аз так случилось, что тигрёнок встретился с бычком. Тигрёнок сказал:
— Давай жить вместе.
Бычок сказал:
— Давай.
Они стали жить вместе и подружились.
Однажды тигрёнок нашёл на дороге колокольчик, подвесил его бычку на шею, сказал:
— Если тебя кто-нибудь обидит без меня, я услышу звон и прибегу к тебе на помощь!
Он попрощался с бычком и пошёл на охоту. Только дошёл до ближних гор, слышит — колокольчик заливается, Бросился тигрёнок обратно, прибежал, видит — ходит бычок по лугу, траву щиплет.
— Что случилось? — спрашивает тигрёнок. — Кто на тебя напал?
— Муха мне на лоб села, — говорит бычок. — Я, конечно, испугался, на помощь тебя позвал.
Успокоился тигрёнок, снова на охоту отправился. Недолго охотился: опять ветер донёс к нему звон колокольчика. Изо всех сил понёсся тигрёнок на помощь своему другу. Прибежал, а бычок лежит в тени, траву жуёт.
— Кто тебя обижал? — спрашивает тигрёнок.
— Никто не обижал, — отвечает бычок. — Просто мне жарко было, я и стал головой мотать.
Пошёл третий раз тигрёнок на охоту и опять услышал звон колокольчика. Но теперь он не побежал на помощь бычку, подумал, что тот опять испугался мухи.
К вечеру вернулся тигрёнок домой, смотрит — нет на лугу бычка. Убили его охотники, мясо съели, шкуру с собой забрали, кости в траве оставили. Взвыл от горя тигрёнок:
— Это я виноват в его смерти, не прибежал к нему на звон колокольчика!
Затосковал о своём друге тигрёнок. На охоту перестал ходить, есть перестал, о бычке всё вспоминает. Так прошло сколько-то дней, совсем ослабел от голода и тоски тигрёнок.
Понял он, что скоро умрёт, приполз к костям своего друга, лёг рядом и умер к вечеру.
И тогда над степью раздался громкий голос ветра:
— Кто любит друга больше жизни, тот будет жить и после смерти!
Много месяцев прошло, год прошёл с тех пор. Остались от тигрёнка одни только кости.
Вот как-то гнал той степью ханский пастух отару овец. Он увидел кости в траве, выкопал яму, закопал их и пошёл дальше своим путём.
Два года прошло после смерти друзей — бычка и тигрёнка, — и на месте их могилы выросли два стройных, густых дерева. Каждое утро на восходе солнца из листвы этих деревьев спускались на землю два весёлых мальчика. До заката они играли на лужайке, а когда солнце пряталось за гору, снова исчезали в листве.
Осенью ханский пастух опять пригнал на лужайку отару овец.
Когда взошло солнце, увидел он, как из листвы деревьев спустились на лужайку два мальчика. Удивился пастух, — откуда на дереве мальчики появились?
Вечером рассказал он жене про то, что видел, а жена рассказала про мальчиков соседке, а соседка — своему сыну, а сын — проезжему нойону, и дошла весть о мальчиках до хана.
Приказал хан своему тушимэлу12 взять отряд цириков и привести к нему мальчиков. Поехал тушимэл с цириками выполнять приказ хана. Окружили они рано утром деревья, ждут, когда солнце взойдёт. Только солнце показалось — спрыгнул с дерева один мальчик. Схватили его цирики, вязать стали. А тушимэл закричал:
— Что вы наделали! Надо было второго подождать! Теперь второй мальчишка ни за что не спустится на землю!
Ошибся тушимэл. Не оставил в беде своего друга второй мальчик. Он спрыгнул с дерева и стал отбивать его от цириков. Но не мог он один справиться с целым отрядом. Схватили его цирики и тоже связали.
В тот же день привёл тушимэл мальчиков к хану. Хан посмотрел на мальчиков, сказал:
— Мне нужно много цириков, чтобы они охраняли моё царство. Из этих безродных мальчишек вырастут хорошие воины. А пока пусть они помогают пастухам пасти моих неисчислимых овец, коней и верблюдов.
Стали мальчики работать на хана. Одного мальчика назвали Алтай Гу, другого — Мунгун Гу. Десять лет пасли они ханские стада и незаметно стали из мальчиков юношами. Были они широкоплечие, гибкие, сильные, любили скакать на лошадях, из лука стрелять в цель, на мечах рубиться. И по прежнему не могли они друг без друга дня прожить, ели из одного котла, спали в одной юрте, на одной кошме.
Раз к их юрте прискакал цирик, закричал:
— Великий хан приказал Алтай Гу сегодня же отправиться на войну! Поезжай за мной.
Солдатские сборы коротки. Обнял Алтай Гу своего друга, вскочил на коня и поскакал за цириком.
