ЧАСТНАЯ АУДИЕНЦИЯ
Макбет . Так, неужели, терпение вы считаете превыше всех чувств, — что сносите все это? Шекспир , «Макбет».
Капитан Жорж явился в Лувр в назначенный час. Тотчас же, назвав свое имя привратнику, он был допущен в кабинет короля, минуя ковровую завесу, приподнятую рукой привратника. Государь, сидевший у маленького стола и собиравшийся писать, сделал ему знак рукой, предписывающий спокойствие, словно боялся произнесением слов оборвать нити мыслей, занимавших его голову.
Капитан в почтительной позе остановился в шести шагах от стола и имел время, таким образом, осмотреться в комнате и ознакомиться с подробностями украшавшей ее обстановки.
Она была очень проста. Ее украшали почти сплошь охотничьи принадлежности, беспорядочно расположенные по стенам.
Довольно хорошая картина, изображавшая деву Марию, украшенная большой веткой букса, висела между длинной пищалью и охотничьим рогом. Стол, за которым монарх писал, был покрыт бумагой и книгами. На полу лежали четки, маленький часослов в одной куче с сетками и с соколиными колокольцами. Огромная борзая спала на подушке рядом.
Внезапно король с бешенством швырнул перо на землю, и крупное ругательство вылетело у него из уст. Поникнув головой, он раза два или три прошелся вдоль кабинета неровным шагом, потом, неожиданно остановившись перед капитаном, бросил на него растерянный взгляд, словно увидел его в первый раз.
— Ах, это вы! — сказал он, делая несколько шагов назад.
Капитан низко поклонился.
— Рад вас видеть. Мне нужно было говорить с вами, но…
Он остановился.
Жорж стоял, ожидая окончания фразы, полуоткрыв рот, вытянув шею, выставив вперед левую ногу, — одним словом, в такой позе, какую художник, по моему мнению, должен был бы придать фигуре, олицетворяющей внимание. Но король снова опустил голову на грудь и, казалось, мыслями был за сто миль от того, что секунду перед тем намеревался сказать.
Наступило минутное молчание. Король присел и провел рукой по лбу с выражением усталости.
— Проклятая рифма! — воскликнул он, топнув ногой и звеня длинными шпорами высоких сапог.
Борзая проснулась и, приняв этот удар ногой за обращенный к ней зов, вскочила, подойдя к королевскому креслу, положила обе лапы на колени королю и, подняв свою продолговатую морду, так что ее голова оказалась выше головы Карла, широко разинула пасть и бесцеремонно зевнула, — вот до какой степени трудно привить собаке дворцовые манеры!
Король прогнал собаку, и она со вздохом отошла, чтобы лечь на старое место. Глаза короля как бы нечаянно встретились с глазами капитана. Король сказал:
— Простите меня, Жорж; эта рифма вогнала меня в испарину.
— Может быть, я мешаю вашему величеству? — сказал капитан с глубоким поклоном.
— Нисколько, нисколько, — ответил король.
Он встал и дружелюбно положил руку на плечо капитана. При этом он улыбался, но улыбался только губами. Рассеянные глаза не принимали в этом никакого участия.
— Отдохнули вы после этой охоты? — спросил король, очевидно, затрудняясь прямо приступить к делу. — Олень не сдавался очень долго.
— Государь, я был бы недостоин командовать легкоконным эскадроном вашего величества, если бы рейд, совершенный третьего дня, мог меня утомить. Во время последних войн господин Гиз, видевший меня не иначе, как в седле все время, дал мне прозвище «албанца».
— Да, мне в самом деле говорили, что ты прекрасный наездник. Но скажи, умеешь ли ты стрелять без промаха из пищали?
— Но, ваше величество, я умею обращаться с пищалью; однако, я не могу равняться в этом искусстве с вами, государь. Не всем же дано это искусство в такой мере!
— Подожди, видишь ты эту длинную пищаль? Заложи в нее двенадцать картечей; будь я проклят, если ты не всадишь их одним зарядом в грудь какому-нибудь басурману, которого ты возьмешь на прицел шестидесяти шагов.
