У плоского камня
Тетя Доротея и Дороти медленно шли под тенистыми деревьями. В лесу было очень прохладно. Мисс Сезиджер все раздумывала, удастся ли Роджеру быть настолько осторожным, чтобы не показаться, потому что если он выйдет из своего укрытия и Дороти увидит отца, это вызовет такие последствия, каких бедняжка и представить себе не могла.
Дороти не мучили никакие заботы, и она была вполне счастлива.
— Можно мне побегать немножко? — спросила она, продолжая держать тетю Доротею за руку.
— Нам нужно пройти очень далеко, дорогая, — ответила тетка, — и ты, может быть, скоро устанешь.
— О нет, я ни чуточки не устала, только я очень не люблю медленно ходить.
— Ну, хорошо, беги, если тебе хочется.
Дороти пристально посмотрела в тронутое морщинами, тревожное лицо.
— Может быть, тетя, у тебя есть какая-нибудь большая-большая забота? — спросила она.
— Нет, моя дорогая, конечно, нет.
— А лицо у тебя такое, точно ты встревожена. Разве ты родилась со всеми этими морщинками?
— Конечно нет, дорогая.
— Откуда же они у тебя взялись, тетушка?
— Они появляются с годами, Дороти.
— Так ты, значит, действительно очень стара?
— Нет, меня нельзя еще назвать по-настоящему старой, но у меня были беспокойства и печали.
— Бедная моя тетушка! А разве морщинки появляются от беспокойства и забот? У меня тоже были печали, значит, и у меня есть морщины?
— Нет, дитя мое, ведь ты еще маленький ребенок.
Дороти выпрямилась:
— Не такой уж я и ребенок, право. Я уже многое в жизни видела, у меня были большие печали, и они еще тут, глубоко, — она дотронулась до сердца. — Но у меня были также и счастливые дни, а потом ведь всегда можно мечтать о небе.
— Маленькому ребенку не следует столько размышлять о небесной стране, — заметила мисс Доротея.
— Как же не размышлять, когда мои родители оба ушли туда? Мне очень хочется пойти к ним, но я не могу оставить дедулю. Кроме того, мне нужно немножко побыть здесь из-за тебя, тетушка. Только я ужасно боюсь одного.
— Чего, дорогая?
— Что из-за меня у тебя появятся новые морщинки на лице, а морщинки заставляют человека краснеть, а от красноты делаются припадки.
— Дорогое мое дитя, выброси ты из головки мысль, что у меня бывают припадки.
— У папочки бывали припадки, мне это сказала Бидди Мак-Кен, — убежденно проговорила Дороти. — Может, это у нас семейное?
— Ничего подобного. Я сержусь, когда ты говоришь глупости. Вероятно, Бидди Мак-Кен не слишком умная женщина, раз она вбила тебе такое в голову.
— Нет-нет, она добрая, милая и умная. Она была моей кормилицей. Как было бы хорошо, если бы она жила со мной! Она умела ухаживать за папочкой и, конечно, клала бы холодные полотенца тебе на затылок, когда ты начинаешь краснеть.
— Дороти, лучше перестань вмешиваться в чужую личную жизнь.
— Что значит «личная жизнь»? — поинтересовалась Дороти.
— Ну, например, не говори обо мне. Лучше посмотри-ка наверх, разве это не красивый вид? Полюбуйся, как солнце светит сквозь деревья.
— Да, конечно. Милое солнышко… Тетя, тетя, посмотри на кроликов. Мой голубчик Бенни сейчас забавляет дедушку. Я ему это поручила, и он все отлично понимает. Моего голубчика вылечили мистер Персел и жена. Я их очень люблю. Может быть, мы идем к их домику? Скажи, тетушка? У них подают такой чудный тушеный лук.
— Я ненавижу лук, — изрекла мисс Доротея.
Дороти посмотрела на тетку долгим, проницательным взглядом.
— А есть что-нибудь на свете, что ты любишь? — вдруг спросила она.
Мисс Доротея все бы отдала, чтобы опять не покраснеть. Иначе девочка, конечно, заметит это и снова заведет разговор про «припадок».
— Я очень, очень любила твоего отца, Дороти.
— Да? Ты его родная сестра?
— Конечно, родная и единственная.
