I
«Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском, во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока… И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как, наконец, пришла и остановилась над местом, где был Младенец. Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою. И, вошедши в дом, увидели Младенца с Мариею, матерью Его, и, падши, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну» (Матф. II, 1 — 11).
II
Св. Иероним говорит: «Вифлеем, ныне для нас святейшее место земли, о коем Псалмопевец поет: Истина возникла из земли, — осеняем был некогда рощею Таммуза или Адониса, и в вертепе том, где Христос Младенец плакал, оплакивался древле Венерин возлюбленный» (Epist., 49, ad Paulin.).
«Оплакивается, как умерший, а потом воспевается и славится, как воскресший» (ad Iesec., VIII, 14).
Это значит: смерть и воскресение Бога — тайна Христова предречена тайной Адонисовой-Таммузовой. Вот чему пришли поклониться «волхвы с востока».
III
«Волхвы» — волшебники, «маги», «халдеи», мудрецы вавилонские, звездочеты и звездопоклонники. Звезда, которую видели они на востоке, есть звезда утренняя, наша Венера, Иштар (Ištar) вавилонская. Восход ее указывал начало празднества Таммузова, плача о боге умершем, ликования о воскресшем, всюду, где почитался Таммуз-Адонис, от Вавилона до Столпов Геркулесовых.
IV
Сим и Иафет, семиты и арийцы, разделенные всегда, или, по крайней мере, за память человечества, в языке, духе и крови, соединяются в таинственном имени этой звезды: по-семитски, вавилонски Ištar, по-финикийски Astarte; и в языках арийских то же имя: в санскрите star, в авесте stare, в греческом, в латинском astrum, stella, в немецком Stern, во французском astre. Так во всех веках и народах всемирно-исторических, от той незапамятной древности, когда «по всей земле был один язык» (Быт. XI, 1), до наших дней, имя Иштар, звезды Вифлеемской — одно.
Как будто из одной колыбели к одной и той же Звезде Утренней только что проснувшееся человечество подняло глаза свои и назвало ее одним и тем же именем.
В небе светлеющем, во исполнение пророчеств,
Я восхожу, восхожу в совершенстве.
Я — Иштар, богиня закатная,
Я — Иштар, богиня рассветная.
(Р. Dhorme. La relig. Assyro-Babyl., 56)
V
Ištar— имя небесное, а земное — Mami. Обе половины человечества, семитское и арийское, соединяются и в этом имени земном: в языках семитских и арийских — один и тот же корень: mater — ma. Как будто и он сохранился от той незапамятной древности, когда «по всей земле был один язык». Языки смешались и разделились во всем, — только не в этом; как будто из одной колыбели к одной Звезде Утренней подняло глаза свои человечество и пролепетало: «Mami! — Мама!» как все мы лепечем детским лепетом. С ним проснулось оно и, может быть, с ним же уснет последним сном.
VI
Во дни царя Гаммураби, современника Авраамова, первого законодателя человечества, все шумеро-вавилонские богини соединяются в одну Ištar-Mami, — «Матерь богов и людей», «Всематерь».
«Дан ему скипетр и венец, потому что создала его мудрая Мами», — сказано о царе Гаммураби, в начале законодательства (Ieremias. Handbuch der altorient. Geisteskult., 210). И все цари Вавилона — ее же «создания»; все, как дети, зовут ее, лепечут: Mami. И она утешает, баюкает всех, как детей своих, — даже Ассурбанипала Ужасного:
Я укрою тебя, как мать укрывает дитя свое,
Спрячу тебя меж сосцов моих, как печать ожерелия.
Не бойся же, мальчик мой маленький!
(Phil. Berger. Origines Babil., 23)
VII
Ее изваяние древнейшее — мать, кормящая грудью младенца, или прижимающая руки к сосцам своим, как бы для того, чтобы выдавить из них молоко; нагое тело — по исполнению, иногда чудовищно-грубое, но по замыслу тонкое, полудетское, полудевичье.
