Ослепительный свет далекой молнии на мгновение вырвал из тьмы длинную мраморную лестницу, большие вазы с гладиолусами, поднимавшимися вверх, словно факелы, с агавами, которые казались букетам из широких кинжалов, остриями обращенных к небу.
Высокий, стройный мужчина, появлялся на лестнице только в моменты вспышек молнии, как будто шагал сразу через десяток ступеней.
— Ну вот, — сказала Ольга матери, сидевшей у стола — Дождались вестника. Это конечно, от отца.
Первые капли дождя, крупные и тяжелые, ударили по окнам дома в ту минуту, когда незнакомец остановился у входа, видимо переводя дыхание. Ольга широко распахнула двери.
— Входите, вас прислал отец?
— Простите за такое позднее вторжение. Я сегодня же хотел увидеть профессора. Как жаль, что я напрасно побеспокоил вас!.. — вошедший смотрел на жену Никитина, Нину Георгиевну, вставшую с полуприкрытой книгой в руках. — Я на катере приехал из института. Но раз Игоря Николаевича нет дома, я отправлюсь в поселок и подожду его возвращения. Разрешите мне наведаться завтра?
— Нет, нет! — воскликнула Нина Георгиевна. — Оставайтесь у нас. Обязательно! Сейчас хлынет настоящий ливень. Извините, как вас зовут?
— Михаил Волков.
Ольга критически оглядела Волкова:
— Наверно, вы механик? Или, может быть, вычислитель? Я не припоминаю вас. А ведь я частенько бываю в институте и всех людей, непосредственно связанных с «Марсом-I», хорошо знаю.
Волков несколько секунд молча смотрел на аквариум, в котором серебристые плоские рыбки держались на одном месте, как будто подвешенные на невидимых нитях елочные игрушки.
— Я… биолог, старый ученик Игоря Николаевича. Он преподавал у нас астробиологию. Но я в дальнейшем специализировался по нашей, земной биологии. Занимаюсь членистоногими.
— А!.. — разочарованно протянула Ольга. — Помню, однажды и отцу приехал его ученик-биолог. Прощаясь, он забыл про коробочку с живыми каракуртами. Ее кто-то раздавил, и потом всем, кроме мамы, пришлось долго вылавливать разбежавшихся пауков.
Волков тихо засмеялся.
— Не беспокойтесь, я не привез ничего… — он помедлил: — живого…
— Меня интересовала ваша специальность, — продолжала Ольга, — потому что я сотрудница института. В «Марсе-I» есть моя доля участия. К несчастью, я оступилась на трапе у монтажной площадки и немного вывихнула ногу. Так и не удалось посмотреть на испытание двигателя «Марс-I».
Вынужденное безделье раздражало девушку. С некоторой суровостью она думала о ночном госте: «Такой сильный, цветущий молодой человек, а занимается букашками…»
Волков, не подозревая, что думает о нем Ольга, с большой радостью принял предложение Нины Георгиевны. Перспектива хотя бы ненадолго вновь очутиться снаружи, где уже лил дождь, мало привлекала его.
Через несколько минут он оказался в просторной, уютной комнате, мягко освещенной скрытыми лампами, приятно согретой воздухом, прошедшим установку искусственного климата. Волков предвкушал, как растянется на удобной постели. Несмотря на широкие окна, выходившие на море, оглушительные раскаты грома не помешают заснуть. Михаил заметил установку, закрывавшую окна ловушками для звуков. Стоило только при помощи нескольких рукояток на эбонитовой панели управления произвести требуемую настройку, и любые звуки, даже грозы, прорывавшиеся в комнату, должны были «завязнуть» в акустических лабиринтах.
Волков протянул руку к панельке управления ловушками, но в дверь комнаты постучали.
— Пожалуйста! — отозвался молодой человек, подходя к двери. С изумлением он увидел Ольгу в непромокаемом плаще с капюшоном, надвинутом на самые глаза.
