1
Рогов продолжал висеть на стропах парашюта, в то время как самолет производил головокружительные виражи, чтобы сбить пламя.
Его с силой отбрасывало в стороны, несколько раз он перевернулся в воздухе. Закружилась голова, но эта воздушная эквилибристика и спасла его от вражеских пуль.
Постепенно он обретал спокойствие и начал методично, не горячась, перерезывать ножом одну стропу за другой.
Наконец, Рогов с радостью увидел, что горящий самолет внезапно рванулся кверху, в темную муть неба. Одновременно он ощутил стремительное падение и дернул кольцо запасного парашюта. Знакомый толчок, и над его головой распустился огромный зонт.
Тем временем самолет продолжал свои виражи, чтобы сбить пламя. Кажется, это ему удалось. Во всяком случае, когда Рогов, приземлившись, глянул вверх, темный силуэт самолета находился уже далеко к востоку, а «Мессершмитт» уходил в противоположную сторону.
«С донесением, что здесь приземлились русские парашютисты, — подумал Рогов, освобождаясь от парашюта. — Тайное стало явным, черт возьми! А это очень плохо… Положение осложняется…»
Когда он забросил парашют в густые заросли кустарника и огляделся, вокруг лежала мрачная, холодная и неприютная ночь. Слух майора не улавливал ни малейшего звука. Конечно, лейтенант Кравчук был отсюда далеко, и, должно быть, уверен, что командир десантной группы погиб, прошитый пулями вражеского истребителя. Об этом, возможно, он донес и командованию.
Майор невесело улыбнулся. Если он не погиб, то только в результате какого-то чудесного случая. Он избежал и пуль, и огня.
Во всяком случае, он был жив, а значит, следовало жить и действовать. «Кто это сказал: жизнь есть действие?»
Вокруг простирался неведомый, словно бы нахохлившийся, угрюмый лес, весь окутанный густыми хлопьями тумана.
Моросил мелкий студеный дождь, смешанный со снегом. Кроны высоких сосен, темные, разлапистые ели, кое-где белоствольные березы с голыми сучьями, с которых то и дело со звоном падали крупные капли воды, — все это было придавлено тяжелым мокрым снегом, промозглым туманом и темной глухой ночью.
Среди этого безлюдья и черного молчания Рогов остался один.
2
Один… Впервые Рогов так ясно ощутил свое полное одиночество. Один в таком месте, где за каждым кустом мог таиться враг, где не обратишься с простым вопросом к первому встречному:
«А как, друг, пройти мне в Сухов?»
Когда-то люди говаривали: один в поле не воин. Оказалось совсем не так: можно и должно воевать и одному. В сущности, каждый десантник, сброшенный на парашюте во вражий тыл, становится воином в одиночку, сражается и не без успеха.
«А разведчик, отправляющийся в глубокий поиск? — продолжал размышлять Рогов. — А летчик с подбитого на вражеской территории самолета? Все, все они не складывают оружия, все остаются советскими воинами и дерутся, пока хоть капля крови течет в их жилах…»
Один в окружении врагов… Нет, вокруг здесь и друзья, и их больше, чем врагов… Во сто крат больше.
Продолжая размышлять, Рогов вынул карту из кармана меховой куртки и, осветив ее фонариком, постарался сориентироваться. Это оказалось не легким делом, так как он не мог определить пункт своего приземления.
Рогов прикинул в уме: на стабилизаторе он висел приблизительно три — три с половиной минуты. За это время самолет пролетел не менее 10 километров над лесом к северо-востоку. Следовательно, от своих десантников Рогов находится сейчас километрах в пятнадцати.
Он склонился над картой и увидел отмеченный лес, который был разрезан почти на две равные части шоссейной дорогой.
Все это, конечно, хорошо, но задача не решалась. Где он опустился? Уже за шоссе? Или, быть может, шоссе, как указано на карте, проходит отсюда к юго-западу, и, следовательно, пункт его приземления находится теперь к северо-востоку от шоссе? Хорошо бы встретить какого-нибудь местного жителя и расспросить его.
Но вокруг простирался глухой лес. К тому же, глубокой ночью — было около трех по часам Рогова — трудно встретить в лесу прохожего человека.
