Кратковременная поездка в Европу
В биографии, составленной А. Безант, отмечена ее кратковременная поездка в Италию в 1867 году. Поездка эта была полна приключений. Прежде всего, она отправилась с больным ребенком, которого взяла в Болонье, в надежде спасти ему жизнь. Ей не удалось довезти его живым к гувернантке, выбранной для него Бароном, и его похоронили в небольшом городке на юге России. «Не сообщая об этом родным, я вернулась в Италию с тем же паспортом», — писала она.
«Затем следуют Венеция, Флоренция, Ментана. Что я делала там, об этом всю правду знают лишь Гарибальди (сыновья) и еще Синнет, — и некоторые мои родные, но сестра не знает». [14, с.144] «Я была в Ментане в 1867 году в октябре, во время битвы. Уехала я из Италии в том же году, в ноябре. Была ли я туда послана или попала туда случайно, это вопрос, который относится лишь к моей частной жизни». [8, т. XIX, с.292]
В первом альбоме вырезок Блаватская записала свой отклик на статью «Воинственные женщины», в которой она названа «начальником штаба гарибальдийцев»: «Каждое слово в этой статье — ложь. Никогда я не состояла в штабе Гарибальди. С друзьями поехала в Ментану, чтобы помочь бороться против папистов, но сама оказалась раненой. Никого это не касается, и меньше всего — репортера».
Полковник Олькотт пишет: «Она мне говорила, что была свободомыслящей и сражалась вместе с Гарибальди в Ментане, в кровавом бою. Как доказательство, она мне показала перелом левой руки в двух местах от удара сабли и попросила прощупать в своем правом плече пулю от мушкета и еще другую пулю в ноге. Также показала мне рубец у самого сердца от раны, нанесенной стилетом. Рана эта вновь открылась, когда она была в Читтендене. Она попросила тогда моего совета и потому показала мне рану. Это была более старая рана; еще в 1859 или 1860 году она открывалась в Ругодеве… Мне иногда кажется, что никто из нас — ее коллег, вообще не знал действительную Е.П.Б., что мы имели дело только с искусно оживленным телом, настоящая ее джива была убита в битве под Ментаной (2 ноября 1867 года), когда она получила эти пять ран и ее, как умершую, извлекли из канавы» [18, т.1, с.9, 263, 264]
От полученных ран она излечилась во Флоренции. Она пишет: «Сербского господаря убили в 1868 году, когда я была во Флоренции после Ментаны, перед отъездом в Индию через Константинополь. …Вы же знаете, что было в Ментане в октябре 1867 года (Олькотт более точен, упоминая ноябрь). Во Флоренции я была около Рождества, может быть на месяц раньше… Из Флоренции я поехала в Антемари, по дороге в Белград, где в горах я должна была встретить и сопровождать до Константинополя (как повелел Учитель) известного от Сербии до Карпат… (имя в тексте не указано). Пожалуйста, не говорите про Ментану и про Учителя, я вас очень прошу…» [14, с. 151—153]
Ссылка на смерть сербского господаря затрагивает интересную тему — ее совместную работу с Учителем Илларионом. Это тот Учитель, которого Махатма К. Х. назвал «Адепт, который пишет рассказы вместе с Е.П.Б.» («Письма Учителей Мудрости», т.1). Один из его рассказов озаглавлен «Одухотворенная скрипка» и подписан «Илларион Смердис, Т. О., Кипр, 1 октября 1879» (Е.П.Б. иногда называла его «Кипрским Адептом»). Рассказ помещен в ее «Таинственных рассказах» (Nightmare Tales), которые вышли в 1892 году. Другой рассказ — «Может ли двойник убить?» основан на факте — смерти сербского господаря. Его можно найти в «Теософисте» за январь 1883 года, в первый раз он появился в журнале «New York Sun» в 1870-х годах в серии «Необыкновенные рассказы», которые Е.П.Б. публиковала под псевдонимом «Хаджи Мора». Нет ли в этом псевдониме завуалированного указания на ее паломничество в Мекку? Может быть это имя, которое она использовала в том путешествии?
