Москвe, бывшей главной ареной дeйствiя, мы имeем яркое свидeтельство одного из заключенных в Бутырской тюрьмe.^[28]

«По разсказу коменданта М. Ч. К. Захарова, прямо с мeста взрыва прieхал в М. Ч. К. блeдный, как полотно, и взволнованный Дзержинскiй и отдал приказ: разстрeливать по спискам всeх кадет, жандармов, представителей стараго режима и разных там князей и графов, находящихся во всeх мeстах заключенiя Москвы, во всeх тюрьмах и лагерях. Так, одним словесным распоряженiем одного человeка, обрекались на немедленную смерть многiя тысячи людей.

Точно установить, сколько успeли за ночь и на слeдующiй день перестрeлять, конечно, невозможно, но число убитых должно исчисляться по самому скромному раз счету — сотнями. На слeдующiй день это распоряженiе было отмeнено»…

Прошел еще год, и распоряженiем центральной власти был введен уже оффицiально особый институт заложников.

30-го ноября 1920 года появилось «правительственное сообщенiе» о том, что ряд «бeлогвардейских организацiй задумал (?!) совершенiе террористических актов против руководителей рабоче-крестьянской революцiи». Посему заключенные в тюрьмах представители различных политических групп объявлялись заложниками.^[29]

На это сообщенiе счел долгом откликнуться письмом к Ленину старый анархист П. А. Кропоткин.^[30] «Неужели не нашлось среди Вас никого, — писал Кропоткин, — чтобы напомнить, что такiя мeры, представляющiя возврат к худшему времени средневeковья и религiозных войн — недостойны людей, взявшихся созидать будущее общество на коммунистических началах… Неужели никто из Вас не вдумался в то, что такое заложник? Это значит, что человeк засажен в тюрьму, не как в наказанiе за какое-нибудь преступленiе, что его держат в тюрьмe, чтобы угрожать его смертью своим противникам. „Убьете одного из наших, мы убьем столько-то из Ваших“. Но развe это не все равно, что выводить человeка каждое утро на казнь и отводить его назад в тюрьму, говоря: „Погодите“, „Не сегодня“. Неужели Ваши товарищи не понимают, что это равносильно возстановленiю пытки для заключенных и их родных…»

Жившiй уже вдали от жизни, престарeлый и больной П. А. Кропоткин недостаточно ясно представлял себe реальное воплощенiе большевицких теорiй насилiя. Заложники! Развe их не брали фактически с перваго дня террора? Развe их не брали повсемeстно в перiод гражданской войны? Их брали на югe, их брали на востокe, их брали на сeверe…

Сообщая о многочисленных заложниках в Харьковe, предсeдатель мeстнаго губисполкома Кон докладывал в Харьковском совeтe: «в случаe, если буржуазный гад поднимет голову, то прежде всего падут головы заложников».^[31] И падали реально. В Елизаветградe убито в 1921 г. 36 заложников за убiйство мeстнаго чекиста. Этот факт, передаваемый бурцевским «Общим Дeлом»,^[32] найдет себe подтвержденiе в рядe аналогичных достовeрных сообщенiй, с которыми мы встрeтимся на послeдующих страницах. Правило «кровь за кровь» имeет широчайшее примeненiе на практикe.

«Большевики возстановили гнусный обычай брать заложников, — писал Локкарт 10-го ноября 1918 г. — И что еще хуже, они разят своих политических противников, мстя их женам. Когда недавно в Петроградe был опубликован длинный список заложников, большевики арестовали жен не найденных и посадили их в тюрьму впредь до явки их мужей».^[33] Арестовывали жен и дeтей и часто разстрeливали их. О таких разстрeлах в 1918 г. жен-заложниц за офицеров, взятых в красную армiю и перешедших к бeлым, разсказывают дeятели кiевскаго Краснаго Креста. В мартe 1919 г. в Петербургe разстрeляли родственников офицеров 86-го пeхотнаго полка, перешедшаго к бeлым.^[34] О разстрeлe заложников в 1919 г. в Кронштадт «родственников офицеров, подозрeваемых в том, что они перешли к бeлой гвардiи», говорит записка, поданная в ВЦИК извeстной лeвой соц. — рев. Ю. Зубелевич.^[35] Заложники легко переходили в группу контр-революцiонеров. Вот документ, публикуемый «Коммунистом»:^[36] «13-го августа военно-революцiонный трибунал 14 армiи, разсмотрeв дeло 10-ти граждан гор. Александрiи, взятых заложниками (Бредит, Мальскiй и др.) признал означенных не заложниками, а контр-революцiонерами и постановил всeх разстрeлять». Приговор был приведен в исполненiе на другой день.

Брали сотнями заложниц — крестьянских жен вмeстe с дeтьми во время крестьянских возстанiй в Тамбовской губернiи: онe сидeли в разных тюрьмах, в том числe в Москвe и Петербургe чуть ли не в теченiе двух лeт. Напр., приказ оперштаба тамбовской Ч. К. 1-го сентября 1920 г. объявлял: «Провести к семьям возставших безпощадный красный террор… арестовывать в таких семьях всeх с 18 лeтняго возраста, не считаясь с полом и если бандиты выступленiя будут продолжать, разстрeливать их. Села обложить чрезвычайными контрибуцiями, за неисполненiе которых будут конфисковываться всe земли и все имущество».^[37]

Как проводился в жизнь этот приказ, свидeтельствуют оффицiальныя сообщенiя, печатавшiяся в тамбовских «Извeстiях»: 5-го сентября сожжено 5 сел.; 7-го сентября разстрeлено болeе 250 крестьян… В одном Кожуховском концентрацiонном лагерe под Москвой (в 1921-22 г.) содержалось 313 тамбовских крестьян в качествe заложников, в числe их дeти от 1 мeсяца до 16 лeт. Среди этих раздeтых (без теплых вещей), полуголодных заложников осенью 1921 г. свирeпствовал сыпной тиф.

Мы найдем длинные списки опубликованных заложников и заложниц за дезертиров, напр., в «Красном воинe».^[38] Здeсь вводится даже особая рубрика для нeкоторых заложников: «приговорен к разстрeлу условно».

Разстрeливали и дeтей и родителей. И мы найдем засвидeтельствованные и такiе факты. Разстрeливали дeтей в присутствiи родителей и родителей в присутствiи дeтей. Особенно свирeпствовал в этом отношенiи Особый Отдeл В. Ч. К., находившiйся в вeдeнiи полусумасшедшаго Кедрова.^[39] Он присылал с «фронтов» в Бутырки цeлыми пачками малолeтних «шпiонов» от 8-14 лeт. Он разстрeливал на мeстах этих малолeтних шпiонов-гимназистов. Я лично знаю ряд таких случаев в Москвe.

Какое дeло кому до каких-то моральных пыток, о которых пытался говорить в своем письмe П. А. Кропоткин. В Чрезвычайных Комиссiях не только провинцiальных, но и столичных, практиковались самыя настоящiя истязанiя и пытки. Естественно, письмо П. А. Кропоткина оставалось гласом вопiющаго в пустынe. Если тогда не было разстрeлов среди тeх, кто был объявлен заложником, то, может быть, потому, что не было покушенiй…

Прошел еще год. И во время Кронштадтскаго возстанiя тысячи были захвачены в качествe заложников. Затeм появились новые заложники в лицe осужденных по извeстному процессу соцiалистов-революцiонеров смертников. Эти жили до послeдних дней под угрозой условнаго разстрeла!

И, может быть, только тeм, что убiйство Воровскаго произошло на Швейцарской территорiи, слишком гласно для всего мiра, объясняется то, что не было в Россiи массовых разстрeлов, т. е. о них не было опубликовано и гласно заявлено. Что дeлается в тайниках Государственнаго Политического Управленiя, замeнившаго собой по имени Чрезвычайныя комиссiи, мы в полной степени не знаем. Разстрeлы продолжаются, но о них не публикуется, или, если публикуется, то рeдко и в сокращенном видe. Истины мы не знаем.

Но мы безоговорочно уже знаем, что послe оправдательнаго приговора в Лозаннe большевики недвусмысленно грозили возобновленiем террора по отношенiю к тeм, кто считается заложниками. Так Сталин — как сообщали недавно «Дни» и «Vorwrts» — в засeданiи московскаго комитета большевиков заявил:

«Голоса всeх трудящихся требуют от нас возмездiя подстрекателям этого чудовищнаго убiйства.

Фактически убiйцы тов. Воровскаго — не ничтожные наймиты Конради и Полунин, a тe соцiал-предатели, которые, скрывшись от народнаго гнeва за предeлы досягаемости, еще продолжают подготовлять почву для наступленiя против руководителей русскаго пролетарiата. Они забыли о нашей дальновидности, проявленной нами в августe 1922 года, когда мы прiостановили приговор Верховнаго Трибунала, вопреки настойчивому желанiю всeх трудящихся масс. Теперь мы можем им напомнить, что постановленiе еще не потеряло силы, и за смерть тов. Воровскаго мы сумeем потребовать к отвeту их друзей, находящихся в нашем распоряженiи»…^[40]

«Заложники — капитал для обмeна»… Эта фраза извeстнаго чекиста Лациса, может быть, имeла нeкоторый смысл по отношенiю к иностранным подданным, во время польско-русской войны. Русскiй заложник — это лишь форма психического воздeйствiя, это лишь форма устрашенiя, на котором построена вся внутренняя политика, вся система властвованiя большевиков.

Знаменительно, что большевиками собственно осуществлено то, что в 1881 г. казалось невозможным самым реакцiонным кругам. 5-го марта 1881 года гр. А. Камаровскiй впервые высказал в письмe к Побeдоносцеву^[41] мысль о групповой отвeтственности. Он писал: «… не будет ли найдено полезным объявить всeх уличенных участников в замыслах революцiонной партiи за совершенныя ею неслыханныя преступленiя, состоящими внe закона и за малeйшее их новое покушенiе или дeйствiе против установленнаго законом порядка в Россiи отвeтственными поголовно, in corpore, жизнью их ».

Такова гримаса исторiи или жизни… «Едва ли, дeйствительно, есть болeе яркое выраженiе варварства, точнeе, господства грубой силы над всeми основами человeческаго общества, чeм этот институт заложничества» — писал старый русскiй революцiонер H. В. Чайковскiй по поводу заложничества в наши дни. «Для того, чтобы дойти не только до примeненiя его на практикe, но и до открытаго провозглашенiя, нужно дeйствительно до конца эмансипироваться от этих вeками накопленных цeнностей человeческой культуры и внутренне преклониться перед молохом войны, разрушенiя и зла».

«Человeчество потратило много усилiй, чтобы завоевать… первую истину всякаго правосознанiя:

— Нeт наказанiя, если нeт преступленiя» — напоминает выпущенное по тому же поводу в 1921 г. воззванiе «Союза русских литераторов и журналистов в Парижe».^[42]

«И мы думаем, что как бы ни были раскалены страсть в той партiйной и политической борьбe, которая таким страшным пожаром горит в современной Россiи, но эта основная, эта первая заповeдь цивилизацiи не может быть попрана ни при каких обстоятельствах:

— Нeт наказанiя, если нeт преступленiя.

Мы протестуем против возможнаго убiйства ни в чем неповинных людей.

Мы протестуем против этой пытки страхом. Мы знаем, какiя мучительныя ночи проводят русскiя матери и русскiе отцы, дeти которых попали в заложники. Мы знаем, точно также, что переживают сами заложники в ожиданiи смерти за чужое, не ими совершенное, преступленiе.

И потому мы говорим:

— Вот жестокость, которая не имeет оправданiя.

— Вот варварство, которому не должно быть мeста в человeческом обществe»…

«Не должно быть»… Кто слышит это?

II. «Террор навязaн»

«Пролетарское принужденiе во всeх своих формах, начиная от разстрeлов… является методом выработки коммунистическаго человeка из человeческаго матерiала капиталистической эпохи». Бухарин.

Террор в изображенiи большевицких дeятелей нерeдко представляется, как слeдствiе возмущенiя народных масс. Большевики вынуждены были прибeгнуть к террору под давленiем рабочаго класса. Мало того, государственный террор лишь вводил в извeстныя правовыя нормы неизбeжный самосуд. Болeе фарисейскую точку зрeнiя трудно себe представить и нетрудно показать на фактах, как далеки от дeйствительности подобныя заявленiя.

В запискe народнаго комиссара внутренних дeл и в то же время истиннаго творца и руководителя «краснаго террора» Дзержинскаго, поданной в совeт народных комиссаров 17-го февраля 1922 г., между прочим, говорилось: «В предположенiи, что вeковая старая ненависть революцiоннаго пролетарiата против поработителей поневолe выльется в цeлый ряд безсистемных кровавых эпизодов, причем возбужденные элементы народнаго гнeва сметут не только врагов, но и друзей, не только враждебные и вредные элементы, но и сильные и полезные, я стремился провести систематизацiю карательнаго аппарата революцiонной власти. За все время Чрезвычайная комиссiя была не что иное, как разумное направленiе карающей руки революцiоннаго пролетарiата».^[43]

Мы покажем ниже, в чем заключалась эта «разумная» систематизацiя карательнаго аппарата государственной власти. Проект об организацiи Всероссiйской Чрезвычайной комиссiи, составленный Дзержинским еще 7-го декабря 1917 г. на основанiи «историческаго изученiя прежних революцiонных эпох», находился в полном соотвeтствiи с теорiями, которыя развивали большевицкiе идеологи. Ленин еще весной 1917 г. утверждал, что соцiальную революцiю осуществить весьма просто: стоит лишь уничтожить 200–300 буржуев. Извeстно, что Троцкiй в отвeт на книгу Каутскаго «Терроризм и коммунизм» дал «идейное обоснованiе террора», сведшееся впрочем к чрезмeрно простой истинe: «враг должен быть обезврежен; во время войн это значит — уничтожен». «Устрашенiе является могущественным средством политики, и надо быть лицемeрным ханжой, чтобы этого не понимать».^[44] И прав был Каутскiй, сказавшiй, что не будет преувеличенiем назвать книгу Троцкаго «хвалебным гимном во славу безчеловeчности». Эти кровавые призывы по истинe составляют по выраженiю Каутскаго «вершину мерзости революцiи». «Планомeрно проведенный и всесторонне обдуманный террор нельзя смeшивать с эксцессами взбудораженной толпы. Эти эксцессы исходят из самых некультурных, грубeйших слоев населенiя, терpop же осуществлялся высококультурными, исполненными гуманности людьми». Эти слова идеолога нeмецкой соцiал-демократiи относятся к эпохe великой французской революцiи.^[45] Они могут быть повторены и в XX вeкe: идеологи коммунизма возродили отжившее прошлое в самых худших его формах. Демагогическая агитацiя «высококультурных», исполненных яко-бы «гуманностью» людей безстыдно творила кровавое дeло.

Не считаясь с реальными фактами, большевики утверждали, что террор в Россiи получил примeненiе лишь послe первых террористических покушенiй на так называемых вождей пролетарiата. Латыш Лацис, один из самых жестоких чекистов, имeл смeлость в августe 1918 г. говорить об исключительной гуманности совeтской власти: «нас убивают тысячами (!!!), а мы ограничиваемся арестом» (!!). А Петерс, как мы уже видeли, с какой-то исключительной циничностью публично даже утверждал, что до убiйства, напр., Урицкаго, в Петроградe не было смертной казни.

Начав свою правительственную дeятельность в цeлях демагогических с отмeны смертной казни,^[46] большевики немедленно ее возстановили. Уже 8-го января 1918 г. в объявленiи Совeта народных комиссаров говорилось о «созданiи батальонов для рытья окопов из состава буржуазнаго класса мужчин и женщин, под надзором красногвардейцев». «Сопротивляющихся разстрeливать» и дальше: контр-революцiонных агитаторов «разстрeливать на мeстe преступленiя».^[47]

Другими словами, возстанавливалась смертная казнь на мeстe без суда и разбирательства. Через мeсяц появляется объявленiе знаменитой впослeдствiи Всероссiйской Чрезвычайной Комиссiи:…«контр-революцiонные агитаторы… всe бeгущiе на Дон для поступленiя в контр-революцiонныя войска… будут безпощадно разстрeливаться отрядом комиссiи на мeстe преступленiя». Угрозы стали сыпаться, как из рога изобилiя: «мeшечники разстрeливаются на мeстe» (в случаe сопротивленiя), расклеивающiе прокламацiи «немедленно разстрeливаются»^[48] и т. п. Однажды совeт народных комиссаров разослал по желeзным дорогам экстренную депешу о каком-то спецiальном поeздe, слeдовавшем из Ставки в Петроград: «если в пути до Петербурга с поeздом произойдет задержка, то виновники ея будут разстрeлены». «Конфискацiя всего имущества и разстрeл» ждет тeх, кто вздумает обойти существующiе и изданные совeтской властью законы об обмeнe, продажe и куплe. Угрозы разстрeлом разнообразны. И характерно, что приказы о разстрeлах издаются не одним только центральным органом, а всякаго рода революцiонными комитетами: в Калужской губ. объявляется, что будут разстрeлены за неуплату контрибуцiй, наложенных на богатых; в Вяткe «за выход из дома послe 8 часов»; в Брянскe за пьянство; в Рыбинскe — за скопленiе на улицах и притом «без предупрежденiя». Грозили не только разстрeлом: комиссар города Змiева обложил город контрибуцiей и грозил, что неуплатившiе «будут утоплены с камнем на шеe в Днeстрe».^[49] Еще болeе выразительное: главковерх Крыленко, будущiй главный обвинитель в Верховном Революцiонном Трибуналe, хранитель законности в совeтской Россiи, 22-го января объявлял: «Крестьянам Могилевской губернiи предлагаю расправиться с насильниками по своему разсмотрeнiю ». Комиссар Сeвернаго раiона и Западной Сибири в свою очередь опубликовал: «если виновные не будут выданы, то на каждые 10 человeк по одному будут разстрeлены, нисколько не разбираясь, виновен или нeт».

Таковы приказы, воззванiя, объявленiя о смертной казни…

Цитируя их, один из старых борцов против смертной казни в Россiи, д-р Жбанков писал в «Общественном врачe»:^[50] «Почти всe они дают широкiй простор произволу и усмотрeнiю отдeльных лиц и даже разъяренной ничего не разбирающей толпe », т. е. узаконяется самосуд.

Смертная казнь еще в 1918 г. была возстановлена в предeлах, до которых она никогда не доходила и при царском режимe. Таков был первый результат систематизацiи карательнаго аппарата «революцiонной власти». По презрeнiю элементарных человeческих прав и морали центр шел впереди и показывал тeм самым примeр. 21-го февраля в связи с наступленiем германских войск особым манифестом «соцiалистическое отечество» было провозглашено в опасности и вмeстe с тeм дeйствительно вводилась смертная казнь в широчайших размeрах: «непрiятельскiе агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контр-революцiонные агитаторы, германскiе шпiоны разстрeливаются на мeстe преступленiя».^[51]

Не могло быть ничего болeе возмутительнаго, чeм дeло капитана Щаснаго, разсматривавшееся в Москвe в маe 1918 г. в так называемом Верховном Революцiонном Трибуналe. Капитан Щасный спас остаток русскаго флота в Балтiйском морe от сдачи нeмецкой эскадрe и привел его в Кронштадт. Он был обвинен тeм не менeе в измeнe. Обвиненiе было формулировано так: «Щасный, совершая геройскiй подвиг, тeм самым создал себe популярность, намeреваясь впослeдствiи использовать ее против совeтской власти». Главным, но и единственным свидeтелем против Щаснаго выступил Троцкiй. 22-го мая Щасный был разстрeлен «за спасенiе Балтiйскаго флота». Этим приговором устанавливалась смертная казнь уже и по суду. Эта «кровавая комедiя хладнокровнаго человeкоубiйства» вызвала яркiй протест со стороны лидера соцiал-демократов-меньшевиков Мартова, обращенный к рабочему классу. На него не получалось однако тогда широких откликов, ибо вся политическая позицiя Мартова и его единомышленников в то время сводилась к призыву работать с большевиками для противодeйствiя грядущей контр-революцiи.^[52]

Смертную казнь по суду или в административном порядкe, как то практиковала Чрезвычайная Комиссiя на территорiи совeтской Россiи и до сентября 1918 года, т. е. до момента как бы оффицiальнаго объявленiя «краснаго террора», далеко нельзя считать проявленiем единичных фактов. Это были даже не десятки, а сотни случаев. Мы имeем в виду только смерть по тому или иному приговору. Мы не говорим сейчас вовсе о тeх разстрeлах, которые сопровождали усмиренiя всякаго рода волненiй, которых было так много и в 1918 г., о разстрeлах демонстрацiй и пр., т. е. об эксцессах власти, о расправах послe октября (еще в 1917 г.) с финляндскими и севастопольскими офицерами. Мы не говорим о тeх тысячах, разстрeленных на территорiи гражданской войны, гдe в полной степени воспроизводились в жизни приведенныя выше постановленiя, объявленiя и приказы о смертной казни.

Позднeе, в 1919 г., исторiограф дeятельности чрезвычайных комиссiй Лацис в рядe статей (напечатанных ранeе в Кiевских и Московских «Извeстiях», a затeм вышедших отдeльной книгой «Два года борьбы на внутреннем фронтe») подвел итоги оффицiальных свeдeнiй о разстрeлах и без стeсненiя писал, что в предeлах тогдашней совeтской Россiи (т. е. 20 центральных губернiй) за первую половину 1918 г., т. е. за первое полугодiе существованiя чрезвычайной комиссiи, было разстрeлено всего 22 человeка. «Это длилось бы и дальше, — заявлял Лацис, — если бы не широкая волна заговоров и самый необузданный бeлый террор (?!) со стороны контр-революцiонной буржуазiи».^[53]

Так можно было писать только при полной общественной безгласности. 22 смертных казни! Я также пробовал в свое время производить подсчет разстрeленных большевицкой властью в 1918 году, при чем мог пользоваться преимущественно тeми данными, которыя были опубликованы в совeтских газетах. Отмeчая, что появлялось в органах, издававшихся в центрe, я мог пользоваться только сравнительно случайными свeдeнiями из провинцiальных газет и рeдкими провeренными свeдeнiями из других источников. Я уже указывал в своей статьe «Голова Медузы», напечатанной в нeскольких соцiалистических органах Западной Европы, что и на основанiи таких случайных данных в моей картотекe, появилось не 22, а 884 карточки!^[54] «Здeсь среди нас много свидeтелей и участников тeх событiй и тeх годов, которых касается казенный исторiограф чрезвычайки» — писал берлинскiй «Голос Россiи» (22-го февраля 1922 г.) по поводу заявленiя Лациса: «Мы, быть может, так же хорошо, как Лацис, помним, что оффицiально Вечека была создана постановленiем 7-го декабря 1917 г. Но еще лучше мы помним, что „чрезвычайная“ дeятельность большевиков началась раньше. Не большевиками ли был сброшен в Неву послe взятiя Зимняго Дворца помощник военнаго министра кн. Туманов? Не главнокомандующiй ли большевицким фронтом Муравьев отдал на другой день послe взятiя Гатчины оффицiальный приказ расправляться „на мeстe самосудом“ с офицерами, оказывавшими противодeйствiе? Не большевики ли несут отвeтственность за убiйство Духонина, Шингарева и Кокошкина? Не по личному ли разрeшенiю Ленина были разстрeлены студенты братья Ганглез в Петроградe за то лишь, что на плечах у них оказались нашитыми погоны? И развe до Вечека не был большевиками создан Военно-Революцiонный комитет, который в чрезвычайном порядкe истреблял врагов большевицкой власти?

Кто повeрит Лацису, что „всe они были в своем большинстве из уголовнаго мiра“, кто повeрит, что их было только „двадцать два человeка?…“»

Оффицiальная статистика Лациса не считалась даже с опубликованными ранeе свeдeнiями в органe самой Всер. Чрез. Комиссiи; напр., в «Еженедeльнике Ч. К.» объявлялось, что Уральской областной Че-Ка за первое полугодiе 1918 г. разстрeлено 35 человeк. Что же значит больше разстрeлов не производилось в то время? Как совмeстить с такой совeтской гуманностью интервью руководителей ВЧК Дзержинскаго и Закса (лeв. с.-р.), данное сотруднику горьковской «Новой Жизни» 8-го iюня 1918 г., гдe заявлялось; по отношенiю к врагам «мы не знаем пощады» и дальше говорилось о разстрeлах, которые происходят яко-бы по единогласному постановленiю всeх членов комитета Чрезвычайной Комиссiи. В августе в «Извeстiях» (28-го) появились оффицiальныя свeдeнiя о разстрeлах в шести губернских городах 43 человeк. В докладe члена петроградской Ч. К. Бокiя, замeстителя Урицкаго, на октябрьской конференцiи чрезвычайных комиссiй Сeверной Коммуны общее число разстрeленных в Петербурге с момента переeзда Всер. Чрез. Комиссiи в Москву, т. е. послe 12-го марта, исчислялось в 800 человeк, при чем цифра заложников в сентябрe опредeлялась в 500, т. е. другими словами за указанные мeсяцы по исчисленiю оффицiальных представителей петроградских Ч. К. было разстрeлено 300 человeк.^[55] Почему же послe этого не вeрить записи Маргулiеса в дневникe: «Секретарь датскаго посольства Петерс разсказывал… как ему хвастался Урицкiй, что подписал в один день 13 смертных приговора».^[56] A вeдь Урицкiй был один из тeх, которые будто бы стремились «упорядочить» террор…

Может быть, вторая половина 1918 г. отличается от первой лишь тeм, что с этого времени открыто шла уже кровавая пропаганда террора.^[57] Послe покушенiя на Ленина urbi et orbi объявляется наступленiе времен «краснаго террора», о котором Луначарскiй в совeтe рабочих депутатов в Москвe 2-го декабря 1917 г. говорил: «Мы не хотим пока террора, мы против смертной казни и эшафота». Против эшафота, но не против казни в тайниках! Пожалуй, один Радек высказался как-бы за публичность разстрeла. Так в своей статьe «Красный Террор»^[58] он пишет:…«пять заложников, взятых у буржуазiи, разстрeленных на основанiи публичнаго приговора пленума мeстнаго Совeта, разстрeленных в присутствiи тысячи рабочих, одобряющих этот акт — болeе сильный акт массоваго террора, нежели разстрeл пятисот человeк по рeшенiю Ч. К. без участiя рабочих масс». Штейнберг, вспоминающiй «великодушiе», которое царило в трибуналах «первой эпохи октябрьской революцiи», должен признать, что «нeт сомнeнiй» в том, что «перiод от марта до конца августа 1918 был перiод фактическаго, хотя и не оффицiальнаго террора».

Террор превращается в разнузданную кровавую бойню, которая на первых порах возбуждает возмущенiе даже в коммунистических рядах. С первым протестом еще по дeлу капитана Щаснаго выступил небезызвeстный матрос Дыбенко, помeстившiй в газетe «Анархiя» слeдующее достаточно характерное письмо от 30-го iюля: «Неужели нeт ни одного честнаго большевика, который публично заявил протест против возстановленiя смертной казни? Жалкiе трусы! Они боятся открыто подать свой голос — голос протеста. Но если есть хоть один еще честный соцiалист, он обязан заявить протест перед мiровым пролетарiатом… мы не повинны в этом позорном актe возстановленiя смертной казни и в знак протеста выходим из рядов правительственных партiй. Пусть правительственные коммунисты послe нашего заявленiя-протеста ведут нас, тeх, кто боролся и борется против смертной казни, на эшафот, пусть будут и нашими гильотинщиками и палачами». Справедливость требует сказать, что Дыбенко вскорe же отказался от этих «сентиментальностей», по выраженiю Луначарскаго, а через три года принимал самое дeятельное участiе в разстрeлах в 1921 г. матросов при подавленiи возстанiя в Кронштадтe: «Миндальничать с этими мерзавцами не приходится»,^[59] и в первый же день было разстрeлено 300. Раздались позже и другiе голоса. Они также умолкли. А творцы террора начали давать теоретическое обоснованiе тому, что не поддается моральному оправданiю…

Извeстный большевик Рязанов, единственный, выступившiй против введенiя института смертной казни формально в новый уголовный кодекс, разработанный совeтской юриспруденцiей в 1922 г., в ленинскiе дни прieзжал в Бутырскую тюрьму и разсказывал соцiалистам, что «вожди» пролетарiата с трудом удерживают рабочих, рвущихся к тюрьмe послe покушенiя на Ленина, чтобы отомстить и расправиться с «соцiалистами-предателями». Я слышал то же при допросe в сентябрe от самого Дзержинскаго и от многих других. Любители и знатоки внeшних инсценировок пытались создать такое впечатлeнiе, печатая заявленiя разных групп с требованiем террора. Но эта обычная инсценировка никого обмануть не может, ибо это только своего рода агитацiонные прiемы, та демагогiя, на которой возрасла и долго держалась большевицкая власть. По дирижерской палочкe принимаются эти фальсифицированныя, но запоздалыя однако постановленiя — запоздалыя, потому что «красный террор» объявлен, всe лозунги даны на митингах,^[60] в газетах, плакатах и резолюцiях и их остается лишь просто повторять на мeстах. Слишком уже общи и привычны лозунги, под которыми происходит расправа: «Смерть капиталистам», «смерть буржуазiи». На похоронах Урицкаго уже болeе конкретные лозунги, болeе соотвeтствующiе моменту: «За каждаго вождя тысячи ваших голов», «пуля в грудь всякому, кто враг рабочаго класса», «смерть наемникам англо-французскаго капитала». Действительно кровью отзывается каждый лист тогдашней большевицкой газеты. Напр., по поводу убiйства Урицкаго петербургская «Красная Газета» пишет 31-го августа: «За смерть нашего борца должны поплатиться тысячи врагов. Довольно миндальничать… Зададим кровавый урок буржуазiи… К террору живых… смерть буржуазiи — пусть станет лозунгом дня». Та же «Красная Газета» писала по поводу покушенiя на Ленина 1-го сентября: «Сотнями будем мы убивать врагов. Пусть будут это тысячи, пусть они захлебнутся в собственной крови. За кровь Ленина и Урицкаго пусть прольются потоки крови — больше крови, столько, сколько возможно».^[61] «Пролетарiат отвeтит на пораненiе Ленина так, — писали „Извeстiя“, — что вся буржуазiя содрогнется от ужаса». Никто иной, как сам Радек, пожалуй, лучшiй совeтскiй публицист, утверждал в «Извeстiях» в спецiальной статьe, посвященной красному террору (№ 190), что красный террор, вызванный бeлым террором, стоит на очереди дня: «Уничтоженiе отдeльных лиц из буржуазiи, поскольку они не принимают непосредственно участiя в бeлогвардейском движенiи, имeет только значенiе средства устрашенiя в момент непосредственной схватки, в отвeт на покушенiя. Понятно, за всякаго совeтскаго работника, за всякаго вождя рабочей революцiи, который падет от руки агента контр-революцiи, послeдняя расплатится десятками голов». Если мы вспомним крылатую фразу Ленина: пусть 90 % русскаго народа погибнет, лишь бы 10 % дожили до мiровой революцiи, — то поймем в каких формах рисовало воображенiе коммунистов эту «красную месть»: «гимн рабочаго класса отнынe будет гимн ненависти и мести» — писала «Правда».

«Рабочiй класс совeтской Россiи поднялся — гласит воззванiе губернскаго военнаго комиссара в Москвe 3-го сентября — и грозно заявляет, что за каждую каплю пролетарской крови… да прольется поток крови тeх, кто идет против революцiи, против совeтов и пролетарских вождей. За каждую пролетарскую жизнь будут уничтожены сотни буржуазных сынков бeлогвардейцев… С нынeшняго дня рабочiй класс (т. е. губернскiй военный комиссар г. Москвы) объявляет на страх врагам, что на единичный бeлогвардейскiй террор, он отвeтит массовым, безпощадным, пролетарским террором». Впереди всeх идет сам Всероссiйскiй Центральный Исполнительный Комитет, принявшiй в засeданiи 2-го сентября, резолюцiю: «Ц. И. К. дает торжественное предостереженiе всeм холопам россiйской и союзной буржуазiи, предупреждая их, что за каждое покушенiе на дeятелей совeтской власти и носителей идей соцiалистической революцiи будут отвeчать всe контр-революцiонеры и всe вдохновители их». На бeлый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочiе (?) и крестьяне (?) отвeтят: «массовым красным террором против буржуазiи и ея агентов».

В полном соотвeтствiи с постановленiем этого высшаго законодательнаго органа 5-го сентября издается постановленiе совeта народных комиссаров в видe спецiальнаго одобренiя дeятельности Ч. К., по которому «подлежат разстрeлу всe лица, прикосновенный к бeлогвардейским организацiям, заговорам и мятежам». Народным комиссаром внутренних дeл Петровским одновременно разослан всeм совeтам телеграфный приказ, которому суждено сдeлаться историческим и по своей терминологiи и по своей санкцiи всякаго возможнаго произвола. Он помeщен был в № 1 «Еженедeльника» под заголовком: «Приказ о заложниках» и гласил:

«Убiйство Володарскаго, убiйство Урицкаго, покушенiе на убiйство и раненiе предсeдателя совeта народных комиссаров Владимiра Ильича Ленина, массовые, десятками тысяч разстрeлы наших товарищей в Финляндiи, на Украинe и, наконец, на Дону и в Чехо-Словакiи, постоянно открываемые заговоры в тылу наших армiй, открытое признанiе (?) правых эс-эров и прочей контр-революцiонной сволочи в этих заговорах, и в то же время чрезвычайно ничтожное количество серьезных репрессiй и массовых разстрeлов бeлогвардейцев и буржуазiи со стороны совeтов, показывает, что, несмотря на постоянныя слова о массовом террорe против эсэров, бeлогвардейцев и буржуазiи, этого террора на дeлe нeт.

С таким положенiем должно быть рeшительно покончено. Расхлябанности и миндальничанiю^[62] должен быть немедленно положен конец. Всe извeстные мeстным совeтам правые эсэры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазiи и офицерства должны быть взяты значительныя количества заложников. При малeйших попытках сопротивленiя или малeйшем движенiи в бeлогвардейской средe должен приниматься (?) безоговорочно массовый разстрeл. Мeстные губисполкомы должны проявлять в этом направленiи особую иницiативу.

Отдeлы управленiя через милицiю и чрезвычайныя комиссiи должны принять всe мeры к выясненiю и аресту всeх, скрывающихся под чужими именами и фамилiями лиц, с безусловным разстрeлом всeх замeшанных в бeлогвардейской работe.

Всe означенныя мeры должны быть проведены немедленно.

О всяких нерeшительных в этом направленiи дeйствiях тeх или иных органов мeстных совeтов Завотуправ обязан немедленно донести народному комиссарiату Внутренних Дeл. Тыл наших армiй должен быть, наконец, окончательно очищен от всякой бeлогвардейщины и всeх подлых заговорщиков против власти рабочаго класса и бeднeйшаго крестьянства. Ни малeйших колебанiй, ни малeйшей нерeшительности в примeненiи массоваго террора.

Полученiе означенной телеграммы подтвердите передать уeздным совeтам».

А центральный орган В. Ч. К. «Еженедeльник», долженствовавшiй быть руководителем и проводникам идей и методов борьбы чрезвычайной комиссiи, в том же номерe писал «К вопросу о смертной казни»: «Отбросим всe длинныя, безплодныя и праздныя рeчи о красном террорe… Пора, пока не поздно, не на словах, а на дeлe провести самый безпощадный, строго организованный массовый террор»…

Послe знаменитаго приказа Петровскаго едва ли даже стоит говорить на тему о «рабочем классe», выступающем мстителем за своих вождей, и о гуманности цeлей, которыя яко-бы ставили себe Дзержинскiй и другiе при организацiи так называемых Чрезвычайных Комиссiи. Только полная безотвeтственность большевицких публицистов позволяла, напр., Радеку утверждать в «Извeстiях» 6-то сентября, что «если бы не увeренность рабочих масс в том, что рабочая власть сумeет отвeтить на этот удар, то мы имeли бы на-лицо массовый погром буржуазiи». Какое в дeйствительности может имeть значенiе заявленiе нeких коммунистов Витебской губ., требовавших 1000 жертв за каждаго совeтскаго работника? или требованiе коммунистической ячейки какого-то автопоeзда — за каждаго павшаго разстрeлять 100 заложников, за каждаго краснаго 1000 бeлых, или заявленiе Комячейки Западной Областной Чрезвычайной Комиссiи, требовавшей 13-го сентября «стереть с лица земли гнусных убiйц», или резолюцiя красноармейской части охраны Острогородской Ч. К. (23-го сентября): «За каждаго нашего коммуниста будем уничтожать по сотням, а за покушенiе на вождей тысячи и десятки (?!) тысяч этих паразитов». Мы видим, как по мeрe удаленiя от центра, кровожадность Ч. К. увеличивается — начали с сотен, дошли до десятков тысяч. Повторяются лишь слова гдe-то сказанныя; но и эти повторенiя, насколько они оффицiально опубликовывались, идут в сущности почти исключительно от самих чекистов. И через год та же аргументацiя на там же разнузданном и безшабашном жаргонe повторяется на другой территорiи Россiи, захваченной большевиками — в царствe Лациса, стоящаго во главe Всеукраинской Чрезвычайной Комиссiи. В Кiевe печатается «Красный Меч» — это орган В. У. Ч. К., преслeдующiй тe же цeли, что и «Еженедeльник В. Ч. К.». В № 1 мы читаем в статьe редактора Льва Крайняго: «У буржуазной змeи должно быть с корнем вырвано жало, а если нужно, и разодрана жадная пасть, вспорота жирная утроба. У саботирующей, лгущей, предательски прикидывающейся сочувствующей (?!) внeклассовой интеллигентской спекулянтщины и спекулянтской интеллигенцiи должна быть сорвана маска. Для нас нeт и не может быть старых устоев морали и гуманности, выдуманных буржуазiей для угнетенiя и эксплоатацiи низших классов».

«Объявленный красный террор — вторит ему тут же нeкто Шварц — нужно проводить по пролетарски»… «Если для утвержденiя пролетарской диктатуры во всем мiрe нам необходимо уничтожить всeх слуг царизма и капитала, то мы перед этим не остановимся и с честью выполним задачу, возложенную на нас Революцiей».

«Наш террор был вынужден, это террор не Ч. К., а рабочаго класса» — вновь повторял Каменев 31-го декабря 1919 г. «Террор был навязан Антантой» — заявлял Ленин на седьмом съeздe совeтов в том же году. Heт, это был террор именно Ч. К. Вся Россiя покрылась сeтью чрезвычайных комиссiй для борьбы с контр-революцiей, саботажем и спекуляцiей. Не было города, не было волости, гдe не появлялись бы отдeленiя всесильной всероссiйской Чрезвычайной Комиссiи, которая отнынe становится основным нервом государственнаго управленiя и поглощает собой послeднiе остатки права. Сама «Правда», оффицiальный орган центральнаго комитета коммунистической партiи в Москвe, должна была замeтить 18-го октября: «вся власть совeтам» смeняется лозунгом: «вся власть чрезвычайкам».

Уeздныя, губернскiя, городскiя (на первых порах волостныя, сельскiя и даже фабричныя) чрезвычайныя комиссiи, желeзнодорожныя, транспортный и пр., фронтовыя или «особые отдeлы» Ч. К. по дeлам, связанным с армiей. Наконец, всякаго рода «военно-полевые», «военно-революцiонные» трибуналы и «чрезвычайные» штабы, «карательныя экспедицiи» и пр. и пр. Все это объединяется для осуществленiя краснаго террора. Нилостонскiй, автор книги: «Der Blutrausch des Bolschewismus» (Берлин) насчитал в одном Кiевe 16 самых разнообразных Чрезвыч. Комиссiй, в которых каждая выносила самостоятельные смертные приговоры. В дни массовых разстрeлов эти «бойни», фигурировавшiя во внутреннем распорядкe Ч. К. под простыми №№, распредeляли между собой совершенiе убiйств.

III. Кровавая статистика

«На развалинах стараго — построим новое». «Мечем не меч, а мир несем мы мiру».

Чрезвычайныя комиссiи — это органы не суда, а «безпощадной расправы» по терминологiи центральнаго комитета коммунистической партiи.

Чрезвычайная комиссiя «это не слeдственная комиссiя, не суд, и не трибунал» — опредeляет задачи Ч. К. сама чрезвычайная комиссiя. «Это орган боевой, дeйствующiй по внутреннему фронту гражданской войны. Он врага не судит, а разит. Не милует, а испепеляет всякаго, кто по ту сторону баррикад».

Не трудно представить себe, как должна была в жизни твориться эта «безпощадная расправа», раз дeйствует вмeсто «мертваго кодекса» законов, лишь «революцiонный опыт» и «совeсть». Совeсть субъективна. И опыт неизбeжно замeняется произволом, который прiобрeтает вопiющiя формы в зависимости от состава исполнителей.

«Мы не ведем войны против отдeльных лиц — писал Лацис в „Красном Террорe“ 1 ноября 1918 г.^[63] „Мы истребляем буржуазiю, как класс. Не ищите на слeдствiи матерiала и доказательств того, что обвиняемый дeйствовал дeлом или словом против совeтской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить — к какому классу он принадлежит, какого он происхожденiя, воспитанiя, образованiя или профессiи. Эти вопросы и должны опредeлить судьбу обвиняемаго. В этом смысл и „сущность краснаго террора““». Лацис отнюдь не был оригинален, копируя лишь слова Робеспьера в Конвентe по поводу прерiальскаго закона о массовом террорe: «чтобы казнить врагов отечества, достаточно установлять их личность. Требуется не наказанiе, а уничтоженiе их».

Не сказано ли подобной инструкцiей судьям дeйствительно все?

Однако, чтобы понять, что такое в дeйствительности красный террор, продолжающiйся с неослабeвающей энергiей и до наших дней, мы должны прежде всего заняться выясненiем вопроса о количествe жертв. Тот небывалый размах убiйств со стороны правящих кругов, который мы видим в Россiи, характеризует нам и всю систему примeненiя «краснаго террора».

Кровавая статистика в сущности пока не поддается учету, да и вряд ли когда-нибудь будет исчислена. Когда публикуется, может быть, лишь одна сотня разстрeленных, когда смертная казнь творится в тайниках казематов, когда гибель человeка подчас не оставляет никакого слeда — нeт возможности и историку в будущем возстановить подлинную картину дeйствительности.

1918 г.

В упомянутых выше статьях Лацис в свое время писал: «наш обыватель и даже товарищеская среда пребывает в увeренности, что Ч. К. несет с собой десятки и сотни тысяч смертей». Это дeйствительно так: недаром в общежитiи начальныя буквы В. Ч. К. читаются «всякому человeку капут». Лацис, приведя ту фантастическую цифру 22, о которой мы уже говорили, насчитывает за вторую половину 1918 г. 4 1/2 тысячи разстрeленных. «Это по всей Россiи», т. е. в предeлах 20 центральных губернiи. «Если можно обвинить в чем нибудь Ч. К. — говорит Лацис — то не в излишней ревности к разстрeлам, а в недостаточности примeненiя высшей мeры наказанiя». «Строгая желeзная рука уменьшает всегда количество жертв. Эта истина не всегда имeлась в виду чрезвычайными комиссiями. Но это можно ставить не столько в вину Ч. К., сколько всей политикe совeтской власти. Мы все время были черезчур мягки, великодушны к побeжденному врагу!»

Четырех с половиной тысяч Лацису мало! Он легко может убeдиться, что его оффицiальная статистика до чрезвычайности уменьшена. Интересно было бы знать, в какую рубрику, напримeр, отнес Лацис разстрeленных в Ярославлe послe возстанiя, организованнаго в iюлe Савинковым. В выпускe первом «Красной Книги В. Ч. К.» (и такая есть), распространявшейся только в отвeтственных коммунистических кругах, напечатан был, дeйствительно, «безпримeрный» историческiй документ. Предсeдатель Германской Комиссiи (дeйствовавшей на основанiи Брестскаго договора), лейтенант Балк приказом за № 4, 21-го iюля 1918 г., объявлял гражданскому населенiю города Ярославля, что ярославскiй отряд Сeверной Добровольческой Армiи сдался вышеозначенной Германской Комиссiи. Сдавшiеся были выданы большевицкой власти и в первую очередь 428 из них были разстрeлены. По моей картотекe насчиталось за это время в тeх же территорiальных предeлах 5004 карточки разстрeленных. Мои данныя, как я говорил, случайны и неполны; это преимущественно то, что опубликовывалось в газетах и только в тeх газетах, которыя я мог достать.^[64]

Надо имeть в виду и то, что при лаконизмe оффицiальных отмeток иногда затруднительно было рeшать вопрос о цифрe. Напримeр: уeздная Клинская (Моск. губ.) чрезвычайная комиссiя извeщала, что ею разстрeлено нeсколько контр-революцiонеров; Воронежская Ч. К. сообщала, что среди арестованных «много разстрeлено»; Сестрорeцкой Ч. К. (петербургской) производились «разстрeлы послe тщательнаго разслeдованiя в каждом случаe». Такими укороченными сообщенiями пестрят газеты. Мы брали в таких случаях коэффицiент, 1 или 3, т. е. цифру значительно уменьшенную.

Из этой кровавой статистики совершенно исключались свeдeнiя о массовых убiйствах, сопровождавших подавленiя всяких рода крестьянских и иных возстанiй. Жертвы этих «эксцессов» гражданской войны не могут быть вовсе уже исчислены.

Мои цифры имeют показательное значенiе только в том смыслe, что ясно оттeняют безконечную преуменьшенность оффицiальной статистики, приведенной Лацисом.

Постепенно расширяются предeлы совeтской Россiи, расширяется и территорiя «гуманной» дeятельности чрезвычайных комиссiй. В 1920 г.^[65] Лацис дал уже пополненную статистику, по которой число разстрeленных в 1918 г. у него достигало 6185 человeк. Причислил ли сюда Лацис тe тысячи, которыя были, напр., разстрeлены в 1918 году в Сeверо-Восточной Россiи (Пермская губ. и др.), о которых говорят и так много всe рeшительно англiйскiя донесенiя.^[66]

«В британское консульство продолжают являться люди всeх классов, главным образом, крестьяне, чтобы засвидeтельствовать убiйство своих родственников и другiя насилiя, совершенныя „большевиками в неистовствe“»… (Элiот — Керзону 21-го марта 1919 г.). Причислены ли сюда жертвы «офицерской» бойни в Кiевe в 1918 г.? Их исчисляют в 2000 человeк! Разстрeливали и рубили прямо в театрe, куда военные были вызваны для «провeрки документов». Причислены ли сюда жертвы одесской бойни морских офицеров до прихода австрiйских войск? «Позже, — сообщает один англiйскiй священник, — член австрiйскаго штаба говорил мнe, что им доставили список свыше 400 офицеров, убитых в Одеском округe!».^[67] Причислены ли сюда жертвы севастопольской бойни офицеров? Причислены ли сюда тe 1342 человeка, убитые в январe-февралe 1918 г. в Армавирe, как выяснила комиссiя по разслeдованiю дeянiй большевиков, организованная по распоряженiю ген. Деникина?^[68] Наконец, гекатомбы Ставрополя, о которых разсказывает в своих воспоминанiях В. М. Краснов — разстрeлы 67, 96 и т. д.?^[69] Не было мeста, гдe появленiе большевиков не сопровождалось бы десятками и сотнями жертв, разстрeленных без суда или по приговорам чрезвычайной комиссiи и аналогичных временных «революцiонных» трибуналов.^[70] Мы этим бойням посвящаем особую главу — пусть будут это только эксцессы «гражданской войны».

1919 г.

Продолжая вести свою кровавую статистику, Лацис утверждает, что в 1919 году по постановленiям Ч. К. разстрeлено 3456 человeк, т. е. всего за два года 9641, из них контр-революцiонеров 7068. Нужно запомнить, что по признанiю самого Лациса таким образом выходит, что болeе 2 1/2 тысяч разстрeлено не за «буржуазность», даже не за «контр-революцiю», а за обычныя преступленiя (632 преступленiя по должности, 217 — спекуляцiя, 1204 — уголовныя дeянiя). Этим самым признается, что большевики ввели смертную казнь уже не в качествe борьбы с буржуазiей, как опредeленным классом, а как общую мeру наказанiя, которая ни в одном мало-мальски культурном государствe не примeняется в таких случаях.

Но оставим это в сторонe. Всероссiйской чрезвычайной комиссiей, по данным Лациса, разстрeлено в сентябрe 1919 г. 140 человeк, а между тeм в это время в Москвe ликвидировано было контр-революцiонное дeло, связанное с именем извeстнаго общественнаго дeятеля П. Н. Щепкина. В газетах опубликовано было 66 фамилiй разстрeленных, но по признанiю самих большевиков разстрeлено было по этому дeлу болeе 150. В Кронштадтe, по авторитетному свидeтельству, были разстрeлены в iюлe 19 г. от 100–150 человeк; опубликовано было лишь 19. — На Украинe, гдe свирeпствовал сам Лацис, разстрeлены были тысячи. Опубликованный в Англiи отчет сестер милосердiя русскаго Краснаго Креста для доклада международному Красному Кресту в Женевe насчитывает в одном Кiевe 3000 разстрeлов.^[71]

Колоссальные итоги Кiевских разстрeлов подводит автор упомянутой уже книги «Der Blutrausch des Bolschewismus» Нилостонскiй. Надо сказать, что автор проявляет вообще большую освeдомленность по дeятельности всeх 16 кiевских чрезвычайных комиссiй — она сказывается уже в точной регистрацiи и подробном топографическом их описанiи. Автор помимо непосредственных наблюденiй повидимому пользовался матерiалами, добытыми комиссiей по разслeдованiю дeянiй большевиков ген. Р?рберга.^[72] Комиссiя эта также состояла отчасти из юристов и врачей. Она фотографировала трупы из разрытых могил (часть фотографiй приведена в книгe Нилостонскаго, остальная большая часть — говорит автор — находится в Берлинe). Он утверждает, что по данным комиссiи Р?рберга разстрeлено 4800 человeк — эти имена удалось установить. Общее число погибших в Кiевe при большевиках, по мнeнiю Нилостонскаго, не менeе 12.000 человeк. Пусть всe эти цифры будут неточны, по совокупности онe дают руководящую нить.

Необычайныя формы, в которыя вылился террор^[73] вызвали дeятельность особой комиссiи для разслeдованiя дeл У. Ч. К., назначенной из центра во главe с Мануильским и Феликсом Коном. Всe заключенные в своих показанiях Деникинской Комиссiи отзываются об этой комиссiи хорошо. Развитiе террора было прiостановлено до момента эвакуацiи Кiева, когда в iюлe-августe снова повторились сцены массовых разстрeлов. 16-го августа в «Извeстiях» был опубликован список 127 разстрeленных — это были послeднiя жертвы, оффицiально опубликованныя.

В Саратовe за городом есть страшный овраг — здeсь разстрeливают людей. Впрочем, скажу о нем словами очевидца^[74] из той изумительной книги, которую мы нeсколько раз цитировали и на которую будем еще много раз ссылаться.

Это книга «Че-Ка», матерiалы о дeятельности чрезвычайных комиссiй, изданная в Берлинe партiей соцiалистов-революцiонеров (1922 г.). Исключительная цeнность этой книги состоит с том, что здeсь собран матерiал иногда из первых рук, иногда в самой тюрьмe от потерпeвших, от очевидцев, от свидeтелей; она написана людьми, знающими непосредственно то, о чем приводится им говорить. И эти живыя впечатлeнiя говорят иногда больше, чeм кипы сухих бумаг. Многих из этих людей я знаю лично и знаю, как тщательно они собирали свои матерiалы. «Че-Ка» останется навсегда историческим документом для характеристики нашего времени, и при том документом исключительной яркости. Один из саратовцев и дает нам описанiе оврага около Монастырской слободки, оврага, гдe со временем будет стоять, вeроятно, памятник, жертвам революцiи.^[75]

«К этому оврагу, как только стает снeг, опасливо озираясь, идут группами и в одиночку родственники и знакомые погибших. Вначалe за паломничества там же арестовывали, но приходивших было так много… и несмотря на аресты они все-таки шли. Вешнiя воды, размывая землю, вскрывали жертвы коммунистическаго произвола. От перекинутаго мостика, вниз по оврагу на протяженiи сорока-пятидесяти саж. грудами навалены трупы. Сколько их? Едва ли кто может это оказать. Даже сама чрезвычайка не знает. За 1918 и 1919 г. было разстрeлено по спискам и без списков около 1500 человeк. Но на овраг возили только лeтом и осенью, а зимой разстрeливали гдe-то в других мeстах. Самые верхнiе — разстрeленные предыдущей поздней осенью — еще почти сохранились. В одном бeльe, с скрученными веревкой назад руками, иногда в мeшкe или совершенно раздeтые…

Жутко и страшно глядeть на дно страшнаго оврага! Но смотрят, напряженно смотрят пришедшiе, разыскивая глазами хоть какой либо признак, по которому бы можно было узнать труп близкаго человeка…»

«…И этот овраг с каждой недeлей становится страшнeе и страшнeе для саратовцев. Он поглощает все больше и больше жертв. Послe каждаго разстрeла крутой берег оврага обсыпается, вновь засыпая трупы; овраг становится шире. Но каждой весной вода открывает послeднiя жертвы разстрeла»…

Что же, все это неправда?

Авербух в своей не менeе ужасной книгe, изданной в Кишиневe в 1920 г., «Одесская Чрезвычайка» насчитывает 2200 жертв «краснаго террора» в Одессe за три мeсяца 1919 г. («красный террор» был объявлен большевиками в iюлe 1919 г., когда добровольческiя войска заняли Харьков). Разстрeлы начались задолго до оффицiальнаго объявленiя так называемого «краснаго террора» — через недeлю, другую послe вторичнаго занятiя Одессы большевиками. С середины апрeля — утверждают всe свидeтели, давшiе показанiя в Деникинской комиссiи — начались массовые разстрeлы. Идут публикацiи о разстрeлe 26, 16, 12 и т. д.

С обычным цинизмом одесскiя «Извeстiя» писали в апрeлe 1919 г.: «Карась любит, чтобы его жарили в сметанe. Буржуазiя любит власть, которая свирeпствует и убивает. Хорошо… С омерзенiем (?!) в душe мы должны взяться за приведенiе буржуазiи в чувство сильно-дeйствующим средством. Если мы разстрeляем нeсколько десятков этих негодяев и глупцов, если мы заставим их чистить улицы, а их жен мыть красноармейскiя казармы (честь немалая для них), то они поймут тогда, что власть у нас твердая, а на англичан и готтентотов надeяться нечего».

В iюнe — в момент приближенiя добровольческой армiи разстрeлы еще больше учащаются. Мeстный орган «Одесскiя Извeстiя» писал в эти дни оффицiальнаго уже террора: «Красный террор пyщен в ход. И загуляет он по буржуазным кварталам, затрещит буржуазiя, зашипит контр-революцiя под кровавым ударом краснаго террора… Каленым желeзом будем выгонять их… и самым кровавым образом расправимся с ними». И дeйствительно, эта «безпощадная расправа» оффицiально объявленная исполкомом, сопровождалась напечатанiем ряда списков разстрeленных: — часто без квалификацiи вины: разстрeлен просто на основанiи объявленiя «Краснаго террора». Немало их приведено в книгe Маргулiеса «Огненные годы».^[76]

Эти списки в 20–30 человeк — утверждают очевидцы — почти всегда преуменьшены. Одна из свидeтельниц, по своему положенiю имeвшая возможность дeлать нeкоторыя наблюденiя, говорит, что, когда в «Извeстiях» было опубликовано 18 фамилiй, она насчитала до 50 разстрeленных; когда было 27, она считала 70 (и в том числe было 7 женских трупов — о женщинах в оффицiальной публикацiи не говорилось). В дни «краснаго террора» показывает один из арестованных чекистских слeдователей каждую ночь разстрeливали до 68 человeк. По оффицiальному подсчету Деникинской комиссiи с 1 апрeля по 1 августа разстрeлено 1300 человeк. Нeмецкiй мемуарист And. Niemann говорит, что общее количество жертв большевиков на югe надо исчислять в 13–14 тыс…^[77]

В мартe в Астрахани происходит рабочая забастовка. Очевидцы свидeтельствуют, что эта забастовка была затоплена в крови рабочих.^[78]

«Десятитысячный митинг мирно обсуждавших свое тяжелое матерiальное положенiе рабочих был оцeплен пулеметчиками, матросами и гранатчиками. Послe отказа рабочих разойтись был дан залп из винтовок. Затeм затрещали пулеметы, направленные в плотную массу участников митинга, и с оглушительным треском начали рваться ручныя гранаты.

