одном ханстве жил бедный пастух со своей женой. Родился у них сын. Назвали они сына Гунан. Прожил мальчик день, — его уже и в овчину не завернуть, — мала. Прожил два дня, — его уж и в две овчины не завернуть. Пять дней прожил, — пяти овчин мало.
Вот какой рос батор!
Подарил отец Гунану рыжего жеребёнка, сделал седло, лук со стрелами, уздечку дал. Стал Гунан на охоту ездить. Хорошо ездил. Вернётся с охоты, лисьи шкуры на шапку привезёт, у седла зайцы битые болтаются.
Один раз теми местами проезжал хан. Услышал он, как народ говорит про Гунана:
— Какой батор растёт! Быть ему ханом! А то наш хан, точно лошадь опоённая: ест много, а работы делать не может.
Рассердился хан, решил погубить Гунан-батора. Приказал он привести к себе сына пастуха. Когда привели, — сказал:
— Слыхал я, что храбрее тебя нет в моём ханстве человека. И ещё слыхал, что быстрее твоего рыжего жеребёнка нет на свете лошади. Поезжай в южную сторону, где живёт десятиголовый мангус, привези его к моей юрте.
— Ладно, — говорит Гунан. — Готовьте для людоеда яму глубокую!
Оседлал батор рыжего жеребёнка, взял с собой укрюк7 в сто саженей длины и поехал в южную сторону. Где другие ехали год, он ехал месяц, — месяц езды пробегал жеребёнок в один день.
Мчится батор по степи — ветер в ушах свистит. Вдруг остановился жеребёнок посреди дороги, попятился, на дыбы взвился.
Спрашивает Гунан:
— Почему остановился? Почему не стелешься по степи?
Отвечает конь:
— Видишь вдалеке, там, где небо с землёй сливается, чёрное пятно?
— Вижу, — говорит Гунан. — Это гора большая.
— Не гора это, совсем не гора. — То сидит на своей лошади мангус — десятиголовый людоед.
— Скачи на него! — закричал Гунан и сорвал с плеча лук.
— Нет, — сказал рыжий жеребёнок. — Пока мангус сидит на лошади, — его никто не победит. Надо, чтобы он сошёл с коня. Слушай, что делать дальше. Возьми укрюк длиною в сто саженей и спрячься на дереве.
Так и сделал Гунан. Залез на дерево, укрюк в руках держит, ждёт, что дальше будет.
А мангус увидал, что по степи жеребёнок бегает, стегнул своего коня, — конь за минуту трёхдневный путь промчался.
Подбежал рыжий жеребёнок к дереву, стоит, с места не трогается.
Слез мангус с лошади, снял с пояса недоуздок, стал его на рыжего жеребёнка надевать. Тут Гунан сразу же накинул на людоеда укрюк, спрыгнул с дерева на своего жеребёнка и помчался быстрее огня в сухой степи.
Едет Гунан-батор, волочит мангуса за собой волоком.
Вскоре услышали в ханской юрте такой грохот, что кони все вздыбились, коровы замычали, овцы заблеяли, горы вдали осыпались.
Испугался хан, а старый его советник спрашивает:
— Знаешь ли, о, повелитель, почему такой шум в твоём ханстве?
— Это землетрясение! — отвечает хан. — Видишь, горы колеблются?
— Нет, — сказал старый советник. — Это мангус к твоей юрте приближается!
Слова не успел докончить советник, а уж перед ханской юртой лежит мангус. Ворочает людоед своими десятью головами, шипит, а вырваться не может, потому что его держит на укрюке железной рукой Гунан-батор.
Посадили мангуса в яму тридцати саженей глубины; хан говорит Гунану:
— Такого батора нет ни у одного хана. Оставайся в моей юрте, будешь у меня нойоном8. Дам тебе табун лошадей, табун коров, отару овец, верблюдов дам, дочь свою в жёны дам.
Ответил Гунан хану:
— Ханская юрта хороша, а родительская лучше. Богатство хорошо, а воля лучше.
Сказал так и поехал на своём рыжем жеребёнке в юрту родителей.
Пять дней прожил Гунан в родительской юрте, на шестой прискакали за ним ханские цирики.
— Тебя хан зовёт, спеши за нами!
Сел Гунан на рыжего жеребёнка, приехал к хану.