— Шестьдесят шагов — расстояние большое. Я не хотел бы делать опыт в присутствии такого стрелка, как ваше величество.
— Эта пищаль может загнать в человеческое тело пулю и на двести шагов, лишь бы пуля была по калибру.
Король вложил пищаль в руки капитана.
— Очевидно, она бьет так же хорошо, как хороши ее украшения, — сказал Жорж, осматривая пищаль со всех сторон и пробуя спускать курок.
— Я вижу, ты знаешь толк в оружии, молодчина! А ну, прицелься-ка, чтобы я посмотрел, как ты это делаешь.
Капитан исполнил.
— Прекрасная вещь — пищаль, — продолжал Карл, медленно выговаривая слова. — На сто шагов вот этаким нажимом пальца без промаха можно убрать с дороги врага, ни кольчуга, ни панцырь не устоят перед добрым зарядом.
Как мы уже говорили, Карл IX не то в силу привычки, уцелевшей с детства, не то в силу прирожденной трусости, почти никогда не смотрел в лицо собеседнику. На этот раз, однако, он взглянул капитану в лицо с пристальным и очень странным выражением. Жорж невольно опустил глаза, и король сделал то же самое. Еще раз наступило молчание; Жорж его нарушил.
— Какая б ни была искусная ловкость человека, стреляющего огненным боем, но все-таки копье и шпага вернее.
— Это так. Но, знаешь ли, пищаль…
Карл странно улыбнулся и мгновенно продолжал:
— Я слышал, Жорж, что адмирал жестоко оскорбил тебя?
— Государь…
— Я знаю, знаю. Я уверен в этом! Но сердечно был бы рад… Мне очень хочется, чтобы ты сам рассказал мне эту историю.
— Это правда, государь. Я имел с ним разговор по поводу одного злополучного дела, в исходе которого я был крайне заинтересован.
— По поводу дуэли брата? Чорт побери, красивый парень, умеющий проткнуть кого нужно. Уважаю его! Коменж — это фат, он получил то, что заслужил, но в чем, раздери меня черти, в чем эта старая сивая борода могла найти повод для того, чтобы с тобой поссориться?
— Боюсь, что поводом было наше злополучное разноверие и моя перемена вероисповедания, о которой, я думал, уже забыли…
— Забыли?
— По крайней мере, вы, ваше величество, дали пример забвения религиозных разногласий, и ваша беспристрастная справедливость…
— Знай, приятель, что адмирал ничего не забывает.
— Я заметил это, государь, — и лицо Жоржа снова омрачилось.
— Ну, скажи мне, Жорж, каковы твои намерения?
— Мои, государь?
— Да, говори откровенно.
— Государь, в глазах адмирала я — бедный дворянин, а в моих глазах адмирал — старик, которому я не могу послать вызов, и кроме того, государь, — сказал он с поклоном, стараясь придать придворной фразе такую форму, которая, по его мнению, должна была смягчить дерзкий смысл его слов, — если б я имел возможность это сделать, я побоялся бы таким поступком потерять доброе расположено вашего величества.
— Ба! — воскликнул король и тяжело опустил правую руку на плечо Жоржа.
— К счастью, — продолжал капитал, — моя честь не зависит от адмирала, а если бы кто-нибудь из равных мне по положению осмелился усомниться в ней, то я просил бы ваше величество позволить мне…
— Так, значит, ты не будешь мстить адмиралу? А тем временем, он… становится бешеным наглецом.
Жорж от удивления широко раскрыл глаза.
— Однако, ведь он тебя жестоко оскорбил, чорт меня подери, — продолжал король, — вот, говорят… дворянин не лакей… ведь есть вещи, которых нельзя перенести даже от государя.
— Какие же у меня средства для мести адмиралу? Ведь ясно, что он найдет ниже своего достоинства драться со мной.
— Это возможно. Но… — король взял в руки пищаль и приложился щекой к прикладу. — Ты меня понимаешь?