Митинг дрогнул, прилег и жутко затих. За пулеметной трескотней не было слышно ни стона раненых, ни предсмертных криков убитых на смерть…

Город обезлюдeл. Притих. Кто бeжал, кто спрятался.

Не менeе двух тысяч жертв было выхвачено ив рабочих рядов.

Этим была закончена первая часть ужасной Астраханской трагедiи.

Вторая — еще болeе ужасная — началась с 12-го марта. Часть рабочих была взята „побeдителями“ в плeн и размeщена по шести комендатурам, по баржам и пароходам. Среди послeдних и выдeлился своими ужасами пароход „Гоголь“. В центр полетeли телеграммы о „возстанiи“.

Предсeдатель Рев. Воен. Сов. Республики Л. Троцкiй дал в отвeт лаконическую телеграмму: „ расправиться безпощадно “. И участь несчастных плeнных рабочих была рeшена. Кровавое безумiе царило на сушe и на водe.

В подвалах чрезвычайных комендатур и просто во дворах разстрeливали. С пароходов и барж бросали прямо в Волгу. Нeкоторым несчастным привязывали камни на шею. Нeкоторым вязали руки и ноги и бросали с борта. Один из рабочих, оставшiйся незамeченным в тюрьмe, гдe-то около машины и оставшiйся в живых разсказывал, что в одну ночь с парохода „Гоголь“ было сброшено около ста восьмидесяти (180) человeк. А в городe в чрезвычайных комендатурах было так много разстрeленных, что их едва успeвали свозить ночами на кладбище, гдe они грудами сваливались под видом „тифозных“.

Чрезвычайный комендант Чугунов издал распоряженiе, которым под угрозой разстрeла воспрещалось растериванiе трупов по дорогe к кладбищу. Почти каждое утро вставшiе астраханцы находили среди улиц полураздeтых, залитых кровью застрeленных рабочих. И от трупа к трупу, при свeтe брезжившаго утра живые разыскивали дорогих мертвецов.

13-го и 14-го марта разстрeливали по прежнему только одних рабочих. Но потом власти, должно быть, спохватились. Вeдь нельзя было даже свалить вину за разстрeлы на возставшую „буржуазiю“. И власти рeшили, что „лучше поздно, чeм никогда“. Чтобы хоть чeм нибудь замаскировать наготу расправы с астраханским пролетарiатом, рeшили взять первых попавших под руку „буржуев“ и расправиться с ними по очень простой схемe: брать каждаго домовладeльца, рыбопромышленника, владeльца мелкой торговли, заведенiя и разстрeливать…»

«К 15 марта едва ли было можно найти хоть один дом, гдe бы не оплакивали отца, брата, мужа. В нeкоторых домах исчезло по нeскольку человeк.

Точную цифру разстрeленных можно было бы возстановить поголовным допросом граждан Астрахани. Сначала называли цифру двe тысячи. Потом три… Потом власти стали опубликовывать сотнями списки разстрeленных „буржуев“. К началу апрeля называли четыре тысячи жертв. A репрессiи все не стихали. Власть рeшила очевидно отомстить на рабочих Астрахани за всe забастовки, и за Тульскiя, и за Брянскiя и за Петроградскiя, которыя волной прокатились в мартe 1919 года. Только к концу апрeля разстрeлы начали стихать.

Жуткую картину представляла Астрахань в это время. На улицах — полное безлюдье. В домах потоки слез. Заборы, витрины и окна правительственных учрежденiй были заклеены приказами, приказами и приказами…»

Возьмем отдаленный от центра Туркестан, гдe в январe произошло возстанiе русской части населенiя против деспотическаго режима, установленнаго большевиками. Возстанiе было подавлено. «Начались массовые повальные обыски» — разсказывают очевидцы.^[79] «Всe казармы, всe желeзнодорожныя мастерскiя были переполнены арестованными. В ночь с 20-го на 21-го января были произведены массовые разстрeлы. Груды тeл были навалены на желeзнодорожное полотно. В эту страшную ночь было перебито свыше 2500 человeк… 23-го января был организован военно-полевой суд, в вeдeнiе котораго было передано дeло о январьском возстанiи и который в теченiе всего 1919 г. продолжал арестовывать и разстрeливать».

Почему Лацис не зачислил этих жертв в свою оффицiальную статистику? Вeдь в первые дни по крайней мeрe здeсь дeйствовали чекисты, да и «военно-полевой суд» — это та же Ч. К., даже по своему составу.

Ни «Правда», ни другiе оффицiальные органы большевицкой печати не отвeтили на вопрос, заданный 20-го мая 1919 г. анархической организацiей «Труд и Воля» на основанiи свeдeнiй, появившихся и нелегальном бюллетенe лeвых соцiалистов-революцiонеров (№ 4): «Правда ли, что в послeднiе мeсяцы убиваются В. Ч. К без счета, почти ежедневно, 12, 15, 20, 22, 36 человeк?» На это никто и никогда не отвeтит, потому что это была неподкрашенная правда. И правда, тeм болeе рeжущая глаза, что в это самое время оффицiально было постановлено передать право казни лишь Революцiонным Трибуналам. Можно сказать, наканунe этого декрета в 20-х числах февраля и Всероссiйская и Петроградская Ч. К. опубликовали новые списки разстрeленных, хотя по декрету за Ч. К. оставалось право разстрeливать только в случаe возстанiя. Никаких возстанiй в это время ни в Москвe, ни в Петроградe не было.

Не знаю, на основанiи каких данных эсэровская газета «Воля Россiи»^[80] подсчитывала, что за три первые мeсяца было разстрeлено Ч. К. 13.850 человeк. Это невeроятно? Это так не вяжется с оффицiальной цифрой в 3456, которая показана у Лациса? Думаю, что невeроятность скорeе всего в сторону уменьшенiя реальной, дeйствительной цифры.

Московскiй орган центральнаго комитета коммунистической партiи «Правда» по поводу опубликованных в Англiи данных, утверждавших, что число разстрeленных достигло 138 тысяч, писал 20-го марта 1919 года: «было бы дeйствительно ужасно, если бы это была правда». Однако, цифра, которая кажется столь фантастичной большевицким публицистам, в дeйствительности дает лишь блeдное представленiе о том, что происходило в Россiи.

1920 г.

Лацис не опубликовывал своей статистики за 1920 г. и за послeдующiе годы. Не вел и я своей картотеки, ибо сам был на долгое время ввержен в большевицкое узилище и надо мною был также занесен меч большевицкаго правосудiя.

В февралe 1920 г. смертная казнь была вновь отмeнена. И Зиновьев, выступавшiй в Германiи в Галле в октябрe 1920 г. рeшился сказать, что послe побeды над Деникиным смертная казнь в Россiи прекратилась. Мартов, выступавшiй на съeздe нeмецких независимых 15-го октября, уже тогда внес поправку: Зиновьев забыл сказать, что смертная казнь прекратилась на самое короткое время, (да и прекратилась ли фактически? С. М. ) и теперь снова примeняется в «ужасающих размeрах». Мы имeем полное основанiе выражать сомнeнiе в том, что эти казни прекратились, зная обычаи, господствующiе в Ч. К. Самый наглядный примeр может дать ознакомленiе с дeлом амнистiи.

Среди жутких надписей на стeнах Особаго Отдeла В. Ч. К. в Москвe, которыя дeлали иногда смертники перед казнью, можно было найти и такiя: «Ночь отмeны (смертной казни) — стала ночью крови». Каждая амнистiя для тюрьмы обозначала массовые разстрeлы. Представители Ч. К. стремились поскорeе покончить со своими жертвами. И бывало, что именно в ту ночь, когда в типографiях уже набиралось объявленiе об амнистiи, долженствовавшее появиться на другой день утром в газетах, по тюрьмам производились массовые разстрeлы. Это слeдует помнить тeм, которые указывают на частое изданiе актов амнистiи совeтской властью.^[81] Как тревожны бывали ночи, когда ожидалась амнистiя, скажет всякiй, кому в это время приходилось коротать свои дни в тюремном заключенiи. Я помню эти ночи в 1920 г. в Бутырской тюрьмe перед амнистiей, изданной в годовщину октябрьской революцiи. Не успeвали тогда привозить голые трупы людей, застрeленных в затылок, на Калитниковское кладбище. Так было в Москвe, так было и в провинцiи. Автор очерка Екатеринодарской тюрьмы в сборникe «Че-Ка» пишет: «Послe амнистiи в память трехлeтней годовщины октябрьской революцiи в Екатеринодарской Чекe и Особом Отдeлe обычным чередом шли на разстрeл, и это не помeшало казенным большевицким публицистам в мeстной газетe „Красном Знамени“ помeщать ряд статей, в которых цинично лгалось о милосердiи и гуманности совeтской власти, издававшей амнистiи и будто бы порою их примeнявшей ко всeм своим врагам».^[82] Так было и позже. В 1921 г. наканунe открытiя II конгресса коминтерна в Бутырской тюрьмe в одну ночь казнили около 70 человeк и все по самым изумительным дeлам: — за дачу взяток, за злоупотребленiе продовольственными карточками, за хищенiя со склада и так далeе. Политическiе говорили, что это — жертвоприношенiя богам коминтерна. А фраера и уголовные радовались. Амнистiю готовят. Поэтому, кого надо в спeшном порядкe поразстрeляют, а остальных амнистируют в честь коминтерна.^[83]

«Ночь отмeны смертной казни стала ночью крови»… У нас есть достаточное количество свидeтельств, говорящих, что это именно так и было. Установилось как бы правило, что время, предшествующее перiодическим отмeнам или смягченiям смертной казни, становилось временем усиленных смертных казней без всякаго иного внeшняго повода.

15-го января 1920 г. в «Извeстiях» за подписью предсeдателя В. Ч. К. Феликса Дзержинскаго было опубликовано слeдующее постановленiе, адресованное « всeм Губчека »: «Разгром Юденича, Колчака и Деникина, занятiе Ростова, Новочеркасска и Красноярска, взятiе в плeн „Верховнаго Правителя“ создают новыя условiя борьбы с контр-революцiей.

Разгром организованных армiй контр-революцiи подрывает в корнe надежды и разсчеты отдeльных групп контр-революцiонеров внутри совeтской Россiи и свергнуть власть рабочих и крестьян путем заговоров, мятежей и террористической дeятельности. В условiях самообороны совeтской республики против двинутых на нее Антантой контр-революцiонных сил рабоче-крестьянское правительство вынуждено было прибeгнуть к самым рeшительным мeрам подавленiя шпiонской, дезорганизаторской и мятежнической дeятельности агентов Антанты и служащих ей царских генералов в тылу красной армiи.

Разгром контр-революцiи во внe и внутри, уничтоженiе крупнeйших тайных организацiй контр-революцiонеров и бандитов и достигнутое этим укрeпленiе совeтской власти дают нам нынe возможность отказаться от примeненiя высшей мeры наказанiя (т. е. разстрeла) к врагам совeтской власти.

Революцiонный пролетарiат и революцiонное правительство совeтской Россiи с удовлетворенiем констатируют, что взятiе Ростова и плeненiе Колчака дают ему возможность отложить в сторону оружiе террора.

Только возобновленiе Антантой попыток путем вооруженнаго вмeшательства или матерiальной поддержкой мятежных царских генералов вновь нарушить устойчивое положенiе совeтской власти и мирный труд рабочих и крестьян по устроенiю соцiалистическаго хозяйства может вынудить возвращенiе к методам террора.

Таким образом отнынe отвeтственность за возможное в будущем возвращенiе совeтской власти к жестокому методу краснаго террора ложится цeликом исключительно на правительства и правительствующiе классы стран Антанты и дружественных ей русских капиталистов.

Вмeстe с тeм Чрезвычайныя Комиссiи получают возможность и обязанность обратить усиленное вниманiе на борьбу с основным нашим для даннаго момента внутренним врагом, с хозяйственной разрухой, со спекуляцiей, с преступленiем по должности, содeйствуя всeми находящимися в их распоряженiи средствами налаживанiю хозяйственной жизни и устраняя всe препятствiя, создаваемыя саботажем, недисциплинированностью или злонамeренностью.

Исходя из вышеизложеннаго, В. Ч. К. постановляет:

1. Прекратить с момента опубликованiя этого постановленiя примeненiе высшей мeры наказанiя (разстрeл) по приговорам В. Ч. К. и всeх ея мeстных органов.

2. Поручить тов. Дзержинскому войти в совeт народных комиссаров и В. Ц. И. К. с предложенiем о полной отмeнe примeненiя высшей мeры наказанiя не только по приговорам чрезвычайных комиссiй, но и по приговорам городских, губернских, а также верховнаго при В. Ц. И. К. трибуналов.

3. Постановленiе это привести в дeйствiе по телеграфу»…

Мы не радовались в Москвe, так как хорошо помнили, как всего за год перед тeм мы читали статьи, провозглашавшiя конец террора. Вот, напр., выдержка из статьи нeкоего Норова в «Веч. Изв.» в Москвe.^[84] Газета писала по поводу лишенiя В. Ч. К. права самостоятельных разстрeлов: «Русскiй пролетарiат побeдил. Ему не нужен уже террор, это острое, но опасное оружiе, оружiе крайности. Он даже вреден ему, ибо отпугивает и отталкивает тe элементы, которые могли бы пойти за революцiей. Поэтому пролетарiат нынe отказывается от оружiя террора, дeлая своим оружiем законность и право ». (Курсив газеты.) …Мы помнили, что еще в январe 1919 г. Кiевскiй Совeт торжественно объявил: «на территорiи его власти смертная казнь отмeняется».

15-го января 1920 г. сама Ч. К. выступила как бы иницiаторшей отмeны смертной казни. Мы хорошо знаем, что не Ч. К. была иницiатором, она всемeрно противилась и когда вопрос был все же рeшен в положительном смыслe, Дзержинскiй настоял, чтобы формально начало было положено руководимой им Чрезвычайной Комиссiей. Тeм временем Чека спeшила расправиться с намeченными жертвами. Болeе 300 человeк по нашим свeдeнiям разстрeлено было в Москвe.

Извeстная дeятельница в рядах лeвых соцiалистов-революцiонеров Измаилович, бывшая в этот день в тюрьмe, разсказывает: «В ночь перед выходом декрета об уничтоженiи смертной казни по приговорам чрезвычаек… 120 человeк увезли из Бутырок и разстрeляли… Смертники каким то образом узнали о декретe, разбeжались по двору, молили о пощадe, ссылаясь на декрет. Сопротивляющихся и покорных — всeх перебили, как скотину… Эта тризна тоже войдет в исторiю!»^[85]

Сидeвшiй в эти дни в Московской Ч. К. один из авторов статей в сборникe «Че-Ка» разсказывает:^[86]

«Уже постановленiе В. Ч. К. было принято, даже отпечатано в новогодних газетах (по ст. ст.), а во дворe M. Ч. К. наспeх разстрeляли 160 человeк, оставшихся в разных подвалах, тюрьмах, лагерях, из тeх, кого, по мнeнiю Коллегiи, нельзя было оставить в живых. Тут погибли в числe прочих уже осужденные трибуналом и половину срока отбывшiе в лагерe, как напр. по дeлу Локкарта — Хвалынскiй, получившiй даже в этом жестоком процессe только 5 лeт лагеря. Разстрeливали 13-го и 14-го. В тюремную больницу утром привезли из М. Ч. К. человeка с прострeленной челюстью и раненым языком. Кое-как он объяснил знаками, что его разстрeливали, но не дострeляли, и считал себя спасенным, раз его не прикончили, а привезли в хирургическое отдeленiе больницы и там оставили. Он сiял от счастiя, глаза его горeли и видно было, что он никак не может повeрить своей удачe. Ни имени его, ни дeла его установить не удалось. Но вечером его с повязкой на лицe забрали и прикончили…»

В Петербургe наканунe отмeны смертной казни и даже в ближайшую слeдующую ночь было разстрeлено до 400 человeк. В Саратовe 52, как свидeтельствует одно частное письмо, и т. д.

Послe отмeны смертной казни в сущности фактически за Чрезвычайными комиссiями было оставлено это кровавое право. Была сдeлана лукавая оговорка: «Кiевской губ. чека — сообщали, напр., „Извeстiя“ 5-го февраля — получено телеграфное разъясненiе предсeдателя В. Ч. К. о том, что постановленiе ЦИК об отмeнe смертной казни не распространяется на мeстности, подчиненныя фронтам. В этих мeстностях и революцiонными трибуналами право примeненiя высшей мeры наказанiя сохраняется. Кiев и Кiевская губ. входят в полосу, подчиненную фронтам». И с небывалой откровенной циничностью Особый Отдeл В. Ч. К. разослал 15-го апрeля предсeдателям Особых Отдeлов при мeстных Ч. К. циркуляр слeдующаго содержанiя: «В виду отмeны смертной казни предлагаем всeх лиц, которыя по числящимся за ними разным преступленiям подлежат высшим мeрам наказанiя, отправлять в полосу военных дeйствiй, как в мeсто, куда декрет об отмeнe смертной казни не распространяется». И я помню, как одному из нас, арестованных в февралe 1920 г. в связи с обвиненiем в контр-революцiи, слeдователем было сказано опредeленно: здeсь мы разстрeлять вас не можем, но можем отправить на фронт, при чем под фронтовой полосой вовсе не подразумeвалась какая-нибудь территорiя, гдe велась бы активная гражданская война.^[87]

Вскорe и к этим iезуитским прiемам Ч. К. не приходилось болeе прибeгать (впрочем, я сомнeваюсь, прибeгала ли она к ним фактически, ибо раз все творилось втайнe, едва ли в этом была необходимость; если прибeгала, то в рeдких случаях).^[88] Как бы забывая об отмeнe смертной казни, сами «Извeстiя» как то сообщили, что с января по май разстрeлено 521 человeк, при чем на долю трибуналов приходилось 176, а на долю одной московской Ч. К. - 131.

В связи с событiями русско-польской войны смертная казнь уже оффицiально была возстановлена 24-го мая. Послe ее больше уже не отмeняли. Характерен приказ Троцкаго от 16-го iюня 1920 г., если сравнить его с демагогическими призывами большевиков в 1917 г.:

1. «Всякiй негодяй, который будет уговаривать к отступленiю, дезертир, не выполнившiй боевого приказа — будет разстрeлен.

2. Всякiй солдат, самовольно покинувшiй боевой пост — будет разстрeлен.

3. Всякiй, который бросит винтовку или продаст хоть часть обмундированiя — будет разстрeлен».

…Вeдь «Всероссiйскiй съeзд совeтов постановил: „возстановленная Керенским смертная казнь на фронтe отмeняется“»…^[89] Началась вакханалiя разстрeлов в прифронтовой полосe, но не только там. Сентябрьскiй мятеж краснаго гарнизона в Смоленскe был жесточайшим образом подавлен. Полагают, что разстрeлено было 1200 солдат, не считая других элементов, участвовавших в бунтe.^[90]

Газеты в центрe умалчивали о разстрeлах в чрезвычайных комиссiях,^[91] но опубликовывали свeдeнiя о разстрeлах, чинимых особыми революцiонно-военными трибуналами. И даже эти оффицiальныя цифры устрашающи: С 22-го мая по 22-го iюня — 600; iюнь-iюль — 898; iюль-август — 1183: август-сентябрь — 1206. Свeдeнiя опубликовывались приблизительно через мeсяц. 17-го октября «Извeстiя», сообщали о 1206 разстрeленных за сентябрь, перечисляли и вины этих погибших. С точки зрeнiя обоснованiя «краснаго террора» онe характерны: за шпiонаж — 3, за измeну — 185, неисполненiе боевого приказа 14, возстанiя 65, контр-революцiю 59, дезертирство 467, мародерство и бандитизм 160, храненiе и несдача оружiя 23, буйство и пьянство 20, должностныя преступленiя 181. Простому смертному чрезвычайно трудно бывает подчас разобраться в большевицкой юрисдикцiи. Напр., в «Извeстiях»^[92] появляются свeдeнiя, что с февраля по сентябрь 1920 г. в революцiонных трибуналах Вохры (войска внутренней службы, т. е. в сущности, в войсках Ч. К.) разстрeлено 283 человeка. У нас есть копiя одного такого приговора, опубликованнаго в Московских «Извeстiях» 18-го ноября. Главный Реввоенный трибунал войск внутренней службы приговорил к разстрeлу инженера Трунова, начальника административнаго отдeла M. О. В. И. У. Михно С. С. и начальника артиллерiйскаго снабженiя Т. А. О. Н. А. Михно Н. С. за злоупотребленiя по службe «приговор окончательный и обжалованiю ни в апелляцiонном, ни в касацiонном порядкe не подлежит».

Можно потеряться в этой кровавой статистикe, ибо кровь не сочится, а льется ручьями, обращающимися в потоки, когда в жизни совeтской Россiи происходят какiя-нибудь осложненiя. Лeтом 1920 г. разстрeлено в Москвe 20 врачей по обвиненiю в содeйствiи в освобожденiи от военной службы. Вмeстe с тeм было арестовано 500 человeк, дававших яко-бы врачам взятки, и совeтскiя газеты, публикуя имена разстрeленных врачей, добавляли, что и их клiентов ждет та же участь. Очевидец, бывшiй в то время в Бутырках, говорит, что «до послeдней минуты большинство не вeрило, не могло даже допустить, что их ведут на разстрeл». По оффицiальным данным их разстрeлено было 120 человeк, по неоффицiальным значительно больше. Осенью 1920 года происходят в Москвe волненiя в мeстных войсках. До нас, жителей Москвы, доходят слухи о массовых разстрeлах в Ч. К.; в заграничной эсэровской печати^[93] я читал свeдeнiя о казни 200–300 человeк. «Послeднiя Новости»^[94] сообщали о разстрeлe в октябрe 900; в декабрe 118. Корреспондент «Воли Россiи» насчитывал в одном Петербургe разстрeленных за 1920 г. 5000 человeк (осень 1920 г. была временем ликвидацiи возстанiй и «заговоров», связанных с наступленiем ген. Юденича). В статьe Я. К-ого «В Москвe», напечатанной в «Посл. Нов.»,^[95] разсказывается со слов прieхавшаго из Россiи о совершенно чудовищном фактe — о разстрeлe, в цeлях борьбы с проституцiей, послe облав и освидeтельствованiя, сифилитичек. Нечто аналогичное я слышал сам. Я не мог провeрить и упорно ходившiя по Москвe сообщенiя о разстрeлe заразившихся сапом.^[96] Многое невeроятное и чудовищное было далеко не сказками при этом небывалом в мiрe режимe.

На Сeверe.

Как ликвидировалась «гражданская война» на Сeверe, мы знаем из очень многих источников. До нас в Москвe доходили устрашающiя свeдeнiя о карательных экспедицiях Особаго Отдeла В. Ч. К. во главe с Кедровым в Вологдe и других мeстах. Карательныя экспедицiи — это были еще новыя формы как бы выeздных сессiй Особаго Отдeла В. Ч. К.^[97] Кедров, находящiйся нынe в домe сумасшедших, прославился своей исключительной жестокостью. В мeстных газетах иногда появлялись отчеты об этих карательных поeздках, дающiе, конечно, только весьма слабое представленiе о сущности.^[98] В этих отчетах говорилось о сотнях арестованных, о десятках разстрeленных и пр. во время «административно-оперативной» и «военно-революцiонной» ревизiи. Иногда свeдeнiя были очень глухи: напр., при Воронежской поeздкe Особаго Отдeла В. Ч. К. во главe с Кедровым говорилось, что переосвидeтельствовано в теченiе нeскольких дней 1000 офицеров, взято «много заложников» и отправлено в центр.

Также дeйствовал Кедров и на крайнем сeверe — послe него и знаменитый по своему Эйдук, собственноручно разстрeливавшiй офицеров, казался «гуманным» человeком. В Архангельских «Изв.» от времени до времени стали появляться списки лиц, к которым комиссiя Кедрова примeняла высшую мeру наказанiя. Вот, напр., список 2-го ноября из 36 человeк, среди которых и крестьяне, и кооператоры, и бывшiй член Думы, выборжец Исупов. Перед нами лежит другой список в 34 фамилiи разстрeленных за «активныя контр-революцiонныя дeйствiя в перiод времени Чайковщины и Миллеровщины»; наконец, третiй, заключающiй 22 убитых, в числe которых Архангельскiй городской голова Александров, редактор «Сeвернаго Утра» Леонов, начальник почтоваго отдeленiя, театральный антрепренер, приказчик, мн. др. Корреспондент «Послeдних Новостей»^[99] свидeтельствует, что «были случаи разстрeлов 12–16 лeтних мальчиков и дeвушек».

Архангельск называется «городом мертвых». Освeдомленная корреспондентка «Голоса Россiи»,^[100] бывшая здeсь в апрeлe 1920 г., «вскорe послe ухода из города англiйских войск» пишет: «Послe торжественных похорон пустых красных гробов началась расправа… Цeлое лeто город стонал под гнетом террора. У меня нeт цифр, сколько было убито, знаю, что всe 800 офицеров, которым правительство Миллера предложило eхать в Лондон по Мурманской жел. дор., а само уeхало на ледоколe, были убиты в первую очередь». Самые главные разстрeлы шли под Холмогорами. Корреспондент «Рев. Россiи» сообщает: «в сентябрe был день красной расправы в Холмогорах. Разстрeлено болeе 2000. Все больше из крестьян и казаков с юга. Интеллигентов почти уже не разстрeливают, их мало» (№ 7). Что значит «крестьян и казаков с юга?» Это означает людей, привезенных с юга и заключенных в концентрацiонные лагеря Сeвера. Чрезвычайныя комиссiи с особой охотой и жестокостью приговаривали к отправкe в концентрацiонные лагеря Архангельской губернiи: «Это значит, что заключеннаго посылали на гибель в какой-нибудь дом ужаса». Мы увидим дальше, что в сущности представляли собою эти лагеря. Кто туда попадает, оттуда уже не возвращается, ибо в огромном большинствe случаев, они бывают разстрeлены. Это часто лишь форма сокрытой смертной казни.^[101]

«На Дону, на Кубани, в Крыму и в Туркестанe повторялся один и тот же прiем. Объявляется регистрацiя или перерегистрацiя для бывших офицеров, или для каких либо категорiй, служивших у „бeлых“. Не предвидя и не ожидая ничего плохого, люди, проявившiе свою лойяльность, идут регистрироваться, а их схватывают, в чем они явились, немедленно загоняют в вагоны и везут в Архангельскiе лагеря. В лeтних костюмчиках из Кубани или Крыма, без полотенца, без кусочка мыла, без смeны бeлья, грязные, завшивeвшiе, попадают они в Архангельскiй климат с очень проблематическими надеждами на возможность не только получить бeлье и теплую одежду, но и просто извeстить близких о своем мeстонахожденiи.

Такой же прiем был примeнен в Петроградe по отношенiю к командному составу Балтiйскаго флота. Это — тe, которые не эмигрировали, не скрывались, не переправились ни к Юденичу, ни к Колчаку, ни к Деникину. Все время они служили совeтской власти и, очевидно, проявляли лойяльность, ибо большинство из них за всe четыре года большевизма ни разу не были арестованы. 22-го августа 1921 г. была объявлена какая то перерегистрацiя, шутка достаточно обычная и не первый раз практикующаяся. Каждый из них, в чем был, со службы заскочил перерегистрироваться. Свыше 300 чел. было задержано. Каждаго из них просто приглашали в какую-то комнату и просили подождать. Двое суток ждали они в этой комнатe, а потом их вывели, окружили громадным конвоем, повели на вокзал, усадили в теплушки и повезли по разным направленiям, — ничего не говоря, — в тюрьмы Орла, Вологды, Ярославля и еще каких то городов…»

Из длиннаго списка офицеров, по оффицiальным свeдeнiям отправленных на сeвер, никогда нельзя было найти мeстопребыванiя ни одного. И в частных бесeдах представители Ч. К. откровенно говорили, что их нeт уже в живых.

Вот сцена, зафиксированная «Волей Россiи»^[102] из расправ Кедрова на сeверe: В Архангельскe Кедров, собрав 1200 офицеров, сажает их на баржу вблизи Холмогор и затeм по ним открывается огонь из пулеметов — «до 600 было перебито!» Вы не вeрите? Вам кажется это невeроятным, циничным и безсмысленным? Но такая судьба была довольно обычна для тeх, кого отправляли в Холмогорскiй концентрацiонный лагерь.^[103] Этого лагеря просто на просто не было до мая 1921 г. И в верстах 10 от Холмогор партiи прибывших разстрeливались десятками и сотнями. Лицу, спецiально eздившему для нелегальнаго обслeдованiя положенiя заключенных на сeверe, жители окружных деревень называли жуткую цифру 8000 таким образом погибших. И, может быть, это звeрство в дeйствительности в данном случаe было гуманно, ибо открытый впослeдствiи Холмогорскiй лагерь, получившiй наименованiе «Лагеря смерти», означал для заключенных медленное умиранiе, в атмосферe полной приниженности и насилiя.

Человeческая совeсть отчаивается все-таки вeрить в эти потопленiя на баржах, в XX вeкe возстанавливающiя извeстные случаи перiода французской революцiи. Но об этих баржах современности говорит нам даже не глухая молва. Вот уже второй случай, как нам приходится их констатировать. Есть и третье сообщенiе — нeсколько позднeе: практика оставалась одной и той же. Владимiр Войтинскiй в своей статьe, служащей предисловiем к книгe «12 смертников», (суд над соцiалистами-революцiонерами в Москвe) сообщает: «В 1921 году большевики отправили на баржe 600 заключенных из различных Петроградских тюрем в Кронштадт; на глубоком мeстe между Петроградом и Кронштадтом, баржа была пущена ко дну: всe арестанты потонули, кромe одного, успeвшаго вплавь достичь Финляндскаго берега…»^[104]

Послe Деникина.

И пожалуй, эти ужасы по крайней мeрe по количеству жертв блeднeют перед тeм, что происходило на югe послe окончанiя гражданской войны. Крушилась Деникинская власть. Вступала новая власть, и вмeстe с нею шла кровавая полоса террора мести, и только мести. Это была уже не гражданская война, a уничтоженiе прежняго противника. Это был акт устрашенiя для будущаго. Большевики в Одессe в 1920 г. в третiй раз. Идут ежедневные разстрeлы по 100 и больше человeк. Трупы возят на грузовиках.^[105] «Мы живем, как на вулканe» — сообщает частное письмо, полученное редакцiей «Послeдних Новостей»:^[106] «Ежедневно во всeх районах города производятся облавы на контр-революцiонеров, обыски и аресты. Достаточно кому-нибудь донести, что в семьe был родственник, служившiй в добровольческой армiи, чтобы дом подвергся разгрому, a всe члены семьи арестованы. В отличiе от прошлаго года большевики расправляются с своими жертвами быстро, не публикуя список разстрeленных». Очень освeдомленный в одесских дeлах константинопольскiй корреспондент «Общаго Дeла» Л. Леонидов в рядe очерков: «Что происходит в Одессe»,^[107] к которым нам еще придется вернуться, рисует потрясающiя картины жизни в Одессe в эти дни. По его словам число разстрeленных по оффицiальным данным доходит до 7000.^[108] Разстрeливают по 30–40 в ночь, а иногда по 200–300. Тогда дeйствует пулемет, ибо жертв слишком много, чтобы разстрeливать по одиночкe. Тогда не печатают и фамилiй разстрeленных, ибо берутся цeлыя камеры из тюрем и поголовно разстрeливаются. Есть ли здeсь преувеличенiя? Возможно, но как все это правдоподобно, раз поголовно разстрeливаются всe офицеры, захваченные на румынской границe, не пропущенные румынами через Днeпр и не успeвшiе присоединиться к войскам ген. Бредова. Таких насчитывалось до 1200; они были заключены в концентрацiонные лагеря и постепенно разстрeлены. 5-го мая произведен был массовой разстрeл этих офицеров. Как то не хочется вeрить сообщенiю будто бы о предстоящем разстрeлe было объявлено даже в «Извeстiях». Ночью в церквах раздался «траурный» звон. Ряд священников, по словам автора сообщенiя, были за это привлечены к суду революцiоннаго трибунала и приговорены к 5 — 10 годам принудительных работ.

Тогда же произошла расправа над галичанами, измeнившими большевикам. Тираспольскiй гарнизон был поголовно разстрeлен. Из Одессы приказано было эвакуировать в виду измeны всeх галичан, но когда они собрались на товарную станцiю с женами, дeтьми и багажем, их стали разстрeливать из пулеметов. В «Извeстiях» появилось сообщенiе, что галичане, измeнившiе пролетарiату, пали жертвой озлобленной толпы.^[109]

Разстрeлы продолжаются и дальше — послe взятiя Крыма. «Мои собесeдники — передает корреспондент — в один голос утверждают, что не дальше, как 24-го декабря, был опубликован новый список 119 разстрeленных». Как всегда молва упорно утверждает и не без основанiя, что фактически разстрeлено было в этот день больше 300. Это были разстрeлы за участiе в контр-революцiонной польской организацiи. «Польскiй заговор» по общему признанiю был спровоцирован самими чекистами, «оставшимися без работы». А дальше идут заговоры «врангелевскiе» (разстрeлы «31» за шпiонаж, 60 служащих Общества Пароходства и Торговли).^[110]

Большевики в Екатеринодарe. Тюрьмы переполнены. Большинство арестованных разстрeливается. Екатеринодарскiй житель утверждает, что с августа 1920 г. по февраль 1921 г. только в одной Екатеринодарской тюрьмe было разстрeлено около 3000 человeк.^[111]

«Наибольшiй процент разстрeлов падает на август мeсяц, когда был высажен на Кубань Врангелевскiй дессант. В этот момент предсeдатель Чеки отдал приказ: „разстрeлять камеры Чеки“. На возраженiе одного из чекистов Косолапова, что в заключенiи сидит много недопрошенных и из них многiе задержаны случайно, за нарушенiе обязательнаго постановленiя, воспрещающаго ходить по городу позже восьми часов вечера, — послeдовал отвeт: „Отберите этих, а остальных пустите всeх в расход“».

Приказ был в точности выполнен. Жуткую картину его выполненiя рисует уцeлeвшiй от разстрeла гражданин Ракитянскiй.

«Арестованных из камер выводили десятками» — говорит Ракитянскiй. «Когда взяли первый десяток и говорили нам, что их берут на допрос, мы были спокойны. Но уже при выходe второго десятка обнаружилось, что берут на разстрeл. Убивали так, как убивают на бойнях скот». Так как с приготовленiем эвакуацiи дeла Чеки были упакованы и разстрeлы производились без всяких формальностей, то Ракитянскому удалось спастись. «Вызываемых на убой спрашивали, в чем они обвиняются, и в виду того, что задержанных случайно за появленiе на улицах Екатеринодара послe установленных 8 часов вечера отдeляли от всeх остальных, Ракитянскiй, обвинявшiйся, как офицер, заявил себя тоже задержанным случайно, поздно на улицe и уцeлeл. Разстрeлом занимались почти всe чекисты с предсeдателем чрезвычайки во главe. В тюрьмe разстрeливал Артабеков. Разстрeлы продолжались цeлые сутки, нагоняя ужас на жителей прилегающих к тюрьмe окрестностей. Всего разстрeлено около 2000 человeк за этот день.

Кто был разстрeлен, за что разстрeлен, осталось тайной. Вряд ли в этом отдадут отчет и сами чекисты, ибо разстрeл, как ремесло, как садизм, был для них настолько обычной вещью, что совершался без особых формальностей…»

И дальше шли разстрeлы. 30-го октября — 84. В ноябрe — 100, 22-го декабря — 184. 24-го января — 210. 5-го февраля — 94. Есть и документы, подтверждающiе эти факты: чрезвычайная Екатеринодарская комиссiя уничтожила их перед ревизiей. «Приговоры, в которых ясно говорилось „разстрeлять“, мы находили пачками в отхожих мeстах» — свидeтельствует тот же очевидец. Приведем еще картину Екатеринодарскаго быта из того же перiода:

«Августа 17 — 20-го в Екатеринодарe обычная жизнь была нарушена подступами к городу высадившагося у станицы Приморско-Актарской дессанта Врангеля. Во время паники по приказу особо-уполномоченнаго Артабекова были разстрeлены всe арестованные, как губчека, особаго отдeла, так и сидящiе в тюрьмах, числом сверх 1600. Из губчека и особаго отдала обреченных на избiенiе возили группами по 100 человeк через мост на Кубань и там из пулеметов разстрeливали вплотную; в тюрьмe то же продeлывали у самых стeн. Об этом также публиковали. Напечатан список убитых под рубрикой „Возмездiе“; только в списках значится нeсколько меньше, чeм на самом дeлe. При безпорядочном бeгствe завоеватели объявили рабочим об их обязанности эвакуироваться с ними; в противном случаe, по своем возвращенiи обратно, угрожали всeх оставшихся повeсить на телеграфных столбах».^[112]

Нечто аналогичное происходит и при эвакуацiи Екатеринославля при опасности, угрожавшей со стороны Врангеля.^[113] В сущности это происходит всегда при подобных случаях: отступают войска совeтскiя из Винницы и Каменец-Подольска — в харьковских «Извeстiях Украинскаго И. К.» опубликовываются списки разстрeленных заложников — их 217 человeк, среди них крестьяне, 13 народных учителей, врачи, инженеры, раввин, помeщики, офицеры. Кого только нeт? Также дeйствуют, конечно, и наступающiя войска. На другой день по взятiи большевиками Каменец-Подольска разстрeлено было 80 украинцев; взято 164 заложника, отправленных в глубь страны.^[114]

Корреспондент той же «Рев. Россiи»,^[115] дает описанiе дeйствiй новой власти в первые мeсяцы в Ростовe на Дону:

«…грабят открыто и безпощадно… буржуазiю, магазины и главным образом кооперативные склады, убивали и рубили на улицах и в домах офицеров… подожгли на углу Таганрогскаго проспекта и Темерицкой ул. один военный госпиталь с тяжело ранеными и больными, не имeющими физических сил двигаться, офицерами и сожгли там до 40 человeк… Сколько было убито, зарублено всего — неизвeстно, но цифра эта во всяком случаe не маленькая. Чeм больше укрeплялась совeтская власть на Дону, тeм ярче вырисовывалась метода ея работы. Прежде всего под подозрeнiе было взято все казачье населенiе. Чрезвычайка, вдохновляемая Петерсом, заработала. Чтобы не слышно было выстрeлов, два мотора работали безпрерывно… Очень часто сам (Петерс) присутствовал при казнях… Разстрeливали пачками. Был случай, когда в одну ночь разстрeленных насчитывалось до 90 человeк. Красноармейцы говорят, что за Петерсом всегда бeгает его сын, мальчик 8–9 лeт, и постоянно пристает к нему: „папа, дай я“…

Наряду с Ч. К. дeйствуют ревтрибуналы и реввоенносовeты, которые разсматривают подсудимых не как „военноплeнных“, а как „провокаторов и бандитов“ и разстрeливают десятками (напр. дeло полк. Сухаревскаго в Ростовe; казака Снeгирева в Екатеринодарe; студента Степанова и др. в Туапсе).

И вновь несчастная Ставропольская губ., гдe разстрeливают жен за то, что не донесли о бeжавшем мужe, казнят 15–16 лeтних дeтей и 60 лeтних стариков… Разстрeливают из пулеметов, а иногда рубят шашками. Разстрeливают каждую ночь в Пятигорскe, Кисловодскe, Ессентуках. Под заголовком „кровь за кровь“ печатают списки, гдe число жертв переваливает уже за 240 человeк, а подпись гласит: „продолженiе списка слeдует“. Эти убiйства идут в отместку за убiйство предсeдателя пятигорской Ч. К. Зенцова и военнаго комиссара Лапина (убиты группой всадников „при проeздe в автомобилe“»).^[116]

Крым послe Врангеля.

Так было через нeсколько мeсяцев ликвидацiи Деникинской власти. За Деникиным послeдовал Врангель. Здeсь жертвы исчисляются уже десятками тысяч. Крым назывался «Всероссiйским Кладбищем». Мы слышали об этих тысячах от многих, прieзжавших в Москву из Крыма. Разстрeлено 50.000 — сообщает «За Народ» (№ 1). Другiе число жертв исчисляют в 100–120 тысяч, и даже 150 тыс. Какая цифра соотвeтствует дeйствительности, мы, конечно, не знаем, пусть она будет значительно ниже указанной!^[117] Неужели это уменьшит жестокость и ужас расправы с людьми, которым в сущности была гарантирована «амнистiя» главковерхом Фрунзе? Здeсь дeйствовал извeстный венгерскiй коммунист и журналист Бэла Кун, не постыдившiйся опубликовать такое заявленiе: «Товарищ Троцкiй сказал, что не прieдет в Крым до тeх пор, пока хоть один контр-революцiонер останется в Крыму; Крым это — бутылка, из которой ни один контр-революцiонер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своем революцiонном движенiи, то мы быстро подвинем его к общему революцiонному уровню Россiи…»

И «подвинули» еще неслыханными массовыми разстрeлами. Не только разстрeливали, но и десятками зарубали шашками. Были случаи, когда убивали даже в присутствiи родственников.

«Война продолжится, пока в Красном Крыму останется хоть один бeлый офицер», так гласили телеграммы замeстителя Троцкаго в Реввоенсовeтe Склянскаго.

Крымская рeзня 1920–1921 г. вызвала даже особую ревизiю со стороны ВЦИК-а. Были допрошены коменданты городов и по свидeтельству корреспондента «Руль»^[118] всe они в оправданiе предъявляли телеграмму Бэла Куна и его секретаря «Землячки» (Самойлова, получившая в мартe 1921 г. за «особые труды» орден краснаго знамени),^[119] с приказанiем немедленно разстрeлять всeх зарегистрированных офицеров и военных чиновников.

Итак, разстрeлы первоначально происходили по регистрацiонным спискам. Очередь при регистрацiи — разсказывает очевидец А. В. Осокин, приславшiй свои показанiя в лозаннскiй суд^[120] — была в «тысячи человeк». «Каждый спeшил подойти первым к… могилe…»

« Мeсяцами шла бойня. Смертоносное таканье пулемета слышалось каждую ночь до утра…

Первая же ночь разстрeлов в Крыму дала тысячи жертв: в Симферополe 1800 чел.,^[121] Феодосiи 420, Керчи 1300 и т. д.

Неудобство оперировать такими укомплектованными батальонами сказалось сразу. Как ни мутнeл разсудок, у нeкоторых осталось достаточно воли, чтобы бeжать. Поэтому на будущее назначены были меньшiя партiи и в двe смeны за ночь. Для Феодосiи 60 человeк, в ночь — 120. Населенiе ближайших к мeсту разстрeла домов выселилось: не могло вынести ужаса пытки. Да и опасно — недобитые подползали к домам и стонали о помощи. За сокрытiе сердобольные поплатились головой.

Разстрeливаемых бросали в старые Генуэзскiе колодцы. Когда же они были заполнены, выводили днем партiю приговоренных, яко-бы для отправленiя в копи, засвeтло заставляли рыть общiя могилы, запирали часа на два в сарай, раздeвали до крестика и с наступленiем темноты разстрeливали.

Складывали рядами. На разстрeленных через минуту ложился новый ряд живых „под равненiе“ и так продолжалось, пока яма не наполнялась до краев. Еще утром приканчивали нeкоторых разможживанiем головы камнями.

Сколько похоронено полуживых!..

В Керчи устраивали „десант на Кубань“: вывозили в море и топили.

Обезумeвших жен и матерей гнали нагайками и иногда разстрeливали. За „Еврейским кладбищем“ в Симферополe можно было видeть разстрeленных женщин с грудными младенцами.

В Ялтe, Севастополe выносили на носилках из лазарета и разстрeливали. И не только офицеров — солдат, врачей, сестер милосердiя, учителей, инженеров, священников, крестьян и т. д.

Когда первые запасы обреченных стали приходить к концу, началось пополненiе из деревень, хотя там расправа часто происходила на мeстe. В городах были организованы облавы. Напр. в Симферополe в результатe облавы 19-20-го декабря оказалось задержанными 12.000 человeк.

Когда горячка прошла, начали вылавливать по анкетам. Писать их приходилось цeлыми десятками в мeсяц, не только служащим, всему населенiю от 16 лeт. Иногда анкеты состоят из 40–50 вопросов. Каждый год вашей жизни освeщался самыми детальными вопросами. Обращалось вниманiе на происхожденiе (бывш. сословiе), имущественное положенiе не только опрашиваемаго, но его отца, дeда, дядей и теток. Отношенiе к красному террору, к союзникам, к Польшe, к миру с Польшей, сочувствуете ли вы Врангелю, почему не уeхали с ним и т. д., на все нужно было отвeтить.

Через двe недeли каждый обязывался придти в Че-Ка, гдe еще раз допрашивался слeдователями, старавшимися сбить нечаянными и безсмысленными вопросами и по выдержанiи искуса получал на руки завeренную копiю анкеты.

За точность свeдeнiй каждый ручался своей головой».

Тeх, кому сохранили жизнь, отправляли затeм в концентрацiонные лагеря сeвера, гдe многiе нашли свою могилу. Тот, кто бeжал, навлекал месть на оставшихся. Напр., за бeгство шести офицеров из лагеря на ст. Владиславлево было разстрeлено 38 заключенных.^[122]

В Керчи регистрацiя коснулась всего населенiя. Город был окружен кольцом патрулей. Ч. К. предписала населенiю запастись на три дня продовольствiем и не покидать в теченiе этого времени жилищ под страхом смертной казни. На основанiи произведенной анкеты жители были раздeлены на три категорiи, при чем «активно боровшихся» и потому разстрeленных оказалось по сообщенiю керченских «Извeстiй» 860 человeк. Однако жители города утверждали, что эта цифра прiуменьшена вдвое.^[123] Наибольшiе разстрeлы происходили в Севастополe и Балаклавe, гдe Ч. К. разстрeляла, если вeрить очевидцам, до 29 тыс. человeк.^[124] В Севастополe большевики разстрeляли, между прочим, свыше 500 портовых рабочих, содeйствовавших погрузкe на суда войск ген. Врангеля.^[125] 28-го ноября уже появляется в «Извeст. времен. севаст. ревкома» первый список разстрeленных — их 1634 человeка, из них 278 женщин; 30-го ноября публикуется второй список в 1202 человeка, из коих 88 женщин.^[126] Считается, что в одном Севастополe за первую недeлю большевики разстрeляли болeе 8000 человeк.^[127]

В Севастополe не только разстрeливали, но и вeшали; вeшали даже не десятками, а сотнями. Лица, вырвавшiяся из Крыма, случайные иностранцы и др. разсказывают потрясающiя картины звeрств на столбцах «Послeдн. Нов.», «Общаго Дeла» и «Руля». Как ни субъективны показанiя очевидцев, им нельзя не вeрить. Нахимовскiй проспект увeшан трупами — разсказывают корреспонденты «Руля»:^[128] «Нахимовскiй проспект увeшан трупами офицеров, солдат и гражданских лиц, арестованных на улицe и тут же на-спeх казненных без суда. Город вымер, населенiе прячется в погребах, на чердаках. Всe заборы, стeны домов, телеграфные и телефонные столбы, витрины магазинов, вывeски — оклеены плакатами „смерть предателям“ — пишут „Общему Дeлу“».^[129] «Офицеров вeшали — добавляет другой очевидец^[130] — обязательно в формe с погонами. Невоенные большею частью болтались полураздeтыми». На улицах вeшали «для назиданiя». «Были использованы всe столбы, деревья и даже памятники… Историческiй бульвар весь разукрасился качающимися в воздухe трупами. Та же участь постигла Нахимовскiй проспект, Екатерининскую и Большую Морскую улицу и Приморскiй „бульвар“». Приказом коменданта Бемера (германскаго лейтенанта во время окупацiи Крыма) гражданское населенiе лишено права жаловаться на исполнителей совeтской власти, «так как оно содeйствовало бeлогвардейцам». Дeйствительно то были «дикiя расправы». Разстрeливали больных и раненых в лазаретах (в Алупкe, напр., в земских санаторiях 272), врачей и служащих Краснаго Креста, сестер милосердiя (зарегистрирован факт единовременнаго разстрeла 17 сестер), земских дeятелей, журналистов и пр. и пр. Тогда же разстрeлены нар. соцiалист — А. П. Лурье — только за то, что он был редактором «Южных Вeдомостей» и секретарь Плеханова с.-д. Любимов. И сколько таких, не стоявших даже в рядах активно боровшихся!

По истинe синодики эти, по примeру Грознаго, слeдовало бы дополнять: «и многая многих, имена коих ты, Господи, вeси»… «Число жертв — свидeтельствует корреспондент с.-р. „Воля Россiи“^[131] — за одну ночь доходило до нeскольких тысяч человeк»…

1921 г.

Террор в Крыму продолжается.

«К iюлю 1921 г. по тюрьмам Крыма сидeло свыше 500 заложников за связь с „зелеными“», — пишет в своих показанiях по дeлу Конради А. В. Осокин. Многiе были разстрeлены, в том числe 12–13 женщин (в Евпаторiи — 3 в апрeлe; в Симферополe — 5 в ночь на 25 марта по ст. стилю; в Карасубазарe — 1, и в Севастополe — 3 или 4 в апрeлe), главная вина которых состояла в том, что онe имeли родственников в горах, или подали хлeба проходившим в лeс, часто и не подозрeвая, что онe имeют дeло с бeглецами, принимая их за красноармейцев.

«В довершенiе цeлым селам был предложен ультиматум: „если не вернете ушедших в горы, то будете спалены“». (Деревни Демерджи, Шумы, Корбек, Саблы и др.). Но ультиматум не был приведен в исполненiе, так как зеленые в свою очередь заявляли, что в случаe исполненiя угрозы, они вырeжут всeх коммунистов и их семьи, не только в деревнях, но и в таких городах, как Алушта, Симеиз, Судак.

«Система заложничества имeла кровавые результаты в зиму 1921-22 гг. в сeверных уeздах Таврiи и Екатеринославщины, во время так называемаго „разоруженiя деревни“. На села (напр., Троицкое, Богдановка, Мелитополь) налагалось опредeленное количество оружiя, которое они должны были сдать в теченiе суток. Количество, значительно превышавшее наличiе. Бралось человeк 10–15 заложников. Конечно, деревня не могла выполнить, и заложники разстрeливались».

В Феодосiи раскрыта база «зеленых» — разстрeлено 3 гимназиста и 4 гимназистки в возрастe 15–16 лeт. По другому дeлу «зеленых» разстрeлено 22 (пр. — доц. Пушкарев, Боженко и др.) в Симферополь.

В связи с зелеными и без связи с ними раскрываются все новые и новые «заговоры» с кровавыми эпилогами, о которых сообщает «Крымроста». Террор широко захватывает и татарскiе элементы населенiя, напр., в августe разстрeлено нeсколько десятков мусульман за «устройство контр-революцiоннаго собранiя в мечети».^[132]

В сентябрe, повeрив «амнистiи», с гор спускаются двe партiи зеленых во главe с татарином Маламбутовым. Показательна его судьба — о ней разсказывает автор дневника, напечатаннаго в «Послeдних Новостях»:

«Чекисты, захватив Маламбутова, выпустили за его подписью воззванiе к еще оставшимся в горах зеленым, в котором указывают на свое миролюбiе и на то, что „у всeх, у нас, товарищи зеленоармейцы, — один враг… этот враг — капитал“ и т. д. в том же родe. Попавшiйся Маламбутов принужден был отправиться со своим штабом, в сопровожденiи значительнаго отряда чекистов, в горы и выдать всe укромные участки и завeтныя мeста зеленых. Крестьяне окрестных деревень передают, что вот уже вторыя сутки в горах идет отчаянная пальба: это — красные выкуривают послeдних зеленых, преданных несчастным Малабутовым. Сегодня Маламбутова с его товарищами гнусно разстрeляли, обвинив в шпiонажe. В расклеенных по улицам города объявленiях под мерзким заголовком „За что карает совeтская власть“ (в спискe 64 человeка) так и было указано: за шпiонаж. Запуганные обыватели передают из уст в уста, что чекисты не успeли заманить в ловушку всeх, спустившихся с Маламбутовым, зеленых, и большая часть их, пронюхав о готовящейся провокацiи, с боем пробилась обратно в горы (оружiе, по договору, им было оставлено)»…

«В отместку за казнь Маламбутова — добавляет корреспондент — зеленые мстят красным жестоко и звeрски. Попадающихся в их руки коммунистов подвергают средневeковым пыткам».

На югe повсюду еще дeйствуют повстанцы, так называемые «зеленые», и повсюду свирeпствует «красный террор». Подавлено «возстанiе» в Екатеринодарe 27–28 сентября, и в мeстных «Извeстiях» появляется список 104 разстрeленных, среди них заштатный епископ, священник, профессор, офицер и казак. Около Новороссiйска дeйствуют повстанцы под руководством ген. Пржевальскаго — Чрезвычайная комиссiя Черноморскаго флота разстрeливает сотнями арестованных повстанцев и так называемых заложников. Идут ежедневныя казни. Ликвидированы «12 бeлогвардейских организацiй» в харьковском военном округe, «заговор» ген. Ухтомскаго и полк. Назарова в Ростовe и мн. др. В концe марта раскрыла заговор пятигорская губчека — разстрeливается 50 главарей этой организацiи.^[133] Терская областная Ч. К. разстрeливает в Анапe по опредeленно провокацiонному дeлу 62 человeка, виновных лишь в попыткe бeжать в Батум от ужасов совeтской дeйствительности.^[134]

Что происходило в Области Войска Донского, в Кубанской области, показывает хотя бы такое обращенiе В. Ч. К. к населенiю Кубанской области и Черноморскаго Побережья за подписью особоуполномоченнаго В. Ч. К. по Сeверному Кавказу К. Ландера в октябрe 1920 г.^[135]

1. Станицы и селенiя, которыя укрывают бeлых и зеленых, будут уничтожены, все взрослое населенiе — разстрeлено, все имущество — конфисковано.

2. Всe лица, оказавшiя бандам содeйствiе — немедленно будут разстрeлены.

3. У большинства находящихся в горах зеленых остались в селенiях родственники. Всe они взяты на учет и в случаe наступленiя банд — всe взрослые родственники, сражающихся против нас, будут разстрeлены, a малолeтнiе высланы в центральную Россiю.

4. В случаe массового выступленiя отдeльных сел, станиц и городов — мы вынуждены будем примeнять к этим мeстам массовый террор: за каждаго убитаго совeтскаго дeятеля поплатятся сотни жителей этих сел и станиц…

«Карающая рука совeтской власти безпощадно сметет всeх своих врагов» — заключало воззванiе.