Такое изваяние найдено в кургане Telle, в Месопотамии (Contenau. La Déesse Nue Babyl., 57). И почти такие же встречаются в Египте доисторическом, в Сиро-Финикии (Tell-Taanek и Zendjirli, loc. cit. 78), в Малой Азии (Хеттее), в остатках доэллинской древности, на островах Эгейского моря, на о. Кипре, в Микенских слоях, на о. Крите, в слоях неолитических и, наконец, в Западной Европе (Франция), в пещерах каменного века (четвертичная эпоха, гроты grimaldi и Brassempony, loc. cit. 103).
Везде — все та же Матерь с Младенцем. Это в начале мира, а в конце: «Жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, а на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела в чреве» и «родила Младенца» (Откр. XII, 1 — 13). И на вавилонских печатях цилиндрах — Иштар-Мами, нагая, облеченная в солнце, как в ризу, с лунным серпом и звездами.
Все та же везде. О Ней, о Матери, первая и последняя мысль человечества: Ею все началось, и, может быть, Ею же кончится.
VIII
Человечество, как Бедный Рыцарь:
Полон чистою любовью,
Верен сладостной мечте,
A. M. D. своею кровью
Начертал он на щите.
A. M. D. — Alma Mater Dei, а по-вавилонски: Ummu rimnitum ša niše — «человеков Матерь милосердная».
Всех детей твоих, Матерь,
Помилуй, спаси, заступи!
(A. Jeremias. Handbuch, 218)
Царица всемогущая, милосердная Заступница,
Нет иного прибежища, кроме тебя!..
(A. Jeremias. Das alte Testament, 107)
Что это, христианский акафист? Нет, вавилонская клинопись.
Очи возвел я к Тебе,
Ухватил я край ризы Твоей…
Ты спасаешь, разрешаешь и милуешь, —
(Р. Dhorme. La relig., 260)
могли бы сказать волхвы с востока, поклоняясь Матери с Младенцем.
IX
В вавилонском предместии, Борзиппе, над нынешним курганом Birs Nimrud, возвышаются развалины древней асфальто-кирпичной башни, святилище бога Nebo (Прорицателя), или звездочетной вышки, Ziqqurrat, исполинской, семиярусной. «Построим себе башню высотою до небес» (Быт. XI, 4).
По описанию Геродотову (I, 181), эта башня состояла из восьми уступов или меньших башен, постепенно суженных кверху, так что на первой стояла вторая, на второй — третья, и так, восемь башен, все одна на другой; а на самой верхней — святилище с великолепным ложем и золотою трапезою; но никакого изображения бога там не было и никто не оставался на ночь, кроме одной женщины из того народа, избранной богом. Халдеи же сказывают… будто сам бог нисходит во святилище и почивает на ложе, так же как и в Египетских Фивах, по свидетельству египтян, ибо и там остается на ночь женщина в святилище Зевса Фиванского (Аммона-Ра); и обе не знают мужа.
Kadištu, «непорочными», или enitu, «невестами божиими» назывались жены и девы-затворницы, жившие в особых кельях близ вавилонских храмов и посвященные богине Иштар. Одну из них жрецы в торжественном шествии, во время празднества Иштар, возводили на семиярусную, семивратную башню — Zikkurrat — по наружной семиуступной лестнице.
Семь драгоценных убранств было на деве, так же как на самой богине, жрецы снимали их по одному в каждых вратах: в первых — царскую тиару с головы, во вторых — серьги из ушей, в третьих — ожерелье с шеи, в четвертых — эфод с персей, в пятых — кольца с ног, в шестых — пояс с чресл, в седьмых, последних, — «покров стыда» с ложесн. И дева вступала, нагая, во святилище (Fr. Lenormant. Fragm. cosmog. de Bérose, 460).
X
Несметные толпы с плоских кровель великого города смотрят на нее, восходящую, богоподобную, в облаке курений, в звоне арф и псалтирей, в хоре молитв.
Над исполинскими уступами башни, в безоблачном небе Сенаара, искрится вечерняя звезда и тонкий рог нового месяца. А когда, перед входом в святилище, снят последний покров с непорочных ложесн, то все обнаженное тело белеет, голубеет, лунно-звездное, с темным треугольником стыда, и человеческие множества падают ниц в благоговейном ужасе.
На вершине башни святилище сливается изразцами небесно-лазурными с темнеющей лазурью неба так, что нельзя отличить одно от другого, и кажется, башня уходит вершиною в самое небо, и в самое небо вступает Непорочная.
