Деревенская почтмейстерша
Утро прошло незаметно, и никто из посторонних не помешал нам наслаждаться семейным праздником. Я дорожила каждой минутой этого дня, так как несмотря на мое собственное и всеобщее веселое настроение, меня постоянно тревожила мысль о том, что будет завтра, когда все узнают о моем проступке. Этот чудесный день казался мне последним счастливым днем в моей жизни…
Было условлено, что днем мы все отправимся в рощу, где будет устроен обед на открытом воздухе. Пикник удался на славу; мы уже заканчивали его чаепитием в шестом часу вечера, когда вдруг мама подозвала меня к себе.
— Надеюсь Мэгги, что ты не испугаешься, — сказала она, — но я получила сейчас крайне неприятное известие, которое меня сильно встревожило.
— Что такое, мама?
— Девочка, которая принесла нам молоко из деревни, сказала мне, что твоя маленькая подружка Сесилия Ферфакс опасно заболела. Я хочу сейчас же пойти навестить ее. Доктор опасается, что она не перенесет этой болезни; по словам девочки, он даже сказал, что она может не дожить до утра.
— И ты, мама, собираешься туда? — спросила я дрожащим голосом.
— Да, я сейчас же еду к ним. Я знала, что это известие подействует на тебя очень сильно, но прошу тебя, Мэгги, по возможности сохранять присутствие духа. Мне бы очень не хотелось испортить наш пикник и расстроить папу. Конечно, позже, вечером, придется ему все сказать, но пока я хотела бы уехать отсюда незаметно.
— Да, так будет лучше, мама. Но вот что, возьми меня, пожалуйста, с собой. Я ведь всегда так любила Сесилию!
— Я это знаю, Мэгги, но у нее может быть какая-нибудь опасная заразная болезнь, и тебе не следует входить к ней в дом.
— Но я могу проводить тебя только до ее дома и не входить туда.
— Хорошо, поедем, если ты так этого хочешь. Впрочем, папа найдет вполне естественным, что я взяла тебя с собой. А вот и Джулия, она поможет нам в этом деле.
Мама подозвала Джулию и объяснила ей, что должна срочно ехать со мной к Сесилии. Она попросила Джулию позаботиться о том, чтобы пикник не сорвался и чтобы все шло своим чередом. Наше отсутствие можно было объяснить тем, что маме пришлось срочно поехать в деревню по приходским делам.
Джулия взялась все устроить, а мы с мамой уселись в кабриолет, запряженный моим пони. Я погоняла Бобби, всю дорогу мы с мамой молчали.
Но когда мы проезжали через деревню, из дверей почтовой конторы выскочила почтмейстерша, миссис Роббс, и стала делать знаки, чтобы мы остановились.
— Мне нужно сказать вам два слова, сударыня, — сказала она, обращаясь к маме. — Кстати, тут и мисс Маргарет, она-то мне и нужна. У меня очень важное дело к вам, миссис Гильярд. Пожалуйста, зайдите ко мне.
— Нет-нет, сейчас нам некогда, мама спешит к больной, — крикнула я и так сильно хлестнула Бобби кнутом, что он всхрапнул и рванулся вперед.
Мама только успела сказать миссис Роббс, что заедет к ней завтра утром.
— Странно, о чем это ей так срочно понадобилось поговорить со мной, — заметила мама. — Может быть, она узнала что-нибудь новое о пропавшем письме?
— О каком письме? — спросила я, стараясь говорить равнодушным тоном.
— О письме с чеками. Я только вчера узнала об этой истории. Миссис Роббс, понятно, очень расстроена, так как уже известно, что это письмо было получено именно в ее почтовой конторе. Но что это ты так побледнела, Мэгги? Тебя, наверное, расстроило известие о болезни Сесилии. Но ведь ты знаешь, дитя мое, что жизнь и смерть — в руках Божьих… А вот и домик лесничего; я зайду и узнаю, что с Сесилией, а ты останься в кабриолете и подожди меня.
Я отвела своего Бобби в тень под деревьями и довольно долго прождала возвращения мамы. Все кругом дышало невозмутимым спокойствием, но сердце мое было преисполнено тревоги, и я уже не могла, как в былое время, наслаждаться природой. Я дошла до крайней степени нервного возбуждения. Бедная Сесилия была смертельно больна, но в ту минуту я относилась к этому гораздо более равнодушно, чем к моему собственному отчаянному положению. Куда мне скрыться от позора? Какие усилия приложить, чтобы стать прежней — честной, беззаботной, веселой девушкой, какой я была, пока так необдуманно не утаила это несчастное письмо!