Усмиряется повстанческое движенiе на Украинe. Здeсь нeт передышки: между 1920 и 1921 г. разницы не будет. Это повстанческое движенiе многообразно. И трудно подчас различить, гдe это движенiе носит характер махновщины или самостiйно-украинскiй, гдe оно имeет связь с так называемыми «бeлыми», гдe оно переплетается с укрывающимися «зелеными», гдe оно чисто крестьянское на почвe взиманiя продналогов и пр., гдe оно отдeлимо от «бeлогвардейских» и иных заговоров.^[136] Но при ликвидацiи их нeт уже оттeнков. Приказ № 69 по кiевскому округу, повидимому еще 1920 г., предписывал примeненiе: массоваго террора против зажиточных крестьян вплоть до истребленiя их «поголовно»; приказ заявлял о разстрeлe всякаго, у кого найдется хоть один патрон послe срока сдачи оружiя и т. д. При активном сопротивленiи террор, как всегда, превращается в кровавую бойню. В Проскуровe жертв считается 2000. Близ Кiева выступает атаман Тютюник — в Кiевe ежедневно разстрeлы нeскольких десятков человeк. Вот оффицiальный документ, воспроизводящiй протокол засeданiя от 21-го ноября 1921 г. спецiальной чрезвычайной комиссiи — пятерки по разсмотрeнiю дeла разбитой и захваченной банды Тютюника.^[137] Он констатирует, что зарублено в бою свыше 400 человeк и захвачено 537. «В момент боя нeкоторые из чинов высшаго комсостава, — видя безвыходность положенiя, сами себя разстрeливали и взрывали бомбами». «Позорно и гнусно для предводителя вел себя Тютюник» — он с нeкоторыми приближенными бeжал в самом началe боя. Судила Ч. К. 443 — остальные умерли до суда. Из них, 360, как «злостные и активные бандиты», приговорены к разстрeлу немедленно; остальные направлены для дополнительнаго допроса слeдственными властями… Когда мы читаем в петербургской «Правдe», что в Кiевe раскрыт заговор, руководимый «Всеукраинским повстанческим комитетом» и что арестовано 180 офицеров армiи Петлюры и Тютюника, мы с увeренностью можем сказать, что это сообщенiе равносильно сообщенiю о разстрeлах.

Прибывшiй в Польшу проф. кiевскаго политехникума Коваль сообщает об усиленiи террора в связи с раскрытiем в Кiевe «очереднаго заговора». Каждую ночь разстрeливается 10–15 человeк. «В педагогическом музеe — сообщается в этом интервью^[138] — была устроена выставка мeстнаго исполкома, на которой, между прочим, фигурировали и дiаграммы разстрeлов Чеки. Минимальное количество разстрeлов в мeсяц — 432».

Заговоров «петлюровских» организацiй без числа: 28-го сентября в Одессe разстрeлено 63 человeка во главe с полк. Евтихiевым;^[139] в Тирасполe 14 человeк;^[140] там же — 66;^[141] в Кiевe 39 (все больше представителей интеллигенцiи;^[142] в Харьковe 215 «украинских заложников» в видe возмездiя за убiйство совeтских представителей повстанцами^[143] и т. д. Житомирскiя «Изв.» сообщают о разстрeлe 29 человeк за участiе в заговорe, а между тeм едва ли эти кооператоры, учителя, агрономы имeли хоть отдаленное отношенiе к Петлюрe.

А такими сообщенiями пестрили оффицiальныя большевицкiя газеты: в Подольской губ. раскрыты 5 контр-революцiонных организацiй, охватывающих всю Подолiю. В Черниговe разстрeлено 16 и т. д. Это «и так далeе» — не отписка, это подлинная дeйствительность, ибо отдeльныя сообщенiя накапливаются грудами.

Наряду с Украиной стоит Бeлоруссiя. 1921 г. полон сообщенiями о повстанческих движенiях и о дeйствiях совeтских карательных отрядов, разстрeливающих без приговоров и по приговорам реальных и мнимых участников возстанiй. «Ежедневно разстрeливают по нeсколько десятков человeк — сообщает корреспондент „Общаго Дeла“»:^[144] «Особенно много разстрeлено бeлорусских дeятелей». «В Минскe закончился процесс приверженцев Савинкова… семь человeк приговорены к смертной казни».^[145] В теченiе сентября разстрeлено 45 человeк — дополняет ревельскiй корреспондент «Daily Mail».

У мeстной Ч. К., как и у Подольской и Волынской, есть и спецiальное дeло — «очищать» губернiи от лиц, проявлявших сочувствiе Польшe во время пребыванiя в этих мeстах польских войск: массовые аресты, высылки в центральныя губернiи, разстрeлы — такова форма этого очищенiя.^[146]

В непосредственную связь с повстанческими движенiями надо поставить массовые разстрeлы лeвых с.-р. и анархистов. Группа русских анархистов в Германiи, как мы уже знаем, издала в Берлинe цeлую брошюру о гоненiях на анархистов в Россiи.

«Мы должны оговориться — писали авторы ея в предисловiи — фактическiй матерiaл настоящей брошюры представляет только часть — крайне ничтожную часть — того, что имeется в дeйствительности. Наш „скорбный лист“ анархистов — жертв коммунистической власти — конечно, очень далек от полноты. Мы собрали здeсь пока, только то, что творилось непосредственно около нас и что нам лично извeстно. Но это — лишь маленькiй уголок гоненiй коммунистической власти на анархизм и анархистов. Цeлыя области, составляющiя 9/10 Россiи, — Кавказ, Поволжье, Урал, Сибирь и др. — не вошли в наш обзор. Да и то, что дeлалось в центрe Россiи, мы не могли представить полностью. Возьмем, хотя бы, такой факт: в дни соглашенiя совeтской власти с Махно осенью 1920 г., махновская делегацiя, на основанiи политическаго пункта соглашенiя, оффицiально опредeлила число лиц, сосланных до того совeтской властью в Сибирь и другiя отдаленныя мeста Россiи и подлежавших возвращенiю в 200.000 слишком человeк (главным образом, крестьян). Мы не знаем и того, сколькiе еще были брошены в мeстныя тюрьмы и разстрeлены. — Лeтом 1921 г. совeтская пресса сообщала о том, что в районe Жмеринки была обнаружена и ликвидирована (разстрeлена) организацiя анархистов в 30–40 человeк, имeвшая отдeленiя в рядe городов юга Россiи. Мы не могли установить имена погибших товарищей из этой организацiи, но знаем, что там была наша лучшая анархическая молодежь. — В том же 1921 г. лeтом в городe Одессe была частью разстрeлена, частью заключена в тюрьмы большая анархическая группа, ведшая пропаганду в совeтских учрежденiях, в самом Совeтe депутатов и даже в компартiи, что было поставлено ей в вину, как „государственная измeна“. — Мы взяли наудачу нeсколько свeжих примeров. Перечисленiе же всей вереницы разгромов, арестов, высылок и разстрeлов анархистов по необъятным провинцiям Россiи за всe эти годы заняло бы не один том. — Весьма характерно, между прочим, что жестоким преслeдованiям со стороны совeтской власти подвергались даже толстовцы — эти, как извeстно, мирнeйшiе анархисты. Сотни их находятся в тюрьмах и по сейчас. Коммуны их разгонялись — нерeдко вооруженной силой (напр., в Смоленской губ.). Согласно точным данным, до конца 1921 г. имeлись опредeленныя свeдeнiя о 92-х разстрeленных толстовцах (главным образом, за отказ от воинской повинности). — Мы могли бы продолжать приводить подобные примeры до безконечности, чтобы показать, что — в сравненiи с тeм матерiалом, который когда-нибудь откроется кропотливому историку, — факты, собранные в настоящей работe, являются, конечно, каплей в морe».

В мою задачу не входит здeсь характеристика русскаго анархизма, а тeм болeе своеобразных подчас фактических проявленiй его, заставлявших нерeдко покойнаго П. А. Кропоткина рeшительно от него отгораживаться… Большевики, пользуясь анархистами там, гдe им было это нужно, жестоко расправлялись с анти-государственными элементами там, гдe они чувствовали уже свою силу. Расправe придавали неполитическiй характер. И несомнeнно среди так называемых «бандитов» гибло множество таких, которые и не имeли отношенiя к грабительским налетам. Указанная брошюра анархистов приводит характерныя секретныя телеграммы центральной власти в Харьков на имя предсeдателя Украинскаго Совнаркома Раковскаго,^[147] предшествовавшiя разгрому анархических организацiй на Украинe: 1) Взять на учет всeх анархистов на Украинe, в особенности в махновском районe. 2) Вести усиленную слeжку за всeми анархистами и приготовить матерiал по возможности уголовнаго характера, по которому можно было бы привлекать к отвeтственности. Матерiал и распоряженiя держать в секретe. Разослать надлежащiя распоряженiя повсемeстно… 3) Анархистов всeх задержать и предъявить им обвиненiя. «Общее Дeло»^[148] с ссылкой на харьковскiя «Извeстiя» передает, что в «порядкe краснаго террора» в ноябрe 1921 г. в Кiевe, Одессe, Екатеринославe, Харьковe и др. городах разстрeлено свыше 5000 заложников. Прочитав вышезарегистрированные факты, усомнимся ли мы в этой цыфрe?…

За Крымом Сибирь.^[149] За Сибирью — Грузiя. И вновь та же картина. Тысячи арестов^[150] и сотни разстрeлов, произведенных закавказской Чекой. Прieхавшiй из Батума в Константинополь бeженец передает свои впечатлeнiя корреспонденту «Руля»^[151] о первых днях занятiя большевиками Тифлиса. В первый день город был отдан «на поток и разграбленiе»:

«Наш собесeдник видeл в ту же ночь огромную гекатомбу из 300 трупов, сваленных в ужасную кучу у Соборной площади. Всe стeны вокруг были забрызганы кровью, так как казнь, очевидно, была произведена тут же. Тут были и женщины, и мужчины; и старцы, и дeти; и штатскiе, и офицеры; и грузины, и русскiе; и рабочiе, и богачи».

Здeсь дeйствует знаменитый Петерс, усмиритель Сeвернаго Кавказа Атарбеков и не менeе извeстный матрос Панкратов. Это один из усмирителей Астрахани, перебравшiйся в Баку, гдe им была уничтожена на о. Нарген «не одна сотня бакинских рабочих и интеллигентов»…

___

А внутри Россiи, там, гдe кончилась уже давно прямая гражданская война, гдe не было даже ея непосредственных откликов? Здeсь в 1921 г. то же самое. Здeсь по прежнему разстрeливаются сотни. Разстрeливаются не только за заговоры, дeйствительные и фиктивные, не только за частичныя возстанiя и протест против насильническаго режима — разстрeлы являются по преимуществу актом запоздалой мести или наказанiями за проступки уголовные. Напр., хотя бы псковскiй процесс фармацевтов в Ревтрибуналe по обвиненiю в продажe спирта, закончившiйся звeрской по формe казнью 8 человeк,^[152] или октябрьскiй процесс московской госохраны, приведшiй к разстрeлу 10 или 12 человeк; смертные приговоры большим группам выносятся в Москвe по дeлам о злоупотребленiях в комиссарiатах финансов и здравоохраненiя. Вишняк в своей книгe «Черный год» приводит показательныя данныя о разстрeлах в одних трибуналах за iюнь: В Москвe — 748, Петроградe — 216, Харьковe — 418, Екатеринодарe — 315 и т. д.^[153]

«Послeднiя Новости»^[154] приводили цифры о дeятельности В. Ч. К. за первые три мeсяца начавшагося новаго года. Газета писала, что заимствовала их из оффицiальнаго отчета: разстрeлено 4300 человeк; подавлено 114 возстанiй — рeчь идет о 12 центральных губернiях. Массовые разстрeлы отмeчаются в Ярославлe, Саратовe, Самарe, Казани и Курскe. В одной Москвe за январь разстрeлов числится 347. По свeдeнiям «Голоса Россiи», заимствованным из статистическаго отдeла комиссарiата путей сообщенiя, по постановленiю одних желeзнодорожных трибуналов в 1921 г., разстрeлено пассажиров и служащих 1759 человeк (!!).

Были разстрeлы, до нельзя возмущавшiе моральное чувство, напр., разстрeл по процессу 27 гимназистов в Орлe — разстрeлены были в сущности дeти (5 человeк).^[155] В Одессe послe ликвидацiи всероссiйскато комитета помощи голодавшим было разстрeлено 12 человeк, причастных по словам одесских «Извeстiй» к этой организацiи.^[156]

Из концентрацiоннаго лагеря в Екатеринбургe бeжало 6 человeк. Прieзжает завeдующiй отдeлом принудительных работ Уранов, выстраивает офицеров, содержащихся в лагерe, и «выбирает» 25 человeк для разстрeла — в назиданiе остальным.^[157]

Осенью в Петроградe разстрeлено 61 человeк по дeлу Таганцевскаго «заговора».^[158] В перiод грознаго для большевиков возстанiя матросов в Кронштадт были разстрeлены тысячи: по сообщенiю «Frankfurter Zeitung» в одних войсках Петроградскаго гарнизона с 28-го февраля по 6 марта погибло 2500 человeк. По словам матросов, бeжавших из Кронштадта в Финляндiю, разстрeлы производятся на льду перед крeпостью. Разстрeленных в Оранiенбаумe насчитывается 1400.^[159] Имeются свeдeнiя о разстрeлe 6 священников за участiе в этом возстанiи.

«Эсэровско-меньшевицкiй заговор» в Саратовe в мартe или вeрнeе «бунт» в связи с продразверсткой хлeбнаго налога вызывает массовые аресты и массовые разстрeлы. В оффицiальном сообщенiи опубликовывается 27 разстрeлов, в дeйствительности… Мы не знаем этой цыфры. Но знаем, что в ожиданiи крестьянскаго возстанiя по тюрьмам идут разстрeлы «заложников» — учителей, инженеров, офицеров, чиновников царскаго времени и т. д.^[160] В связи с этим «заговором» или другим разстрeливается в Саратова 58 лeвых с.-р. за «бандитизм», т. е. по настоящей терминологiи за участiе в повстанческом движенiи.^[161]

Возстанiе желeзнодорожников в Екатеринославe влечет за собой 51 человeческую жертву. А, может быть, и больше. З. Ю. Арбатов в своих воспоминанiях «Екатеринослав 1917–1922 гг.»^[162] свидeтельствует, что число арестованных рабочих простиралось до 200. Из них пятьдесят один были приговорены к немедленному разстрeлу. «Ночью второго iюня осужденные на двух грузовиках были доставлены к крутому берегу Днeпра и за их спинами был поставлен пулемет. Как подкошенные, падали разстрeленные в воду… Трупы относило теченiем… Нeкоторые трупы оставались на „берегу“. Остальных рабочих потребовала для расправы Всеукраинская Чека в Харьковe… Так был подавлен по отзывам большевиков, „маленькiй Кронштадт“».

«Заговор» в Бiйскe вызывает болeе 300 арестов и 18 разстрeлов; «заговор» в Семирeченской области 48 разстрeлов среди «офицеров» и «кулаков». «Заговор» в Елисаветградe (декабрь) из 85 арестованных 55 разстрeленных и т. д. и т. д.

___

Возвращаются казаки, бeжавшiе с родины. Их ждет не амнистiя, а кары. Казак Чувилло, вновь бeжавшiй из Ейска, передает в русских заграничных газетах, что из партiи в 3500 человeк разстрeлено 894.^[163] И вновь я заранeе готов согласиться, что в этом возможно случайном сообщенiи есть большая доза преувеличенiя. Тeм не менeе самый факт многочисленных разстрeлов легально и нелегально возвращавшихся на родину офицеров и солдат не подлежит никакому сомнeнiю — зарегистрированы такiе случаи и в этом году. Корреспондент Русскаго Нацiональнаго Комитета^[164] в очеркe, озаглавленном «Возвращенiе на родину» собрал множество подобных фактов. Он утверждает, что «по свeдeнiям из разных источников, в том числe одесских совeтских газет, было разстрeлено до 30 проц. прибывших из Константинополя в Новороссiйск в апрeлe 1921 г. на пароходe „Решид-Паша“». На пароходe было 2500 возвращавшихся на родину. Первым своим рейсом в февралe пароход привез 1500 человeк. «Как общее правило — утверждает автор — всe офицеры и военные чиновники разстрeливались немедленно в Новороссiйскe». Всего из этой партiи было разстрeлено около 500. Остальные отправлены были в концентрацiонные лагеря, и многiе на Сeвер, т. е. почти на вeрную смерть. Избавленiе от немедленной расправы отнюдь не является гарантiей послeдующей безопасности. Подтвержденiе мы найдем в письмах, относящихся даже к ноябрю и декабрю 1923 г. и напечатанных в «Казачьих Думах» (№ 10). Каждый прieзжающiй в Новороссiйскe может услышать условную фразу: «принять на службу в Могилевскую губернiю». Нечего говорить уже о высылках так называемых репатрiантов. Только наивностью иностранца, слишком еще вeрующаго в право, можно объяснить категоричность д-ра Нансена, заявившаго в своем докладe 21 апрeля 1923 г.^[165] о репатрiацiях казаков, находящихся на Балканах, что «совeтское правительство лояльно выполняет взятыя им на себя обязательства». Среди этих обязательств, как извeстно, было, между прочим, два пункта: совeтское правительство обязуется распространить амнистiю 3 и 10 ноября 1921 г. на всeх русских бeженцев, которые будут репатрiироваться при посредничествe Верховнаго Комиссарiата, и совeтское правительство обязуется предоставить возможность Джону Горвину и другим оффицiальным представителям д-ра Нансена свободно (?!) общаться в предeлах Россiи с возвратившимися бeженцами в цeлях провeрки, что ко всeм этим бeженцам вышеозначенная амнистiя примeняется без каких бы то ни было ограниченiй. «Правда, — замeчает д-р Нансен в своем докладe, судя по отчету — был случай (?) ареста двух возвратившихся бeженцев за какiя то маловажныя преступленiя, но мои делегаты ведут с совeтским правительством переговоры о судьбe арестованных». Надо имeть большую вeру в писанный «документ» и никакого представленiя о сущности россiйской дeйствительности, чтобы гласно это утверждать. Каким путем могут контролировать дeйствiя совeтской власти частныя лица, являющiяся представителями верховнаго комиссара по дeлам русских бeженцев при Лигe Нацiй? Пожалуй, им придется в этих цeлях создать особое государство в государствe или во всяком случаe завести свою тайную полицiю. Не надо упускать из вида и той тактики, которая вошла в большевицкiй обиход: месть приходит с значительным запозданiем во времени. Люди пропадают «без вeсти», идут в ссылку, попадают в долгое тюремное заключенiе много времени спустя послe полученiя оффицiальных гарантiй. Нужны ли доказательства? Они найдутся едва ли не на каждой страницe этой книги. Характернeйшiй процесс разсматривался совсeм еще недавно в московском военном трибуналe.^[166] Судили офицера Чугунова, дезертировавшаго в 1919 г. из красной армiи и добровольно возвратившагося в 1923 г. и принесшаго «чистосердечное раскаянiе». Вернулся подсудимый из Польши в Россiю с разрeшенiя русско-украинской делегацiи по дeлам репатрiацiи. Согласно ходатайству в ВЦПК он был возстановлен в правах гражданства. 18-го мая был арестован и привлечен к отвeтственности. Принимая во вниманiе «чистосердечное раскаянiе», «добровольное возвращенiе», «классовое происхожденiе» (сын крестьянина), суд приговорил Чугунова к 10 годам тюремнаго заключенiя «со строгой изоляцiей».

1922–1923 гг.

Были утвержденiя, и особенно со стороны иностранцев, побывавших за послeднее время в Россiи и лишь поверхностно познакомившихся с жизнью страны (напр., Эррiо), что будто бы террор в Россiи отошел в прошлое. Такiя утвержденiя очень мало соотвeтствуют истинe. Если, живя в Россiи, совершенно невозможно было подчас провeрить тe или иныя свeдeнiя, получить точныя цифры, то еще труднeе это сдeлать для меня теперь. Допустим заранeе, что всe цифры, появляющiяся в заграничной печати, сильно преувеличены. Напр., всe газеты обошло сообщенiе, взятое яко-бы из отчета комиссарiата внутренних дeл, которое гласило, что за май 1922 г. было разстрeлено 2372 чел. При таком сообщенiи можно придти в безумное отчаянiе — вeдь политической жизни в Россiи просто нeт — это поле, усeянное лишь мертвыми костями: нeт ни протеста, ни возмущенiя. Все устало, все принижено и подавлено. И мнe хотeлось бы вeрить, что в приведенной цифрe какая-нибудь ошибка. Пусть преувеличены будут и другiя отдeльныя свeдeнiя, проникающiя в свободную заграничную печать: напр., за январь и февраль, по свeдeнiям будто бы Политическаго Государственнаго Управленiя, т. е. Всер. Чрез. Комиссiи, разстрeлено 262, в Москвe в апрeлe 348, в ночь с 7 на 8 мая в Москвe 164 (из них 17 духовных лиц), в Харьковe за май 187, а в рядe городов Харьковской губ. — 209. Петроградским Ревтрибуналом за убiйства и грабежи свыше 200.

Пусть все это будет преувеличено. И тeм не менeе величайшим ипокритством со стороны все того же Сталина было августовское заявленiе в собранiи московской организацiи коммунистической партiи с угрозой возобновить террор. По словам корреспондента «Голоса Россiи», Сталин, оправдывая тогдашнiя массовые аресты интеллигенцiи, заявлял:

«Наши враги дождутся, что мы вновь будем вынуждены прибeгнуть к красному террору и отвeтим на их выступленiя тeми мeрами, которыя практиковались нами в 1918–1919 гг. Пусть они помнят, что мы приводим в исполненiе наши обeщанiя. А как мы приводим в исполненiе наши предупрежденiя — это им должно быть извeстно по опыту прежних лeт. И всe сочувствующiе нашим политическим противникам обязаны предупредить своих особенно зарвавшихся друзей, перешедших границы дозволеннаго и открыто выступающих против всeх мeропрiятiй правительства. В противном случаe они заставят нас взяться за то оружiе, которое мы на время оставили и к которому мы пока не хотeли бы прибeгать. Но мы немедленно им воспользуемся, если наши предупрежденiя останутся безрезультатны. И на удар из за угла мы отвeтим открытым жестоким ударом по всeм нашим противникам, как активным, так и им сочувствующим».

Не было надобности грозить, ибо всe еще помнили недавнiе разстрeлы церковнослужителей в связи с дeлами о протестах против изъятiя церковных цeнностей. Трудно представить себe болeе возмутительные приговоры, чeм эти, ибо в сущности протесты были дeйствительно незначительны. 5-го iюля петроградскiй ревтрибунал вынес 11 смертных приговоров по дeлу 86 членов петроградских церковных общин: среди разстрeленных был митрополит петроградскiй Венiамин и еще четверо; по майскому процессу 54 церковников в Москвe было 12 смертных приговоров. А сколько разстрeлов по этим дeлам в провинцiи? В Черниговe, Полтавe, Смоленскe, Архангельскe, Старой Руссe, Новочеркасскe, Витебскe, гдe разстрeливаются по 1–4 представителя духовенства — все за простую агитацiю против изъятiя священных предметов.

Наряду с разстрeлами по церковной «контр-революцiи», конечно, продолжаются разстрeлы и по политическим дeлам, по дeлам несуществующей уже активной контр-революцiи. Очень характерное письмо читаем мы в «Послeдних Новостях»^[167] о «ликвидацiи» недавних «возстанiй» на Украинe. «Ликвидацiя возстанiй — пишет корреспондент — превращена на дeлe в истребленiе еще уцeлeвшей интеллигенцiи».

О размeрах террора дает понятiе слeдующiй отрывок из письма лица, бeжавшаго во второй половинe января из г. Проскурова:

«Невeроятный террор послeдних мeсяцев заставил многих скрыться заблаговременно. Аресты оставшихся из интеллигенцiи продолжаются.

Разстрeлены Корицкiй, Чуйков, брат. Волощуки (причем старшiй из них — агроном — перед разстрeлом повeсился, жена же Волощука сидит арестованная в Чека), Доброшинскiй, Кульчицкiй, Андрусевич, юноша Клеменс, Шидловскiй, Ляховецкiй, Радунскiй, Гридун и масса других, всего около 200 человeк, обвиняемых по одному и тому же дeлу о „заговорe“. Из них 23 человeка разстрeлены 18-го января. В тот же день в момент разстрeла бeжали, выломав дверь в Чека, девять человeк из арестованных.

Я бeжал, когда меня пришли арестовать, в началe четвертых по счету массовых арестов… Благодарите Бога, что вы во время исчезли с проскуровскаго горизонта, и не были свидeтелями раздирающих душу картин — жен, матерей и дeтей перед Чека в день разстрeла».

Тe, чьи имена перечислены выше, не занимались никакой политикой, в большинствe были противниками украинства и являются совершенно невинными жертвами сфабрикованных чрезвычайкой обвиненiй. Проскуровскiе «заговоры» дeлаются по общим правилам чекистскаго искусства.

Из других мeст Украины приходят такiя же ужасныя вeсти о разгулe террора.

Просмотрите хотя бы комплекты «Голоса Россiи» и «Послeдних Новостей»^[168] за 1922 г., хотя бы однe отмeтки из оффицiальных большевицких газет, и вы натолкнетесь на ряд разстрeлов так называемых «савинковцев» (напр., в Харьковe 12 человeк), «петлюровцев» (напр., 25 человeк 4-го сентября в Одессe, 55 в Николаевскe, еще в Минскe, гдe судилось 34 человeка, в Гомелe — 8), повстанцев на Сeверном Кавказe 10 человeк, в Павлогдарe (Семипалатинской области) — 10 (по другим свeдeнiям 5), в Симбирской губ. — 12 и 42 (за найденныя воззванiя Антонова); зеленых в Майкопe — 68 человeк (в том числe женщин и подростков), разстрeленных «для устрашенiя обнаглeвших с наступленiем весны бандитов». В Мелитополe 13 членов бердянской к.-р. организацiи, в Харьковe 13 курсантов. Присоединим сюда громкое дeло «генштабистов» Донской Армiи, по которому лeтом разстрeлено два коммуниста; дeло «нобельцев»; ряд реэмигрантских процессов; убiйство с.-р. Шишкина московским революцiонным трибуналом больше за то, что подсудимый отказался от показанiй суду, «который он не признает, как суд большевицкой расправы»; убiйство в Ярославлe полк. Перхурова (участника организацiи Савинковскаго возстанiя 18 г.); в Красноярскe 13 офицеров; дeло Карельских повстанцев; 148 «казаков» за возстанiе в Кiевe; Одесскiй «морской заговор», по которому арестовано было до 260 человeк; разстрeлы в Одессe в связи с забастовкой^[169] — и едва ли признаем тогда преувеличенiем помeщенiе «Голосом Россiи» замeтки под заглавiем «вакханалiя разстрeлов», гдe перечислялась серiя таких разстрeлов. Корреспондент газеты писал из Риги 5-го августа:

«За послeднюю недeлю Госполитуправленiе и ревтрибуналы проявили особенную энергiю, выразившуюся в рядe многочисленных арестов и вынесенiи ряда новых смертных приговоров. Петроградскiй ревтрибунал вынес десять смертных приговоров обвиняемым по дeлу эстонской контрольно-оптацiонной комиссiи. Саратовскiй ревтрибунал приговорил к разстрeлу двух членов партiи эсер, обвиняемых в организацiи крестьянскаго возстанiя в Вольском уeздe. 29-го iюля в Воронежe по приговору мeстнаго ревтрибунала разстрeлен эсер Шамов. В Архангельскe 28-го iюля приведен в исполненiе смертный приговор над 18-ю офицерами, захваченными в плeн на Сeверном Кавказe, в Закавказьe и на Дону. Офицеры эти содержались в концентрацiонных лагерях с конца 1920 г. и начала 1921 г. Среди разстрeленных — 70-ти лeтнiй генерал Муравьев, полк. Гандурин и др.». Надо присоединить сюда и дeла, по внeшности, по крайней мeрe, не имeющiя политической подкладки: в Кiевe 3 инженера, 40 человeк за хищенiя продуктов для голодающих в Саратовe, 6 жалeзнодорожников за хищенiя в Новочеркасскe. Города Царицын, Владимiр, Петроград, Москва и еще многiе другiе будут отмeчены, как мeста, гдe выносились смертные приговоры. Может быть, не всегда люди разстрeливались. Это несомнeнно так, но также несомнeнно и то, что в зарубежную печать попадала самая незначительная часть таких сообщенiй. Она не попадает даже в оффицiальную большевицкую печать. В «Послeдних Новостях» как то было помeщено лаконическое сообщенiе: «усиленно производятся разстрeлы взяточников». И вспоминается, как уже в дни моего отъeзда из Россiи (в началe октября 1922 г.) была объявлена спецiальная «недeля борьбы со взятками». Весь Брестскiй вокзал в день отъeзда был обклеен соотвeтствующими афишами. Как всегда борьба была поставлена широко: одних желeзнодорожников было арестовано много сотен, если не тысяч…

Бeжавшiй в это время за границу через Минск З. Ю. Арбатов, в своих чрезвычайно ярких воспоминанiях,^[170] разсказывает о Минскe: «На стeнe деревянной лавки прибитый мелкими гвоздями висeл список фамилiй, под которыми крупно выдeлялись слова: „кого карает Чека“. На ходу глазом схватил я цифру „46“… Мой спутник потянул меня за собой и, оглянувшись назад, скороговоркой проговорил: „У нас здeсь это не новость… Список мeняется каждый день… но, если увидят, что вы список читаете, то вас могут взять в Чека… Вот всe говорят, что, если среди ваших знакомых нeт врагов совeтской власти, то вам незачeм интересоваться этими списками… Разстрeливают каждый день по нeсколько десятков человeк!“»

1923 г.

Вот свeдeнiя из отчета только Верховнаго Революцiоннаго Трибунала: с января по март разстрeлено 40 чел., в маe только трибуналами разстрeлено 100 чел.

Что может быть краснорeчивeе факта, установленнаго спецiальной комиссiей В. Ц. И. К. - зарегистрировано 826 самочинных разстрeлов Гос. Пол. Упр.: самочинных, т. е. произведенных с нарушенiем установленных нынe внeшних форм. Среди этих 826 политических 519. По ревизiи В. Ц. К. отстранены 3 предсeдателя мeстных отдeлов Г. П. У., 14 слeдователей и т. д. Не только корреспонденцiи европейских газет, но и оффицiальные совeтскiе органы, приходящiе за рубеж, сообщают достаточное количество фактов о продолжающихся разстрeлах, как единичных, так и массовых. Эти сообщенiя по прежнему можно разбить на тe же самыя старыя рубрики. Здeсь прежде всего фигурирует «контр-революцiя»: надо ли напоминать о взволновавшем весь мiр убiйствe прелата Буткевича? Здeсь будут разстрeлы за печатанiе нелегальной политической литературы, здeсь будут дeла, называемыя в оффицiальных отчетах «осколками», это дeла о прошлом, всплывшiя нынe, иногда уже по истеченiи нeскольких лeт: савинковскiй «агент» Свержевскiй, (организатор несуществовавшаго покушенiя на Ленина), 3 члена и затeм 6 членов «Союза защиты Родины и Свободы», член савинковской организацiи M. Ф. Жилинскiй (в Москвe),^[171] 3 офицера Олонецкаго стрeлковаго дивизiона, подготовлявшiе сдачу в 1919 г. дивизiи англичанам в Архангельскe, 33 члена николаевско-незнамовской контр-революцiонной организацiи, 13 представителей какой-то кiевской к-рев. организацiи. Процесс 44 в Семипалатинскe (12 смертных приговоров); колчаковскiе офицеры Дриздов и Тимофeев (Пермь) начальник колчаковской контр-развeдки б. тов. прок. Поспeлов, в свое время получившiй «амнистiю» (Омск), бывш. слeдователь в Семипалатинскe при Колчакe Правдин (Москва), комиссар Башкирской республики Ишмурзин, перешедшiй к Колчаку, московское дeло Рeщикова, Окулова и Петкевича (бывших офицеров Деникинской армiи) по обвиненiю в шпiонажe, в Москвe же помощник омскаго коменданта Сердюков и др. Дeла повстанческiя: 28 екатеринославских повстанцев, 26 петлюровцев (Подольск), петлюровскiй же сотник Рогутскiй, 64 волынских (приговорено было к разстрeлу 340 — остальные помилованы), 9 человeк из повстанческой группы, дeйствовавшей на Кавказe в 1920 г., аналогичная группа в 10 человeк, повстанцы в Бeлоруссiи, гдe всeми корреспондентами отмeчается «усиленiе террора», в Читe (полковник Емелин и 6 его помощников, в Ростовe (5). Безконечныя дeла о «бандитах»: в Одессe 15 человeк, в Петербургe 15 и 17 (из коих нeсколько женщин, не донесших властям на своих сожителей), в Москвe 9, в Екатеринославe 6, в Бердичевe 6, в Архангельскe 3. В одном Харьковe насчитывается в общем до 78 «бандитских» процессов, гдe только в нeкоторых случаях смертная казнь замeнялась тюремным заключенiем «в виду пролетарскаго происхожденiя» или «заслуг перед революцiей и пролетарiатом». В Одессe, как передает корреспондент «Русской газеты»^[172] приговорено было 16 бандитов за террористическiе акты над коммунистами. К понятiю «бандитизм» надо дeйствительно относиться с осторожностью: «Извeстiя», напримeр, сообщали: в декабрe в Енисейском губ-судe начался процесс «бeлобандитов-соловьевцев». Судилось 106 человeк (по позднeйшему сообщенiю 9 приговорено к разстрeлу) и т. д.; 5 человeк разстрeлено за поддeлку желeзнодорожных билетов, фальшивомонетчики и пр. Особо стоит группа так называемой «экономической контр-революцiи»: управляющiй туркестанской табачной промышленностью за безхозяйственность, лeсной трест Томской губ. (4 чел.), инженеры «Унiон» (3), дeло Гукона (Главнаго конскаго управленiя — бывш. с.-р. Топильскiй), сотрудники Госторга и Главмортехозупра, в Петроградe инженер Верховскiй (в числe других 7 лиц), торговец на Сухаревском рынкe, 4 рабочих за «саботаж», «обнаглeвшiе красные купцы за денежную спекуляцiю», дeло какого-то «владимiрскаго клуба» и многiе другiе за подобный же провинности.

Безсмысленная, ничeм не вызванная в 1923 г. месть за старое: лейтенант Ставраки, участвовавшiй в подавленiи возстанiя Черноморскаго флота в 1905 г., 76 возвратившихся на родину врангелевских солдат; ген. Петренко, прieхавшiй с Принцевых островов по амнистiи. Преступленiя по должности: 11 служащих центральнаго жилищнаго отдeла в Москвe, порховскiй процесс (Псков) служащих налогового вeдомства (2), дeло о взятках в вятском отдeлe народнаго образованiя (1) и серiя дeл чекистов и членов трибуналов за злоупотребленiя (одно время была такая полоса): член Архангельскаго трибунала, руководитель Дубосарскаго (Царицынскаго уeзда) уголовнаго розыска, обвиненный в самочинных разстрeлах и истязанiях.

Сообщенiя об этих и многих других разстрeлах за 1923 г. хранятся в моем портфелe. Но сколько разстрeлов производится внe публикацiи? С категоричностью утверждаю это. Гдe, напр., опубликован был факт разстрeла 19 «савинковцев» в маe 1923 г. в Петроградe. Я имeю об этом разстрeлe достаточно авторитетный свeдeнiя, из которых видно, что 13 из них, во всяком случаe, не имeли отношенiя к тому, в чем их обвиняли. Свидeтель Синовари в процессe Конради говорит о разстрeлe в Петербургe в январe этого же года П. И. Смирнова, арестованнаго по дeлу «савинковцев» в апрeлe предшествующаго года…

И вновь Грузiя — уже «коммунистическая». Неизбeжно вслeд идут возстанiя, прекращаемыя по старым испытанным методам. Об этих повстанческих движенiях 1922 г., подавленных красной армiей, писали и большевицкiя газеты. О них свидeтельствуют приказы жителям — далеко не новые по своему содержанiю:

«Всe жители обязаны немедленно сообщить властям и представителям войск имена и фамилiи бандитов, их укрывателей и вообще мeстонахожденiе всeх врагов совeтской власти ».

За возстанiями открывается эра заговоров. В газетах списки разстрeленных — 15, 91 и т. д. Все это, конечно, «бывшiе князья, генералы и дворяне» или бандиты, a в дeйствительности в огромном количествe соцiалистическая и демократическая интеллигенцiя, сельскiе учителя, кооператоры, рабочiе и крестьяне.^[173] Среди «бандитов» числится нeсколько видных грузинских соцiал-демократов.

5-го iюля 1923 г. Центр. Ком. грузинских с.-д. обратился к Ц. К. грузинской «коммунистической» партiи и к мeстному Совeту «народных комиссаров» с заявленiем, в котором говорится: «С ноября-декабря прошлаго года жертвами ваших палачей пало множество соцiалистов-рабочих и крестьян… Многiя тысячи наших товарищей или вынуждены скрываться в лeсах, или выселены из предeлов Грузiи, или томятся в заключенiи….^[174] Но и этого вам оказалось мало. Теперь вы подвергаете пыткам в подвалах Чека наших арестованных товарищей… В результатe безпримeрных моральных и физических истязанiй нeкоторые из них сошли с ума, другiе сдeлались на всю жизнь калeками, третьи умерли.

В настоящую минуту в одном лишь Тифлисe 700–800 чел. (политических арестованных содержится в подвалах Чека и в Метехском замкe»…

1924 г.

И новый год мы можем начать такими же сообщенiями. Дeло «шпiона Дзюбенко», разсматривавшееся в военной коллегiи Верховнаго Суда в Москвe — судили подполковника колчаковской армiи и приговорили к разстрeлу с конфискацiей имущества. «Приговор над Дзюбенко — добавляет сообщенiе „Извeстiй“^[175] — приведен в исполненiе в установленный законом срок». Дeло «шпiона» Хрусевича, преподавателя артиллерiйской школы Кронштадтской крeпости — та же коллегiя приговорила его к разстрeлу.^[176] «Разстрeл за забастовки» — об этом сообщает корреспондент «Дней»:^[177] в верхне-тагильском округe выeздной сессiей губсуда приговорены к разстрeлу 5 безработных и один рабочiй, обвиняемые в руководствe январьскими безпорядками и забастовкам на заводах. «Приговор приведен в исполненiе»… «В новой только что выпущенной и помeченной февралем брошюрe Рабочей Группы приведено сообщенiе — пишут „Дням“^[178] из Москвы — о разстрeлe закавказским Г. П. У. 8 русских и 3 грузинских рабочих бакинских промыслов»…

Мы стоим вновь в ожиданiи смертных приговоров. В Кiевe инсценируется большой политическiй процесс в связи с раскрытой Г. П. У. контр-революцiонной организацiей под наименованiем «Кiевскiй областной центр дeйствiя»…

«Разстрeлам нeт конца» — сообщает прieхавшiй из Россiи «Новому Времени».^[179] Но все дeлается скрытнeе. Из Тамбова посылают разстрeливать куда-нибудь в Саратов, а из Саратова еще в иное мeсто, чтобы заметать слeды. «Исчезают люди, и нигдe не узнаешь, куда они дeвались».

Как соотвeтствует все это, повидимому, дeйствительности!

___

Были попытки подвести итоги. Нужно ли это дeлать теперь? Вeроятно и в будущем никогда не раскроется вполнe та темная завeса, которая скрывает от нас закулисныя стороны кровавой полосы русской жизни за послeднiя пять лeт. Исторiя будет всегда стоять до нeкоторой степени перед закрытыми дверями в царство статистики «краснаго террора». Имена и число его жертв мы не узнаем. Разсказывают, что матросы нынe нерeдко вылавливают, при рыбной ловлe, трупы соловецких монахов, связанные друг с другом у кисти рук проволкой…^[180]

Один такой теоретическiй подсчет был сдeлан Ев. Комниным в «Рулe».^[181] Приведу его соображенiя — они интересны для установленiя этой возможной статистики человeческих казней:

«Зимой 1920 г. в состав РСФСР входило 52 губернiи — с 52 чрезвычайными комиссiями, 52 особыми отдeлами и 52 губревтрибуналами. Кромe того: безчисленныя эртечека (раiон. транспорт. чрез. ком.), желeзнодорожн. трибуналы, трибуналы в. о. х. р. (войска внутренней охраны, нынe войска внутренней службы), выeздныя сессiи, посылаемыя для массовых разстрeлов „на мeстах“. К этому списку застeнков надо отнести особые отдeлы и трибуналы армiи, тогда 16, и дивизiй.

Всего можно насчитать до 1000 застeнков — а если принять во вниманiе, что одно время существовали и уeздныя чека — то и больше.

С тeх пор количество губернiй РСФСР значительно возросло — завоеваны Сибирь, Крым, Дальнiй Восток. Увеличилось слeдовательно в геометрической прогрессiи и количество застeнков.

По совeтским сводкам можно было (тогда, в 1920 г. — с тeх пор террор отнюдь не сократился, о нем лишь меньше сообщается) установить среднюю цифру в день для каждаго застeнка: кривая разстрeлов подымается от 1 до 50 (послeдняя цифра — в крупных центрах) и до 100 в только что завоеванных красной армiей полосах. Эти взрывы террора находили однако перiодически и опять спадали, так что среднюю (скромную) цифру надо установить приблизительно в 5 человeк в день, или помножив на 1000 (застeнков) — 5000 человeк и в год около 1 1/2 миллiона.

A вeдь „Голова Медузы“ вот уже скоро шесть лeт высится над испепеленной страной».^[182]

В нeкоторых чрезвычайных комиссiях, говорят, заведена была особая должность «завучтeл», то есть, завeдующiй «учетом тeл».

Не сказано ли этим все?

IV. На гражданской войнe

«Правду выпытывали из под ногтей, В шею вставляли фугасы, „Шили погоны“, „кроили лампасы“, „Дeлали однорогих чертей“ - Сколько понадобилось лжи В эти проклятые годы, Чтоб разъярить и поднять на ножи Армiи, царства, народы». М. Волошин.

Деникинская комиссiя по разслeдованiю дeянiй большевиков в перiод 1918-19 гг., в обобщающем очеркe^[183] о «красном террорe» насчитала 1.700.000 жертв. Из многочисленных матерiалов этой комиссiи опубликовано сравнительно мало. Я не мог еще в достаточной мeрe изучить архив комиссiи, находящiйся в Парижe. Между тeм статистическiе итоги, конечно, в значительной степени зависят от методов, примeняемых при том или ином обслeдованiи вопроса.

Мы до сих пор говорили почти исключительно о смерти, произведенной в порядкe «судебном» или административном, т. е. в той или другой степени по приговорам «революцiонной» власти. Но дeйствительных жертв «краснаго террора» конечно, несравненно больше, как это можно было видeть попутно, когда нам приходилось затрагивать вопрос о подавленiи тeх или иных возстанiй и пр.

Трудно в данном случаe различить то, что может быть отнесено к так называемым «эксцессам» гражданской войны, к проявленiю «революцiоннаго порядка», поддерживаемаго отрядами озвeрeлых матросов или «женским карательным отрядом каторжанки Маруси», как это было, напр., в Ессентуках в мартe 1918 г., от того, что является уже планомeрным осуществленiем «краснаго террора», ибо за наступающими войсковыми частями, творящими звeрскiя расправы с безсильным противником или неповинным населенiем, всегда идет воинствующая Че-Ка. Под каким наименованiем она дeйствует в тот или иной момент — не все ли равно?

Этих описанiй уже слишком много. И тeм не менeе, не жалeя нервов тeх, кто читает эти страницы, возьму нeсколько таких картин, быть может, и не самых жестоких по проявленiям чисто зоологической человeческой ненависти.

Начну с матерiалов «Особой Комиссiи». Дeло № 40 — «акт разслeдованiя о злодeянiях, учиненных большевиками в городe Таганрогe за время с 20 января по 17 апрeля 1918 года».

«В ночь на 18 января 1918 года в городe Таганрог началось выступленiе большевиков, состоявших из проникших в город частей красной армiи Сиверса…

20 января юнкера заключили перемирiе и сдались большевикам с условiем безпрепятственнаго выпуска их из города, однако, это условiе большевиками соблюдено не было и с этого дня началось проявленiе „исключительной по своей жестокости“ расправы с сдавшимися.

Офицеров, юнкеров и вообще всeх, выступавших с ними и сочувствовавших им, большевики ловили по городу и или тут же на улицах разстрeливали, или отправляли на один из заводов, гдe их ожидала та же участь.

Цeлые дни и ночи по городу производились повальные обыски, искали вездe, гдe только могли, так называемых „контр-революцiонеров“.

Не были пощажены раненые и больные. Большевики врывались в лазареты и, найдя там раненаго офицера или юнкера, выволакивали его на улицу и зачастую тут же разстрeливали его. Но смерти противника им было мало. Над умирающими и трупами еще всячески глумились…

Ужасной смертью погиб штабс-капитан, адъютант начальника школы прапорщиков: его, тяжело раненаго, большевицкiя сестры милосердiя взяли за руки и за ноги и, раскачав, ударили головой о каменную стeну.

Большинство арестованных „контр-революцiонеров“ отвозилось на металлургическiй, кожевенный и, главным образом, Балтiйскiй завод. Там они убивались, при чем большевиками была проявлена такая жестокость, которая возмущала даже сочувствовавших им рабочих, заявивших им по этому поводу протест.

На металлургическом заводe красногвардейцы бросили в пылающую доменную печь до 50 человeк юнкеров и офицеров, предварительно связав им ноги и руки в полусогнутом положенiи. Впослeдствiи остатки этих несчастных были найдены в шлаковых отбросах на заводe.

Около перечисленных заводов производились массовые разстрeлы и убiйства арестованных, при чем тeла нeкоторых из них обезображивались до неузнаваемости.

Убитых оставляли подолгу валяться на мeстe разстрeла и не позволяли родственникам убирать тeла своих близких, оставляя их на съeденiе собакам и свиньям, которыя таскали их по степи.

По изгнанiи большевиков из Таганрогскаго округа, полицiей в присутствiи лиц прокурорскаго надзора, с 10 по 22 мая 1918 г. было совершено вырытiе трупов погибших, при чем был произведен медико-полицейскiй осмотр и освидeтельствованiе трупов, о чем были составлены соотвeтствующiе протоколы…

Допрошенное при производствe разслeдованiя в качествe свидeтеля лицо, наблюдавшее за разрытiем означенных могил, показало, что ему воочiю при этом раскрытiи пришлось убeдиться, что жертвы большевицкаго террора перед смертью подвергались мучительным страданiям, а самый способ лишенiя жизни отличается чрезмeрной, ничeм не оправдываемой жестокостью, свидeтельствующей о том, до чего может дойти классовая ненависть и озвeренiе человeка.

На многих трупах, кромe обычных огнестрeльных раненiй, имeлись колотыя и рубленныя раны прижизненнаго происхожденiя, зачастую в большом количествe и разных частях тeла; иногда эти раны свидeтельствовали о сплошной рубкe всего тeла; головы у многих, если не большинства, были совершенно разможжены и превращены в безформенныя массы с совершенной потерей очертанiй лица; были трупы с отрубленными конечностями и ушами; на нeкоторых же имeлись хирургическiя повязки — ясное доказательство захвата их в больницах и госпиталях».

Нeт разницы в описанiях нашествiя большевиков и их расправ в мартe-апрeлe 1918 г. в любой станицe Области Войска Донского и Кубанской Области. Нeт станицы, гдe не было бы жертв, и ст. Ладыженская, гдe зарублено было 74 офицера и 3 женщины вовсе не исключенiе. В Екатеринодарe рубят раненых топорами, выкалывают глаза, отрубают головы; также звeрски убивают 43 офицера в Новочеркасскe. Расправы вызывают возстанiя, за которыми слeдуют в таких же формах подавленiя. «Исторiя казачьих возстанiй — замeчает в своих „Очерках Русской Смуты“^[184] ген. Деникин — трагична и однообразна»: в iюнe возстало нeсколько станиц Лабинскаго отдeла — кромe павших в бою казнено было 770 казаков. И дeйствительно потрясающiя сцены безчеловeчной расправы можно было бы приводить десятками…

Та же картина наблюдалась и в различных городах Крыма, — в Севастополe, Ялтe, Алуштe, Симферополe, Феодосiи. Об одной «Варфоломeевской ночи» в Евпаторiи говорит дeло № 56. В Евпаторiи красныя войска появились 14 января. Начались массовые аресты офицеров, лиц зажиточнаго класса и тeх, на кого указывали, как на контр-революцiонеров. За 3–4 дня было в маленьком городe арестовано свыше 800 человeк.

«Казни происходили так: лиц, приговоренных к разстрeлу, выводили на верхнюю палубу и там, послe издeвательств, пристрeливали, a затeм бросали за борт в воду». (Казни происходили на суднe «Румынiя»). «Бросали массами и живых, но в этом случаe жертвe отводили назад руки и связывали их веревками у локтей и у кистей, помимо этого связывали и ноги в нeскольких мeстах, а иногда оттягивали голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам. К ногам привязывались „колесники“». «Всe арестованные офицера (всего 46) со связанными руками были выстроены на борту транспорта» — добавляет другой повeствователь^[185] — «один из матросов ногой сбрасывал их в море, гдe они утонули. Эта звeрская расправа была видна с берега, там стояли родственники, дeти, жены… Все это плакало, кричало, молило, но матросы только смeялись. Ужаснeе всeх погиб шт. ротм. Новацкiй, котораго матросы считали душой возстанiя в Евпаторiи. Его, уже сильно раненаго, привели в чувство, перевязали и тогда бросили в топку транспорта».

Казни происходили и на транспортe «Трувор», при чем, по словам очевидца, слeдующим образом: перед казнью, по распоряженiю судебной комиссiи, к открытому люку подходили матросы и по фамилiи вызывали на палубу жертву. Вызваннаго под конвоем проводили через всю палубу мимо цeлаго ряда вооруженных красноармейцев и вели на так называемое «лобное мeсто» (мeсто казни). Тут жертву окружали со всeх сторон вооруженные матросы, снимали с жертвы верхнее платье, связывали веревками руки и ноги и в одном нижнем бeльe укладывали на палубу, а затeм отрeзывали уши, нос, губы, половой член, а иногда и руки и в таком видe жертву бросали в воду. Послe этого палубу смывали водой и таким образом удаляли слeды крови. Казни продолжались цeлую ночь и на каждую казнь уходило 15–20 минут. Во время казней с палубы в трюм доносились неистовые крики и для того, чтобы их заглушить, транспорт «Трувор» пускал в ход машины и как бы уходил от берегов Евпаторiи в море. За три дня 15, 16 и 17 января на транспортe «Трувор» и на гидро-крейсерe «Румынiя» было убито и утоплено не менeе 300 человeк.^[186]

Матрос Куликов говорил на одном из митингов, что «собственноручно бросил в море за борт 60 человeк».

В ночь на 1 марта из города исчезло человeк 30–40. Их увели за 5 верст от города, гдe и разстрeляли на берегу моря. «Было установлено, что перед разстрeлом жертв выстраивали неподалеку от вырытой ямы и стрeляли в них залпами разрывными пулями, кололи штыками и рубили шашками. Зачастую разстрeливаемый оказывался только раненым и падал, теряя сознанiе, но их также сваливали в одну общую яму с убитыми и, несмотря на то, что они проявляли признаки жизни, засыпали землей. Был даже случай, когда при подталкиванiи одного за ноги к общей ямe, он вскочил и побeжал, но свалился заново, саженях в 20, сраженный новой пулей».

«В Крыму воцарился большевизм в самой жестокой разбойничье-кровожадной формe, основанный на диком произволe мeстных властей», — пишет Кришевскiй в своих воспоминанiях. «Во всeх городах лилась кровь, свирeпствовали банды матросов, шел повальный грабеж, словом создалась та совершенно кошмарная обстановка потока и разграбленiя, когда обыватель стал объектом перманентнаго грабежа». Он повeствует о разстрeлах в Ялтe (80 офицеров), Феодосiи (60), Симферополe (100 офицеров и 60 граждан, убитых на дворe тюрьмы) и т. д. «В Севастополe тогда же, это было в февралe — говорит автор — произошла вторая рeзня офицеров, но на этот раз она была отлично организована, убивали по плану и уже не только морских, но вообще всeх офицеров и цeлый ряд уважаемых граждан города, всего около 800 человeк». Убивали также звeрски — выкаливали глаза…

В Крыму сотнями гибли и представители татарскаго населенiя, противодeйствовавшаго большевикам.

Учесть невозможно количество жертв, — говорит разслeдованiе о дeятельности большевиков в Ставрополe с 1 января по 1 iюня 1918 года. Людей убивали без суда и слeдствiя, по устным распоряженiям комендантов и начальников красноармейских частей (матерiалы насчитывают 96 погибших извeстных горожан). Воспоминанiя о Ставропольской губ. быв. прокурора Временнаго Правительства В. М. Краснова, налечатанныя в «Архивe революцiи», I. В. Гессена, подтверждают эти разслeдованiя. Он разсказывает о надруганiи над калмыцкими женщинами, о дeтях с «отрeзанными ушами», об истязанiи изнасилованных гимназисток в гимназiи с. Петровскаго.^[187]

В матерiалах Деникинской комиссiи перед нами проходят послeдовательно города: Харьков, Полтава и др. И повсюду «трупы с отрубленными руками и разможженными костями и оторванными головами», «с переломленными челюстями, с отрeзанными половыми органами». И повсюду могилы дают десятки таких трупов: в Кобелях — 69, в другом уeздном городe — 20, в третьем, в Харьковe 18 семидесятилeтних монахов. Вот труп 75 лeтняго арх. Родiона, с котораго в Харьковe сняли скальп…

В дни гражданской войны на югe большевики приходят и уходят. Вновь приходят… и эти вторичные приходы подчас еще ужаснeе первых наступленiй. Разыгрывается уже не стихiя, а организованная, безсмысленная месть. Возьмем описанiе хотя бы нeкоторых моментов в тeх кровавых событiях, послeдних в Кубанской области в 1918 г., которыя происходили в Армавирe. Они характерны тeм, что здeсь месть касалась уже не русских. «В iюлe — говорит нам описанiе Деникинской комиссiи — Армавир был взят дивизiей генерала Боровскаго. Войска были встрeчены армянским населенiем хлeбом с солью; похороны офицеров, убитых под Армавиром, армяне приняли на свой счет. Когда ген. Боровскiй по стратегическим соображенiям оставил город, туда вновь возвратились большевики. Начались массовыя казни. Прежде всего изрублено было болeе 400 армян бeженцев из Персiи, Турцiи, ютившихся у полотна желeзной дороги, изрублены были тут женщины и дeти. Затeм казни перенеслись в город. Заколото штыками, изрублено шашками и разстрeлено из ружей и пулеметов болeе 500 мирных армавирских жителей. Убивали на улицах, в домах, на площадях, выводя смертников партiями»… «Изрубив персидскаго консульскаго агента Ибдала Бока, красные ворвались во двор, гдe искали прiюта и защиты 310 персидских подданных. Всeх их разстрeляли там из пулеметов»…

Возьмем описанiе таких же дней в Ростовe на Дону из другого источника, из замeчательной книги соцiал-демократа А. Локермана «74 дня совeтской власти», вышедшей еще в 1918 г. в Ростовe. Здeсь отмeчаются тe же массовые разстрeлы, в том числe раненых по госпиталям. «В штабe (Сиверса) арестованных раздeвали; иных оставляли в сапогах и брюках, которые стаскивали уже послe разстрeла, других оставляли только в кальсонах. В 20-м вeкe, среди бeлаго дня, по улицe большого города гнали зимой по снeгу голых и босых людей, одeтых только в кальсоны, и подогнав к церковной оградe, давали залпы… Многiе крестились, и пули поражали их в момент молитвы. Буржуазные предразсудки, в родe завязыванiя глаз, приглашенiя духовнаго лица и т. п., конечно, не соблюдались».

Разстрeливались всe подростки 14–16 лeт, записавшiеся в добровольческую армiю, среди них цeлый ряд гимназистов и семинаристов.

«Штаб Сиверса категорически заявил, что всe участники добровольческой армiи и лица, записавшiяся в нее, без различiя степени участiя и возраста их, (курсив автора) будут разстрeлены без суда» (23).