Что же ждет ее там, во святилище?
Тихо, тихо. Вдруг в окне,
За окном, — мелькнуло белое…
Сердце дрогнуло во мне,
Сердце девичье, несмелое…
Но вошел… И не боюсь,
Не боюсь я Светлоликого.
Он, как брат мой… Поклонюсь
Брату, вестнику Великого.
Белый дал он мне цветок…
XI
Геродотово свидетельство о жене или деве, ожидающей Бога на башне, подтверждается изображениями на вавилонских печатях-цилиндрах (Fr. Lenormant. La magie chez les Chaldéens, 132): ступенчатая башня, на вершине ее брачное ложе, на нем восседает бог, старица, поклоняясь, подводит к нему юную деву, и бог подает ей цветок.
Белый дал он мне цветок…
Белую лилию: «Радуйся, Благодатная!»
XII
Вот чему пришли поклониться волхвы с востока: весь путь Вавилона — путь к Младенцу и к Матери.
XIII
«Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды. И, послав их в Вифлеем, сказал: пойдите, тщательно разведайте о Младенце, и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне поклониться Ему. Они, выслушав царя, пошли… И, получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою» (Матф. II, 7 — 12).
«Ce, Ангел Господен является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет… ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его» (Матф. II, 13).
Геродот, повествуя о двух женщинах, ожидающих Бога на башнях Вавилона и Фив, не подозревает, какой тайны касается, соединяя в этом ожидании Вавилон с Египтом. Между поклонением волхвов и бегством в Египет, между восходящею звездою вавилонскою и восходящим солнцем египетским — Младенец Христос. Как будто Вавилон и Египет вступили в заговор, чтобы спасти Его, укрыть.
Оба идут к Нему, а может быть, и от Него; Он в конце обоих, а может быть, и в начале.
XIV
Душа Египта, Озирис, душа Вавилона, Таммуз, — один умерший и воскресший бог. Таммуз и Озирис — две тени одного тела, или одна душа в двух телах.
XV
Смысл вавилонской башни, Zikkurat, и пирамиды египетской — один и тот же: по-вавилонски: rikis Šaamê и irsiti, «соединение земли и неба» (Meissner. Babyl. u. Assyr., 312). И то же по-египетски: «небо с землей соединяется» (A. Moret. Mistères Egypt. 25). «Пирамида — лестница для Озириса, восходящего на небо» (надпись фараона Пэпи, W. Strauss. Dei altägypt. Götter, 110). И в видении Иакова: «Вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней» (Быт. XXVIII, 12).
Такова связь Вавилона с Египтом не только в духе, в религии, но и в плоти, в истории.
XVI
Откуда пришли в Египет древнейшие поселенцы, «Горовы Спутники», мы не знаем; но, судя по корням языка, протосемитским, они спустились в долину Нила с равнин Сеннаарских, будущей Вавилонии. И древнейшие памятные доски, стелы, фараонов Djezer и Snéfrou, на Синайском полуострове, указывают на тот же путь (Morgan. Les origines d’Egypte, 191–192).
По книге Бытия, Мизраим (Mizraim, Египет) — сын Хама. Сами египтяне называют землю свою «землею Хамовой», Quamet, Quemet. — Сим и Хам — сыны Ноевы. От Хама — Египет, от Сима — Вавилон. Это значит, Вавилон и Египет — братья.
XVII
«Соколиное племя», «Горовы Спутники» основали в Египте священный город An (Гелиополь), покорив туземное племя «Стрелков», «Лучников», Anou (Naville. La religion des anciens Egypt., 5–6). A вавилонский бог неба — Anu. Существует или нет связь между этими двумя Anu, — во всяком случае, несомненна связь между искусством вавилонским и египетским (Morgan. Recherches sur les Grig. de l’Egypte, I, 193).
Египетская пирамида Саккара (1-й династии, по Манефону), кирпичная, пятиярусная, на остальные пирамиды непохожая, напоминает вавилонские башни — зиккураты. Все вообще древнейшие египетские гробницы, «мастаба» (mastaba), сложены из необожженного кирпича, так же как строения в Tell Loh и в других вавилонских курганах. В Нижнем Двуречии нет камня, и там употребление кирпича естественно, а в камнеобильном Египте — оно непонятно, если не предположить связи с вавилонским зодчеством (ib., 194).
