Деньги текут на празднества, на спектакли, на суетные утехи роскоши. Особенно большие средства отпускаются на содержание Оперы, чтобы еще больше изнеживать характеры, плавить крепкие умы в горниле сладострастия и ослаблять их.
Все пущено в ход. Искусство учит обольстительным позам, дышащим негой и способным заронить искру желания в молодые существа. Дерзкие взгляды, которые должны бы возмущать, завлекают безрассудную юность. Молодежь забывает, что все эти прелестницы расцениваются на золото и что у них есть соперницы, которых нельзя купить. Им приписывают тысячу привлекательных свойств, потому что думают, что на них лежит печать божества, которое они воспевают и славят. Только в их объятиях излечиваются от их чар. Жертва разврата всегда оказывается холодной жрицей любви.
Как только дочь коснется ногою театральных подмостков, она освобождается от родительской власти. Особый закон упраздняет силу древнейших и священнейших законов. Хористка появляется в фойе, сверкая бриллиантами; товарки уважают ее за ее блестящие туалеты, за изящную карету, за великолепных лошадей. Между хористками даже устанавливается как бы иерархия по степени богатства, и про самую богатую из них никто не сказал бы, что она занимается тем же ремеслом, что и ее товарки. Она свысока относится к молоденькой дебютантке и с видом знатной дамы третирует прекрасного ювелира и искусную модистку. В ее присутствии разглаживаются морщины на лбу судьи; царедворец улыбается ей, военный не осмеливается в ее присутствии быть грубым. Каждое утро ее туалет украшают всё новые подношения. Кажется, будто воды Пактола{73} льются на нее непрерывно.
Но мода, которая так высоко ее вознесла, меняется. Маленькая соперница, которую она долго не замечала, которую презирала, дерзко становится на ее пути, заслоняет ее своим блеском и опустошает ее салон. Гордая куртизанка, хотя и не утратила еще красоту, — через год оказывается в полном одиночестве, обремененной огромными долгами. Все ее возлюбленные сбежали, и, рассчитавшись с кредиторами, она видит, что у нее остается так мало, что едва хватит на обувь и румяна.