Много случаев разстрeла людей, выходивших послe 9 часов вечера — патрули заводили их в глухое мeсто и разстрeливали. Разстрeливали «у стeны ипподрома, на глазах у публики», разстрeливали днем на набережной. Часто трупы разстрeленных «изуродовались до неузнаваемости» (49). Казни и расправы производились под лозунгом «Смерть буржуазiи», «смерть капиталистам» (51), список же павших, ничего общаго с капиталистами не имeющих, безконечен. «В числe погибших громадный процент составляют учащiеся средних и высших учебных заведенiй и представители интеллигентных профессiй, и первые моменты казалось, что происходит избiенiе интеллигенцiи». Но это ошибочно, «подавляющее число погибших — это случайныя лица из всeх слоев населенiя, преимущественно из простонародья» (51).

Перед уходом большевики снова совершили ряд «отвратительных жестокостей» (92).

Отступленiе не менeе жестоко, чeм наступленiе. В концe 1918 г. оставляется большевиками гор. Сарапуль: в виду затрудненiй, какiя представляла эвакуацiя мeстной тюрьмы, рeшили ее «очистить путем разстрeла всeх заключенных».^[188]

«Один из их (большевицких) вождей публично заявил, что, если им придется покинуть город, они перерeжут 1000 жителей» — доносит Эльстон Керзону 11 февраля 1919 г.^[189]

В «Бeлой книгe» можно найти немало матерiала для характеристики форм, в которыя выливалась гражданская война на сeверо-востокe Россiи в 1918–1919 гг.

«Обычно жертвы разстрeливались, но часто еще топились или рубились шашками. Избiенiя группами в 30, 40 и 60 человeк имeли мeсто, напримeр, в Перми и Кунгурe» — сообщает Элiот Керзону в мартe 1919 г.

«Убiйству часто предшествовали безчеловeчныя пытки. Перед разстрeлом рабочих в Омскe их подвергли поркe и избiенiю прикладами и желeзными палками с цeлью добиться от них показанiй. Часто жертвы принуждались рыть себe сами могилу. Иногда палачи ставили их лицом к стeнe и начинали сзади стрeлять из револьверов мимо их ушей, убивая их значительно позже. Оставшiеся в живых свидeтельствуют об этом.

В числe жертв были молодыя дeвушки, старухи и беременныя женщины»… (132).

«В Благовeщенскe — пишет Нокс в военное министерство — были найдены офицеры и солдаты отряда Торболова с грамофонными иглами под ногтями, с вырванными глазами, со слeдами от гвоздей на плечах, на мeстe эполет. Их тeла превратились в какiя-то замерзшiя статуи; их вид был ужасен. Убили их большевики в Мещановой, а потом увезли трупы в Благовeщенск»…^[190] (129).

Вот сообщенiе Эльстона Бальфуру 18-го января 1919 г., передающее со слов теперешняго чешскаго министра иностранных дeл по русским дeлам заслуживающiе особаго вниманiя факты о событiях в Кiевe.

…«Даже турецкiя звeрства в Арменiи не могут сравниться с тeм, что теперь дeлают большевики в Россiи… Во время боев в Уссурiйском районe в iюлe 1918 г. д-р Т. нашел на полe сраженiя ужасно изуродованные трупы чешских солдат.

У них были отрeзаны половые органы, вскрыты черепа, изрублены лица, вырваны глаза и вырeзаны языки…

Мeстные представители чешскаго нацiональнаго Совeта, д-р Гирса и его помощник, говорят, что больше года тому назад сотни офицеров были разстрeлены в Кiевe при взятiи его большевиками…

В сильнeйшiй холод их увели с квартир, раздeли до гола, оставив им однe шапки и впихнули в повозки и автомобили. На морозe, выстроенные в ряд, они часами ждали, когда и как, по одиночкe или группами, большевицким солдатам заблагоразсудится их разстрeлять.

Д-р Гирса был в это время хирургом при 12-ой городской больницe. Больница была переполнена больными, вслeдствiи жестокостей над интеллигенцiей и офицерами в Кiевe. Офицеров, даже смертельно раненых, приходилось прятать в шкапы, чтобы явившiеся за ними большевики, выводя на улицу, тут же не разстрeляли их.

Многих тяжело раненых вытаскивали из больниц и безжалостно убивали.

Большевики выгоняли на улицу и разстрeливали людей с раненiями живота, с переломами членов и другими тяжелыми раненiями. Он помнит, как видeл, что собаки на улицах eли (трупы) офицеров. Жена помощника д-ра Гирсы видeла автомобиль, наполненный замороженными трупами офицеров, которые везли по улицам за город, на пустырь…

Людей выгоняли из их домов, ночью освобождали больничныя койки, безпощадно убивали тяжело раненых; мужчин разстрeливали без снисхожденiя и суда»… (80–81).^[191]

Тот же Эльстон пишет Бальфуру 14-го января 1919 г.:

…«Число звeрски убитых в уральских городах неповинных граждан достигает нeскольких сот.

Офицерам, захваченным тут большевиками, эполеты прибивались гвоздями к плечам; молодыя дeвушки насиловались; штатскiе были найдены с выколотыми глазами, другiе — без носов; двадцать пять священников были разстрeлены в Перми, а епископ Андроник заживо зарыт. Мнe обeщали дать общiй итог убитых и другiя подробности, когда онe будут собраны» (78).

В разных мeстах разныя категорiи свидeтельств таким образом рисуют нам однотонныя по ужасам картины. Эстонiя, Латвiя, Азербейджан — вездe, гдe только шла гражданская война, не представляют в данном случаe исключенiя. О кровавых банях в Валкe, Дерптe, в Везенбергe и т. д. 1918–1919 гг., говорят нам: «Das wahre Gesicht des Bolschewismus!» (Tatsachen, Berichte, Bilder aus den Baltischen Provinzen. November 1918 — Februar 1919). «Unter der Herrschaft des Bolschewismus.» (Gesammelt von Erich Khrer, Pressebeirat der deutschen Gesandschaft bei den Regierungen Lettlands und Estlands) и ряд аналогичных работ, вышедших на нeмецком языкe. Много матерiала о Балтикe заключается в донесенiях, помeщенных в «Бeлой Книгe»; здeсь разсказывается о сотнях с выколотыми глазами и т. д., и т. д.

Автор воспоминанiй о революцiи в Закавказьe^[192] говорит о 40.000 мусульман, погибших от руки большевиков при возстанiи в Елисаветполe в 1920 г. и т. д.

Чтобы понять всю совокупность явленiя, именуемаго «красным террором», нельзя пройти мимо этих фактов, происходивших непосредственно на территорiи гражданской войны. И даже не в момент боя, не в момент столкновенiя, когда разгораются звeриныя страсти человeческой натуры. Нельзя ограничиться отпиской, что все это «эксцессы», при чем эксцессы китайцев или интернацiональных батальонов, отличавшихся исключительной жестокостью по отзыву всeх рeшительно свидeтельств. Интернацiональный полк в Харьковe — говорит л. с.-р. Вершинин — творил «такiя жестокости, перед чeм блeднeет многое, что принято называть ужасом».^[193]

Это не «эксцессы», потому что и здeсь жестокость возведена в систему, т. е. в дeйствiе планомeрное. Тот же Лацис 23-го авг. 18 г., т. е. до покушенiя на Ленина, в «Извeстiях» формулировал новые законы гражданской войны, которые должны замeнить «установившiеся обычаи» войны, выраженные в разных конвенцiях, по которым плeнные не разстрeливаются и пр. Все это только «смeшно»: «Вырeзать всeх раненых в боях против тебя — вот закон гражданской войны».

Большевики не только разнуздывали стихiю, но и направляли ее в опредeленное русло своей систематической демагогiей. Мартовскiя событiя 1918 г. на Кубани происходят под флагом резолюцiй коммунистической партiи в Пятигорскe: «Да здравствует красный террор!» По истинe эпическую сцену рисует нам один из участников гражданской войны на югe со стороны большевиков: в одном мeстe казаки под стогом сeна разстрeливают пойманных офицеров. «Это меня обрадовало, значит не игра впустую, а война гражданская. Я подъeхал к ним и поздоровался. Казаки узнали меня и прокричали „ура“. Один из станичников сказал: „Когда у нас есть красные офицера, нам не нужны бeлые и вот мы, товарищ, здeсь их добиваем“. — „Ладно, ребята, дeлайте; помните, товарищи, что, только когда их не станет, у нас будет дeйствительная свобода“».^[194]

V. «Классовый террор»

«Пролетарiи помните, что жестокость — остаток рабства потому, что она свидeтельствует о присущем в нас самих варварствe»… Жорес.

Цитированные нами матерiалы из «Бeлой Книги» разсказывали уже факты, относящiеся к подавленiю крестьянских возстанiй, которыя вспыхивали на территорiи, куда приходила большевицкая власть. Эти матерiалы говорят нам о таких же усмиренiях рабочих волненiй.

«С рабочими, оказывавшими большевикам сопротивленiе, обходились так же, как с крестьянами» доносит Элiот Керзону 5-го марта 1919 г.^[195] «Сто рабочих было разстрeлено в Мотовиловкe близь Перми в декабрe 1918 г. за протест против поведенiя большевиков».

Но не только в англiйских донесенiях мы найдем безконечное количество аналогичных фактов. Этих сообщенiй бездна и в русской печати, да и в оффицiальных органах совeтской власти. И внутри самой совeтской Россiи можно зарегистрировать длинный список крестьянских возстанiй на почвe протеста против деспотическаго режима большевиков, против отобранiя хлeба в связи с налогом и т. д. Всe они кровавым путем подавлялись.

Исторiя Россiи, в которой крестьянскiя волненiя занимали всегда не послeднее мeсто, никогда не видала таких усмиренiй, которыя практиковала совeтская власть. Ничего подобнаго не было даже при крeпостном правe, ибо при усовершенствованной техникe против возставших пускаются в ход броневики, пулеметы и удушливые газы.

У меня лично был собран огромный матерiал в этой области за 1918–1919 гг., но, к сожалeнiю, он пропал в Москвe во время одного из многочисленных обысков.

Вот один красочный документ, подводящiй как бы итоги того, что дeлалось в Тамбовской губернiи. Это было до так называемаго антоновскаго возстанiя, охватившаго огромный район и явившагося скорeе отвeтом на то, что дeлали большевики во имя «классоваго террора» с деревней. Документ относится к концу 1919 года. Это — записка, поданная в Совeт Народных Комиссаров группой соцiалистов-революцiонеров. Дeло идет о подавленiи «безпорядков» в ноябрe 1919 г. Поводы для возстанiя были разные: мобилизацiя, реквизицiя скота, учет церковнаго имущества и т. д. Вспыхнув в одной, они быстро, как зараза, распространились по другим волостям и, наконец, охватили цeлые уeзды. «Совeтская власть двинула на мeста десятки карательных отрядов, и вот весьма краткiй перечень фактов из их кровавой дeятельности, перед которыми блeднeют ужасы, творимые когда-то в тeх же мeстах царским опричником Луженовским: В Спасском уeздe, во всeх волостях, гдe только появлялись карательные отряды, шла самая безобразная, безразборная порка крестьян. По селам много разстрeленных. На площади города Спасска публично, при обязательном присутствiи граждан-односельчан, было разстрeлено десять крестьян вмeстe со священником, при чем телeги для уборки трупов должны были предоставить граждане-односельчане. Разстрeленных за Спасской тюрьмой 30 человeк заставили перед смертью вырыть себe одну общую могилу. В Кирсановском уeздe усмирители в своей безумной жестокости дошли до того, что запирали на нeсколько дней арестованных в один хлeв с голодным экономическим хряком; подвергшiеся таким пыткам сходили с ума. Предсeдатель Нащекинскаго Комитета Бeдноты продолжал разстрeливать самолично уже послe отъeзда карательнаго отряда. В Mоршанском уeздe сотни разстрeленных и тысячи пострадавших. Нeкоторыя села, как, напримeр, Ракша, почти уничтожены орудiйными снарядами. Имущество крестьян не только разграблялось „коммунистами“ и армейцами, но и сжигалось вмeстe с запасами сeмян и хлeба. Особенно пострадал Пичаевскiй район, гдe сжигали десятый двор, при чем женщины и дeти выгонялись в лeс. Село Перкино участiя в возстанiи не принимало, однако там в это же время переизбрали совeт. Отряд из Тамбова весь новый состав совeта разстрeлял. Из Островской волости в Моршанскую тюрьму доставлено 15 крестьян совершенно изувeченных усмирителями. В этой же тюрьмe содержится женщина, у которой выдраны волосы на головe. Случаи насилiя над женщинами надо считать десятками. На кладбищe города Моршанска израненые армейцами 8 крестьян (Марков, Сучков, Костяев, Кузьмин и др.) были полуживыми зарыты в могилу. Особенно отличились по Моршанскому уeзду слeдующiе усмирители: начальник отряда — Чуфирин — „коммунист“, Чумикин (бывш. уголовный), Парфенов (освобожденный из ссылки по ходатайству на Выс. имя), Соколов, бывшiй фельдфебель и ряд других. В Тамбовском уeздe многiя села почти уничтожены пожаром и орудiйными снарядами. Масса разстрeленных. Особенно пострадали села: Пахотный Угол, Знаменка, Карiан, Бондари, Лаврово, Покровское-Марфино и др. В Бондарях разстрeлен весь причт за то, что по требованiю крестьян отслужил молебен послe сверженiя мeстнаго совeта.^[196] В Карiанe вмeстe с другими арестованными по дeлу возстанiя был разстрeлен член 1-ой Государственной Думы О. К. Бочаров. С какой вдумчивостью и серьезностью отнеслась губернская власть к усмиренiю можно видeть из того, что во главe одного отряда стоял 16-лeтнiй мальчишка Лебскiй, a Предсeдателем Районной Чрезвычайной Комиссiи Тамбовскаго уeзда состоял и до сих пор состоит А. С. Клинков, бывшiй крупный купец с. Токаревки, злостный банкрот, до октябрьской революцiи занимавшiйся спекуляцiей, круглый невeжда, взяточник и пьяница. В его руках находилась жизнь арестованных и он разстрeливал направо и налeво. Кромe „спецiальных“ карательных отрядов практиковалась также посылка на боевое крещенiе коммунистических ячеек и эти хулиганскiя банды устраивали по селам настоящiя оргiи — пьянствовали, занимались грабежом и поджогами, претворяя таким образом великiй принцип „Братства, Равенства и Свободы“ в ужас татарскаго нашествiя. Необходимо также отмeтить кровавую работу латышских отрядов, оставивших послe себя долгую кошмарную память. В настоящее время тюрьмы и подвалы чрезвычаек переполнены. Число арестованных по губернiи нужно считать тысячами. Вслeдствiе голода и холода среди них развиваются всякiя болeзни. Участь большей половины арестованных ясна — они будут разстрeлены, если у власти останутся тe же комиссары и чрезвычайныя комиссiи».

Возстанiя — свидeтельствует записка — были также в Козловском, Усманском и Борисоглeбском и остальных уeздах Тамбовской губернiи, при чем относительно усмиренiя Шацкаго уeзда очевидцы говорят, что он буквально залит кровью.^[197]

Крестьянскiя возстанiя в своем развитiи легко переходили за предeлы возстанiй только деревенских и захватывали города. В берлинской газетe «Руль» было помeщено как то чрезвычайно красочное описанiе одной очевидицы возстанiя крестьян в г. Петропавловскe. Крестьяне именуются здeсь «бeлыми», но это было подлинное народное движенiе. Заимствуем из него конец:

«Со вступленiем „красных“ начался „красный террор“; начались массовые аресты и разстрeлы без разслeдованiй; появились на столбах объявленiя, гласящiя: „…в случаe еще одного нашествiя бeлых банд, город будет до основанiя разрушен „красной“ артиллерiей“.

„Со слов вернувшагося из плeна „бeлых“ знакомаго врача, можно было заключить, что „красный террор“ в деревнe был ужаснeе, чeм в городe: дома всe были разграблены, скотина уведена, нeкоторыя семьи цeликом были вырeзаны, не жалeли даже стариков, женщин и дeтей. В нeкоторых домах оставались только старики и маленькiя дeти: мужчины и женщины всe ушли с „бeлыми“. По дорогам и в деревнях валялись изуродованные до неузнаваемости трупы крестьян, служившiе „для назиданiя“ другим, эти трупы строго запрещено было убирать и хоронить.

Крестьяне в свою очередь тоже безпощадно расправлялись с коммунистами. В Петропавловском Народном домe в концe февраля, в мартe, апрeлe и далeе в маe мeсяцe можно было видeть длинные ряды изуродованных трупов коммунистов, несмотря на то, что еженедeльно, каждое воскресенье, их хоронили человeк по 50–60 — торжественно с музыкой. А на рынкe в „мясных (бывших, конечно) рядах“ лежали (тоже для назиданiя) изуродованные трупы заложников, с которыми коммунисты покончили, как только укрeпились в городe. Тут были трупы бывшаго городскаго головы, его замeстителя, мирового судьи и многих других видных городских дeятелей и торговцев. А сколько человeк было разстрeлено во дворe Политотдeла (Чрезвычайки) и кто именно — неизвeстно, но не один мeсяц ежедневно в любое время дня и ночи там раздавались выстрeлы. Кромe того было много случаев, что арестованных зарубливали шашками, и жители слышали только отчаянные крики умиравших. Казнили и архiерея с нeсколькими священниками из мeстнаго собора. Их обвиняли, будто они колокольным звоном встрeчали „бeлых“ при их приходe в Петропавловск, но коммунисты не приняли во вниманiе того, что „бeлые“ пришли ровно в 4 часа дня, когда, как всегда, заблаговeстили к вечернe. Труп архiерея долгое время лежал (для назиданiя) на площади, на пути к вокзалу.

На вокзалe находился „главный штаб войск Восточной Сибири“, которому приписывают, что он разстрeлял всeх заключенных в тюрьмe, которые сидeли до прихода „бeлых“, арестованные за малeйшiя провинности сроком на нeсколько недeль или мeсяцев.

Я покинула Петропавловск 10-го мая. В городe все было спокойно, если не считать громаднаго количества красноармейцев, какого никогда не бывало. В уeздe же возстанiе все еще не было подавлено, все еще приводили из деревень массы арестованных крестьян, и все еще с музыкой хоронили по праздникам изуродованных коммунистов“».

Ожесточенiе крестьян дeйствительно доходило до таких предeлов, что я знаю факт, когда под самой Москвой в Можайском уeздe крестьяне пойманнаго комиссара распиливали деревянной пилой.

Вышедшiй в январe 1919 г. № 1 «Бюллетень лeв. с.-р.», констатирует нам массовые крестьянскiе разстрeлы в рядe губернiй в перiод конца 1918 г. Напр… в Епифанском уeздe Тульской губ. разстрeляно — 150, в Медынском уeздe Калужской губ. — 170, в Пронском уeздe Рязанской губ. — 300, в Касимовском — 150, в Спасском — также сотни, в Тверской губ. — 200, в Велижском уeздe Смоленской губ. — 600 и т. д.

В iюлe 1919 г. происходит «возстанiе» в деревнях в окружности Кронштадта. Имeем точное свидeтельство: в одном селe разстрeлено 170, в другом 130; разстрeливали по просту через третьяго.

Во время Колыванскаго возстанiя крестьян в 1920 г. в Томской губ.^[198] было разстрeлено болeе 5000 человeк. Аналогичное возстанiе в Уфимской губ., по словам лeв. с.-р., было подавлено с такой жестокостью, что по «оффицiальным данным разстрeлено было 10 тысяч крестьян, а по неоффицiальным — 25 и больше».^[199] Разстрeливают сотнями крестьян в Валковском уeздe Харьковской губ. — пишет корреспондент издававшагося в Москвe нелегально л. с.-р. «Знамя Труда». В одном селe он насчитывает разстрeленных 140.^[200] A вот описанiе борьбы с повстанческим движенiем в Бeлоруссiи в 1921 г. Это также страницы из исторiи гражданской войны, возникшей исключительно на почвe собиранiя продовольственных налогов. Противодeйствiе вызывает жестокую отместку.

Так почти вся Лясковическая волость Бобруйскаго уeзда сожжена большевиками до тла. Арестованных отправляют в Вологодскую губ. или в голодныя мeста, имущество их конфискуется, берутся десятками заложники в округах, гдe появляются партизаны. В уeздe оперирует карательный отряд нeкоего Стока — он пытает допрашиваемых, зажимая пальцы рук дверями и т. д.^[201]

Приведу еще один лишь документ, относящiйся уже к подавленiю возстанiя, возглавляемаго Антоновым и вышедшаго далеко за предeлы Тамбовской губ. Документ издан от «полномочной комиссiи ВЦИК» 11-го iюня 1921 г.^[202]

«1. Граждан, отказывающихся назвать свое имя, разстрeливают на мeстe, без суда.

2. Селянам, у которых скрывается оружiе, объявлять приговор о взятiи заложников и разстрeливать таковых, в случаe несдачи оружiя.

3. Семья, в дому которой укрылся бандит (т. е… возставшiй крестьянин) подлежит аресту и высылкe из губернiи, имущество ея конфискуется, старшiй работник в этой семьe разстрeливается на мeстe без суда.

4. Семьи, укрывающiя членов семьи или имущество бандитов, разсматривать, как бандитскiя, и старшаго работника этой семьи разстрeливать на мeстe без суда.

5. В случаe бeгства семьи бандита, имущество таковой распредeлять между вeрными совeтской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать.

6. Настоящiй приказ проводить в жизнь сурово и безпощадно».

Кровью, дeйствительно, оказались залитыми Тамбовская и сосeднiя губернiи. Не преувеличивая л. с.-р. Ган мог на судe перед Революцiонным Трибуналом сказать:^[203] «Сотни крестьян разстрeлены выeздными сессiями ревтрибуналов и губчека; тысячи пали базоружными под пулеметами курсантов и красноармейцев и десятки тысяч сосланы в сeверныя губернiи с семьями, а имущество их сожжено и разграблено.^[204] Подобныя картины по имeющимся у партiи л. с.-р. данным могут быть нарисованы по цeлому ряду губернiй: Самарская, Казанская, Саратовская». И эти свeдeнiя идут отовсюду: в Бузулукe в 1920 г. разстрeлены 4000 повстанцев, в Чистополe — 600,^[205] в Елатьмe — 300, при чем эти «триста» должны были вырыть себe предварительно могилу.^[206] Все это касается только центра или вeрнeе Великороссiи. А Украина? Сибирь?…

Практикуются и массовые фиктивные разстрeлы с инсценировкой раздeванiя, рытья могил, традицiоннаго «пли», выстрeлов над головой — о чем разсказывает в своей книгe С. С. Маслов.^[207] Эту утонченность при подавленiи «возстанiй» надо особо подчеркнуть: вeдь здeсь дeйствует власть, говорящая о великом будущем коммунизма и так часто живописующая звeрства «бeлых». В Арской волости Казанскаго уeзда — свидeтельствует все тот же № 1 Бюллетня лeв. с.-р. — ставили подряд 30 крестьян и рубили головы шашками…

А порки? Онe производятся — утверждает орган лeв. с.-р. — повсюду. «Сeкут розгами, шомполами, палками и нагайками»…

«Бьют кулаками, прикладами, револьверами».

И идет длинное перечисленiе губернiй, гдe зарегистрированы тeлесныя наказанiя.

Оффицiально можно говорить, что в Россiи розги не примeняются, ибо тeлесное наказанiе явленiе позорное там, гдe власть принадлежит «рабочим и крестьянам». В дeйствительности иное. И. З. Штейнберг в своей книгe^[208] собрал недурной букет сообщенiй о совeтских держимордах первоначальнаго перiода большевицкаго властвованiя. Что особенно важно — эти свeдeнiя почерпнуты из самой большевицкой печати — «Правда» и «Извeстiя». «Держиморды под Совeтским флагом» — так была озаглавлена даже статья в «Правдe»,^[209] повeствующая о том, как Николаевская (Вологодской губ.) Ч. К. выколачивала «излишки» хлeба из населенiя и усмиряла возстанiе «кулаков»: «Чрезвычайка запирала крестьян массами в холодный амбар, раздeвала догола и избивала шомполами». В Вольском уeздe Витебской губ. крестьян порют по постановленiю Исполкома. В с. Урени Костромской губ. мужикам приходилось надeвать по пяти и болeе рубах для того, чтобы не ощущать порки, но и это мало помогало, так как плети были свиты из проволок, и случалось, что послe порки рубахи врeзались в тeло и засыхали, так что приходилось отмачивать их теплой водой.

«Ставили нас рядом — добавляет одно частное сообщенiе, цитированное Спиридоновой в письмe к Ц. К. большевиков — цeлую одну треть волости шеренгой и в присутствiи тeх двух третей лупили кулаками справа налeво, а лишь кто дeлал попытку улизнуть, того принимали в плети» (дeло касается дeйствiй реквизицiоннаго отряда).

В Ветлужском и Варнавинском уeздах Костромской губ. начальство, прieхав в деревню, «цeликом ставило сход на колeни, чтобы крестьяне почувствовали почтенiе к совeтской власти».

«Всыпьте им, пусть помнят совeтскую власть»…

Что же удивительнаго, если «под словом коммунист», как признает сама «Правда», «именуют всeх хулиганов, лодырей и шарлатанов». «Над нами издeваются, как над безсмысленным скотом»… Чтобы понять террор в деревнe, террор реквизицiонных отрядов, террор так называемых «комитетов деревенской бeдноты» — хулиганов, сдeлавшихся вооруженными диктаторами, дeйствительно надо вникнуть в современную бытовую обстановку.

«В старое время — говорят в Макарьевe — становые на мужиках eздили, а теперь коммунисты катаются». Это тоже из «Правды». Прieзжает продовольственный отряд в одно село в Хвалынском уeздe Саратовской губ. Собирает мужиков ночью, приказывает истопить баню и привести «самых красивых дeвушек молодых»… А вот приказ продовольственнаго комиссара комбeду: «объявите вашим гражданам, что я им даю сроку три дня свезти десять тысяч пудов хлeба… За неисполненiе такового будут мною поголовно разстрeливаться, ибо мною уже сегодня в ночь разстрeлен один мерзавец в д. Варваринкe. Уполномоченным (таким-то) дается право при неисполненiи разстрeливать, в особенности подлую волость такую то».^[210]

Разстрeл и порка — вот по истинe символ «переходной эпохи» к соцiализму. Что тут говорить о «бeлых». Никто не перещеголяет большевиков в их кровавом угарe.

Найдем ли мы в жизни и в литературe описанiе, аналогичное тому, которое приводит Штейнберг о происшествiи в Шацком уeздe Тамбовской губ. Есть там почитаемая народом Вышинская икона Божьей Матери. В деревнe свирeпствовала испанка. Устроили молебствiе и крестный ход, за что мeстной Ч. К. были арестованы священники и сама икона… Крестьяне узнали о глумленiи, произведенном в Ч. К. над иконой: «плевали, шваркали по полу», и пошли «стeной выручать Божью Матерь». Шли бабы, старики, ребятишки. По ним Ч. К. открыла огонь из пулеметов. «Пулемет косит по рядам, а они идут, ничего не видят, по трупам, по раненым, лeзут на пролом, глаза страшные, матери дeтей вперед; кричат: Матушка, Заступница, спаси, помилуй, всe за тебя ляжем»…

Для того чтобы подвести итоги слeдовало бы сказать еще о массовых высылках крестьян, идущих вслeд за разстрeлами, контрибуцiями, сожженiем и конфискацiей имущества при мeстных возстанiях.

___

Когда мы говорим об усмиренiях, связанных с крестьянскими возстанiями; когда мы говорим о разстрeлах рабочих в Перми^[211] или в Астрахани, ясно, что здeсь уже не может идти рeчь о каком-то специфическом «классовом террорe» против буржуазiи. И дeйствительно, террор распространен был с первых дней своего существованiя на всe классы без исключенiя и, может быть, главным образом на внeклассовую интеллигенцiю.

Так и должно было быть. Задача террора — говорила передовая статья в № 1 «Еженедeльника» В. Ч. К. — уничтоженiе идеологов и руководителей врагов «пролетарiата» (читай: врагов совeтской власти). В приговорах Ч. К. и трибуналов говорилось иногда о снисхожденiи, которое дeлалось обвиняемому «принимая во вниманiе его пролетарское происхожденiе». Но на самом дeлe это было только вывeской, нужной в видах самой разнузданной демагогiи. Конечно, на первых порах эта вывeска обманывала несознательные элементы страны, но скоро, кажется, всe уже поняли реальную цeнность этой демагогiи.

Я думаю, что слeдователи типа «тов. Трунова», описываемаго В. Красновым в его воспоминанiях,^[212] были явленiем в общем рeдким и, может быть, только на первых порах, когда интенсивно шла агитацiя против буржуазiи, как таковой. Бесeда этого слeдователя в селe Безопасном, Ставропольской губ. с арестованным сводилась к одной и той же стереотипной фразe: «Покажь руку! Раздeть!» «С узника срывали одежду, толкали к выходу, там подхватывали на штыки и выбрасывали тeло в ямы, сохранившiя названiе „чумного база“ послe чумной эпидемiи на рогатом скотe». Примем во вниманiе, что застeнок, гдe орудовал Трунов был только сельской тюрьмой, правда, в селe большом, — не ясно ли, что прiем слeдователя дeйствительно не болeе чeм ничего не говорящая стереотипная фраза. К той же демагогической фразеологiи слeдует отнести заявленiе нeкоего рабочаго лефортовскаго района в Москвe Мизикина, на которое впослeдствiи ссылалась «Правда». При обсужденiи в Московском Совeтe вопроса о прерогативах Ч. К. и тезиса Лациса о ненужности судебнаго слeдствiя Мизикин заявил: «К чему даже и эти вопросы? (о происхожденiи, образованiи, занятiи и пр.). Я пройду к нему на кухню и загляну в горшок: если есть мясо — враг народа! К стeнкe!» Руководство в жизни этим «пролетарским» принципом означало бы в 1918 г. разстрeл всей привилегированной партiи коммунистов; «нетрудящiйся да не eст»… и мясо в то время, пожалуй, преимущественно находилось в горшке «коммунистических» хозяйств и, быть может, спекулирующей «буржуазiи».

Никто не повeрит Лацису, что террор будто бы совсeм не трогал «заблудшихся рабочих и крестьян», как никто не повeрит Шкловскому, утверждавшему в № 3 «Еженедeльника» Ч. К., что «не было ни одного случая, чтобы это угнетенiе было направлено против рабочаго класса». Когда в Одессe В iюлe 1919 г. начались протесты против массовых разстрeлов,^[213] мeстная губ. Ч. К. издала «приказ», гласившiй, что контр-революцiонеры распространяют «лживые провокацiонные слухи о разстрeлe рабочих»; президiум Ч. К. объявлял, что ею не было разстрeлено «ни одного рабочаго, ни одного крестьянина» — и тут же дeлалась оговорка «за исключенiем явных бандитов и погромщиков». Всeм желающим «товарищам-рабочим» предлагалось явиться за полученiем оффицiальных справок о разстрeленных в Ч. К. Затeм шли предупрежденiя: к лицам, уличенным в распространенiи лживых провокацiонных слухов, «будет примeнено самое суровое наказанiе, которое допускается существующими законами осаднаго положенiя». Едва ли кто пошел послe этого за «справками»… Астраханскiя убiйства были исключенiем только в силу своих небывалых еще размeров: напр. 60 представителей рабочих разстрeлено в сентябрe 1920 г. в Казани за требованiе только восьмичасового рабочаго дня (!), пересмотра тарифных ставок, высылки свирeпствовавших мадьяр и проч.^[214] Справедливо говорило воззванiе лeвых с.-р., обращенное в апрeлe 1919 года к рабочим, с предложенiем не участвовать в первомайских торжествах: «Коммунистическое правительство за время послe октябрьской революцiи собственноручно разстрeляло не одну тысячу трудовых крестьян, солдат, рабочих и моряков».^[215] «Тюрьма для буржуазiи, товарищеское воздeйствiе для рабочих и крестьян» — гласит надпись в одном оффицiальном учрежденiи. Тот поистинe страшный саратовскiй овраг, о котором мы уже говорили, одинаково был страшен, «как для буржуазiи, так и для рабочих и крестьян, для интеллигенцiи и для всeх политических партiй, включая соцiалистов». Также и концентрацiонный лагерь в Харьковe, гдe работал Саенко, и названный спецiально лагерем для «буржуев», был переполнен, — как свидeтельствует один из заключенных в нем, — представителями всeх сословiй и в особенности крестьянами.

Кто опредeлит, сколько пролито крови рабочих и крестьян в дни «краснаго террора»? Никто и, быть может, никогда. В своей картотекe, относящейся только к 1918 г., я пытался опредeлить соцiальный состав разстрeленных… По тeм немногим данным, которыя можно было уловить, у меня получились такiя основныя рубрики, конечно, очень условныя.^[216] Интеллигентов — 1286 человeк; заложников (профессiонал.)^[217] — 1026; крестьян — 962; обывателей — 468; неизвeстных — 450; преступных элементов (под бандитизм часто, однако, подводились дeла, носящiя политическiй характер) — 438; преступленiя по должности — 187. Слуг — 118; солдат и матросов — 28; буржуазiи — 22; священников — 19.

Как ни произвольны всe подобныя группировки, онe опровергают утвержденiя большевицких вождей и выбивают послeднiй камень из того политическаго фундамента, который они пытаются подвести под террористическую систему (моральнаго оправданiя террору общественная совeсть никогда не найдет). Скажем словами Каутскаго: «это братоубiйство, совершаемое исключительно из желанiя власти». Так должно было быть по неизбeжности. Так было и в перiод французской революцiи, как в свое время я указывал.^[218] Это положенiе, для меня неоспоримое, вызывает однако наибольшiя сомнeнiя. Я увeрен, что в будущем мы получим еще много подтверждающих данных. Вот одна лишняя иллюстрацiя. Один из сидeльцев тюрьмы Николаевской Ч. К. пишет в своих показанiях Деникинской комиссiи (21-го авг. 1919 г.): «Особенно тяжело было положенiе рабочих и крестьян, не имeвших возможности откупиться: их разстрeливали во много раз больше, чeм интеллигенцiи». И в дeлопроизводствe этой комиссiи имeется документ, цифрами иллюстрирующей этот тезис. В докладe представителей николаевскаго городского самоуправленiя, участвовавших в комиссiи, имeется попытка подвести итоги зарегистрированным разстрeлам. Комиссiи удалось установить цыфру в 115 разстрeленных; цыфру явно уменьшенную — говорит комиссiя — ибо далеко не всe могилы были обнаружены: двe могилы за полным разложенiем трупов оказались необслeдованными; не обслeдовано и дно рeки. Вмeстe с тeм Ч. К. опубликовывала далеко не всe случаи разстрeлов; нeт свeдeнiй и о разстрeлах дезертиров. Комиссiя могла установить свeдeнiя о соцiальном составe погибших лишь в 73 случаях; она разбила полученный данныя на такiя три группы: 1) самая преслeдуемая группа (купцы, домовладeльцы, военные, священники, полицiя) — 25, из них 17 офицеров, 2) группа трудовой интеллигенцiи (инженеры, врачи, студенты) — 15, 3) группа рабоче-крестьянская — 33.

Если взять мою рубрикацiю 1918 г., то на группу так называемых «буржуев» придется отнести еще меньшiй процент.^[219]

В послeдующих этапах террора еще рeзче выступали эти факты. Тюрьмы полны были рабочих, крестьян, интеллигенцiи. Ими пополняли и число разстрeливаемых.

Можно было бы завести за послeднiй год особую рубрику: «красный террор» против соцiалистов.

___

Только в цeлях демагогических можно было заявлять, что красный террор является отвeтом на бeлый террор, уничтоженiе «классовых врагов, замышляющих казни против рабочаго и крестьянскаго пролетарiата». Может быть, эти призывы, обращенные к красной армiи, сдeлали на первых порах гражданскую войну столь жестокой, столь дeйствительно звeрской. Может быть, эта демагогiя сопряженная с ложью, развращала нeкоторые элементы. Власть обращалась к населенiю с призывом разить врага и доносить о нем. Правда, эти призывы и шпiонажу сопровождались одновременно и соотвeтствующими угрозами: «всякое недонесенiе — гласил приказ^[220] предсeдателя чрезвычайнаго Военно-Рев. Трибунала Донецкаго Бассейна Пятакова — будет разсматриваться, как преступленiе, против революцiи направленное, и караться по всей строгости законов военно-революцiоннаго времени». Доношенiе является гражданским долгом и объявляется добродeтелью. «Отнынe мы всe должны стать агентами Чека» — провозглашал Бухарин. «Нужно слeдить за каждым контр-революцiонером на улицах, в домах, в публичных мeстах, на желeзных дорогах, в совeтских учрежденiях, всегда и вездe, ловить их, предавать в руки Чека» — писал «лeвый» коммунист Мясников,^[221] убiйца вел. кн. Михаила Александровича, впослeдствiи сам попавшiй в опалу за свою оппозицiонную против Ленина брошюру.^[222] «Если каждый из нас станет агентом чеки, если каждый трудящiйся будет доносить революцiи на контр-революцiю, то мы свяжем послeднюю по рукам и ногам, то мы усилим себя, обезпечим свою работу». Так должен поступать каждый честный гражданин, это его «святая обязанность». Другими словами, вся коммунистическая партiя должна сдeлаться политической полицiей, вся Россiя должна превратиться в одну сплошную Чека, гдe не может быть и намека на независимую и свободную мысль. Так, отдeленiе Ч. К. на Александровской ж. д. в Москвe предлагало, напр., объявить всeм рабочим, что о всeх собранiях они обязаны сообщать заранeе в Отдeл Чека, откуда будут присылаться представители для присутствiя на собранiях, а по окончанiи собранiя протокол должен быть немедленно доставлен в Ч. К.^[223]

Эти призывы звали не только к доносительству, — они санкцiонировали самый ужасающiй произвол. Если Кiевскiй Рев. Трибунал^[224] призывал рабочих, красноармейцев и др. исполнять «великую» миссiю и сообщать в слeдственный отдeл трибунала (гдe бы вы ни были… в городe или в деревнe, в нeскольких шагах или за десятки верст — телеграфируйте или лично сообщите… немедленно слeдователи трибунала прибудут на мeсто), то в том же Кiевe 19-го iюля 1919 г. губернскiй комитет обороны разрeшает населенiю «арестовывать всeх, выступающих против совeтской власти, брать заложников из числа богатых и в случаe контр-революцiоннаго выступленiя разстрeливать их; подвергать селенiя за сокрытiе оружiя военной блокадe до сдачи оружiя; послe срока, когда оружiе сдается, безнаказанно, производить повальные обыски и разстрeливать тeх, y кого будет обнаружено оружiе, налагать контрибуцiю, выселять главарей и зачинщиков возстанiй, конфисковывать их имущество в пользу бeдноты».^[225]

Нерeдко можно было встрeтить в провинцiальных совeтских газетах объявленiе по нижеслeдующему типу: «Костромская губернская Ч. К. объявляет, что каждый гражданин РСФСР обязан по обнаруженiи… гр. Смородинова, обвиняемаго в злостном дезертирствe… разстрeлять на мeстe». «Ты, коммунист, имeешь право убить какого угодно провокатора и саботажника, — писал „т. Ильин“ по Владикавказe^[226] — если он в бою мeшает тебe пройти по трупам к побeдe».

Один из южных ревкомов в 1918 г. выдал даже мандат на право «на жизнь и смерть контр-революцiонера». Какiе-то рабочiе союзы и красногвардейцы в Астрахани в iюнe 1918 г. объявляли, что в случаe выстрeла по рабочим и красногвардейцам заложники буржуазiи будут разстрeлены «в 24 минуты».

VI. Произвол Чеки

«Диких звeрей просто убивают, но не мучают и не пытают их». Я. П. Полонскiй.

Открывая широкiй простор для произвола во внe, творцы «краснаго террора» безграничный произвол установили внутри самих чрезвычайных комиссiй.

Если мы проглядим хотя бы оффицiальныя отмeтки, сопровождающiя изрeдка опубликованiе списков разстрeленных, то перед нами откроется незабываемая картина человeческаго произвола над жизнью себe подобных. Людей оффицiально убивали, а иногда не знали за что, да, пожалуй, и кого: «разстрeляли, а имя, отчество и фамилiя не установлены»…

В своем интервью в «Новой Жизни» 8-го iюня 1918 г. Дзержинскiй и Закс так охарактеризовали прiемы дeятельности чрезвычайных комиссiй:

«Напрасно нас обвиняют в анонимных убiйствах, — комиссiя состоит из 18 испытанных революцiонеров, представителей Ц. К. партiи и представителей Ц. И. К.

Казнь возможна лишь по единогласному постановленiю всeх членов комиссiи в полном составe. Достаточно одному высказаться против разстрeла, и жизнь обвиняемаго спасена.

Наша сила в том, что мы не знаем ни брата, ни свата, и к товарищам, уличенным в преступных дeянiях, относимся с сугубой суровостью. Поэтому наша личная репутацiя должна быть внe подозрeнiя.

Мы судим быстро. В большинствe случаев от поимки преступника до постановленiя проходят сутки или нeсколько суток, но это однако не значит, что приговоры наши не обоснованы. Конечно, и мы можем ошибаться, но до сих пор ошибок не было и тому доказательство — наши протоколы. Почти во всeх случаях преступники, припертые к стeнe уликами, сознаются в преступленiи, а какой же аргумент имeет большiй вeс, чeм собственное признанiе обвиняемаго».

На замeчанiе интервьюировавшаго сотрудника «Новой Жизни» о слухах относительно насилiй, допускаемых при допросах, Закс заявил:

«Всe слухи и свeдeнiя о насилiях, примeняемых будто бы при допросах, абсолютно ложны. Мы сами боремся с тeми элементами в нашей средe, которые оказываются недостойными участiя в работах комиссiи».

Это интервью лживо от перваго до послeдняго слова, оно лживо и по отношенiю к тому времени, о котором говорили оба тогдашних руководителя.

Цинизм в казни.

18 человeк в Ч. К. рeшают вопросы о смерти! Нeт, рeшают двое-трое, а иногда и один.

Смертный приговор имeл право выносить фактически даже народный судья. По этому поводу между двумя подвeдомственными учрежденiями в 1919 г. произошла даже своего рода коллизiя. 20-го iюня в кiевских «Извeстiях» (№ 70) была опубликована слeдующая замeтка:

«На запросы из уeздов кiевскiй губернскiй юридическiй отдeл разъясняет, что народные суды ни в коем случаe не могут выносить смертных приговоров. Смертная казнь, как нормальная мeра наказанiя, не предусмотрeна ни одним декретом и идет в разрeз с соцiалистическим правосознанiем. В данное же переходное время смертная казнь примeняется революцiонными трибуналами и административными органами, исключительно, как орудiе классовой борьбы ».

Но через нeсколько дней мы могли прочитать уже почти противоположное:

«В виду запросов с мeст о возможности примeненiя Народными судами смертной казни Верховный Судебный контроль разъяснил: что в настоящее время при наличности массовых попыток контр-революцiи подорвать всякими способами Совeтскую власть, право примeненiя смертных приговоров сохраняется и за Народными судами».^[227]

«Мы судим быстро»… Может быть, так бывало в дни массовых разстрeлов, может быть, эта быстрота в вынесенiи приговоров отличительная черта производства Ч. К., но… бывает и другое. Длятся мeсяцы без допросов, годы тянется производство дeл и заканчивается… все же разстрeлом.

«Нас обвиняют в анонимных убiйствах»… В дeйствительности, как мы говорили, огромное большинство разстрeлов вовсе не опубликовывается, хотя 5-го сентября 1918 г., в разгар террора в совeтской Россiи, совeтом народных комиссаров было издано постановленiе о необходимости «опубликовать имена всeх разстрeленных, а также основанiя примeненiя к ним этой мeры». Образчиком выполненiя этого распоряженiя могут служить публикацiи, появлявшiяся в «спецiальном „Еженедeльникe“» Ч. К., т. е. в органe, задача котораго состояла в руководил и объединенiи дeятельности чрезвычайных комиссiй. Мы найдем здeсь поучительную иллюстрацiю.

В № 6 этого «Еженедeльника» (26-го октября) опубликован был через полтора мeсяца список разстрeленных за покушенiе с.-р. Каплан на Ленина. Было разстрeлено нeсколько сот человeк, фамилiй опубликовано было лишь 90. Из этих 90 разстрeленных 67 фамилiй опубликованы без имен и отчеств; 2 с заглавными буквами имен, 18 с обозначенiем приблизительнаго званiя, напримeр: Котомазов, бывшiй студент, Муратов — служащiй в кооперативном учрежденiи, Разумовскiй — бывшiй полковник, и т. д. И только при 10 были обозначенiя, объясняющiя причины разстрeла: «явный контр-революцiонер», «бeлогвардеец», «бывш. министр внутр. дeл, контр-рев. Хвостов», «протоiерей Восторгов». И читатель сам должен был догадываться, что под «Маклаковым» разстрeлен бывшiй министр внутренних дeл. О послeднем нетрудно было догадаться, но кто такiе разные Жичковскiе, Ивановы, Зелинскiе — этого никто не знал, и, быть может, никогда не узнает.

Если так исполнялось распоряженiе центральной власти центральным органом, то нетрудно себe представить, что дeлалось в глухой провинцiи, гдe террор подчас принимал исключительно звeрскiй характер. Здeсь сообщенiя (когда они были) о разстрeлах были еще глуше: напр., разстрeлено «39 видных помeщиков (?), арестованных по дeлу контр-революцiоннаго общества „Защита временнаго правительства“ (Смоленская Обл. Ч. К.); „разстрeлено 6 человeк слуг самодержавiя“ (Павлопосадская Чека); публикуется нeсколько фамилiй и затeм дeлается прибавка: и еще „столько то“ (Одесса).

Так было и позже, когда окончились „хаотическiе безпорядки“, которые отмeчал в В. Ч. К. никто иной, как извeстный чекист Мороз и в том же оффицiальном органe (№ 6).

Убiйства совершались в полном смыслe слова анонимно. „Коллегiя“, выносящая приговор, даже никогда не видит в лицо обреченнаго ею на казнь, никогда не слышит его объясненiй. Мы же за малым исключенiем не знаем и имен убiйц,^[228] так как состав судей в Ч. К. не публикуется. Разстрeлы без опубликованiя имен получают даже в Ч. К. техническiй термин: „разстрeливать в глухую“ (Одесса). Какое же моральное безстыдство надо имeть, чтобы дать отвeт, подобный тому, который дал Чичерин корреспонденту „Чикаго Трибюн“ на вопрос его о числe разстрeленных „по приказу тайных трибуналов“ и о судьбe семьи императора Николая II. Комиссар иностранных дeл отвeтил: „Тайных трибуналов в Россiи не существует. Что касается казненных по приказу Че-Ка — то число их было опубликовано “ (!!!). Судьба дочерей царя — добавил Чичерин — мнe неизвeстна. Я читал в газетах (?!) будто онe находятся в Америкe»…(!!)^[229]

«Собственное признанiе обвиняемаго»… Сколько раз даже я лично наблюдал факты такого рода признанiй под влiянiем устрашенiй, угроз, под дулом револьвера! Сколько таких заявленiй есть со стороны побывавших в стeнах Ч. К.!

Всe слухи о насилiях «абсолютно ложны»… Мы увидим, что скорeе надо признать, что истязанiя и пытки, самыя настоящiя пытки, процвeтают в чрезвычайных комиссiях и не только гдe-нибудь в глухой провинцiи.

Да, человeческая жизнь мало стоит в совeтской Россiи. Ярко это обрисовал уполномоченный Москвы в Кунгурской Ч. К. Гольдин: «Для разстрeла нам не нужно доказательств, ни допросов, ни подозрeнiй. Мы находим нужным и разстрeливаем, вот и все».^[230] И это дeйствительно все! Можно ли лучше охарактеризовать принцип дeятельности чрезвычайных комиссiй?

Проглядим однако нeкоторые мотивы разстрeлов, насколько они оффицiально или оффицiозно опубликованы в совeтской печати. Мы найдем нeчто весьма показательное. Среди этих оффицiальных квалификацiй мы найдем такiя точныя наименованiя совершеннаго преступленiя: «тонкiй, неуловимый контр-революцiонер», «(жена) была в курсe дeл мужа», «ряд сыновей и дочерей разных генералов» (Петроград).

Иногда и вина такая, что только удивляешься безстыдству публикаторов: «крестьяне Горохов и др. за избiенiе военнаго комиссара», «торговец Рогов за агитацiю в своей лавкe против совeтов». Или просто «разстрeлен в порядкe краснаго террора». Немного говорят и такiя квалификацiи: 20 «явных бeлогвардейцев» (Орел), «Звeрев, врач, бeлогвардеец» (Вологда), 16 «кулаков» (Себеж), «бывшiй член кадетской партiи» (Москва), «контр-революцiонныя убeжденiя» и т. д. Эти примeры можно было бы умножить по имeющимся у меня вырeзкам из оффицiальных совeтских газет. Достаточно просмотрeть хотя бы комплект «Еженедeльника В. Ч. К.» (шесть номеров). Но вот одна публикацiя разстрeленных В. Ч. К. в Москвe, волнующая по близости лиц, в ней перечисленных, по именам, извeстным всей образованной Россiи: Н. Н. Щекин, А. Д. и А. С. Алферовы, А. А. Волков, А. И. и В. И. Астровы, Н. А. Огородников, К. К. Черносвитов, П. В. Герасимов, (разстрeлен под фамилiей Греков), С. А. Князьков и др. Их было перечислено 66 в извeщенiи, которое появилось в московских газетах 23 сентября 1919 г. Наша общественная совeсть никогда не найдет примиренiя с казнью хотя бы А. И. и В. И. Астровых, о которых в оффицiальных публикацiях сказано: «шпiон Деникина» и затeм добавлено: «У Астровых при обыскe найдены: проект реорганизацiи по сверженiи совeтской власти судов, транспорта, продовольствiя и записка(?!) в добровольческую армiю».

Морально не примирится она и с разстрeлами по мотивам, выставленным в позднeйшем таганцевском дeлe по отношенiю к Н. И. Лазаревскому, кн. Ухтомскому и др. За что разстрeляли этих людей? В оффицiальной публикацiи (1-го сентября) о Н. И. Лазаревском сказано: «по убeжденiям сторонник демократическаго строя», «к моменту сверженiя совeтской власти подготовлял проекты по цeлому ряду вопросов, как-то а) формы мeстнаго самоуправленiя в Россiи, б) о судьбe разнаго рода бумажных денег (русских), в) о формe возстановленiя кредита в Россiи»; о скульпторe С. А. Ухтомском: доставлял организацiи для передачи за границу свeдeнiя о музейном (?!) дeлe и доклад о том же для напечатанiя в бeлой прессe. Тогда же был разстрeлен и поэт Гумилев.

В публикацiи о дeлe Н. Н. Щепкина сказано: «Якубовская Марiя Александровна, к. д., учительница, находилась в связи с агентом Колчака» — ея реальная вина была только в том, что она попала в засаду на частной квартирe. Кiевскiя «Извeстiя» 29-го авг. 1919 г., почти наканунe изгнанiя большевиков из Кiева, опубликовали список в 127 разстрeленных «в порядкe краснаго террора» в отвeт «на массовые разстрeлы рабочих и коммунистов в мeстностях, захваченных Деникиным и Петлюрой». Кто были эти разстрeленные в огромном большинствe случаев мы не знаем. Опубликовывались только фамилiи, и надо было вeрить, что «Синюк Иван Панталеймонович», «Смирнов Владимiр Васильевич», «Сербин Митрофан Александрович», «Серебряков Александр Андреевич» и т. д. все это «заклятые враги рабочих и бeднeйших крестьян».

Приведу еще нeсколько примeров из зарубежной прессы, заимствовавшей их из совeтских газет юга Россiи. Они аналогичны тeм, которые отмeчены для центра. Возьмем хотя бы Одессу: — мировой судья Никифоров, служившiй сторожем на заводe одесскаго О-ва Парох. и Торговли, разстрeлен за то, что, «уклоняясь от мобилизацiи и отказываясь работать на благо совeтской Россiи, поступил на завод для шпiонажа и агитацiи среди несознательнаго пролетарiата»; старушка Сигизмундова, получившая письмо из Варны от сына офицера, разстрeлена «за сношенiя с агентом Антанты и ея приспeшника Врангеля».^[231] В Одессe в 1919 г. ген. Баранов в порядкe «краснаго террора» разстрeлен за то, что сфотографировал памятник Екатерины II, стоявшiй на площади против Ч. К.^[232]

Мы уже видeли, что даже трибуналы разстрeливали за пьянство, незначительныя хищенiя. В дeйствительности разстрeливали за найденный при обыскe офицерскiя пуговицы, «за преступное полученiе трупа сына». Среди разстрeленных найдем мясника с Мiусской площади, осмeлившагося публично обругать чучелами памятники Марксу и Энгельсу в Москвe… Кронштадтских врачей разстрeляли за «популярность среди рабочих». Что удивляться, если Иваново-Вознесенскiе коммунисты оффицiально грозили разстрeлом даже за несдачу (или только за незарегистрированiе!) швейных машинок,^[233] a владикавказскiй комендант Митяев обeщал «стереть с лица земли» всeх, виновных в продажe спиртных напитков. Бакинскiй комиссар почт и телеграфа в оффицiальном приказe грозил разстрeлом в 24 часа телеграфисткам, несвоевременно отвeчающим на сигналы или отвeчающим грубо.^[234]

В. Ч. К. ведутся протоколы постановленiй о разстрeлах. Но неужели достаточными считает Дзержинскiй такiе протоколы, какiе велись, напр. в 1919 году в столичном градe Кiевe? Мы опубликовали в № 4 «На чужой сторонe» образцы этих по истинe изумительных протоколов Кiевской Губернской Чрезвычайной Комиссiи и Всеукраинской, во главe которой стоял Лацис, истинный творец и осуществитель краснаго террора на Украинe. Протоколы эти с подлинными подписями и печатями, сохранившiеся в архивe Деникинской комиссiи, заслуживают быть сфотографированными. В одно засeданiе Губернская Ч. К. ухитрялась разсмотрeть 59 дeл. О, смертные приговоры выносились легко! 19 мая 1919 г. Комиссiя, помимо всякаго рода очередных и хозяйственных дeл, разсмотрeла 40 личных дeл и вынесла 25 смертных приговоров. Приговоры по протоколу чрезвычайно обоснованы — нигдe даже не указано вины: Рудаков Петр Георгiевич; Вашин Иван Алексeевич; Рыжковскiй Викентiй Романович и т. д. «примeнить высшую мeру наказанiя и наличныя деньги конфисковать». Мы указывали там же^[235] до какого цинизма доходила Всеукраинская Ч. К. и в видe образца приводили журнал ея засeданiя, гдe имeется подпись Лациса и нeт даже даты, а между тeм какой-то несчастный Евгенiй Токовлодов за контр-революцiонныя дeянiя был приговорен к разстрeлу с исполненiем этого приговора в 24 часа… Мы указывали и на дeйствительно ужасающую простоту в документах, относящихся к разстрeлу в Харьковской Ч. К. Здeсь чекисты Португейс и Фельдман разстрeливали в 1919 г. уже без всяких протоколов: просто-напросто дeлали чернильным карандашем лаконическiя и крайне небрежныя надписи: «Баеву, как неисправимую преступницу, разстрeлять».^[236]

Очевидно на языкe чекистов, презрeвших старую мораль, как буржуазный предразсудок, описанное относится к категорiи того, что в Одессe называлось «придать дeлу юридическую форму» и кончить «в духe разстрeла». Такiя предписанiя — утверждает допрашиваемый Деникинской комиссiей слeдователь Одесской Ч. К., бывшiй студент новороссiйскаго университета Сигал — постоянно шли от секретаря комиссiи. Или предписывалось: повести дeло так, чтобы 15 человeк «приставить к стeнкe».

При неряшливом отношенiи к человeческой жизни разстрeливали однофамильцев — иногда по ошибкe, иногда именно для того, чтобы не было ошибки. Напр., извeстен случай, когда в Одессe разстрeляли трех врачей Волкова, Власова и Воробьева.^[237] В Одессe разстрeлен нeкто Озеров. Слeдователь обнаруживает ошибочность и — разстрeливается тот Озеров, который подлежал дeйствительному разстрeлу.^[238] Такой же случай зарегистрирован Авербухом в книгe «Одесская чрезвычайка».

