Происхождение и детство
«Мое детство? В нем баловство и проказы с одной стороны, наказания и ожесточение с другой. Бесконечные болезни до семи-восьми лет, хождение во сне по наущению дьявола. Две гувернантки — француженка мадам Пенье и мисс Августа София Джефрис, старая дева из Йоркшира. Несколько нянек, и одна наполовину татарка. Родилась в Екатеринославле в 1831 году. Солдаты отца заботились обо мне. Мать умерла, когда я была ребенком». [14, с.149]
Следует добавить, что в то время ей было одиннадцать лет. «Мисс Джефрис… пришла в отчаяние от своей ученицы, и девочку опять отдали ее нянькам почти до шести лет, после чего ее с младшей сестрой отправили к отцу. В течение следующих двух или трех лет маленькие девочки находились под опекой ординарцев отца; старшая всегда предпочитала их общество компании женщин. Военные брали их везде с собой и всячески баловали как «детей полка». [20, с.17]
Госпожа Блаватская продолжает: «Странствовали с отцом и его артиллерийским полком до восьми-девяти лет, иногда навещая бабушку и дедушку. Когда мне исполнилось одиннадцать лет, бабушка взяла меня к себе. Жила в Саратове, где дедушка был губернатором, а прежде он занимал эту должность в Астрахани и под его началом было несколько тысяч (80 тыс. или 100 тыс.) калмыцких буддистов». [14, с.150]
«В детстве я познакомилась с ламаизмом тибетских буддистов. Я провела месяцы и годы среди ламаистских калмыков Астрахани и с их первосвященником.
…Я была в Семипалатинске и на Урале вместе со своим дядей, владельцем обширных земель в Сибири у самой границы с Монголией, где находилась резиденция Терахан Ламы. Совершала также путешествия за границу, и к пятнадцати годам я узнала многое о ламах и тибетцах» [8, ХХ, с.190].
Старый друг семьи, Е. Ф. Писарева говорила: «У Е.П.Б. очень интересное происхождение — среди ее предков были французы, немцы, русские. Ее отец принадлежал к роду наследных макленбургских принцев Ган фон Роттенштерн-Ган. Ее мать была правнучкой гугенота Бандрэ де Плесси, изгнанного из Франции по религиозным причинам; в 1784 году его дочь вышла замуж за князя Павла Васильевича Долгорукого; их дочь — княжна Елена Павловна Долгорукая вышла замуж за Андрея Михайловича Фадеева — это была бабушка Елены Петровны Блаватской, которая воспитывала рано осиротевших детей своей дочери. Она была выдающейся, высококультурной и исключительно образованной женщиной необыкновенной доброты; она переписывалась со многими учеными, например с м-ром Мурчесоном, президентом Лондонского Географического Общества, и другими известными ботаниками и минералогами…
Она знала пять иностранных языков, прекрасно рисовала и была во всех отношениях замечательной женщиной. Свою одаренную натуру она передала дочери — Елене Андреевне, матери Елены Петровны. Елена Андреевна писала романы и рассказы, была известна под псевдонимом «Зинаида Р.» и пользовалась широкой популярностью в 40-х годах. Многие горевали из-за ее ранней кончины, а Белинский посвятил ей несколько лестных строк, назвав ее «русской Жорж Санд».