Есть не хотелось, но для предстоящего марша нужны были силы, и майор разжег костер, чтобы сварить в котелке пачку концентратов гречневой каши. Поев, он почувствовал себя значительно окрепшим.
Начинался серый и мутный рассвет.
Допустив, что он приземлился к северо-востоку от шоссе, Рогов наметил соответственный маршрут и, потушив костер, двинулся в неведомый путь, ориентируясь по компасу.
Но не прошел он и 2 километров, как в чаще кустарника увидел человека, который, сидя на пне, курил «козью ножку». Махорочный дымок сизыми пластами висел в сером и мутном воздухе, неохотно расплываясь.
«Раненько же парень за дело принялся», — подумал Рогов, и посмотрел на часы — была половина шестого.
На голову незнакомца был надет островерхий заячий треух, на плечах — дубленый полушубок, подпоясанный веревкой, за который засунут топор. Из под треуха выбивались пышные курчавые волосы цвета соломы; живые глаза, чуть, задумчиво глядели куда-то вдаль. Возле него лежало несколько срубленных молодых берез.
По всей видимости, это был житель какой-то деревни, находящейся поблизости, который пришел в лес за дровами.
Рогов обрадовался этой неожиданной встрече: представилась возможность расспросить дровосека о своем местонахождении.
Не замеченный незнакомцем, Рогов рассматривал его с большим вниманием.
Дровосек был молод, пожалуй, ему не исполнилось еще и 25 лет. Но кто он? Друг? Недруг?..
Дровосек был молод, пожалуй, ему не исполнилось еще и 25 лет. Но кто он? Друг? Недруг?
Рогов не спеша двинулся к незнакомцу. Тот, расслышав шаги, повернул голову. В светло-голубых глазах его не отразилось ни испуга, ни удивления. Он спокойно смотрел на приближавшегося Рогова, дымя «козьей ножкой».
— Здорово, — проговорил Рогов, избегая какого бы то ни было обращения — товарищ, гражданин, друг.
— А и вам здоровья, — ответил кудрявый дровосек, кивнув головой.
— Скажите, что это за место? — спросил Рогов и, помолчав, добавил: — Кстати, где здесь немцы поблизости?
— А вы кто такой? — в свою очередь спросил дровосек в треухе, не отвечая на вопрос Рогова, и, как тому показалось, спрятал в воротник полушубка насмешливую улыбку.
«Неужели здесь прослышали о десанте, — подумал Рогов. — Надо быть начеку… Что-то не нравится мне этот веселый парень с ухмылочкой…»
— Кто такой? — сказал Рогов без улыбки. — Русский человек…
— Да нынче всякое бывает, — протянул молодой дровосек. — По обличью будто русский, а по нутру…
Не закончив фразы, он прибавил:
— Недалеко от Болдырева находитесь… Пожалуй, верстах в двух прямо к северу. Ну, а насчет немцев, — не спеша продолжал дровосек, — то вчера в Болдыреве прибыло их не меньше роты…
— Ну, спасибо, — поблагодарил Рогов и почему-то прибавил насмешливо: — кум… Я пойду…
— Что ж, счастливого вам, — ответил дровосек и в тоне Рогова прибавил: — зятек…
Рогов улыбнулся и, кивнув дровосеку головой, отправился в путь.
Если этот парень говорил правду, то майору теперь не представляло большого труда ориентироваться на местности. На виду дровосека он повернул в противоположную от своего маршрута сторону, к востоку, намереваясь, отойдя подальше, повернуть на юго-запад, к шоссе. Там, возможно, могли находиться и его десантники, если только их уже не встретили проводники партизан, как об этом было условлено с командованием еще на аэродроме.
Удаляющийся Рогов слышал звонкий стук топора и возгласы дровосека, похожие на стон: — Ях-хь! Ях-хь! Ях-хь! — которые затихали по мере того, как майор уходил все дальше и дальше в глубь леса.
Когда звуки топора стали еле слышны, Рогов остановился, опять вынул карту, нашел деревню Болдырево и наметил свой маршрут.