Хан говорит:
— Храбрее тебя нет в моём ханстве батора. Быстрее твоего рыжего жеребёнка нет на свете лошади. Привези мне в жёны дочь могучего Ирибсын-хана, и я сделаю тебя своим наследником. А не привезёшь, — брошу собакам на съедение!
Повернул Гунан жеребёнка, поехал с отцом проститься перед дальней дорогой. Старый пастух говорит:
— Не добраться тебе до государства Ирибсын-хана. Будет на твоём пути мёртвая река. Мёртвую реку не переплыть ни человеку, ни коню. На кого капля воды из той реки упадёт, тот умрёт сразу же. За мёртвой рекой раскинулось красное море. На кого капля воды из красного моря попадёт, — заживо тот сгорит.
Ничего не испугался Гунан. Сел на рыжего жеребёнка, поехал. Где другие ехали год, он ехал месяц — месяц пути пробегал жеребёнок в один день.
Скоро увидел Гунан мёртвую реку. Сорвал он камышинку, опустил её в воду, — пожелтела камышинка, завяла сразу.
— Правду говорил тебе отец, — сказал жеребёнок. — Нельзя эту реку переплыть.
Загрустил Гунан. Стал утешать его рыжий жеребёнок:
— Не печалься. Позову я на помощь старшего брата. Он нам поможет!
— Кто же твой брат? — спрашивает Гунан.
— Другим не говорил, тебе скажу: брат мой — степной ветер.
Повернул рыжий жеребёнок голову на восток, заржал.
Примчался ветер к мёртвой реке, быстрее, чем мигает глаз, поднял на воздух рыжего жеребёнка с всадником и перенёс их на другой берег.
Поехал Гунан дальше. Где другие ехали год, он ехал месяц, — месяц пути жеребёнок пробегал в один час.
Скоро достиг он берега красного моря.
Сорвал Гунан камышинку, бросил в море; камышинка вспыхнула, сгорела мигом.
— Правильно говорил тебе отец, — сказал жеребёнок. — Не переплыть это море.
Загрустил Гунан.
Опять повернул рыжий жеребёнок голову на восток, заржал громче прежнего.
Час прошёл — нет старшего брата. Второй час-прошёл — не приходит помощь.
Вдруг увидел Гунан — тучка появилась далеко в небе. Поплыла тучка навстречу Гунану, на глазах стала расти.
— Эту тучку к нам старший брат гонит, — сказал рыжий жеребёнок.
Верно сказал. Поравнялась чёрная туча с Гунаном, опустилась на берег и покрыла его точно войлоком толстым. Гунан и жеребёнок вскочили на тучу, ветер поднял её высоко в небо, понёс через красное море.
Когда пропало из глаз море, опустилась туча на степную дорогу, и поехал Гунан дальше. К утру достиг он земли Ирибсын-хана, увидел множество юрт, толпу народа разного.
— Что за праздник, почему людей столько? — спрашивает Гунан.
Отвечают ему:
— Большой праздник у нас. Состязаются сегодня в играх два батора: Шамдагай и Урту. Кто из них одержит победу, за того Ирибсын-хан дочь свою отдаст в жёны.
Подъехал Гунан к ханской юрте, вошёл к хану.
— Что тебе надо? — спрашивает сердито Ирибсын-хан. — Почему покой мой нарушаешь?
— Хочу с твоими баторами в играх состязаться, — отвечает Гунан.
— Цза! — удивился хан. — Играй!
В полдень начались игры. Поначалу в цель стреляли. Воткнули в дубовый пень иглу железную, отъехали на месяц езды от того пня, начали стрелять.
Первым целился Шамдагай. Два дня натягивал тетиву, на заре третьего дня выпустил стрелу в цель. Одного пальца не долетела стрела до цели, упала у самого пня. Завизжал от злобы Шамдагай, сломал о колено свой лук.
Стал Урту целиться. Четыре дня натягивал Урту тетиву, на заре пятого — выпустил стрелу в цель. На один палец пролетела стрела дальше. Упала сразу же за пнём. Завизжал от злобы Урту, сломал о колено свой лук.
Тогда вышел Гунан с отцовским луком. Три дня натягивал он тетиву. На заре четвёртого выпустил стрелу в цель. Прямо в игольное ушко попала стрела Гунана.