Много прошло с этого дня месяцев, и не было такой минуты, чтобы Мунгун Гу не вспомнил бы о своем Друге.
Однажды приехал к Мунгун Гу старый тушимэл и сказал:
— Хан наш — жить ему тысячу лет — приказал тебе отправиться на восток, в царство Харгэрт-хана, выкрасть у него десятую дочь и привезти сюда. Наш хан хочет сделать её своей женой. Вот тебе на дорогу три кошелька с деньгами. Если ты не выполнишь приказания нашего хана, — тебя бросят живого в котёл кипящий!
— А как я узнаю, которая дочь десятая? — спросил Мунгун Гу.
— Нет ничего проще: у всех дочерей Харгэрт-хана косы чёрные, а у десятой дочери три золотых волоска в косе блестят.
Оседлал Мунгун Гу коня, отправился в царство Харгэрт-хана.
Долго ехал он, много ночей провёл у костра в степи и раз на заре встретил бедного пастуха.
— Куда держишь путь, отец? — спросил Мунгун Гу.
Сказал старик:
— Пас я у злого хозяина овец, одна овца убежала. Вот ищу её. Не найду, — убьёт меня хозяин.
— Не горюй, — говорит Мунгун Гу. — Вот тебе кошель с деньгами — хватит здесь целую отару купить.
Поклонился старик:
— Спасибо тебе, батор. Возьми себе мой пастушеский посох, может, он тебе пригодится.
Засунул Мунгун Гу за пояс пастушью палку, поехал дальше. На другой день встретил он ещё одного старика:
— Куда держишь путь, отец? — спрашивает Мунгун Гу.
— К сыну иду. Да, видно, не добрести мне до его юрты. Пал у меня в дороге конь, а пешком дойти сил не хватит.
— Твоей беде можно помочь, — сказал Мунгун Гу. — Вот тебе кошель с деньгами, — можешь купить себе целый табун лошадей.
Поклонился старик:
— Спасибо тебе, батор. Прими от меня эту баранью кость. Может быть, она пригодится тебе в дороге.
Положил Мунгун Гу кость в сумку, поехал дальше.
К вечеру увидел он в степи третьего старика. Старик сидел у костра и грустно смотрел в огонь.
Спросил Мунгун Гу:
— Почему ты, отец, мёрзнешь в степи на ветру, а не сидишь у очага в юрте?
— Беден я, и нет у меня юрты, — сказал старик. — Видно, так и умру в поле под кустом.
— Пусть ветер унесёт твои слова! — Вот деньги, — купи себе просторную юрту.
Вскочил старик с земли, вытащил потухший уголёк из костра, подал Мунгуну Гу:
— Возьми, может пригодится!
Положил Мунгун Гу уголёк за пазуху, поехал дальше, на восток.
Много дней и ночей провёл он в седле, всё ехал и ехал, пока не увидел дворца Харгэрт-хана.
Дождался Мунгун Гу ночи, подошёл неслышно к дворцу. Тут на него бросился с лаем огромный пёс. Вспомнил Мунгун Гу про баранью кость, швырнул её псу, — собака и забыла про него.
Вошёл Мунгун Гу во дворец, — сразу увидел дочь Харгэрт-хана — красавицу Оюн с тремя золотыми волосками в чёрной косе.
— Я приехал за тобой, — сказал Мунгун Гу. — Старый хан хочет взять тебя в жёны.
— Я не хочу быть женою злого старого хана! — закричала Оюн. — Спаси меня от него, и я буду жить в твоей юрте до конца своих дней.
— Пусть будет так! — воскликнул Мунгун Гу. — Я не дам тебя в обиду!
— Скорее бежим отсюда! — проговорила Оюн. — Если мой отец застанет тебя здесь, он прикажет убить нас обоих.
Они выбежали из дворца и вскоре достигли леса, где пасся конь Мунгун Гу.
Мунгун Гу вскочил на коня, посадил перед собой Оюн и помчался.
Всю ночь и весь день скакал быстроногий конь, только к вечеру остановился.
Крепко спали Мунгун Гу и Оюн, а утром проснулись и увидели, что их окружают цирики Харгэрт-хана. Сорвал Мунгун Гу с плеча лук, начал стрелу за стрелой во врагов пускать. Цирики щитами прикрываются, а сами подползают ближе да ближе. Тогда соскочил Мунгун Гу с коня, обнажил меч и начал рубить врагов. Ударил одного, другого ударил, двадцать цириков повалил батор, а двадцать первого не мог повалить: сломался его меч. Видит Мунгун Гу, что мчится на него огромный цирик, укрюк хочет накинуть. Вырвал Мунгун Гу из-за пояса пастушью палку и бросил её в великана. Только он это сделал — все ханские цирики замертво повалились.