— Ты не очень похожа на него, тетя Доротея. У него совсем не было морщин. Он был как дедушка, только еще больше такой.
— Что ты хочешь сказать словами «еще больше такой»?
— Я хочу сказать, что он был еще красивее и… он был еще больше таким человеком, у которого можно уютно устроиться на руках. Боженька дал ему чистое сердце, и он теперь счастлив на небе.
Мисс Доротее стало не по себе, ее горло сжалось. Дороти выпустила из ручки ладонь тетки, голубое платье и шляпа замелькали в кустах.
Девочка погналась за бабочкой, но скоро вернулась обратно к тетке, разгоряченная, довольная и немного усталая.
— Теперь пойдем назад? — предложила девочка.
— О нет, нам нужно пройти гораздо дальше. Тебе ведь все равно, правда?
— Я думаю о дедуле и Бенни. Теперь уж они достаточно наговорились друг с другом.
— Наговорились? — переспросила мисс Доротея. — Нельзя быть такой глупенькой, Дороти. Кролик не может разговаривать.
— Ты думаешь, не может? Нет, всё умеет говорить. Эта бабочка мне сказала: «Пожалуйста, пожалуйста, не бери меня», и я, конечно, не взяла бедняжку. А глазки Бенни говорят очень приятные вещи. Он умывает мордочку, чтобы уверить меня, что он самый счастливый зверек на свете. А его ушки! Знаешь, тетушка, вот бы ты научилась поднимать и опускать ушки, как он!
— Я очень рада, что не могу двигать ушами, как кролики.
— А тебе бы очень пошло! — развеселилась Дороти. — Это придало бы тебе такой живой вид!
— Это было бы уродство, — сухо промолвила мисс Доротея.
— Что значит «уродство»?
— Ну, довольно, Дороти. Не могу же я без конца отвечать на твои вопросы. Ты меня утомляешь.
— Очень жаль. Вот Бенни никогда не устает от наших бесед. Ну, я постараюсь помолчать немного. Или вот что, я поговорю сама с собой. Я буду говорить по-французски. Если хочешь, слушай, это будет тебе полезно. Ты привыкнешь к французским звукам. Я начинаю!
И она заговорила по-французски:
— О, как все красиво, сколько цветов, посмотри! А солнце? Разве это не прелесть! И как много кроликов, хорошеньких кроликов. (Не знаю, как будет «Бенни» по-французски.) И добрый Бог смотрит за всем. Как я счастлива, как я довольна! Только вот бедная тетя все грустна, очень грустна. Я бы так хотела, чтобы она была так же счастлива, как я. Я буду молиться за нее Богу.
Дороти сверкнула глазками на мисс Сезиджер и перешла на английский язык:
— Ты поняла?
— Немногое, дорогая, я не слишком хорошо знаю французский.
— Ты не можешь стать понятливее, правда, бедная тетушка?
— Нет, дорогая, не могу.
— Вот дедуля очень умный и способный. Он отлично учит стихи. А как хорошо танцует! Я так сильно люблю его!
Маленькая Дороти еще долго говорила, но измученная мисс Сезиджер слушала племянницу вполуха. С каждым шагом в сердце росла боль, и ей делалось все страшнее и страшнее. Вдруг Роджер, который был всегда таким несдержанным, порывистым и никогда не умел владеть собой, бросится к Дороти, когда они придут к большому дубу? Но делать нечего, оставалось только идти вперед, и, хотя Дороти уже два или три раза сказала: «Я совсем устала», тетя Доротея не сжалилась над ней и упорно шла к месту своего мучения.
Наконец она увидела дерево — большой приветливый дуб с широко раскинутыми корнями. Его листва образовала громадный зеленый шатер, в ветвях гнездились птицы, траву под исполинским деревом окутывала прохладная привлекательная тень. Доротея уселась на один из корней дуба, а сильно уставшая Дороти улеглась у ее ног и минуты две не двигалась. Локтями она упиралась в землю, ладонями поддерживала разгоревшиеся щеки. Голубая шляпа цвета незабудки лежала в стороне, глаза девочки внимательно разглядывали тетку.
«Я сделала то, чего он хотел. Он может нас видеть здесь, — подумала мисс Доротея. — О, только бы он был осторожен». Она боялась осматриваться кругом, сердце колотилось, и она так обессилела, что лицо ее стало не красным, а совсем бледным.