— Извините меня, — сказала девушка. — Мне пришла мысль, что с тех пор как папа уехал куда-то, мы ни разу не были в его лабораториях, где он проводил столько времени один. А итти туда не так уж безопасно: они представляют собою как бы кусочки Марса, Венеры и других планет со всеми их особенностями… Не согласились бы вы проводить меня? Нога немного болит, да и одной трудновато осмотреть все. А в случае чего-нибудь неожиданного…
— С огромным удовольствием! — воскликнул Волков.
Косой дождь, лившийся потоками, встретил молодых людей за дверями дома. Ветер, как будто хотевший в клочья изорвать плащи, мешал итти. Ольга протянула Волкову руку.
При вспышке молнии Волков разглядел невысокие корпуса, выстроившиеся один за другим. Без окон, они показались ему угрюмыми.
Профессор Никитин был не только знаменитым конструктором космических кораблей, но и выдающимся биологом. Он много лет посвятил исследованиям условий жизни на других планетах, искусственно воспроизведенных в специальных зданиях.
Ольга, открыла замок двери, потом нажала кнопку выключателя. Вспыхнула лампа, осветившая небольшую узкую комнату.
— Мы пока только в тамбуре. Но и здесь советую вам дышать спокойно, ровно. Когда окончательно придете в себя, мы оденемся соответствующим образом, и я постепенно создам здесь такие же условия, как в лаборатории. Тогда мы отправимся путешествовать по Венере.
— Я готов, — ответил Волков.
В тяжелой одежде, похожей на водолазный костюм, с несколькими прослойками, защищавшими от сильной жары, в шлеме, с кислородным аппаратом для дыхания, Волков смотрел через стекла, как неузнаваемо преобразившаяся Ольга двигала блестящие рычаги и внимательно следила за приборами на большом щите. Ольга повернула крошечный штурвальчик, выступавший из стены, и Волков увидел, как почти четверть этой стены с какой-то особой торжественностью стала медленно поворачиваться вправо, открывая вход в следующее помещение.
Тревожный желто-оранжевый свет, проходивший как будто сквозь прозрачную дымку, сгущавшуюся у потолка, заливал голые черные и серые камни, нагроможденные причудливыми грудами. Мелкий серый песок — пыль «Венеры» — покрывал весь пол лаборатории. В наушниках шлема Волкова раздался отчетливый голос Ольги:
— Мой отец немного художник и даже в научной лаборатории любит создавать различные эффекты, поражающие глаз. По его убеждению, Венера при близком знакомстве выглядит именно так. Это подтверждают и строгие научные данные. Но мне кажется, что вы охотно вернулись бы обратно…
Вместо ответа Волков решительно шагнул вперед. Он шел по рыхлому слою пыли, рассматривая желтые и оранжевые растения. Когда-то они были зеленого и голубого цветов. Но необходимость отражать красные и инфракрасные лучи, несущие наибольшее количество тепла, заставила растения искусственной Венеры постепенно изменить свою окраску.
В радионаушниках Волкова вновь послышался мелодичный голос Ольги:
— Раз вы оставили астробиологию и так долго не виделись с отцом, я посвящу вас в некоторые его последние работы. В сущности, загадка Венеры раскрыта совсем недавно. Не было даже хорошо известно, есть ли на этой планете реки, моря, жизнь, подобная земной. В течение многих лет и в этих лабораториях отца и в других искусственно воспроизводятся физические условия различных планет и изучается, какие земные растения и животные лучше всего могут приспособиться и жить на Марсе, Венере. Посмотрите на эти растения. Вы их должны узнать: они много лет назад были найдены в горячих источниках Средней Азии, в ущельях, раскаленных подобно духовой печи… Как пышно развились они тут! Они еще на Земле боролись с жарой, духотой, жили без влаги. А это некоторые из животных, для которых решена проблема жизни «на горячей сковородке».
