Однажды к Дауну явился высокий смуглый человек, очень изысканно одетый и отлично говоривший по-английски.
— Ахмед-эль-Бэнусси, — представился он. — Профессор психологии из Каира. Слава вашего института привлекла меня сюда издалека. Я прибыл для создания и получения аппаратов, необходимых для научной работы. По моей просьбе директор направил меня к вам, так как я узнал, что именно вы работали над сверхчувствительной аппаратурой для опытов Эдгара Кинга.
Видимо, лицо Дауна выразило что-то настолько понятное, что Ахмед-эль-Бэнусси, вежливо улыбнувшись, сейчас же добавил:
— О, не беспокойтесь, уважаемый профессор Даун. Я не собираюсь разговаривать с обитателями того света. Пусть мертвый говорит с мертвым, если может. Я интересуюсь только живым человеческим мозгом...
Эль-Бэнусси родился в Хартуме, окончил там английский колледж, а высшее медицинское образование получил в Нью-Йорке. У него были слишком черные глаза, слишком много бриллиантов на тонких нервных пальцах, слишком много вежливости, даже слащавости, на выразительных губах, постоянно напоминавших Дауну о застывшей, вечной улыбке золотой маски фараона Тутанхаммона. Но в остальном он не отличался от американских или английских ученых, с которыми Даун сталкивался.
Эль-Бэнусси исследовал биоэлектрические токи, особенно специализировавшись на электрических токах мозга. Свои опыты на животных эль-Бэнусси старался делать в отсутствие Дауна, который считал это правом ученого и не мешал египтянину. Но как-то раз Даун неожиданно вернулся в лабораторию. Входя, он увидел в одном станке задушенную мертвой петлей собаку. Другой станок, стоявший неподалеку, был плотно закрыт черным ящиком. Приоткрыв его, Даун увидел собаку, от головы которой тянулись провода к усилителям и осциллографам. Мертвое животное тоже было соединено отдельной цепью с измерительными приборами.
Эль-Бэнусси растерялся и решил откровенно объяснить цель своего опыта, казавшегося жестоким до дикости.
— Я исследую радиоизлучения мозга, возникающие при сильнейших эмоциях: ужасе, горе, радости. По моим предположениям, волны, излученные мозгом медленно убиваемой собаки, должны были попасть в мозг собаки, помещенной рядом, но абсолютно не подозревающей, что происходит с ее соседкой, и вызвать там волны такого же характера. К сожалению, мои расчеты почему-то не оправдались.
На мгновение Дауну показалось, что перед ним стоит совсем другой человек — в одежде факира, с фанатически горящими глазами. Но он не выдал своих чувств, и эль-Бэнусси продолжал:
— Я изучал опыты профессора Гартмана из института имени кайзера Вильгельма во Франкфурте на Майне. Про него говорят, что свою деятельность он начал в качестве врача одного из концентрационных лагерей Гитлера. Он утверждает, что сигналы мозга достигают других органов, минуя нервы, как сигналы радиостанций обходят телеграфные провода, направляясь в антенны приемных устройств. Усиление и исследование этих импульсов — исключительно интересная задача. Целая группа ваших ученых занимается в лабораториях Гартмана. Я встречал их у профессора. Овладение тайнами этих импульсов сулит практические результаты неизмеримой важности...
— Какие же, например?
Но эль-Бэнусси с ловкостью дипломата уклонился от прямого ответа.
В компании Столпинг выполнение заказов ученого было поставлено вне всякой очереди, и скоро в Египет отправлялась целая лаборатория стоимостью около двухсот тысяч долларов. Накануне отъезда на громадном океанском лайнере «Приз» эль-Бэнусси был особенно благодушно и радостно настроен. К Дауну он чувствовал, по-видимому, искреннюю приязнь и всячески хотел отблагодарить его за помощь в освоении сложной аппаратуры для изучения электрических волн мозга.
— Исполнилась моя мечта, дорогой мистер Даун. Я получаю возможность осуществить все мои планы благодаря чудесной лаборатории, созданной работниками вашего института и вами самим.