Так как Е.П.Б. была участницей или свидетельницей событий одного из этих рассказов, то мы приводим здесь вкратце его содержание:
«В одно утро 1867 года из Восточной Европы пришло известие, что Михаил Обренович, сербский наследный князь, его тетя, принцесса Екатерина, или Катинка, как ее называли и ее дочь были убиты средь бела дня, в их собственном саду под Белградом. Убийца или убийцы остались неизвестными… Ползли слухи, что это кровавое преступление совершил князь Кара-Георгиевич, давно претендовавший на занятие сербского престола, отцу которого Обренович нанес какую-то большую обиду…
В разгаре последовавших в Белграде политических событий эта личная трагедия была забыта и только одна старая сербская дама, очень преданная семье Обреновичей, никак не могла успокоиться после совершенного убийства. У гроба убитого она поклялась отомстить за его смерть, распродала свое имущество и исчезла. Когда я была в Белграде и множество гостей толпилось вокруг моей скромной персоны, мне рассказывали необыкновенные вещи об этой старой даме, о ее оккультных знаниях. Эту даму (я назову ее госпожой П.) всегда сопровождала другая особа, которой суждено было стать героиней нашего рассказа. Это была молодая цыганка, лет четырнадцати. Где она родилась, кем была раньше, она так же мало знала, как и все остальные. Мне говорили, что цыганка эта из табора, бродившего по стране, что ее маленькой девочкой подкинули к дому госпожи П., у которой потом она стала жить. Ее называли «спящей девушкой», потому, что она могла заснуть в любых условиях и, проснувшись, подробно и ясно рассказывала о своих снах. Девушку звали Фросей.
Примерно через 18 месяцев после совершения белградского преступления, слух о нем дошел до Италии, где я в то время находилась. Я путешествовала по стране в маленьком фургончике, впрягая в него лошадь. Однажды я повстречалась с одним старым французом — ученым, который, как и я, путешествовал в одиночестве, с тем лишь различием, что он шел пешком, а я тряслась в фургончике, сидя на высоком троне из сена. Я наткнулась на него в одно прекрасное утро, когда он дремал в траве, и чуть не перехал его, увлекшись наблюдением окружающих мест. Знакомство состоялось быстро, никакой церемонии представления не потребовалось, потому что я раньше слышала его фамилию в кругах, интересующихся месмеризмом, и знала его как сильного адепта из школы Дюпотэ.
— Я нашел очень интересный объект в одной прекрасной «Тебайде», — сказал он мне во время беседы, когда я посадила его рядом с собой на ложе из сена. — Сегодня вечером у меня назначена встреча с этой особой. Они хотят раскрыть какое-то таинственное преступление с помощью ясновидящей девушки. Она удивительна, очень, очень удивительна.
— Кто она такая? — спросила я.
— Румынская цыганка. Кажется, она воспитана в семье сербского князя. Этого князя уже нет в живых. Считается, что он убит. Будьте внимательны! Вы нас опрокинете! — вдруг вскричал он, выхватив без церемоний из моих рук вожжи и с силой натянув их.
— Вы говорите о князе Обреновиче? — взволнованно спросила я.
— Да, действительно про него. Сегодня вечером мне надо быть там и я надеюсь закончить свою серию сеансов и достичь удивительных проявлений силы человеческого духа. Вы можете мне сопутствовать. Я Вас представлю. И, кроме того, Вы мне можете помочь как переводчик, ибо они совершенно не говорят по-французски.
Я была убеждена, что если сомнамбулой была Фрося, то там должна быть и госпожа П. и поэтому охотно согласилась. К заходу солнца мы достигли подножия холма, на вершине которого был очень красивый старинный замок.
Когда мы остановились у входа, и француз галантно стал возиться с моей лошадью, я увидела, как со скамьи, стоявшей в тенистом углу возле входа, поднялась навстречу нам стройная фигура женщины. Это была госпожа П., мой старый друг, еще более бледная и таинственная, чем она была всегда. Она не показала и тени удивления, увидев меня, а просто приветствовала меня по сербскому обычаю — трекратным поцелуем, и повела прямо в замок.