Среди камней и растений лениво, медленно передвигались крупные животные, напоминавшие Волкову страшную на вид австралийскую ящерицу молоха. Они сплошь были покрыты бесчисленными шипами-наростами, служащими для поглощения малейших количеств влаги из воздуха. Вообще «Венера» профессора Никитина, по мнению Волкова, представляла собою теплицу или оранжерею с температурой, поднявшейся до 80° и застывшей на этом числе, невыносимом для человека.
Ольга осмотрела каждый закоулок лаборатории, заглядывая в каждую большую щель и даже с трудом и отвращением влезла в пещерку, в которой скрывались какие-то существа, напоминавшие Волкову тихоокеанских крабов, попавших на сушу.
Только обойдя лабораторию, девушка устало опустилась на обломок растрескавшегося камня.
— Каждый день. — глухо промолвила она, — много часов отец проводил здесь, особенно в последнее время. Как-то он мне сказал: «Надо приучать себя к мысли, что среди такой же пыльной пустыни, быть может, даже без этих скромных признаков жизни мне долго придется бродить одному».
Немного отдохнув и переодевшись, Ольга и Волков через тамбур, герметически отделявший «планеты» одну от другой, прошли в соседнее помещение.
— Марс… — услышал Волков голос Ольги.
На «Марсе» одетый в шубу и шлем Волков чувствовал себя сравнительно неплохо — словно он забрался на очень высокую гору с разреженным воздухом, с низкой температурой. Растений здесь было множество, но только голубого, синего и фиолетового цветов, чтобы они могли поглощать скупое тепло, попадавшее извне. Свет тут был неприятный, голубовато-фиолетовый, словно на дне моря. Мхи, плауны, низкорослые деревца, похожие на иву и березу, покрывали почву «Марса». Сравнительно теплый день на Марсе сменяется лютыми морозными ночами даже в экваториальных областях. Поэтому животные на «Марсе» имели необычайно густой длинный мех, защищавший их от резких колебаний температуры.
Особенно понравилось Волкову странное мохнатое животное на очень высоких и тонких ногах. Оно было ласково, как домашняя собака.
— Это далекий, чрезвычайно сильно изменившийся потомок горного козла, — оказала Ольга. — Я надеюсь, что на Марсе есть гораздо более красивые и воинственные существа, но отец говорит, что именно подобное животное, если завезти его на Марс, может там жить и размножаться лучше всего.
— Да, — сказал Волков, задумчиво гладя неведомое животное, прижавшееся к его колену, — давно прошли времена, когда акклиматизация требовала многих лет. Этот процесс теперь безмерно ускорен. Я вижу, что в нашем распоряжения есть уже животные, годные не только для Марса, но и для Венеры и для других, еще более неуютных планет солнечной системы.
— Сейчас здесь день, — прервала Ольга Волкова. — Но я всесильна… И через несколько минут наступит ночь с ее страшным холодом. Смотрите внимательно, как эти ручьи, эти лужицы и струйки воды превратятся в лед, в прозрачные сталактиты. Чудесная картина! Смотрите и ужасайтесь.
Ольга подошла к герметически закрытому пульту управления. Снаружи попрежнему свирепствовала гроза. Оглушительный удар грома отозвался на «Марсе» едва уловимо, но «марсианский» свет вдруг погас. У потолка вспыхнула единственная белая лампа. Однако накал ее быстро спадал.
Ольга подбежала к двери в тамбуре, толкнула ее сначала рукой, затем всем телом.
В наушниках Волкова раздался странно приглушенный голос:
— Мы в плену. Нечаянно я отключила грозовой предохранитель и удар молнии повредил левую часть электрической цепи лаборатории. Автоматическая блокировка двери повреждена. А как открывают двери в таких случаях, я, увы. не знаю. К тому же что-то произошло с регулятором температуры, он застрял на положении «Полярная ночь».