Вскоре я услышала голос мамы: она разговаривала с миссис Ферфакс, которая провожала ее до калитки их садика.
После какого-то замечания мамы, которое мне не удалось расслышать, миссис Ферфакс ответила:
— Я и сама не понимаю, как это случилось и зачем моей девочке понадобилось выбираться из дома в такую рань. Она вылезла из окна, чтобы нас не разбудить. И все для того, чтобы повидаться с мисс Маргарет! А теперь она лежит при смерти. Это ужасно! Если она, бедняжка, умрет, то в ее смерти надо будет в первую очередь винить вашу дочь. Да, сударыня, мне жаль вас расстраивать, но мисс Маргарет просто погубила мою бедную Сесилию!
— Вы не имеете права так говорить, — спокойно возразила мама. — Моя дочь, скорее всего, вовсе не желала, чтобы бедная Сесилия пошла встречать ее в рощу, особенно при ее болезни. Впрочем, я выясню это с моей дочерью. Я постараюсь быть у вас сегодня еще раз, попозже вечером, чтобы помочь ухаживать за больной, а пока — до свидания!
Мама вернулась ко мне, и по ее бледному лицу было видно, что она сильно встревожена. Она немного помедлила, прежде чем сесть в экипаж.
— Не знаю, не опасно ли мне садиться рядом с тобой сразу по выходе из дома больной, — сказала она. — Сесилия очень плоха. У нее воспаление легких и корь. В Гарфилде было несколько случаев кори, и бедная девочка, должно быть, заразилась там, когда ходила в почтовую контору. Ее мать говорит, что она ходила туда по твоему поручению, Мэгги, и я не могу понять, зачем тебе это понадобилось.
Мама вопросительно посмотрела на меня, но я упрямо промолчала.
— Знаешь что, Мэгги, мы, пожалуй, не вернемся на пикник в рощу, а лучше сначала поедем домой. Мне надо о многом поговорить с тобой наедине. Но успокойся, тут нет ничего страшного. Будем надеяться, что Сесилия поправится. Ты просто поступила необдуманно, но это должно послужить тебе хорошим уроком, чтобы научиться владеть собой и не падать духом, когда придется понести наказание за неразумные поступки. Между прочим, я только что узнала, что вы с Вайолет ходили навещать Сесилию.
— Да, мама, мы были у нее. Ферфакс сказал нам, что у нее только сильная простуда. Мы думали, что простуда — неопасная болезнь.
— А на деле оказалось, что это корь. За тебя я не особенно опасаюсь, но ужасно боюсь за Вайолет. Она такая слабенькая девочка, и если она захворает, то я не знаю, что станет с ее родителями. Как только вернусь домой, сейчас же напишу леди Пенроуз и сообщу ей о болезни Сесилии.
— Ах, мама, почему вокруг только одни несчастья! Право, я думаю, что лучше было бы мне вовсе не родиться на свет!
— Грешно говорить такие вещи, — возразила мама. — Разве у тебя нет жалости к тем, кто тебя любит, и нет мужества, чтобы переносить неизбежные жизненные невзгоды? Вооружись терпением и твердостью духа, дитя мое! Я вижу, что ты сильно встревожена, Мэгги. Мы с тобой как-нибудь в другой раз поговорим о том, в чем тебя обвиняет миссис Ферфакс, а пока я тебя прошу только объяснить мне, как могло случиться, что ты в такую рань встретилась с Сесилией.
— Она, должно быть, отчасти была в бреду, мама. Я пошла в рощу, чтобы набрать цветов для папы, и не знала, что встречусь там с ней.
— Я верю тебе, Мэгги, но все-таки тут не все для меня ясно. Мать Сесилии говорит о какой-то тайне между тобой и больной девочкой. Оказывается, Сесилия уже продолжительное время о чем-то беспокоится, и это связано с тобой.
Я отвернулась в сторону и ничего не ответила.
— Судя по всему, Мэгги, тут действительно кроется какая-то тайна, и я буду ждать от тебя полного признания, — продолжала мама. — Наша святая обязанность — сделать все возможное, чтобы спасти жизнь девочки и успокоить, если ее что-то мучает в эту минуту. Ты сперва пойди наверх и на всякий случай перемени платье, а потом посмотрим, сколько времени у нас останется до возвращения наших с пикника.