Получен был донос о контр-революцiонной дeятельности нeкоего Арона Хусида, без точнаго указанiя его мeстожительства. В тот же день, согласно справкам адреснаго стола по предписанiю слeдователя Сигала арестовано было 11 человeк, носящих фамилiи Хусид. И послe двухнедeльнаго слeдствiя над ними и различных пыток, несмотря на то, что обвинялось одно лицо, казнено было 2 однофамильца Хусид, так как слeдствiе не могло точно установить, кто настоящiй контр-революцiонер. Таким образом второй казнен был так себe, на всякiй случай…

Авторитетный свидeтель, котораго нельзя заподозрeть в сознательном искаженiй дeйствительности, утверждает, что в Одессe был разстрeлен тов. прокурора Н. С. Баранов вмeсто офицера с таким же именем; этот свидeтель присутствовал в камерe, когда требовали на разстрeл: «Выводцев Алексeй»; был в камерe другой Выводцев К. М., получился отвeт: «Имя неважно, а нужен именно этот Выводцев». Один из интеллигентных свидeтелей Деникинской комиссiи, агроном, говорит о том, как в той же Одессe разстрeлен был крестьянин Яков Хромой из деревни Явкино — его смeшали с крестьянином той же деревни Яковом, кривым на ногу.

Сколько людей бывало в таком же положенiи и, быть может, случайно спасалось в самый послeднiй момент. Немало почти аналогичных фактов я лично знаю из дeятельности московских розыскных органов. Свои личныя наблюденiя я в значительной степени оставляю пока в сторонe — они войдут в готовящiяся к печати воспоминанiя. Такiе факты имeются и в «Бeлой книгe», и в сборникe Че-Ка.

О разстрeлах однофамильцев в Кiевe разсказывает и Нилостонскiй (стр. 17).^[239]

Сколько случаев разстрeла по ошибкe! Появляется даже особая категорiя «ошибочников» на жаргонe чекистов. В Москвe в 1918 г. была открыта какая то офицерская организацiя «левшинцев». Послe этого арестованы были всe офицеры, жившiе в Левшинском переулкe. Они сидeли в Бутырской тюрьмe с арестованными по дeлу Локкарта. Из 28 сидeвших остались в живых только шесть. В провинцiи было еще хуже. Вот выписка из документа: «в г. Бронницах (под Москвой) комиссарами разстрeливались прямо всe, чья физiономiя им не нравилась. Исполком Совдепа на самом дeлe не засeдал даже, а кто-нибудь из его членов говорил: „мы постановили“ и тут уже ничего сдeлать было нельзя». Брали двух конвойных, арестованнаго, давали ему лопату и вели во двор Бронницкаго манежа, там заставляли рыть себe могилу, затeм разстрeливали и «закапывали».

Стоит ли вновь удивляться всему этому, если сам Лацис в своих статьях свидeтельствует, что разстрeл примeнялся на всякiй случай — в цeлях воздeйствiя на обывателей: «произвести должный эффект», «отбить всякую охоту саботировать и заговоры устраивать». В Ярославлe заложников разстрeливают вперед, так как готовится «кулацкое возстанiе».

«Большевики утверждали, что для предотвращенiя заранeе всяких контр-революцiонных движенiй в городe (Екатеринбург) надо было таким способом терроризировать населенiе» — пишет Эльстон Керзону 11-го февраля 1919 г.^[240]

Самое все-таки непрiемлемое остается разстрeл заложников из членов семьи; нельзя морально примириться с сообщенiем, что в Елисаветградe (май 1920 г.) разстрeлена семья из 4 дeвочек 3–7 лeт и старухи матери 69 лeт за сына офицера…

Почему «контр-революцiонер» разстрeливался в то или иное время? Это также непонятно. Царскiе министры разстрeливались осенью 1918 г. Был когда-то царским министром внутренних дeл Булыгин. Он остался жив в 1918 г., но его почему то Чека судила 5-го сентября 1919 г. Судили за реакцiонную политику в 1905 г. Постановлено: «гр. Булыгина разстрeлять, имущество, принадлежащее гр. Булыгину, конфисковать и передать в распоряженiе исполкома для передачи рабочим государственнаго завода».^[241] Не такiе ли протоколы Дзержинскiй считал обоснованными в своем интервью?

Истязанiя и пытки.

Если вспомнить все уже сказанное, едва ли явится сомнeнiе в том, что в застeнках чрезвычайных комиссiй не только могли, но и должны были существовать пытки в полном смыслe этого слова. Едва ли было хоть какое нибудь преувеличенiе в обращенiи к общественному мнeнiю Европы Исполнительнаго Комитета членов бывшаго Учредительнаго Собранiя в Парижe (27-го октября 1921 г.), протестовавшаго против вакханалiи политических убiйств в Россiи и примeненiя насилiя и пыток. Трудно бывает иногда даже разграничить пытку моральную от пытки физической, ибо то и другое подчас сплетается. В сущности длительной своего рода пыткой являются сами по себe условiя содержанiя в большевицкой тюрьмe.

Все, что мы знаем о старых русских тюрьмах, о «русской Бастилiи», как звалась обычно, напр., Шлиссельбургская крeпость — мeсто заключенiя важных политических преступников — все это блeднeет перед тюрьмами и режимом, установленным коммунистической властью в нeкоторых мeстах заключенiя. Развe не пыткой почти физической является содержанiе в таких тюрьмах, иногда мeсяцами без допроса, без предъявленiя обвиненiя, под постоянной угрозой разстрeла, которая в концe концов и осуществляется. Возрожденiем пыток назвал П. А. Кропоткин в таких условiях институт заложников. Но этими заложниками фактически являлись и являются всe вообще заключенные в тюрьмах.

Когда я был в заключенiи в Бутырской тюрьмe, я встрeтился здeсь с московским доктором Мудровым. Я не знаю, в чем он обвинялся. Но, очевидно, никаких значительных реальных обвиненiй ему не было предъявлено. Он был переведен из тюрьмы Чека в общую тюрьму и здeсь находился уже нeсколько мeсяцев. Он обжился как бы в тюрьмe, и тюремная администрацiя с разрeшенiя слeдователя при отсутствiи необходимаго в тюрьмe медицинскаго персонала привлекла Мудрова к выполненiю обязанностей тюремнаго врача. В тюрьмe была тифозная эпидемiя, и доктор Мудров самоотверженно работал, как врач. Его больше не вызывали на допросы. Можно было думать, что дeло его будет ликвидировано, во всяком случаe, ясно было, что прошла уже его острота. Однажды, во время исполненiя Мудровым своих врачебных обязанностей, его вызвали на допрос в Чека. Он оттуда не вернулся, и мы узнали через нeсколько дней, что он разстрeлен. Казалось, не было повода для такой безсмысленной жестокости. За что разстрeлен был доктор Мудров — этого так никто и не узнал. В оффицiальной публикацiи о нем 17-го октября в «Извeстiях» было сказано лишь то, что он «бывшiй член кадетской партiи».

Я помню другую встрeчу, быть может, произведшую на меня еще большее впечатлeнiе. Это было уже лeтом 1922 г. Я был арестован в качествe свидeтеля по дeлу соцiалистов-революцiонеров. Однажды меня вызвали из камеры на суд. Вели меня с каким-то пожилым изнуренным человeком. По дорогe мнe удалось перекинуться с ним двумя-тремя словами. Оказалось, что это был полковник Перхуров, участник возстанiя против большевиков, организованнаго Савинковым в Ярославлe в 1918 г. Перхуров сидeл в тюрьмe Особаго Отдeла В. Ч. К., -полуголодный, без книг, без свиданiй, без прогулок, которыя запрещены в этой яко-бы слeдственной тюрьмe. Забыли ли его, или только придерживали на всякiй случай — не знаю. Вели его на суд также, как свидeтеля, но… на судe он превратился вновь в обвиняемаго. Его перевели в Ярославль и там через мeсяц, как прочел я в оффицiальных газетных извeщенiях, он был разстрeлен. Один офицер просидeл полтора года в этой ужасной по обстановкe тюрьмe Особаго Отдeла и, быть может, еженощно ждал своего разстрeла.

Я взял лишь два примeра, которые прошли перед моими глазами. А таких сотни! И, если это совершалось в центрe и в дни, когда анархiя начала большевицкаго властвованiя смeнилась уже опредeленно установленным порядком, то что же дралось гдe нибудь в отдаленной провинцiи? Тут произвол царил в ужасающих формах. Жить годами в ожиданiи разстрeла — это уже физическая пытка. Такой же пыткой является и фиктивный разстрeл, столь часто и повсемeстно примeняемый слeдователями Ч. К. в цeлях воздeйствiя и полученiя показанiй. Много таких разсказов зарегистрировал я в теченiе своего пребыванiя в Бутырской тюрьмe. У меня не было основанiя не вeрить этим повeствованiям о вынесенных переживанiях — так непосредственны были эти впечатлeнiя. Такой пыткe подверглись, напр., нeкоторые подсудимые в дeлe петербургских кооператоров, разсматривавшемся осенью 1920 г. в Москвe в Верховно-Революцiонном Трибуналe. Слeдствiе шло в Петербургe. Одного из подсудимых нeсколько раз водили ночью на разстрeл, заставляли раздeваться до гола на морозe, присутствовать при реальном разстрeлe других — и в послeднiй момент его вновь уводили в камеру для того, чтобы через нeсколько дней вновь прорепетировать с ним эту кошмарную сцену. Люди теряли самообладанiе и готовы были все подтвердить, даже несуществовавшее, лишь бы не подвергаться пережитому. Присужденный к разстрeлу по дeлу Локкарта американец Калматьяно в Бутырской тюрьмe разсказывал мнe и В. А. Мякотину, как его, и его сопроцессника Фриде, дважды водили на разстрeл, объявляя при этом, что ведут на разстрeл. Калматьяно осужден был в 1918 г., и только 10-го мая 1920 г. ему сообщали, что приговор отмeнен. Все это время он оставался под угрозой разстрeла.

Находившаяся одновременно со мной в тюрьмe русская писательница О. Е. Колбасина в своих воспоминанiях передает о таких же переживанiях, разсказанных ей одной из заключенных.^[242] Это было в Москвe, во Всероссiйской Чрезвычайной Комиссiи, т. е. в самом центрe. Обвиняли одну женщину в том, что она какого то офицера спасла, дав взятку в 100 тыс. рублей. Передаем ея разсказ так, как он занесен в воспоминанiя Колбасиной. На разстрeл водили в подвал. Здeсь нeсколько трупов лежало в нижнем бeльe. Сколько, не помню. Женщину одну хорошо видeла и мужчину в носках. Оба лежали ничком. Стрeляют в затылок… Ноги скользят по крови… Я не хотeла раздeваться — пусть сами берут, что хотят.^[243] «Раздeвайся!» — гипноз какой то. Руки сами собой машинально поднимаются, как автомат растегиваешься… сняла шубу. Платье начала растегивать… И слышу голос, как будто бы издалека — как сквозь вату: «на колeни». Меня толкнули на трупы. Кучкой они лежали. И один шевелится еще и хрипит. И вдруг опять кто-то кричит слабо-слабо, издалека откуда-то: «вставай живeе» — и кто-то рванул меня за руку. Передо мной стоял Романовскiй (извeстный слeдователь) и улыбался. Вы знаете его лицо — гнусное и хитрую злорадную улыбку.

— Что, Екатерина Петровна (он всегда по отчеству называет) испугались немного? Маленькая встряска нервов? Это ничего. Теперь будете сговорчивeе. Правда? Пытка то или нeт, когда мужа разстрeливают в присутствiи жены? Такой факт разсказывает в своих одесских воспоминанiях H. Давыдова.^[244] «Узнали сегодня, что… баронесса Т-ген не была разстрeлена. Убит только муж, и нeсколько человeк с ним. Ей велeно было стоять и смотрeть, ждать очереди. Когда всe были разстрeлены, ей объявили помилованiе. Велeли убрать помeщенiе, отмыть кровь. Говорят, у нея волосы побeлeли».

В сборникe Че-Ка зарегистрировано не мало аналогичных эпизодов. Все это свидeтельства как бы из первоисточника. Вот все тот же Саратовскiй овраг куда сбрасываются трупы жертв мeстной Чека. Здeсь на протяженiи 40–50 сажень сотнями навалены трупы. На этот овраг в октябрe 1919 г. ведут двух молодых женщин и «у раздeтых под угрозой револьверов над зiяющей пропастью» требуют сказать, гдe один из их родственников. Тот, кто разсказывает это, видeл двух совершенно сeдых молодых женщин.

«Хоть и рeдко, но все-таки, часть несчастных, подвергавшихся физическим и нравственным мукам оставалась жива и своими изуродованными членами и сeдыми, совершенно сeдыми не от старости, а от страха и мученiй волосами лучше всяких слов свидeтельствовала о перенесенном. Еще рeже, но и это бывало — узнавали о послeдних муках перед разстрeлом и сообщали тe, кому удалось избeжать смерти.

Так узнали об ужасной пыткe над членом Учредительнаго Собранiя Иваном Ивановичем Котовым, котораго вытащили на разстрeл из трюма барки с переломанной рукой и ногой, с выбитым глазом (разстрeлен в 1918 г.)».^[245]

А вот Екатеринодарская Чека, гдe в 1920 г. в ходу тe же методы воздeйствiя. Доктора Шестякова везут в автомобилe за город на рeку Кубань. Заставляют рыть могилу, идут приготовленiя к разстрeлу и… дается залп холостых выстрeлов. То же продeлывается нeсколько раз с нeким Корвин-Пiотровским послe жестокаго избiенiя. Хуже — ему объявляют, что арестована его жена и десятилeтняя дочь. И ночью продeлывают перед глазами отца фальшивую инсценировку их разстрeла.

Автор статьи в «Че-Ка» дает яркую картину истязанiй и пыток в екатеринодарской Ч. К. и в других кубанских застeнках.

«Пытки совершаются путем физическаго и психическаго воздeйствiя. В Екатеринодарe пытки производятся слeдующим образом: жертва растягивается на полу застeнка. Двое дюжих чекистов тянут за голову, двое за плечи, растягивая таким путем мускулы шеи, по которой в это время пятый чекист бьет тупым желeзным орудiем, чаще всего рукояткой нагана или браунинга. Шея вздувается, изо рта и носа идет кровь. Жертва терпит невeроятныя страданiя…

В одиночкe тюрьмы истязали учительницу Домбровскую, вина которой заключалась в том, что у нея при обыскe нашли чемодан с офицерскими вещами, оставленными случайно проeзжавшим еще при Деникинe ея родственником офицером. В этой винe Домбровская чистосердечно созналась, но чекисты имeли донос о сокрытiи Домбровской золотых вещей, полученных ею от родственника, какого-то генерала. Этого было достаточно, чтобы подвергнуть ее пыткe. Предварительно она была изнасилована и над нею глумились. Изнасилованiе происходило по старшинству чина. Первым насиловал чекист Фридман, затeм остальные. Послe этого подвергли пыткe, допытываясь от нея признанiя, гдe спрятано золото. Сначало у голой надрeзали ножом тeло, затeм желeзными щипцами, плоскозубцами, отдавливали конечности пальцев. Терпя невeроятныя муки, обливаясь кровью, несчастная указала какое-то мeсто в сараe дома № 28, по Медвeдевской улицe, гдe она и жила. В 9 часов вечера 6-го ноября она была разстрeлена, а часом позже в эту же ночь в указанном ею домe производился чекистами тщательный обыск, и, кажется, дeйствительно, нашли золотой браслет и нeсколько золотых колец.

В станицe Кавказской при пыткe пользуются желeзной перчаткой. Это массивный кусок железа, надeваемый на правую руку, со вставленными в него мелкими гвоздями. При ударe, кромe сильнeйшей боли от массива желeза, жертва терпит невeроятныя мученiя от неглубоких ран, оставляемых в тeлe гвоздями и скоро покрывающихся гноем. Такой пыткe, в числe прочих, подвергся гражданин Iон Ефремович Лелявин, от котораго чекисты выпытывали будто бы спрятанныя им золотыя и николаевскiя деньги. В Армавирe при пыткe употребляется вeнчик. Это простой ременный пояс с гайкой и винтом на концах. Ремнем перепоясывается лобная и затылочная часть головы, гайка и винт завинчиваются, ремень сдавливает голову, причиняя ужасныя физическiя страданiя».^[246] В Пятигорскe завeдующiй оперативным Отдeлом Ч. К. Рикман «порет» допрашиваемых резиновыми плетьми: дается от 10–20 ударов. Он же присудил нeскольких сестер милосердiя к наказанiю в 15 плетей за оказанiе помощи раненым казакам.^[247] В этой же Ч. К. втыкали шпильки под ногти — «система допросов при помощи кулаков, плетей, шомполов» здeсь общепринята. Ряд свидeтелей удостовeряют о жестоком избiенiи при допросe адмирала Мязговскаго в Николаевe (1919 г.). В «Общем Дeлe»^[248] приводятся показанiя мeщанина г. Луганска, как пытали его: здeсь и поливанiе голаго ледяной водой, отворачиванiе плоскозубцами ногтей, поддeванiе иглами, рeзанье бритвой и т. д. В Симферополe — разсказывает корреспондент той же газеты^[249] — в Ч. К. «примeняют новый вид пытки, устраивая клизмы из битаго стекла и ставя горящiя свeчи под половые органы». В Царицынe имeли обыкновенiе ставить пытаемаго на раскаленную сковороду,^[250] там же примeняли желeзные прутья, резину с металлическим наконечником, «вывертывали руки», «ломали кости».

Пыткам в Одессe посвящена спецiальная глава в книгe Авербуха. Кандалы, арест в темном карцерe, тeлесное наказанiе розгами и палками; пытки в видe сжиманiя рук клещами, подвeшиванiя и пр. — все существовало в одесской Ч. К. Среди орудiй сeченiя встрeчаем и «палки толщиною в сантиметр» и «сплетенную из ремней плеть» и пр. По матерiалам Деникинской Комиссiи можно пополнить картину, нарисованную Авербухом. Вот фиктивный разстрeл: кладут в ящик, в котором уже лежит убитый, и стрeляют. Пожгли даже ухо и уводят, может быть, только до слeдующаго раза; другого заставляют рыть себe могилу в том же погребe, гдe он сидит — это «камера смертников», есть даже такая надпись: здeсь уже зарыто 27 трупов… но все это только прiем устрашенiя; к третьему каждую ночь является палач: «выходи», и на дворe: «веди обратно — пусть еще эту ночь протянет»… В Одессe сотрудники Ч. К. нeсколько раз в день посeщали камеры и издeвались над заключенными: «вас сегодня размeняют».^[251] В Москвe в перiод ликвидацiи Ч. К. крупнаго политическаго дeла в 1919 г. в камеры заключенных была посажена вооруженная стража; в камеры постоянно являлись коммунистки, заявлявшiя стражe: это шпiоны, при попыткe к бeгству вы можете их убить.

В Пензe предсeдательницей Чека была женщина Бош, звeрствовавшая так в 1918 г., что была даже отозвана центром. В Вологдe предсeдатель Ч. К. двадцатилeтнiй юноша любил такой прiем (и не в 1918 г. а уже в 20 г.). Он садился на стул у берега рeки; приносили мeшки; выводили из Ч. К. допрашиваемых, сажали их в мeшки и опускали в прорубь. Он признан был в Москвe ненормальным, когда слух о его поведенiи дошел до центра. Знаю об нем от достаточно авторитетнаго свидeтеля.

В Тюмени также «пытки и порка» резиной.^[252] В уральской Ч. К. — как свидeтельствует в своем докладe упомянутая уже Фрумкина — допрашивают так: «Медера привели в сарай, поставили на колeни к стeнe и стрeляли то справа, то слeва. Гольдин (слeдователь) говорил: „если не выдадите сына, мы вас не разстрeляем, а предварительно переломаем вам руки и ноги, а потом прикончим“». (Этот несчастный Медер на другой день был разстрeлен.) В Новочеркасской тюрьмe слeдователь, всунув в рот дула двух ноганов, мушками цeплявшихся за зубы, выдергивал их вмeстe с десной.^[253]

Об этих застeнках Ч. К. собраны огромные матерiалы «Особой Комиссiей» ген. Деникина. Пыткой или нeт является та форма казни, которая, как мы уже говорили, была примeнена в Пятигорскe по отношенiю ген. Рузскаго и других? «Палачи приказывали своим жертвам становиться на колeни и вытягивать шеи. Вслeд за этим наносились удары шашками. Среди палачей были неумeлые, которые не могли нанести смертельнаго удара с одного взмаха, и тогда заложника ударяли раз по пяти, а то и больше». Рузскаго рубил «кинжалом» сам Атарбеков — руководитель Ч. К. Другим «рубили сначала руки и ноги, а потом уже головы».^[254]

Приведем описанiе подвигов коменданта Харьковской Ч. К. Саенко, получившаго особенно громкую извeстность при занятiи и эвакуацiи Харькова большевиками в 1919 г. В руки этого садиста и маньяка были отданы сотни людей. Один из свидeтелей разсказывает, что, войдя в камеру (при арестe), он обратил вниманiе на перепуганный вид заключенных. На вопрос: «что случилось?» получился отвeт: «Был Саенко и увел двух на допрос, Сычева и Бeлочкина, и обeщал зайти вечером, чтобы „подбрить“ нeкоторых заключенных». Прошло нeсколько минут, распахнулась дверь и вошел молодой человeк, лeт 19, по фамилiи Сычев, поддерживаемый двумя красногвардейцами. Это была тeнь, а не человeк. На вопрос: «что с вами?» короткiй отвeт: «меня допрашивал Саенко». Правый глаз Сычева был оплошным кровоподтеком, на правой скуловой кости огромная ссадина, причиненная рукояткой нагана. Недоставало 4 передних зубов, на шеe кровоподтеки, на лeвой лопаткe зiяла рана с рваными краями; всeх кровоподтеков и ссадин на спинe было 37. Саенко допрашивал их уже пятый день. Бeлочкин с допроса был свезен в больницу, гдe и умер. Излюбленный способ Саенко: он вонзал кинжал на сантиметр в тeло допрашиваемаго и затeм поворачивал его в ранe. Всe истязанiя Саенко производил в кабинетe слeдователя «особаго отдeла», на глазах Якимовича, его помощников и слeдователя Любарскаго.

Дальше тот же очевидец разсказывает о казни нeскольких заключенных, учиненной Саенко в тот же вечер. Пьяный или накокаиненный Саенко явился в 9 час. вечера в камеру в сопровожденiи австрiйскаго штабс-капитана Клочковскаго, «он приказал Пшеничному, Овчеренко и Бeлоусову выйти во двор, там раздeл их до нага и начал с товарищем Клочковским рубить и колоть их кинжалами, нанося удары сначала в нижнiя части тeла и постепенно поднимаясь все выше и выше. Окончив казнь, Саенко возвратился в камеру весь окровавленный со словами: „Видите эту кровь? То же получит каждый, кто пойдет против меня и рабоче-крестьянской партiи“. Затeм палач потащил во двор избитаго утром Сычева, чтобы тот посмотрeл на еще живого Пшеничнаго, здeсь выстрeлом из револьвера добил послeдняго, а Сычева, ударив нeсколько раз ножнами шашки, втолкнул обратно в камеру».

Что испытывали заключенные в подвалах чрезвычайки, говорят надписи на подвальных стeнах. Вот нeкоторыя из них: «четыре дня избивали до потери сознанiя и дали подписать готовый протокол; и подписал, не мог перенести больше мученiй». «Перенес около 800 шомполов и был похож на какой-то кусок мяса… разстрeлен 26-го марта в 7 час. вечера на 23 году жизни». «Комната испытанiй». «Входящiй сюда, оставь надежды».

Живые свидeтели подтвердили ужасы этой «комнаты испытанiй». Допрос, по описанiю этих вышедших из чрезвычайки людей, производился ночью и неизмeнно сопровождался угрозами разстрeла и жестоких побоев, с цeлью заставить допрашиваемаго сознаться в измышленном агентами преступленiи. Признанiе своей вины вымогалось при неуспeшности угроз битьем шомполами до потери сознанiя. Слeдователи Мирошниченко, бывшiй парикмахер, и Iесель Манькин, 18-лeтнiй юноша, были особенно настойчивы. Первый под дулом револьвера заставил прислугу Канишеву «признать себя виновной в укрывательствe офицеров», второй, направив браунинг на допрашиваемаго, говорил: «от правильнаго отвeта зависит ваша жизнь». Ко всeм ужасам с начала апрeля «присоединились еще новыя душевныя пытки»: «казни начали приводить в исполненiе почти что на глазах узников; в камеры явственно доносились выстрeлы из надворнаго чулана-кухни, обращеннаго в мeсто казни и истязанiй. При осмотрe 16 iюня этого чулана, в нем найдены были двe пудовыя гири и отрeз резиноваго пожарнаго рукава в аршин длиною с обмоткою на одном концe в видe рукоятки. Гири и отрeз служили для мученiя намeченных чрезвычайкою жертв. Пол чулана оказался покрытым соломою, густо пропитанною кровью казненных здeсь; стeны против двери испещрены пулевыми выбоинами, окруженными брызгами крови, прилипшими частичками мозга и обрывками черепной кожи с волосами; такими же брызгами покрыт пол чулана».

Вскрытiе трупов, извлеченных из могил саенковских жертв в концентрацiонном лагерe в числe 107 обнаружило страшныя жестокости: побои, переломы ребер, перебитiя голени, снесенные черепа, отсeченныя кисти и ступни, отрубленные пальцы, отрубленныя головы, держащiяся только на остатках кожи, прижиганiе раскаленным предметом, на спинe выжженныя полосы, и т. д. и т. д. «В первом извлеченном трупe был опознан корнет 6-го Гусарскаго полка Жабокритскiй. Ему при жизни были причинены жестокiе побои, сопровождавшiеся переломами ребер; кромe того в 13 мeстах на передней части тeла произвели прижиганiе раскаленным круглым предметом и на спинe выжгли цeлую полосу». Дальше: «У одного голова оказалась сплющена в плоскiй круг, толщиной в 1 сантиметр; произведено это сплющенiе одновременным и громадным давленiем плоских предметов с двух сторон». Там же: «Неизвeстной женщинe было причинено семь колотых и огнестрeльных ран, брошена она была живою в могилу и засыпана землею».

Обнаружены трупы облитых горячей жидкостью — с ожогами живота и спины, — зарубленных шашками, но не сразу: «казнимому умышленно наносились сначала удары несмертельные с исключительной цeлью мучительства».^[255] И гдe трупы не отыскивались бы в болeе или менeе потаенных мeстах, вездe они носили такой же внeшнiй облик. Будь то в Одессe, Николаевe, Царицынe. Пусть черепа трупов, извлеченных из каменоломен в Одессe, и могли быть разбиты от бросанiя в ямы; пусть многiе внeшнiе признаки истязанiй произошли от времени пребыванiя тeл в землe; пусть люди, изслeдовавшiе трупы, в том числe врачи, не умeли разобраться в посмертных измeненiях и потому «принимали мацерацiи за ожоги, a разбухшiе от гнiенiя половые органы за прижизненныя поврежденiя» — и тeм не менeе многочисленныя свидeтельства и многочисленныя фотографiи (нeсколько десятков), лежащiя перед нашими глазами, показывают наглядно, что естественным путем эти трупы не могли прiобрeсти тот внeшнiй облик, который обнаружился при их разслeдованiи. Пусть разсказы о физических пытках типа испанской инквизицiи будут всегда и вездe преувеличены — нашему сознанiю не будет легче от того, что русскiя пытки двадцатаго вeка менeе жестоки, менeе безчеловeчны.

С нeкоторым моральным облегченiем мы должны подчеркнуть, что всe без исключенiя рабочiе анатомическаго театра в Одессe, куда нерeдко привозили трупы разстрeленных из Ч. К., свидeтельствуют об отсутствiи каких-либо внeшних признаков истязанiй. Но сам по себe этот факт ничего не говорит о невозможности истязанiй. Пытали, конечно, относительно немногих, и вряд ли трупы этих немногих могли попасть в анатомическiй театр.

Многое разсказанное свидeтелями в показанiях, данных Деникинской Комиссiи, подтверждается из источников как бы из другого лагеря, лагеря враждебнаго бeлой армiи. Возьмем хотя бы Харьков и подвиги Саенко. Лeвый соц. — рев., заключенный в то время в тюрьму, разсказывает:^[256] «По мeрe приближенiя Деникина, все больше увеличивалась кровожадная истерика чрезвычайки. Она в это время выдвинула своего героя. Этим героем был знаменитый в Харьковe комендант чрезвычайки Саенко. Он был, в сущности мелкой сошкой — комендантом Чека, но в эти дни паники жизнь заключенных в Ч. К. и в тюрьмe находилась почти исключительно в его власти. Каждый день к вечеру прieзжал к тюрьмe его автомобиль, каждый день хватали нeсколько человeк и увозили. Обыкновенно всeх приговоренных Саенко разстрeливал собственноручно. Одного, лежавшаго в тифу приговореннаго, он застрeлил на тюремном дворe. Маленькаго роста, с блестящими бeлками и подергивающимся лицом маньяка бeгал Саенко по тюрьмe с маузером со взведенным курком в дрожащей рукe. Раньше он прieзжал за приговоренными. В послeднiе два дня он сам выбирал свои жертвы среди арестованных, прогоняя их по двору своей шашкой, ударяя плашмя.

В послeднiй день нашего пребыванiя в Харьковской тюрьмe звуки залпов и одиночных выстрeлов оглашали притихшую тюрьму. И так весь день. В этот день было разстрeлено 120 человeк на заднем дворикe нашей тюрьмы». Таков разсказ одного из эвакуированных. Это были лишь отдeльные «счастливцы» — всего 20–30 человeк. И там же его товарищ описывает эту жуткую сортировку перед сдачей города «в теченiе трех кошмарных часов».^[257] «Мы ждали в конторe и наблюдали кошмарное зрeлище, как торопливо вершился суд над заключенными. Из кабинета, прилегающаго к конторe, выбeгал хлыщеватый молодой человeк, выкрикивал фамилiю и конвой отправлялся в указанную камеру. Воображенiе рисовало жуткую картину. В десятках камер лежат на убогих койках живые люди».

«И в ночной тиши, прорeзываемой звуками канонады под городом и отдeльными револьверными выстрeлами на дворe тюрьмы, в мерзком закоулкe, гдe падает один убитый за другим — в ночной тиши двухтысячное населенiе тюрьмы мечется в страшном ожиданiи.

Раскроются двери корридора, прозвучат тяжелые шаги, удар прикладов в пол, звон замка. Кто-то свeтит фонарем и корявым пальцем ищет в спискe фамилiю. И люди, лежащiе на койках, бьются в судорожном припадкe, охватившем мозг и сердце. „Не меня ли?“ Затeм фамилiя названа. У остальных отливает медленно, медленно от сердца, оно стучит ровнeе: „Не меня, не сейчас!“

Названный торопливо одeвается, не слушаются одервянeвшiе пальцы. A конвойный торопит.

— „Скорeе поворачивайся, некогда теперь“… Сколько провели таких за 3 часа. Трудно сказать. Знаю, что много прошло этих полумертвых с потухшими глазами. „Суд“ продолжался недолго… Да и какой это был суд: предсeдатель трибунала или секретарь — хлыщеватый фенчмен — заглядывали в список, бросали: „уведите“. И человeка уводили в другую дверь».

В «Матерiалах» Деникинской комиссiи мы находим яркiя, полныя ужаса сцены этой систематической разгрузки тюрем. «В первом часу ночи на 9-го iюня заключенные лагеря на Чайковской проснулись от выстрeлов. Никто не спал, прислушиваясь к ним, к топоту караульных по корридорам, к щелканiю замков и к тяжелой тянущейся поступи выводимых из камер смертников».

«Из камеры в камеру переходил Саенко со своими сподвижниками и по списку вызывал обреченных; уже в дальнiя камеры доносился крик коменданта: „выходи, собирай вещи“. Без возраженiй, без понужденiя, машинально вставали и один за другим плелись измученные тeлом и душой смертники к выходу из камер к ступеням смерти». На мeстe казни «у края вырытой могилы, люди в одном бeльe или совсeм нагiе были поставлены на колeни; по очереди к казнимым подходили Саенко, Эдуард, Бондаренко, методично производили в затылок выстрeл, черепа дробились на куски, кровь и мозг разметывались вокруг, а тeло падало безшумно на еще теплыя тeла убiенных. Казни длились болeе трех часов»… Казнили болeе 50 человeк. Утром вeсть о разстрeлe облетeла город, и родные и близкiе собрались на Чайковскую; «внезапно открылись двери комендатуры и оттуда по мостику направились два плохо одeтых мужчины, за ними слeдом шли с револьверами Саенко и Остапенко. Едва переднiе перешли на другую сторону рва, как раздались два выстрeла и неизвeстные рухнули в вырытую у стeны тюрьмы яму». Толпу Саенко велeл разогнать прикладами, а сам при этом кричал: «не бойтесь, не бойтесь, Саенко доведет красный террор до конца, всeх разстрeляет». И тот же эвакуированный «счастливец» в своем описанiи переeзда из Харькова к Москвe опять подтверждает всe данныя, собранныя комиссiей о Саенко, который завeдывал перевозкой и по дорогe многих из них разстрeлял. (Этот свидeтель — небезызвeстный лeвый с.-р. Карелин.) «Легенды, ходившiя про него в Харьковe, не расходились с дeйствительностью. При нас в Харьковской тюрьмe он застрeлил больного на носилках». «При нашем товарищe, разсказывавшем потом этот случай, Саенко в камерe заколол кинжалом одного заключеннаго. Когда из порученной его попеченiю партiи заключенных бeжал один, Саенко при всeх застрeлил перваго попавшаго — в качествe искупительной жертвы». «Человeк с мутным взглядом воспаленных глаз, он, очевидно, все время был под дeйствiем кокаина и морфiя. В этом состоянiи он еще ярче проявлял черты садизма».^[258]

Нeчто еще болeе кошмарное разсказывает о Кiевe Нилостонскiй в своей книгe «Кровавое похмелье большевизма», составленной, как мы говорили уже, главным образом, на основанiи данных комиссiи Рерберга, которая производила свои разслeдованiя немедленно послe занятiя Кiева Добровольческой армiей в августe 1919 г.

«В большинствe чрезвычаек большевикам удалось убить заключенных наканунe вечером (перед своим уходом). Во время этой человeческой кровавой бани, в ночь на 28 августа 1919 г. на одной бойнe губернской чрезвычайки, на Садовой № 5 убито 127 человeк. Вслeдствiе большой спeшки около 100 чел. были просто пристроены в саду губернской чрезвычайки, около 70-ти, — в уeздной чрезвычайкe на Елисаветинской, приблизительно столько же — в „китайской“ чрезвычайкe; 51 желeзнодорожник в желeзнодорожной чрезвычайкe и еще нeкоторое количество в других многочисленных чрезвычайках Кiева…

Сдeлано это было, во первых, из мести за побeдоносное наступленiе Добровольческой армiи, во вторых, из нежеланiя везти арестованных с собой.

В нeкоторых других чрезвычайках, откуда большевики слишком поспeшно бeжали, мы нашли живых заключенных, но в каком состоянiи! Это были настоящiе мертвецы, еле двигавшiеся и смотрeвшiе на вас неподвижным, не понимающим взором» (9).

Далeе Нилостонскiй описывает внeшнiй вид одной из Кiевских человeческих «боен» (автор утверждает, что онe оффицiально даже назывались «бойнями») в момент ознакомленiя с ней комиссiи.

«… Весь цементный пол большого гаража (дeло идет о „бойнe“ губернской Ч. К.) был залит уже не бeжавшей вслeдствiе жары, а стоявшей на нeсколько дюймов кровью, смeшанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человeческими остатками. Всe стeны были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в сосeднее помeщенiе, гдe был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в 10 метров длины. Этот желоб был на всем протяженiи до верху наполнен кровью… Рядом с этим мeстом ужасов в саду того же дома лежали наспeх поверхностно зарытые 127 трупов послeдней бойни… Тут нам особенно бросилось в глаза, что у всeх трупов размозжены черепа, у многих даже совсeм расплющены головы. Вeроятно они были убиты посредством размозженiя головы каким нибудь блоком. Нeкоторые были совсeм без головы, но головы не отрубались, а… отрывались… Опознать можно было только немногих по особым примeтам, как-то: золотым зубам, которые „большевики“ в данном случаe не успeли вырвать. Всe трупы были совсeм голы.

В обычное время трупы скоро послe бойни вывозились на фурах и грузовиках за город и там зарывались. Около упомянутой могилы мы натолкнулись в углу сада на другую болeе старую могилу, в которой было приблизительно 80 трупов. Здeсь мы обнаружили на тeлах разнообразнeйшiя поврежденiя и изуродованiя, какiя трудно себe представить. Тут лежали трупы с распоротыми животами, у других не было членов, нeкоторые были вообще совершенно изрублены. У нeкоторых были выколоты глаза и в то же время их головы, лица, шеи и туловища были покрыты колотыми ранами. Далeе мы нашли труп с вбитым в грудь клином. У нескольких не было языков. В одном углу могилы мы нашли нeкоторое количество только рук и ног. В сторонe от могилы у забора сада мы нашли нeсколько трупов, на которых не было слeдов насильственной смерти. Когда через нeсколько дней их вскрыли врачи, то оказалось, что их рты, дыхательные и глотательные пути были наполнены землей. Слeдовательно, несчастные были погребены заживо и, стараясь дышать, глотали землю. В этой могилe лежали люди разных возрастов и полов. Тут были старики, мужчины, женщины и дeти. Одна женщина была связана веревкой со своей дочкой, дeвочкой лeт восьми. У обeих были огнестрeльныя раны» (21–22).

«Тут же во дворe, — продолжает изслeдователь, — среди могил зарытых нашли мы крест, на котором за недeлю приблизительно до занятiя Кiева распяли поручика Сорокина, котораго большевики считали добровольческим шпiоном»…. «В губернской Чека мы нашли кресло (то же было и в Харьковe) в родe зубоврачебнаго, на котором остались еще ремни, которыми к нему привязывалась жертва. Весь цементный пол комнаты был залит кровью, и к окровавленному креслу прилипли остатки человeческой кожи и головной кожи с волосами»…

В уeздной Чека было то же самое, такой же покрытый кровью с костями и мозгом пол и пр. «В этом помeщенiи особенно бросалась в глаза колода, на которую клалась голова жертвы и разбивалась ломом, непосредственно рядом с колодой была яма, в родe люка, наполненная до верху человeческим мозгом, куда при размозженiи черепа мозг тут же падал»…

Вот пытки в так называемой «китайской» Чека в Кiевe:

«Пытаемаго привязывали к стeнe или столбу; потом к нему крeпко привязывали одним концом желeзную трубу в нeсколько дюймов ширины»… «Через другое отверстiе в нее сажалась крыса, отверстiе тут же закрывалось проволочной сeткой и к нему подносился огонь. Приведенное жаром в отчаянiе животное начинало въeдаться в тeло несчастнаго, чтобы найти выход. Такая пытка длилась часами, порой до слeдующаго дня, пока жертва умирала» (25). Данныя комиссiи утверждают, что примeнялась и такого рода пытка: «пытаемых зарывали в землю до головы и оставляли так до тeх пор, пока несчастные выдерживали. Если пытаемый терял сознанiе, его вырывали, клали на землю, пока он приходил в себя и снова так же зарывали»… «Перед уходом из Кiева большевики зарыли так многих несчастных и при спeшкe оставили их зарытыми — их откопали добровольцы»… (23–24).

Автор цитируемой книги, на основанiи данных той же комиссiи, утверждал, что Кiев не представлял какого либо исключенiя. Явленiя эти наблюдались повсемeстно. Каждая Че-ка как бы имeла свою спецiальность.

Спецiальностью Харьковской Че-ка, гдe дeйствовал Саенко, было, напримeр, скальпированiе и сниманiе перчаток с кистей рук.^[259]

Каждая мeстность в первый перiод гражданской войны имeла свои специфическiя черты в сферe проявленiя человeческаго звeрства.

В Воронежe пытаемых сажали голыми в бочки, утыканныя гвоздями, и катали.^[260] На лбу выжигали пятиугольную звeзду; священникам надeвали на голову вeнок из колючей проволоки.

В Царицынe и Камышинe — пилили кости. В Полтавe и Кременчугe всeх священников сажали на кол (26–28). «В Полтавe, гдe царил „Гришка проститутка“ в один день посадили на кол 18 монахов» (28). «Жители утверждали, что здeсь (на обгорeлых столбах) Гришка-проститутка сжигал особенно бунтовавших крестьян, а сам… сидя на стулe, потeшался зрeлищем» (28).

В Екатеринославe предпочитали и распятiе и побиванiе камнями (29). В Одессe офицеров истязали, привязывая цeпями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку (31).^[261]

Формы издeвательств и пыток неисчислимы. В Кiевe жертву клали в ящик с разлагающимися трупами, над ней стрeляли, потом объявляли, что похоронят в ящикe заживо. Ящик зарывали, через полчаса снова открывали и… тогда производили допрос. И так дeлали нeсколько раз подряд. Удивительно ли, что люди дeйствительно сходили с ума.

О запиранiи в подвал с трупами говорит и отчет кiевских сестер милосердiя. О том же разсказывает одна из потерпeвших гражданок Латвiи, находившаяся в 1920 г. в заключенiи в Москвe в Особом Отдeлe и обвинявшаяся в шпiонажe. Она утверждает, что ее били нагайкой и желeзным предметом по ногтям пальцев, завинчивали на головe желeзный обруч. Наконец, ее втолкнули в погреб! Здeсь — говорит разсказчица — «при слабом электрическом освeщенiи я замeтила, что нахожусь среди трупов, среди которых опознала одну мнe знакомую, разстрeленную днем раньше. Вездe было забрызгано кровью, которой и я испачкалась. Эта картина произвела на меня такое впечатлeнiе, что я почувствовали, — в полном смыслe слова, что у меня выступает холодный пот… Что дальше со мной было, не помню — пришла я в сознанiе только в своей камерe».^[262]

Почему разные источники разнаго происхожденiя, разных перiодов рисуют нам столь однородныя сцены? Не служит ли это само по себe доказательством правдоподобiя всего разсказаннаго?

Вот заявленiе Центральнаго Бюро партiи с.-р.: «В Керенскe палачи чрезвычайки пытают температурой: жертву ввергают в раскаленную баню, оттуда голой выводят на снeг; в Воронежской губ., в селe Алексeевском и др. жертва голой выводится зимой на улицу и обливается холодной водой, превращаясь в ледяной столб… В Армавирe примeняются „смертные вeнчики“: голова жертвы на лобной кости опоясывается ремнем, концы котораго имeют желeзные винты и гайку… Гайка завинчивается, сдавливает ремнем голову… В станицe Кавказской примeняется спецiально сдeланная желeзная перчатка, надeваемая на руку палача, с небольшими гвоздями». Читатель скажет, что это единичные факты — добавляет в своей работe «Россiя послe четырех лeт революцiи» С. С. Маслов. К ужасу человeчества — нeт. Не единичные. Превращенiе людей в ледяные столбы широко практиковалось в Орловской губ. при взысканiи чрезвычайнаго революцiоннаго налога; в Малоархангельском уeздe одного торговца (Юшкевича) коммунистическiй отряд за «невзнос налога посадил на раскаленную плитку печи» (стр. 193). По отношенiю к крестьянам Воронежской губ. (1920) за неполное выполненiе «продразверстки» употребляли такiе прiемы воздeйствiя: спускали в глубокiе колодцы и по много раз окунали в воду, вытаскивали наверх и предъявляли требованiе о выполненiи продразверстки полностью. Автор брал свои данныя не из источников «контр-революцiонных», автор цитирует показанiя не каких-либо реставраторов и идеологов стараго режима, a показанiя, собранный им в перiод тюремнаго сидeнiя, показанiя потерпeвших, свидeтельства очевидцев — людей демократическаго и соцiалистическаго образа мысли…

Хотeлось бы думать, что все это преувеличено. Вeдь мы живем в вeк высокоразвитой культуры!

Повторяю, я лично готов отвергнуть такiя «легенды», о которых повeствует крестьянин из с. Бeлобордки: сажали в большой котел, который раскаливали до красна; помeщали в трубу с набитыми гвоздями и сверху поливали кипятком. Пусть даже останется только пытка «горячим сюргучем», о которой разсказывают очень многiе в своих воспоминанiях о Кiевe…

Время течет. На очереди Грузiя — страна, гдe Ч. К. водворяется послeдней. Освeдомленный корреспондент «Дней»^[263] так описывает «работу» Ч. К. в Закавказьe:

«В глухих, сырых и глубоких подвалах помeщенiя Че-ка цeлыми недeлями держат арестованнаго, предназначеннаго для пытки, без пищи, а часто и без питья. Здeсь нeт ни кроватей, ни столов, ни стульев. На голой землe, по колeно в кровавой грязи, валяются пытаемые, которым ночью приходится выдерживать цeлыя баталiи с голодными крысами. Если эта обстановка оказывается недостаточной, чтобы развязать язык заключенная, то его переводят этажем ниже, в совершенно темный подвал. Через короткое время у подвергнутаго этой пыткe стынет кровь и уже безчувственнаго его выносят наверх, приводят в сознанiе и предлагают выдать товарищей и организацiи. При вторичном отказe его снова ввергают в подвал и так дeйствуют до тeх пор, пока замученный арестованный или умирает, или скажет что нибудь компрометирующее, хотя бы самаго неправдоподобнаго свойства. Бывает и так, что в подвал в час ночи к арестованным внезапно являются агенты — палачи Че-ка, выводят их на двор и открывают по ним стрeльбу, имитируя разстрeл. Послe нeскольких выстрeлов, живого мертвеца возвращают в подвал. За послeднее время в большом ходу смертные вeнчики, которыми пытали между прочим соцiал-демократа Какабадзе и вырвали у него согласiе стать сотрудником Че-ка. Выпущенный из подвалов на волю, Какабадзе подробно разсказал товарищам обо всем и скрылся».^[264]

___

Даже в совeтскую печать проникали свeдeнiя о пытках при допросах, особенно в первое время, когда истязанiя и насилiя в соцiалистической тюрьмe были слишком непривычны для нeкоторых по крайней мeрe членов правящей партiи.

«Неужели средневeковый застeнок?» под таким заголовком помeстили, напр., московскiя «Извeстiя»^[265] письмо одного случайно пострадавшаго коммуниста: «Арестован я был случайно, как раз в мeстe, гдe, оказалось, фабриковали фальшивыя керенки. До допроса я сидeл 10 дней и переживал что-то невозможное (рeчь идет о слeдственной комиссiи Сущево-Марiинскаго района в Москвe)… Тут избивали людей до потери сознанiя, a затeм выносили без чувств прямо в погреб или холодильник, гдe продолжали бить с перерывом по 18 часов в сутки. На меня это так повлiяло, что я чуть с ума не сошел». Через два мeсяца мы узнаем из «Правды», что есть во Владимiрской Ч. К. особый уголок, гдe «иголками колят пятки».^[266]

Опять случайно попался коммунист, который взывает к обществу: «страшно жить и работать, ибо в такое положенiе каждому отвeтственному работнику, особенно в провинцiи, попасть очень легко». На это дeло обратили вниманiе, потому что здeсь замeшан был коммунист. Но в тысячах случаев проходят мимо лишь молчаливо. «Краснeю за ваш застeнок» — писала Л. Рейснер про петербургскую Ч. К. в декабрe 1918 г. Но все это «сентиментальности», и рeдкiе протестующiе голоса тонули в общем хорe. Петроградская «Правда» в февралe 1919 года очень красочно описывает пользу прiемов допроса путем фиктивнаго разстрeла: в одном селe на кулака наложили 20 пудов чрезвычайнаго налога. Он не заплатил. Его арестовали — не платит. Его повели на кладбище — не платит. Его поставили к стeнкe — не платит. Выстрeлили под ухом. О чудо! Согласился!

Мы имeем в качествe непреложнаго историческаго свидeтельства о пытках изумительный документ, появившiйся на столбцах самого московскаго «Еженедeльника Ч. К.» Там была напечатана статья под характерным заголовком: «Почему вы миндальничаете?» «Скажите, — писалось в статьe, подписанной предсeдателем нолинской Ч. К. и др. — почему вы не подвергли его, этого самаго Локкарта самым утонченным пыткам, чтобы получить свeдeнiя, адреса, которых такой гусь должен имeть очень много?^[267] Скажите, почему вы вмeсто того, чтобы подвергнуть его таким пыткам, от одного описанiя которых холод ужаса охватил бы контр-революцiонеров, скажите, почему вмeсто этого позволили ему покинуть Ч. К? Довольно миндальничать!.. Пойман опасный прохвост… Извлечь из него все, что можно, и отправить на тот свeт»!.. Это было напечатано в № 3 оффицiальнаго органа,^[268] имeвшаго, как мы говорили, своею цeлью «руководить» провинцiальными чрезвычайными комиссiями и проводить «идеи и методы» борьбы В. Ч. К. Что же удивительнаго, что на съeздe совeтов представители Ч. К. уже говорят: «теперь признано, что расхлябанность, как и миндальничанiе и лимоничанiе с буржуазiей и ея прихвостнями не должны имeть мeста».

Ч. К. «безпощадна ко всей этой сволочи» — таков лозунг, который идет в провинцiю и воспринимается мeстными дeятелями, как призыв к безпощадной и безнаказанной жестокости. Тщетны при такой постановкe предписанiя (больше теоретическiя) юридическим отдeлам губисполкомов слeдить за «законностью».^[269] Провинцiя берет лишь примeр с центра. А в центрe, в самом подлинном центрe, как утверждает одно из англiйских донесенiй, пытали Канегиссера, убiйцу Урицкаго. Пытали ли Каплан, как то усиленно говорили в Москвe? Я этого утверждать не могу. Но помню свое впечатлeнiе от первой ночи, проведенной в В. Ч. К. послe покушенiя на Ленина: кого то здeсь пытали — пыткой недаванiя спать…

Рeдко проникали и проникают свeдeнiя из застeнков, гдe творятся пытки. Я помню в Москвe процесс о сейфах, август 1920 г., когда перед Верховным Рев. Трибуналом вскрыта была картина пыток (сажанiе в лед и др.). Еще ярче картина эта предстала во время одного политическаго процесса в Туркестанe в октябрe 1919 г. «Обвиняемые в количествe свыше десяти человeк отреклись от сдeланных ими на слeдствiи в Чекe показанiй, указав, что подписи были даны ими в результатe страшных пыток. Трибунал опросил отряд особаго назначенiя при Чекe… Оказалось, что истязанiя и пытки обычное явленiе и примeнялись в Чекe, как общее правило». В залe засeданiй раздавались «плач и рыданiя многочисленной публики» — передает корреспондент «Воли Россiи».^[270] «Буржуазныя рыданiя», как назвал их обвинитель, в данном случаe подeйствовали на судей, и протестовал сам трибунал… Не так давно в московских «Извeстiях»^[271] мы могли прочесть о засeданiи омскаго губернскаго суда, гдe 29-го ноября разбиралось дeло начальника перваго района уeздной милицiи Германа, милицiонера Щербакова и доктора Троицкаго, обвинявшихся в истязанiи арестованных… Жгли горящим сюргучем ладони, предплечья, лили сюргуч на затылок и на шею, a затeм срывали вмeстe с кожей. «Такiе способы воздeйствiя, напоминающiе испанскую инквизицiю совершенно недопустимы» — морализовал во время процесса предсeдатель суда. Но пытки эти в сущности узаконены. «Соцiалистическiй Вeстник»^[272] дает в этой области исключительную иллюстрацiю. Корреспондент журнала пишет:

«В связи с давними слухами и обнаруживающимися фактами весной этого года губернским трибуналом г. Ставрополя была образована комиссiя для разслeдованiя пыток, практикуемых в уголовном розыскe. В комиссiю вошли — общественный обвинитель при трибуналe Шапиро и слeдователь-докладчик Ольшанскiй.

Комиссiя установила, что помимо обычных избiенiй, подвeшиванiй и других истязанiй, при ставропольском уголовном розыскe существуют:

1) „горячiй подвал“, состоящiй из глухой, без окон, камеры в подвалe, — 3 шага в длину, 1 1/2 в ширину. Пол состоит из двух-трех ступенек. В эту камеру, в видe пытки, заключают 18 человeк, так что всe не могут одновременно помeститься, стоя ногами на полу, и нeкоторым приходится повисать, опираясь на плечи других узников. Естественно, воздух в этой камерe такой, что лампа моментально гаснет, спички не зажигаются. В этой камерe держат по 2–3 суток, не только без пищи, но и без воды, не выпуская ни на минуту, даже для отправленiя естественных надобностей. Установлено, что в „горячiй подвал“, вмeстe с мужчинами сажали и женщин (в частности, Вейцман).

2) „Холодный подвал“. Это — яма от бывшаго ледника. Арестованнаго раздeвают почти до нага, спускают в яму по передвижной лeстницe, затeм лeстницу вынимают, а на заключеннаго сверху льют воду. Практикуется это зимой в морозы. Установлены случаи, когда на заключеннаго выливали по 8 ведер воды (в числe других этому подвергались Гурскiй и Вайнер).

3) „Измeренiе черепа“. Голову допрашиваемаго туго обвязывают шпагатом, продeвается палочка, гвоздь или карандаш, от вращенiя котораго окружность бичевки суживается. Постепенным вращенiем все сильнeе сжимают череп, вплоть до того, что кожа головы вмeстe с волосами отдeляется от черепа.

Рядом с этими пытками для полученiя сознанiя, установлены убiйства агентами розыска арестантов яко-бы при попыткe побeга (так убит в апрeлe 1922 г. Мастрюков).

Всe эти факты были установлены показанiями потерпeвших и свидeтелей, данными судебно-медицинской экспертизы, вскрытiем трупов и сознанiем агентов, производивших пытки и показавших, что дeйствовали по приказу начальника уголовнаго розыска Григоровича (он же член Ставропольскаго Исполкома, член Губкома Р. К. П. и замeститель начальника мeстнаго Госполитуправленiя), его помощника Повецкаго и юрисконсульта (!!) розыска Топышева. Пытки производились под личным их руководством и при личном участiи.

Трибунал постановил привлечь виновных к отвeтственности и отдал приказ об их арестe. Однако, никого арестовать не удалось, так как начальник губполитуправ. Чернобровый укрыл преступников в общежитiи госполитуправленiя и предъявил секретный циркуляр В. Ч. К., в котором, между прочим, говорилось, что, если при производствe дознанiя или предварительнаго слeдствiя к сознанiю обвиняемых не приведут очныя ставки, улики и „обычныя угрозы“, то рекомендуется „ старое испытанное средство “».

Происхожденiе этого циркуляра, как передают, таково. В серединe 1921 г. на извeстнаго слeдователя M. Ч. К. Вуля поступила жалоба по поводу примeненiя им на допросах пыток и истязанiй. Вуль хотeл подать в отставку и сложить с себя отвeтственность за развитiе бандитизма в Москвe. В виду этой угрозы, яко-бы Менжинскiй (?!) разрeшил ему продолжать прежнiе прiемы дeятельности, a вскорe послe этого был разослан циркуляр о «старом испытанном средствe». Финал этой исторiи обычен. Никого из производивших пытки арестовать не удалось. Зато начались гоненiя на тeх, кто проявлял излишнее усердiе и горячность при раскрытiи тайн уголовнаго розыска.