Я много слышала о семье Фадеевых от Марии Григорьевны Ермоловой, обладавшей прекрасной памятью и хорошо знакомой с ними по Тифлису, где ее муж в 40-х годах был губернатором. Она вспоминала Елену Петровну как весьма одаренную, но очень своенравную девочку, не подчинявшуюся никому. Их семья пользовалась высокой репутацией, особенно о бабушке окружающие были самого хорошего мнения, и хотя она почти не выезжала с визитами, весь город приходил к ней «засвидетельствовать свое уважение». Кроме дочери Елены Андреевны, ставшей женой артиллерийского офицера Гана, и другой дочери (в браке Витте) у нее было еще двое детей: Надежда Андреевна и Ростислав Андреевич Фадеевы…
Рано осиротев, Елена Петровна большую часть своего детства провела у своего деда Фадеева, вначале в Саратове, а затем и в Тифлисе. Летом вся семья выезжала в летнюю резиденцию губернатора — большой старинный особняк, окруженный садом с множеством таинственных уголков, прудом и глубоким оврагом, за которым до самого берега Волги простирался густой лес. Пылкая девочка наблюдала загадочную жизнь природы; она часто разговаривала с птицами и животными. Зимой же кабинет ее ученой бабушки был самым интересным местом, разжигающим даже менее богатое воображение. В этом кабинете было много удивительного: чучела различных животных — оскаленные морды медведей и тигров, а также изящные маленькие колибри, совы, соколы и ястребы, и над ними под самым потолком огромный орел раскинул свои величественные крылья. Но самым впечатляющим был белый фламинго, вытянувший, как живой, свою длинную шею. Когда дети приходили в кабинет бабушки, они садились верхом, как на коня, на белого тюленя и в сумерках им начинало представляться, что чучела оживали и приходили в движение, а маленькая Елена Петровна рассказывала им многие страшные и захватывающие истории, например о фламинго, чьи бело-розовые крылья, казалось, были забрызганы кровью.
Кроме видимой всеми части природы она наблюдала и кое-что другое. С раннего детства маленькая ясновидящая видела какого-то величественного индуса в белом тюрбане. Она знала его так же хорошо, как своих родных, и называла своим Хранителем. Она часто говорила, что он всегда спасал ее во всех бедах.
Один из таких случаев произошел, когда Блаватской было 13 лет. Лошадь, на которой она ехала верхом, внезапно испугалась и встала на дыбы. Девочка была выброшена из седла и повисла, запутавшись в стременах. Все то время, пока не остановили лошадь, она чувствовала, что чьи-то руки поддерживают ее тело.
Другой похожий случай произошел в более раннем возрасте, когда она была совсем еще маленькой. Ей очень захотелось лучше рассмотреть одну картину, которая висела высоко на стене и была прикрыта белым покрывалом. Она попросила снять покрывало, но ее желание не исполнили. Тогда однажды, когда девочка была одна, она пододвинула к стене стол, поставила на него еще один маленький столик и на нем установила стул. Затем взобралась на этот стул, одной рукой опираясь на стену, а другой схватила за край покрывала. Но тут потеряла равновесие и больше уж ничего не помнила. Когда же она пришла в себя, то увидела, что лежит на полу, здоровой и невредимой, а оба стола и стул стоят на своих прежних местах. Единственным свидетельством, подтверждающим, что это событие действительно имело место, были следы ее маленьких ручек на пыльной стене под картиной». [23, январь, 1913, с.503]
Предоставим г-же Блаватской продолжить рассказ о своем детстве: «Поездка в Лондон? Впервые я была в Лондоне вместе с отцом в 1844, а не в 1851 году… Отец привез меня в Лондон для занятий музыкой. Позднее брала уроки музыки у старого Мошеле. Жили мы где-то недалеко от Пимлико — но я за это не поручусь». [14, с.150]
А. П. Синнет пересказывал забавный случай, происшедший во время ее первого приезда в Лондон: «Что касается ее знаний английского языка, то здесь ее самолюбию был нанесен тяжелый удар. Говорить по-английски ее учила первая гувернантка мисс Джефрис; но на юге России не очень разбирались в диалектных тонкостях. А так как гувернантка была родом из Йоркшира, то стоило мадемуазель Ган начать говорить, как это вызвало дружный смех среди ее знакомых. Смесь йоркширского диалекта с екатеринославским производила столь комический эффект, что мадемуазель Ган вскоре решила, что больше не станет подобным образом развлекать своих друзей и оставила попытки освоить английский язык». [20, с.38]
Госпожа Блаватская продолжает: «Мы с отцом провели неделю в Бат и целыми днями были оглушены колокольным звоном. Я захотела проехать верхом по-казацки, но он мне не разрешил, и я закатила истерику. Он благословил небеса, когда мы наконец вернулись домой. Путешествовали два или три месяца по Франции, Германии и России. В России наш экипаж преодолевал за день 25 миль». [14, с.150]
«В письмах, написанных по-французски, мы добавляли de к своей фамилии — как благородные. Если же фамилия писалась по-немецки, то добавляли von. Мы были и мадемуазель de Han и von Han. Мне это не нравилось, и я никогда не ставила de к фамилии Блаватского, хотя он и был знатного происхождения; его предок, гетман Блаватко оставил две ветви — Блаватских в России и Графов Блаватских в Польше.