Волков поспешил к двери, но его усилия ни к чему не привели. Температура застыла на минус 70°, нагрев костюмов, производившийся током по кабелям, тянувшимся за «космическими» путешественниками, как хвосты, выключился.
— Вы понимаете, что нас ждет? — спросила Ольга совсем глухим голосом.
Волков кивнул, смотря, как сероглазое узкое лицо девушки с чудесными каштановыми волосами как будто расплывается, уходит вдаль… Морозный узор начал быстро затягивать стекла шлема. Ольга слегка покачнулась. Волков подхватил ее и посадил на обломок скалы. Они сидели рядом, рука Волкова в толстом грубом рукаве лежала на плечах Ольги.
— Как будто стало теплее… — сказала Ольга.
— Да, — ответил Волков, поеживаясь и стараясь, чтобы в наушниках не раздавался предательский дробный стук его зубов. Он словно сквозь туман видел руки Ольги, покоившиеся на ее коленях. Собственно не руки, а огромные неуклюжие рукавицы. Но Волков ясно представлял себе в них тонкие кисти девушки, невольно нанесшие только что смертельный удар и ему и себе самой. Чувствовал он к этим рукам только нежность, какой он не испытывал ни к одним рукам на свете…
Стекла шлема совсем затянулись льдом. В наушниках прозвучал слабый шорох, показавшийся Волкову словом «прощай». Безразличие замерзающего человека, убаюкивая, охватило Волкова. Он летит куда-то… не страшно, не больно… Вдруг полет прекратился резким толчком. Тепло медленно поползло от ног к сердцу, к самым кончикам пальцев рук. Со стекол шлема стали сплывать бельма инея и льда, и еще тускло, сквозь маленькое прозрачное окошечко Волков увидел человеческую фигуру, формы которой скрывал марсианский костюм. Неведомая фигура бесцеремонно раскачивала Ольгу за плечи. Тяжелый шлем девушки сначала бессильно клонился то вправо, то влево, потом начал сопротивляться посторонним усилиям и, наконец, вздернулся вверх.
— Как вы посмели войти сюда одни? — отчетливо услышал Волков сердитый мужской голос.
— Мы искали тебя, папа, — смиренным тоном ответила Ольга.
Волков попытался встать. Но рука тяжелой каменной глыбой опустилась на его плечо.
— Сидите, сидите. Никаких резких движений. Теперь я здесь командую!
Через полчаса Волков лежал в своей кровати. Он даже не включил акустическую ловушку, потому что звуки затихавшей грозы были для него звуками прекрасной жизни, к которой он вернулся.
Полный необычайных впечатлений, Волков быстро уснул. Сны были тревожны и странны. Мохнатые существа с горящими глазами толпились около него, издавая певучие, высокие звуки. Огромные змеи с гладкой кожей, сверкающей, как драгоценные камни, вдруг вздымались перед ним, покачивая головами, похожими на человеческие…
Утром Ольга и Валкое сидели на нижней ступени лестницы, тянувшейся от дома до самого моря. Они наслаждались ярким солнечным светом и теплом. Ольга по временам останавливала пристальный взгляд на Волкове.
— Я так и не пойму: окаменели вы вчера от холода, или вы человек, встречающий опасность как подобает?
— На меня действовал двойной холод: лаборатории и вашего сурового взгляда. Без этого я, наверно, метался бы, как обезьяна в ловушке, — шутил Волков, внимательно следя за стайкой серебристой кефали.
Ольга сердито всплеснула руками.