Понял Мунгун Гу, что палка эта не простая, поднял ее с земли, вскочил снова на лошадь и помчался с Оюн дальше.
Ночью легли они спать, а утром проснулись, видят, что окружил их новый отряд цириков. Видно, решил Хар-гэрт-хан обязательно вернуть свою дочь и взять в плен Мунгун Гу.
Схватился Мунгун Гу за лук — вспомнил, что все стрелы накануне расстрелял и меч свой калёный сломал. Хотел он вырвать из-за пояса пастушеский посох, а посоха-то и нет. Видно, потерял, когда скакал на лошади.
— Не страшна мне смерть, — говорит Мунгун Гу дочери Харгэрт-хана, — а страшно тебя потерять!
Сказал он это и почувствовал у сердца нестерпимый жар. Это подарённый ему уголёк докрасна раскалился.
Не смог вытерпеть Мунгун Гу такого жара, бросил уголёк в траву. И только он это сделал, как запылало по степи пламя и ветер погнал его прямо на цириков. Поскакали цирики прочь, только немногим от огня спастись удалось.
Когда враги исчезли, уголёк сразу же потух. Мунгун Гу спрятал его опять за пазуху, а потом поехал искать потерянную палку. Вскоре нашёл он пастушеский посох, заткнул его за пояс и опять поскакал с Оюн на запад.
Сколько времени ехали они, — не известно, только раз на опушке увидели беглецы заброшенную юрту и поселились в ней.
Хорошо зажили Мунгун Гу и Оюн. Мунгун Гу каждое утро уходил на охоту, а жена его разводила огонь и готовила пищу.
Один раз сказал Мунгун Гу жене:
— Подари мне один золотой волосок. Я буду всегда носить его на своей груди.
Оюн вырвала золотой ьолосок из своей косы и дала его мужу. Спрятал Мунгун Гу драгоценный подарок и пошёл весёлый на охоту. Два дня счастливо охотился он, на третий отправился домой. По дороге присел отдохнуть на степной камень и вспомнил о жене. Достал он золотой волосок, стал любоваться им. Вдруг налетел ураган, вырвал из рук Мунгун Гу волосок и унёс его куда-то в степь.
Долго стоял в горести Мунгун Гу, оплакивая потерю. Потом вспомнил, что у Оюн есть ещё два золотых волоска, и сказал себе:
— Попрошу у неё второй волосок.
Сказал так и, не ведая беды, пошёл домой.
А ураган тем временем принёс золотой волосок Оюн в ханский сад. Увидел хан волосок, разгневался, приказал позвать к себе тушимэла.
Прибежал тушимэл от страха еле живой. Показал ему хан золотой волосок, закричал сердито:
— Мунгун Гу украл у меня невесту, а ты не можешь сё найти! Если к исходу весеннего месяца я не увижу в своей юрте прекрасную Оюн, я прикажу вбить тебя живым в землю!
Взял тушимэл сто цириков и поехал искать ханскую невесту. Сто дорог изъездил он и нигде не мог найти следов Оюн. И уже третий весенний месяц подходил к концу, когда увидел раз тушимэл Мунгун Гу. Он сидел в степи на придорожном камне и любовался золотым волоском своей жены. Хитрый тушимэл приказал цирикам спрятаться в высокой траве, а сам притворился больным и хилым.
— Сто лет тебе жизни, храбрый батор! — сказал он, кланяясь до земли. — Ноги мои отказываются идти дальше. Дай мне отдых в своей юрте.
— Счастье живёт в той юрте, где уставший находит приют. Ступай за мной.
И Мунгун Гу повёл тушимэл а к своей юрте. А следом за ним крались цирики. И только он вошёл в юрту, как на него набросились все сто цириков. Многих побил своим мечом Мунгун Гу. Вся юрта наполнилась телами убитых врагов. Тушимэл увидел, что живым его в плен не взять, закричал:
— Стреляйте в него из лука! Всё равно хан его казнит!
Поняла Оюн, что нет для её мужа спасенья, выхватила у него меч и бросила его в очаг. И только меч коснулся очага, сразу же упал мёртвым Мунгун Гу.
Тогда тушимэл сказал Оюн:
— Поедешь со мной к хану. Милостивый повелитель хочет на тебе жениться!
Посадил он Оюн на коня и повёз к хану.
И в тот день, когда тушимэл привёз к хану Оюн, в этот день вернулся с войны храбрый Алтай Гу.
Узнал Алтай Г у, что друг его пропал без вести, вскочил на коня и поехал искать Мунгун Гу.
Много дней ездил он по тропам и дорогам, спрашивал всех встречных, не видели ли они славного батора. И никто не порадовал его желанным ответом.