В египетских изображениях, на каменных наагадехских дощечках, «палитрах» для растирания глазной сурьмы и румян, встречаются баснословные, как бы допотопные, животные с длинными, змеевидными шеями, которые в позднейшем Египте бесследно исчезают, а в Вавилоне сохраняются. Древнейшие печати для закупорки погребальных абидосских сосудов — не египетские жуки-скарабеи, а вавилонские цилиндры — валики. Египетская мера длины, локоть, равна вавилонской, и мера емкости тоже.
Так нет прямых доказательств, но есть бесчисленные намеки на то, что Вавилон и Египет — братья не только по плоти, но и по духу.
XVIII
В Вавилоне, так же как в Египте, все уже готово, дано сразу, с самого начала наших исторических сведений, или даже до них. И с той поры уже нет движения вперед, а есть только движение назад, нисхождение (Н. Winckler. Die Babyl. Geisteskultur, 10).
«В истории, в культуре Вавилона происходит постепенное вырождение, снижение» (Hilprecht. Ausgrab. im Bel Tempel zu Nippur. — G. Foucart. Hist. des religions et méthode comparative, 47).
Солнце Вавилона восходит так же внезапно, как солнце Египта. Когда появляются оба, одно за другим, на горизонте истории, круг их совершенен, подобно кругу восходящего светила: за чертой горизонта он тот же, что на небе.
XIX
В середине III тысячелетия происходит нашествие варваров на Западную Азию, такое же, как на Европу в конце Римской империи, и наступает вавилонское «средневековие», «варварство», относящееся к шумерийской древности, как наше средневековие — к древности классической (Winckler. Abraham, als Babylonier, 19). Надписи древнейших царей Уракагины и Гудэа и совершенное искусство этих времен свидетельствуют о таком высоком уровне шумерийской древности, который предполагает развитие тысячелетнее.
XX
Что такое шумеры (šumeri), поселенцы Двуречия досемитские, мы не знаем и, может быть, никогда не узнаем. По языку, духу и крови это загадочное племя, исчезнувшее с лица земли, как призрак, не похожее ни на одно из человеческих племен. Сходство шумерийского языка с языками туранскими, финно-монгольскими недостаточно, чтобы утверждать их родство (Winckler. Die babyl. Geisteskultur, 7). Мы знаем только, что шумеры — не семиты и не арийцы. В Шумеро-Аккадском царстве Саргона Древнего akkadi суть «жители северных гор», Šumeri — «жители южных равнин», но эти последние, судя по языку, — выходцы Севера: по-шумерийски, лев — «большой пес», конь — «осел запада», вино — «вода жизни» (gish-tin), пальма — «прямая» (Hommel. Geschichte Babyl. und Assyr., 245).
Уже в третьем тысячелетии, с возобладанием аккадов-семитов, шумерийский язык постепенно вымирает и сохраняется только как священный язык молитв, обрядов и заклинаний, подобно латыни наших средних веков (Fr. Lenormant. Les premières civilisations, II, 151).
В раскопках довавилонского города Лагаша найдены головы шумерийских царей или царских наместников, patesi, изваянные с изумительным искусством. Бритые, плосколицые, широкоскулые, с косым и узким разрезом глаз, с носами острыми, как птичьи клювы (Р. Dhorme. La relig., 3). Незапамятно-древние, как бы допотопные лица, но не дикие, не грубые, а тонкие, только не нашею тонкостью, неизъяснимо странные, как бы существа с иной планеты — люди не-люди.
XXI
Когда аккады-семиты, в IV или V тысячелетии, сошли на равнину Сеннаарскую, шумеры уже обладали культурою тысячелетнею: создали клинопись, научили семитов математике, геометрии, началам астрономии, зодчеству, устройству каналов, орошению полей (Tiele. Histoire comparée des anciennes religions, 159). Не в Египте, а в Вавилоне родилось точное знание.