Что еще? Отец был капитаном артиллерийского полка, когда женился на моей матери. После ее кончины он оставил службу в чине полковника. Служил в 6-й бригаде и имел чин помощника капитана уже по выходе из Пажеского Корпуса. Дядя Иван Алексеевич фон Ган был директором департамента портов России в Санкт-Петербурге. Первая его жена demoiselle d'honneur (достойная дама) — графиня Контоузова, en secondes noces (во втором браке) он был женат на еще одной достойной даме (правда изрядно высохшей) — мадам Чатовой.
Дядя Густав в первом браке был женат на графине Адлерберг, дочери генерала Броневицкого и т. д. и т. д. У меня нет нужды стыдиться своих родственников, но мне стыдно, что я Блаватская, и если бы я приняла британское подданство и стала какой-нибудь миссис Снукс или Тафматтон, то, как говорят здесь, «целовала бы за это руки». Я не шучу. В противном случае я не смогу вернуться в Индию». [14, с.150]
«Моя сестра Вера на три года младше меня. Сестра Лиза родилась от второго брака моего отца; он женился, насколько я помню, в 1850 году на баронессе фон Ланге. Года через два она умерла. Лиза родилась, не помню точно, но кажется в 1852 году. Моя мать умерла через шесть месяцев после рождения моего брата (Леонида) в 1840 или 1839 году, точно не помню». По сведениям ее сестры Веры Желиховской, более точной в датах, их мать умерла в 1842 году. Желиховская писала: «Наша мать Елена де Ган, nee (урожденная) Фадеева умерла в возрасте 27 лет. Несмотря на раннюю кончину, она успела завоевать литературную известность, позволившую назвать ее «русской Жорж Санд» одному из наших лучших критиков — Белинскому. В шестнадцать лет она вышла замуж за Пьера де Гана, артиллерийского капитана и вскоре полностью отдалась воспитанию детей.
Старшая дочь, Елена, была не по годам очень развитым ребенком и уже с раннего детства обращала на себя внимание всех окружающих. Она не признавала никакой дисциплины, не прислушивалась к наставлениям воспитателей, обо всем имела собственное мнение. Она была исключительно оригинальной, самоуверенной и отчаянной. Когда после смерти нашей матери мы стали жить у ее родственников, наши учителя теряли с Еленой всякое терпение, но несмотря на ее пренебрежительное отношение к урокам, их поражала необыкновенная одаренность, особенно легкость, с которой она изучала иностранные языки и ее музыкальные способности. Ей были свойственны все черты характера мальчишки, как хорошие, так и дурные; она любила путешествия и приключения, презирала опасности и была абсолютно равнодушной к указаниям старших.
Перед самой кончиной… мать очень беспокоилась о дальнейшей судьбе своей старшей дочери, и для этого беспокойства были все основания. «Ну что ж, — говорила мать, — может оно и к лучшему, что я умираю: по крайней мере, не придется мучиться, видя горькую участь Елены! Я совершенно уверена, что доля ее будет не женской и в жизни ей суждено много страдать».
Какое верное пророчество!» [14, с. 160; 15, ноябрь, 1894]