Подъезжая к нашему крыльцу, я с ужасом увидела миссис Роббс, которая, очевидно, поджидала нашего возвращения.
— Право же, миссис Роббс, — сказала мама, — я вам уже объяснила, что у меня сегодня нет времени.
— Но мне крайне необходимо поговорить с вами, сударыня, — настаивала почтмейстерша. — Дело касается моей чести. И вы, мисс Маргарет, непременно должны присутствовать при нашем разговоре, поэтому я попрошу вас не уходить, — продолжала она, загораживая мне дорогу.
— Но моей дочери срочно надо переодеться, — вступилась мама. — Я вас не понимаю, миссис Роббс. Если у вас действительно такое неотложное дело, то я могу уделить вам минут пять, а лучше отложить разговор до завтрашнего утра. Бедная Сесилия Ферфакс опасно больна, и надо прежде всего позаботиться о ней.
— Это и неудивительно, что девочка захворала! — воскликнула миссис Роббс. — Вам, может быть, неизвестно, что она две недели назад ходила в Гарфилд? Так выслушайте меня, сударыня! Это дело требует немедленного разъяснения. При том, скажу откровенно, что мне очень тяжело приходить к вам для разоблачения столь позорного дела, в котором замешаны члены вашего семейства…
— Позорного дела? Для нашего семейства? Вы забываетесь, миссис Роббс! — воскликнула мама.
Больше я ничего не слышала, потому что в ту же минуту бросилась по лестнице наверх. Сорвав с себя нарядное шелковое платье и бросив на постель мою чудесную шляпку, я дрожащими руками стала поспешно одеваться в свой будничный наряд. Меня охватил такой ужас, что я ни о чем не могла думать и действовала как будто машинально.
«Я не в силах это терпеть дольше, — повторяла я про себя. — Я негодная, скверная девчонка, хуже меня никого нет на свете! Остается одно — бежать из дома!»
Я открыла комод, достала свой кошелек, в котором хранились пять шиллингов, полученные накануне от Ферфакса, сунула кошелек в карман и, схватив жакетку и старенькую шляпу, сбежала вниз по лестнице.
В доме не было ни души, вся прислуга находилась на месте пикника в роще. Я остановилась на минутку и прислушалась к разговору мамы с почтмейстершей, но они говорили так тихо, что я ничего не смогла расслышать.
С тяжелым сердцем оглядела я наш чудесный домик, мой любимый домашний очаг, где я прожила столько счастливых лет. «Увижу ли я его когда-нибудь вновь?» — промелькнуло у меня в голове. Но время терять было нельзя, и я поспешно направилась к выходу.
Пройдя через двор, я открыла калитку и оказалась на дороге, которая вела к железнодорожной станции, расположенной как раз в противоположной стороне от рощи, откуда должны были скоро прийти домой с пикника папа и все остальные. На дороге никого не было видно. Я пустилась бежать без оглядки, и чем быстрее бежала, тем сильнее меня охватывал ужас. Мое сердце колотилось в груди и сжималось от боли.
Скоро меня обогнал крестьянин на телеге; он поглядел на меня и крикнул: «Беги, беги, не отставай, первой придешь к призовому столбу!» Я со страхом посмотрела на него и пустилась бежать еще быстрее. В деревне из ворот выскочила собака и принялась лаять на меня. Потом какой-то мальчишка встал мне поперек дороги, расставив руки и заграждая путь, но я проскользнула мимо него и побежала дальше.
Наконец я очутилась на станции железной дороги. Теперь все зависело от того, есть ли в ближайшее время какой-нибудь поезд. Я немного замедлила свой бег, чтобы отдышаться, и тут по сигналу семафора поняла, что ожидался поезд. Мне было безразлично, куда шел этот поезд, лишь бы мне удалось сесть в него.
Я поднялась на платформу и подошла к кассе.
— Куда направляется поезд? — спросила я.
— В Эксетер, — ответил кассир.
Город Эксетер, как я знала, находился на расстоянии примерно часа езды от нас.
— Дайте мне билет третьего класса, — распорядилась я. — И поскорее, мне не хотелось бы пропустить поезд.
Билет стоил два шиллинга. Я взяла билет и, как только поезд подошел к станции, быстро вскочила в вагон и опустилась на первую же скамейку в углу. Вагон был совершенно пуст. Я поблагодарила судьбу, что так удачно попала на поезд, и облегченно вздохнула. Что будет дальше — неизвестно, а пока я по крайней мере избежала страшного позора, угрожавшего мне в семейном кругу…