XXII
Не Египет, а Вавилон измерил и понял время: разделил год на 365 дней, день на часы, час на минуты, минуту на секунды. Наша часовая стрелка, двигаясь по циферблату, все еще указывает время вавилонское (С. F. Lehman. Babyl. Kulturmission, 4).
XXIII
Глубине знания соответствует глубина совести; мудрости человеческой — мудрость Божия.
«Слову матери внимай, как слову Божиему», — сказано в надписи Уракагины, древнейшего царя Лагашского (Jeremias. Handbuch, 333).
Кровавая месть, Моисеем не отмененная, отменяется по законам царя Гаммураби, в начале III тысячелетия. «Всякой тяжбе конец» — простая клятва, а клятвопреступление вовсе не предвидится. Когда обвиненный в утайке чужого наследства клянется во храме Шамаша: «От соломы до золота ничего у меня не осталось», то судья объявляет его оправданным (ib., 337).
«Да не обидит сильный слабого» — в этом весь закон Гаммураби (H. Grossmann. Altorient. Teste, I, 168).
«Двадцать мужей войдут в эту землю, — и ни один не будет обижен; пес забежит, и пса не убьют», — вот чем Вавилон славится, как «земля земель» (О. Weber. Die Litter. d. Babyl. u. Assyr., 224).
XXIV
Та же, как в Египте, — милость, мирность, невоинственность.
Уже самым строением земли опустошительность войн исключается. Сеть каналов — живая сеть кровеносных сосудов: перерезать их — убить страну, не только чужую, но и свою.
Царь Гудэа (около 2600 г.), посвящая новый храм богу, объявляет на семь дней всеобщий мир, братство и равенство, как бы царство Божье на земле (ib., 220).
«Царство мое осенил я сенью благодатною, людей Шумера и Аккада умирил на лоне моем», — говорит законодатель Гаммураби (H. Grossmann. Altorient. Teste, I, 163). Так последнее слово закона — мир всего мира.
XXV
То же солнце мира в Вавилоне, как в Египте; но и здесь, как там, не восход, а закат: чем глубже в древность, тем ярче свет, как будто самый источник его — позади, в той для нас неисследимой древности, которую миф Платона называет Атлантидою.
XXVI
Посейдон научил атлантов божественной мудрости (Plato. Crit). Посейдон — бог моря, и вавилонский бог мудрости, Эа (Еа) — тоже. Бероз (Berossos), вавилонский жрец во дни Александра Великого, вспоминает древнее сказание о том, как бог-рыба, Оаннес-Эа, выходя из моря, учит допотопных людей мудрости (Babyloniaka, Fragm.). «Читать камни времен допотопных» и значит по-вавилонски: «учиться мудрости».
Вавилонский богатырь Гильгамеш «с сокровеннейшей мудрости поднял покров, весть нам принес о веках допотопных». А вавилонскому Ною, Утнапиштиму, боги велят зарыть в землю, в Сиппаре (Surippak), «Городе Книг», клинописные скрижали допотопных мудрецов — семя будущей мудрости; и после потопа все опять «началось от одного этого семени», — говорит саисский жрец у Платона («Тимей»). Почти тот же миф у Бероза (О. Weber. Die Litter. d. Babyl. u. Assyr., 97).
Календарю — началам астрономии — научили вавилоняне все человечество, в том числе и древнейшие племена Америки (Н. Winckler. Die babul. Geisteskultur, 51).
Каким путем распространились эти знания из Азии в Америку, — никто не знает. Не тем ли, который шел на крайний Запад, к вавилонским «Островам Блаженных», к «Атлантиде» эллинской?
XXVII
Может быть, все вавилонское знание — только воспоминание о какой-то забытой мудрости, наследие второго человечества от первого.
По Геродоту, «великий путь шел от египетских Фив к Столпам Геркулесовым» — к Атлантиде. И от Вавилона — не тот же ли путь?
XXVIII
Иногда, читая, глазам не веришь.
«Тому, кто сделал зло тебе, плати добром» (О. Weber, ib., 230). Что это? Нагорная проповедь? Нет, шумерийская клинопись. Мы знаем, что клинописи, повторяясь из тысячелетия в тысячелетие, восходят к неисследимой древности. Не Атлантида ли — Апокалипсис бывший — просвечивает в этом слове сквозь бездну веков или вечности, так же как в слове Господнем: «Прежде, нежели был Авраам, Я есмь».