Капитан отступил на два шага. Жест короля был достаточно ясен, а дьявольское выражение лица давало ему чрезмерную понятность.
— Как, ваше величество, вы советуете мне…
Король сильно стукнул прикладом пищали об пол и закричал, смотря на капитана свирепыми глазами:
— Тебе советовать? Клянусь божьим чревом, я тебе не советчик!
Капитан не знал, что отвечать. Он сделал так, как поступило бы большинство на его месте: наклонил голову и опустил глаза.
Карл заговорил несколько мягче:
— Это вовсе не значит, что если бы ты закатил ему хороший пищальный заряд… ну, для восстановления твоей чести… это не значит, что я отнесся бы к этому безразлично… Нет, клянусь требухой святейшего отца, нет! Для дворянина нет ничего драгоценнее его чести, и не может быть ни одного поступка, которого он не совершил бы для ее восстановления. К тому же, эти Шатильоны надменны и наглы, словно холопы палача. Знаю я этих негодяев! Они свернули бы мне шею и сели бы на мой трон… Когда я смотрю на адмирала, я зачастую чувствую, как меня разбирает желание выщипать ему по клочьям всю бороду.
Капитан не мог ответить ни одного слова на этот словесный поток у человека обычно несловоохотливого.
— Ну, пропадай моя голова, что ты намерен делать? Знаешь, я на твоем месте подстерег бы его выход со своей… проповеди и потом из какого-нибудь окна пустил бы ему крепкий заряд пищали в поясницу. Ей-богу, мой двоюродный братец Гиз был бы тебе чрезвычайно признателен, и ты оказал бы большое содействие водворению мира в королевстве. Ты знаешь, что этот проклятый нехристь гораздо больший король Франции, чем я. Это доводит меня до точки… Я говорю тебе начистоту все, что я думаю… Надо проучить этого… чтобы он не осмелился больше делать наскоки на дворянскую честь. Покушение на честь — покушение на жизнь, за одно платит другое.
— Убийство не заштопает чести, а порвет ее еще больше.
Такой ответ поразил короля, как громом. Оцепенев, с пищалью в руках, протянутой как оружие предполагаемой мести, король стоял с побледневшими губами, полуоткрыв рот, а глаза так пристально смотрели на Жоржа, что казались и завороженными и завораживающими.
Наконец, пищаль выпала из дрожащих рук короля и брякнула об пол. Капитан поспешно поднял ее, а король сел на кресло, мрачно опустив голову. Быстрое движение губ и бровей говорило о том, что в нем происходит борьба, захватившая его до глубины сердца.
— Капитан, — спросил он после долгого молчания, — где стоит твои легкоконный эскадрон?
— В Мо, государь.
— Через несколько дней ты с ним соединишься и приведешь сам его в Париж. Через… несколько дней ты получишь приказ. Прощай!
В голосе был оттенок жестокости и гнева. Капитан отвесил глубокий поклон. И Карл, указывая рукой на дверь кабинета, дал знак, что аудиенция кончилась.
Капитан согласно этикету выходил пятясь и отвешивая поклоны, когда король, стремительно вскочив, схватил его за руку:
— Никому ни звука, по крайней мере, ты понял?
Жорж поклонился еще раз и положил руку на грудь.
Когда он выходил из покоев, он услышал, как король жестким голосом крикнул собаку и щелкнул арапником, словно собираясь сорвать свое дурное настроение на ни в чем неповинном животном.
Вернувшись к себе, Жорж быстро написал и отправил следующую записку адмиралу: «Некто, не имеющий любви к вам, но любящий честь, приглашает вас не верить герцогу Гизу, а быть может, не доверять лицу, гораздо более могущественному. Ваша жизнь под угрозой».
Это письмо не оказало никакого действия на неустрашимую душу Колиньи. Известно, что немного времени спустя, 22 августа 1572 года, он был ранен выстрелом из пищали злоумышленником, по имени Морвель, получившим по этому случаю прозвище «королевского убийцы».