Время возникновения остальных библейских псалмов.
Такие результаты астрономического исследования псалма 22 (21), показывающие для него христианскую эпоху, заставили меня пересмотреть с новой точки зрения и остальные древнееврейские гимны. Все они носят характер этой же эпохи как по своему стилю, так и по настроению. Самый еврейский заголовок большинства псалмов (МЗМУР Л-ДУД) в переводе на русский язык значит «музыка возлюбленному», так что ни о каком авторе Давиде тут речи нет. Если даже и произносить еврейское начертание ДУД — как Давид, то переводить надо — псалом Давиду, а не псалом Давида. Если же принять во внимание, что еврейское начертание Л-ДУД — значит просто возлюбленному, то, отметив себе, что исследованный нами 22 (21) псалом несомненно посвящен столбованному «спасателю», после того как Иоанн Хризостом возвел его своим Апокалипсисом в самого «творца мира», пришедшего отдать себя в жертву за грехи, — и все псалмы, имеющие этот заголовок, следует считать посвященными Иисусу же, а потому тоже написанными не ранее V века.
Их введение в церковный ритуал приписывается (Сократом-Схоластиком) талантливому религиозному поэту и композитору Флавиану Антиохийскому, жившему в начале V века. Было бы странно думать, что это введение случилось лишь через тысячу лет после их сочинения (!), а потому и мое вычисление только восстановляет естественную хронологическую связь, которую можно было бы установить, и не прибегая к астрономии, по общим законам литературной и художественной эволюционной преемственности.
Но как бы ни смотреть на этот предмет, все равно: псалом 22 явно посвящен «Великому царю богославцев», символизированному Змиедержцем, поднимающимся на небо рождественским зимним утром, в солнечном одеянии, на «Лани Рассвета».
То же самое мы видим и в ряде других псалмов. Так, в 31 (30) мы читаем мольбу верующего:
«Истощилась от печали моя жизнь, и прошли мои годы в стонах; сила моя иссякла от моих проступков, и высохли от них мои кости. Я сделался поношением своих врагов и соседей и страшилищем для своих знакомых. Видящие меня на улице бегут от меня. Я слышу злоречие многих; они сговариваются против меня и замышляют исторгнуть мою душу. В твоей руке, Грядущий, мои дни. Избавь меня от руки моих врагов и гонителей. Яви светлое лице твое твоему слуге. Спаси меня твоим снисхождением» (11 — 17).
Совершенно это же повторяется с мелкими вариациями и с признаками подражательности в псалме 87 (88), в псалме 70 и 68, в псалме 101 (102), и особенно в псалме 37 (38), где значительная часть содержания прямо переписана отсюда, а следовательно, и из псалма 22, где все это есть.
В псалме 34 (35) автор поет уже в бодром настроении, по крайней мере, без упоминания о собственных грехах, а только о чужих:
«Побори, грядущий властелин, борющихся со мною! Возьми щит и латы и восстань на помощь мне! Обнажи меч и загради меня от преследующих меня! Да будет путь их темен и скользок, и вестник Грядущего (комета) да преследует их!» (1 — 6).
«Отведи душу мою от их злодейств, спаси от Львов мою единственную! Я прославлю тебя в великом собрании, ибо они составляют замыслы против мирных земли, раскрывают на меня свои пасти и насмешливо говорят: „Хорошо! хорошо! Все видел наш глаз!“ Не удаляйся же от меня! Да облекутся в стыд и позор величающиеся надо мною, и язык мой будет проповедывать твою правду и хвалу всякий день» (17 — 28).
То же самое говорится и в псалме 54, написанном, повидимому, после того, как комета отошла от Ориона.
«Выслушай, грядущий властелин, мою правду, прими мою мольбу из нежных уст. Ты испытал мое сердце, посетил меня ночью, искусил и ничего не нашел. Я охранил себя от путей неправильных. Укрой меня в тени твоих крыльев от врагов моей души, окружающих меня. Они устремили глаза свои на меня, чтобы низложить меня на землю. Они подобны Льву ( созвездие), жаждущему добычи, подобны Львенку (созвездие), сидящему в тайном месте. Восстань же, Властелин, и низложи их; избавь мечом твоим (кометой) душу мою от нечестивого».