Я уверен теперь, что найду способы, позволяющие людям с высокоразвитым мозгом, обладающим большими умственными способностями, «заряжать» любыми излучениями своего мозга умственно отсталых, неразвитых людей, страдающих различными душевными болезнями. Передача знаний, усваиваемых годами, сделается тогда пустяком. Люди, обреченные всю свою жизнь работать на других, не будут испытывать недовольства своей судьбой, не будут восставать, ибо они всегда будут находиться под влиянием соответствующей «зарядки» при помощи моей установки, убеждающей их, что им нечего больше желать, не к чему стремиться. Вы представляете себе, каким влиятельным человеком буду я? Приехав домой, я сейчас же начну самые широкие опыты на людях. У нас там хватит материала, которого совсем нечего жалеть в случае любых неудач.
Душная июльская ночь уже спустилась на город. Очень далеко, за жидкой городской темнотой, разбавленной бесчисленными огнями, метались беспокойные зарницы. Шла гроза. Дауну казалось, что вместе с черным плотным валом грозовых туч все ближе, ближе подползает бесчисленная масса каких-то страшных существ, что-то вроде армии термитов, виденных им в пустыне Виктории. Они жадно набрасываются на создания человеческого ума, уродуют и разрушают их, оставляя от них лишь одни пустые оболочки. Им все равно что грызть — лишь бы жиреть и распространять власть своих отвратительных челюстей все дальше, по всей земле...
— Я теперь окончательно убедился, мистер эль-Бэнусси, что это мы создали вас таким, каким вы предстали сейчас передо мной. Самую отвратительную накипь на науке вы принимаете за чудесный бальзам. Аппаратуру, предназначенную для обмана, вы считаете ключом к истине.... Я довольно долго работал с вами, и мне кажется — вы скорее не шарлатан, а фантазер, легко поверивший в то, во что хотелось поверить. Если я не ошибся в оценке вас, расторгните с любыми убытками договор, верните нашей фирме эти совсем не нужные вам аппараты и приборы. А деньги потратьте на оборудование самой простой больницы, так необходимой для вашего народа.
Лицо Ахмеда-эль-Бэнусси не выразило ни обиды, ни гнева, ни разочарования. Он поклонился Дауну и вышел.
На другой день директор института объявил Дауну об его увольнении.
— С вашей стороны это уже не первая попытка подорвать авторитет компании Столпинг. Раньше жалоба на вас была принесена студентом Биллом Мэрфи. Тогда мы, к сожалению, не придали значения словам благородного юноши. Несомненно, вы были столько времени безработны не случайно. К несчастью, мы вняли просьбе уважаемого мистера Розбери. Прощайте же, мистер Даун! Я не рекомендую вам стараться получить место где-либо в сфере действия нашей компании.
— Я не собираюсь. Теперь цель моей жизни — борьба с торговцами наукой, вернее лженаукой, какой бы они ни занимали пост, какими средствами ни владели бы. Я увидел здесь достаточно. И не думайте, что в этой борьбе я буду одинок. Нас много...
— Ах, так! Охотно принимаю ваш вызов, —- сказал директор. — Но поверьте мне, что гораздо скорее, чем вы думаете, число наших противников, о которых вы нам столь торжественно сообщили, уменьшится на единицу. Наивность никогда не была достоинством борца. Вероятно, увлекшись точными науками, вы не уделили внимания другим сторонам жизни. Прочитайте старую историю о дон-Кихоте. Может быть, вы еще успеете познакомиться с печальной судьбой этого рыцаря. Прощайте!..
— Вам не удастся запугать меня. Вы привыкли, что возмущение вашими позорными делами ученые выражают либо борьбой одного против тысяч, либо уходом в свою скорлупу в ожидании лучших дней, подобно устрице, плотно захлопывающей раковину в испорченной воде.
Вы считаете, что все труженики, — это ваши рабы, что все они отравлены вашей ядовитой стряпней и что успех умственной стерилизации масс уже обеспечен. Это не так. Есть множество людей, на которых не действуют ваши коварные методы разрушения человеческой личности. Они не верят ни в какие таинственные высшие силы, якобы дающие капиталу власть вести человечество в постоянную неизвестность в беспросветном мраке через кровавые бойни, нищету, рабство. Я ухожу к этим людям...