Sun and Moon by Katherine Mansfield (1918)
from Bliss & Other Stories by Katherine Mansfield
Во второй половине дня прибыли стулья, целая большая телега, полная маленьких золотых стульев с ножками, устремившимися в воздух. А потом привезли цветы. Когда вы смотрели с балкона на несущих их людей, цветочные горшки были похожи на смешные и ужасно милые шляпы, кивающие по пути.
Луна подумала, что это были шляпы. Она сказала:
— Посмотри. Вон там человек несёт пальму на голове.
Но она никогда не понимала разницу между реальными вещами и вымышленными.
Некому было позаботиться о Солнце и Луне. Няня помогала Энни подогнать платье матери по фигуре, которое было слишком длинным и тянуло под мышками. А Мать бегала по дому и звонила Отцу, чтобы удостовериться, что ничего не забыли. Она только успела сказать:
— Прочь с дороги, дети!
Они держались от неё в стороне. Во всяком случае, Солнце старался. Он так ненавидел, когда ему приходилось топать обратно в детскую. Это не касалось Луны. Если она путалась у людей под ногами, они только подбрасывали её вверх и трясли, пока она не начинала пищать. Но Солнце был слишком тяжелым для этого. Он был настолько тяжелым, что толстяк, который приходил на обед по воскресеньям говорил: «А теперь, молодой человек, давайте попробуем вас поднять». А потом он подхватывал большими пальцами Солнце под мышками и стонал, и пытался. И, в конце концов, отказывался от этого и говорил: «Он настоящая маленькая тонна кирпичей!»
Из столовой была вынесена почти вся мебель. В углу поставили большой рояль. А затем к нему добавился ряд цветочных горшков, а затем золотые стулья. Это было для концерта. Когда Солнце заглянул в столовую, белолицый человек сел за рояль — не играл, а постучал по нему и затем посмотрел внутрь. На рояле у него лежала целая сумка с инструментами, и он повесил свою шляпу на статую у стены. Иногда он только начинал играть, а затем снова вскакивал и заглядывал внутрь. Солнце надеялся, что это был не концерт.
Но, конечно, в доме была и кухня. Там оказался мужчина — помощник в колпаке как бламанже, и их настоящая повариха, Минни, вся красная и смеющаяся. И совсем не сердитая. Она дала им каждому по миндальному пальчику и подняла их к чану с мукой так, чтобы они могли наблюдать за чудесами, которые она и мужчина готовили на ужин. Повар внёс приготовленное и разложил по блюдам и украсил их. Рыбу целиком, с головами и глазами и даже ещё с хвостами он спрыснул красными, зелёными и жёлтыми крапинками. Он сделал завитушки на всей поверхности желе, свернул ветчину в кольцо и воткнул в неё что‑то типа вилочки. Он посыпал сливки миндалём и крошечным круглым печеньем. А блюда всё прибывали и прибывали.
— Да, вы ещё не видели пудинг из мороженого, — сказала Повар. — Идёмте.
— С чего это она такая вежливая? — подумал Солнце, когда она взяла обоих за руки. И они заглянули в холодильник. Ой! Ой! Ой! Это был маленький домик. Маленький розовый домик с белым снегом на крыше, с зелёными окошечками и коричневой дверцей, а к дверце вместо ручки был приделан орех.
Увидев этот орех, Солнце почувствовал заметную усталость, и ему пришлось прислониться к Повару. — Можно потрогать. Можно только палец на крышу положить, — сказала Луна, пританцовывая. Ей всегда хотелось прикоснуться к еде. В отличие от Солнца.
— А теперь, девочка моя, присмотри за столом, — сказала Повар входящей горничной.
— Просто загляденье, Мин, — сказала Нелли. — Идём, посмотришь. — И все они пошли в столовую. Солнце и Луна были почти напуганы. Сначала не хотели подходить к столу, только стояли у двери и таращили на него глаза. Ещё не совсем наступил вечер, но шторы в столовой были опущены и был включён свет — все светильники были в виде красных роз. В углах стол был перевязан красными лентами с пучками роз. Посередине было озеро, в котором плавали розовые лепестки. — Вон там будет стоять пудинг из мороженого, — сказала Повар.
Два серебряных крылатых льва держали на своих спинах фрукты, а солонки были в виде птичек, пьющих из миски.
