ОСАДА ЛАРОШЕЛИ
Кто может все снести, не потеряв надежды? Мур , «Лживая семья».
Ларошель, население которой почти сплошь составляли протестанты, была тогда неким подобием столицы провинции юга и наиболее крепким оплотом протестантской партии. Широкая торговля с Англией и Испанией вызвала значительный приток богатств и воспитала тот дух предприимчивой самостоятельности, которую она порождает и поддерживает. Горожане, рыбаки или матросы, зачастую корсары, привыкшие с очень раннего возраста к жизни, полной опасности и отваги, обладали той огромной энергией, которая заменяет дисциплину и военный опыт. Таким образом, известие о резне 24 августа совсем не вызвало у ларошельцев той тупой покорности, которая охватила огромное количество протестантов и породила в них неуверенность в успехе. Наоборот, они воодушевились действенной и грозной отвагой отчаяния. На общем совете они решили, что лучше дойти до последней крайности, чем открыть ворота врагу, только что давшему такой беспримерный образец коварства и жестокости. Поддерживаемые в своем рвении фанатическими пасторскими речами, женщины, дети и старики наперебой работали над восстановлением старых укреплений и возводили новые. Собирали припасы и оружие, снаряжали барки и корабли, словом, не теряли ни минуты, подготовляя и организуя все доступные городу средства обороны. Многие дворяне, спасшиеся от резни, присоединились к ларошельцам, и их рассказы о злодеяниях Варфоломеевской ночи придали мужество даже самым робким. Для людей, спасшихся от верной смерти, случайности войны так же ничтожны, как легкий ветерок для матросов, выдержавших бурю. Мержи и его товарищ оказались в числе этих беженцев, пополнивших ряды ларошельцев.
Парижский двор был встревожен этими приготовлениями и жалел, что не сумел их предупредить. Маршал Бирон приближался к Ларошели в качестве лица, уполномоченного на мирные соглашения. Король имел некоторое основание надеяться на то, что выбор Бирона будет приятен ларошельцам, ибо этот маршал не только не принимал участия в варфоломеевской бойне, но спас многих видных протестантов и дошел до того, что повернул пушки арсенала, бывшего под его командой, против убийц, шедших под королевским знаменем. Он просил только, чтобы его впустили в город на правах королевского губернатора, обещая соблюдать правила и вольности города и чтить свободу вероисповедания. Но после избиении шестидесяти тысяч протестантов, кто мог бы поверить обещаниям Карла IX? К тому же, пока велись переговоры в Бордо, солдаты Бирона грабили окрестности Ларошели, а королевский флот задерживал торговые суда и блокировал гавань.
Ларошельцы отказались принять Бирона и ответили, что они не могут заключать договор с королем, покуда он в плену у Гизов: то ли они считали последних единственными виновниками всех несчастий, претерпеваемых кальвинистами, то ли, стараясь этой выдумкой, часто повторявшейся с их легкой руки, успокоить тех, кто еще верил в святость королевской присяги и ставил ее выше интересов веры. С того момента не было никакого средства притти к соглашению. Король выслал другого посредника и послал Ла-Ну. Ла-Ну, прозванный «Железная рука», потому что он заменил потерянную руку искусственной, был ревностным кальвинистом, обнаружившим во время последней гражданской войны огромную храбрость и военный талант.
У адмирала, с которым он был дружен, не было помощника преданнее и искуснее. Варфоломеевская ночь застала его в Нидерландах, где он вел на испанские войска недисциплинированные отряды фламандских повстанцев. Но счастье изменчиво, он вынужден был сдаться герцогу Альбе, который обращался с ним довольно мягко. Позже, когда потоки крови возбудили какое-то сожаление в Карле IX, он снова призвал его и, вопреки всяким ожиданиям, принял его с величайшей любезностью. Этот государь, ни в чем не знавший меры, осыпал милостями одного протестанта и готовился перерезать их сто тысяч. Какой-то рок, казалось, охранял судьбу Ла-Ну. Еще в третью гражданскую войну он попал в плен, сначала при Жарнаке, потом при Монконтуре, и всякий раз его без выкупа отпускал королевский брат[68], несмотря на доводы некоторых военачальников, которые настаивали на том, чтобы он принес в жертву этого человека, слишком опасного, для того чтобы его можно было выпустить из рук, и слишком честного, чтобы его можно было бы чем-нибудь соблазнить. Карл подумал, что Ла-Ну теперь вспомнит о проявленном милосердии, и потому поручил именно ему склонить ларошельцев к покорности. Ла-Нy согласился, но поставил условием, что король не будет требовать от него ничего такого, что было бы несовместимо с его честью. Он отправился в сопровождении итальянского священника, который должен был наблюдать за ним. Сначала он испытал чувство боли, заметив, что ему не доверяют. Он не был допущен в Ларошель, а местом переговоров была назначена маленькая деревушка в окрестностях. Это было в Тадоне, где он встретился с выборными Ларошели. Он со всеми ими был знаком, как со старыми товарищами по оружию, но, увидев Ла-Ну, ни один из них не протянул ему руки, ни один не подал виду, что узнал его. Он назвал свое имя и изложил королевское предложение. Сущность его речи сводилась к следующему:
— Доверьтесь обещаниям короля, нет большего зла, нежели гражданская война.
Городской голова Ларошели ответил с горькой улыбкой:
— Конечно, мы видим перед собой человека, похожего на Ла-Ну, но Ла-Ну никогда не предложил бы своим братьям покориться убийцам. Ла-Ну любил покойного адмирала и скорее захотел бы отомстить за него, чем договориться с убийцами. Нет, вы совсем не Ла-Ну.
Несчастный посланник, которого эти упреки пронизывали до глубины души, напомнил о своих заслугах перед кальвинизмом, указал на свою покалеченную руку и протестовал против обвинения в недостаточной преданности вере. Мало-помалу недоверие ларошельцев рассеялось. Они открыли ворота перед Ла-Нy, они показали ему свои боевые запасы и даже уговорили его стать во главе крепости. Предложение было очень соблазнительным для старого воина. Его присяга Карлу была дана под ограничительными условиями, предоставлявшими возможность толковать их сообразно голосу совести. Ла-Ну надеялся, что, став во главе ларошельцев, он скорее приведет их в миролюбивое настроение, он думал, что ему удастся одновременно соблюсти верность присяге и преданность религии. Он ошибался.
Королевские войска осадили Ларошель. Ла-Нy руководил всеми вылазками, убивал огромное число католиков, после чего, вернувшись в город, обращался к жителям со словами убеждения и предлагал заключить мир. Чего же он достиг? Католики кричали, что он изменил королевской присяге, протестанты обвиняли его в том, что он предал их дело.
В таком положении Ла-Ну, преисполненным отвращения к жизни, намеренно искал смерти, подвергаясь опасности по двадцати раз в день.