— Вы как эти медузы! — сказала она, указывая на голубоватые колокола, висевшие почти неподвижно у поверхности моря. — В вас нет стремительности, готовности к головокружительному полету. Очевидно, вы слишком погрязли в своих баночках, скляночках, аквариумах, где все так тихо. Конечно, вам известно, что такое «Марс-I». Ведь это слово постоянно упоминается в институте. Но настоящих горячих чувств наш космический корабль в вас не вызывает…
Вспоминая, каким встревоженным было это красивое девичье лицо вчера ночью за стеклами шлема, Волков следил за Ольгой, внезапно высоко вскидывавшей черные тонкие брови, сердито сжимавшей губы, делавшей презрительную гримаску, потом вдруг вспыхивавшей жизнерадостным смехом. Волков готов был сознаться в робости кролика, в полном незнакомстве с «Марсом-I», в чем угодно, лишь бы по-прежнему Ольга горячо и страстно убеждала его в прелестях космонавтики, в превосходствах мощнейших двигателей для космических ракет, в разработке которых она участвовала.
«Марс-I» был недавно создан строителями космических кораблей под руководством Никитина. Он обеспечивал безопасность при взлете с Земли и при посадке на Луну, Марс или другую планету. Цель первого полета ракетоплана типа «Марс-I» с человеком была двойная: проверить состояние искусственных спутников Земли, запущенных значительно раньше, а потом достигнуть Венеры. Ракеты без команды, посланные с различных ракетодромов, взлетев со скоростью от 8 до 11 километров в секунду, автоматически изменили направление своего полета и начали бесконечный путь вокруг Земли на расстоянии от нескольких сотен до 35 тысяч километров. С помощью радиосигналов управления с Земли некоторые из них были связаны в надежные, прочнейшие острова.
— Отец уже не молодой человек. Но он поведет в космос свой корабль! В день старта упадет парусина с грандиозного бериллиевого памятника, отлитого в честь этого полета. А вы… Эх, вы!.. Видимо, я никогда не обращу вас в свою веру. «Рожденный ползать…»
— Нет, нет, — перебил Волков. — еще две-три такие лекции, и я сам попрошусь в полет… Но только с вами.
Несмотря на шутливый тон Ольги, Волков чувствовал, что она чем-то встревожена. Особенно ясно сказывалось это, когда девушка украдкой следила за своим отцом. То же самое Волков заметил и в поведении Нины Георгиевны.
Самого профессора Волков раньше знал совсем другим. Ему, еще очень молодому, было непонятно, что человек может измениться так быстро. Никитин выглядел усталым, постоянно обеспокоенным…
В конце дня, прошедшего для Волкова как одно прекрасное мгновение, к нему в комнату вошел Никитин.
— Итак, — сказал профессор, — все решено. Я сразу понял это по вашему лицу, по глазам… Вы привезли заключение?
Волков молча наклонил голову и протянул профессору запечатанный пакет. Никитин, не вскрывая его, сунул в карман.
— Я рад, что все это поручено вам, моему лучшему ученику и соратнику. Что именно решит комиссия, я, собственно, знал и сам. Но мне казалось: а вдруг природа сыграет со мною какую-то дружескую шутку? Вдруг ко мне вернулось здоровье молодости. В этом странном состоянии несколько дней назад я решил проверить себя, так сказать, на практике. Я думал вернуться настолько быстро, что отсутствие мое не вызовет беспокойства дома…
С некоторой нерешительностью Никитин продолжал, часто делая долгие паузы:
— Маленький корабль был совершенно готов к полету вокруг Земли. Вы незнакомы с ним. Это новинка, созданная Крыловым. Я еще и еще раз внимательно осмотрел все, проверил управление. Все в полном порядке. Тогда я лег в футляр, уменьшающий перегрузку тела при взлете. Взглянул на большую черную стрелку, стоявшую на нуле шкалы, и нажал кнопку. Над головой вспыхнула красная сигнальная лампочка. Такая же загорелась и у смотрового окна.