Все эти сверкающие бокалы, сияющие тарелки, поблёскивающие ножи с вилками, вся эта еда… И красные салфеточки, сложенные в виде роз…
— Люди будут всё это есть? — спросил Солнце. — Могу только предположить, что собирались, — рассмеялась Повар. Луна тоже рассмеялась; она всегда делала как другие. Но Солнцу смеяться не хотелось. Он ходил взад — вперёд, убрав руки за спину. Может, он никогда бы и не остановился, если бы внезапно не позвала Нелли:
— А ну‑ка, дети. Вам уже давно пора умыться и переодеться.
И их отвели в детскую.
Пока они ещё не были застегнуты, заглянула Мать с белой материей по плечам; она растирала своё лицо.
— Я позову их, когда посчитаю нужным, Няня, и они могут спуститься вниз, показаться, а потом возвратиться назад, — сказала она.
Сначала раздели Солнце, почти догола, и снова одели в белую рубашку с узором из красных и белых ромашек, в бриджи с завязками по бокам и подтяжками поверх них, белые носки и красные ботинки.
— Теперь ты в своём русском костюме, — сказала Няня, разглаживая внизу бахрому.
— Я? — сказал Солнце.
— Да. Садись тихо на этот стул и смотри на свою младшую сестрёнку.
Чтобы одеть Луну потребовалась целая вечность. Она надела носки и сделала вид, что падает на кровать и замахала как обычно своими ножками на Няню. И всякий раз, когда Няня пыталась накрутить локоны пальцем и влажной щёткой, Луна оборачивалась и просила Няню показать ей фотографию своей броши или что‑то вроде этого. Но, в конце концов, и её одели. Платье было полностью белым и украшено мехом; пух оказался даже на ножках комода. На белых туфлях красовались огромные бусины.
— Ах, ты мой ягнёночек, — сказала Няня. — Ты прямо как херувимчик с картинки на пудренице! — Няня кинулась к двери. — Мэм, на одну минуту.
Снова зашла мать, с наполовину распущенными волосами. — Ой, — воскликнула она, — Что за красота!
— Ещё бы, — откликнулась Няня.
Тут Луна растянула юбки кончиками пальцев и медленно переставила ножку. Солнце устраивало, что на него не слишком обращают внимание… Потом, пока Няня стояла у двери, они поиграли за столом в спокойные и аккуратные игры, а когда начали прибывать экипажи и снизу стали доноситься звуки смеха, голоса и тихие шорохи, она зашептала:
— А ну‑ка, дети, сидите смирно.
Луна всё дергала за скатерть так, что та вся свесилась на её сторону, а у Солнца её вообще не было — а потом притворилась, что она это не нарочно.
Наконец, зазвенел колокольчик. Няня накинулась на них со щёткой для волос, ему пригладила чёлку, а ей расправила, как следует, пышный бант и соединила обоих за руки.
— Спускайтесь же! — прошептала она.
И они пошли вниз. Солнце чувствовал себя глупо, когда вот так держал Луну за руку, но Луне это, похоже, нравилось. Она взмахнула ручкой, и звякнул колокольчик на её коралловом браслете.
У двери в гостиную стояла Мать, обмахиваясь черным веером. Гостиная была полна благоухающими, шелестящими шелками женщинами и мужчинами, одетыми в черные сюртуки с забавными хвостами — как у жуков. Среди них находился Отец, он говорил очень громко, и что‑то гремело у него в кармане.
— Какая прелесть! — кричали дамы. — Ах, утятки! Ах, ягнятки! Просто конфетки! Ах, лапочки!
Все люди, которые не могли подступиться к Луне, целовали Солнце. А тощая старушка с клацающими зубами сказала:
— Такой серьезный малыш, и слегка постучала его по голове чем‑то твёрдым.
Солнце посмотрел, продолжался ли там тот же концерт, но мужчина исчез. Вместо этого, толстый человек с розовой головой склонился над роялем и разговаривал с девушкой, которая держала скрипку возле уха.
Только один человек очень понравился Солнцу. Это был слегка седой мужчина, с длинными седыми усами, который прохаживался в одиночку. Он подошёл к Солнцу, очень забавно закатил глаза, и сказал:
— Привет, мой мальчик.
Потом он ушел. Но вскоре снова вернулся и сказал:
— Любишь собак?
Солнце ответил:
— Да.
Но потом он опять ушёл и хотя Солнце искал его повсюду, не мог его найти. Он подумал, что тот вышел на улицу, чтобы принести щенка.
— Спокойной ночи, мои драгоценные дети, — сказала мама, обнимая их голыми руками. — Летите в своё гнездышко. Тогда Луна пошла и опять сделала глупость. Она у всех на глазах протянула кверху руки и произнесла:
— Пусть мой папа отнесёт меня.
