ЖРЕБИЙ ВЫНУТ
По прошествии нескольких минут ужасного, убийственного молчания Гаркуша первый получил порядочное ощущение своих чувствований, взглянул на небо, перекрестился дрожащею рукою и, опершись о дерево, - ибо колени его тряслись, как тростник во время вихря, - прерывающимся голосом сказал к окаменелым своим товарищам:
- Друзья мои! Видите ли вы эти ручьи пролитой крови? Это огненная река, отделившая нас навсегда от прочих человеков. Возвратиться в прежнее состояние - значит прежде времени погубить себя и телесно и душевно. Ужасный начин сделан. Успокоить души наши уже невозможно. Остается одно средство быть еще скольконибудь не без утешения, и это средство есть заморить совесть, так, чтобы она не имела ни сил, ни времени напоминать нам прошедшее. Как это сделать, спросите вы?
Идти вперед дорогою, которую теперь бог указал нам.
Будем мстить злым людям, а особливо так называемым благородным, из числа которых этот кровожадный волк, алкавший нашей гибели, принудил нас, - всевидящий бог и вы, друзья мои, были свидетелями, сколько просил я, чтоб он оставил нас в покое и не накликался на смерть, - принудил нас сделаться убийцами, сделаться злополучнейшими людьми, которых когда-либо освещало солнце божие! Не может быть, чтобы дело сие [оста лось] без самого внимательного, самого строгого исследования. Нас будут искать с двух сторон: со стороны оскорбленного правительства и со стороны бездушного пана Аврамия. Продолжать путь до границ Китая было бы безрассудно. Надобно дождаться, пока дело это хотя несколько позабудется и жар преследователей утихнет. Итак, мы отправимся в самую густую, непроходимую часть сего бора.
Пока у нас есть порох и дробь, мы голодать не будем.
Я слыхал, что лес сей наполнен дичью и в середину его самые отважные проникать не осмеливаются; одни - боясь злых духов, а другие разбойников, третьи же волков и медведей. Там-то мы покудова оснуем наше жилище, а в случае оскудения в житейских припасах один из нас вечернею порою будет входить в ближнее селение и запасаться всем нужным. Жребий бросим, кто и когда должен подвергаться опасности для общей пользы. Самого себя не исключаю в сем случае от выемки жребия. Но как в теперешнем нашем положении не только нужен, но даже необходим порядок и строгая подчиненность, иначе мы непременным образом погибнем, подобно червям древесным, и как вы уже избрали меня своим начальником, то я в присутствии бога и вас всех клянусь для вашей безопасности не жалеть последней капли крови моей; клянусь не прежде проглотить каплю воды, пока не увижу, что имеете довольно для утоления жажды; не прежде возьму ломоть хлеба в руку, пока не уверюсь, что вы все сыты будете; не прежде предамся сну, пока не рассмотрю и не устрою, чтоб все вы спали безопасно и покойно. В утверждение клятвы моей целую ружье в дуло, прося бога-мстителя разрешить его и поразить меня, если клялся не от чистого сердца. После от вас того же потребую!
После сей речи Гаркуша заряжает ружье пулею, взводит курок, ставит у дерева и, произнесши: "Боже праведный! Внемли клятве моей!" - с величайшим благоговением целует его в дуло. Отошед несколько шагов, он продолжает:
- Теперь каждый из вас клянись: беспрекословно исполнять вес мои повеления, отнюдь не спрашивая, для чего я то или другое приказываю. Помощником себе избираю Артамона, коему в случае моих отлучек повиноваться точно, как самому мне. От стана, который изберу я для нашего временного укрытия, никто не смеет отойти далее пятидесяти шагов без моего позволения. У нас все должно быть общее, так как участь наша есть общая.
Когда рассужу я напасть на проезжих или даже на панов в хуторах их, всякая добыча, самая маловажная, должна быть представлена на мой произвол. Я один буду знать, что причислить в общую казну или что подарить кому. Вражда, ссоры и прочие неистовства не будут терпимы между нами. Всякий, преступивший мои повеления, будет наказан по важности вины своей. Себе предоставляю в случаях важных, как то: в измене, побеге, трусости и тому подобных, наказать смертию виноватого.
Согласны ли, друзья?
По некотором молчании вся дружина диким голосом возопила:
- Клянемся жить и умереть с тобою! Клянемся повиноваться тебе, как отцу и пану!
После сей клятвы каждый с трепетом благоговения подходил к ружью и целовал в дуло.
По окончании обряда Гаркуша приказал троим из товарищей зарядить ружья пулями на случай встречи с диким зверем, ибо людей они не ожидали; а троим дробью, чтобы по дороге не пропустить случая запастись зайцами, тетеревами и прочею дичью. Устроя таким образом, взвалили Охриму на плечо ношу и пустились в чащу леса.
Они шли по течению солнца. Чем далее подвигались во внутренность бора, тем казался он непроходимее. Необъятной величины дубы, сосны, вязы и тополы нередко на довольное пространство времени скрывали от них образ солнца. Им встречались глубокие болота и пространные топи, из коих некоторые они вброд переходили, а другие должны были обходить кругом. Солнце совершило уже две трети своего течения, а беглецы и не думали остановиться. Гаркуша, в душе которого пылало адское пламя, шел вперед и не чувствовал усталости. Его лицо, облитое потом и кровью, ибо он нимало не остерегался и шел напролом, представляло улыбку, которая ужасала самых его товарищей. За час до заката солнечного прибрели они к краям не очень просторной, но ужасной бездонной пропасти. Ее точно можно бы счесть бездонною, если бы не мелькал на дне густой древний осинник, которого серебристые листья беспрестанно колебались. Внимательно посмотрел Гаркуша вниз, долго рассматривал со стороны правой и левой, потом голосом тихим сказал:
- Видите ли, братья, как милосердный бог печется и о грешных несчастных тварях своих! По наружности судя, так эта пропасть будет колыбелью дальнейших подвигов наших. Сядем здесь и подкрепим силы свои пищею, а после постараемся сойти вниз. Хотя с первого раза кажется это и невозможно, но так обыкновенно представляются нам все опасности, пока они вдалеке, как скоро же приближатся, то надобно быть великим трусом, чтобы затрепетать перед ними. Мы должны быть готовы по роду избранной жизни испытывать это каждую минуту.