Маленькая Дороти, в отличие от тетки, быстро восстановила силы и с интересом разглядывала все вокруг. Вдруг она вскрикнула, вскочила с земли и со словами: «Ах, это мистер Как-меня-зовут!» — бросилась к пожилому, просто одетому человеку, застывшему неподалеку, у небольшого дерева.
Лицо мужчины было до того красным, что Дороти смело могла бы заподозрить его в склонности к припадкам. Бардвел протянул большую мозолистую руку и взял ручку ребенка.
— Что вы делаете тут, маленькая мисс? — спросил он.
— Как вы поживаете, мистер Как-меня-зовут? — Дороти ответила вопросом на вопрос и застрекотала: — Я пришла с тетей. Видите, вон она сидит под деревом. Она очень печальная, одинокая, и, к сожалению, у нее ужасно много морщин. Она говорит, что морщинки у нее появились от печали и забот. А я боюсь, знаете ли, что они прибавляются на ее лице из-за меня. Я учу ее французскому языку. Говорите ли вы по-французски, мистер Как-меня-зовут?
— Нет-нет, маленькая мисс, нет.
— Моя тетушка очень непонятлива, — продолжала Дороти, — я не знаю почему. Вот дедуля, тот удивительно умен и понятлив.
— Ну, нет, — заметил Бардвел.
— Уверяю вас, мистер Как-меня-зовут. Он замечательно понятлив. Теперь он выучил «Совушку и Киску». А на прошлой неделе «Я помню»… Скоро мы выучим пропасть стихов и будем их рассказывать тетушке. Это она меня так наказывает, стихами. А еще мы по вечерам танцуем менуэт в гостиной. Вам хочется приехать посмотреть на нас?
— Хотел бы… да не могу, — Бардвел не отрывал восхищенных глаз от маленького создания.
— Почему же не можете?
— Я не такой человек, как вы.
Дороти протянула маленькую ручку и погладила его ладонь.
— У вас две руки? — спросила она.
— Конечно, маленькая мисс.
— И две ноги?
— Конечно, маленькая мисс.
— И у вас есть голова, и плечи, и туловище? И волосы, и глаза, и рот, и нос? Ну, все это есть также и у меня. Мы совсем одинаковые, мистер Как-меня-зовут. Я не понимаю, почему это вы не такой человек, как я.
— Какие странные мысли бродят в вашей головке! Моя маленькая мисс, вы напоминаете мне одно существо, которое я никогда больше не увижу. И мое сердце до сих пор болит. Как вы думаете, может быть, вы когда-нибудь поцелуете мистера Как-меня-зовут?
— Я не целую чужих, — Дороти немножко отступила. — Но вот вам моя рука, если хотите, можете поцеловать ее, мистер Как-меня-зовут.
Фермер наклонился и прижал губы к нежной детской руке.
— Теперь вернитесь к вашей печальной тетке. Но помните, что на свете есть и другие печальные люди, кроме нее. Идите, идите, Господь благословит вас. Скорее уходите, скорее, или… или я…
— Или что вы сделаете? Какое у вас странное лицо.
— Я не могу сказать, что я сделаю, если вы не уйдете от меня. Уйдите же поскорее.
— Вы мне нравитесь, — сказала Дороти. — Когда вы мне понравитесь еще больше, я, может быть, поцелую вас. Может быть, я устрою так, чтобы вы слышали, как мы с дедушкой будем рассказывать стихи. Я Киска, а он Совушка. До свидания. Мне было очень грустно узнать, что у вас на сердце есть печаль.
— Уходите, дитя, уходите, — резко сказал Бардвел.
Маленькая голубая фигурка бросилась к тому месту, где сидела Доротея. Из-за дерева внезапно выглянуло темно-бронзовое загорелое лицо с глазами, похожими на глаза Дороти. Молодой сэр Роджер схватил Бардвела за руку и шепнул:
— Бардвел, старина, я не могу этого выносить!
— Должны, вы обещали мне! — твердо сказал фермер и увел с собой молодого Сезиджера в чащу леса.
Они ушли так быстро и тихо, что ни Дороти, ни ее тетка не заметили их ухода.