Там на маленькой подстилке, лицом к стене, сидела Фрося. Она была одета в валахский национальный костюм. На ней было что-то вроде газового тюрбана с золочеными бусами и висюльками, белая блуза с широкими рукавами и красочная юбка. Она была бледна как смерть. Глаза закрыты, лицо каменное, как у сфинкса, что так характерно для сомнамбулы в состоянии транса. Если бы ее грудь не подымалась и опускалась при каждом вздохе и не слышно было бы бренчания бус и висюлек, то можно было бы подумать, что она мертва. Француз объяснил мне, что он ее усыпил, когда мы приближались к замку, и что в таком состоянии она была и в предыдущий вечер. Затем он начал работать с «объектом», как он называл Фросю. Не обращая уже на нас никакого внимания, он взял ее руку, быстро проделал с нею разные движения, и она стала неподвижной, как из железа. Затем он согнул все ее пальцы, за исключением среднего, который он повернул в направлении вечерней звезды, сиявшей в синеве неба. Потом повернулся и стал ходить то вправо, то влево, посылая какие-то свои невидимые флюиды, как это делает художник с палитрой в руках, нанося на картину свои последние мазки…
В это время уже наступила ночь и луна осветила все вокруг своим спокойным, ясным светом. Ночи в этих местах были такими же прекрасными, как на Востоке. Французу приходилось проводить свои опыты на открытом месте, так как церковный служитель запретил производить их в замке, чтобы в святое помещение не проникли злые духи, которых он, как чужестранец, не смог бы изгнать. Старый господин снял свою дорожную блузу, засучил рукава и, приняв театральную позу, начал регулярную месмеризацию. Его чуткие пальцы излучали флюиды, искрящиеся в лунном свете. Фросю поместил он лицом к луне и каждое движение девушки было ясно видно как днем. Через несколько минут на лбу ее появились большие капли пота и медленно стекали вниз по ее бледному лицу, сверкая в лучах луны. Она беспокойно задвигалась и стала что-то тихо напевать. Госпожа П. наклонилась над девочкой и внимательно слушала, стараясь уловить каждое слово. Держа свой палец у губ, с глазами, которые, казалось выходили из орбит, старая госпожа превратилась в статую внимания.
Внезапно Фрося, поднятая как бы сверхъестественной силой, стала прямо перед нами — тихая и неподвижная, — ожидая, куда направит ее магнетический флюид. Француз молча взял руку старой госпожи и вложил ее в руку сомнамбулы и велел последней войти в общение с госпожой.
— Что ты скажешь, дитя мое? — тихо пробормотала старая сербиянка. — Может ли твой дух найти преступника?
— Ищи и увидишь, — строго приказал месмеризатор, неотрывно глядя на девушку.
— Я уже в дороге, я иду, — тихо прошептала Фрося и казалось, что голос ее шел не от нее, а из окружающей атмосферы.
В этот момент случилось что-то настолько сверхъестественное, что я сомневаюсь, смогу ли это описать. Появилась блестящая, размытая в своей форме, тень и поглотила тело девушки. Она то расширялась, то сужалась, иногда как бы отрывалась от тела и затем, сгустившись из туманности, внезапно приняла облик девушки. Колеблясь над поверхностью земли, дух закружился, соскользнул к реке и рассеялся, как туман, в лучах месяца. Я следила за всем происходящим с напряженным вниманием. Перед моими глазами происходило таинственное дело, которое на Востоке называется скин-лекка. Можно было не сомневаться (и Дюпотэ об этом правильно говорит) в том, что месмеризм — это осознанная магия древних народов, а спиритуализм — это неосознанное воздействие этой же магии на некоторые организмы.
Как только двойник девушки оставил ее, госпожа П. быстрым движением руки вытащила у себя нечто, похожее на небольшой стилет, и так же быстро передала его девушке. Это произошло так легко и быстро, что месмеризатор, погруженный в свою деятельность, ничего не заметил. На несколько минут воцарилась мертвая тишина, мы были похожи на группу людей, превращенных в камень. Внезапно с уст находившейся в трансе девушки послышался потрясающий крик. Она наклонилась вперед, подняла стилет и стала яростно размахивать им в воздухе, как будто нанося им раны какому-то врагу. Изо рта ее шла пена и дикие вопли не прекращались. В ее выкриках я несколько раз уловила два знакомых нам мужских имени. Месмеризатор был напуган и потерял над собой контроль. Ему следовало бы оттянуть флюид от девочки, а он, наоборот, еще больше усилил его.
— Будьте осторожны! — вскричала я. — Остановитесь, Вы убьете ее или она убьет Вас!