Тогда Алтай Гу выпустил из рук поводья, закрыл в горести лицо руками и воскликнул:
— Если нет в живых моего друга, то и мне не для чего жить!
Так он и ехал, не глядя куда. Не известно, сколько времени он ехал, только вдруг конь остановился и тихо заржал.
Алтай Гу отнял руки от лица и увидел, что конь привёз его к чьей-то заброшенной юрте.
«Может быть, в этой юрте знают о судьбе моего друга». — Он соскочил с коня, вошёл в юрту и сразу увидел мёртвого Мунгун Гу.
Застонал от горя Алтай Гу, и от стона его горы осыпались.
Когда высохли глаза Алтай Гу от слёз, увидел он в очаге меч своего друга.
— Я найду убийцу, — воскликнул Алтай Гу, — и убью его этим мечом!
И с этими словами он схватил из очага меч. Но едва он прикоснулся к мечу, как Мунгун Гу открыл глаза и вскочил на ноги.
— Помоги мне спасти Оюн! — закричал он своему другу. — Её увезли к хану.
— Мы спасём её или умрём оба! — сказал Алтай Гу.
Друзья вскочили на коней и взмахнули нагайками.
Они мчались ночь, мчались день, ещё ночь мчались, а к утру увидели дворец хана. Не просто было попасть к ханскому дворцу, потому что перед ним протекала широкая река, такая широкая, что никакой конь не смог бы её переплыть.
Начали друзья строить плот. Три дня строили, а когда плот был готов, появилась со дна реки рыбища и проглотила плот.
Выстрелили баторы в рыбу — стрелы от её чешуи точно от камня отскакивают. Лежит рыба, пасть разинула, ждёт, — не станут ли они на лошадях реку переплывать, чтобы и их проглотить.
Тогда Алтай Гу выстрелил в ближнюю гору и срезал стрелой её вершину.
Подняли баторы вершину на свои плечи, подошли к реке и швырнули вершину в раскрытую пасть рыбины. Вершина и застряла в её глотке.
Обрадовались друзья: теперь-то уж это чудище никого не проглотит.
Построили они опять плот и только отъехали от берега, — забила рыба хвостом о воду. Пошли по реке волны, точно горы огромные. Не переправиться по таким волнам на тот берег.
Загоревал Мунгун Гу, затосковал Алтай Гу. Вдруг Мунгун Гу почувствовал что-то горячее на своей груди. Сунул за пазуху руку, вытащил раскалённый уголёк. Не смог он удержать в руках горячий уголёк, выпустил его из рук, и упал уголёк в реку. Сразу же вода в реке закипела ключом. Сколько рыба ни билась — ничего не помогло ей, сварилась она заживо.
Тогда сели баторы снова на плот и переправились на другой берег. Подъехали ночью друзья к ханскому дворцу, увидели у ворот девятиголового мангуса. Сторожит людоед дворец, никого в него не пускает.
Взмахнул Алтай Гу мечом — отлетела одна голова мангуса, взмахнул Мунгун Гу мечом — вторая голова отлетела. Двух голов мангус лишился, а всё равно у него ещё семь осталось. И из каждой пасти смрад, дым и пламя извергаются.
Дрожат кони под баторами, пятятся от людоеда, на дыбы взвиваются. Ударили их всадники нагайками, снова наскочили на людоеда, снова срубили у него две головы. Пять голов теперь осталось у мангуса. Завыл страшным голосом людоед, затряслась земля под баторами, но не испугались друзья, а снова ударили своих коней и налетели на чудовище. Снова две головы мангуса покатились в траву.
Три головы остались теперь у мангуса, но сломался меч у Мунгун Гу, и не мог он дальше вести бой. Тогда Алтай Гу сказал:
— Пока я бьюсь с людоедом, скачи во дворец, выручай Оюн.
С этими словами Алтай Гу стегнул сильнее прежнего своего коня и с криком помчался на мангуса.
Пока Алтай Гу бился с людоедом, Мунгун Гу влетел во дворец и увидел Оюн. Он схватил её на скаку, перебросил через седло и с радостным криком помчался обратно.
Но рано начал радоваться Мунгун Гу. Беда стряслась с его другом. Срубил две головы он у людоеда, а третью не успел, сбил его с ног мангус, прижал лапой к земле и сожрать собирается.
Увидел Мунгун Гу, что погибнет сейчас Алтай Гу, обо всём забыл, выхватил из-за пояса пастушескую палку и ударил ею людоеда по голове. И только он это сделал, — отвалилась у мангуса последняя голова.
Счастливые и радостные вернулись Алтай Гу, Мунгун Гу и Оюн в юрту на опушке. И до конца дней жили они, не боясь никаких бед. Потому что, когда у человека есть верные друзья, то беда боится входить в юрту такого человека.