XXIX
Атланты, «сыны Посейдона», сыны бога Эа вавилонского, строят «в середине Острова» — может быть, средоточии земли, объединявшем человечество, — «исполинскую твердыню» или башню («Критий» Платона).
«Построим себе город и башню высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» (Быт. XI, 4). Люди, после потопа, когда еще «на всей земле был один язык» (Быт. XI, 1) — одно человечество, начали строить башню — Zikkurrat, — именно здесь, на равнине Сеннаара, в средоточии земли, в Вавилоне будущем. И здесь же произошло «смешение языков», рассеяние человечества: «оттуда рассеял их Господь по всей земле» (Быт. XI, 1).
Но цель Вавилона во всемирной истории остается все та же — объединить человечество.
В противоположность замкнутой Нильской долине, равнина Сеннаара открыта всем племенам и народам: все они сходятся здесь, как бы таинственною силою влекутся сюда, чтобы достроить Атлантову Башню, восстановить единое человечество.
XXX
«Тобою сотворенный, Господи, благословляю Тебя… Ты даровал мне власть править народами, по воле Твоей… Возвеличь же царство Твое, распространи поклонение святыне Твоей… Владыка народов, услышь молитву мою!.. Все племена земные да приидут во Врата Божии», — Bab-ilu — Вавилон (Tiele. Hist. comparée des anciennes relig., 238). Такова молитва царя Навуходоносора. Так же как во дни царя Гудэа, здесь объявляется мир Божий, царство Божие на земле.
XXXI
Четы херувимов, kherubu, исполинских быков, человекоглавых, тиаровенчанных, доныне стерегут победные, на глыбах черного базальта, надписи ассиро-вавилонских царей.
«Салманассар царь великий, царь могущественный, солнце воинств человеческих, победитель вселенной, зеница ока Божьего, царь Ассура — я» (Orppert. Hist. des empires de Chaldée et d’Assyie, 117). — «Я прошел через леса непроходимые, через вершины горные, острые, как острие ножа» (Теглатпалассар. — Ibid., 48). «Был я в кедровых лесах, благоухающих… Высокие утесы проломал, камни раздробил, путь открыл широкий для величественных кедров Ливана, тенистых, драгоценных, срубленных в честь бога моего, Мардука, и по каналу сплавил их, как стебли тростника» (Салманассар II. — Grossman. Altorient. Texte, I, 110). «На высотах гор воспел я песнь великим богам и вознес всесожжения» (Ассурназиргабал I. — Orppert. Hist., 97). — «От великого моря солнца восходного до великого моря солнца закатного простирается власть десницы моей» (Салманассар. — Ibid., 117).
Таков путь ассиро-вавилонских царей ко всемирному владычеству: от Саргона до Александра, от Александра до Цезаря, от Цезаря до Наполеона — все тот же путь.
XXXII
По найденной в раскопках Tell el Amarna, между Мемфисом и Фивами, переписке царей Египта с царями Вавилона, Ассура, Ханаана, Хеттеи, Митанни и других народов видно, что в XV веке до Р. X. вавилонский язык был всемирным. Самим царям Египта служат для этой переписки не иероглифы, а клинопись.
XXXIII
Буррабуриаш, царь Вавилона, пишет фараону Аменхотепу IV:
«Я здрав. Будь здрав и ты. И земля твоя, и дом твой, и жены твои, и дети твои, и вельможи твои, и кони твои, и колесницы твои здравы да будут. Я и брат мой (царь Египта) сказали так: как в дружбе были наши отцы, так и мы будем в дружбе».
Следует жалоба на то, что вавилонские купцы убиты и ограблены в Ханаане, земле фараоновой.
«В твоей земле обиду мне учинили; казни же их (грабителей). И отнятое серебро возврати, и тех, кто людей моих убил, убей и кровь их отмсти. А если не убьешь их, то снова будут они грабить караваны мои, или посланных тобою убивать, и сношения между нами прекратятся…. В дар тебе посылаю мину лапис-лазури» (Grossmann. Altorientalische Texte, I, 129).
Такова всемирность в политике. Но не в политике источник ее, а в религии.