Он ни мало не сомневался, что встреченный им дровосек был местным жителем, возможно, даже болдыревский.
Но майор очень удивился бы, если б мог видеть, как молодой дровосек спустя некоторое время прекратил рубку, огляделся и не спеша направился к зарослям кустарника. Там лежала его сумка, сшитая из домотканного сурового полотна, в которой обычно крестьяне носят с собой пищу. Развязав сумку, дровосек вынул не ломоть хлеба и кусок сала, чтобы подкрепиться, а портативную рацию размером не больше коробки из-под табака.
Еще раз внимательно оглядевшись, дровосек приступил к настройке. Загудел зуммер, и мерный стук ключа раздался в тишине леса. Казалось, дятел долбит кору дерева своим крепким клювом.
Но Рогов ничего этого не видел. Скорым шагом он шел по лесу, пока не выбрался на проселочную дорогу, которая вела в Болдырево и дальше, через эту деревню, к шоссе.
Если бы Рогову сказали, что в этот день ему доведется претерпеть множество самых невероятных происшествий, он бы, конечно, не поверил.
А между тем это было так. И лишь несколько минут отделяло его от события, в результате которого он чуть не стал жертвой немецких гестаповцев.
3
Ничего не подозревая, майор продвигался вперед, настороженно и зорко оглядываясь по сторонам.
Рваные лохмотья серых неприветливых туч внезапно рассеялись. Заголубело чистое холодное небо, засверкали радующие сердце яркие солнечные лучи.
Вскоре лес стал редеть, меж деревьями проглянуло поле, и Рогов увидел небольшую деревушку, расположенную на пригорке.
Это и было Болдырево.
Отныне Рогов уже не сомневался, что дровосек сказал ему сущую правду и что идет он верным путем.
Но это и встревожило его: днем пересечь поле вблизи деревни, где, к тому же, находились немцы, было более чем рискованно. А иного пути к шоссе не было. Ждать же здесь до ночи — значило окончательно оторваться от своей группы, запутаться в лесу и в конце концов очутиться в немецких руках.
Рогов прислонился к стволу сосны, достал из кармана коробку папирос, закурил и задумался.
Но этот день был полон неожиданных сюрпризов. В лесной тишине, справа от себя, он вдруг услышал уханье филина — он знал, что это условный знак партизан.
«Неужели мне повезло, и это партизанские проводники?» — подумал Рогов и, отбросив недокуренную папиросу, негромко ответил уханьем.
Еще несколько раз ухнул филин, и, наконец, майор увидел меж деревьями фигуру человека в дубленом полушубке.
Рогов не сомневался, что перед ним партизанский проводник, но его положение обязывало быть недоверчивым и настороженным, и он, сняв с шеи автомат, укрылся за сосной, поджидая человека в полушубке.
Когда тот подошел ближе, майор заметил его пышную окладистую черную бороду.
Продолжая ухать, чернобородый неуверенно продвигался вперед, уклоняясь в сторону от затаившегося Рогова. Наконец майор остановил его окриком:
— Не туда идешь… Я — здесь…
Чернобородый вздрогнул от неожиданности и остановился. Сквозь густую поросль его бороды и усов сверкнули белизной крепкие зубы — человек широко улыбался.
— А я и не приметил вас, — сказал чернобородый, старательно выговаривая каждое слово, и закинул на плечо винтовку, которую до этого держал на изготовку. — Здравствуйте, товарищ… Ну, вот, кажется, я и отыскал вас…
— Как это — «кажется»? — спросил Рогов.
— Ну, значит, если вы тот самый, за которым меня послали?..
— А кто вас послал? — допытывался Рогов.
Чернобородый ухмыльнулся.
— Известно кто — командир отряда… А вы, значит, отставший от десанта, который давеча приземлился здесь.
— Пароль! — наконец потребовал Рогов.
— Па-роль, — протянул чернобородый. — Про это, товарищ, знает только наше командование, нашему же брату, рядовому, видно, не положено знать… Да вы не бойтесь — люди свои…
Это могло быть правдой. Видимо, ради наиболее строгой конспирации командование партизанского отряда не сочло обязательным широко разглашать пароль и отзыв. Достаточно, если доставленные в партизанский лагерь десантники произнесут свой пароль, в ответ получат отзыв и, тем самым, станет ясно, что не какие-то чужаки проникли в отряд.