Еще более ярко проявилось это бодрящее настроение в псалме 16 (17):
«Объяли меня муки смертные, облекли меня цепи ада и опутали меня сети смерти. Я призвал Громовержца в своем бедствии, и он услышал мой голос из своего чертога (неба). И потряслась и всколыхнулась земля, и сдвинулись основания гор, и поднялся дым от его гнева; Всепожирающий огонь изошел из его уст, и посыпались пылающие угли (извержение вулкана?). Наклонил он небеса (грозовой тучей). Он воссел на колесницу и понесся на крыльях ветра. Он сделал мрак своим покровом, мрак вод и воздушных облаков. И бежали перед ним его облака, град и огненные угли. Загремел Громовержец на небесах, пустил свои стрелы и рассыпал их, как множество молний, И открылись источники (небесных) вод, и раскрылись основания вселенной от твоего громового голоса, от дуновения твоего гнева. И извлек меня Громовержец из множества вод и избавил меня от моего сильного врага (кометы) и от ненавидящих меня» (6 — 16), «ибо я был непорочен перед ним» (24).
А вот еще подражание, и с новой точки зрения, в псалме 67 (68), показывающее, что я правильно поступил, когда перевел еврейское начертание АБИРИ Б ШН — могучие в круговом движении, а не могучие Васанские, как сделали церковные переводчики, думая, что дело идет о некоей земной возвышенности.
«Высота божия, высота Кругового Движения (зодиакальный пояс не6ес!) Высота высокая, высота Кругового Движения!» Зачем вы, горы (земные) высокие, завистливо смотрите на эту высоту, на которой соблаговолил обитать сам бог и будет обитать вечно? Там десятки тысяч, тысячи тысяч колесниц его (светил, и среди них во святилище своем властелин высот Сины» (16 — 18). «Воспевайте бога-Громовержца земные царства и хвалите повелителя, шествующего на небесах» (33 — 34). «Да восстанет бог, и расточатся его враги, и да бегут от лица его ненавидящие его! Как тает воск от лица огня, так нечестивые да погибнут от лица бога-Громовержца, а справедливые да возвеселятся! Пойте хвалу нашему властелину, превозносите ходящего на небесах!» (2-5).
Тот же самый стиль, т.е. та же самая эпоха чувствуется и в других псалмах, где нет явных заимствований из псалма 22 (21). Вот, например, хоть «18 гимн Возлюбленному»:
«Небеса проповедуют божью славу и возвещают о делах его рук, день дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка и наречия, где не слышался бы их голос. Звук его раздается по всей земле и идет до пределов вселенной. Выходит солнце, как жених, из своего брачного чертога и, как исполин, радостно пробегает свой путь. От края небес его начало, и на краю небес конец, и ничто не укрыто от его теплоты». «Откровенье Громовержца умудряет неведающих».
«Славьте бога богов, — продолжает эту апологию псалом 135 (136), — велика его милость!» «Он утвердил землю на водах», «сотворил великие светила, Солнце для управления днем, Луну и звезды для управления ночью». «Ты испытал меня, Грядущий, и все знаешь, — говорится далее в „138 (139) гимне Возлюбленному“. — „Иду ли я, отдыхаю ли, ты окружаешь меня, и все мои пути тебе известны. Еще не явилось слово на моем языке, а тебе оно уже вполне известно. Высоко для меня твое знание, и не могу постигнуть его. Куда уйду от твоего воздействия и убегу от твоего лица? Взойду ли на небо, ты там, сойду ли в преисподнюю, и там тебя найду. Возьму ли крылья зари и перелечу на край моря, и там поведет меня твоя рука. Скажу: „может быть, тьма сокроет меня?“, но для тебя и ночь прозрачна, как день. Испытай же меня, властелин, и узнай мои помышления; посмотри, не на опасном ли я пути, в направь меня на путь вечный“.
«Хвалите Громовержца все вестники небес, — заключает эту апологию псалом 148, — хвалите его солнце и луна, хвалите его все звезды света. Хвалите его небеса небес, и воды, что выше небес». «Хвалите Грядущего на земле все бездны моря, все рыбы великие и огонь, и град, и снег, и туман, и бурный ветер, исполняющий его веления; хвалите его горы и холмы, и кедры, и все плодоносные деревья, и звери, и всякий скот, и пресмыкающиеся животные, и крылатые птицы, юноши и девицы, старцы и отроки, ибо слава его и на земле и на небесах».
Во всей этой лирике старинных гимнов столбованному «возлюбленному» чувствуется то же самое настроение, та же самая идеология, а потому и время их возникновения не может быть рассеяно на несколько веков. Это одна и та же эпоха — первый порыв восторженного энтузиазма, беспредельного самоотвержения, к которому подготовляли земную жизнь в лице его последнего творения — человека, вечные законы мировой эволюции, те самые законы, которые управляют жизнью и всех других светил, вызывая там в известные периоды аналогичные чувства и аналогичные стремления.