После началась борьба. Три дня боролся Шамдагай с Урту, три дня жали они друг друга к земле. На том месте, где прижал к земле Шамдагай Урту, стал ров глубиною в пять саженей. Ходит Шамдагай вокруг рва, хвастается:
— Нет сильнее меня батора. Придётся хану отдать мне свою дочь в жёны.
Говорит ему Гунан:
— Хочу с тобой силой помериться, узнать, — крепко ли на ногах стоишь?
Стали они бороться. Пять дней жали друг друга к земле. Топнул Гунан ногой о землю — и на том месте земля треснула. Провалился Шамдагай в трещину — еле успели полумёртвого за волосы вытащить.
Настал день для последней игры.
Утром выехали на своих конях в степь Шамдагай, Урту и Гунан. Под Шамдагаем конь саврасый, горячий — искры из глаз летят. Под Урту конь чалый, свирепый — из ноздрей пламя вырывается. А под Гунаном рыжий жеребёнок, маленький, смирный.
Смеются люди над Гунаном:
— На такой лошади только за овцой гоняться!
Приехал смотреть скачку Ирибсын-хан, дочку с собой привёз — красавицу Цэцэг9.
Увидел сын пастуха Цэцэг, — сразу влюбился в неё. А ханская дочь, как увидела Гунана, сказала отцу:
— Буду я женою батора, что владеет рыжим жеребёнком!
Рассердился хан, закричал на дочь:
— Не тебе выбирать мужа! Кто первый доскочит до горы, тот и будет твоим мужем!
Взмахнул хан рукавом — и три батора понеслись к горе. Впереди поскакал саврасый конь, за ним — чалый, а позади всех — рыжий жеребёнок.
Увидела Цэцэг, что отстал Гунан, — горько заплакала, убежала от людей в юрту.
Наклонился Гунан к уху жеребёнка, говорит:
— Обогнали тебя саврасый и чалый. Не быть красавице Цэцэг моей женой, а я без неё и жить не хочу!
Сказал рыжий жеребёнок:
— Не печалься, разгладь свои морщины!
И, так сказав, повернул голову на восток и заржал.
Сразу налетел из степи ураган и стал дуть навстречу чалому и саврасому. Стегают Шамдагай и Урту своих лошадей, а те — ни с места. Обогнал их рыжий жеребёнок, первым примчался к горе. Все люди, которые были тут, закричали радостно. Вышла на крик из юрты Цэцэг — посмотреть, кому она в жёны досталась: Шамдагаю или Урту. Видит, — едет к хану на рыжем жеребёнке Гунан, а те двое и до горы еще не доскакали.
Нахмурился хан, говорит Гунану:
— Ты батор из чужой земли. Не знаю я, какой ты кости. Но слово моё остаётся, — забирай в жёны мою дочь. Только знай: не дам я тебе в приданое ни золота, ни серебра, ни одежды, ни лошадей, ни коров, ни верблюдов, ни овец, ни пастбищ. А остальное проси, чего хочешь.
Сказал так хан, а сам думает: «Не захочет он взять жену без приданого».
Посадил Гунан невесту позади себя на рыжего жеребёнка и ответил хану:
— Не надо мне ни золота, ни серебра, ни одежды, ни пастбищ. Вместо лошадей дай мне только жеребят. Вместо коров дай только телят. Вместо верблюдов дай только верблюжат. Вместо овец дай только ягнят.
Хан так и приказал сделать.
Попрощались Цэцэг и Гунан с ханом, погнали перед собой табунок жеребят, телят, верблюжат и ягнят. Немного проехали, — слышат шум позади. Оглянулись, а за ними табун громадный бредёт.
Удивилась Цэцэг, а Гунан говорит:
— Сын пастуха лучше хана знает повадки животных. Всегда так бывает: куда ягнёнок, туда и овца; куда верблюжонок, туда и верблюд. Этот большой табун за своими детьми идёт. Хану теперь его не вернуть.
И поехал Гунан со своей невестой в далёкие земли, где и хана еще никакого не было. Там он зажил счастливо с Цэцэг.
А когда пришло начало первого месяца осени, сел он на рыжего жеребёнка и примчался к старой юрте родителей. Увидал у юрты отца и мать и сказал:
— Собирайтесь, поедем ко мне жить.
Старики так и сделали, поехали с ним. И до конца дней жили они в почёте и любви.
А Гунан и жена его всегда заботились, чтобы у рыжего жеребёнка был овёс и свежая трава.