Но, похоже, всем это понравилось — Папа нагнулся и поднял её, как и всегда. Няня так спешила уложить их спать, что даже прервала Солнце во время молитвы и сказала:
— Закругляйся, малыш, давай.
И через мгновение они уже были в постели и в темноте, если не считать свечки — ночника на блюдечке.
— Ты спишь? — спросила Луна.
— Нет, — ответил Солнце.
— А ты?
— Нет, — сказала Луна.
После этого прошло много времени, и Солнце снова проснулся. Снизу раздался громкий, громкий шум аплодисментов, похожий на шум дождя. Он услышал, как Луна заворочалась.
— Луна, ты не спишь?
— Да, а ты?
— Тоже. Ну, давай пойдём и посмотрим с лестницы.
Они только — только уселись на верхней ступеньке, когда дверь гостиной распахнулась, и они услышали как гости пересекли переднюю и направились в столовую. Потом, дверь закрылась; послышался шум «взрывов» и смех. Вскоре всё прекратилось, и Солнце увидел, как они все ходят и ходят вокруг прекрасного стола, держа руки за спиной, как он обычно делает. Круг за кругом они ходили так, разглядывали и пристально изучали. Человеку с седыми усами больше всего понравился домик. Когда он увидел орех вместо ручки, то закатил глаза, как это делал раньше и сказал Солнцу:
— Заметил орех?
— Не кивай головой так, Луна.
— Я не киваю. Это ты.
— Нет. Я никогда не киваю головой.
— О — о, ты киваешь. Ты кивнула сейчас.
— Я не кивала. Я только показала тебе, чтобы ты этого не делал.
Когда они снова проснулись, был слышен только очень громкий голос Отца и смех Матери вдалеке. Отец вышел из столовой, взбежал вверх по лестнице, и, споткнувшись, чуть не упал на них.
— Привет! — сказал он. — Ей — богу, Китти, приди и посмотри на это.
Мать вышла.
— Ах, вы непослушные дети, — ответила она из передней.
— Пускай спускаются вниз, и дадим им полакомиться, — сказал отец. Солнце никогда не видел его таким веселым.
— Нет, конечно, нет, — сказала Мать.
— О, мой папочка, давай! Спускай нас вниз, — сказала Луна.
— Меня повесят, если я этого не сделаю, — воскликнул отец. — Меня не запугать. Китти — там.
И он подхватил их, каждого под мышку. Солнце подумал, что Мать ужасно рассердится. Но она не сердилась. Она продолжала смеяться над Отцом.
— Ах, ты ужасный мальчишка! — сказала она. Но она не имела в виду Солнце.
— Ну же, детишки. Приходите и возьмите вкусненького, — сказал так радостный отец. Но Луна остановилась на минуту.
— Маменька — ваше платье съехало на одну сторону.
— Правда? — сказала мама. И Отец ответил:
— Да, — и притворился, что собирается укусить ее за белое плечо, но она оттолкнула его.
И они вернулись в красивую столовую. Но — о! о! Что случилось. Ленты были развязаны, а все розы вытащили. Маленькие красные столовые салфетки лежали на полу, все сияющие тарелки и сверкающие бокалы были грязными. Прекрасная еда, которую украшал повар, вся была разбросана, и повсюду были косточки и объедки, фруктовая кожура и скорлупа. На столе даже лежала опрокинутая бутылка и из неё что‑то вылилось. И никто не поставил её на место.
А маленький розовый домик в центре стола со снегом на крыше и зелеными окошечками был разбит — сломан — наполовину растекся в сторону.
— Давай, Солнце, — сказал отец, делая вид, что не замечает. Луна подняла ножки в пижаме, побрела к столу и со скрипом встала на стул.
— Cъешь кусочек этого мороженого, сказал отец, отламывая еще часть крыши. Мать взяла маленькую тарелочку и держала ее перед ним; она положила другую руку ему на шею.
— Папа. Папа, — взвизгнула Луна. — Слева маленькая ручка. Маленький орех. Можно я его съем?
И она потянулась и вытащила его из двери и захрустела, старательно надкусывая и моргая.
— Вот, мой мальчик, — сказал отец. Но Солнце не отходил от двери. Вдруг он поднял голову и громко запричитал.
— Я думаю, что это ужасно — ужасно — ужасно! — рыдал он.
— Вот, видишь! — сказала Мать. — Вот видишь!
— Пойдём, — сказал отец, уже не весело. — Немедленно. Уходи!
И с громкими завываниями Солнце поплёлся в детскую.