Раз… Два… Три… Четыре…
Досчитав до десяти, я закричал во весь голос и продолжал кричать, ощутив первый мощный толчок ракеты. Не знаю, известно ли вам, что много лет назад летчики пикирующих бомбардировщиков открыли, что крик или пение помогают переносить перегрузку организма при выходе из пике. Лежачее положение и постепенный набор скорости уменьшали мучительность перегрузки от ускорения, но все же я чувствовал, как отливает кровь от мозга. Я стал хуже видеть, указатели курса полета представлялись мне просто белыми пятнами. Началось головокружение, простое головокружение, от которого в данных условиях очень трудно застраховать человека моего возраста. За щекою у меня лежала пилюля в тонкой нерастворимой оболочке. Я все время думал, что на короткий миг лекарство, содержавшееся в ней, даст мне почти сказочную силу. Я потрогал пилюлю кончиком языка. Головокружение не проходило. А что, если неправильно работает автомат, поврежденный при взлете? Что, если закапризничал один ив двигателей? Дефект должен быть устранен немедленно. Я разгрыз оболочку пилюли. Язык и левая щека онемели. Сейчас же, словно из тумана, выплыли стрелки приборов, исчез шум в голове. И только бегло глянув на приборы, я понял, что ракета летит, сбившись с курса, куда-то в космическое пространство.
«С одним мотором что-то случилось. Надо встать», — подумал я. Нажал кнопку управления своим футляром и попробовал встать. Как будто началась борьба с невидимым осьминогом. Я оказался слишком слаб! Слаб, несмотря на прием всей дозы сильного лекарства! Тяжелые щупальца давили плечи, стискивали шею, не давая дышать. С огромным трудом я схватил ближайший рычаг управления: в порядке! Другой, третий… Четвертый не двигался. Я тянул его вверх, вниз, наваливался всем телом. Бесполезно!
А ракета неслась и неслась, и возвращение на Землю делалось все более невозможным. Надо выключить двигатели. Если горючего не останется, все будет кончено: ракета навеки повиснет в безвоздушном пространстве. Но, сделав несколько лишних сотен километров, космический корабль все же подчинился моей руке.
Никитин подошел к большому книжному шкафу и вынул растрепанный том давным-давно забытого журнала за 1913 год. Он быстро нашел нужную страницу и протянул книгу Волкову. Под общим заголовком были собраны портреты авиаторов. В фантастических шлемах, в кепках, в шляпах, семьдесят семь молодых, полных сил людей разных национальностей казались друзьями, сфотографировавшимися вместе на память.
— Вот мой далекий предок, авиатор Никитин, «Вуазен» которого развалился в воздухе в воскресный день над праздной толпой… У всех этих пилотов были отвага, кое-какие необходимые навыки. Но техника стояла тогда очень низко.
Авиаторы, пилотировавшие тогдашние «летающие этажерки», постоянно рисковали своей жизнью.
Игорь Никитин, портрет которого вы здесь видите, не знал, что в такой ветер, в какой он поднял свой «Вуазен» над площадью, машина должна была рухнуть неизбежно. Теперь мы твердо знаем и все возможности своих машин, и каверзы любой погоды, и соответствие своего внутреннего состояния с поставленной задачей. И именно поэтому я не могу и не хочу повторить того, что сделал Игорь Никитин много лет назад.
Волков долго молчал, не решаясь нарушить ход мыслей своего учителя. Потом он сказал голосом, в котором чувствовались и восторг, и преклонение, и еще что-то, чего не мог бы определить ни профессор, им сам Волков.
— Вы изумительный конструктор, Игорь Николаевич, и летали вы так много. Не мне говорить вам, что полет на космическом корабле — сейчас еще трудное испытание для организма… То, что вы мне сказали, только подтверждает это. Но «Марс-I», ваше лучшее детище, вылетит в срок. Не печальтесь, что вас там не будет! Вы создадите еще более прекрасные межпланетные корабли… такие, на которых смогут летать все, кто угодно, — дети, пожилые люди… Но сейчас…
Волков оборвал фразу, стиснул руку учителя и стремительно вышел из комнаты.