То же с новыми деталями подтвердило и письмо (из Ставрополя, напечатанное в № 1 «Путей Революцiи» (альманах лeвых с.-р.). Такой же эпилог был и в Туркестанe. Главным дeятелем по примeненiю пыток был бывшiй цирковой клоун, член чрезвычайной комиссiи и сам палач Дрожжин. Он был отозван от своей должности и назначен, послe обнаруженiя его дeятельности, как слeдователя, политическим комиссаром в тюрьму.^[273]

___

Не надо имeть большого воображенiя, чтобы представить себe этого циркового клоуна в новой роли. Фактов из его дeятельности на новом поприщe мы не знаем, но мы найдем иллюстрацiи в фактах в противоположной Туркестану мeстности — в Архангельскe.

В сборникe «Че-Ка» есть очерк о «холмогорском концентрацiонном лагерe» — о том самом, о котором нам уже вскользь приходилось упоминать. Мнe лично хорошо извeстен автор этого в сущности донесенiя, eздившiй с большой трудностью и опасностью для себя спецiально на далекiй сeвер, чтобы собрать свeдeнiя об ужасах, о которых доходили слухи в Москву, и чтобы выяснить возможность помочь несчастным заключенным этого «лагеря смерти». Я слышал его доклад в Москвe. В передачe он был еще болeе страшен. Было дeйствительно жутко, но мы были безсильны оказать помощь. Достаточно два-три штриха, чтобы охарактеризовать условiя жизни в холмогорском концентрацiонном лагерe:

«В бытность комендантом Бачулиса, человeка крайне жестокаго, немало людей было разстрeлено за ничтожнeйшiя провинности. Про него разсказывают жуткiя вещи. Говорят, будто он раздeлял заключенных на десятки и за провинность одного наказывал весь десяток. Разсказывают, будто как-то один из заключенных бeжал, его не могли поймать, и девять остальных были разстрeлены. Затeм бeжавшаго поймали, присудили к разстрeлу, привели к вырытой могилe; комендант с бранью собственноручно ударяет его по головe так сильно, что тот, оглушенный, падает в могилу и его, полуживого еще, засыпают землей. Этот случай был разсказан одним из надзирателей.

Позднeе Бачулис был назначен комендантом самаго сeвернаго лагеря, в ста верстах от Архангельска, в Портаминскe, гдe заключенные^[274] питаются исключительно сухой рыбой, не видя хлeба, и гдe Бачулис дает простор своим жестокостям. Из партiи в 200 человeк, отправленной туда недавно из Холмогор, по слухам, лишь немногiе уцeлeли. Одно упоминанiе о Портаминскe заставляет трепетать Холмогорских заключенных — для них оно равносильно смертному приговору, а между тeм и в Холмогорах тоже не сладко живется».^[275] А вот свeдeнiя о самом уже Портаминском «монастырe». Частное письмо, полученное в Петербургe, сообщает:^[276] «Однажды в 6 ч. утра выгнали всeх на работу. — Один из арестованных послe сыпняка был настолько слаб, что упал на дворe перед отходом на работу. Комендант не повeрил его слабости и, яко-бы за злостную симуляцiю, приказал раздeть его до нижняго бeлья и посадить в холодную камеру, куда набросали снeгу. Больной заживо был заморожен ». Далeе разсказывается, как больного, который был не в состоянiи слeдовать за партiей при перегонe по этапу, просто застрeлили на глазах у всeх арестованных.

«До чего доходит издeвательство — добавляет другой свидeтель^[277] — может дать представленiе слeдующiй случай… заключенные работали по добычe песку для построек. Работы шли перед окнами дома коменданта, который, увидав из окна, что рабочiе сeли на отдых, прямо из окна открыл стрeльбу по толпe. В результатe нeсколько убитых и раненых. Заключенные послe этого объявили голодовку протеста. Слухи об этом дошли до Москвы, и на этот раз комиссiя из центра смeстила коменданта. Новый комендант — уголовный матрос с „Гангута“ — по звeрству ничeм не отличается от стараго. Разстрeл заключенных тут же на мeстe, на глазах у всeх, иногда по простому самодурству любого конвоира — самое обычное явленiе».

Все это происходило в 1921–1922 гг. Об условiях жизни заключенных сам по себe свидeтельствует такой поразительный факт, что на 1200 заключенных за полгода приходится 442 смерти!!

В холмогорском лагерe наряду с темным карцером и спецiальной холодной башней есть еще особый «Бeлый Дом». Это спецiальная изоляцiя для нeкоторых провинившихся. В маленькой комнатe (даже без уборной) заключено бывает до 40 человeк. Автор разсказывает о больных сыпным тифом, валявшихся здeсь дней по 10 до кризиса без всякой помощи. «Нeкоторые просидeли больше мeсяца, заболeли тифом и кончили психическим разстройством». Это ли не пытка?

По поводу этих фактов нельзя сказать в оправданiе даже того, что они были уже давно…

Мы узнаем о всeх этих фактах рeдко и случайно. При безнаказанности начальства заключенным опасно жаловаться даже в тeх рeдких случаях, когда это возможно. Мнe лично раз только пришлось присутствовать в Бутырской тюрьмe при избiенiи слeдователем подслeдственнаго. Я только слышал мольбу послeдняго — молчать. И врачи без опасенiя не могут констатировать факт нанесенiя побоев — доктор Щеглов, выдавшiй медицинское свидeтельство нeкоторым соцiалистам, избитым в Бутырской тюрьмe, за это был немедленно отправлен в жестокую ссылку.^[278]

До нас доходят свeдeнiя, когда жертвами произвола становятся партiйные люди. Так мы узнаем, что в Тамбовe высeкли 18-лeтнюю с.-р. Лаврову,^[279] что та же судьба постигла жену с.-р. Кузнецова, когда не удалось узнать мeстопребыванiя ея мужа.^[280] Так мы узнаем, что с.-д. Трейгер в Семипалатинскe был посажен в «ящик» — длиной в три шага и шириной в два, гдe он сидeл вмeстe с сумасшедшим китайцем-убiйцей.^[281] Лeвый с.-р. Шебалин, в письмe, пересланном нелегальным путем, разсказывает, как его истязали в Петербургe: били по рукам и ногам рукояткой револьвера, мяли и давили глаза и половые органы (до потери сознанiя),^[282] били особо усовершенствованным способом — так, чтобы не было слeдов «без крови» (кровь шла горлом)!^[283] Я хорошо знаю Шебалина, пробыв с ним болeе полугода в заключенiи в Бутырской тюрьмe. Это человeк, не способный ни ко лжи, ни к преувеличенiям. «Не забывайте, что я пишу из застeнка, перед которым по своему режиму и примeненiю особых мeр воздeйствiя к заключенным блeднeют русскiя Бастилiи — Шлиссельбург и Петропавловка, гдe в старое время мнe пришлось томиться в одном из казематов, как государственному преступнику» — пишет Шебалин.

И он разсказывает об особо усовершенствованном изобрeтенiи камер «пробок» на Гороховой, т. е. Петроградской Чеки (тeсныя, холодныя одиночки, наглухо закупориваемыя, с двойными стeнами, обложенными пробками — отсюда никакой звук не доносится). В этих изолированных камерах идут допросы заключенных с «вымораживанiем», «прижиганiем огнем» и пр. На этом сообщенiи имeется помeтка 9-го апрeля 1922 г. В этих «пробках» держат обыкновенно 5 -10 дней, но нерeдко держат и по мeсяцу.^[284]

«Избiенiе ногами, винтовкой, револьвером — замeчает С. С. Маслов в своей книгe,^[285] написанной в значительной степени на основанiи матерiала, вывезеннаго им из Россiи, — в счет не идут, они общеприняты и повсемeстны». И автор приводит яркую иллюстрацiю, не имeющую в данном случаe отношенiя к политикe. Тeм характернeе она для «коммунистическаго» правосудiя, о новых принципах котораго так много пишут хвалебнаго в совeтской прессe. Вeдь там преступников не наказывают, а исправляют. «В маe 1920 г., - разсказывает С. О. Маслов, — в Москвe была арестована группа дeтей (карманных воров) в возрастe от 11 до 15 лeт. Их посадили в подвал и держали изолированно от других, но всю группу вмeстe. „Чрезвычайка“ рeшила использовать арест во всю. От дeтей стали требовать — сначала угрозами и обeщанiями награды, выдачи других карманных воров. Дeти отзывались незнанiем. Послe нeскольких безплодных допросов в камеру, гдe сидeли дeти, вошло нeсколько служащих и началось жестокое избiенiе. Били сначала кулаками, потом, когда дeти попадали, их били каблуками сапог. Дeти обeщали полную выдачу. Так как фамилiи товарищей дeти не знали, то их возили каждый день по улицам в автомобилях, трамваях, водили на вокзалы. Первый день дeти попробовали никого не указать. Тогда вечером было повторено избiенiе еще болeе жестокое, чeм прежде. Дeти начали выдавать. Вели день был неудачный, и ребенок не встрeчал или не указывал товарища по ремеслу, вечером он был избиваем. Пытка тянулась двe недeли. Дeти, чтобы избeжать битья, начали оговаривать незнакомых и невинных. Через три недeли их перевезли в Бутырскую тюрьму. Худыя, избитыя, в рваном платьe, с постоянным застывшим испугом на личиках, они были похожи на затравленных звeрьков, видящих неминуемую и близкую смерть. Они дрожали, часто плакали и отчаянно кричали во снe. Послe 2–3 недeльнаго сидeнiя в Бутырской тюрьмe, дeти снова были взяты в „чрезвычайку“. Долгiе тюремные сидeльцы говорили мнe, что за все время их ареста, за всю жизнь, за время даже царской каторги, они не слыхали таких отчаянных криков, как крики этих дeтей, понявших, что их снова везут в подвал, и не испытывали такой жгучей злобы, как от этого издeвательства над ворами-дeтьми. Тюрьма плакала, когда обезумeвших и воющих дeтей вели по коридорам, потом по двору тюрьмы».

Измeнились ли условiя? Мы не так давно узнали об убiйствe в мартe 1923 г. при допросe стараго революцiонера Куликовскаго агентом иркутскаго Г. П. У. Корреспондент «Дней» сообщал, что за отказ отвeчать на допросe его стали бить рукояткой револьвера, разбили череп и убили…

Разнузданность палачей.

Для того, чтобы отчетливeе представить себe сущность «краснаго террора», мы должны воспринять циничность форм, в которыя он вылился — не только то, что людей виновных и невинных, политических противников и безразличных разстрeливали, но и как их разстрeливали. Эта внeшняя оболочка, быть может, важнeе даже для пониманiя так называемаго «краснаго террора».

Перед нами прошел уже садист в полном смыслe слова — харьковскiй Саенко. Нeсколько слов о его помощникe — матросe Эдуардe, разсказывает Карелин: знаменит был тeм, что, дружески разговаривая с заключенным, смeясь беззаботным смeхом, умeл артистически «кончить» своего собесeдника выстрeлом в затылок.

Таким же звeрем изображает освeдомленный в одесских дeлах Авербух предсeдателя мeстной чеки Калинченко. О его «причудах» и диких расправах разсказывали цeлыя легенды: однажды во время празднованiя своих именин К. приказал доставить из тюрьмы «трех самых толстых буржуев». Его приказ был выполнен, и он в каком то пьяном экстазe тут же убивает их из револьвера.

«Мнe как то раз пришлось посeтить кафе „Астра“ по Преображенской улицe, посeщаемое исключительно большевицкими служащими» — пишет Авербух.^[286] — «И здeсь мнe совершенно неожиданно пришлось выслушать разсказ извeстнаго палача „Васьки“ о том, как он раз расправился с двумя буржуями, как они корчились и метались в предсмертных судорогах, как они цeловали у него руки и ноги и как он все-таки исполнил свой революцiонный долг». Среди одесских палачей был негр Джонстон, спецiально выписанный из Москвы. «Джонстон был синонимом зла и изувeрств»… «Сдирать кожу с живого человeка перед казнью, отрeзать конечности при пытках и т. п. — на это способен был один палач негр Джонстон». Он ли один? В Москвe на выставкe, устроенной большевиками в 1920–1921 гг., демонстрировались «перчатки», снятыя с человeческой руки. Большевики писали о том, что это образец звeрств «бeлых». Но… об этих перчатках, снимаемых в Харьковe Саенко, доходили давно в Москву слухи. Говорили, что нeсколько «перчаток» было найдено в подвалe Ч. К. Харьковскiе анархисты, привезенные в Бутырскую тюрьму, единогласно свидeтельствовали об этих харьковских «перчатках», содранных с рук пытаемых.

«Нас упрекают в готтентотской морали», — говорил Луначарскiй в засeданiи московскаго совeта 4 декабря 1918 г. «Мы принимаем этот упрек»… И Саенковскiя «перчатки» могли фигурировать на московской выставкe, как доказательство жестокости противников…^[287]

С Джонстоном могла конкурировать в Одессe лишь женщина-палач, молодая дeвушка Вeра Гребеннюкова («Дора»). О ея тиранствах также ходили цeлыя легенды. Она «буквально терзала» свои жертвы: вырывала волосы, отрубала конечности, отрeзала уши, выворачивала скулы и т. д. Чтобы судить о ея дeятельности, достаточно привести тот факт, что в теченiе двух с половиной мeсяцев ея службы в чрезвычайкe ею одной было разстрeлено 700 слишком человeк, т. е. почти треть разстрeленных в Ч. К. всeми остальными палачами.^[288]

В Кiевe разстрeливаемых заставляли ложиться ничком в кровавую массу, покрывавшую пол, и стрeляли в затылок и размозжали череп. Заставляли ложиться одного на другого еще только что пристрeленнаго. Выпускали намeченных к разстрeлу в сад и устраивали там охоту на людей. И отчет кiевских сестер милосердiя тоже регистрирует такiе факты. В «лунныя, ясныя лeтнiя ночи», «холеный, франтоватый» комендант губ. Ч. К. Михайлов любил непосредственно сам охотиться с револьвером в руках, за арестованными, выпущенными в голом видe в сад.^[289] Французская писательница Одетта Кун, считающая себя коммунисткой и побывавшая по случайным обстоятельствам^[290] в тюрьмах Ч. К. в Севастополe, Симферополe, Харьковe и Москвe, разсказывает в своих воспоминанiях со слов одной из заключенных о такой охотe за женщинами даже в Петроградe (она относит этот, казалось бы, маловeроятный факт к 1920 г.!!). В той же камерe, что и эта женщина, было заключено еще 20 женщин контр-революцiонерок. Ночью за ними пришли солдаты. Вскорe послышались нечеловeческiе крики, и заключенные увидали в окно, выходящее на двор, всeх этих 20 женщин, посаженных голыми на дроги. Их отвезли в поле и приказали бeжать, гарантируя тeм, кто прибeжит первыми, что онe не будут разстрeлены. Затeм онe были всe перебиты…

В Брянскe, как свидeтельствует С. М. Волконскiй в своих воспоминанiях,^[291] существовал «обычай» пускать пулю в спину послe допроса. В Сибири разбивали головы «желeзной колотушкой»… В Одессe — свидeтельствует одна простая женщина в своих показанiях — «во дворe Ч. К. под моим окном поставили бывшаго агента сыскной полицiи. Убивали дубиной или прикладом. Убивали больше часа. И он умолял все пощадить». В Екатеринославe нeкiй Валявка, разстрeлявшiй сотни «контр-революцiонеров», имeл обыкновенiе выпускать «по десять-пятнадцать человeк в небольшой, спецiальным забором огроженный двор». Затeм Валявка с двумя-тремя товарищами выходил на середину двора и открывал стрeльбу.^[292]

В том же Екатеринославe предсeдатель Ч. К., «тов. Трепалов», ставил против фамилiй, наиболeе ему непонравившихся, сокращенную подпись толстым красным карандашем «рас», что означало — расход, т. е. разстрeл; ставил свои помeтки так, что трудно было в отдeльных случаях установить, к какой собственно фамилiи относятся буквы «рас». Исполнители, чтобы не «копаться» (шла эвакуацiя тюрьмы), разстрeляли весь список в 50 человeк по принципу: «вали всeх».^[293]

Петроградскiй орган «Революцiонное Дeло»^[294] сообщал такiя подробности о разстрeлe 60 по Таганцевскому дeлу.

«Разстрeл был произведен на одной из станцiй Ириновской ж. д. Арестованных привезли на разсвeтe и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всeм раздeться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обреченных была насильно столкнута в яму и по ямe была открыта стрeльба.

На кучу тeл была загнана и остальная часть и убита тeм же манером. Послe чего яма, гдe стонали живые и раненые, была засыпана землей».

Вот палачи московскiе, которые творят в спецiально приспособленных подвалах с асфальтовым полом с желобом и стоками для крови свое ежедневное кровавое дeло.^[295] Их образ запечатлeн в очеркe «Корабль смерти», посвященном в сборникe «Чека» описанiю казней уголовных, так называемых бандитов. Здeсь три палача: Емельянов, Панкратов, Жуков, все члены россiйской коммунистической партiи, живущiе в довольствe, сытости и богатствe. Они, как и всe вообще палачи, получают плату поштучно: им идет одежда разстрeленных и тe золотыя и пр. вещи, которыя остались на заключенных; они «выламывают у своих жертв золотые зубы», собирают «золотые кресты» и пр.

С. О. Маслов разсказывает о женщинe-палачe, которую он сам видeл. «Через 2–3 дня она регулярно появлялась в Центральной Тюремной больницe Москвы (в 1919 г.) с папироской в зубах, с хлыстом в рукe и револьвером без кобуры за поясом. В палаты, из которых заключенные брались на разстрeл, она всегда являлась сама. Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали свои вещи, прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом… Это была молоденькая женщина… лeт 20–22». Были и другiя женщины-палачи в Москвe. О. С. Маслов, как старый дeятель вологодской кооперацiи и член Учредительнаго Собранiя от Вологодской губ., хорошо освeдомленный о вологодских дeлах, разсказывает о мeстном палачe (далеко не профессiоналe) Ревеккe Пластининой (Майзель), бывшей когда то скромной фельдшерицей в одном из маленьких городков Тверской губ., разстрeлявшей собственноручно свыше 100 человeк. В Вологдe чета Кедровых — добавляет Е. Д. Кускова, бывшая в это время там в ссылкe^[296] — жила в вагонe около станцiи… В вагонах происходили допросы, а около них разстрeлы. При допросах Ревекка била по щекам обвиняемых, орала, стучала кулаками, изступленно и кратко отдавала приказы: «к разстрeлу, к разстрeлу, к стeнкe!» «Я знаю до десяти случаев, — говорит Маслов — когда женщины добровольно „дырявили затылки“». О дeятельности в Архангельской губ. весной и лeтом 1920 г. этой Пластининой-Майзель, бывшей женой знаменитаго Кедрова, корреспондент «Голоса Россiи»,^[297] сообщает:

«Послe торжественных похорон пустых, красных гробов началась расправа Ревекки Пластининой со старыми партiйными врагами. Она была большевичка. Эта безумная женщина, на голову которой сотни обездоленных матерей и жен шлют свое проклятье, в своей злобe превзошла всeх мужчин Всероссiйской Чрезвычайной Комиссiи. Она вспомнила всe маленькiя обиды семьи мужа и буквально распяла эту семью, а кто остался не убитым, тот убит морально. Жестокая, истеричная, безумная, она придумала, что ее бeлые офицеры хотeли привязать к хвосту кобылы и пустить лошадь вскачь, увeровала в свой вымысел, eдет в Соловецкiй монастырь и там руководит расправой вмeстe со своим новым мужем Кедровым. Дальше она настаивает на возвращенiи всeх арестованных комиссiей Эйдука из Москвы, и их по частям увозят на пароходe в Холмогоры, усыпальницу русской молодежи, гдe, раздeвши, убивают их на баржах и топят в морe. Цeлое лeто город стонал под гнетом террора».

Другое сообщенiе той же газеты добавляет:

В Архангельскe Майзель-Кедрова разстрeляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 бeженцами и солдатами армiи Миллера и т. д.

А вот другая, одесская, «героиня», о которой разсказывает очевидец 52 разстрeлов в один вечер.^[298] Главным палачем была женщина-латышка с звeроподобным лицом; заключенные ее звали «мопсом». Носила эта женщина-садистка короткiе брюки и за поясом обязательно два ногана. С ней может конкурировать «товарищ Люба» из Баку, кажется, разстрeленная за свои хищенiя,^[299] или предстательница Унечской Ч. К. «звeрь, а не человeк», являвшаяся всегда с двумя револьверами, массой патронов за широким кожаным поясом вокруг талiи и шашкою в рукe. Так описывает ее в своих воспоминанiях одна из невольных бeглянок из Россiи. «Унечане говорили о ней топотом и с затаенным ужасом». Сохранит ли исторiя ея имя для потомства? В Рыбинскe есть свой «звeрь» в обликe женщины — нeкая «Зина». Есть такая же в Екатеринославe, Севастополe и т. д.

Как ни обычна «работа» палачей — наконец, человeческая нервная система не может выдержать. И казнь совершают палачи преимущественно в опьяненном состоянiи — нужно состоянiе «невмeняемости», особенно в дни, когда идет дeйствительно своего рода бойня людей. Я наблюдал в Бутырской тюрьмe, что даже привычная уже к разстрeлам администрацiя, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к наркотикам (кокаин и пр.), когда прieзжал так называемый «комиссар смерти» за своими жертвами и надо было вызывать обреченных из камер.

«Почти в каждом шкапу — разсказывает Нилостонскiй про Кiевскiя чрезвычайки^[300] — почти в каждом ящикe нашли мы пустые флаконы из-под кокаина, кое-гдe даже цeлыя кучи флаконов».

В состоянiи невмeняемости палач терял человeческiй образ.

«Один из крупных чекистов разсказывал — передает авторитетный свидeтель^[301] — что главный; (московскiй) палач Мага, разстрeлявшiй на своем вeку не одну тысячу людей (чекист, разсказывавшiй нам, назвал невeроятную цифру в 11 тысяч разстрeленных рукой Мага), как-то закончив „операцiи“ над 15–20 человeками, набросился с криками „раздeвайся, такой сякой“ на коменданта тюрьмы Особаго Отдeла В. Ч. К. Попова, из любви к искусству присутствовавшаго при этом разстрeлe. „Глаза, налитые кровью, весь ужасный, обрызганный кровью и кусочками мозга, Мага был совсeм невмeняем и ужасен“ — говорил разсказчик. „Попов струсил, бросился бeжать, поднялась свалка и только счастье, что своевременно подбeжали другiе чекисты и окрутили Мага“…

И все-таки психика палача не всегда выдерживала. В упомянутом отчетe сестер милосердiя Кiевскаго Краснаго Креста разсказывается, как иногда комендант Ч. К. Авдохин не выдерживал и исповeдывался сестрам. „Сестры, мнe дурно, голова горит… Я не могу спать… меня всю ночь мучают мертвецы“… „Когда я вспоминаю лица членов Чека: Авдохина, Терехова, Асмолова, Никифорова, Угарова, Абнавера или Гусига, я увeрена, — пишет одна из сестер, — что это были люди ненормальные, садисты, кокаинисты — люди, лишенные образа человeческаго“. В Россiи в послeднее время в психiатрических лечебницах зарегистрирована как бы особая „болeзнь палачей“, она прiобрeтает массовый характер — мучающая совeсть и давящiе психику кошмары захватывают десятки виновных в пролитiи крови. Наблюдатели отмeчают нерeдкiя сцены таких припадков у матросов и др., которыя можно видeть, напр., в вокзальных помeщенiях на желeзных дорогах. Корреспондент „Дней“^[302] из Москвы утверждает, что „одно время Г. П. У. пыталось избавиться от этих сумасшедших путем разстрeла их и что нeсколько человeк таким способом были избавлены от кошмара душивших их галлюцинацiй“.

Среди палачей мы найдем не мало субъектов с опредeленно выраженными уже рeзкими чертами вырожденiя. Я помню одного палача 14 лeт, заключеннаго в Бутырской тюрьмe: этот полуидiот не понимал, конечно, что творил, и эпически разсказывал о совершенных дeянiях. В Кiевe в январe 1922 года была арестована слeдовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном разстрeлe 80 арестованных, преимущественно молодых людей. Р. признана была душевно-больной на почвe половой психопатiи. Слeдствiе установило, что Р. лично разстрeливала не только подозрeваемых, но и свидeтелей, вызванных в Ч. К. и имeвших несчастье возбудить ея больную чувственность… Один врач разсказывает о встрeченной им в госпиталe „Комиссаршe Нестеренко“, которая, между прочим, заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствiи беззащитных женщин, дeвушек, подчас малолeтних».^[303]

Просмотрите протоколы Деникинской комиссiи и вы увидите, как высшiе чины Ч. К., не палачи по должности, в десятках случаев производят убiйство своими руками. Одесскiй Вихман разстрeливает в самих камерах по собственному желанiю, хотя в его распоряженiи было 6 спецiальных палачей (один из них фигурировал под названiем «амур»). Атарбеков в Пятигорскe употребляет при казни кинжал. Ровер в Одессe в присутствiи свидeтеля убивает нeкоего Григорьева и его 12-тняго сына… Другой чекист в Одессe «любил ставить свою жертву перед собой на колeни, сжимать голову приговореннаго колeнями и в таком положенiи убивать выстрeлом в затылок».^[304] Таким примeрам нeсть числа…

Смерть стала слишком привычной. Мы говорили уже о тeх циничных эпитетах, которыми сопровождают обычно большевицкiя газеты сообщенiя о тeх или иных разстрeлах. Такой упрощенно-циничной становится вся вообще терминологiя смерти:^[305] «пустить в расход», «размeнять» (Одесса), «идите искать отца в Могилевскую губернiю», «отправить в штаб Духонина», Буль «сыграл на гитарe» (Москва), «больше 38 я не мог запечатать» т. е. собственноручно разстрeлять (Екатеринослав), или еще грубeе: «нацокал» (Одесса), «отправить на Машук — фiалки нюхать» (Пятигорск); комендант петроградской Чека громко говорит по телефону женe: «Сегодня я везу рябчиков в Кронштадт».^[306]

Также упрощенно и цинично совершается, как мы много раз уже отмeчали, и самая казнь. В Одессe объявляют о приговорe, раздeвают и вeшают на смертника дощечку с нумером. Так по №№ по очереди и вызывают.^[307] Заставляют еще расписываться в объявленiи приговора. В Одессe нерeдко послe постановленiя о разстрeлe обходили камеры и собирали бiографическiя данныя для газетных сообщенiй.^[308] Эта «законность» казни соблюдается и в Петроградe, гдe о приговорах объявляется в особой «комнатe для прieзжающих». Орган центральнаго комитета коммунистической партiи «Правда»^[309] высмeивал сообщенiя англiйской печати о том, что во время казни играет оркестр военной музыки. Так было в дни террора в сентябрe 1918 г. Так разстрeливали в Москвe «царских министров», да не их одних. Тогда казнили на Ходынском полe и разстрeливали красноармейцы. Красноармейцев смeнили китайцы. Позже появился спецiальный как-бы институт наемных палачей — профессiоналов, к которым от времени до времени присоединялись любители гастролеры.

Ряд свидeтелей в Деникинской комиссiи разсказывает о разстрeлах в Николаевe в 1919 г. под звуки духовной музыки. В Саратовe разстрeливают сами заключенные (уголовные) и тeм покупают себe жизнь. В Туркестанe сами судьи. Утверждают свидeтели уже теперешних дней, что такой же обычай существует в Одессe в губернском судe — даже не в Ч. К. Я не умeю дать отвeта на вопрос, хорошо или плохо, когда приводит казнь в исполненiе тот, кто к ней присудил… К 1923 г. относится сообщенiе о том, как судья В. непосредственно сам убивает осужденнаго: в сосeдней комнатe раздeвают и тут же убивают… Утверждают, что в Одессe в Ч. К. в 1923 г. введен новый, усовершенствованный способ разстрeла. Сдeлан узкiй, темный корридор с ямой в серединe. С боков имeются двe бойницы. Идущiй падает в яму и из бойниц его разстрeливают, при чем стрeляющiе не видят лица разстрeливаемаго.

Не могу не привести еще одного описанiя разстрeлов в московской Ч. К., помeщеннаго в № 4 нелегальнаго бюллетеня лeвых с.-р.^[310] Относится это описанiе к тому времени, когда «велись пренiя о правах и прерогативах Ч. К. и Рев. Трибуналов», т. е. о правe Ч. К. выносить смертные приговоры. Тeм характернeе картина, нарисованная пером очевидцев:

«Каждую ночь, рeдко когда с перерывом, водили и водят смертников „отправлять в Иркутск“. Это ходкое словечко у современной опричнины. Везли их прежде на Ходынку. Теперь ведут сначала в № 11, а потом из него в № 7 по Варсонофьевскому переулку. Там вводят осужденных — 30–12 — 8–4 человeка (как придется) — на 4-й этаж. Есть спецiальная комната, гдe раздeвают до нижняго бeлья, и потом раздeтых ведут вниз по лeстницам. Раздeтых ведут по снeжному двору, в заднiй конец, к штабелям дров и там убивают в затылок из ногана.

Иногда стрeльба неудачна. С одного выстрeла человeк падает, но не умирает. Тогда выпускают в него ряд пуль; наступая на лежащаго, бьют в упор в голову или грудь.

10-11 марта Р. Олеховскую, приговоренную к смерти за пустяковый поступок, который смeшно карать даже тюрьмой, никак не могли убить. 7 пуль попало в нее, в голову и грудь. Тeло трепетало. Тогда Кудрявцев (чрезвычайник из прапорщиков, очень усердствовавшiй, недавно ставшiй „коммунистом“) взял ее за горло, разорвал кофточку и стал крутить и мять шейные хрящи. Дeвушкe не было 19 лeт.

Снeг на дворe весь красный и бурый. Все забрызгано кругом кровью. Устроили снeготаялку, благо — дров много, жгут их на дворe и улицe в кострах полсаженями. Снeготаялка дала жуткiе кровавые ручьи.

Ручей крови перелился через двор и пошел на улицу, перетек в сосeднiя мeста. Спeшно стали закрывать слeды. Открыли какой-то люк и туда спускают этот темный страшный снeг, живую кровь только что живших людей!..»

Большевики гордо заявляют: «у нас гильотины нeт». Не знаю что лучше: казнь явная или казнь в тайниках, в подвалах, казнь под звук моторов, чтобы заглушить выстрeлы… Пусть отвeтят на это другiе… Но мы отмeчали уже и казни публичныя.

Не вездe разстрeливают ночью… В Архангельскe разстрeливали днем на площадкe завода Клафтона и на разстрeл «смотрeть собиралась масса окрестной дeтворы».^[311] Днем подчас убивали и в Одессe. Почти на глазах у родственников разстрeливают и в Могилевe. «К ревтрибуналу 16 армiи — разсказывает очевидец^[312] — около 5–7 час. вечера подается грузовик, на который молодцевато вскакивает десяток вооруженных палачей, вооруженных до зубов и с двумя лопатами! На грузовик усаживают смертников и уeзжают. Ровно через час грузовик возвращается. Палачи также молодцевато соскакивают, волоча мeшки с оставшимися от смертников сапогами, гимнастерками, фуражками и пр… Вся эта процедура происходит днем (часовая стрeлка передвинута на 3 часа вперед) на глазах родных и близких, женщин и дeтей».

Только человeк, находящейся во власти совершенно исключительнаго политическаго изувeрства, потерявшiй всe человeческiя чувства, может не отвернуться с отвращенiем от тeх форм, при которых произошло убiйство царской семьи в Екатеринбургe. Родители и дeти были сведены ночью в одну комнату и всe перебиты на глазах друг у друга. Как описывает красноармеец Медвeдев, один из очевидцев «казни», в своих показанiях, данных слeдствiю в февралe 1919 г., приготовленiя к казни шли медленно и «видимо всe догадывались о предстоящей им участи». Исторiя не знает другой картины убiйства, подобной той, которой ознаменовалась екатеринбургская ночь с 16 на 17 iюля 1918 г.^[313]

Смертники.

Смертная казнь в Россiи дeйствительно стала «бытовым явленiем». Мы знаем, что когда то люди всходили на гильотину с пeнiем марсельезы… В Россiи присужденные к смерти лeвые с.-р. в Одессe, положенные связанными на грузовик под тяжестью 35 тeл, нагруженных поверх, поют свою марсельезу. Может быть, в самой тюрьмe эта обыденность смерти ощущается наиболeе остро. В сборникe «Че-Ка» есть яркiя страницы, описывающiя переживанiя заключеннаго, попавшаго в камеру смертников.^[314]

«В страшную камеру под сильным конвоем нас привели часов в 7 вечера. Не успeли мы оглядeться, как лязгнул засов, заскрипeла желeзная дверь, вошло тюремное начальство, в сопровожденiи тюремных надзирателей.

— Сколько вас здeсь? — окидывая взором камеру — обратилось к старостe начальство.

— Шестьдесят семь человeк.

— Как шестьдесят семь? Могилу вырыли на девяносто человeк, — недоумeвающе, но совершенно спокойно, эпически, даже как бы нехотя, протянуло начальство.

Камера замерла, ощущая дыханiе смерти. Всe как бы оцeпенeли.

— Ах, да, — спохватилось начальство, — я забыл, тридцать человeк будут разстрeливать из Особаго Отдeла.

Потянулись кошмарные, безконечные, длинные часы ожиданiя смерти. Бывшiй в камерe священник каким-то чудом сохранил нагрудный крест, надeл его, упал на колeни и начал молиться. Многiе, в том числe один коммунист, послeдовали его примeру. Кое-гдe послышались рыданiя. В камеру доносились звуки разстроеннаго рояля, слышны были избитые вальсы, временами смeнявшiеся разухабисто веселыми русскими пeснями, раздирая и без того больную душу смертников — это репетировали культ-просвeтчики в помeщенiи бывшей тюремной церкви, находящейся рядом с нашей камерой. Так по злой иронiи судьбы переплеталась жизнь со смертью».^[315]

«В камеру доносились звуки разстроеннаго рояля»… Дeйствительно жутко в «преддверiи могилы». И эту «психическую пытку» испытывает всякiй, на глазах у кого открыто готовят разстрeл. Я помню один вечер в iюлe 1920 г. в Бутырской тюрьмe. Я был в числe «привиллегированных» заключенных. Поздно вечером на тюремном дворe, когда он был уже пуст, случайно мнe пришлось наблюдать картину — не знаю жуткую или страшную, но по своему неестественному контрасту врeзавшуюся в память, как острая игла.

В тюремном корридорe, гдe были заключенные коммунисты, шло разухабистое веселье — рояль, цыганскiя пeсни, разсказчик анекдотов. Это был вечер с артистами, устроенный администрацiей для преступников в «домe лишенiя свободы». Пeсни и музыка неслись по тюремному двору. Я молча сидeл, и нечаянно глаза обратились на «комнату душ». Здeсь у рeшетки я увидал исковерканный судорогами облик, прильнувшiй к окну и жадно хватавшiй воздух губами. То была одна из жертв, намeченных к разстрeлу в эту ночь. Было их нeсколько, больше 20, и ждали онe своего череда. «Комиссар смерти» увозил их небольшими группами…

Я не помню дальнeйшаго. Но впредь я боялся выходить в неуказанное время на тюремный двор… Мнe вспомнились соотвeтствующiя строки из «Бытового явленiя» В. Г. Короленко, гдe автор приводит письмо, полученное им от заключеннаго, присутствовавшаго в тюрьмe в момент, когда в стeнах ея должна была совершиться смертная казнь. Тюрьма затихла. Словно она умерла, и никто не смeл нарушить этого гробового молчанiя. Очерствeло ли человeческое сердце от того, что стало слишком уже повседневным, или слишком уже малоцeнной стала человeческая жизнь, но только и к казни стали привыкать. Вот ужас нашего психическаго бытiя. Я не могу не привести картины, набросанной тeм же корреспондентом «Послeдних Новостей»^[316] из Могилева: «Наканунe засeданiя Гомельской выeздной сессiи на всeх углах были расклеены объявленiя о публичном судe дезертиров в зданiи театра. Я пошел. Сидит тройка и судит сотню дезертиров. Предсeдатель кричит на подсудимаго и присуждает к разстрeлу. Я выбeжал из залы. У входа в фойэ наткнулся на публику, преспокойно покупающую билеты на вечернiй спектакль»…

А сами смертники? — Одни молчаливо идут на убой, без борьбы и протеста в глубокой апатiи дают себя связывать проволокой. «Если бы вы видeли этих людей, приговоренных и ведомых на казнь, — пишет сестра Медвeдева — они были уже мертвы»… Другiе унизительно, безуспeшно молят палачей; третья активно борятся и избитые насильно влекутся в подвал, гдe ждет их рука палача. Надо ли приводить соотвeтствующую вереницу фактов. «Жутко становилось, за сердце захватывало, — пишет Т. Г. Куракина в своих воспоминанiях про Кiев^[317] — когда приходили вечером за приговоренными к разстрeлу несчастными жертвами. Глубокое молчанiе, тишина воцарялись в комнатe, эти несчастные обреченные умeли умирать: они шли на смерть молча, с удивительным спокойствiем — лишь по блeдным лицам и в одухотворенном взглядe чувствовалось, что то уже не от мiра сего. Но еще болeе тяжелое впечатлeнiе производили тe несчастные, которые не хотeли умирать. Это было ужасно. Они сопротивлялись до послeдней минуты, цeплялись руками за нары, за стeны, за двери; конвоиры грубо толкали их в спины, а они плакали, кричали обезумeвшим от отчаянiя голосом, — но палачи безжалостно тащили их, да еще глумились над ними, приговаривая: что, не хочешь к стeнкe стать? не хочешь, — а придется». Очевидно не из-за страха смерти, а в ужасe перед палачеством многiе пытаются покончить с собой самоубiйством перед разстрeлом. Я помню в Бутырках татарина, мучительно перерeзавшаго себe горло кусочком стекла в минуты ожиданiя увода на разстрeл. Сколько таких фактов самоубiйств, вплоть до самосожженiя, зарегистрировано уже, в том числe в сборникe «Че-Ка», в матерiалах Деникинской комиссiи. Палачи всегда стремятся вернуть к жизни самоубiйцу. Для чего? Только для того, чтобы самим его добить. «Коммунистическая» тюрьма слeдит за тeм, чтобы жертва не ушла от «революцiоннаго правосудiя»… В матерiалах Деникинской комиссiи зарегистрированы потрясающiе факты в этой области. Привезли в морг в Одессe трупы разстрeленных. Извозчик замeтил, что одна из женщин «кликает» глазами и сообщил служителю. В моргe женщина очнулась и стала, несмотря на уговоры служителя, в полусознанiи кричать: «мнe холодно», «гдe мой крест?» (Другой очевидец говорит, что она стала кричать, так как рядом увидала труп мужа). Убiйцы услышали и… добили. Другой свидeтель разсказывает об очнувшемся в гробу — также добили. Третiй случай. Крышка одного из гробов при зарыты поднялась и раздался крик: «Товарищи! я жив». Телефонировали в Ч. К.; получили отвeт: прикончите кирпичем. Звонят в высшую инстанцiю — самому Вихману. Отвeт смeшливый: «Будет реквизирован и прислан лучшiй хирург в Одессe». Шлется чекист, который убивает из револьвера недобитаго.

Процитирую еще раз строки, которыми закончил свои очерк автор статьи «Корабль смерти».^[318]

«Карающiй меч преслeдует не только прямых врагов большевицкаго государства. Леденящее дыханiе террора настигает и тeх, чьи отцы и мужья лежат уже в братских могилах. Потрясенныя нависшим несчастьем и ждущiя томительными мeсяцами катастрофы, матери, жены и дeти узнают о ней лишь много спустя, по случайным косвенным признакам, и начинают метаться по чекистским застeнкам, обезумeвшiя от горя и неувeренныя в том, что все уже кончено…

Мнe извeстен цeлый ряд случаев, когда М. Ч. К. для того, чтобы отдeлаться, — выдавала родным ордера на свиданiе с тeми, кто завeдомо для нея находился уже в Лефортовском моргe.

Жены и дeти приходили с „передачами“ в тюрьмы, но, вмeсто свиданiй, им давался стереотипный отвeт:

— В нашей тюрьмe не значится.

Или загадочное и туманное:

— Уeхал с вещами по городу…

Ни оффицiальнаго увeдомленiя о смерти, ни прощальнаго свиданiя, ни хотя бы мертваго уже тeла для бережнаго семейнаго погребенiя…

Террор большевизма безжалостен. Он не знает пощады ни к врагам, ни к дeтям, оплакивающим своих отцов».

И когда в таких условiях поднимается рука мстителя, может ли общественная совeсть вынести осужденiе акту мщенiя по отношенiю тeх, кто явился творцом всего сказаннаго? Мнe вспоминаются слова великаго русскаго публициста Герцена, написанныя болeе 50 лeт тому назад. Вот эти строки:

«Вечером 26-го iюня мы услышали послe побeды Нацiонала под Парижем, правильные залпы с небольшими разстановками… Мы всe глянули друг на друга; у всeх лица были зеленыя… „Вeдь это разстрeливают“, сказали мы в один голос и отвернулись друг от друга. Я прижал лоб к стеклу окна. За такiя минуты ненавидят десятки лeт, мстят всю жизнь. Горе тeм, кто прощает такiя минуты».^[319]

То были безоружные враги, a здeсь… самые близкiе родные…

В воспоминанiях С. М. Устинова^[320] есть описанiе жуткой сцены: «на главной улицe, впереди добровольческаго отряда крутилась в безумной, дикой пляскe растерзанная, босая женщина… Большевики, уходя в эту ночь, разстрeляли ея мужа»…

Издeвательства над женщинами.

Прочтите сообщенiя о насилiях, творимых над женщинами, и удивитесь ли вы неизбeжной, почти естественной мести.

В той изумительной книгe, которую мы так часто цитируем, и в этом отношенiи мы найдем не мало конкретнаго матерiала. Не достаточно ли сами по себe говорят нижеслeдующiя строки о том, что вынуждены терпeть женщины в Холмогорском концентрацiонном лагерe.^[321]

«… Кухарки, прачки, прислуга берутся в администрацiю из числа заключенных, а притом нерeдко выбирают интеллигентных женщин. Под предлогом уборки квартиры помощники коменданта (так поступал, напр., Окрен) вызывают к себe дeвушек, которыя им приглянулись, даже в ночное время… И у коменданта и у помощников любовницы из заключенных. Отказаться от каких-либо работ, ослушаться администрацiю — вещь недопустимая: заключенныя настолько запуганы, что безропотно выносят всe издeвательства и грубости. Бывали случаи протеста — одна из таких протестанток, открыто выражавшая свое негодованiе, была разстрeлена (при Бачулисe). Раз пришли требовать к помощнику коменданта интеллигентную дeвушку, курсистку, в три часа ночи; она рeзко отказалась итти и что же — ея же товарки стали умолять ея не отказываться, иначе и ей и им — всeм будет плохо».

В Особом Отдeлe Кубанской Чеки, «когда женщин водят в баню, караул устанавливается не только в раздeвальнe, но и в самой банe»… Припомните учительницу Домбровскую, изнасилованную перед разстрeлом… Одну молодую женщину, приговоренную к разстрeлу за спекуляцiю, начальник контр-развeдки Кисловодской Ч. К. «изнасиловал, затeм зарубил и глумился над ея обнаженным трупом».^[322] В черниговской сатрапiи, как разсказывает достовeрный свидeтель в своих ненапечатанных еще воспоминанiях — при разстрeлe жены ген. Ч. и его двадцатилeтней дочери, послeдняя предварительно была изнасилована. Так разсказывали свидeтелю шофферы, возившiе их на мeсто убiйства…

Вокруг женщин, бившихся в истерикe на полу, толпились их палачи. Пьяный смeх и матерщина. Грязныя шутки, разстегиванiе платья, обыск… «Не троньте их» — говорил дрожащим от испуга голосом старшiй по тюрьмe, не чекист, а простой тюремный служащiй. «Я вeдь знаю, что вам нельзя довeрять женщин перед разстрeлом…» Это из описанiя ночи разстрeла в Саратовe 17-го ноября 1919 года. Об изнасилованiи двух соцiалисток в Астрахани мы читаем сообщенiе в «Революцiонной Россiи».^[323]

Так повсемeстно. Недавно в выходящем в Берлинe «Анархическом Вeстникe»^[324] одна из высланных анархисток разсказывала о вологодской пересыльной тюрьмe: «Уходя надзрительница предупреждала нас, чтобы мы были на сторожe: ночью к нам может придти с извeстными цeлями надзиратель или сам завeдующiй. Такой уже был обычай. Почти всeх приходящих сюда с этапами женщин использовывают. При этом почти всe служащiе больны и заражают женщин… Предупрежденiе оказалось не напрасным»…

Я помню в Бутырках в мужском одиночном корпусe на верхнем этажe, гдe было отдeленiе строгой тюрьмы Особаго Отдeла, произошел случай изнасилованiя заключенной. Конвой объяснил, что арестованная добровольно отдалась за 1/2 фунта хлeба. Пусть будет так. За пол фунта плохого чернаго хлeба! Неужели нужны какiе нибудь комментарiи к этому факту? Об изнасилованiях в Петербургe говорит Синовари в своих показанiях на процессe Конради.

Но вот матерiал иного рода из дeятельности той же Кубанской Чрезвычайной Комиссiи.

«Этот маленькiй станичный царек, в руках котораго была власть над жизнью и смертью населенiя, который совершенно безнаказанно производил конфискацiи, реквизицiи и разстрeлы граждан, был пресыщен прелестями жизни и находил удовольствiе в удовлетворенiи своей похоти. Не было женщины, интересной по своей внeшности, попавшейся случайно на глаза Сараеву, и не изнасилованной им. Методы насилiя весьма просты и примитивны по своей дикости и жестокости. Арестовываются ближайшiе родственники намeченной жертвы — брат, муж или отец, а иногда и всe вмeстe, приговариваются к разстрeлу. Само собой разумeется, начинаются хлопоты, обиванiе порогов „сильных мiра“. Этим ловко пользуется Сараев, дeлая гнусное предложенiе в ультимативной формe: или отдаться ему за свободу близкаго человeка, или послeднiй будет разстрeлен. В борьбe между смертью близкаго и собственным паденiем, в большинствe случаев жертва выбирает послeднее. Если Сараеву женщина особенно понравилась, то он „дeло“ затягивает, заставляя жертву удовлетворить его похоть и в слeдующую ночь и т. д. И все это проходило безнаказанно в средe терроризованнаго населенiя, лишеннаго самых элементарных прав защиты своих интересов».

«В станицe Пашковской предсeдателю исполкома понравилась жена одного казака, бывшаго офицера Н. Начались притeсненiя послeдняго. Сначала начальство реквизировало половину жилого помeщенiя Н., поселившись в нем само. Однако, близкое сосeдство не расположило сердца красавицы к начальству. Тогда принимаются мeры к устраненiю помeхи — мужа, и послeднiй, как бывшiй офицер, значит контр-революцiонер, отправляется в тюрьму, гдe разстрeливается.

Фактов эротическаго характера можно привести без конца. Всe они шаблонны и всe свидeтельствуют об одном — безправiи населенiя и полном, совершенно безотвeтственном произволe большевицких властей…»

«— Вы очень интересная, ваш муж недостоин вас, — заявил г-жe Г. слeдователь чекист, и при этом совершенно спокойно добавил, — вас я освобожу, а мужа вашего, как контр-революцiонера, разстрeляю; впрочем, освобожу, если вы, освободившись, будете со мною знакомы… Взволнованная, близкая к помeшательству разсказала Г. подругам по камерe характер допроса, получила совeт во что бы то ни было спасти мужа, вскорe была освобождена из Чеки, нeсколько раз в ея квартиру заeзжал слeдователь, но… муж ея все-таки был разстрeлен.

Сидeвшей в Особом Отдeлe женe офицера M. чекист предложил освобожденiе при условiи сожительства с ним. М. согласилась и была освобождена, и чекист поселился у нея, в ея домe.

— Я его ненавижу, — разсказывала М. своей знакомой госпожe Т., - но что подeлаете, когда мужа нeт, на руках трое малолeтних дeтей… Впрочем, я сейчас покойна, ни обысков не боишься, не мучаешься, что каждую минуту к тебe ворвутся и потащат в Чеку».

Я мог бы пополнить этот перечень аналогичными случаями из практики московских учрежденiй, и не только московских. Из авторитетнаго источника я знаю о фактe, который свидeтельствует, что один из самых крупных чекистов повинен в таком убiйствe… Не имeя права в данный момент указать источник, не называю и фамилiи.

«Каждый матрос имeл 4–5 любовниц, главным образом из жен разстрeленных и уeхавших офицеров» — разсказывает цитированный нами выше свидeтель на лозаннском процессe о крымской эпопей. «Не пойти, не согласиться — значит быть разстрeленной. Сильныя кончали самоубiйством. Этот выход был распространен». И дальше: «пьяные, осатанeвшiе от крови, вечером, во время оргiй, в которых невольно участвовали сестры милосердiя, жены арестованных и уeхавших офицеров и другiя заложницы — брали список и ставили крест против непонравившихся им фамилiй. „Крестники“ ночью разстрeливались»… В Николаевских Ч. К. и Трибунал — показывает один из свидeтелей в Ден. комиссiи, — происходили систематическiя оргiи. В них заставляли принимать участiе и женщин, приходивших с ходатайством об участи родственников, — за участiе арестованные получали свободу. В показанiях кiевской сестры милосердiя Медвeдевой той же комиссiи зафиксирована рeдкая по своему откровенному цинизму сцена. «У чекистов была масса женщин», — говорит Медвeдева. — «Они подходили к женщинe только с точки зрeнiя безобразiй. Прямо страшно было. Сорин любил оргiи. В страстную субботу в большом залe бывш. Демченко происходило слeдующее. Помост. Входят двe просительницы с письмами. На помостe в это время при них открывается занавeс и там три совершенно голыя женщины играют на роялe. В присутствiи их он принимает просительниц, которыя мнe это и разсказали».

Тщетны в условiях россiйскаго быта объявленiя каких-то «двухнедeльников уваженiя к женщинe», которые пропагандировала недавно «Рабочая газета» и «Пролетарская правда»! Вeдь пресловутая «соцiализацiя женщин» и так называемые «дни свободной любви», которые вызвали столько насмeшки и в большевицкой и в небольшевицкой печати, как факты проявленiя произвола на мeстах, несомнeнно существовали. Это установлено даже документами.

«Ущемленiе буржуазiи».

«Террор — это убiйство, пролитiе крови, смертная казнь. Но террор не только смертная казнь, которая ярче всего потрясает мысль и воображенiе современника… Формы террора безчисленны и разнообразны, как безчисленны и разнообразны в своих проявленiях гнет и издeвательство… Террор это — смертная казнь вездe, во всем, во всeх его закоулках»… Так пишет в своей новой книгe «Нравственный лик революцiи»^[325] один из дeятелей октябрьских дней, один из созидателей того государственнаго зданiя, той системы, в которой «смертная казнь лишь кровавое увeнчанiе, мрачный апофеоз системы», «упорно день за днем» убивающей «душу народа». Как жаль, что г. Штейнберг написал это в Берлинe в октябрe 1923 г., а не в октябрe 1917 г. Поздно уже говорить о «великом грeхe нашей революцiи» теперь, в атмосферe «неисчерпаемой душевной упадочности», которую мы наблюдаем. Но несомнeнно, чтобы объять всю совокупность явленiй, именуемых «красным террором», надо было бы набросать картины проявленiя террора и во всeх остальных многообразных областях жизни, гдe произвол и насилье прiобрeли небывалое и невиданное еще мeсто в государственной жизни страны. Этот произвол ставил на карту человeческую жизнь. Повсюду не только заглушено было «вольное слово», не только «тяжкiя цензурныя оковы легли на самую мысль человeческую», но и не мало русских писателей погибло под разстрeлами в казематах и подвалах «органов революцiоннаго правосудiя». Припомним хотя бы А. П. Лурье, гуманнeйшаго нар. соц., разстрeленнаго в Крыму за участiе в «Южных Вeдомостях», с.-р. Жилкина, редактора архангельскаго «Возрожденiя Сeвера», Леонова — редактора «Сeвернаго Утра», Элiасберга — сотрудника одесских газет «Современное Слово» и «Южное Слово», виновнаго в том, что «дискредитировал совeтскую власть в глазах западнаго пролетарiата», плехановца Бахметьева, разстрeленнаго в Николаевe за сотрудничество в «Свободном Словe»; с.-д. Мацкевича — редактора «Вeстника Временнаго Правительства»; А. С. Пругавина, погибшаго в Ново-Николаевской тюрьмe, В. В. Волк-Карачевскаго, умершаго от тифа в Бутырках, Душечкина — там же. Это случайно взятыя нами имена. А сколько их! Сколько дeятелей науки! Тe списки, которые были недавно опубликованы за границей союзом академических дeятелей, неизбeжно страдают большой неполнотой.

Оставим пока эти тяжелыя воспоминанiя в сторонe. Мы хотим остановиться лишь еще на одной формe терроризированiя населенiя, в своей грубости и безсмысленности превосходящей все возможное. Мы говорим о так называемом «ущемленiи буржуазiи». Этим «ущемленiем буржуазiи», распространявшимся на всю интеллигенцiю, отличался в особенности юг.^[326] Здeсь были спецiально назначаемые дни, когда происходили поголовные обыски и отбиралось даже почти все носильное платье и бeлье — оставлялось лишь «по нормe»: одна простыня, два носовых платка и т. д. Вот, напримeр, описанiе такого дня в Екатеринодарe в 1921 г., объявленнаго в годовщину парижской коммуны:^[327] «Ночью во всe квартиры, населенныя лицами, имeвшими несчастье до революцiи числиться дворянами, купцами, почетными гражданами, адвокатами, офицерами, а в данное время врачами, профессорами, инженерами, словом „буржуями“, врывались вооруженные с ног до головы большевики с отрядом красноармейцев, производили тщательный обыск, отбирая деньги и цeнныя вещи, вытаскивали в одном носильном платьe жильцов, не разбирая ни пола, ни возраста, ни даже состоянiя здоровья, иногда почти умирающих тифозных, сажали под конвоем в приготовленныя подводы и вывозили за город в находившiяся там различныя постройки. Часть „буржуев“ была заперта в концентрацiонный лагерь, часть отправлена в город Петровок на принудительныя работы (!!) на рыбных промыслах Каспiйскаго моря. В продолженiи полутора суток продолжалась кошмарная картина выселенiя нeскольких сот семей… Имущество выселенных конфисковалось для раздачи рабочим. Мы не знаем, попало ли оно в руки рабочих, но хорошо знаем, что на рынок оно попало и покупалось своими бывшими владeльцами у спекулянтов, a угадыванiе своих костюмов у комиссаров, на их женах и родственниках сдeлалось обычным явленiем».

Мы должны были бы нарисовать и картины произвольных контрибуцiй, особенно в первые годы большевицкаго властвованiя, доходивших до гиперболических размeров. Невнесенiе этих контрибуцiй означало арест, тюрьму, а, может быть, и разстрeл, при случаe, как заложников.

Я думаю, что для характеристики этих контрибуцiй — «лепты на дeло революцiи» — достаточно привести рeчь прославленнаго большевицкаго командующаго Муравьева при захватe в февралe 1918 г. Одессы, произнесенную им перед собранiем «буржуазiи».^[328]

«Я прieхал поздно — враг уж стучится в ворота Одессы… Вы, может быть, рады этому, но не радуйтесь. Я Одессы не отдам… в случаe нужды от ваших дворцов, от ваших жизней ничего не останется… В три дня вы должны внести мнe десять миллiонов рублей… Горе вам, если вы денег не внесете… С камнем я вас в водe утоплю, а семьи ваши отдам на растерзанiе».