Удовлетворившись ответом чернобородого, Рогов решил довериться ему, как партизанскому проводнику. Предложив своему провожатому итти вперед, майор отправился вслед за ним, держа на изготовке автомат.
«В случае чего, — подумал он, — я успею уложить его раньше, чем он что-нибудь предпримет против меня».
Впрочем, это было лишнее: майор не сомневался в своем провожатом.
Единственно, что его привело в некоторое недоумение — это путь чернобородого. Тот двинулся не по маршруту, намеченному Роговым и, как он думал, верному, а совсем в противоположную сторону — не к шоссе, а назад.
— Стой-ка, друг! — наконец проговорил обеспокоенный Рогов. — Кто-то из нас, видно, ошибается — или ты, или я.
На лице чернобородого отразилось недоумение: круглые, цвета каленого ореха, глаза его еще более округлились, на лоб легли глубокие складки.
— Почему это я ошибаюсь? — спросил он.
— Да потому, что, как мне думается, нам надо итти к юго-западу, а не к востоку.
— Мы и идем туда, товарищ, — ответил проводник, пожимая плечами. — Только я хочу обойти Болдырево лесом и выйти к большаку. А здесь — вы же сами видите — чистое поле… Разве пройдешь незаметно?..
Это было настолько справедливо, что Рогов с досадой подумал, почему не ему пришла в голову такая простая мысль.
Продолжая продвигаться вперед — первым чернобородый, за ним — Рогов, они достигли небольшой полянки.
Слева со стороны Болдыреве послышалось ржание лошади, потом раздался чей-то громкий крик: «Ого-го-го!» — и все стихло.
Остановившись на опушке, проводник некоторое время чутко вслушивался, озираясь по сторонам, затем обернулся к Рогову, взмахнул рукой и двинулся через поляну.
Но не достиг он и середины ее, как вдруг из густых зарослей напротив раздался сухой выстрел, и чернобородый сразу остановился, как будто ткнувшись в невидимое препятствие, потом рухнул на землю.
Рогов стремительно отскочил в сторону и лег за невысокий кустик, росший на поляне. Автомат он держал наготове, но больше выстрелов не было, никто и не появлялся из густых зарослей леса. Раскинулась настороженная тишина.
4
Следовало что-то предпринять. Лежать на мокрой холодной земле, выжидая, было нелепо, и Рогов сначала медленно и ползком, а затем резким рывком перескочил полянку и скрылся в спасительных зарослях леса.
Этот день был поистине днём неожиданных и частых сюрпризов. Только Рогов вступил под защиту густого кустарника, как навстречу ему шагнул человек с винтовкой на плече. Рогов вскинул свой автомат, и вдруг глаза его широко раскрылись от удивления: в человеке он узнал давешнего молодого дровосека в заячьем треухе.
— Ну как, кум, испугался? — спросил тот с легкой усмешкой.
Рогов насупил брови. Ему не понравилась эта явная насмешка над ним.
— Кто вы такой? — спросил он строго.
— Неужели не узнали «кума»? — все так же насмешливо и беззлобно улыбаясь, проговорил дровосек. — А ведь я только что спас вас от немцев, — добавил он, уже без улыбки, вполне серьезно. — Этот чернобородый, — не знаю, как вы ему доверились, немецкий ефрейтор, по фамилии Мюллер и вел он вас прямо в Болдырево, где со вчерашнего дня орудуют эсэсовцы.
Рогов прищурил глаза: где же здесь правда? И кто из них провокатор — убитый чернобородый или этот «дровосек» с винтовкой за плечами? Ведь могло быть и так: немецкий наймит убил партизанского проводника, теперь пытается играть его роль, чтобы предать десантника в руки немцев?
В самом деле, где правда?
— Дурачков нашел разыгрывать! — произнес со злостью Рогов, направляя дуло автомата в грудь «дровосеку». — А ну-ка, руки вверх!..
Улыбаясь, парень подчинился приказу.