Никитин устало взглянул на раскрытый журнал со старым снимком. Юная французская летчица с пышной прической и огромными глазами как будто прислушивалась к тому, что, улыбаясь, говорил ей сосед, летчик Игорь Сергеевич Никитин.
После отъезда Волкова профессор сказал жене, что не полетит на «Марсе-I», так как чувствует себя недостаточно хорошо. Нина Георгиевна, отлично понимавшая состояние Игоря Николаевича, молча сидела рядом с ним у огромного, во всю стену окна, выходившего на море. Луна медленно поднималась над черной громадой мыса, походившего сейчас на чудовище, припавшее к воде круглой гигантской головой с настороженно поднятым ухом.
В этот миг язык пламени вырвался на мысу и взмыл вверх.
— Что это? — воскликнула Нина Георгиевна, вскочив и всем телом припав к стеклу балконного окна. — Что это? Катастрофа? Ведь это там, на площадке твоего корабля!..
— Нет. Это не катастрофа, а победа. Очень большая победа. «Марс-I» вылетел точно в назначенный час. Ведет его в пространство наш недавний гость, Волков. Он прислан был институтом, чтобы, как мой ученик и друг, поговорить со мною, сказать, что специальная комиссия, исследовавшая мое здоровье, рекомендует мне… остаться на Земле. Он передал мне письмо комиссии, которое я вскрыл после его ухода. Там было сказано, что полетит Волков, если я не имею ничего против этой кандидатуры… Что ж, лучшего человека для такого трудного дела нельзя было выбрать. Я позвонил об этом в институт.
В комнату торопливо вбежала Ольга. Она бросилась к матери, не заметив отца, стоявшего в глубине комнаты.
— Как прекрасен этот полет, мама! И как страшно смотреть на огненный след в небе; словно что-то отрывается от самого сердца. Ведь там…
— Папа здесь, — мягко сказала Нина Георгиевна. — Летит наш бывший гость, Михаил Волков.
Ольга отшатнулась от матери, схватившись за спинку кресла.
— Кто же пустил его в ракету? Он обманул всех на ракетодроме, воспользовавшись каким-нибудь словом отца… неосторожной запиской… Безумец погибнет!
— Он космонавт редких качеств, — перебил Никитин. — Он готовился как мой дублер. Но… мой полет был бы ошибкой. Ведь это первый большой корабль. Чтобы лететь на нем, нужно железное здоровье. Так, пожалуй, бывало с каждой новой машиной — от старинного дирижабля и до самолета.
Профессор ласково притянул к себе Ольгу и сказал:
— Ты огорчена? Напрасно. Думаю, что мы еще всей семьей слетаем на Марс. Я уверен, что мы скоро создадим межпланетные корабли, на которых сможет летать любой человек.
Никитин подошел к приемнику, стоявшему в углу комнаты, включил его и настроил.
«Тик-так, тик-так, тик-так…»
Это в тишине раздались сигналы, излучавшиеся радиопередатчиком ракетоплана. Никитин слушал, наклонив голову. И лицо его, чуть освещенное слабым светом шкалы приемника, стало мягче, спокойнее.
— Все в порядке. Механизмы работают идеально. Пока ты будешь слышать эти «тик-так», ты можешь быть уверена, что ракета и ее водитель в безопасности…
Девушка стояла у окна, смотря на какую-то светящуюся точку, которая как будто двигалась. И ей казалось, что весь мир сейчас настороженно прислушивается к однообразным слабым сигналам жизни, несшимся из пространства на Землю.
— «Марс-II» может отправиться, не ожидая возвращения «Марса-I», — сказала Ольга. — И ты мне говорил, папа, что он может взять пассажира?
— Да. Пилот и один пассажир.
— Я хочу полететь на «Марсе-II». Помоги мне в этом, отец. Хорошо?
Никитин молча кивнул головой, не отрывая глаз от неба. Всем сердцем своим, всеми своими помыслами он был там, в бесконечном и таинственном просторе космоса.