Может быть, все это и дeйствительно не так было страшно. Это пытается доказать А. В. Пeшехонов в своей брошюрe: «Почему я не эмигрировал?» Теорiя от практики отличалась, и Муравьев не утопил представителей одесской буржуазiи и общественности. Но по описанiю того, что было, напр., в Екатеринодарe, подтверждаемое многими разсказами очевидцев, мною в свое время записанными, ясно, что так называемое «ущемленiе буржуазiи» или «святое дeло возстановленiя прав пролетарiев города и деревни» не такое уже явленiе, над которым можно было лишь скептически подсмeиваться. У Пeшехонова дeло идет об объявленном большевиками в Одессe через год послe экспериментов Муравьева (13-го мая 1919 г.) «днe мирнаго возстанiя», во время котораго спецiально сформированными отрядами (до 60) должны были быть отобраны у «имущих классов» излишки продовольствiя, обуви, платья, бeлья, денег и пр. В книгe Маргулiеса «Огненные годы» мы найдем обильный матерiал для характеристики методов осуществленiя «дня мирнаго возстанiя», согласно приказу Совeта Рабочих Депутатов, который заканчивался угрозой ареста неисполнивших постановленiя и разстрeла сопротивляющихся. Мeстный исполком выработал детальнeйшую инструкцiю с указанiем вещей, подлежащих конфискацiи — оставлялось по 3 рубахи, кальсон, носков и пр. на человeка.

«Иной черт вовсе не так страшен, как малюют», — пишет по этому поводу А. В. Пeшехонов.

«Обыватели пришли в неописуемое смятенiе и в ужасe метались, не зная, что дeлать, куда спрятать хотя бы самыя дорогiя для них вещи. А я только посмeивался: да вeдь это же явная нелeпица! Развe можно обобрать в один день нeсколько сот тысяч людей и еще так, чтобы отыскать запрятанныя ими по разным щелям деньги?! Неизбeжно произойдет одно из двух: либо большевицкiе отряды застрянут в первых же домах, либо организованный грабеж превратится в неорганизованный, в нем примет участiе уличная толпа, и большевикам самим придется усмирять „возставших“. Дeйствительно, отряды застряли в первых же квартирах, а тут произошла еще неожиданность: в рабочих кварталах их встрeтили руганью, a затeм дeло очень скоро дошло и до выстрeлов. Большевикам пришлось спeшно прекратить свое „мирное возстанiе“, чтобы не вызвать вооруженнаго возстанiя пролетарiата…

В 1920 г. им, кажется, удалось осуществить „изъятiе излишков“ в Одессe, но меня уже там не было и, как оно было организовано, я не знаю. Вeроятно, многим так или иначе удалось уклониться от него. В Харьковe же и в 1920 году отобранiе излишков не было доведено до конца. Сначала шли по всeм квартирам сплошь, на слeдующую ночь обходили уже по выбору, отыскивая наиболeе буржуазныя квартиры, a затeм — в виду влiятельных протестов и безчисленных жалоб на хищенiя — и вовсе обход прекратили. До квартиры, гдe я жил, так и не дошли» (стр. 15).

Не вышло в дeйствительности и в Одессe. «Дeло в том, — пишет Маргулiес — что большевики сдeлали огромную тактическую ошибку, не освободив от обысков квартир рабочих, мелких совeтских служащих и т. д.» … «когда о мирном возстанiи стало извeстным во всем городe — началась страшная паника. Я не говорю о буржуазiи, а именно о рабочих… Большинство заводов прекратило работу, и „коммунисты“ разбeжались по своим домам защищать свою собственность от незаконнаго посягательства. Разыгрывались дикiя сцены; комиссiи, состоявшiя по преимуществу из мальчишек и подозрительных дeвиц, встрeчались проклятьями, бранью, а во многих случаях дeло доходило даже до примeненiя физическаго воздeйствiя и кипятка… Страсти разгорeлись… Ничего другого не оставалось, как с болью в сердцe реквизицiи прiостановить; иначе отдeльные случаи сопротивленiя могли вылиться в подлинный народный бунт.

В час дня („мирное возстанiе“ началось в девять) появилась экстренная летучка с приказом прiостановить обыски. На другой день исполком обратился со спецiальным воззванiем к рабочим:

… „Больно сознавать, что рабочiе как бы заступились за буржуазiю“». Да, не так страшен черт, как его малюют! Исполком пояснял, что в «инструкцiи нельзя было указать, что в „рабочих кварталах обысков не будет, потому что тогда буржуазiя кинулась бы туда прятать награбленное и запрятанное ею! Произошло „печальное недоразумeнiе, которое сорвало важное для рабочих дeло““»^[329].

За мeсяц перед тeм на Одессу была наложена контрибуцiя в 500 мил. Что же это, тоже была лишь фикцiя? Выселенiе из домов в Одессe, как и в других городах, в 24 часа также далеко не фикцiя. Не фикцiей было то, что во Владикавказe на улицах ловили насильно женщин для службы в лазаретах; не фикцiей были и тe принудительный работы, которыя налагались на буржуазiю в Севастополe и в других городах Крыма. Мы найдем яркое описанiе этих работ в Деникинских матерiалах. «На работы были отправляемы — разсказывает один из свидeтелей — всe мужчины, носящiе крахмальные воротнички, и всe женщины в шляпах». Их ловили на улицах и партiями выгоняли за город рыть окопы. «Впослeдствiи ловлю на улицах замeнили ночныя облавы по квартирам. Захваченных „буржуев“ сгоняли в милицiонные участки и утром мужчин, не считаясь с возрастом, отправляли десятками на погрузку вагонов и на окопныя работы. Работать с непривычки было тяжело, работа не спорилась не по лeности, а по слабости, неумeлости и старости работников, и все же ругань и плеть надсмотрщиков постоянно опускалась на спину временному рабочему. Женщины посылались чистить и мыть солдатскiя казармы и предназначенный для въeзда комиссаров и коммунистических учрежденiй помeщенiя. Наряды на работу молодых дeвушек, из одного желанiя поглумиться над ними, были сдeланы в Совастополe в первый день Святой Пасхи. Дeвушки были днем внезапно вызваны в участки и оттуда их направили мыть, убирать и чистить загрязненныя до нельзя красноармейскiя казармы. Дeвушкам-гимназисткам по преимуществу не позволяли ни переодeть свои праздничныя платья, ни взять какiе-либо вспомогательные предметы для грязной уборки. Комиссары револьвером и нагайкой принудили их очистить отхожiя мeста руками».^[330]

Недeля «отбиранiя излишек» была проведена и в Кiевe.

Прав бывшiй комиссар большевицкой юстицiи, утверждающiй в своей книгe, что произвольныя, диктуемыя неизвeстными нормами выселенiя, реквизицiи, конфискацiи «лишь по виду цeпляющiяся за сытых и праздных, а по существу бьющiя по голодным и усталым» сами по себe являются формой проявленiя террора, когда эти контрибуцiи сопровождаются приказами типа приказа № 19, изданнаго 9-го апрeля 1918 г. во Владикавказe: «Вся буржуазiя, как внесшая, так и невнесшая контрибуцiю обязана явиться сегодня в 8 час. вечера в зданiе Зимняго театра. Неявившiеся подвергнутся разстрeлу » — это уже террор в самом прямом смыслe этого слова. Недостаточно ли привести цитаты из «бесeды» Петерса с коммунистическими журналистами, напечатанной в кiевских «Извeстiях» 29-го августа 1919 г. «Я вспоминаю — говорил Петерс — как питерскiе рабочiе откликнулись на мой призыв — произвести в массовом масштабe обыски у буржуазiи. До двадцати тысяч рабочих, работниц, матросов и красноармейцев приняли участiе в этих облавах. Их работа была выше всякой похвалы… У буржуазiи, в результатe всeх обысков, было найдено приблизительно двe тысячи бомб (!!), три тысячи призматических биноклей, тридцать тысяч компасов и много других предметов военнаго снаряженiя. Эти обыски дали возможность попасть на слeд контр-революцiонных организацiй, которыя потом были раскрыты во всероссiйском масштабe»…

«К сожалeнiю — говорил дальше Петерс — у нас в Кiевe этого порядка нeт… Мародеры и спекулянты, вздувающiе цeны, прячут продовольствiе, которое так необходимо городу. Вчера во время обысков были найдены продовольственные запасы. Владeльцы их, не исполнявшiе моего приказа о регистрацiи этих запасов, будут подвергнуты высшей мeрe наказанiя ».

Это уже не фикцiя. И в том же № «Извeстiй» дана наглядная иллюстрацiя в видe 127 разстрeленных. Не фикцiей были и заложники, которых брали и которые так часто расплачивались в дни гражданской войны своею жизнью. И не только при эвакуацiях, но и при обнаруженiи фиктивных, провокацiонных или дeйствительных заговоров против Совeтской власти.

VII. Тюрьма и ссылка

Заложники и тe, кого можно назвать фактическими «заложниками», переполняют тюрьмы и всякаго рода концентрацiонные лагери. Как там живут? — Это мы видeли уже из описанiя подобнаго лагеря на далеком сeверe. Допустим, что этот «дом ужасов» все же исключенiе. Вeдь нельзя себe представить, что только такiе ужасы царят в странe. Но и обыденная тюремная жизнь в Совeтской Россiи, и особенно в тюрьмах, находящихся в непосредственном вeдeнiи Чрезвычайных Комиссiй, подчас какой-то сплошной кошмар: «так не дeлали с нами на каторгe в дни царскаго режима» — писала в 1919 г. лeвая с.-р. Спиридонова, та самая, которая подняла знамя поддержки большевиков в дни октябрьскаго переворота в 1917 г. Нетрудно, конечно, себe представить, как должна идти жизнь, каково должно быть содержанiе заключенных в саратовских и царицынских «барках», превращенных за переполненiем мeст заключенiя во временныя тюрьмы.

В этих тюрьмах, в этих концентрацiонных лагерях их созидатели словно нарочно измышляли мeры издeвательства над людьми. Никогда прежняя тюрьма не знала столь изощренных издeвательств, которыя имeют мeсто в настоящее время — пишут составители меморандума о совeтских тюрьмах в 1921 г.^[331] Кара, Зарентуй, Сахалин блeднeют при свeтe современности. Все дeйствительно меркнет перед фактами, когда заключенных гоняют на принудительныя работы по закапыванiю трупов разстрeленных;^[332] когда женщин заставляют отмывать кровь в камерах послe разстрeлов, мыть стeны с остатками человeческих мозгов — быть может, их родственников: это уже своего рода пытки. Но издeвательства ежечасны — напримeр, заставляют чистить отхожiя мeста голыми руками; об этом свидeтельствуют всe рeшительно показанiя, данныя в Деникинской Комиссiи. Для черных работ в Одессe спецiально требовали «буржуек с французскаго бульвара»; когда тошнило и рвало при уборкe нечистот столь примитивными, спецiально избираемыми способами, тогда «били прикладами». Чистка клоак голыми руками являлась обычным прiемом и в других мeстах: не избeг этой участи и ген. Рузскiй. Политических помeщают в заразные бараки (были и такiе случаи); в Феодосiи «буржуев», выводимых для подметанiя улиц, наряжают в реквизированные цилиндры, в Пятигорскe кричат на заключенных: «пошли в свои конуры, барбосы» и т. д.

Издeвательства, дeйствительно, как бы спецiально изобрeтаются. Ночные допросы, ночные обыски. Возьмут ночью и неожиданно переведут всю камеру в подвал. Продержат два дня и ведут назад. Это разсказывается про одесское тюремное бытiе… Эти ночные обыски, эти ночные переводы из камеры в камеру и т. д. мы испытывали и на себe в Москвe. Все это было бы безсмысленно, если бы это не было особой формой издeвательства над заключенными, особой формой воздeйствiя на психику.

«Концентрацiонные лагери — говорили однажды заключенные с.-р. в заявлены В. Ц. И. К. — мeста дикой расправы, очаги небывалых эпидемiй, массоваго вымиранiя». И снова здeсь нeт преувеличенiя со стороны потерпeвших. Мы приводили выше статистику смерти в Холмогорском лагерe. В Архангельском лагерe в 1922 г. из 5000 заключенных в нем кронштадтцев осталось всего 1500.^[333] Таким образом и без разстрeлов из тысячей остаются сотни.

На бывших тюрьмах часто можно прочитать теперь надпись: «Совeтскiй дом лишенiя свободы», в дeйствительности это нeчто гораздо худшее, чeм прежнiй «каторжный централ», хотя бы по внeшним условiям быта. Когда в какой тюрьмe висeли правила, запрещавшiя не только чтенiе, но и прогулки « как правило »?!

Таковы оффицiальныя правила так называемой внутренней тюрьмы Особаго Отдeла В. Ч. К. в Москвe, гдe придуманы еще особые желeзные щиты (помимо рeшетки), которые с внeшней стороны закрывают окна — отсюда всегдашняя полутемнота в камерах. Одиночки на Гороховой улицe в Петроградe, гдe помeщается тюрьма мeстной Ч. К., представляют собой как бы «деревянные гробы» (камера 3 арш. длины и 1 1/2 — ширины, без окон, таким образом без дневного свeта). Там, гдe при самодержавiи было 3 одиночки, теперь сдeлано 13 с нагрузкой до 24 человeк.^[334] Режим здeсь такой же, как в «Особом Отдeлe В. Ч. К.» в Москвe. В Кiевe в карцер превращен стeнной шкап, гдe одна из сестер милосердiя однажды нашла запертыми трех арестованных: старика, его дочь и мужа ея, офицера. А сырые, темные подвалы? С.-р. Самородову в Баку в 1922 г. держали около мeсяца «буквально в склепe, в глубоком подвалe, без окон, в абсолютной темнотe день и ночь». В таких же «зловонных подвалах, без окон, без свeта» в перiод слeдствiя сидeли и другiе обвиняемые (и рабочiе и интеллигенты) по бакинскому с.-р. процессу. 16-лeтнiй гимназист «на сутки поставлен был в подвал с мазутом на битое стекло и гвозди».^[335]

В старых тюрьмах арестованных хотя бы кормили. A здeсь? В 1918 г. в московских мeстах заключенiя давали одну восьмушку хлeба и баланду с минiатюрными дозами полугнилой картошки и капусты.^[336] При этом повсемeстно практикуется способ «наказанiя» и способ добиться нужных показанiй — запрещенiе в теченiе мeсяцев передачи каких-либо продуктов съeстных от родственников.^[337]

Слeдствiем этого была колоссальная смертность от прямого истощенiя — до 75 % в тюремной больницe. Начальник Таганской тюрьмы оффицiально доносил, и большевики печатали,^[338] что 40 % смертей от голода. Печатали в тe дни, когда нашлось нeсколько «сантиментальных» большевиков, пришедших в смятенiе от того, что им пришлось узнать и увидeть. «Кладбище живых» — так была озаглавлена статья Дьяконова, напечатанная в «Извeстiях».^[339] Автор писал о камерах подслeдственнаго Отдeленiя в Таганской тюрьмe:

«Нeсколько камер переполнены больными с температурой до 38–40 о. Здeсь все вмeстe: сыпной тиф и „испанка“. Эти полумертвыя существа лежат по недeлe и больше; в больницу не отправляют. Температура в камерe 5–7 градусов, доходит и до 3-х. Нeкоторые больные прикрыты тонким одeялом, а у нeкоторых и того нeт; прикрываются шинелями. Простынь нeт, наволок тоже; на грязных досках лежит что то в родe матрасика без соломы. На тeлe до 2-х мeсяцев не смeненное бeлье. Лица изможденныя, тeла словно тeни. Выраженiе глаз — людей, ждущих очереди смерти. Хотя бы один санитар на всeх больных количеством до 100 человeк — никого.

Сопровождающiй врач, который провел в этой тюрьмe до 20 лeт, служившiй при всяких режимах, говорит, что случаи голодной смерти в послeднее время часты. Тиф и „испанка“ каждый день получают дань в нeсколько человeк.

Во всeх остальных корпусах и одиночках та же грязь, тe же изнуренныя лица; из-за желeзных клeток голодные, молящiе глаза и протягивающiяся исхудавшiя руки. Страдальческiй стон почти тысячи людей об амнистiи и о том, что они сидят без допроса 2–3 мeсяца, без суда свыше года, превращает видeнное в жуткую картину какого-то кошмарнаго видeнiя.

Но довольно фактов.

Пусть способные хоть немного понять человeческiя страданiя дополнят это видeнiе муками, которыя переживает гражданин, попавшiй в этот дом ужаса.

Да, живая душа, пробывшая там мeсяц за желeзными рeшетками и глухими стeнами, искупила самое гнусное преступленiе.

А сколько сидит в заключенiи невинных!

Развe можно придумать болeе совершенную пытку, нежели бросить человeка в клeтку, лишить его тепла, воздуха, свободы двигаться, отдыха, изрeдка кормить его и дать его живым на медленное съeденiе паразитам, от которых может спасти сама только смерть…

Это позор для нашей коммунистической республики, безобразiе, которое мы больше не потерпим.

Контролеры, судьи, комиссары, коммунисты, просто чиновники и всe, всe. Вы слышите?

Спeшите скорeй, не ждите кровавых трагедiй, разройте могилы с заживо погребенными. Если ничего не можете сдeлать срочно, пользуйтесь амнистiей.

Нам не столь опасны тe сотни преступников, выпущенныя на свободу, сколь опасно существованiе подобной тюрьмы. Коммунизм и революцiя в помощи таких „мертвых домов“ не нуждается. Найдем иныя средства защитить ее».

В другой статьe тот же автор писал: «Письма из других мeст заключенiя Москвы и провинцiи рисуют ту же жуткую картину „мертвых домов“».

«Безобразiя этого мы больше не потерпим»… Хорошо сказано в то время, когда людей, заключенных в казематах Ч. К., просто содержат, как скот — иногда по нeсколько сот в помeщенiи, разсчитанном на нeсколько десятков, среди миллiарда паразитов, без бeлья и пищи…

Один из самых видных и заслуженных русских публицистов, уже в преклонном возрастe арестованный в Крыму в 1921 г., был заключен в подвал, гдe мужчины сидeли вмeстe с женщинами. Он пробыл здeсь шесть дней. Тeснота была такая, что нельзя было лечь. В один день привели столько новых арестованных, что нельзя было даже стоять. Потом пачками стали разстрeливать и стало свободнeе. Арестованных первые дни совсeм не кормили, (очевидно, всeх, попавших в подвал, считали обреченными). Холодную воду давали только раз в день. Передачи пищи вовсе не допускали, а родственников, ее приносивших, разгоняли холостым залпом в толпу…

Постепенно тюрьма регламентировалась, но в сущности мало что перемeнилось. «Кладбища живых» и «мертвые дома» стоят на старых мeстах, и в них идет та же жизнь прозябанiя. Пожалуй, стало в нeкоторых отношенiях хуже. Развe мы не слышим постоянно сообщенiй о массовых избiенiях в тюрьмах, об обструкцiях заключенных,^[340] о голодовках и таких, о которых мы не знали в царское время, (напр., с.-р. Тарабукин 16 дней) о голодовках десятками, сотнями и даже больше — однажды голодала в Москвe вся Бутырская тюрьма: болeе 1000 человeк; о самоубiйствах и пр. Ошибочно оцeнивать эту большевицкую тюрьму с точки зрeнiя личных переживанiй. Люди нашего типа и в царское время всегда были до нeкоторой степени в привилегированном положенiи. Было время, когда соцiалисты, по крайней мeрe, в Москвe пользовались особыми перед другими льготами. Они достигли этого протестами, голодовками, солидарным групповым дeйствiем они сломали для себя установившiйся режим. До времени — ибо жестоко расплатились за эти уступки и эти льготы.

Перед нами записка нынe оффицiально закрытаго в Москвe политическаго Краснаго Креста, поданная в 1922 г. в Президiум В. Ц. И. К. Эта записка начинается словами:

«Политическiй Красный Крест считает своим долгом обратить вниманiе Президiума на систематическое ухудшенiе в послeднее время положенiя политических заключенных. Содержанiе заключенных вновь стало приближаться к практикe, которую мы наблюдали в первые дни острой гражданской борьбы, происходившей на территорiи Совeтской Россiи… Эксцессы, происходившiе в нервной атмосферe 1918 г… теперь вновь воспроизводятся в повседневной практикe»…

В Россiи люди привыкли ко всему, привыкли и к тюрьмe. И сидят эти сотни и тысячи заключенных, иногда безропотно, с «сeрым землистым опухшим лицом», с «тусклыми и безжизненными глазами»; сидят мeсяцами и годами в подвалах и казематах (с особыми желeзными щитами от свeта и воздуха) бывших Чрезвычайных комиссiй, a нынe Отдeлов Государственнаго Политическаго Управленiя. «Всякiй дух неповиновенiя и самостоятельности свирeпо и безпощадно преслeдуется». И это положенiе одинаково будет для Одессы, Орла, Москвы и Петербурга, не говоря уже о глухой провинцiи.

Вот яркое описанiе политической ссылки Г. М. Юдович, отправленной осенью 1921 г. из Москвы в г. Устсысольск Сeверо-Двинской губ., повeствующее о странствованiях по провинцiальным тюрьмам.^[341]

«Поздно ночью прибыли мы в Вологодскую пересыльную тюрьму…

Начальство встрeтило нас с первой же минуты самой отборной трех-этажной руганью.

— Стань сюда!..

— Не смeй! Не ходи! Молчать!..

Стали отбирать многiя вещи. В нашем и без того крайне тяжелом, безпомощном положенiи каждая вещь — какая-нибудь лишняя ложка или чашка — имeла важное значенiе. Я начала возмущаться и протестовать. Это, конечно, ни к чему не привело.

Затeм стали „загонять“ нас по камерам.

Подошла я к двери предназначенной мнe общей женской камеры и ахнула. Нeт слов, чтобы передать этот невeроятный ужас: в почти полной темнотe, среди отвратительной клейкой грязи копошились 35–40 каких-то полуживых существ. Даже стeны камеры были загажены калом и другой грязью…

Днем — новый ужас: питанiе. Кормят исключительно полусгнившей таранью. Крупы не выдают — берут себe. Благодаря тому, что Вологодская тюрьма является „центральной“ и через нее безпрерывной волной идут пересылаемые во всe концы, — толчея происходит невeроятная, и кухней никто толком не занимается. Посуда не моется. Готовится все пополам с грязью. В котлах, гдe варится жидкая грязная бурда, именуемая „супом“, черви кишат в ужасающем количествe»…

За Вологдой Вятка.

«Условiя здeсь показались мнe нeсколько лучше Вологодских. Камеры — больше, и не такiя уж загаженныя.

Я потребовала, было, умыться; но мнe предложили, прежде всего, зайти в камеру, „а там видно будет“…

В большой женской камерe — 40 человeк. „Политическая“ — я одна. В камерe 9 откидных кроватей-коек, выложенных досками. Ни матрацев, ни подушек, ничего. На койках и просто на полу лежат оборванные, — нeкоторые почти голые, — полутрупы…

Пол цементный. Почти никогда не моется…

Не припомню другой такой кошмарной ночи, как проведенная в Вятской тюрьмe. Насeкомых мирiады. Заключенныя женщины мечутся, стонут, просят пить… У большинства — высокая температура.

К утру 17 человeк оказываются заболeвшими тифом. Подымаем вопрос о переводe их в больницу — ничего не можем добиться…

В 8 час. веч. принесли „суп“. Ничего подобнаго я еще не видала: суп сварен из грязных лошадиных голов; в темной вонючей жидкости плавают куски лошадиной кожи, волосы, какая-то слизь, тряпки… Картошка в супe нечищеная.

Люди с звeриной жадностью набрасываются на это ужасное хлебово, глотают наперебой, дерутся из-за картофельной шелухи…

Через нeсколько минут многих рвет.

Так заканчивается день, и снова наступает кошмарная ночь»…

В своих воспоминанiях Г. М. Юдович упоминает о том, что перед отправкой в ссылку была больна и поэтому подавала соотвeтствующее заявленiе с указанiем на то, что «раздeта и слeдовательно на сeвер eхать не может». Отвeтом на это заявленiе — была «немедленная отправка на сeвер». И так всегда. Это как бы особая форма издeвательств, которыя производят над заключенными. Напр., 19-го октября 1920 г. из Ивановскаго лагеря в Москвe поздно вечером экстренно была вызвана партiя приговоренных к «принудительным работам» для отправки в Екатеринбург. Среди отправляемых были общественные дeятели, извeстные всей интеллигентной Россiи. Возьмем нeсколько хотя бы штрихов из описанiя этой поeздки, составленнаго одним из ея непосредственных участников. «Среди отправленных (их было 96) были люди в возрастe 60–70 лeт совершенно больные; всe их просьбы об оставленiи были напрасны. В довершенiе всего многiе (пожалуй, большинство) не имeли теплой верхней одежды, так как стояли сравнительно теплые дни, и 19-го как раз выпал первый большой снeг сопровождавшiйся вьюгой, у многих не было обуви, кромe лаптей, очень многiе не имeли никакого продовольствiя. Со сборами страшно торопили, так что многiе оставляли у себя в камерe самыя необходимыя вещи. Часам к 8–8 1/2 отправляемым велeно было выйти в стеклянную галлерею, гдe было очень холодно, там ожидали болeе часа, потом там же произвели обыск увозимых вещей, потом вывели на двор, гдe послe нeскольких перекличек под усиленным конвоем отряда вохры вывели на улицу и шествiе направилось к товарной станцiи Сeвер. жел. дор. (Ярослав. вокзала). Во время пути конвой обращался с заключенными грубо, требовал итти скорeе, хотя нeкоторым — старикам, обремененным вещами — итти быстро было трудно. В началe перваго часа ночи пришли к вокзалу. Здeсь ввиду неподготовленности вагонов и отсутствiя лица, который должен принять заключенных и разсадить по вагонам, нас заставили болeе трех с половиной часов простоять на открытом мeстe, на вeтру, под вьюгой и снeгом (стоял мороз в 10–15 гр.). Около часу ночи или позже была приведена партiя заключенных из Андроньевскаго лагеря (около 30 чел.), которых поставили на нeкотором разстоянiи от нас. Среди них мы узнали нeкоторых заключенных, за нeсколько недeль перед тeм отправленных из Ивановскаго лагеря в Андроньевскiй, яко-бы для переправки на родину (кстати в числe 96 чел. отправленных в ночь с 19 на 20 в Екатеринбург было 30–35 поляков, большинство которых принадлежало к категорiи „гражданских военноплeнных“). В половинe четвертаго началась посадка в вагоны. Поeзд тронулся в путь, однако, только в 9-10 часов утра, 20-го октября, так что непонятно, зачeм нужна была такая спeшка со сборами и мучительное ожиданiе на морозe на путях Сeв. жел. дор.

Поeзд состоял приблизительно из 60 вагонов, так как кромe заключенных из Ивановскаго лагеря и Андроньевскаго этим эшелоном отправляли около 100 чел. из Ордынскаго лагеря, по нeсколько десятков из Ново-Песковскаго и Покровскаго лагерей. Сверх того этим эшелоном отправлены были около 500 чел. слушателей политических курсов красных командиров (бывшiе бeлые офицеры Колчаковской и Деникинской Армiи) и 450 кандидатов к ним. (Всего, слeдовательно, арестованных, считая эти двe послeднiя категорiи, было от 1400–1500 чел.). Относительно курсантов и кандидатов к ним в пути и уже в Екатеринбург нам удалось узнать слeдующее. На краткосрочные (шестинедeльные) политическiе курсы красных командиров отправлялись бeлые офицеры, которые в принципe допущены к занятiю должностей в Красной Армiи; до занятiя послeдних они должны пройти эти курсы, на которых видные дeятели Р. К. П. знакомят их с принципами сов. власти и коммунизма. Курсанты, отправленные в Екатеринбург, почти уже закончили курс, им оставалось всего нeсколько дней до окончанiя и до занятiя должностей в Красной Армiи. Они не считались арестованными, жили в помeщенiи быв. Александровскаго военнаго училища. Наканунe или утром 19 они внезапно были переведены в Кожуховскiй лагерь (12–15 в. от Москвы) без объясненiя причин перевода и в ночь с 19 на 20 присоединены к эшелону, отправленному в Екатеринбург. Что касается кандидатов, то они, привезенные из различных провинцiальных лагерей для зачисленiя на тe же курсы, ожидали своей очереди, т. е. окончанiя курса курсантами. Они были свободны. Часть жила в спецiальных общежитiях, другая же — жила на частных квартирах, лишь ежедневно являясь на регистрацiю. В этот день, т. е. 19, явившихся на регистрацiю задержали в том видe, в каком они были, т. е. без верхних вещей, не позволили собраться вмeстe с жившими в общежитiях, отправили на вокзал для отсылки в Екатеринбург. Вагоны, из которых состоял поeзд, были простые товарные (даже не теплушки).

Питанiе арестованных соотвeтствовало всeм другим условiям поeздки… За 12 дней проведенных нами в вагонe был выдан всего 8 раз хлeб (иногда не болeе 1/2 фунта), 2 раза сырое мясо (хорошо, что собственными усилiями добыли печи) по небольшому кусочку, 2–3 раза по нeсколько ложек крупы, 2–3 раза по ложкe растопленнаго масла, 2–3 раза по 3–4 картофелины, 2 раза по кусочку селедки, 2 раза кофе, 2 раза песку сахарн., 1 раз соли и 1 раз махорки (по 2 папиросы на человeка) и одну коробку спичек на вагон. Даже при наличiи печек не всe могли готовить: не всe имeли с собой для этого котелки; на печкe готовить на всeх 35 человeк требовало очень много времени и при долгом ожиданiи полученiя продуктов нeкоторые буквально болeе суток ничего не eли, наконец, не всегда была вода для кипяченiя. Положенiе нeкоторых облегчалось тeм, что они смогли захватить с собой кое-какiе продукты из лагеря и этим дополнить казенную пищу. Тeм, которые таких продуктов не имeли, приходилось или голодать или, если имeли деньги или лишнiя вещи для обмeна (что было далеко не у всeх), покупать или обмeнивать их на продукты (начиная с 3–4 дня пути, когда въeхали в хлeбородную полосу Вятской губ.). На деньги почти ничего прiобрeсти было нельзя. В товарообмeн пускали все, начиная с ниток, мыла, карандашей, мeдной и жестяной посуды, лишняго бeлья и кончая буквально рубашкой, снятой с тeла за неимeнiем лишней, тужурками, одeялами, простынями. В результатe такого товарообмeна и утоленiя голода на нeсколько часов люди продолжали это путешествiе без послeдних предметов теплой одежды».^[342]

Я думаю, что человeку, недостаточно знакомому с условiями политическаго быта Россiи наших дней, трудно себe даже вообразить большевицкую тюрьму с заключенными младенцами 3 лeт до старцев 97 лeт (в Бутырках сидeл восьмилeтнiй шпiон); эти толпы ссыльных — мужчин, женщин, дeтей и стариков…

Тюрьма в теперешней Россiи дeйствительно один сплошной ужас. И не только для самих заключенных; быть может, еще больше для их родных. Они случайно узнают о смерти близких. Сколько родителей и до сих пор не знают: погибли ли их дeти или нeт. И живут надеждой открыть дорогое существо в каком-нибудь заброшенном концентрацiонном лагерe сeвера. Родственники лишены даже послeдняго утeшенiя — похоронить труп любимаго человeка.

Бывает и другое. Я знаю случай в Москвe, зарегистрированный оффицiальным документом 1920 года, когда родителям Ч. К. сообщила, что их 16-лeтнiй сын, арестованный по дeлу о клубe лаунтенистов, разстрeлен 4 декабря. Между тeм точно установлено, что он был разстрeлен лишь 22-го. Такую справку дали, чтобы родители «не хлопотали» за сына. Хлопоты, по мнeнiю Лациса, мeшают планомeрной работe — поэтому Лацис нерeдко спeшил разстрeлять тeх, о которых ходатайствовали.

Родные обивают пороги чекистских учрежденiй в надеждe что-либо узнать о заключенных, a свeдeнiй им не дают — даже о том, гдe находятся заключенные. «Справки о заключенных в В. Ч. К. вообще перестали давать родственникам» — говорится в упомянутой бумагe Краснаго Креста. «В положенiи полнаго невeдeнiя относительно арестованных находятся родственники иной раз цeлыя недeли; напримeр, родственники лиц, арестованных 14–15 апрeля (1921 г.) распоряженiем Секретнаго Отдeла в количествe многих десятков людей (до 400) в теченiе трех недeль не могли передать своим близким вещей (т. е. прежде всего eду) и даже узнать о их мeстопребыванiи».

Вообразите себe психологiю этих лиц, ищущих заключенных в дни, когда идут разстрeлы? A вeдь эти дни так часто повторяются! Что же это не пытка своего рода, распространенная с индивидуума еще на ряд близких ему людей?

Трудно представить себe все разнообразiе поводов для арестов, иногда массовых, которые практикуются Чрезвычайными Комиссiями. Показывая гуманность Совeтской власти, Лацис в своей статистикe приводит цифру арестов Ч. К. на 1918–1919 гг. в 128 т. человeк. «И это по всей широкой Совeтской Россiи! Гдe же тут тот необузданный произвол, о котором при каждом удобном случаe кричат наши обыватели!» Если принять во вниманiе, что по оффицiальным же свeдeнiям вмeстимость тюрем в Россiи в 1919 г. равнялась 36 т. человeк, то и цифра, приведенная Лацисом, будет не мала. Но как и статистика смертей, так и статистика арестов, несмотря на ея внeшнюю разработанность и рубрикацiю до нельзя минiатюрны. И в самом дeлe, если какая нибудь маленькая Кинешма имeет концентрацiонный лагерь на 1000 заключенных (тюрьмы теперь никогда не пустуют;^[343] если около одного Омска концентрацiонные лагери числят 25 т. заключенных, то ясно, что приходится говорить о сотнях тысяч, раз рeчь заходит о всей Россiи, гдe едва ли не большинство прежних монастырей превращены в тюрьмы.

При своеобразном методe арестов, практикуемом Ч. К., или все равно Г. П. У., когда арестуются сотни невиновных людей на всякiй случай, тюрьмы всегда должны быть переполнены.

В своих статьях Лацис отмeчал, что в 1918 — 19 гг. болeе половины арестованных были освобождены, «но нас спросят, откуда же такая масса невинно арестованных?» «Происходит это потому, что когда цeлое учрежденiе, полк или военная школа замeшаны в заговорe, то какой другой способ, как арестовать всeх, чтобы предупредить возможную ошибку и в процессe тщательнаго разбора дeла выдeлить и освободить невинных?»

Вeроятно, к такому методу выясненiя виновных во всем мiрe пришла только большевицкая власть. Что же касается так называемой неприкосновенности личности, то вeдь это не больше, как «буржуазный предразсудок». Цeлый полк, цeлое учрежденiе… И мы в Москвe являлись свидeтелями того, как дeйствительно арестуется в одну ночь, напримeр, 1000 служащих Жилищных Отдeлов за злоупотребленiя, или в какой-нибудь квартирe или учрежденiи арестовывается сотня попавших в засаду.^[344] «Нельзя не указать на уродливыя формы, в который выливается иногда широко примeняющаяся система засад, когда схватывается масса случайных людей, не имeющих никакого отношенiя к политикe, при чем люди эти надолго задерживаются в тюрьмe. Мы можем привести большое количество случаев, когда арестованные в засадах болeе мeсяца не подвергались допросу», — так говорилось в докладной запискe Политическаго Краснаго Креста. Так, напримeр, при засадe в магазинe художественных вещей Дацiаро в Москвe в Ч. К. привели 600 покупателей. В Бутырскую тюрьму как то привели цeлую свадьбу — с гостями, извозчиками и т. д. По дeлу о столовой на Никитском бул., гдe происходила спекуляцiя, захватили до 400 человeк. Так было во всeх городах. Эти облавы иногда принимали характер гиперболическiй. Напр., говорят, что в Одессe в iюлe 1921 г. было арестовано при облавe до 16 тысяч человeк. Арестованных держали три дня. Корреспондент «Общаго Дeла»^[345] объясняет эти массовые аресты желаньем устранить нежелательные элементы во время выборов в Совeт. «Послeднiя Новости»^[346] со слов прибывшаго из Новороссiйска передавали, что в этом городe перiодически устраивался особый «день тюрьмы», когда никто из обывателей не имeл права выходить из своего жилища. В этот день производились массовые аресты и цeлыя толпы людей всeх возрастов и состоянiй отводились в чрезвычайки.

В «Совeтской Россiи» — писал в оффицiальном документe Раковскiй — люди арестовываются только за опредeленный поступок. Так можно было писать только в оффицiальном документe. Жизнь ни на одну iоту, конечно, не соотвeтствует этому утвержденiю.

«Постановленiе Президiума В. Ц. И. К. 1-го февраля 1919 г. — констатирует записка Краснаго Креста — по которому слeдователям В. Ч. К. предписывалось оканчивать слeдствiя по дeлам в теченiе мeсячнаго срока, рeшительно не соблюдается».

Так было всегда. Так было в 1918 г., когда Петерс заявлял, что из 2000 арестованных (29 окт.) всe допрошены, и когда в дeйствительности люди мeсяцами сидeли без допросов, а сама Ч. К. в существующем хаосe не могла разобраться; так было в 1919 г.,^[347] так было и при реорганизацiи в 1922 г. Ч. К. в Государственное Политическое Управленiе. Так осталось и теперь, хотя оффицiально в соотвeтствующем декретe В. Ц. И. К. провозглашалось, что арестованные должны быть допрошены в теченiе 48 часов, что им не позднeе двух недeль со дня ареста должно быть предъявлено обвиненiе, что в теченiе двух мeсяцев должно быть закончено слeдствiе и арестованный или освобожден или предан суду, что для задержанiя на срок, большiй, чeм два мeсяца, должно быть испрошено спецiальное постановленiе высшаго законодательнаго органа в Совeтской Россiи.

Наивен будет тот, кто повeрит совeтскому «habeas corpus act». В этой области нeт даже исключенiй, Пожалуй и не может быть.

Что касается статистики арестов, то даже оффицiальныя данныя самих большевиков, как они не преуменьшены,^[348] показывают, что произвол в области арестов нисколько не уменьшается. Из данных докладов Комиссарiата Внутренних Дeл и Комиссарiата Юстицiи, представленных к 10-у съeзду Совeтов, вытекает, что на 1 декабря 1922 года числилось в административной ссылкe 10.638 политических; политических заключенных считалось 48819 человeк.^[349] Эти свeдeнiя касаются лишь центральной Россiи. На 1 iюля 1923 года по спискам Главнаго Управленiя мeст заключенiя арестованных считалось 72.685 — из них двe трети приходилось на политических.^[350] Не измeнился в сущности и состав заключенных по сравненiю с нашей статистикой смерти в 1918 г. Из осужденных 40 % приходилось на рабочих и крестьян.^[351] Террор и до наших дней не носит классоваго характера. Это лишь система властвованiя, отмeчающая деспотiю.

Ссылка с 1922 г. стала принимать небывалые размeры.^[352] Возстановлено все старое. И Туруханскiй и Нарымскiй край, и Соловецкiе острова. «На дальнем сeверe или в голодном Туркестанe, в глухих городишках и деревнях, оторванные от близких, лишенные хлeба и элементарных признаков культуры, многiе ссыльные буквально обречены на гибель» — говорит послeднее воззванiе берлинскаго Общества помощи политическим заключенным и ссыльным в Россiи.

«Еще недавно всеобщее вниманiе было привлечено Портаминским концентрацiонным лагерем, расположенным на берегу Сeвернаго моря. Туда с конца прошлаго (1922 г.) года начали свозить большiя партiи заключенных из Москвы и других городов.

Вот как описывают ссыльные общiя условiя жизни в Портаминскe:

„Лагерь устроен в старом полуразвалившемся зданiи бывшаго монастыря, без печей, без нар, без прeсной воды, которую выдают в очень ограниченном количествe, без достаточнаго питанiя, без всякой медицинской помощи“. Два раза в год Портаминск во время распутицы долгими недeлями отрeзан от всякаго сообщенiя и ссыльные обречены на полную оторванность от близких»….^[353]

Но Портаминск оказался недостаточным. Центральным мeстом ссылки за послeднiй год стали Соловецкiе острова. Вот описанiе новаго мeста ссылки, гдe сейчас томится свыше 200 заключенных.

«Заключенным отведена на островe одна десятина земли; выход за ея предeлы строго запрещен и стражe отдан приказ стрeлять без предупрежденiя в нарушителей этого правила…

С прекращенiем навигацiи остров будет отрeзан от всего прочаго мiра.

Обрекая людей на физическую и духовную смерть, власть „коммунистическая“ с особой жестокостью создает условiя существованiя, неслыханныя даже в трагической исторiи русской каторги и ссылки».

Характеристику этой «красной каторги» на Соловецких островах мы найдем в письмe из Россiи, напечатанном в № 31 «Революцiонной Россiи».^[354]

«Главное ея отличiе от дореволюцiонной каторги состоит в том, что вся администрацiя, надзор, конвойная команда и т. д. — все начальство от высшаго до низшаго (кромe начальника Управленiя) состоит из уголовных, отбывающих наказанiе в этом лагерe. Все это, конечно, самые отборные элементы: главным образом чекисты, приговоренные за воровство, вымогательство, истязанiя и прочiе проступки. Там, вдали от всякаго общественнаго и юридическаго контроля, в полную власть этих испытанных работников отдано безправное и безгласное населенiе „красной“ каторги… Эти ходят босые, раздeтые и голодные, работают минимум 14 ч. в сутки и за всякiя провинности наказываются по усмотрeнiю изобрeтательнаго начальства: палками, хлыстами, простыми карцерами и „каменными мeшками“, голодом, „выставленiем в голом видe на комаров“…

Саватьевскiй скит, гдe заключены соцiалисты, находится в глубинe острова, он занимает десятину земли и кусочек озера и окружен колючей изгородью. Там, в домe, разсчитанном человeк на 70, живет в настоящее время 200 человeк соцiалистов разных оттeнков и анархистов. В предeлах этого загона им предоставлена полная свобода: они могут голодать, болeть, сходить с ума и умирать совершенно безпрепятственно, без малeйшей попытки администрацiи вмeшаться в их внутреннiя дeла. Разговоры с начальником управленiя Ногтевым до послeдней степени просты, откровенны и циничны. На попытку предъявить ему требованiя он отвeтил приблизительно так: „Вам давно пора понять, что мы побeдили, а вы — побeжденные. Мы совсeм и не собираемся устраивать так, чтобы вам было хорошо, и нам нeт дeла до вашего недовольства“. На угрозу массовой голодовки он отвeтил: „По-моему вам гораздо проще сразу повeситься, до такой степени это безнадежно“. Трудность и продолжительность пути на Соловецкiе острова лишает родственников возможности оказывать им сколько-нибудь существенную матерiальную поддержку, а казеннаго пайка хватает только, чтобы не умереть с голоду. Тяжело больные и помeшанные совершенно лишены возможности пользоваться медицинской помощью и находятся в общих камерах, среди шума и тeсноты. Добиться же их перевода на материк совершенно безнадежно. На островe имeется больница, но врачи в ней опять-таки штрафные чекисты…

Но страшнeе всего для заключенных не условiя содержанiя, a ожиданiе прекращенiя сношенiй с мiром на 8 мeсяцев. Что произойдет за это время, неизвeстно. И теперь письма из Соловков почти не доходят по назначенiю. И теперь с.-р. сибиряков связанными увезли насильно на другой остров, в пустынный скит, гдe они совершенно отрeзаны от товарищей из Савватiева»…

Прошло лишь полтора мeсяца послe выхода моей книги. И ожидавшееся «страшное» совершилось. Мы узнаем о самоубiйствe на Соловках; мы узнаем даже из оффицiальнаго извeщенiя о массовых избiенiях со смертными исходами. В № 34 «Извeстiй» за нынeшнiй год (10-го февраля) мелким шрифтом напечатано сообщенiе «по поводу событiй в Соловках»: «19-го декабря 1923 г. в 18 ч. во дворe Савватьевскаго скита соловецкаго лагеря имeл мeсто печальный инцидент, выразившiйся в столкновенiи заключенных с отрядом красноармейцев, карауливших названный скит, в котором помeщаются заключенные». В результатe столкновенiя — как сообщает предсeдатель комиссiи по разслeдованiю происшествiя, член Президiума Ц.И.К. С.С.С.Р. Смирнов — шесть человeк убито и умерло от ран; двое ранено «не опасно».

Из факта созданiя спецiальной комиссiи по разслeдованiю и ея краткаго оффицiальнаго сообщенiя мы можем судить о дeйствительных размeрах трагедiи, разыгравшейся там, на далеком, оторванном от всего мiра, Сeверe. Такова судьба соцiалистов. А судьба других политических заключенных на Соловках?… Нам все скажет описанiе, даваемое корреспондентом «Соцiалистическаго Вeстника».^[355]

«Кромe концентрацiонных лагерей для соцiалистов на Соловках существует еще особая тюрьма, так наз. „Кремль“… „Кремль“, совершенно отдeленный от мeст заключенiя соцiалистов, это — совсeм особый мiр. Здeсь сосредоточена старая уголовщина с ея старым бытом, старыми нравами и старою моралью. Сюда направляют и так называемых „экономистов“, т. е. людей, осужденных по „хозяйственным дeлам“ — за взяточничество, хищенiя и т. д. Но здeсь же помeщаются и политическiе: священники, „контр-революцiонеры“ и т. д.

Ужасы режима в „Кремлe“, несмотря на открытыя камеры, превосходят всякое описанiе. Бьют нещадно. Бьют работающих за малeйшее упущенiе. Палками снабжены не только надзиратели, но и старосты работающих партiй. Наказанiя — инквизиторскiя: ставят „под комаров“ голыми (лeтом) или сажают на недeлю-двe в темное помeщенiе, гдe нельзя лечь (так оно узко) или, зимою — в башню, гдe держится лед от холода. Кормят ужасно, ибо паек раскрадывается.

Положенiе женщин — поистинe отчаянное. Онe еще болeе безправны, чeм мужчины, и почти всe, независимо от своего происхожденiя, воспитанiя, привычек, вынуждены быстро опускаться. Онe — цeликом во власти администрацiи, которая взымает дань „натурой“… Женщины отдаются за пайки хлeба. В связи с этим страшное распространенiе венерических болeзней, наряду с цынгой и туберкулезом.

Одним словом — самый настоящiй рабовладeльческiй лагерь с полным безправiем заключенных, с самыми ужасными картинами быта, с голодом, с побоями, истязанiями, надругательствами…

Этот режим — величайшiй позор для большевиков, даже если бы он примeнялся лишь к самым тяжким уголовным преступникам. Когда-же в такiя условiя ставятся побeжденные политическiе враги, то нeт достаточно негодующих слов, которыми можно было бы заклеймить эту подлость.

И эти люди смeют судить за поруганiе человeческаго достоинства политических заключенных — каких-то Сементовских и Ковалевых! Да чeм же они сами лучше этих палачей?»

Нeт хуже, во сто крат хуже! Там по крайней мeрe не было столь грубаго лицемeрiя. A здeсь судят «палачей царской каторги», посылают торжественные протесты «против насилiй и репрессiй», имeвших мeсто в Финляндiи, Латвiи, Польшe, Францiи и т. д.; пишут громовыя статьи о насилiях над коммунистами в буржуазных тюрьмах и… творят неслыханныя по размeрам насилiя над человeческой личностью и человeческой жизнью!..^[356]

В Соловках возстановлены знаменитые «каменные мeшки», существовавшiе в монастырe чуть-ли не со времен Грознаго. В эти мeшки (узкiя и глубокiя отверстiя в каменных стeнах, совершенно без свeта, куда втиснуть человeка можно только «под углом»), сажают нынe заключенных на «недeлю, а иногда и на двe».^[357]

___

Невольно хочется сопоставить слова, взятыя из дневника поэта Полонскаго и относящiяся к турецким звeрствам 1876 г. и постановленныя нами в качествe эпиграфа к страницам, на которых излагались кошмарныя насилiя, с заявленiем французскаго коммуниста Паскаля в брошюрe о Россiи, изданной коммунистическим Интернацiоналом в Петроградe: «Террор кончен» — писал он. — «Собственно говоря, его никогда и не было. Это слово террор, представляющее для француза такое опредeленное понятiе, всегда вызывает у меня смeх, когда я наблюдаю сдержанность, кротость, — я бы сказал — добродушiе этой „ужасной чрезвычайки“». «На человeческой бойнe» — назвал свою статью по поводу моей книги А. С. Изгоев.^[358] «Когда вы читаете этот синодик человeческаго звeрства… у вас колеблются самыя основы понятiй о человeчности и человeческом обществe»… Как убeдился, я думаю, читатель, жестоко ошибалась столь чуткая всегда к человeческому насилiю Е. Д. Кускова, писавшая 6-го сентября 1922 г. в. «Послeдних Новостях»: «Вот уже два года, как прекратились открытые ужасы».

VIII. «Краса и гордость»

«Растлeнное всeх партiй и оттeнков естественно стекается и бродит в тюльерiйском дворцe». Герцен. 1850 г.

«Чрезвычайная Комиссiя краса и гордость коммунистической партiи» — сказал однажды Зиновьев. Всякiя оцeнки субъективны, и нам кажется, что болeе прав Лацис, констатировавшiй, что «чрезвычайка это лучшее, что наши совeтскiе органы могут дать». С нашей точки зрeнiя это приговор всему большевицкому режиму.

Безспорно, тe циническiя формы самаго безудержнаго произвола и насилiя, в который вылилась повсемeстно на практикe дeятельность Чрезвычайных Комиссiй, в значительной степени объясняется личным составом работающаго в них персонала. Никаким политическим фанатизмом нельзя объяснить то, что мы могли прочитать на предшествующих страницах. Только маньяки и садисты по природe, только отверженные жизнью общественные элементы, привлеченные алчностью и возможностью властвованiя, могли итти и творить свое кровавое дeло в таких размeрах. Я думаю, что и здоровая психика должна была надорваться в удручающей атмосферe кровавых оргiй, ареной которых была Россiя за истекшiя пять лeт.

Для психолога, да и для историка, представляет, конечно, исключительный интерес изученiе тeх типов чекистов и чекисток, которые дала нам жизнь. Всe эти Яковлевы, Стасовы, Самойловы, Островскiя и др. — идейные коммунисты и коммунистки, облекшiеся в чекистскiя тоги,^[359] пожалуй, представляют собой еще недостаточно изученную страницу общественной психологiи и общественной паталогiи. Но эти вопросы не входят пока в сферу нашего, скорeе статистическаго изложенiя. Только садист, творя свое кровавое дeло, может услаждаться еще этой кровью и воспeвать ее в стихах, как сдeлал это автор тифлисскаго прославленнаго нынe навeки сборника «Улыбка Чека». Для него

Нeт больше радости, нeт лучших музык,

Как хруст ломаемых жизней и костей.

Вот отчего, когда томятся наши взоры,

И начинает буйно страсть в груди вскипать,

Черкнуть мнe хочется на вашем приговорe

Одно безтрепетное: «К стeнкe! Разстрeлять!»

Чувствительность и жестокость так часто сопряжены друг с другом. И Эйдук — поэт, склонный к лирической сантиментальности, может во имя «революцiоннаго дeла» собственноручно убивать людей…

Особую главу из исторiи общественной паталогiи могли бы составить характеристики другого типа чекистов, вышедших из кругов аристократiи и буржуазiи. И такiе есть. Но, может быть, о них еще преждевременно говорить, так как ошибки здeсь могут быть роковыми.

Несомнeнно только то, что Чрезвычайныя Комиссiи неизбeжно должны были пропитаться с первых дней своего существованiя преступными, просто-напросто уголовными элементами.

Карательный аппарат «революцiонной власти» — говорил Дзержинскiй в своей запискe от 17-го февраля 1922 г. — «должен был представлять кристально-чистый институт народно-революцiонных судей и слeдователей, снабженных чрезвычайной властью». Слишком поздно было уже в 1922 г. говорить о том, что должно было быть, слeдовало уже говорить о том, что вышло. «Сотрудники Ч. К.» — утверждал дальше шеф этого института — «выбирались заботливо из состава партiи и состояли из идейно чистых и в своем прошлом безукоризненных лиц, ибо только при таком качественно-преобладающем элементe своих служащих Ч. К. была в состоянiи выполнить порученный ей революцiонным пролетарiатом (?!) обязанности». Даже, если бы это было так в дeйствительности, то атмосфера произвола, установленная самими творцами новой политической полицiи в Россiи, неизбeжно развратила бы лучшiе даже элементы. Исторiограф Ч. К. Лацис сам должен был признать, что необходима постоянная смeна работающих: «как бы честен не был человeк, каким хрустальным сердцем он не обладал, работа Ч. К., протекающая в условiях, исключительно дeйствующих на нервную систему и притупляющих чувства этическiя, дает себя знать. Только рeдкiе сотрудники внe влiянiя этих условiй работы». Дeятельность Ч. К., по свидeтельству Лациса, повлiяла разлагающим образом «на многих, не окрeпших характером молодые коммунистов».

В Ярославской губ. Ч. К. был слeдователь, бывшiй водопроводчик. В началe он «работал хорошо, а потом начал пить». «Был у него друг-гармоньщик, с которым они вмeстe пьянствовали. Вот он напьется и идет допрашивать арестованных. А чтобы ему не скучно было, он с собой и друга своего брал. Этот допрашивает, а тот на гармошкe наигрывает… Был он малограмотный. Писать настоящаго заключенiя не мог и только выводил каракулями: „белай расхот“». Эта эпическая картина из быта Ч. К. нарисована одним из бывших слeдователей той же Ярославской губернской Ч. К., сидeвшим в подвалe губчеки с автором статьи «Штрихи тюремнаго быта» в сборникe «Че-ка»…

Чекисты — это привиллегированные во всeх отношенiях элементы новаго «коммунистическая» общества — и не только по полнотe власти, но и по внeшним матерiальным условiям быта.

В. Ч. К. в Москвe это своего рода государство в государствe. У нея цeлые кварталы реквизированных домов — нeсколько десятков. Есть своя портняжная, прачечная, столовая, парикмахерская, сапожная, слесарная и пр. и пр. В подвалах и складах огромные запасы съeстных продуктов, вин и других реквизированных вещей, идущих на потребу служащих и часто не подвергающихся даже простому учету… В голодные дни каждый чекист имeл привиллегированный паек — сахар, масло, бeлая мука и пр. Каждый театр обязан присылать в В. Ч. К. даровые билеты и т. д.

И в других городах мы можем, конечно, наблюдать аналогичное. Ч. К. повсюду занимает лучшiе дома. Если Ч. К. появляется в Севастополe, то, конечно, в гостиницe Киста. В Одессe также образовался «чекистскiй городок», гдe находятся всe нужныя для его обитателей учрежденiя, не исключая парикмахерской, кинематографа и пр. В Житомiрe Ч. К. имeет даже свою театральную труппу.

«Типы пьянаго матроса-чекиста и юнца с огромным револьвером за поясом — писали как-то „Общему Дeлу“ — скоро станут достоянiем исторiи. Их замeняют изысканно вeжливые слeдователи из юристов и недоучившихся студентов». Это соотвeтствует, пожалуй, дeйствительности — постепенно измeняется состав чекистов, особенно в провинцiи. Но тeм отвратительнeе теперь эти «холеные, лощеные, с иголочки одeтые», столь выдeляющiеся на общем фонe обнищанiя, люди, «свободно располагающiе жизнью и смертью своих плeнников».

«Имя Ч. К. должно быть не только громко, но и чисто»… Могло ли это быть тогда, когда в одной Москвe числилось по разным учрежденiям в общем чуть ли не 20.000 (?!) этих агентов с привиллегированным пайком? Только в одной В. Ч. К. непосредственных служащих в 1919 г. было болeе 2000, из них три четверти латышей. Латыши вообще занимают особое положенiе в учрежденiях Ч. К. Они служат здeсь цeлыми семьями и являются самыми вeрными адептами новаго «коммунистическаго строя». Это своего рода «чужеземная опричнина» — в Москвe Ч. К. называли «вотчиной латышей». Бюллетень лeвых с.-р. так характеризует эту тягу к Ч. К. со стороны латышских элементов: «В Москву из Латвiи в В. Ч. К. eдут, как в Америку, на разживу». Латыши и латышки, зачастую почти не владeя русским языком, ведут иногда допросы, производят обыски, пишут протоколы и т. д. Разсказывают «забавныя» исторiи, но далеко не забавныя для тeх, кто является объектом их.