— Конечно, верить мне так вот сразу не приходится, — проговорил он. — Да ведь для этого у на с есть по заветному словцу… Вот, скажем, мое: «Волга».
«И стоит на ней героический Сталинград» — ответил Рогов и радостно улыбнулся, опуская автомат. — Привет вам, товарищ!
Спустя минуту, склонясь над картой Рогова, «дровосек» говорил:
— Вам следует обойти Болдырево с юга и затем круто повернуть к западу… Это будет вот здесь, — ткнул он пальцем в карту. — Отсюда до шоссе 6 километров. Но к шоссе вы близко не подходите, остановитесь вот здесь у болота и ждите, пока вас не найдут партизанские проводники…
— А вы кто же, товарищ? — с удивлением спросил Рогов, до этого убежденный, что перед ним один из партизан, посланных на розыски десантников.
— Я? Я, товарищ, имею особое задание… Прощайте!.. Счастливого пути!..
Точно придерживаясь намеченного «дровосеком» маршрута, Рогов к трем часам пополудни вышел к болотцу, заросшему редким кустарником, чахлыми березками, осинником и ивняком.
По временам до слуха Рогова долетал стрекот автомашин, лязг колес телег, топот подкованных коней, — там лежал большак, шоссейная дорога, ведущая к Сухову.
Майор отыскал холмик, присел, отломал от шоколадной плитки два квадратика и съел их.
Эго был его обед.
Закурив, он откинулся на ствол сосны и устало закрыл глаза.
Вокруг лежала морозная тишина. Не слышалось писка пичуг и их веселой возни в кустах.
Лишь по временам со стороны шоссе доносились звуки движения.
Рогов сидел, курил и думал.
Внезапно треск сухой ветки под чьими-то ногами заставил его вскочить и схватиться за автомат. Но было уже поздно: он оказался в кольце направленных на него дул немецких автоматов.
Стало ясно: «дровосек» обманул его, воспользовавшись паролем, о котором каким-то путем узнали немцы.
5
Рогов шагал медленно, заложив руки за спину и опустив голову.
Прошло немногим больше двенадцати часов после того, как он выбросился из самолета, а события за это время развивались так стремительно и с таким разнообразием, что майор только сейчас смог восстановить все в своей памяти.
В результате наслоения этих событий достоверно стало одно: он, командир десантной группы, окончательно выбыл из строя. Не убил его вражеский «мессер», удалось ему благополучно приземлиться, зато сейчас он попал в цепкие лапы.
Это было начало конца.
Что ждало его впереди? Что будет с ним через какой-нибудь час?
Он знал — немцы не ограничатся его убийством. Нет, они попытаются выведать все подробности о десанте.
Он вдруг вспомнил о тех гестаповских пыточных камерах, которые ему довелось видеть в некоторых освобожденных районах.
В одной из таких пыточных камер Рогов однажды застал умирающего патриота, у которого в подошвы обеих ног были вбиты короткие с широкими шляпками гвозди.
Видел майор и подобие древней дыбы, и заостренные колья с насаженными на них людьми, и многое другое, настолько дикое, что нормальный человеческий ум не в состоянии был понять всю эту чудовищную нелепость.
Чего добивались фашистские садисты от своих жертв? В первую очередь, нужных им сведений.
И Рогов на мгновение представил себя на их месте.
Выдержит ли он нечеловеческую муку? Хватит ли у него духовных сил держаться с достоинством до последнего вздоха?
Важно было одно: молчать! Претерпеть все и молчать. Дыба, кол, гвозди — молчать. Ни одного слова! Онеметь!
Где те силы, которые помогут ему все вытерпеть, все испытать и молчать, молчать, молчать?!
Кто даст ему эти силы?
Молчать! Молчать! Молчать!
Он шел, опустив голову, весь поглощенный мыслями о предстоящих пытках и о тех силах, которые скуют ему челюсти, отнимут язык, заглушат дыхание.
Молчать!
Он шел, не замечая ни дороги, ни своих конвоиров.
И вдруг услышал:
— Стой! Кто идет? — и поднял голову.