Но француз необдуманно пробудил такие природные силы, которые он не мог одолеть. Яростно кружась во все стороны, девушка неожиданно бросилась на него с такой силой, что если бы он не успел отскочить в сторону, она убила бы его. Все обошлось лишь небольшой царапиной на правой руке. Бедного старика охватила паника. Несмотря на свой огромный рост, он со сверхъестественной ловкостью вскарабкался на стену, устроился на ней верхом и, собрав остатки воли, послал по направлению к девушке ряд приказаний. Оружие выпало из руки девушки и она стала недвижимой.
— Что ты делала? — хриплым голосом вскричал месмеризатор на французском языке. — Отвечай, я тебе приказываю.
— Я делала только то, что она, которую вы велели мне слушаться, приказывала мне делать, — ответила ему девушка, также на французском языке.
— Что велела тебе делать эта старая карга? — спросил он ее, оставив всякую галантность.
— Найти тех, которые убили, и убить их. Я это сделала, и их больше нет. Отомщены! Они отомщены!
В воздухе прозвучал торжествующий крик злобной радости. Он пробудил спавших по соседству собак, и как бы в ответ на крик госпожи, начался безостановочный собачий лай.
— Я отомщена, я это чувствую, я это знаю. Мое чуткое сердце говорит мне, что моего врага уже нет. — И тяжело дыша, старая дама упала как подкошенная, увлекая в своем падении девушку.
— Я надеюсь, что мой «объект» ничего больше этой ночью не сделает. Она была очень опасна, но все равно это удивительный «объект», — сказал француз…
Мы расстались… Через три дня после этого я была в Т. (Тимишоаре); сидела в ресторане в ожидании обеда, и в руки мне попала газета. Первая же страница ее заинтересовала меня:
«Вена, 186… г. Два загадочных убийства. Прошлым вечером, в 9.45, два человека вдруг пришли в ужасное волнение, как от неожиданно появившегося страшного привидения; они кричали, бегали по комнате, размахивали руками, как бы отражая удары невидимого оружия. Они не обращали внимания на недоуменные вопросы их хозяина и прислуги. Затем они судорожно упали на пол и скончались в сильной агонии. На их телах не оказалось признаков паралича или следов каких-либо ран, но, что странно, на них позже были обнаружены многочисленные темные пятна и продолговатые отметины, сделанные без повреждения кожи. Вскрытие показало, что под каждым из этих загадочных пятен оказались сгустки свернувшейся крови. Этот случай сильно взволновал общество… Полиция оказалась не способна раскрыть преступление…»
Таков был результат эксперимента с цыганкой Фросей…»
Всё это, возможно, произошло непосредственно перед самым возвращением Е.П.Б., и ее Учителя, в Индию. Она описала в письме к своим родственникам в России один эпизод из своего путешествия. Вера Джонстон (дочь В. Желиховской) опубликовала комментарий на этот отрывок в журнале «The Path» в январе 1895 года:
«Естественно ближайшие родственники Е. П. Блаватской имели некоторые сомнения относительно этого таинственного индусского учителя. Они называли его не иначе как «языческий колдун».[23] Е.П.Б. всеми силами пыталась изменить их точку зрения. Она объясняла, что ее Учитель глубоко уважал христианское учение. Однажды ей пришлось провести семь недель в лесу неподалеку от Каракорумских гор в полной изоляции, и только Учитель ежедневно навещал ее.
Когда она там находилась, то в пещерном храме ей было показано несколько статуй великих учителей мира, среди которых: «Огромная статуя Иисуса Христа в момент прощения Марии Магдалины; Гаутама Будда, предлагающий воду нищему; Ананда, пьющий из рук парии…»
Можно предположить, что теперь несколько прояснился маршрут, по которому она следовала из Италии в Тибет. «Майор Кросс, вместе с женой и дочерью посетивший Торонто… интересно и подробно описал свое путешествие по северо-западному Тибету, во время которого он получил сведения о продвижении одной белой женщины через трудно проходимую страну на север в ламаистский монастырь в 1867 году. Местные старики рассказывали ему, что были поражены при виде этой необычной путешественницы. Он решил, что это была Блаватская, а те, с кем он беседовал, сказали, что это было через десять лет после восстания сипаев. Майор Кросс сказал, что он никогда не был теософом, но его очень заинтересовала история о путешествии Блаватской, которую ему рассказали… Он является управляющим чайной плантации и других имений Далай-Ламы в Тибете, куда он сейчас возвращается». [9, июнь, 1927]