Звали идейных людей, а в огромном большинствe шло отребье. В Ч. К. проникают «преступные элементы» — констатировал Крыленко. И слишком много и повсемeстно. Так должно было быть неизбeжно.^[360] Туркестанскiй цирковый клоун или содержатель публичнаго дома не являются исключенiем на общем фонe, характеризующем состав дeятелей Чрезвычайных Комиссiй. Но вeдь они могли быть и не преступниками, как им не был, может быть, бывшiй кучер в. кн. Владимiра Александровича Пузырев, сдeлавшiйся в Одессe слeдователем Ч. К. Зато сплошь и рядом среди видных слeдователей оказывались разоблаченные потом бандиты, убiйцы, воры и мошенники. Фактов слишком много. Мы их могли бы привести десятками. Их не мало и в сборникe «Че-Ка». Напримeр, притоном оперировавшей в Екатеринодарe шайки грабителей оказалась квартира слeдователя Чеки Климова; агент секретно-оперативнаго отдeла той же Чеки Альберт, делегированный Союзом Молодежи в число студентов Кубанскаго Университета, оказывается также главарем шайки грабителей. О том же можно найти массу данных в опубликованных уже матерiалах «Особой Комиссiи»: перед нами пройдет цeлая галлерея и бывших и настоящих грабителей. И в Москвe дeятели Ч. К. оказались прикосновенными к «бандитизму». В Одессe — свидeтельствует один из служащих Ч. К. в 1919 г., - среди сотрудников оперативнаго Отдeла было «много уголовных преступников», которые «сами писали ордера для обысков, вымогали и похищали». Мы этих бандитов найдем и среди отвeтственнаго персонала совeтской администрацiи. Одесса, очевидно, по своей южной экспансивности дала особо яркiе примeры. Один из допрашивавшихся Деникинской Комиссiей юристов разсказывает: «Преступные элементы быстро освоились с совeтской властью и очень тeсно сошлись… В городe пошли слухи, что секретарь Чека, т. Михаил, является никeм иным, как извeстным налетчиком Мишкой Япончиком, но 25-го мая (1919 г.) в № 47 „Извeстiй С. Р. Д.“ появилось оффицiальное опроверженiе этого слуха, причем в этом опроверженiи Мишка Япончик именовался „небезызвeстным грабителем“. Прошло нeсколько дней и в газетах, кажется в „Коммунистe“, было напечатано письмо Михаила Винницкаго, он же Мишка-Япончик, что он всю жизнь боролся за идеалы коммунизма, что он грабил только буржуев, а еще через короткое время т. Михаил Винницкiй начал дeлать большую карьеру; свою шайку воров и грабителей обратил в спецiальный полк, 54 Совeтскiй, и был назначен командиром этого полка… Когда же началась мобилизацiя коммунистов, то политкомом в полк Япончика был назначен сам т. Фельдман, душа и главная творческая сила Исполкома».^[361]

Одесскiй же разбойник Котовскiй является перед нами в видe начальника красной дивизiи. Этот Котовскiй выдeляется среди других своей терпимостью.^[362] Но другiе люди-звeри звeрями и остаются. Таков бывшiй глава царицынской совeтской администрацiи нeкiй Осип Лeтнiй, ставшiй впослeдствiи начальником банды, совершившей безчисленные убiйства и грабежи. Таков предсeдатель революцiоннаго Трибунала в Баку Хаджи-Ильяс и его товарищи, члены мeстной Ч. К., разстрeленные в январe 1921 года по обвиненiю в участiи в организацiи, которая под видом борьбы с контр-революцiей занималась грабежами и вымогательствами. Хаджи-Ильяс, конечно, судил по революцiонной своей совeсти, единолично выносил смертные приговоры и сам эти приговоры приводил в исполненiе. Называют совершенно чудовищную цифру этих убiйств.^[363]

«Взятки и подлог, два непремeнных спутника прежняго буржуазнаго „строя“» — писали как-то в 1918 г. в «Еженедeльникe» Ч. К. Едва ли стоит повторять это теперь, когда совeтской власти приходилось не так давно объявлять спецiальныя «недeли» борьбы со взятками!

Достаточно, пожалуй, указать на процесс в Верховном Революцiонном Трибуналe нeкоего Косарева, занимавшаго отвeтственную должность члена контрольно-ревизiонной комиссiи, которая имeла цeлью провeрку закономeрности дeйствiй всeх остальных органов Ч. К. Оказалось, что раньше он был приговорен к 10 годам каторги за убiйство старухи с цeлью грабежа. В 1920 г. Косарев судился за доставку вагона дров вмeсто вагона замороженной дичи. В 1922 г. в Московском Революцiонном Трибуналe разсматривалось дeло коменданта одного из провинцiальных трибуналов, Тарабукина, оказавшагося в своем прошлом бандитом. Его судили за вымогательство. Тарабукин со своим помощником убил ювелира и присвоил себe цeнностей на 20 миллiонов.

Иногда и в порядкe административном большевицкая власть свирeпо расправлялась со своими агентами, попавшимися в слишком вопiющих взятках, циничных грабежах и т. д. И все-таки все это было лишь исключенiем из общаго правила полной безнаказанности. Можно было призывать к безпощадному истребленiю этих «гадин», портящих весь совeтскiй аппарат, как это дeлал Закс в перiод своего замeстительства Дзержинскаго^[364] и в то же время прекрасно сознавать, что без этих «гадин» аппарат существовать не может. И сколько случаев можно зарегистрировать, когда присуждаемые за уголовныя дeянiя к разстрeлу выпускались из тюрьмы и получали немедленно крупное назначенiе.

___

«Старые способы охранки — провокацiя, осуждены членами комиссiи» — гордо говорил еще в октябрe 1918 г. в Петроградe на собранiи конференцiи чрезвычайных комиссiй Сeверной области руководитель петроградской Ч. К. В дeйствительности, начиная с дeла англiйскаго консула в Москвe Локкарта, который был приглашен по иницiативe Петерса на засeданiе фиктивнаго «комитета бeло-гвардейцев», (как то впослeдствiи признала сама «Правда»), вся дeятельность чекистскаго «аппарата» строилась на самой грубой провокацiи, которой давалась санкцiя свыше. 5-го декабря 1920 г. за подписью Дзержинскаго «Особым Отдeлом» был разослан спецiальный секретный приказ, в пунктe пятом котораго рекомендовалось «устройство фиктивных бeлогвардейских организацiй в цeлях быстрeйшаго выясненiя иностранной агентуры на нашей территорiи».

Очевидно в силу этого циркуляра сам Лацис был творцом гнусной политической провокацiи в Кiевe с фальшивыми чилiйскими и бразильскими консулами, набранными из чекистов, устраивавшими яко-бы побeг за границу и затeм предававшими спровоцированных лиц «революцiонному правосудiю», как контр-революцiонеров. В № 1 «Краснаго меча»,^[365] органа Политотдeла Особаго Корпуса войск В. У. Ч. К. (т. е. всеукраинской Ч. К.) было опубликовано даже оффицiальное сообщенiе о «грандiозном», обнаруженном в Кiевe, заговорe, во главe котораго стоял граф Альберт Петрович Пирро, представитель Бразильской республики при Совeтском Правительствe Украины. Разстрeленными по оффицiальным свeдeнiям оказался сам Пирро и еще четверо: «об остальных лицах, связанных с этой организацiей слeдствiе продолжает вестись» — заканчивало оффицiальное сообщенiе. Среди разстрeленных оказалась нeкая Р. Л. Поплавская, виновная в том, что «собиралась eхать во Францiю для предупрежденiя Клемансо о том, что выeзжает инкогнито группа коммунистов с агитацiонной цeлью». Гр. Пирро, конечно, не был разстрeлен, ибо, как теперь это извeстно, он был лишь провокатором. Но кто из чекистов принял облик не существовавшаго гр. Пирро — так и остается еще невыясненным.^[366] Зарубежныя газеты^[367] сообщали свeдeнiя о нeкой «баронессe Штерн», подвизавшейся в 1920 г. в Одессe. Это также небезинтересная и характерная страничка для большевицких провокаторских прiемов. Баронесса Штерн прибыла из Константинополя в качествe убeжденной коммунистки по словам корреспондентов цитируемых газет, о ней писали мeстныя «Извeстiя», ее чествовали большевицкiе главари… Германскому консульскому агенту она вскрыла свое «настоящее» лицо: она де представительница Международнаго Краснаго Креста, прибывшая из Германiи, чтобы вывезти всeх нeмецких подданных. Заодно вывозились под фальшивыми паспортами и русскiе. В виду возможности «изъятiя» цeнностей их предлагалось передать на храненiе баронессe Штерн. В назначенный день уeзжающiе были арестованы Ч. К. по указанно «баронессы Штерн». «В Одессe вообще часто прибeгали к провокацiи» — говорят нам показанiя в Деникинской Комиссiи. О, конечно, все это выдумки! — скажет скептик. Не выдумкой однако оказался бразильскiй «консул Пирро»? В Москвe был свой «представитель» датскаго или шведскаго Краснаго Креста — нeкiй датчанин, который крайне интересовался «бeлогвардейцами». Я знаю лиц, с которыми он пытался войти в сношенiя, и были такiе, которые по своей, быть может, наивности попадались на удочку.

Исключительно провокацiей было создано то Анапское дeло, о котором нам уже приходилось говорить^[368] — здeсь было разстрeлено, по постановленiю Терской Областной Ч. К., 62 человeка, пытавшихся при содeйствiи агентов Владикавказской Ч. К. бeжать из Анапы в Батум. Дeло весьма характерно по своей обстановкe. Первая партiя в 12 бeглецов во главe с полковником бар. Зюссерманом была гостепрiимно принята во Владикавказe, через который они eхали в Батум: им отвели помeщенiе, кормили, поили и даже водили в театры и кинематографы. Сам Зюссерман с семьей будто бы даже жил, не подозрeвая того, на квартирe предсeдателя Ч. К.! Тeм временем была сорганизована уже большая партiя в 100 человeк… «Комедiя» кончилась… кончилась всегда неизбeжными разстрeлами… Корреспондент «Послeдних Новостей»^[369] передает, что на пограничной полосe с Бессарабiей в 1921 г. «очень распространен был такой способ уловленiя бeгущих „буржуев“ и „бeлогвардейцев“: сидящiе в Бессарабiи родственники посылают за кeм-либо „вeрнаго человeка“. Случайно или нeт, но „вeрный человeк“ вмeстe с рекомендательным письмом попадает в Румчека. Агент послeдней является с письмом, организует путешествiе и, когда всe доказательства на лицо, арестовывает „преступника“».

Утверждают,^[370] что провокатором оказался и комиссар той медицинской, прiемной комиссiи, по дeлу которой лeтом 1920 г. в Москвe происходили столь вопiющiе разстрeлы; орагнизатором так называемаго «Евстафьевскаго заговора» в Одессe в август 1921 г. был комендант зданiй одесской Ч. К.;^[371] не обошлось без провокацiи и петербургское Таганцевское дeло — чекистским агентом был матрос Паньков.^[372] Опредeленная провокацiя была в дeлe петербургских кооператоров. Спровоцирован был огромный «заговор» в пользу Польши в 1921 г. в Смоленскe, по которому, как говорили, арестовано было свыше 1500 человeк. Во время крестьянскаго возстанiя в Ишимском уeздe в 1921 г. очевидцы разсказывают о появленiи агентов-провокаторов из Омской Ч. К., одeтых в офицерскую форму. Такая же провокацiя была в «эс-эро-меньшевистском возстанiи» в мартe 1921 г. в Саратовe.^[373]

Характерно дeло анархистов Льва Чернаго, Фани Барон и др., разстрeленных в 1921-г. за уголовныя преступленiя — печатанiе фальшивых совeтских денег. По этому поводу берлинскiе анархисты в своей брошюрe^[374] пишут: «Установлено не только то, что казненные товарищи не имeли никакого отношенiя к уголовным дeлам, за которыя их казнили, но также и то, что идея печатанiя фальшивых совeтских денег исходила из Московской Чека. Два ея агента — Штейнер (Каменный) и шоффер-чекист — связались с нeкоторыми уголовными элементами, вошли в знакомство с цeлью предательства с нeкоторыми анархистами и начали затeвать дeло печатанiя фальшивых денег и экспропрiацiи. Дeлалось это с вeдома и под руководством М. Ч. К.».

Припомните вышеприведенныя телеграммы Ленина об анархистах — и дeло станет болeе, чeм правдоподобным.

«Че-Ка» — это старая охранка со всeми ея прiемами, со всeми ея методами психологическаго воздeйствiя, как отмeтил в своих исключительно правдивых очерках о Россiи нeмецкiй коммунист Фридрих Минк.^[375]

«В Одессe образовалось новое филiальное отдeленiе В. Ч. К. - сообщают „Общему Дeлу“.^[376] — На Фонтанной дорогe, на дачe-особнякe Конельскаго, открылся оффицiально: Статистическiй Отдeл Наркомздрава Р. С. Ф. С. Р. (Народнаго Комиссарiата Здравоохраненiя), прямое назначенiе котораго — заграничный шпiонаж и внутренняя борьба с военной контр-революцiей. Во главe этого учрежденiя стоит Член Коллегiи Одесской Губчека и Член Особаго Отдeла Вечека „знаменитый“ Заковскiй (латыш). Громкiй и весьма отвeтственный пост „Резидента Бессарабiи, Польши и Галицiи“ занимает московскiй „чекист“, спецiально командированный в Одессу, как „спец“, Михайловскiй. Его сожительница Ксенiя Владимiровна Михайловская (урожденная фон-Гернгросс), дочь полковника, носящая кличку „Лялька“ и „Адочка“, занимает также не менeе отвeтственный пост; она помощник Резидента и член Всероссiйскаго „Региступа“ (Регистрацiонное Управленiе — военный шпiонаж).

В руках руководителей этого учрежденiя вся сeть шпiонажа в Бессарабiи и пограничной Польшe.

Отдeл наркомздрава, живет широко, ни в чем себe не отказывая. Время от времени создают, чтобы отличиться пред центром, — искусственные заговоры против совeтской власти.

Так, недавно ими была раскрыта бeлогвардейская шпiонская организацiя, ими же инсценированная. „Адочка“, благодаря своему миловидному личику, знакомится с офицером, наивно разсказывает ему о существованiи офицерской организацiи, для вящаго доказательства предлагает читать подпольную прокламацiю, призывающую к сплоченiю всeх противобольшевицких сил для сверженiя ненавистной совeтской власти, час паденiя которой близок (наступленiе Врангеля из Румынiи?), услужливо заготовленную на пишущей машинкe в „Стат Отдeлe Наркомздрава“, и если наивный офицер относится еще с недовeрiем, то предлагаемыя „Адочкою“ денежныя суммы, яко-бы от имени организацiи на поддержку бeдствующих офицеров, плeняют наивнаго окончательно и тот, с своей стороны, посвящает нeкоторых прiятелей в существованiе „организацiи“. Таким образом, составляется группа желающих вступить в члены „организацiи“ или хотя бы одобряющих идею существованiя таковой. Цeль достигнута, на сцену появляется Михайловскiй, Заковскiй и отряд „чекистов“. Группа арестовывается. Слeдствiя для военной контр-революцiи не существует и невинныя жертвы гнуснeйшей провокацiи разстрeливаются».

«Ч. К. на стражe революцiи»… И когда в большевицких кругах идут разговоры о ея сокращенiи, о введенiи в норму — тогда на сцену появляется старый прiем устрашенiя, выработанный долгой практикой Департамента Полицiи. Раскрывают существующее и несуществующiе контр-революцiонные заговоры: «Ч. К. на стражe революцiи»! Может быть, появится и свой «коммунистическiй» Азеф!

В Москвe при В. Ч. К. существует особый штаб «проституток». Спецiально использоваются дeти 12–14 лeт, которыя за свою работу получают деньги, подарки, сладости. Сотням предлагают купить свою жизнь, приняв на себя функцiи тайных агентов Ч. К. Сколько трагедiй на этой почвe! Вот нeкая В. под угрозой разстрeла отца соглашается на предложенiе Ч. К. Укоры совeсти ведут к самосожженiю….^[377] Аналогичную исторiю самоубiйства одной женщины, повeсившейся послe оговора невинных людей, разсказывает корреспондент «Times» в своих извeстных очерках «Russia to-day». «Надо прослeдовать в дебри средневeковья, — добавляет он — чтобы найти что либо подобное Г. П. У.»^[378]

Провокацiя процвeтает в низах. Недаром, как свидeтельствует сама «рабочая оппозицiя» коммунистической партiи, в рабочих кругах комячейки называются «комищейками». Тюрьмы полны так называемыми «насeдками».^[379] Безконечное количество крупных дeл о взятках, подлогах, хищенiях и пр., оканчивавшихся смертным приговором, сфабрикованы были самими агентами Ч. К., заинтересованными лично в процентном отчисленiи с каждаго дeла (за раскрытiе дeл о спекуляцiи слeдователь получал 5 % суммы). Я знаю, напр., одно дeло, начатое в Москвe мeстной Ч. К. при характерных бытовых обстоятельствах. У нeкоего Р. кутили два слeдователя, арестовавших разоткровенничавшихся хозяина и гостей. Жена Р. обратилась к прис. пов. П. Тот написал в президiум Ч. К. бумагу с изложенiем дeла. Финал был неожиданный. П. был арестован, так как у него не было «права» обращаться в Ч. К. В результатe он попал в Новоспасскiй концентрацiонный лагерь.

Система массовых обысков, арестов, облав и засад — это особый способ «самоснабженiя чекистов», по словам одного из составителей сборника «Че-Ка». Что же это неправда? Отвeтом может служить характерное объявленiе самого Московскаго Совeта, помeщенное в газетах 9-го декабря 1919 г.: здeсь признавалось, что всe квартиры, гдe были засады, подверглись «полнeйшему разгрому» — «обворовывались до основанiя».

Да, многiя чекистскiя организацiи дeйствительно были «бандитскими и мародерскими», как их назвал первый большевицкiй комиссар юстицiи лeвый с.-р. Штейнберг. И когда начинали обличать эти «бандитскiя и мародерскiя организацiи», онe находили авторитетных защитников в лицe истинных вдохновителей и руководителей Чрезвычайных Комиссiй. Так выступил на их защиту еще 22-го сентября 1918 г. сам Петерс: «За послeднее время — писал он в № 2 „Еженедeльника В. Ч. К.“ — враги совeтской власти снова начинают распространять гнусную клевету о взятках, подкупах, ложных доносах»… «Нечего падать в обморок — продолжал он — если было нeсколько случаев злоупотребленiй: новые люди не привыкли к юридической мудрости». Всe обвиненiя объявлялись «безсовeстной ложью буржуазiи».

А другой чекист в № 5 «Еженедeльника» в отвeт на обличенiя выступает с такого рода успокоительным заявленiем: «А значит мы сильны, ибо жулики народ практическiй и к слабым не примазываются». Стоит ли удивляться послe этого, что в одном из донесенiй Эльстона Керзону^[380] говорится об общеупотребительном прiемe в Перми: мeстные купцы арестовываются, выпускаются за деньги, опять арестовываются и, наконец, разстрeливаются.

Кубанская Ч. К. создала цeлый промысел из системы заключенiя в тюрьму в цeлях полученiя соотвeтствующих денежных сумм.

За крупныя суммы освобождали в Одессe — говорят показанiя многих в Деникинской Комиссiи. А в Москвe? И она не представляла исключенiя.

Тираспольская Ч. К., да и другiя, пограничныя с Бессарабiей, создала в 1920-21 гг. цeлый промысел по переправкe бeглевцов за границу. Нeкто С. М. С. довольно образно описывает эту дeятельность мeстной чрезвычайной комиссiи.^[381] Во главe стоит комендант Особаго Отдeла Румчека.

«Всe приднeпровскiе городки и мeстечки кишат поэтому маклерами, предлагающими перевезти в Бессарабiю, „как на дредноутe“. Счастье тому, кто попадает на обыкновеннаго маклера, работающаго „честно“, т. е. передающаго взятку какому нибудь влiятельному чекисту. Сплошь и рядом, однако, под видом посредников работают очень удачно сами чекисты. В послeднiй момент, когда жертва уже идет к берегу, „неожиданно“ появляется засада и хватает бeглеца и его имущество. Так как послeднее — обычно иностранная валюта или золото — является главным вещественным доказательством неудавшагося государственнаго преступленiя, то обычно начинается торг, и бeглец отпускается»…

«Особенно грязную роль во всeх этих исторiях играют наравнe с чекистами так называемые „подпольники“». Оффицiально это агитаторы и пропагандисты, отправляемые совeтской властью в Бессарабiю для подпольной работы. Фактически это контрабандисты.

Они же являются и главными «переправщиками». Один из них в минуту откровенности разсказывал, как он сам переправляется: «являешься в Румчека, показываешь мандат, там тебя регистрируют, дают матерiалы, румынскiй паспорт и валюту и указывают точно час и мeсто, гдe надо переходить. Румынскому патрулю надо лишь предъявить членскiй билет коммунистической партiи».

«Каждый из больших городов Украины имeет свой пограничный городок, свое собственное „окно в Европу“».

«Окно» на время затворяется.

В началe 1921 года и в Одессe, и в Кiевe пользовались большой популярностью приграничныя мeстечки Подольской губернiи. Весной все Приднeпровье облетeла вeсть о найденных вблизи одного из этих мeстечек (Каменки) в пещерe восьмидесяти разложившихся трупов. Оказалось, что это бeженцы, относительно которых думали, что они давно в Бессарабiи.

Но там, гдe чрезвычайка еще не подкормилась и нуждалась в богатой клiентурe, поeздка совершалась очень гладко. Уже с утра весь городок знал, что «будет переправка». К 3 часам дня на улицах появлялись цeлыя семьи с вещами, мeшками и т. д., направлявшiяся к извeстному всему городу сборному пункту. Являлся оффицiальный представитель чрезвычайки и пересчитывал число голов (2 дeтей за 1 взрослаго). Затeм нагружалась большая подвода, усаживались женщины и дeти и eхали через весь город к мeсту переправы.

Так продолжалось 2–3 мeсяца, пока в один прекрасный день начальство не рeшало, что довольно поработали.

В цeлях контроля в Тирасполe по ночам производилась форменная охота на несчастных, пытавшихся перебeжать по льду в Бессарабiю, не заплатив предварительно Ч. К. по установленной таксe (4–5 тысяч Романовскими с человeка).

Пойманных «закаляют», чтобы «другой раз не замерзли на морозe»; выводят голыми на мороз и бьют по спинe палками и нагайками. Здeсь махровым цвeтом распускается и провокацiя……

16-го февраля 1923 г. в Москвe на Никитском бульварe, по сообщенiю корреспондента «Послeдних Новостей», покончил с собой выстрeлом в висок один из ревизоров правительственной комиссiи по обслeдованiю Госполитуправленiя, Скворцов (бывшiй рабочiй). При нем найден незапечатанный пакет с запиской на имя президiума Центральнаго Комитета Р. К. П. слeдующаго содержанiя:

«Товарищи! Поверхностное знакомство с дeлопроизводством нашего главнаго учрежденiя по охранe завоеванiй трудоваго народа, обслeдованiе слeдственнаго матерiала и тeх прiемов, которые сознательно допускаются нами по укрeпленiю нашего положенiя, как крайне необходимые в интересах партiи, по объясненiю товарища Уншлихта, вынудили меня уйти навсегда от тeх ужасов и гадостей, которые примeняются нами во имя высоких принципов коммунизма и в которых я безсознательно принимал участiе, числясь отвeтственным работником компартiи. Искупая смертью свою вину, я шлю вам послeднюю просьбу: опомнитесь, пока не поздно, и не позорьте своими прiемами нашего великаго учителя Маркса и не отталкивайте массы от соцiализма».

Слeдует ли что-нибудь добавлять к этой «исповeди»?…

___

Были совeстливые большевики и раньше, особенно на первых порах, когда еще слишком непривычны были прежней интеллигентской психикe, нeкоторых по крайней мeрe, тe циничныя формы, в которыя вылилась дeятельность Чрезвычайных Комиссiи. На первых порах люди со слабыми нервами, «мягкотeлые», по характеристикe Петерса, не выдержали как бы моральной отвeтственности за кровавую бойню, организованную не только от имени коммунистической партiи, но и от имени всего пролетарiата. Были выступленiя и в печати в первые мeсяцы 1919 г., когда сам творец историческаго циркуляра о заложниках Петровскiй должен был признать, что Чрезвычайныя Комиссiи внe организацiонной зависимости в дeло строительства совeтской власти вносят «только разврат».

Чрезвычайныя Комиссiи в своих дeйствiях руководятся своим революцiонным опытом и совeстью, а не статьей закона, как мы знаем, заявлял Петерс в декабрe 1918 г. Что это значит? — Об этом ранeе сказал сам Ленин: «Во имя достиженiя своих революцiонных цeлей, своих желанiй все дозволено ».^[382] «Нам все разрeшено — повторял самодовольно эти слова в № 1 „Краснаго Меча“ Лев Крайнiй, редактор этого органа — ибо мы первые в мiрe подняли меч не во имя закрeпощенiя и угнетенiя кого-либо, а во имя раскрeпощенiя и освобожденiя от рабства всeх». Повернулось колесо историческое, измeнилась правда и мораль. «Наша мораль новая»… И мы видим то небывалое в мiрe рабство, которое появлялось в Россiи в результатe поворота этого историческаго колеса.

«Пора прекратить болтовню о том, что правовыя гарантiи — буржуазные предразсудки»… «Развe вы не слышите — писал в февралe 1919 г. Дьяконов, с именем котораго мы встрeчались уже при протестe против тюремных „кладбищ живых“ — раздающихся из мeст заключенiя, с фабрик и заводов голосов не каких-либо контр-революцiонеров, а самых настоящих рабочих и крестьян и даже коммунистов, требующих устраненiя порядков, при которых могут человeка в тюрьмe держать, по желанiю предать в Трибунал, а захотят — разстрeляют»… Это «самосуд и беззаконiе», при чем автор статьи заранeе оговаривался, что было время, когда революцiя давала право на убiйство.

«Можно быть разных мнeнiй о красном террорe — писал старый большевик Ольминскiй,^[383] — но то, что сейчас творится в провинцiи, это вовсе не красный террор, а сплошная уголовщина». Он указывал, напр., на явленiе, когда мальчик 16 лeт, бывшiй «вор и хулиган», получал право в деревнe убивать людей.

Характерно, как отнеслись к этой критикe сами представители учрежденiя, названнаго Зиновьевым «красой и гордостью коммунистической партiи». Слова Ольминскаго им кажутся лишь лепетом «трусливаго дитяти»:^[384] «Нужно сказать прямо и откровенно, что интеллигенцiи нечего стало дeлать, все переговорила и все переписала, не с кeм стало вести полемику… так давай искусственно создавать грызню между вeдомственную, тогда будет около чего почесать язык»… «Междувeдомственная» грызня заключалась в постановкe вопроса об ограниченiи права Ч. К. выносить самостоятельно смертные приговоры, о подчинены ея контролю комиссарiатов внутренних дeл и юстицiи, т. е. о введенiи ея дeятельности в нeкоторыя хотя бы ограничивающiя рамки. «Нелeпо ввести дeятельность Ч. К. в юридическiя рамки» — отвeчает один из чекистов Шкловскiй в «Еженедeльникe». Тот, кто требует поставить Че-ку в зависимость от мертваго закона, тот «подкуплен буржуазiей». В этих спорах принимал горячее участiе и Крыленко — создатель революцiонных Трибуналов, конкурировавших с Чрезвычайными Комиссiями в их кровавой дeятельности.

Под знаменем ли введенiя законности в «революцiонное правосудiе» в концe концов шла эта партiйная распря? Административная расправа замeнилась «комедiей суда», в котором рeшали вопросы жизни и смерти тe же члены Чрезвычайных Комиссiй. Дeло только в формe, которая больше удовлетворяла вкусы главнаго государственнаго обвинителя, на совeсти котораго так много невинно пролитой крови… Трибуналы лишь «блeдныя копiи» чрезвычаек — констатирует прежнiй большевицкiй комиссар юстицiи Штейнберг. «Трибунал — расправа с врагами совeтской власти» — гласит оффицiальная надпись над входом в житомiрскiй трибунал.

Как фактически в свое время реагировала Ч. К. на эти теоретическiе споры, показывают усиленные разстрeлы, происходившiе в дни споров в центрe, и в том числe именно тогда были разстрeлены в Петроградe великiе князья Николай^[385] и Георгiй Михайловичи, Дмитрiй Константинович и Павел Александрович… В большевицкой печати были споры: кто побeдил в борьбe — Ч. К. или ея противники? Жизнь дала опредeленный отвeт. Происходили реформы, но сущность оставалась все одна и та же, и форма «краснаго террора» не измeнялась. И если мы вспомним слова одного из видных чекистов Мороза:^[386] «Нeт той области жизни, гдe Ч. К. не приходилось бы имeть своего зоркаго глаза». - то поймем моральную и психическую обстановку жизни в современной Россiи, гдe дeйствуют отдeленiя Г. П. У. с особыми уже инструкцiями для политическаго шпiонажа, со спецiальными курсами обученiя этому шпiонажу^[387] — точь в точь, как в старых охранных и жандармских отдeленiях перiода царизма. Утверждают, что много выучеников этих учрежденiй состоит активными работниками Ч. К. Это послeднее надо отнести еще к загадочным страницам нашей современности. Здeсь правильнeе будет пока поставить один вопрос: «правда ли?», как сдeлало это «Общее Дeло»^[388] к столь же пикантным сообщенiям об отношенiи между «большевиками и монархистами» в связи с арестом комиссара «для особых порученiй» при В. Ч. К. Игн. Арцишевскаго и монархическаго агента какого-то капитана Михайлова. Мы не сомнeваемся только в одном: азефщина во всeх ея видах, согласно вышеприведенному циркуляру Дзержинскаго, должна была свить себe прочное гнeздо.

«Житье у нас ужасное — писал в маe 1921 г. корреспондент „Рижскаго Курьера“ из Пскова, — в каждом домe, в каждой квартирe и на улицe кишат, как муравьи, шпiоны… В каждом домe живут коммунисты, которые жадно наблюдают за жильцами… Всe чувствуют себя точно в тюрьмe, боятся друг друга, даже в своей семьe брат косится на брата, не будучи увeрен в том, не коммунист ли тот. Мы всe измучены и устали, барахтаясь в этом проклятом муравейникe шпiонажа». В дополненiе можно привести характерный, уже оффицiальный документ, именующiйся «заданiя секр. уполномоченным на янв. 1922 г.» Документ этот предписывает агентам:

1. Слeдить за Администрацiей фабрик и интеллигентными рабочими, точно опредeлять их политическiе взгляды и во всeх их Антисовeтских Агитацiях и пропагандe доносить.

2. Слeдить за всeми сборищами под видом картежной игры, пьянства (но фактически преслeдующих другiя цeли), по возможности проникать на них и доносить о цeлях и задачах их и имена и фамилiи собравшихся и точный адрес.

3. Слeдить за интеллигенцiей, работающей в сов. учрежденiях за их разговорами, улавливать их политическое настроенiе, узнавать о их мeстe пребыванiя в свободное от занятiй время и о всем подозрительном немедленно доносить.

4. Проникать во всe интимные кружки и семейныя вечеринки господ интеллигентов, узнавать их настроенiе, знакомиться с организаторами их и цeлью вечеринок.

5. Слeдить, нeт ли какой либо связи мeстной интеллигенцiи, уeздной, центральной и заграницей и о всем замeченном точно и подробно доносить.^[389]

Зиновьев в день пятилeтняго кроваваго юбилея Чрезвычайных Комиссiй писал: «Меч, вложенный в руки В. Ч. К., оказался в надежных руках. Буквы Г. П. У. не менeе страшны для врагов, чeм буквы В. Ч. К. Это самыя популярныя буквы в международном масштабe»… Когда то в «Черном Передeлe» переименованiе III Отдeленiя в Департамент Государственной Полицiи называли актом «величайшаго посмeянiя над русским обществом». Как назвать «реформу» превратившую В. Ч. К. в Г. П. У., итоги которой так отчетливо подвел Зиновьев?… В Россiи на обывательском языкe буквы В. Ч. К. переводились словами: «всякому человeку капут». Мы не знаем, как переведет обывательское острословiе новыя буквы Г. П. У.^[390] Но в международном масштабe это символ той, по словам Каутскаго, «Головы Медузы», от которой с отвращенiем должна отворачиваться вся демократiя. Наша совeсть не имeет права успокоиться на скепсис Ан. Франса: «всe революцiи поднимают безсмысленныя жертвы».

Как то московская «Правда»,^[391] повторяя болeе раннее обeщанiе Троцкаго «перед уходом хлопнуть дверью на весь мiр», писала:…«тeм, кто нас замeнит, придется строить на развалинах, среди мертвой тишины кладбища».

В Россiи установилась уже эта мертвая тишина кладбища.

«И мы знаем своим потрясенным разумом и мы видeли своими помутившимися глазами то, чего не знали и не видeли десятки прошлых поколeнiй, о чем смутно будут догадываться, читая учебники исторiи, длинные ряды наших отдаленных потомков…

Нас не пугает уже таинственная и нeкогда непостижимая Смерть, ибо она стала нашей второй жизнью. Нас не волнует терпкiй запах человeческой крови, ибо ея тяжелыми испаренiями насыщен воздух, которым мы дышем. Нас не приводят уже в трепет безконечныя вереницы идущих на казнь, ибо мы видeли послeднiя судороги разстрeливаемых на улицe дeтей, видeли горы изуродованных и окоченeвших жертв террористическаго безумiя, и сами, может быть, стояли не раз у послeдней черты.

Мы привыкли к этим картинам, как привыкают к виду знакомых улиц, и к звукам выстрeлов мы прислушиваемся не больше, чeм к звуку человeческих голосов.

Вот почему перед лицом торжествующей Смерти страна молчит, из ея сдавленной груди не вырывается стихiйный вопль протеста или хотя бы отчаянiя. Она сумeла как то физически пережить эти незабываемые четыре года гражданской войны, но отравленная душа ея оказалась в плeну у Смерти.

Может быть, потому разстрeливаемая и пытаемая в застeнках Россiя сейчас молчит…»

Так писал автор замeчательнаго очерка «Корабль Смерти».^[392]

Мы молчим, но за нас немолчно говорят мертвецы из саратовскаго оврага, харьковских и кубанских застeнков, холмогорскаго «лагеря смерти».

Нeт! мертвые не молчат!

Вмeсто послeсловiя

Нeсколько слов о процессe Конради

Фактически я участiя в лозаннском процессe не принял. Но когда в связи с этим процессом защитник Полунина Aubert обратился ко мнe с запросом: не могу ли я дать матерiал для характеристики террора в Россiи, — у меня не было никаких сомнeнiй, ни принципiальных политических, ни моральных, в том, что я обязан сообщить то, что я знаю,^[393] совершенно безотносительно к тому, как я лично отношусь к убiйству Воровскаго: буду ли я разсматривать поступок Конради, как акт личной мести или как акт политическiй. Для моего моральнаго чувства было безразлично, кто с кeм будет сводить свои политическiе счеты на судe. «Страшная правда, но, вeдь, правда», и при всeх политических условiях надо эту «правду» говорить открыто. Демократiя, именно она, должна первая осознать этот великiй закон человeческой чести.

Люди нечестные назвали эту точку зрeнiя подстрекательством к убiйству.^[394] У меня не было охоты полемизировать с писателями, которых я глубоко презираю, ибо они отбросили основное credo писательской чести — независимость мысли и слова; у меня не было охоты убeждать и тeх, которых убeдить нельзя, ибо — сказал еще Герцен — «мало можно взять логикой, когда человeк не хочет убeдиться».

Но теперь приходится сказать нeсколько слов.

В дeйствительности только люди, которые, называя «моральными слeпцами» других, сами не могут еще преобороть в вопросах общественной морали своих политических предразсудков, способны низводить общественное значенiе лозаннскаго суда на простое «сведенiе политических счетов», как это сдeлало, напр., недавнее обращенiе партiи соцiалистов-революцiонеров к соцiалистам Западной Европы по поводу угрозы Москвы расправиться с заложниками из числа соцiалистов-революцiонеров. В том поединкe «между лагерем русской контр-революцiи, стоявшим за Полуниным и Конради, и лагерем большевицкаго искаженiя революцiи, стоявшим за тeлом убитаго Воровскаго — писали заграничныя организацiи партiи с.-р. — нам, русским соцiалистам-революцiонерам, нечего было дeлать». «Мы непримиримые враги большевицкаго режима произвола и краснаго террора… Мы не раз звали большевиков к отвeту перед судом обще-человeческой совeсти за воскрешенiе — лишь для субъективно иных цeлей (sic!) — тeх же методов управленiя, которые были при самодержавiи вeковым проклятiем нашей родины; за проведенiе в жизнь великих лозунгов соцiализма (!!) методами, убiйственно противорeчащими всему их духу. Но мы не признаем этого права (!!) за тeми, кто поднимает голос и вооруженную руку против новорожденнаго деспотизма большевиков лишь во имя исконнаго, освященнаго вeками, деспотизма стараго режима. Конради и Полунин были для нас не героями, а моральными слeпцами, преступно злоупотребившими для сведенiя политических счетов тeм священным правом убeжища, которое предоставляют всeм гонимым свободныя демократическiя государства»…

Можно и, быть может, должно относиться с рeшительным осужденiем ко всякому политическому убiйству, сeящему «ядовитыя сeмена новых ужасов и новых убiйств»; может быть, та этика, которая отвергает насилiе, никогда и ни при каких условiях не даст моральнаго оправданiя акту мести или возмездiя, во имя чего бы он ни совершался; может быть, к страшным вопросам смерти человeк не имeет даже и права подходить с точки зрeнiя цeлесообразности… Но наша обыденная, житейская психологiя во всяком случаe даст нравственное оправданiе лишь тому убiйцe, который, совершая свое преступленiе против человeческой совeсти, сам идет на смерть. Поэтому тот, кто имeет смeлость и мужество взять на свою отвeтственность пролитiе человeческой крови, тот, кто считает себя в правe совершить этот акт отомщенiя, должен мстить там, гдe происходит насилiе; может быть, человeк, вступающiй на путь террористической борьбы, и не имeет права уже в силу этого нарушать «священныя права убeжища».

Но почему однако та политическая партiя, которая в своей политической борьбe искони шла по пути террористической борьбы, считает, что ей одной только принадлежит «право» выявлять «обще-человeческую совeсть»?

И кто дал нам право отнимать у Конради стимул того, возможно преступнаго, героизма, который влечет русскаго гражданина и патрiота на отомщенiе за тe тысячи мучеников, за тe тысячи жертв террора, кровью которых обильно орошена русская земля?

Безспорно, убiйца Воровскаго мстил не за ложные методы «проведенiя в жизнь великих лозунгов соцiализма». Но в человeческой жизни есть нечто болeе могучее, и кто дал право отнимать у Конради чувство любви к поруганной родинe, во имя которой он совершал, по его словам, свое преступленiе? Кто дал право Ф. Дану назвать Конради «ополоумeвшим мстителем за претерпeтыя личныя обиды и страданiя»?

«Мeщанская» идеологiя присяжных засeдателей швейцарскаго демократическаго суда, несмотря на всю трудность политическаго международнаго положенiя, сумeла возвыситься до пониманiя высшей объективной правды и вынести оправдательный приговор убiйцам, независимо от политических симпатiй или антипатiй судей к подсудимым.

Почему? По той самой причинe, думается, по которой берлинскiй окружный суд оправдал в 1921 году убiйцу великаго визиря Турцiи Талаат-Паши, молодого армянскаго студента, Тальирьяна, — и тогда этот приговор привeтствовался с.-р. печатью, привeтствовался и демократической печатью самой Германiи, как приговор оффицiальнаго суда, совпавшiй с правовым сознанiем народных масс.

Слишком ужасна оказалась и та дeйствительность, которая раскрылась перед глазами лозаннскаго суда: судили — во всяком случаe судьи — не «политическую тяжбу контр-революцiи и революцiи», а большевицкую дeйствительность^[395] «Человeческая совeсть», заключенная в юридическiя формы, может быть, только впервые вынесла гласно свое осужденiе большевицкому террору. И это оправданiе должно служить memento mori для тeх, кто еще продолжает творить свое насилiе.

Оставим лучше в сторонe столь любимыя нeкоторыми ссылки на глас «многомиллiонных трудовых масс». Кто только на них не ссылается! Это — спекуляцiя на народное мнeнiе, как когда-то сказал Луи Блан.

Возможно, что лично я и плохой «демократ» и плохой «соцiалист», ибо по мнeнiю г. Дана,^[396] всякiй демократ должен был приложить всe усилiя к тому, чтобы «именно контр-революцiя была посажена на скамью подсудимых и пригвождена к позорному столбу» — но для меня органически непонятна эта «демократическая» позицiя, и я не боюсь в таком случаe отказаться от «демократических» и «соцiалистических» предразсудков.

Я вспоминаю слова французской писательницы Odette Keun, почти коммунистки, закончившей недавно свою книгу о Россiи знаменательными строками: «я убeждаю европейскiя правительства во имя еще живущих среди этих ужасов в Россiи, при переговорах с совeтской Россiей поставить предварительное требованiе ослабить существующей режим, воплощающiй и даже превышающiй ад средневeковья». Перед моими глазами в данный момент проходит только эта дeйствительность, а не проклятое, быть может, прошлое и загадочное, скорeе сумрачное будущее.

«В такой момент молчать — заканчивается процитированное выше обращенiе к соцiалистам Европы — значит, быть может, стать попустителем новых жестокостей, новых преступленiй. Пусть же властный голос мiровой общечеловeческой совeсти остановит — пока не поздно — руку палачей, уже начавших злобно играть веревкой над головами давно и хладнокровно обреченных им жертв».

В такой момент гипноз «фашизма» может лишь ослабить наши призывы к «мiровой общечеловeческой совeсти».

Почему?

(По поводу воззванiя Мартова против смертной казни.)

«Какое счастье — говорил Мирабо 27 iюня 1789 года, — что великая революцiя обойдется без злодeянiй и без слез. Исторiя слишком часто повeствовала о дeянiях хищных звeрей. Мы можем надeяться, что начнем исторiю людей».

Как ошибался Мирабо. Как ошибался Жорес, писавшiй, что слова «великаго трибуна» должны сдeлаться гуманным лозунгом для грядущей пролетарской революцiи. «Пролетарiи, помните», добавлял Жорес по другому поводу, вспоминая слова Баб?фа, «что жестокость — остаток рабства, потому что она свидeтельствует о присутствiи в нас самих варварства, присущаго угнетающему режиму!»…

Но «исторiя людей» не началась еще и в наши дни. Так остро это ощущаешь, когда вновь перечитываешь яркое воззванiе Ю. О. Мартова против смертной казни, выпущенное редакцiей «Соцiалитическаго Вeстника» отдeльным изданiем. Это — документ, написанный по истинe «кровью сердца и соком нервов». «Всю силу своего желанiя, страсти, негодованiя, бичующаго сарказма» — говорит редакцiя — Мартов бросил «в лицо палачам, чтобы остановить их преступную руку».

Хотeлось бы строка за строкой вновь повторить статью Мартова, еще раз выписать сильныя мeста, написанныя им в защиту того ученiя, которое провозгласило «братство людей в трудe высшею цeлью человeчества», и именем котораго совершается «кровавый разврат» террора в современной Россiи. Возьмем лишь послeднiя строки. Мартов кончал:

«Нельзя молчать. Во имя чести рабочаго класса, во имя чести соцiализма и революцiи, во имя долга перед родной страной, во имя долга перед Рабочим Интернацiоналом, во имя завeтов человeчности, во имя ненависти к висeлицам самодержавiя, во имя любви к тeням замученных борцов за свободу — пусть по всей Россiи прокатится могучiй клик рабочаго класса:

Долой смертную казнь!

На суд народа палачей-людоeдов!»

Нельзя молчать! Каждое слово этого воззванiя дeйствительно «бьет, как молот; гудит, как призывный набат». И тeм не менeе воззванiе Мартова «не было услышано».

Друзья покойнаго вождя русской соцiал-демократiи дают свое объясненiе этому факту: «сдавленный имперiалистической интервенцiей и блокадой, угрожаемый реставрацiонными и контр-революцiонными полчищами, рабочiй класс был парализован в своей борьбe против террористической диктатуры».

Так ли это? Не лежат ли объясненiя в иной психологической плоскости? Редакцiя «Соцiалистическаго Вeстника» вольно или невольно сдeлала большую хронологическую ошибку. Она отнесла воззванiе Мартова к осени 1918 года, а между тeм оно написано весной этого года в связи со смертным приговором, вынесенным Верховным Революцiонным Трибуналом капитану Щасному. Он был убит 28-го мая. Этой только хронологической датой и объясняется, вeроятно, то, что в своем воззванiи Мартов почти умалчивает о дeятельности чрезвычайных комиссiй.

Гдe же тогда были эти реставрацiонныя и контр-революцiонныя полчища? В чем проявлялась имперiалистическая интервенцiя и блокада? Но не в этой хронологической ошибкe сущность дeла. Было внутреннее противорeчiе между обращенным к рабочему классу пламенным призывом Мартова: «дружно и громко заявить всему мiру, что с этим террором, с варварством смертной казни без суда не имeет ничего общаго пролетарская Россiя», — и той двойственной позицiей, которую занимало в то время большинство руководителей рабочей партiи.

Нельзя клеймить «презрeнiем», призывать к активному протесту и в то же время находить нити, которыя так или иначе связывают с партiей, именуемой в воззванiи «всероссiйским палачеством». Эти нити так охарактеризовал Р. Абрамович в своем предисловiи к книгe Каутскаго «От демократiи к государственному рабству»: «Мы всe эти годы, однако, никогда не упускали из виду, что большевики „выполняют“, хотя и не марксистскими методами, историческую задачу, объективно стоящую перед русской революцiей в цeлом».

Еще ярче опредeлил эти задачи в 1921 г. Горькiй в своем письмe к рабочим Францiи по поводу голода: «по непреклонной волe исторiи русскiе рабочiе совершают соцiальный опыт»… и голод «грозит прервать этот великiй опыт»…

«Твоим именем совершают этот разврат, россiйскiй пролетарiат» — писал Мартов, бичуя в связи с дeлом Щаснаго «кровавую комедiю хладнокровнаго человeкоубiйства». «Нeт, это не суд»… И я никогда не забуду гнетущаго впечатлeнiя, которое испытал каждый из нас через два года в засeданiи того же верховнаго революцiоннаго трибунала, когда меня, брата Мартова (Цедербаума-Левицкаго), Розанова и др. судили по дeлу так называемаго «Тактическаго Центра». Многiе из нас стояли перед реальной возможностью казни и, может быть, только случай вывел нас из объятiй смерти. В один из критических моментов «комедiи суда» перед рeчью обвинителя Крыленко в президiум трибунала подается присланное на суд заявленiе центральнаго комитета меньшевиков о том, что Розанов и др. исключены из партiи за свое участiе в контр-революцiи. Заявленiе это было публично оглашено. «Соцiалисты» поспeшили перед приговором отгородиться от «контр-революцiонеров» в цeлях сохраненiя чистоты «соцiалистической» тактики.

Тe, которые творили суд, были «клятвопреступники» перед революцiей, кощунственно освящавшiе «хладнокровныя убiйства безоружных плeнников». В руки им давалось оружiе: тeх, кого вы судите, мы сами считаем предателями соцiализма. Этого момента я никогда не забуду. И не с точки зрeнiя личных переживанiй…

Гипноз от контр-революцiи, гипноз возможности реставрацiи затемнил сознанiе дeйствительности той небывалой в мiрe реакцiи, которую явил нам большевизм. Не пережитая еще в психологiи соцiалистических кругов традицiя мeшала усвоить истину, столь просто формулированную недавно Каутским: важно дeло контр-революцiонеров, а не их происхожденiе; и не все ли равно — приходят они из среды пролетарiата и его глашатаев или из среды старых собственников? Да, можно разстрeливать цeлыя «толпы буржуев» и дeлать контр-революцiонное дeло… Этой элементарной истины не могли понять, да, пожалуй, не понимают и теперь нeкоторые русскiе соцiалисты. Что же удивляться, если их протесты против террора так долго не встрeчали отклика среди соцiалистов Западной Европы или, если и встрeчали, то соотвeтствовали той половинчатой позицiи, которую занимали протестанты. Во время доклада Мартова в 1920 г. при упоминанiи о заложниках, которые разстрeливаются в «отместку за поступки отцов и мужей», собравшiеся в Галле могли кричать: «палачи, звeри»^[397] и в то же время признавать, что оффицiальный протест «может быть истолкован, как сочувствiе контр-революцiонным элементам». Это одинаково будет и для британской «Labor Party» и для французской Конфедерацiи Труда… «Если нeкоторые соцiалисты остаются все же нeмыми свидeтелями этого преступленiя — писал 10-го марта 1921 г. И. Церетелли в письмe к соцiалистам по поводу завоеванiя Грузiи — то это можно было объяснить лишь двумя основанiями: не знают правды или боятся, что их протест будет истолкован, как акт вмeшательства в русскiя дeла»… Преступленiе совершилось и началась расправа. И вновь центральный комитет грузинской с.-д. партiи взывает к «совeсти мiрового пролетарiата» и просит его помощи: «Послe попранiя свободы и независимости грузинской республики теперь физически истребляют лучшiя силы грузинскаго рабочаго класса. Единственное средство спасти жизнь грузинских борцов — это вмeшательство европейскаго пролетарiата. Допустит ли пролетарiат Европы, чтобы тысячи его товарищей по классу, жертвовавших своей жизнью дeлу свободы и соцiализма, были загублены жестокими завоевателями»? Того отклика, котораго ждали и не могло быть, ибо кто, как не соцiал-демократы — и русскiе и грузинскiе, выступали перед демократiей самыми горячими пропагандистами идеи невмeшательства в перiод гражданской войны, формулы, оправдывающей то нравственное безучастiе, с которым мiр в большинствe случаев относился к извeстiям об ужасах террора. В сущности это недавно признала и редакцiя «Соцiалистическаго Вeстника», писавшая в статьe «Признанiе и террор»:

«В героическую эпоху большевизма, в перiод гражданской войны западно-европейскiе соцiалисты даже весьма умeреннаго толка были склонны снисходительно относиться к большевицкому террору».^[398]

«Никакая всемiрная революцiя, никакая помощь извнe не могут устранить паралича большевицкаго метода» — писал Каутскiй в «Терроризмe и коммунизмe». «Задача европейскаго соцiализма по отношенiю к коммунизму — совершенно иная: заботиться о том, чтобы моральная катастрофа одного опредeленнаго метода соцiализма не стала катастрофой соцiализма вообще, чтобы была проведена рeзкая различительная грань между этим и марксистским методом и чтобы массовое сознанiе восприняло эти различiя».

Плохо понимает интересы соцiальной революцiи — добавлял Каутскiй — та радикальная соцiалистическая пресса, которая внушает мысль, что теперешняя форма совeтской власти — дeйствительно осуществленiе соцiализма. Может быть, этот предразсудок уже изжит: «пусть никто не смeшивает болeе большевицкiй режим с рабочими массами в Россiи и ея великой Революцiей — гласило воззванiе союза международных анархистов, напечатанное 24 iюля 1922 г. в брюссельском „Peuple“». Но все же еще осталось умолчанiе — в сущности форма той же категорiи. Массовое же сознанiе может быть воспитано лишь при опредeленном и безоговорочном осужденiи зла.

Развe мы не чувствовали еще этой боязни осужденiя со стороны извeстных групп соцiалистов хотя бы на послeднем гамбургском съeздe, боязни сказать всю правду, чтобы не сыграть тeм самым на руку мiровой реакцiи?

A половинчатая и искаженная правда, дeйствительно, подчас хуже лжи. Чeм по существу отличается позицiя представителей англiйской рабочей партiи, уклонившейся от голосованiя по русскому вопросу на гамбургском съeздe, от откровеннаго заявленiя Фроссара на орлеанском конгрессe Генеральной конфедерацiи Труда: «если бы я знал что-нибудь плохое о совeтской Россiи, то никогда бы не позволил себe огласить, чтобы не повредить русской революцiи»?

И только тогда, когда будет изжит этот историческiй уже предразсудок, который до наших дней заставляет искать моральное оправданiе террору даже в перiод французской революцiи, только тогда будет дeйствен призыв: «Долой смертную казнь!»; «На суд народа палачей-людоeдов!»

К сожалeнiю, он не изжит еще и в руководящих кругах. Не понят и не осознан массовой психологiей.

Мы и в наши дни еще встрeчаемся с попытками в литературe ослабить впечатлeнiе от «режима ужаса» ссылкой на то, что на другом фронтe творится — или, вeрнeе, творилось — не лучшее.

«Но развe воровство может быть оправдано тeм, что другiе воруют?» — спрашивал Каутскiй.

Для того «историческаго объективизма», которой, наш Герцен назвал «ложной правдой», нeт и не может быть мeста в наше время. Он не может прежде всего создать пафоса, столь нужнаго современности.

Западно-европейскiй пролетарiат — замeчает Каутскiй в своем отвeтe Троцкому — с восторгом привeтствовавшiй большевиков, «как Мессiю», теперь «с возмущенiем отворачивается от этой ужасной головы Медузы». И надо не бояться сказать всю правду, как не боится ее говорить Каутскiй. Он писал 29 сентября 1922 г. в предисловiи к русскому изданiю «Пролетарская революцiя и ея программа»: с московскими палачами никакая партiя, борющаяся за освобожденiе пролетарiата, не может имeть ничего общаго.

И только дeйствительная непримиримость может положить конец красному террору.

«Звeрь лизнул горячей человeческой крови»… Но мы люди! «Долой смертную казнь! На суд народа палачей-людоeдов!»

Р. S. «Наша партiя никому не уступит чести борьбы против большевицкаго террора» — писал недавно в «Соцiалистическом Вeстникe» Ф. Дан по поводу участiя «демократов и соцiалистов» в процессe Конради. «В дни самаго свирeпаго разгула его, она поднимала свой обличающiй и протестующiй голос и становилась на защиту жертв его, не спрашивая ни о классовом происхожденiи, ни о политической окраскe этих жертв. Только покойный Ю. Мартов нашел в себe мужество открыто выступить в Совeтской Россiи с негодующим протестом против расправы с домом Романовых». Не уменьшая заслуг Мартова в этом отношенiи, все же необходимо внести здeсь оговорку: не один Мартов находил мужество протестовать, — другiе за этот протест платились жизнью; но один только Мартов мог легально выступать в печати, ибо лишь орган партiи меньшевиков был допущен к изданiю большевиками.

Сколь же двойственна была в то время борьба против террора в самой партiи с.-д. меньшевиков, посколько рeчь шла не о соцiалистах, видно хотя бы из статьи харьковскаго органа этой партiи «Наш Голос». 28-го марта 1919 г. редакцiя посвящает передовую статью «красному террору». Устарeлыми уже ссылками на прежнiя историческiя работы Каутскаго и на слова Маркса перед к?льнским судом: «мы безпощадны и не требуем пощады для нас», «Наш Голос» доказывал, что исторiя оправдала якобинскiй террор, «направленный против свергнутых классов общества». «Классическая эпоха террора великой французской революцiи — добавляла газета — и до сих пор вызывает моральное негодованiе буржуазных историков… Наша оцeнка тeх или других террористических мeропрiятiй никогда не исходила из маниловской сантиментальщины. Мы их оправдывали и осуждали только с точки зрeнiя революцiонной цeлесообразности и вреда».

Эта позицiя болeе характерна для извeстнаго рода соцiалистов, чeм минутныя увлеченiя страсти и негодованiя против насилiя над человeческой жизнью. Общественно аморальна однако самая уже постановка вопроса о цeлесообразности террора. От этой двойственности и должны избавиться прежде всего тe, которые хотят быть дeйствительно демократiей будущаго. Для того, чтобы представлять демократiю, мало еще ссылаться «на многомиллiонныя трудящiяся массы».