Перед ним расстилалась продолговатая большая поляна, где были расположены палатки, землянки, шалаши. Он заметил также несколько станковых пулеметов, два полевых орудия, три танкетки…
Да ведь это партизанский лагерь!
Еще несколько шагов — и он услышал звонкий девичий голос:
— Товарищ командир! Доставлен неизвестный гражданин… Кто он, узнаете сами. Я же думаю, что из тех переодетых прохвостов, о которых сообщал «Днепр», так как он не знает пароль…
При этих словах Рогов улыбнулся и посмотрел на девушку. С волосами, запрятанными под шапку-ушанку, она была похожа на подростка-мальчишку, и, видимо, потому он не обратил на нее в лесу никакого внимания.
Взгляд синих глаз девушки был суров и печален, черные брови ее сходились у переносья, образуя сплошную линию, протянутую от висков через весь лоб.
Она отдавала рапорт коренастому крепкому партизану с широкой окладистой бородой, уже подернутой сединой. Рядом с ним стоял высокий, гладко выбритый человек, который грыз черенок давно потухшей трубки.
«Командир и комиссар», — подумал Рогов.
— Кто вы такой? — обратился к майору человек с трубкой.
— Я предпочел бы поговорить об этом в другом месте, — заявил Рогов.
— Прошу, — и жестом руки человек с трубкой пригласил майора спуститься в землянку.
Только теперь Рогов полностью осознал, что все необычайные происшествия сегодняшнего дня закончились, и сейчас он находится не в руках врагов, а в окружении друзей.
— Ну, дорогие Товарищи, здравствуйте! — весело проговорил Рогов. — Все-таки мне удалось достичь цели своего путешествия и, кажется, раньше своих десантников.
Комиссар и командир, выжидая, с недоверием молчали.
— Я — «товарищ Степной», прибывший к вам для выполнения операции номер шесть.
6
Только после прибытия в лагерь десантников во главе с Кравчуком и Хохловым стало ясно, почему Москва в последней своей радиограмме уведомляла, что «о „товарище Степном“ будет сообщено в свое время».
Сразу же после приземления Звягинцев радировал в Москву, что десант в полном составе, за исключением его командира майора Рогова, приземлился благополучно в районе высоты 157,2. Майор же Рогов, видимо, погиб, не успев выброситься, так как на самолет неожиданно напал вражеский «мессер», обстрелял его и поджег.
Там, в Москве, предполагали, что если гибель Рогова подтвердится, послать для руководства операцией № 6 другого командира с той же конспиративной кличкой.
Поэтому и приказывала Москва командиру отряда Птицыну ждать дальнейших распоряжений.
— Срочно радируйте командованию, — приказал Рогов Звягинцеву, — что ваше первое радиодонесение оказалось ошибочным и что десант в полном составе приступает к операции № 6.
Птицын внимательно рассматривал человека, к которому отныне переходил весь партизанский отряд под общее командование, отодвигая его, командира Птицына, на второй план.
Энергичное, худощавое лицо советского командира, его широкий лоб с выпуклыми надбровными дугами, седеющие виски и спокойный взгляд темносерых глаз говорили о твердой воле, решительности и уме.
Самолюбивый Федор Кузьмич Птицын, ожидавший встретить молодого, горячего офицера, неопытного в трудной и сложной партизанской борьбе, был приятно разочарован.
«С таким, пожалуй, повоевать не плохо», — подумал он и обратился к Рогову:
— Кстати, товарищ майор, расшифруйте нам слова: «Операция № 6».
— Взрыв бензобашен, питающих всю здешнюю армейскую группировку немцев…
Птицын невольно присвистнул: легко сказать — взрыв четырех бензобашен! Они врыты глубоко в землю, а сверху покрыты стальными колпаками. Помимо того, бензобашни зорко охраняются, и сейчас, в связи с выброской десанта, по донесению «Днепра», генерал-майор Зитц укрепил гарнизон полковника Качке двумя батальонами СС.
— Да знаете ли вы, товарищ, что собою представляют эти бензобашни и как они охраняются? — воскликнул Птицын. — Мы тоже не лыком шиты, пытались их взорвать, да ничего у нас не вышло, дери их курица!