XXXIV
В Тель-Амарне найдена клинописная дощечка с былиною о вавилонском богатыре Этане. Точки, разделяющие клинопись, сделаны египетскими красными чернилами: вероятно, египтянин учился по этой дощечке вавилонской грамоте, а может быть, и вавилонской мудрости.
XXXV
В той же переписке найдено письмо Тушратты, царя Митаннийского, пославшего в Египет изваяние богини Иштар для исцеления больного фараона Аменхотепа III: «Богиня Иштар Ниневийская, всех земель владычица, так говорит: „Египет хочу посетить, страну мне любезную“. И вот, я послал ее, и она отошла. И, как во дни отца моего, так и ныне посетила ту землю владычица; и, как в те дни пребывала там с честью, так да почтит ее брат мой и ныне, и еще в десять раз больше почтит… И да возвратит ее в радости… И да сохранит нас обоих, брата моего и меня, Иштар, царица небесная. Да подаст нам сто тысяч лет жизни и многие радости. И добро друг другу сотворим».
А в заключение прибавлено:
«Иштар — мой Бог, но она для брата моего не Бог» (Н. Grossmann. Altorient. Texte, I, 130). Это не похвальба, а проповедь: если Иштар тебя исцелит, неужели и ты в нее не уверуешь? Это и значит: «все племена земные да приидут во Врата Божии» — Град Божий, Вавилон; да будет мир всего мира.
XXXVI
«Мир лучше войны», это Вавилон знает — помнит (платоновское «знание — воспоминание») меньше, чем Египет, воюет больше; но любит мир, так же как он: не война, а мир — душа обоих.
XXXVII
От Вавилона к Ассирии — от мира к войне. Не Египет, не Вавилон, а Ассирия начала воевать как следует. Ассирийцы — «первые римляне» во всемирной истории.
Душа Ассура — не мир, а война. Он первый полюбил войну, поверил, что голая сила — меч — решает судьбы народов.
«Сила его — бог его» (Аввак., I, 11). И все мы доныне — дети Ассуровы: что начал он, кончаем мы.
XXXVIII
С рождением или зачатием Ассура почти совпадает появление боевого коня в Западной Азии (около 2000 г.), а также и нашего индо-германского племени (Ed. Meyer. Gesch. d. Alt. Orient., I, II, 819). Медленный вол заменяется быстрым конем, мирный плуг — боевой колесницей. В коне — уже наша стремительность, наш полет неистовый.
XXXIX
После коня, — железо (около 1000 года), кажется, оттуда же, из нашей индо-германской полуночи, — железо, «металл Сэта», дьявола, по слову египтян, или братоубийцы Каина, по сказанию Талмуда: Kênan, Каин — «первый ковач железа» (Талмуд. — Jeremias der alte Testament, 119); железо — европейский металл по преимуществу, наш каинов дар человечеству.
Легкость наша — в коне, лютость — в железе. Попрали конем, убили железом святую Азию, и, может быть, попрем, убьем все человечество. Бурею конною, бурею железною раздувается тлеющее пламя войны во всемирный пожар — всемирную историю, ибо единственный смысл ее для нас — война.
«Все будут убивать друг друга», — это вавилонское пророчество исполняется над нами так, как ни одно из пророчеств (Н. Winkler. Die babyl. Geisteskultur, 100).
От Вавилона к Ассирии, от Ассирии к Риму, от Рима к нам — пламя войны разгорается, и происходит то, что мы называем «прогрессом» — постепенное одичание, огрубение, озверение человечества.
XL
Ассуром побежден Вавилон внешне, но внутренне длится борьба до конца обоих. Вавилон или Ассур, мир или война, — все тот же вопрос, как в Египте; от начала до конца времен — все тот же.
XLI
И вот что удивительно, чуду подобно: «Тому, кто сделал зло тебе, плати добром», — это забыто, зарыто, но не потеряно. Это сокровище — «золото, ладан и смирну» — приносят волхвы с востока в дар Младенцу.
XLII
«Пал, пал Вавилон… повержен великий город!» — восклицает Ангел Апокалипсиса (Откр. XVIII, 2 — 21). Да, пал к ногам Господним: «И, падши, поклонились Ему».