— Знаю, — ответил Рогов. — Вот потому-то наше командование и сочло необходимым поручить это дело специалистам подрывникам-саперам, товарищ Птицын. Это — приказ… И он должен быть выполнен во что бы то ни стало! Мы обязаны обескровить этот участок фронта.
После короткого отдыха партизаны пригласили гостей на обед, а после обеда в землянке начался военный совет.
На совете присутствовали Птицын и Чернопятов, Вера Холодова и Алексей Найда — первый помощник командира отряда, молодой светлорусый гигант, человек необычайной храбрости и страстно ненавидевший фашистов.
Со стороны десантников были Рогов, Кравчук, Звягинцев, Гапаридзе и Хохлов.
— Товарищи, — открыл Рогов совет. — Я наметил план, который прошу вас внимательно выслушать и о котором прошу высказаться. Первая часть плана сводится к следующему: нам необходимо ввести в заблуждение фашистского полковника Качке…
— Проще говоря, обмануть его, — забасил Найда.
— Совершенно верно: обмануть, — согласился Рогов. — Для этой цели необходимо сделать так, чтобы Качке был убежден, будто им разгромлен наш десант… И чем больше у него будет этой уверенности, тем успешнее мы проведем нашу операцию по взрыву бензобашен.
— Что-то мне не вполне ясно, — заметил Птицын. — Как же это сделать?
— Я предлагаю, — продолжал Рогов, — создать небольшой отряд, скажем, из двенадцати-пятнадцати человек, в который войдут и десантники, и партизаны. Под видом сброшенного с самолетов десанта отряд ввяжется в бой с вражескими силами, высланными Качке для уничтожения нашего десанта, и как будто даст себя разгромить… Таким образом, немцы будут убеждены, что они полностью разделались с десантом, и ослабят свою бдительность…
— Абсолютно верная мысль, — проговорил Чернопятов. — Хорь станет праздновать «победу», и настороженность его ослабнет… Но… но, товарищи, в плане майора есть существенное «но»… Наш отряд будет, конечно, по численности в несколько раз меньше вражеских сил.
— Правду сказал комиссар, — подтвердил Птицын.
— Да, товарищи, — продолжал Рогов, — наш отряд будет в несколько раз меньше вражеских сил. Все это так… Но у отряда есть другие преимущества, которых у немцев нет… Ведь каждый партизан знает в лесу любую тропинку, любой куст, и это поможет ему ловко маневрировать, бить врага наверняка и отступать в такие места, куда враг и не сунется. Поэтому наш отряд при умелом и мужественном поведении бойцов сможет провести намеченную операцию с самыми незначительными потерями… Если, вообще, эти потери будут…
— Ваша правда, товарищ майор, — горячо и взволнованно проговорил Найда. — Наш отряд навяжет бой немцам в выгодных для себя условиях, — и это уже часть победы… Потом, при ловком маневрировании, мы сможем избежать потерь… Ну, а если нужно будет, то все погибнем, а приказ выполним…
— Хорошо сказано, товарищ, — подхватил Кравчук. — Прошу назначить меня в эту группу, товарищ майор…
— Мы пойдем вместе с Кравчуком, товарищ майор, — сказал Звягинцев. — Я, Гапаридзе и Камнев…
— Прошу меня назначить в помощь лейтенанту Кравчуку, — заявил Найда.
— Товарищ майор, — сказала Вера, — отряд не может пойти в бой без медицинской помощи. А я уж не раз выполняла обязанности медицинской сестры…
— Утверждаю командиром группы лейтенанта Кравчука, — проговорил Рогов. — Товарищ Найда будет его помощником. С ним отправятся Звягинцев, Гапаридзе, Камнев и Холодова… Остальных девять человек прошу назначить вас, товарищ Птицын, по вашему усмотрению. Выступает группа ровно через час…
Смешливый Гапаридзе не удержался, чтобы не сострить:
— Мы должны, товарищи, во что бы то ни стало помочь полковнику Качке получить железный крест за «уничтожение» русского десанта…
— Вот уж, как говорится, — забасил Птицын, — у сатаны будут новые штаны, курица его дери! Хорю-то, товарищи, и невдомек, что мы печемся о награде для него…